Волшебный дар Сандалетова - фрагмент

Неожиданно выяснилось, что моя повесть «Волшебный дар Сандалетова» признана лучшей повестью русского зарубежья в конкурсе на соискание Премии имени Марка Алданова за 2019 год.

Целиком она должна быть опубликована в одном из ближайших номеров «Нового журнала», который, несмотря на название, является старейшим (выходит с 1942 года) зарубежным журналом на русском языке. В нем печатались «все» – от Набокова и Газданова до Бродского.

Предлагаю вашему вниманию начальный фрагмент повести, столь крошечный, что вполне может сойти за миниатюру. Из него проницательному читателю многое станет ясно.

*****
Несмотря на свою летнюю и даже отчасти легкомысленную фамилию, Аркадий Аркадьевич Сандалетов был скорее человеком осенним, то есть, тусклым и пасмурным, как ноябрьский денек. Да и с чего ему веселиться? Даже во времена мятежной юности страсти, влюбленности и прочие безумства как-то обходили его стороной. И в последующие годы ничего примечательного на любовном, трудовом и прочих фронтах с ним не случилось.

Он к тому же родился не просто в високосном году, что считается дурной приметой, но как раз 29 февраля – в лишний день. Так что, если по-честному, отмечать свое рождение должен был бы раз в четыре года. И этот факт стал точной метафорой его жизни. Не суть важно, что сердобольная регистраторша в роддоме записала ему в графе «дата рождения» 1 марта. Пока другие проживали четыре года, Сандалетов – только один. А, значит, и событий, достойных упоминания, на его долю выпадало в четыре раза меньше, чем у остальных.

В свои сорок лет Сандаль, как звали его немногочисленные знакомые, мира не посмотрел, себя ему не показал и тихо трудился в какой-то канцелярии совсем уж мелким клерком. По месту работы его давно записали в «бесперспективные» и терпели больше из милости, благо начальник канцелярии считался (и был) человеком с добрым сердцем и истинным либералом. Так что ни о какой карьере, а с нею – о прибавке к зарплате, думать не приходилось. Сослуживцы его почти не замечали, а если вспоминали, то лишь в тех случаях, когда надо поручить кому-то совсем уж скучную работу.

Ближе к тридцати он, как положено, обзавелся супругой, столь же малопримечательной. У них и сынок народился – под стать родителям – тихий, золотушный и блеклый.

Свои вечера Сандалетов с женой обыкновенно коротали перед телевизором. Предпочитали передачи юмористические, особенно, если с Петросяном, но не чурались и информационных программ. Тем паче, что в них сообщали прогноз погоды, которым маниакально интересовалась жена, хотя этот ее интерес ничем не был оправдан. Жизнь семьи Сандалетова от природных катаклизмов мало зависела. Хоть снег, хоть дождь – до метро всего минута ходу (в этом им повезло!). В крайнем случае, зонтик захватить. А летом? Увы, упоительное время летних отпусков, и в дождливые лета, и в вёдро, они проводили не на Лазурном берегу и даже не в Коктебеле, а у тетки жены под Кинешмой, где, правда, был пруд, а в нем водились караси.

Отсутствие событий – ни тебе радостей, ни (хотя бы) горестей – сказывалось. Супруги как-то незаметно, но быстро состарились – не по паспорту, а по жизни. Не сказать, что сам Сандалетов был в восторге от своего скучного бытия, но привык, притерпелся и начал получать известное удовлетворение от ощущения «стабильности». Любых авантюр он всегда сторонился – мол, куда нам? Мы люди маленькие. Эту присказку за ним привычно повторяла и супруга. Но порой она вздыхала, пугливо оглядываясь на Сандалетова. Из чего он сделал вывод, что она за ним не так уж счастлива, и огорчился.

Конечно, о себе, как о человеке маленьком многие говорят. Но ведь говорят больше из скромности, а в тайных мечтах и сновидениях видят себя не иначе как Бонапартом или, на худой конец, олигархом средней руки. А вот если искренне, как Сандалетов, считать себя существом ничтожным и малозначащим, то тут большая, доложу вам, разница.

Конечно, в молодости мечты Аркадия посещали. Но были они какие-то несуразные и совсем не героические. Ведь как обычно бывает? Юный человек, обдумывающий житье, задается вопросом: Делать жизнь с кого? И находит в литературе или в кино некий идеальный образ себе под стать. Кто выбирает Чапаева, кто Остапа Бендера. А любимым героем Сандалетова был, стыдно сказать, Петр Иванович Бобчинский. Да, тот самый – из «Ревизора».

Может, и не любимым, но тем, про кого мгновенно понимаешь – это же про меня! Когда этот комический персонаж просил Хлестакова передать государю – дескать, «в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский», весь класс покатился со смеху, но сердце Сандалетова вдруг сжалось от внезапного сочувствия, от тоски и печали, а глаза его наполнились слезами, ибо он понял, что хотел выразить своей нелепой просьбой милый Петр Иванович. А хотел тот очень простой вещи – чтобы на самом верху узнали, что и он, Бобчинский, существует. И не за-ради какой-то выгоды и амбиций, а чтобы просто услышали, что, дескать, и Аз есмь.

Вот и Сандалетов тоже – как Бобчинский. Мечты его не простирались дальше вполне бескорыстного желания, чтобы мир узнал, что и «аз есмь». Он помнил, как в детстве ему бабка по отцовской линии говорила: «Запомни, Аркашка, у каждого человека в жизни бывает свой звездный час» – «И у меня будет?» – с замиранием сердца спрашивал внук, прижимаясь к ней. – «Обязательно будет. И главное ¬ его тогда не упустить».

И Сандалетов терпеливо ждал своего часа, хотя уже начал сомневаться, что тот наступит. Куда больше было похоже на то, что остаток дней суждено ему коротать в рутине и безвестности, как вдруг…

2 марта, на следующий день после его формального сорокалетия, у Аркадия внезапно открылся дар. И дар, надо сказать, удивительный.

Кстати, упомянутая выше бабка, которую он часто вспоминал со светлой печалью, ему о чем-то в этом роде рассказывала. Мол, когда-то сама читала, что в древних и секретных еврейских книгах – то ли в Кабалее, то ли в Протоколах сионских мудрецов – сказано, что у праведников порой открываются неожиданные способности. Начинают они предсказывать будущее, исцелять безнадежно больных, находить клады и так далее. Не сразу, конечно, а когда к этим особым людям приходит мудрость. Вот только Аркадий смутно помнил, когда она приходит – то ли в сорок лет, то ли в пятьдесят. Ну, будем считать, что в сорок...