Дубровка-Оредеж. Память дистанцией в Жизнь 1

Рассказ написан по устным
воспоминаниям жителя бывшей
деревни Московская Дубровка
Юрия Фёдоровича Кузьмина

      Ему казалось, что в Московской Дубровке всегда было лето. Зима осталась в далёком Новосибирске, где Юра с мамой жили до возвращения в Дубровку. У папы с мамой были сложные отношения, из-за которых судьба забросила молодую женщину Прасковью вместе с маленьким сынишкой из-под Ленинграда в далёкий сибирский город. Мальчику было шесть лет, когда в Новосибирск приехал папа и убедил Прасковью возвратиться в деревню на берегу Невы.
      Маленькая деревенька располагалась в 12 км от Шлиссельбурга, вниз по течению Невы, на левом берегу, в месте небольшой излучины реки. На противоположном, правом берегу находился большой рабочий посёлок Невская Дубровка с пристанью и крупными предприятиями: лесным и бумажным комбинатами.
     В Московской Дубровке обосновались две маминых сестры Клавдия и Авдотья с мужьями и детьми, они проживали в одной избе-пятистенке: половину дома занимали  семья тёти Клавы, через стенку жила тётя Авдотья с семьёй. Юра с мамой вначале поселились в семье тёти Клавы. У тёти Клавы по фамилии Лебедевская было трое детей: старший Витя — ровесник Юры, Аркаша — четырьмя годами моложе и совсем маленький, годовалый Алик. У тёти Авдотьи Кабановой тоже было трое детей: Боря, Аркадий-2 (которого звали Адик, чтобы не путать с сыном тёти Клавы) и Галя.  
     Лето все дети проводили вместе. Это была весёлая, дружная детская ватага, в которой заводилами были старшие братья: Боря, Адик и Витя; Юра с удовольствием присоединился к компании двоюродных братьев. Особого присмотра за ними не было, взрослые работали, и дети были предоставлены сами себе. В окрестностях посёлка обширные колхозные сады, зелёные рощи с зарослями кустарников, поляны, удобные места для нехитрых детских игр: в лапту, салки, прятки, казаки-разбойники. Излюбленным местом времяпрепровождения был большой овраг недалеко от дома, со склонами, заросшими высокой травой и кустами, это было таинственное убежище с множеством укромных уголков. В тёплые летние дни мальчишки пропадали на Неве, увлекались рыбалкой, удили рыбу.
     В деревне был магазин, в котором продавалось всё: собственные и привозные продукты, домашняя утварь, незамысловатая одежда. Заведовал магазином эстонец, которого за большой рост и по созвучию с фамилией прозвали Шлагбаумом. Мальчишки частенько бегали туда за рыболовными снастями и сладкими леденцами.    
     Мама Юры устроилась работать лаборанткой на водоочистительной станции на 8-ую ГЭС, где работала сестра Авдотья и её муж Сеня. Ей выделили комнатку в городке Невдубстроя, вместе с Юрой они прожили в ней зиму 1940-41 годов.  
     Папу Юра видел редко. Фёдор Николаевич работал в правоохранительных органах в Ленинграде, занимал там должность, выполняя обязанности, связанные с охраной общественного порядка и борьбой с преступностью. Его приезды для мальчика были настоящим праздником и надолго запоминались. В такие дни в их маленьком жилище было весело и радостно, счастьем светилось лицо матери...
     Изредка Юра вместе с мамой ездили в Ленинград, виделись с папой, гостили у младшей маминой сестры тёти Ольги.
     Весной 1941 года Юре исполнилось 8 лет и папа приехал с подарками. На праздничном столе появились мясные деликатесы, вафли, леденцы и новое лакомство — шоколадные конфеты «Мишка на Севере»... Папа сообщил новость, что его направляют в длительную командировку в город Таллин, куда он уедет буквально на днях. Прощаясь с ним, ни Юра, ни Прасковья не подозревали, что эта встреча окажется последней...
     На лето мама решила поселить Юру в деревне у сестры Клавы. Они вместе пешком прошли от 8-ой ГЭС до деревни. Светило яркое солнце, по левую сторону от дороги виднелась зелёная лесополоса, по правую тянулся песчаный карьер, а ближе к берегу Невы, возвышалась большая электромачта. По пути остановились передохнуть под тенью большой сосны, которую мама назвала деревом Петра Первого.
     В Московской Дубровке уже собралась прошлогодняя компания двоюродных братьев. В середине июня установились тёплые деньки, ребята с утра уходили из дома и появлялись поздно вечером, к ужину. Потекла беспечная летняя жизнь, беззаботная и весёлая, не предвещавшая никаких неожиданностей и потрясений...  
     Сын тёти Клавы Витя придумал в это лето увлекательное развлечение-путешествие — «водный туризм»; он осуществлялся при помощи буксиров, их немало проплывало по Неве в сторону Шлиссельбурга. Особенно полюбился ребятам буксир с названием «Комсомолец», который ребята прозвали «Хамсой». В каждой семье в деревне была собственная лодчонка. Углядев на горизонте «Комсомолец», Витя кричал:
     - Юрка! Быстрее, отцепляй лодку! «Хамса» плывёт!
     Витя с Юрой выплывали на лодке на середину реки, цеплялись за кормовой руль баржи и доплывали почти до самого Шлиссельбурга. А оттуда, улёгшись в лодке, медленно плыли самотёком до Московской Дубровки. Загорали под лучами ласкового летнего солнца, неспешно переговаривались, строили планы на ближайшие дни...
     Неожиданно в середине июня тяжелейший недуг сразил маму Юры, состояние Прасковьи было критическим, начался сепсис, жизнь молодой женщины висела на волоске. Местные врачи не смогли справиться с заболеванием, требовались срочные меры — переливание крови и хирургическая операция. На Скорой помощи её доставили в больницу Ленинграда. Юра остался в Московской Дубровке в семье тёти Клавы...
     Через несколько дней после того, как увезли Прасковью, грянуло известие о начале войны. Дети совсем не огорчились и, плохо понимая, что произошло, продолжали беспечные игры, в которых война присутствовала как увлекательное приключение. По-прежнему частенько отправлялись с удочками на берег Невы. Но ощущение тревоги, охватившее взрослых, передалось детям. Призвали в армию мужа Авдотьи дядю Сеню. Юра ожидал возвращение мамы, прошло два месяца, а она всё не появлялась. В августе жители Дубровки узнали о том, что в сторону их деревни приближается гитлеровская армия.
     С юга шло наступление немецких войск, группа армий «Север» заняла Новгород, и, продвигаясь на север, 24 августа немцы вошли в Лугу. В последних числах августа фашистские войска захватили Мгу, важнейший железнодорожный узел, связывающий Ленинград со страной...
     Жизнь в Московской Дубровке внешне походила на мирную: в огородах созрели овощи, в садах радовали глаз яркие цветы, поспевали яблоки. Работала 8-я ГЭС...
     В первых числах сентября с юга из-за леса донеслась канонада, нарастая и приближаясь к деревне. А потом начались артиллерийские обстрелы, бомбёжки и первые пожары...
     В начале сентября немецкая авиация постоянно бомбила берега Невы: пылали дома по обе стороны реки, на правом берегу в посёлке Невская Дубровка горели предприятия: бумажный и лесной комбинаты, на левом разрушалась 8-я ГЭС. Советские части вели бои с немецкими подразделениями недалеко от деревни. В один из дней на деревню упал сбитый немецкий бомбардировщик.
     Вскоре в Московской Дубровке появились немецкие солдаты...
     Наступление войск вермахта продолжалось, 8 сентября немцы захватили Шлиссельбург. Ленинград с миллионным населением, отрезанный от снабжения, оказался в блокаде.
     При наступлении гитлеровцев от боевых действий, бомбардировок и обстрелов в огне пожаров была уничтожена уютная маленькая деревня Московская Дубровка. Изба-пятистенка, где жили семьи Лебедевских и Кабановых тоже не уцелела, сгорела со всеми пожитками. Лишившись своих домов, жители соорудили землянки и перебрались туда.
     В эти дни погибла тётя Авдотья. Пошла к Неве по воду и долго не возвращалась. Муж тёти Клавы дядя Ваня, которого не призвали в армию из-за тяжёлого ранения, полученного на Финской войне, вместе с соседом Мишей Харченко пошли её искать и нашли мёртвую на берегу Невы. Молодую женщину мог сразить либо шальной снаряд, либо снайпер с правого берега, приняв её за переодетого в женскую одежду вражеского солдата.
     Дядя Ваня сбил прямоугольный гроб из досок. Каким-то чудом к тому времени ещё не сгорел небольшой сарай. Вырыли в нём могилу и в ней схоронили Авдотью, которой было немногим более 30 лет...
     На попечении тёти Клавы и дяди Вани теперь осталось семеро детей (трое своих, трое детей тёти Авдотьи и Юра). Жили все вместе в тесной землянке. В сентябре сильно похолодало и ночами постоянно мёрзли. Спали на нарах, сколоченных из обгоревших досок, укрывались уцелевшим тряпьём, которое успели вынести из охваченного огнём дома. Дети прижимались к взрослым и друг к другу, чтобы немного согреться...

// В 50-ые годы двоюродный брат Юры Аркадий (Адик) ездил в Московскую Дубровку в надежде проведать могилу матери. Но даже место, где когда-то была их изба-пятистенка и чудом уцелевший сарай отыскать не удалось — всё было изуродовано, многократно перепахано бомбами и снарядами, не осталось даже клочка неискорёженной земли... И только через семьдесят лет Аркадий узнает, где похоронен его погибший на войне отец. Кабанов Семён Иванович  погиб на поле боя на реке Тулема-Йоки в Карелии возле города Сальми, похоронен в 5 км от этого города на братском кладбище*. //

     А в Ленинграде Прасковья длительное время боролась за жизнь. Врачи чудом вытащили молодую женщину буквально с того света. Она провела в больнице весь июль и выписалась из лечебного заведения только в начале августа. Выйдя из больницы, поселилась у сестры Ольги, которая жила в коммуналке в Геслеровском переулке (ныне часть Чкаловского проспекта). Тревога за сына не покидала её, но Прасковья была ещё слишком слаба, чтобы проделать путь до Дубровки. Пришлось остаться в Ленинграде под медицинским наблюдением.
     Время было тревожное, несмотря на предпринятые меры по защите воздушного пространства над Ленинградом, немецкая авиация постоянно стремилась прорваться к городу, сигналы воздушной тревоги звучали и в июне, и в июле. В середине августа Прасковья пешком дошла до Финляндского вокзала (около шести км) и попыталась уехать в Дубровку. Кассир недоуменно посмотрела на молодую женщину и ответила, что билетов до этой станции нет.
     В начале сентября Прасковья Васильевна отправилась в Дубровку пешком, преодолев за три дня расстояние более 40 км. Ночевать останавливалась в небольших деревнях, просилась на ночлег к добрым людям. Дойдя до Невской Дубровки, с ужасом увидела, что на противоположной стороне Невы, где остались её родные и сын, нет цветущей деревни, остался голый пустырь, развороченная земля с изредка торчащими печными трубами... Дальше путь преградила река. Остановивший патруль не пропустил её на берег. Узнав, что у неё на левом берегу живут сёстры и восьмилетний сын, с огорчением сказал, что вряд ли жители Московской Дубровки остались в деревне и велел женщине не подвергать себя опасности и поскорее возвращаться обратно...  
     С тяжёлым чувством возвратилась Прасковья в Ленинград, но других вариантов не было. Вскоре ей удалось устроиться на машиностроительный завод «Вулкан», в годы войны перешедший на выпуск военной промышленности...

     На правом берегу в посёлке Невская Дубровка сосредоточились и заняли оборону части Ленинградского фронта. Они не только защищали правый берег, не давая возможности врагу переправиться через Неву, но по приказу командования планировали захватить плацдарм на левом берегу в помощь частям 54-й армии Волховского фронта, перед которой стояла задача нанести удар на Синявино и Мгу с востока с целью прорвать блокаду Ленинграда.
     В начале сентября в Дубровке во многих семьях после каждой ночи стали появляться мужчины (мужья у женщин), вроде бы, красноармейцы, дезертировавшие из Красной армии. Но это были, видимо, засланные советские разведчики, которых переправляли с правого берега ночами через Неву. Скорее всего, это делалось с целью сбора информации о немецких укреплениях, чтобы потом нанести удар по позициям противника. Появился «муж» у тёти Зины, сестры дяди Вани, жившей по соседству.
     То ли кто-то из местных доложил фрицам о появившихся с правого берега «мужьях», то ли местные жители мешали им обустраивать свои позиции, немцы обошли землянки и прогнали оттуда всех обитателей...
     А Московская Дубровка оказалась в центре жестокой схватки за небольшой клочок земли, названный Невским пятачком, который 20 сентября удалось захватить частям Ленинградского фронта, переправившимся на левый берег Невы  и соорудившим оборону на месте бывшей деревеньки. В конце сентября-октябре от утопавшей не так давно в зелени садов Московской Дубровки не осталось ничего, она была стёрта с лица земли. Этот плацдарм имел значение для прорыва блокады вокруг осаждённого Ленинграда, многие месяцы ежедневно погибали здесь воины, удерживая простреливаемый насквозь клочок земли шириной 2 км, глубиной 800 метров, создавая постоянную угрозу войскам вермахта. Продолжительность жизни советского солдата на пятачке составляла от трёх минут до пятидесяти двух часов**. Общее количество погибших здесь красноармейцев до сих пор не установлено, и по приблизительным подсчётам составляет порядка 200 тысяч. О героической обороне Невского пятачка и о его защитниках осталось очень много воспоминаний-мемуаров, память о мужестве стоявших здесь насмерть бойцов сохранится в веках...

     В первой половине сентября, повинуясь приказу оккупантов, сельчане собрали немногие уцелевшие пожитки и покинули построенные, уже обжитые землянки и пепелище, где ещё недавно стояли домишки их родной деревни. Все жители Московской Дубровки, как и окрестных деревень, отправились по оккупированной врагом территории на юг, превратившись в беженцев.
     В путь вышли ночью. Со стороны Невы тёмное небо постоянно озарялось вспыхивающими разноцветными точками — трассирующими пулями. Холодный ветер продувал ветхую одежонку, было зябко и голодно.
     Шли всю ночь и, пройдя порядка 10-12 километров, под утро добрались до крупного железнодорожного узла Мга. Это был небольшой посёлок на берегу одноимённой речки, насчитывающий вместе с окружающими небольшими деревеньками более 4 тысяч жителей. Одноэтажные деревянные избы, вокзал, две школы, магазины.
     Немецкое командование прекрасно понимало важное значение мгинского железнодорожного узла, захват которого обошёлся гитлеровским войскам нелегко. Здесь в конце августа-начале сентября шли ожесточённые бои, взятие посёлка досталось фашистам тяжёлыми потерями: в танках, самолетах и живой силе. На фотографиях военных лет в местах, где проходили бои, запечатлены немецкие воинские кладбища. С падением Мги и выходом фашистских войск к Неве в районе посёлка Ивановский, последняя железнодорожная магистраль, связывающая крупный город со страной была блокирована и железнодорожное снабжение Ленинграда остановлено...
     Во Мге беженцы поселились в высоченном сарае, без окон, с дощатыми полами. Здесь уже разместились крестьянские семьи, сорванные из разных деревень войной. Людей набилось около сотни, в том числе много детей разных возрастов. Спали все на сене, уложенном на полу, укрывались тряпьём.  
     Почти сразу же гестаповцы арестовали всех мужчин, искали среди них красноармейцев. Впоследствии всех арестованных отправили в концлагерь. К счастью, дядю Ваню не тронули, видимо, у него были документы о непригодности к службе в армии.
     Затем немцы устроили беженцам пытку страхом. Ежедневно всех, кто нашёл пристанище в сарае, включая детей, сгоняли и сажали в крытые железные фургоны, без окон, которые называли душегубками. Запирали дверь и по несколько часов возили по посёлку. Прошёл слух, что эти фургоны предназначены для удушения людей. Очевидно, гитлеровцы подозревали, что где-то ещё могут прятаться «русские шпионы», и поездки проводились для того, чтобы перепуганные женщины выдали своих «мужей».
     Однажды, когда их в очередной раз возили в душегубке по посёлку, тётенька, сидевшая рядом с Юрой, спросила:
     - Мальчик, у тебя платочек есть?
     - Есть.
     - Если немцы начнут пускать в машину газы, ты помочись в платочек и дыши через него, тогда не отравишься.
     Юра мало что понимал из того, что происходило вокруг. Ему было страшно, а мамы, которая бы приласкала и успокоила, рядом с ним не было.
     Вскоре жильцов сарая оставили в покое, но через несколько дней велели убираться из Мги.
 

* Сайт Минобороны России.
** Часовые памяти. Телеканал «Звезда».

                Продолжение: http://www.proza.ru/2019/10/03/945