Семья

Признаться, на долю секунды я потеряла дар речи. Потеряла голос, голосовые связки рассыпались на глазах, в горле гадко першило и грудная клетка схлопнулась до размеров спичечной коробочки. Глаза жгло. Жгло и язык, и губы, и десны, ногти, колени, бедра, лопатки. Даже корни волос сводило от безумного, терзающего внутренности зуда. Хотелось вопить, но сил хватало разве что на потоотделение и драный хрип.

Я шаркала пятками по берегам бездны, бросала блинчики в тягучие просторы безызвестности и хотела всего одного. Хотела в одно конкретное место.

Я сижу за большим столом, ноги не достают до пола, в ноздри бьет сладковатый запах мелисы. Это все мои владения. Ем что хочу, пью что хочу, леплю пироги из грязи и червей, тяну бабушку за подол юбки, требую маминых поцелуев, смешу соседей, убегаю на пруд. Строю плот, катаюсь на велосипеде, отгоняю комаров и докучливо вынываю ответ на вопрос, когда мы поедем домой. Возвращаюсь туда, даю сама себе щелбан, не торопись. Мы бредем дружной вереницей в сторону автобусной остановки. Бабушка рвет облепиху, мама хризантемы, папа просто тут. Нас так много, почему вы, такие родные, даны мне и воспринимаетесь мной как данность. Я рву грудную клетку за щепотку этого лютого умиротворения. Сладости заката, глубины книги перед сном, сытности ужина. Вы ускользнули сквозь пальцы и к этому я совершенно не была готова.

Мои скулы обрубило время. Выковало ключицы и изгиб бедра. Стало интересно можно ли прикурить трубочкой из языка. Как так случилось, что в один момент жизнь заискрила подобно чирку по спичечному коробку? В моих песнях стало слишком много я. В моих словах стало слишком много пауз. Отдышка, румянец, сон.

Я включаю одну и ту же песню, на повторе. Танцую сама с собой, курю и танцую. Жизнь жалит пятки и несет вперед, а мне бы того солнца из облепихи, а мне бы сказать то важное, мне бы не опоздать. И вот я уже жгу легкие на вокзале и чертыхаюсь под ребра.

Мне бы хотелось жить так, как было. Ловить солнечных зайчиков, лягушек, есть горох с куста, мешать клубнику с молоком, забираться отцу на колени требуя мороженого. Мне бы хотелось остановить мгновение. Мне бы хотелось жить там, а не жить тем. Потому что живя тем мне придется это отпустить.

Моя семья стала таять. Ушные перепонки выжжены словами прощания. И мне так всего этого не хочется, что порой кажется легче было бы сдаться.

Как вы с этим всем живете. Как создаете эту видимость чертовой мудрости. Как.
Я вас всех так люблю. Просто за то, что вы есть, были и будете. Что вы во мне. И если стержень есть, то он соткан из тех самых вечеров, рябины и клубники, плотов и костров, лягушек и червей. Если он есть, то это только вы.

И жизнь, такая безумная, неугомонная. И если у меня будут дети, то дай боже, чтобы внутри них тоже зародилось вот это вот все. Потому что это и есть счастье. И это и есть та великая боль.