Ангелы хранят этот дом

Уверенный, поступью победителя шедший, первородный хаос с кинопленкой сетчатки ребенка, не гнушавшийся восходить и возводить на вершины Боаза свой свет, ты сам порождал войну и выходил оттуда с терновыми лаврами, блестящими золочено-перламутровыми переливами под лучами солнца и цепляющими кровавленые виски. Пока Алиса с детской непосредственностью семенила за белым кроликом, ты полз по белым дорогам иллюзий, оврагов и тишины, скребущей чертоги треснутого духа и разума, ссыпавшихся в один пульсирующе-холодный песок. личная тьма устала от детских игр и сняла карнавальную маску, в последний раз взмахнув старыми бубенцами и поселив их эхо у тебя в голосовых связках. Вены под полупрозрачной тканью кожи бились в треморе, пока каменные тростинки пальцев пытались сжаться и взять белую керамику.

Но кто же слышал?

Cлышали боевые кличи. Cлышали триумфальный марш. Слышали, как голос твой, глубоко опьяненный гордостью и нервной дрожью великих, отражался от мраморных стен, когда губы раскрывали рот. Но кто же слышал, как они трещат и кожа с них ссыпается под штормовыми ветрами?

Ты осторожно прикасался к латунным корзинам гранатов и, казалось, нарочно ронял их на землю, заставляя тонкую корку разламываться, а кровавые камни семян - рассыпаться по стеклянному полу с плескавшейся под ним янтарной волной.

Но кто же слышал?

Гордый воин-победитель. Священная сила Божья на Земле, нашедшая его свет вокруг, не искавшая его отражения в зеленом ясписе, в его монохромных пятнах, в свете своих фонарей.

Герман-Александр Штольц,

я еще слышу тебя.