Между сном и явью. Глава 18 дополнительная

Глава 18 (дополнительная). Сорок лет спустя.

Михалыч выключил транзисторный приёмник. Спустя минуту, за окном грянул хор сверчков, и луна протянула свои бледные руки.
 Сторож не дослушал любимую им песню Валерия Ободзинского. Ему почудилось, что в лунном свете мелькнул чей-то силуэт. Возник на миг, словно призрак старого замка и пропал. Насчёт замка Михалыч ничуть не преувеличивал. Старик работал сторожем музея «Замок графа Сосновского». То, что в замках могут водиться призраки, он читал, но их не боялся. Да и не очень - то верил. Прошёл войну – повидал ужасы! Но всё же какое-то внутреннее волнение он сейчас ощутил.
 Включил фонарик, посмотрел на часы – уже недолго оставалось до рассвета. Взял старый дробовик в одну руку, фонарь в другую и открыл дверь сторожки.
Ночь ещё царила, но постепенно теряла силу. Листья шуршали, будто крысы.
Михалыч сделал несколько шагов к замку. Ему вновь показалось, что от входа скользнула тень и пропала в синеве ночи.
- Эй! Кто здесь! Уходи прочь - не то стрелять буду! – угрожающе крикнул Михалыч, сам пугаясь своего голоса.
Он прошёл несколько шагов ко входу. Тронул дверь – та была открыта.
Михалыч похолодел – кто-то проник в здание! Но замок двери не был сломан, а будто открыт, причём изнутри.
На всякий случай Михалыч крикнул внутрь чёрной пустоты:
- Эй, кто там! А ну выходи! Здесь музей, охраняемая территория!
Никто не ответил. Недолго походив по комнатам, Михалыч вышел наружу, звякнул ключами и запер дверь.
Собственно, что в замке можно взять? Утварь? Картины? А может дверь забыла закрыть экскурсовод Людмила? Но он же должен был проверить! А вот проверил ли замки точно –  не помнил, забыл! Проклятый склероз!
Михалыч пошёл через замковый двор в сторожку. Сейчас он заварит себе чайку. До девяти утра, когда должны были прийти кассир и экскурсовод, была ещё уйма времени.
И вдруг из горла у него вырвался сдавленный крик:
- А.…!
Луч жёлтого фонаря, бежавший по плитам двора, наткнулся на чьи-то ноги.
Дрогнувшей рукой Михалыч осветил пространство – у будочки, где продавали билеты, лежал человек.
Мёртвый?
Михалыч наставил ружьё, осторожно подошёл ближе.
- Вот это да!
Человек в куртке был недвижим. Михалыч осветил мертвенно-бледное лицо.
Что же делать – нужно звонить в милицию? Или в скорую?
Михалыч осторожно, будто на фронте, наклонился и нащупал пульс. Он бился, рука была тёплой. Человек вдруг шевельнулся, застонал... Живой!


***
- Какой пахучий чай. И горьковатый.
- Ничего! Он полезный, на травах. Я их сам собирал. Когда воевал здесь, в горах – не раз заваривал по этому рецепту. Оживляет!
Незнакомец кивал, отхлебывая из кружки. На вид это был уже немолодой мужчина, но поджарый, крепкий в какой-то странной канареечно - жёлтой рубашке. На крючке висела лёгкая серая куртка.
- Рубашечка у вас, извиняюсь, импортная.
- Что-то вроде, - улыбнулся незнакомец, – по долгу службы приходится бывать за границей.
- Ух, ты! Никак журналист... Или дипломат...
Незнакомец улыбнулся:
- Что-то ближе к последнему...
- На пенсии?
- Ещё держусь...Послушайте, Константин Михалыч, что-то я в толк не возьму какое сегодня число?
Мужчина всматривался в отрывной календарь на стене.
- Ну, какое... Известно – двенадцатое июля. Всё чин по чину...
- Восьмидесятого года... – прочёл гость.
- Ну, а какого же?
И улыбнулся:
- Небось думаете у старика какой-то старый календарь висит? Да нет, новый. Ну чай-то допейте.
- Ах да...
Он сделал пару глотков и спросил:
-  А вы это... долго воевали?
- Да вот - до сорок четвёртого. Как только полуостров от немца освободили, так меня перебросили в тыл, готовили на Дальний восток, но не случилось, демобилизовали в сорок пятом, аккурат после капитуляции.
- А мобилизовали когда?
Старик удивился.
 - Ну, как и положено – в сорок первом. Как немец попёр – и забрили...
Увлёкшись, сторож начал рассказывать о своей фронтовой жизни.
А потом глянул на часы.
- Мать честная, скоро уже экскурсовод с кассиром прибудут. Мне дежурство сдавать надо, а я тут с вами заговорился...
- Ничего Константин Михалыч, идите делайте свои дела. А мне уже лучше, я пойду.
- Ну, вы уж в следующий раз - то в горах по жаре не блуждайте. Как вас... Николай? Всё-таки возраст уже не тот... И к тому же -  без проводника. Тут не то, что заблудиться можно, но недолго и упасть, шею свернуть.
Николай поднялся, улыбаясь, протянул руку:
- Ну, теперь я буду осторожнее. А то – полез в горы... Горе-турист...
Михалыч пожал руку.
- Ну, давай. Пойдём, покажу, как идти.
Они вышли из сторожки в блестящий лучами, пахнущий травами день.
- Да, вот водички у меня можете набрать... Хорошая, чистая вода! Ветерок есть, значит, будет легко идти. Вот по этой дорожке от замка и вниз на трассу. Там и словите попутку. Или через час автобус будет идти от Гранитного. Сядете.
- Спасибо. Бывайте.
Закинув за плечо вещмешок, Николай зашагал по дороге.


***
Выйдя из ломбарда, он зашёл в небольшой сквер, сел на скамейку. Долго удивлённо рассматривал деньги и потом пересчитал их. Получалась вполне солидная сумма, полученная за часы с брелоком – на первое время хватит.
На площадке девочки прыгали со скакалкой – весёлые в коротких розовых и синих платьицах.
Мимо прошли к фонтану длинноволосые парни в узких штанах в обтяжку, пёстрые рубашки на животах завязаны узлом. В руке у одного был магнитофон. Из него лилась ритмичная музыка на незнакомом языке. Потом их догнала в таких же штанах девица – покупала сигареты в киоске. Вот к киоску подошёл солидный гражданин – в костюме с галстуком и в шляпе...
«Боже, как изменился мир! Внешне, кажется, что город остался прежним, а если всмотреться...»
 Он уже насмотрелся – новые микрорайоны с грандиозными белыми домами, школы, асфальтированные дороги с потоком разнообразных машин, магазины наполнены различными товарами, частично незнакомыми... А главное – люди! Они стали раскованнее, свободнее как будто.
Правильно ли он сделал, что посетил этот мир? Нет, наверное, не напрасно! Может вот он – долгожданный коммунизм? Но... не очень-то похоже... Николай давно мечтал хотя бы ненадолго заглянуть в своё время.  Он очень волновался и ожидал увидеть ужасы войны или наоборот, далеко шагнувшее вперёд общество. Ему также хотелось узнать о судьбах друзей и знакомых.
Тот коммунистический мир, который покинул Коля Мищуков, уйдя в другое измерение много лет назад, казался теперь скромным, бедным и чрезмерно идеологизированным.
 Новый мир был красив, удобен, более свободен, полон техники и комфорта. Его поразил поток разнообразного транспорта, достаточно свободные  одежды людей, наполненность магазинов различными товарами. Можно было приобрести даже такие вещи, о которых в тридцатых и слыхом не слыхивали, как холодильники, магнитофоны, телевизоры. Весь город был оклеен плакатами спортивного типа с необычным знаком – олимпийский мишка. Из газеты, любезно выставленной на стенде, он узнал, что вся страна готовится к Московской олимпиаде.
Коля узнавал и не узнавал те улицы, по которым он ходил когда-то много лет, те здания, в которых он когда-то работал. Некоторые из них не сохранились. Такие районы, как Песчановка и подобные были застроены новыми многоэтажными домами и влились в город Солнечный.
Сам Коля в свои солидные годы был вполне счастлив. Он был женат на любимой женщине, воспитал дочь Карину, которая не так давно осчастливила его внуком. Жили они в большой стране достаточно развитой духовно, но менее -  технологически.
Женившись на Наталье, он взял её фамилию и стал Николаем Сосновским. Спустя год Николай Сосновский оставил работу на стройке и пошёл служить в милицию. Быстро сделал карьеру от рядового милиционера до начальника отделения. Кроме того у него появилось хобби – он написал фантастический роман об ином мире, такой, который позже назовут «альтернативной историей».
В те далёкие годы Наталья продолжала работать в школе, но когда родила Карину, на какое-то время оставила работу, всецело занявшись воспитанием дочери. Свою семью она горячо любила.
 Но мечта вернуться в своё измерение не покидала Николая. Наталья не хотела бросать мужа в этой необычной затее, уговаривала взять её с собой. Но Коля был упрям, считал, что на пути перемещения и в ином мире могут их ожидать трудности и опасности, которые трудно преодолеть женщине. Поэтому уговорил Наталью остаться, пообещав вернуться, во что бы это ни стало.
 На попытку «перехода» ушёл почти год – «окно» не открывалось. И лишь прошлой летней ночью Коля вдруг исчез.
 В Солнечном под видом отдыхающего Коля снял комнату. Поначалу хорошо отоспался, сходил на пляж, а затем стал изучать город.
Для обеда он выбрал небольшое кафе «Морская звезда» неподалёку от набережной. Здесь кормили вкуснейшими пельменями.
Основательно подкрепившись, Николай обратил внимание на скромно сидевшего в углу пожилого человека. Тот склонился над газетой, просматривая её без очков и как будто не видя. Рядом с ним стояла пустая рюмка и тарелка.
 У Коли была хорошая память. Он узнал этого человека. Это с ним он когда-то ехал в поезде, в вагоне - ресторане во время грозы, а затем видел ещё несколько раз. Это был писатель Алёшин. Удивительно, что внешне он мало изменился.
Коля подозвал к себе официанта.
- Могу ли я вас попросить передать бутылку сухого вина вот тому товарищу за столиком, у цветка герани.
- Конечно. Сделаем. А вы хорошо знаете этого человека? – поинтересовался официант.
Николай замялся.
- Ну не так, чтобы хорошо, но когда-то встречались.
Официант зашептал на ухо:
-  По секрету. Этот гражданин – москвич. Но почти каждое лето бывает у нас на юге для поправки здоровья. Его товарищи и поклонники собирают деньги и отправляют его сюда. Это известный писатель Алёшин. Знаете его сказку о девочке на шаре?
-  Да, что-то подобное читал. Давно. Напомните имя, отчество...
- Георгий Кристианович..., - почти по складам произнёс официант. - Ну вот...
- Тогда и закусочку сообразите...
- Сделаем.
Когда Алёшину, уже засыпавшему в своём углу, принесли бутылку «Мадеры» и закуску, то он несколько оживился. Официант что-то шепнул ему на ухо и исчез.
Алёшин долго всматривался в Николая, а потом вдруг решительным жестом пригласил его за свой столик.
- Весьма рад вашему презенту, - протянул он вялую руку. – Мы знакомы?
- Мы с вами виделись, но очень давно, Георгий Кристианович.
- Весьма польщён, что вы ещё помните меня, - медленно сказал Алёшин. – Вы ещё мужчина в самом расцвете сил. Вам ещё жить. Вы ещё застанете конец этого мира. А я уже старик. Мне восемьдесят один год. Мне иногда кричат в спину – старик! Но не оглядываюсь. Знаете почему?
- Почему? – спросил Николай, слегка улыбаясь.
- А вдруг это смерть?
- Вы боитесь смерти?
- Раньше – да. Боялся и очень. Мне казалось, что смерть это наказание. Но и рождение –  тоже наказание, со своим ещё более трудным «за что». А сейчас – нет. Не боюсь! А не оглядываюсь я потому, что сам не хочу нарываться... Но, с другой стороны - вечно жить нельзя... Представьте себе, что вы будете жить вечно? Какое нечеловеческое обстоятельство – бесконечность...Ужас охватывает! Впрочем, сейчас уже нет...
Николай разлил по бокалам вино. Соприкоснувшись, бокалы издали мелодичный звон.
- Надо наслаждаться хорошим вином, пока не наступил конец этого мира, - произнёс Алёшин. – За то, что бы наша жизнь не имела горького привкуса, как плохое осеннее вино!
Он отхлебнул, прокашлялся, взял салфетку и вытер лицо.
Николай спросил с интересом:
- Георгий Кристианович, вот вы сказали «пока не наступил конец мира». Это что, фигура речи? Что вы имели в виду?
Отодвинув тарелку с закуской, Алёшин поднял руки.
- Всё это рухнет рано или поздно. Потому, что всё конечно... И этот несовершенный мир тем более.
- Такое прекрасное общество построено... Столько всего для людей. И это рухнет?
Алёшин кивнул:
- Конечно, рухнет! Потому что основа – гнилая. Потому что строящие этот коммунизм – сами несовершенны и унаследовали худшие черты прошлого... Люди так и остались - жадные, злые, нелюбопытные, ленивые... Их не интересует прекрасное. А если они и любуются им, то каждый втайне хочет присвоить его себе, чтобы потом любоваться тайком от других...
- Ну, наверное, не все такие. Давайте всё же выпьем за жизнь.
- Давайте. Она очень красива – жизнь.
Писатель выпил и посмотрел куда-то за окно.
 - Заметили, как торжественно красив и наряден цветущий белый кустарник? Допустим, спирея... Как прекрасны шиповник и сирень? Или розовый куст под дождём... А как пахнет акация в мае! Медовый запах. Это чудесно!
- Да это приятно. Послушайте, Георгий Кристианович, вам бы записывать всё это надо, - искренне предложил Николай.
- Что именно?
- Ну... ваши мысли.
- А я потихоньку пишу. Это короткие заметки. Назову – «Книга прощания». Буду писать до последнего вздоха. Пусть потом читают...Если её ещё напечатают. А то вот написал я роман «Нищий». А его никто не хочет печатать. Говорят, в нашей стране нет, и не может быть нищих...
- Да, жаль... Но эти ваши воспоминания будут очень ценны...
- Да, это очень короткие заметки. О детстве, о жизни, о любимых книгах. Просто размышления на тему... Я стараюсь писать кратко! Мне рассказывали, что в Америке был объявлен конкурс на самый короткий рассказ. И премию получил такой: в купе сидели два джентльмена. Один сказал: Я думаю, что привидений нет. — Вы думаете? — спросил второй — и исчез. Каково, а?
- Отлично! И всё же Георгий Кристианович, поверьте, пройдёт не так много лет и вас станут почитать за классика.
- Да, вполне возможно... Вероятно - всё будет как-нибудь потом.  А сейчас...
Он закусил и добавил:
- Я одинок и доживаю свои дни... А вот, что со мной бывает! Иногда  я грежу наяву – вижу образы какой-то другой жизни: тоже вроде моей...Вдруг появляется какая-то комната с голубым светом. Чистая комната с игрушками посередине, с кроватками вдоль стен. Детская? Чья? У меня никогда не было детей! Вдруг на мгновение чувствую я, что это дети моей дочери. У меня никогда не было дочери!
И слёзы заблестели у писателя.
Николай в волнении взял эту старую руку с дряблой кожей, успокаивая старика.
- Так вот -  я пришёл к дочери, - продолжил он дрогнувшим голосом. -  Я в гостях у неё, у моих внуков... Вероятно, это воскресенье, меня ждали к обеду. Но зато я принес торт! Боже мой, как хорошо я помню этот квадрат торта, который было неловко нести...
Он замолчал, и Николай какое-то время сидел в тишине, слыша лишь музыку в динамике и сигналы автомобилей.
Пожевав губами, Алёшин сказал:
- Как-то я шёл по городскому саду в Ашхабаде и вдруг увидел: недалеко от деревьев лежат выкатившиеся на аллею большие зелёные шары.  Они похожие на шутовски выкрашенные теннисные мячи. Я нагнулся и поднял один. Довольно тяжёлая штука… Как будто похоже на плод каштана. Нет, это не плод каштана. Вскрыть?  Нет, я не стал вскрывать...
Писатель замолчал, глядя куда-то в сторону. Добавил:
- Нет ничего на свете — ни дружбы, ни любви… Есть только возможность поднять с земли в тени огромного дерева зелёный шар, который я увидел впервые в жизни. Кто ты, зелёный шар?


***
В пыльном подъезде Николай нажал на кнопку звонка. Открыла незнакомая женщина в халате и бигуди на голове. За её спиной слышалась бодрая музыка.
- Вам кого?
- Мне бы Василия Корнеева...
Женщина оттопырила нижнюю губу:
- А таких нет здесь...
- Он жил здесь ... в тридцать девятом году...
- Ха! Ну и вы и вспомнили!  Если и жил – так давно уже переехал на новую квартиру.
- Здесь раньше была коммуналка.
- Да, а теперь все комнаты отдали нам... У нас большая семья...А тех, кто здесь жил – переселили ещё лет десять назад...
- А куда? Городок - то маленький. Может. знаете?
- Ну, не такой уж маленький... Вы видимо давно не были в нашем городе.
- Давно...
- Новый микрорайон Коммунарский. Попробуйте поискать там. Но... это как иголку... Вы обращались в адресное бюро?
- Нет...
- Попробуйте обратиться туда. Езжайте на вокзал. А там...
Николай вышел из подъезда под лучи яркого солнца. Он почувствовал сильную усталость. Пришлось вернуться на снятую квартиру.
- Что-то вы совсем на море не бываете, - сказала ему квартирная хозяйка.
- Да вот друга ищу, - объяснил Николай, улыбаясь.
 Отдохнув, он поехал на вокзал, мучительно вспоминая отчество Васи Корнеева и хотя бы примерный год его рождения.
Двое Корнеевых действительно привели его на Коммунарский уже на следующий день.
В белоснежной девятиэтажке ему открыла девочка.
- Мне нужен Василий Михайлович Корнеев... Ты одна дома? Позови маму.
- А мама к соседке пошла.
Девочка шептала губами услышанное имя. Дёрнула плечами.
- Так вам, может, дед нужен? Его Василием зовут... Он пошёл сифоны заправлять.
- Что? Сифоны? – удивился Николай.
- Ну... сифоны. Газированной водой... Наверное, скоро придёт. Он часто у подъезда сидит... Там ещё ива растёт... Давайте я вас проведу.
Николай с девочкой вызвали лифт и спустились вниз. Далее Вика, как звали девочку, побежала к подружке, а Николай сел на скамейку у ивы. Двор был мирный и тихий. У железного гаража менял колесо пузатый крепыш.
Женщина развешивала мокрое бельё. Оно тяжело полоскалось на ветру. На лоджии курил усатый мужчина, серенький дымок летел по ветру. Из окна разливалась песня «Как прекрасен этот мир».
Васю Корнеева Николай узнал сразу. Он, конечно, постарел, но всё же его круглое лицо, очень доброе, осталось таким же.
Николай встал ему навстречу. Корнеев какое-то время пристально всматривался в лицо ожидающего его человека, потом поставил две сетки с сифонами на асфальт.
- Не могу глазам поверить! Товарищ капитан? Мищуков? Николай!
- Ну, здравствуй, Василий. Рад, что помнишь, не забыл.
Они обнялись.
- Слушайте, товарищ капитан, да вы мало изменились!
- Да куда там, - улыбнулся Коля. – Старею...  А ты – молодцом!
Они быстро решили, что не будут сидеть в душной квартире. Пошли в магазин, взяли бутылку «Столичной» и закуску – колбаску, банку сардин, хлеб. Со всем этим добром они расположились в беседке.
- Слушай, Коля, можно я тебя так? Куда ты пропал? Ведь тебя все искали. Думали, сгинул. Убили, а тело спрятали.
- Да понимаешь, как вышло.  Я пошёл на такой шаг... Страшный шаг! Хотя об этом потом... В общем - уехал далеко, очень далеко. Вася, ты помнишь панночку Наталью Сосновскую?
- Помню... смутно.  Это та, из замка? Я ведь тогда почти всё время без сознания был..., - вспоминал Василий, наморщив лоб.
- Она! Очень хорошая женщина. Полюбил я её, понимаешь?
В ответ Василий удивлённо кивнул.
- Ну вот, забрал её, увёз очень далеко, женился, - рассказывал Николай. - Дочь у меня...Внук...
- Ну о каком же своём страшном шаге ты говоришь?
Николай опустил голову, как бы не решаясь сказать. А потом промолвил:
- Это ведь я ликвидировал тогда Сольца... Я...
- Да ты что? Не верю! Не свихнулся ли ты часом?
- Нет...
Василий какое-то время сидел, обдумывая слова Коли и явно не веря ему. Ведь перед ним он, Николай, капитан госбезопасности.
- Но, Коля..., зачем?
- Этот Сольц был мерзавцем и предателем!
Но Вася как будто не слышал его.
- Что же ты натворил! Ведь нам бы тогда ... это оружие! Да мы бы с немцами в два счёта разделались!
- Нет, Вася, нет, ошибаешься ты. Сольц пытался бежать за границу и передать секреты. Немцам, американцам – неважно. Он советскую власть ненавидел. А оружие... Попади оно в людские руки – сколько бы зла натворило!
- И в наших руках?
- И в наших, Коля, и в наших! Пока во главе стоял наш усатый вождь – могла бы вспыхнуть новая война... Я решил – пусть оно не достаётся никому! Пока это оружие в руках низкоморальных личностей – оно натворит бед! И я убил Сольца, тело схоронил, а  его чертежи сжёг. Вот так!
Пауза затянулась.
- Кстати, хоть ты и лёг на рельсы прогресса, но воспрепятствовать появлению оружия массового уничтожения не смог. Я имею в виду атомную бомбу и всё, что последовало за ней, - задумчиво промолвил Василий.
Коля нахмурился.
- Опасные игрушки в руках людей.
- Ну ладно, давай выпьем, - неожиданно предложил Вася. – Всё это было давно и быльём поросло.
Они смачно выпили по стопочке, закусили.
- Я на твоём месте в церковь бы сходил, - сказал Василий.
- Я хожу. Регулярно... Да что мы всё обо мне. Ты - то как? – спросил Николай.
- А я что? Ушёл я тогда из органов. По состоянию здоровья. Работал преподавателем в школе милиции.
Они сидели и говорили очень долго. Николай не раскрывал секрета о том, что живёт в другом мире, при рассказе старательно обходил острые углы. Но от Василия косвенным образом узнал многие подробности.  О том, какая страшная война была. И что было после. И о последующих эпохах в истории страны. Узнал о том, как сложилась жизнь кое-кого из тех, с кем приходилось когда-то работать.
- Чистова сняли с должности из-за исчезновения Сольца. Уберёгся он только тем, что кто-то заступился за него наверху. Отправили в Красноярск на службу, там и пробыл всю войну. Потом ушёл в отставку, вернулся в Солнечный, был на пенсии, помер не так давно. Титенков ушёл добровольцем на фронт, погиб под Курском в сорок третьем. Кто ещё? Габриелян? Служил в войсках НКВД по охране и обороне тыла. Дослужился до полковника, сейчас на заслуженном отдыхе. Живёт на даче в Подмосковье. Переписываемся редко – на праздники. К нему ехать не советую. Сразу доложит куда надо – мол, объявился такой-то... Начнут копать!
Николай кивнул:
- Ну да, а органы сразу проявят бдительность. Это они умели всегда.
- И сейчас умеют.
- Слушай Вася, хотелось бы связаться с Габриеляном вот почему. Я хотел узнать о судьбах небезразличных мне людей. А он через свои связи мог бы их найти. Может я дам фамилии, а ты напишешь ему.
Василий какое-то время размышлял.
- Нет, к нему обращаться не нужно. Пожалуй, тут можно поступить вот как... У меня есть одна хорошая знакомая. Она историк – архивист, занимается поисками пропавших без вести в войне. Да ещё и парапсихологией увлекается... Вот у неё есть выходы на специальные органы, она может покопаться в архивах, дать нужные справки. И может даже больше...
- Прекрасно, пойдёт...


***
В доме, куда они пришли, двери открылись сами. Они увидели серую кошку, которая, встретив их на пороге, медленно пошла вглубь комнаты.
В полумраке Николай и Василий заметили чётко нарисовавшуюся фигуру.
Как только Николай разглядел лицо - сразу воскликнул:
- Елизавета Генриховна!
Но рыжеватая женщина с голубыми глазами лукаво улыбнулась в ответ.
- Товарищ дорогой, вы ошибаетесь. Моё имя Лилия. Лилия Матвеевна. Но возможно вы знали мою бабушку – Елизавету Генриховну Гильденбрандт.
- Вероятно так! Но как вы похожи!
- Спасибо! Для меня слова гостя звучат как комплимент. Ведь я очень любила свою бабушку. С тех пор, как она переселилась в мир иной, нет дня, когда бы я её не вспоминала.
Лилия пригласила гостей попить вкуснейшего китайского чаю с тортом.
- Мы будем пить чай из настоящего китайского сервиза. А торт я готовила сама к вашему приходу.
Усевшись в уютных кожаных креслах, они смаковали чай, неторопливо беседуя о разном.
Затем Лилия задёрнула шторы.
- Так таинственнее, - сказала она, - романтичнее. Василий, вы оставайтесь на месте, а вы Коля пойдёмте со мной, принесёте необходимые атрибуты.
И вот запылали по сторонам свечи, зажжены были ароматические палочки.
По комнате разошёлся необыкновенный запах, похожий на цветочный.
- Кратко расскажу о своём методе, не всё будет понятно, но всё же хоть как-то картина прояснится. По моей теории каждый человек имеет свою судьбу и оставляет энергетический след на земле. Так собирается в высшей сфере нашей планеты много частиц – судеб людей. Эти энергетические частицы скапливаются, переплетаются в пространстве, и только с помощью специальных действий можно их выявить. Мне удалось создать облако таких частиц, по сути являющихся судьбами уже умерших людей, живущими отдельно от мёртвого тела и души, и отобрать необходимые для вас. Но можно увидеть также судьбы ныне здравствующих. Обратите внимание, здесь мы преодолеваем время, потому что для судеб в данном состоянии категории времени не существует. Сейчас вы будете видеть, но не пытайтесь вставать и кричать – те, чьи судьбы вы видите, вас не услышат. Но судьбы могут разлететься, собрать их будет нельзя. Смотрите спокойно и расслабленно.  Видения будут краткими и ёмкими.
Николай и Василий погрузились в нечто вроде транса.
 Сначала они увидели запорошенный снегом далёкий город и человека в кабинете с телефоном. Этот человек грустно глядел в окно на голубой снег. Николай сразу узнал Чистова.
 Потом звенел телефон, Чистов отдавал какие-то распоряжения. Затем присутствие полковника на каких – то заседаниях, его сжатые кулаки – болела его жена и Чистов не мог быть с ней. Он делал ей укол, он сидел у постели, держа её тонкую руку.
Потом люди опускали гроб в мёрзлую землю. Изображения мелькали, уследить за всем и запомнить было трудно.
Вот Чистов уже в Солнечном, живёт одиноко, ходит с тростью в руке. И его уход из этой жизни.
Следующая группа картинок представляла линию судьбы Титенкова. Окоп, сухая земля, наступление танковых частей и Титенков, стоящий у артиллерийского орудия. Вот гремит взрыв, летят комья земли, и разорванное тело бойца разметалось по земле. Их товарищ погиб.
Следующая серия изображений была посвящена танкисту Фёдору Достоевскому, которого когда – то сам Николай подозревал в связях с врагами родины.
 Воинская часть, куда приехал танкист Фёдор с молодой женой, начало службы и внезапный арест. Танкист обвинялся в шпионаже. Он не был виноват, но был вынужден оговорить сам себя, чтобы репрессии не коснулись его жены Ганны, ждавшей от Фёдора ребёнка. Она осталась на свободе. Вскоре родился сын. Долго томился в холодных застенках Фёдор, неоднократно писал прошения с просьбой пересмотреть его дело, доказывая свою невиновность.
Дело было пересмотрено – на одном из документов об освобождении мелькнула дата – 12 марта 1944 года. Фёдор был полностью реабилитирован, восстановлен в партии и в звании.
В дальнейшем Фёдор был послан служить в 19 танковый корпус Четвёртого украинского фронта. Участвовал в прорыве обороны немцев в районе Сиваша и Перекопа, принимал участие в освобождении Джанкоя.
 Вот страшная картина – Фёдор выбирается из горящего танка, а потом – госпиталь. Часть тела обожжена.
Вот Фёдор уже в послевоенное время – осматривает отремонтированную казарму. Он замполит воинской части.
 Вот он играет с сыном – школьником, жена радостно улыбается.
 И скоропостижная смерть от болезни.
Возникшие внезапно зимние картины и характерный для севера пейзаж привёл Николая к догадке, что события разворачиваются в Карелии, на границе с Финляндией. Он видел лютые бои, солдат в белых маскхалатах. В одном из бойцов он узнал Павла Белецкого. Тот смотрел в бинокль, отдавал приказы, а сверху медленно сеялся холодный снег.
Мощный взрыв, летящие комья земли и снега, падение в окоп. И вот сержант тянет раненого командира подальше от пуль и взрывов.  Теперь Павел в медсанбате. А вот уже подлечившийся Павел участвует в штурме линии Маннергейма.
В следующей картинке Николай увидел площадь у Исаакиевского собора в Ленинграде. Павел, прибывший с фронта, обнимал девушку. Это была Цветана.
В дальнейшем Павел проходил службу, судя по документам, на погранзаставе в Приморском округе на Дальнем востоке.
Особенно тяжело пришлось Цветане – она в первые годы войны осталась в блокадном Ленинграде. Девушка активно помогала эвакуировать детей. Ей удалось выжить лишь потому, что отец сумел найти для почти умиравшей от истощения дочери, место в кузове грузовика, отправлявшегося зимой сорок второго года по льду Ладожского озера в тыл.
 Сам художник Славчев скончался во время блокады. В тылу Цветана занималась воспитанием эвакуированных детей.
В сорок пятом году, когда разгорелась война с Японией, Белецкий в составе пограничных войск Приморского округа участвовал в битве на Маньчжурской равнине с японцами, был награждён.
Вот его долгожданная встреча с любимой Цветаной. Ещё радость – женитьба и рождение сына! Как военный специалист в пятидесятые годы подполковник Белецкий был отправлен в Болгарию для укрепления там пограничной службы, подготовки личного состава. Цветана с сыном поехала с ним и таким образом спустя много лет вернулась на родину.
Они приняли гражданство Болгарии, живут в Софии. Сын выставляет свои работы, как художник.
Затем перед взором Николая и Василия замелькали сцены из судеб других людей – родных и знакомых.
Когда они очнулись - сиял яркий свет, и Лилия их встретила мягкой улыбкой.
- Ну, как вам встреча с чужими судьбами? Узнали что-то важное?
- Очень важное, - кивнул Василий, распрямляя затёкшие плечи.
И он стал вслух комментировать увиденное.
Николай всё ещё сидел ошарашенный, будто онемевший. Живая подлинная история его отчизны даже фрагментарно, в виде узловых моментов судеб людей острым кинжалом распорола его сознание. Но иногда ему казалось, что всё происходит в каком -то долгом и призрачном сне, перемежающимся с явью.
- Всё это ещё надо осмыслить, - сказал он, поднимаясь. - В любом случае очень сердечно вас благодарю.
Лилия подняла шторы, и гости удивились тому, что за окном ещё полыхает день, и ветки акации освещены полудневным солнцем.
- С тех пор, как мы начали наш сеанс, прошло всего пять минут, - сказала Лилия, заметив удивление гостей.
- Мне казалось, что мы смотрели всё это дней пять, - отвечал потрясённый Николай.
- Парадокс времени, господа – товарищи.
Поговорив ещё около получаса, гости стали прощаться с гостеприимной Лилией.
- Кстати, я сейчас вызову своего хорошего знакомого. Он как раз дома и сможет вас отвезти куда необходимо.
Хорошим знакомым, приехавшим спустя минут двадцать, оказался высокий и худой мужчина с прилизанными к залысине волосами.
- Альфред, - представился он, старомодно поклонившись. В длинном светлом пиджаке, свисавшем с сутулых плеч, он напоминал какую-то птицу.
Пока они ехали в «Запорожце» Николай вспомнил того самого официанта, который обслуживал их с Павлом Белецким в поезде, шедшим на юг в далёком тридцать девятом. Вспоминались гроза, рыжеватая дама в шляпке с котом, пионеры, юная вожатая Цветана. Как будто это было вчера.


КОНЕЦ

Май – август 2014 года; май – июль 2019 года.