В. Глава 19

19


     Я ещё некоторое время сидел в кресле, раздумывая над сложившейся ситуацией. Получалась какая-то ерунда, в которой сам чёрт ногу сломит. Эта журналистка подвернулась совершенно некстати. Если б только была какая-то возможность избежать интервью, я бы охотно ею воспользовался. Но возможности не нашлось. Подобные дамочки иногда обладают нечеловечески пробивной силой. Так что теперь придётся сидеть и ждать выхода статьи. Конечно, всё может вполне и обойтись. Мало ли уже писали про «Золотой город»! На общем фоне очередной опус могут и не заметить. Ну кому какое дело, что молодого архитектора отстранили от участия в проекте? В конце концов, он ведь это и правда заслужил. Пришёл со своими ничем не подтверждёнными расчётами и начал требовать, чтобы мы внесли изменения в уже законченный проект! Неужели он серьёзно думал, что я – я! – мог допустить подобную ошибку? Или это юношеский максимализм, желание отличиться, выдвинуться вперёд? Так или иначе, хорошо, что его отстранили. В команде должна соблюдаться субординация, что бы там ни было.
     Само собой, мой проект предусматривает некоторые… допущения. Современный подход требует некоторой смелости. Я ведь иду в ногу со временем, и не могу оставаться в стороне от модных тенденций. У нас всё-таки не глухая провинция какая-нибудь. В нашем городе можно и нужно экспериментировать с энтропией. И такие галереи – очень удачная находка. Не понимаю, почему этот Аркадий так к ним прицепился… Чему только нынче учат в столицах! Этак архитектор мало-мальски новую идею будет бояться продвинуть, если всё время думать о том, что может произойти. Впрочем, хватит о нём размышлять. Он того не стоит.
     – Анечка! – позвал я мою секретаршу. Она немедленно просунула голову в незакрытую посетительницей дверь. – Если кто меня будет спрашивать, скажите, что нет на месте. Мне нужно немного передохнуть.
     – Хорошо, Геннадий Яковлевич, – отвечала она с милой улыбкой, после чего прикрыла дверь.   
     “Хорошо, Геннадий Яковлевич”… Всегда в хорошем настроении, всегда готова исполнить все поручения. Умная, красивая девушка. Поневоле иногда возникают интересные мысли. Но я их старательно отгоняю, потому что Анечка не из тех, кто… склонен держаться за место любой ценой. В случае чего можно и по лицу схлопотать. Да и до Вари может дойти, а это уже совсем неприятно будет.
     Я откинулся подальше в кресле, закрыл глаза и попытался привести свои мысли в порядок. Почему меня так взволновало упоминание имени Приёмова? Даже, кажется, покраснел, когда она о нём заговорила. Разве я не решил раз и навсегда, что то самое уже похоронено и никогда не всплывёт на поверхность? Так чего же теперь так переживать? В конце концов, это не я виноват в катастрофе, случившей в «Дельфине». Если что-то вдруг и выйдет наружу, ответственность ляжет на плечи Приёмова… Но что может обнаружиться? Вся документация была уничтожена… за исключением самих чертежей. Я так до сих пор и не могу понять, кто и зачем прислал мне их. Не может быть, чтобы это сделал сам Приёмов. Получилась бы совсем какая-то нелепица. Тогда кому такое могло понадобиться? Владимир всегда был, конечно, сложным человеком, и врагов себе нажить мог легко. И всё-таки не похоже на чьи-то козни. Слишком уж изощрённо – посылать чертежи мне. Отправили бы тогда прямо в полицию или в комитет. Выходит, что это сделал кто-то, ведущей свою собственную игру. Но в чём заключается игра? И почему тогда он никак себя не проявлял в течение пяти лет? Нет, не сходятся у меня концы с концами. Одно только я знаю определённо – Приёмов в курсе, что чертежи у меня. Это я тогда понял по его глазам, когда пришёл навестить в больницу. Он смотрел на меня так… словно я его палач и намерен пытать. И это через три недели после потери обеих ног! Казалось бы, после такого человека всего меньше должны были интересовать какие-то чертежи. Но Владимир – другой, он не похож на меня. Он всегда очень беспокоился о том, что скажут люди. Не дай бог посмотрят на него косо или высокомерно! О, в этом смысле он чрезвычайно чувствителен!
     И тогда, как только я вошёл, он сразу наставил на меня подозрительный, испытующий взгляд. Но я держался молодцом и даже виду не подал, что разгадал его интерес. Спрашивал об условиях в больнице, о том, как быстро он идёт на поправку. И ни единым намёком не затронул так волновавший его вопрос. Да, то был мой триумф, самый настоящий триумф. Я выдержал характер, не соблазнился столь опасной для Владимира темой, не переступил черты. Потом, конечно, не раз о том сожалел. Ну да что ж, так ведь всегда бывает. Однако я и сейчас уверен, что поступил тогда правильно. Кто мог подумать, что спустя пять лет старая история снова даст о себе знать?
     Только теперь ситуация принципиально изменилась. Чертежи по-прежнему у меня, но так ли уж опасно это оружие? Опасно, положим, но оно стало обоюдоострым. Вздумай я сейчас их “обнародовать”, следствие непременно заинтересуется, почему они всплыли спустя такой длительный срок. Утаивать столь важные свидетельства – это преступление, без всяких переносных смыслов. Я стану соучастником, если не разделяющим ответственность, то берущим на себя её часть. А это неприятно, ох как неприятно. Да что там говорить, это будет просто катастрофой. В нашем деле репутация значит всё. Расследование, суд, возможный приговор… нет, даже думать об этом нельзя! Лучше всего было бы и вовсе уничтожить чертежи. Странно, что эта мысль раньше не приходила мне в голову. Конечно, они надёжно спрятаны, и, кто знает, могут когда-нибудь ещё оказаться полезны, но… Игра не стоит свеч. Если какая-нибудь пронырливая журналистка умудриться до них докопаться… Даже подумать страшно! А уж они потом понапишут в своих газетёнках всё, что только в голову взбредёт. Дойдут, пожалуй, и до этого, что мы с Приёмовым были в сговоре… Нет, разумеется, нужно уничтожить чертежи. Но перед этим… не стоит ли встретиться с Владимиром? Как-нибудь этак, случайно, невзначай. Разведать обстановку, так сказать. Потому что если всё-таки это он сам прислал чертежи (нелепость, нелепость!), то… была же у него какая-то цель.
     Вот только нелегко это сделать, тем более – сделать как бы случайно. Я кое-что слышал о нём, всё-таки слухи – вещь упорная. Он засел в своих четырёх стенах и почти не выходит. Кажется, и жена от него собралась уходить или уже ушла. Удивительно, как подобные вещи выходят наружу! Но если всё так, встретиться с ним – самая настоящая проблема. Да и захочет ли он меня видеть? За пять лет он, наверное, чего только обо мне не передумал. И я догадываюсь, какого рода это были мысли. В конце концов, зависть – самое естественное из человеческих чувств. А он поневоле должен был мне завидовать. Всё-таки я прошёл немалый путь с тех пор. Он же оказался выброшен на обочину, как бы шаблонно это ни звучало. Конечно, это в том числе и предупреждение для меня. О том, что необходимо соблюдать осторожность, никогда не терять бдительности. Одна ошибка – и всё пойдёт прахом. Или даже не ошибка, достаточно и намёка на ошибку. Этот юнец Аркадий, конечно, фанфарон, но у него есть нюх, в этом ему не откажешь. Он нащупал самое слабое место моего проекта, галереи. Конечно, он преувеличил, сильно преувеличил, позволил себе увлечься, что называется. Однако элемент риска в конструкции имеется, с этим было бы глупо спорить. Тем не менее, сама идея хороша, очень хороша, и не имеет аналогов у нас в стране. Более толстые тросы испортили бы эффект. Но юноша хватил через край: угроза обрушения, мы не можем подвергать опасности жизни людей! Неужели он правда думает, что я бы пошёл на такое? Особенно после истории с «Дельфином»? Я изучил эти самые чертежи Приёмова вдоль и поперёк. Там закралась ошибка на самой ранней стадии проектирования. Ошибка, которую, впрочем, трудно было не допустить. Ведь аквапарки у нас в городе ещё никогда не строили. Работа с водой была для Владимира непривычной, но он взялся за неё, потому что… потому что тут вопрос престижа. А вода оказалась коварнее, чем он себе представлял. При подобной конструкции водоотвода необходимо было убрать трубы глубже, по крайней мере на полметра. Конечно, элемент случайности тоже сыграл свою роль… ну да при любой катастрофе это так. Тем не менее, будь трубы там, где им положено быть, ничего бы не случилось.
     В моём проекте таких ошибок нет. Торгово-развлекательный центр – это ведь не аквапарк. Вода там будет играть лишь самую декоративную роль. А что до галерей… то мои расчёты надёжны. Главный инженер с ними согласен – чего же больше? Тросы могут выдержать вес двухсот человек – при том, что на всех трёх плоскостях одновременно могут разместиться не более ста пятидесяти. Три с половиной тонны – более чем достаточный зазор. Так что решение отстранить Аркадия было совершенно правильным… с точки зрения успеха всего предприятия. Но вот только… только так или это будет выглядеть в глазах общественности? Если эта голоногая девица доберётся до него и начнёт расспрашивать, почему да как его выгнали… Чёрт его знает, что он может ей наговорить. А ведь журналистам нынче можно даже ничего не проверять. Отправит все его домыслы в печать, и вуаля. Объясняйся потом, откуда да почему вылезла такая информация. Конечно, большого веса такие вещи всё равно не имеют, да и Макар Семёнович меня прикроет, если что. Всё-таки хорошо, когда есть свои люди в комитете. Не нужно тратить кучу времени на разные формальности. Да и связи в администрации лишними не бывают. Так что, думаю, слишком уж беспокоиться не о чем. По крайней мере, с юридической точки зрения повредить мне они вряд ли смогут. Другое дело, что шумиха… досужие домыслы… Но когда «Золотой город» будет возведён (а ведь на это уйдёт не больше шести месяцев), всё это уляжется. Все увидят, что ничего опасного в галереях нет, и… и это будет успех, настоящий успех. И посмотрим тогда, как запоют эти щелкопёры. Дифирамбы будут мне петь, не иначе.
     Только бы решить окончательно вопрос с Приёмовым и его чертежами. Пожалуй, повременю я их уничтожать. Сначала нужно переговорить с ним… как бы неприятно это ни было. Найти время, пригласить его куда-нибудь… да хоть в парк на прогулку. Не может же он всё время сидеть дома, даже без ног. И тогда уж окончательно покончить с прошлым. А то если всё время о нём думать, то можно и свихнуться ненароком.