Новый пациент

Меня положили в больницу. Опять защемило поясницу или вылезла очередная аллергия, или проблемы со стулом, боли в животе, астма с новой силой накинулась на меня, а, может, все сразу навалилось, сильно упало давление, начались головокружения – ощущения такие, как будто в голову напихали ваты, обложили ею мозг, мысли замедлились, и для того, чтобы понять происходящее, нужно неимоверное напряжение всего тела. Это неважно. Главное, что я снова в больнице, в мамином отделении, поэтому чувствую себя комфортно как в детстве.
Помню: я вошла в палату, которую мне определили, и сразу заняла свободную кровать (вторая от окна). Очень быстро сдружилась со своей соседкой по кровати, которая лежала возле окна. Нам было интересно друг с другом, но чем мы занимались и о чем разговаривали как-то затуманилось в моей памяти.
Через некоторое время в нашу палату положили девушку, которая молча лежала на постели, свернувшись калачиком и спрятав лицо в подушку. Кровать ее стояла рядом с моей, но ни лица этой пациентки, ни голоса я не видела и не слышала. Запомнились только длинные темные вьющиеся волосы, разбросанные вокруг головы и какая-то ажурная белая шаль, в которую куталась несчастная. Говорили, что она тяжело больна.
Почти сразу к нам привели молодого мужчину и сказали, что все места на мужской половине заняты, поэтому ему придется какое-то время перекантоваться у нас, пока не освободится место в мужской палате. Это было очень странно и на моей практике впервые, обычно всегда находились места или клали на кушетку в коридоре, но, чтобы положить мужчину в одну комнату с женщинами – это возмутительно. Но, привыкнув принимать все за чистую монету и как должное, если так надо начальству – я промолчала.
Молодой человек оказался общительным и обаятельным и сразу расположил нас к себе. Мы наперебой начали с ним кокетничать, соперничать в широте улыбки и глупых нервных смешках. Его прямые темно-каштановые волосы были подстрижены по моде 70-х двадцатого века, круглые голубые глаза казалось прямо выражали его настроение, тогда задорное – было видно, что он хочет произвести впечатление. Белая рубашка выглядывала из-под темного пиджака, ее неестественно длинный ворот был небрежно расстегнут – все это создавало у собеседника ощущение легкости и интереса.
Мы с моей больничной подружкой старались все свободное от процедур время находиться рядом с незнакомцем, разговаривать с ним, напрашивались на комплименты, искали его общества, пытались завоевать его внимание. Это забавляло, веселило, было состояние вечного праздника. В его глазах вспыхивали игривые огоньки, на лице появлялась завораживающая улыбка, красота скорее мужская, с изюминкой: тонкий орлиный нос, широкие скулы, он напоминал какого-то актера, от него исходили уверенность, энергия, интеллект, но вместе с тем какая-то беззащитность и детскость.
Я думала: нашему счастью не будет конца, пока не начала замечать некоторые странности в его поведении. Как только я и моя приятельница куда-то отлучались из палаты – он сразу возвращался. Когда я заходила, молодой человек всегда сидел на соседней кровати от тяжело больной девушки к ней лицом и как будто пытался с ней разговаривать, завидев меня, он тут же отходил от нее, пересаживался, замолкал, и в его взгляде проскальзывало недовольство, на которое он тут же пытался надеть очки веселости.
Потом в мужской палате, которая находилась напротив, освободилось место, и его перевели туда. Но он постоянно находил повод, чтобы зайти к нам в гости и пообщаться. Несколько раз, вернувшись с процедур, я заставала его, сидящим напротив несчастной девушки, но даже к нему она не поворачивала лица и молчала. Меня начали одолевать подозрения. Я решила следить и выяснить тайну.
Подходя к дверям палаты, я затаивалась и прислушивалась. Он разговаривал с девушкой, но она ему не отвечала. Слова я разобрать не могла, но создавалось впечатление, что они были уже знакомы раньше и этот мужчина что-то хотел от нее. Судя по интонациям – это не любовь, какие-то деловые отношения. Подозрительным было еще то, что он никогда не менял свой строгий костюм на более подходящую для больничных просторов одежду. Странным казалось еще и то, что я никогда не видела, чтобы девушка вставала с кровати даже в туалет, она ничего не ела, было видно, что она страдает, только не понятно от какой боли: физической или душевной, потому что никаких звуков от нее я тоже не слышала.
Не помню: сколько времени длилась эта запутанная история, но закончилась она быстро и неожиданно, так же, как и началась.
Как-то под вечер мы с приятельницей решили сходить в соседнюю палату – попить чай, поболтать и разрядить обстановку, потому что бывший приятный собеседник старался все больше избегать нашего общества. Завидев кого-нибудь из нас, он отшучивался делами и исчезал за дверями своей комнаты. Создавалось впечатление нелюдимости.
Мы мило беседовали с соседками, когда в коридоре началась суета, сначала послышалась возня, потом забегали, зашептались.
Все выбежали в коридор. Двери в нашу палату были открыты. В ней не было никого. Девушка исчезла, вещи ее тоже, напоминанием о ее присутствии осталась лишь постель, на которой она лежала.
Я побежала в палату незнакомца, там тоже дверь была распахнута, кругом был беспорядок, кровать расправлена, что-то разбросано на полу, вещей его не было, и сам он тоже исчез.
Никто не мог объяснить произошедшее. Персонал и больные высыпали в коридор и тихонько переговаривались друг с другом. Все были в недоумении.
Я вернулась в свою комнату. Окно было открыто. Не могли же они – в окно!? Почти четвертый этаж, если считать цокольный. Никаких карнизов и водосточных труб.
Эта энигматичная и архинелепая история не оставляла меня в покое и я решила провести расследование и докопаться до истины.
Открыла глаза. Дневной свет уже зашел в комнату, где на диване спала я со своим маленьким сыном.

03.02.2017