Учительница богословия

                Учительница богословия
                …Возлюби ближнего своего, как самого себя…
                (Библия, Новый завет)
                ***
                Ударю по клавишам тонкой рукой…
                Стереотипам в истории скажем нет!
                … Да, за веру во Христа  уходят порой,
                Но сохраняют Божественный свет…   
Глава « Радмила становиться учительницей»
… Всё началось в тот августовский прохладный день, а если быть точными,  24 августа, когда на городских аллеях листья уже начинали «наводить марафет» в ало-желточных тонах, школьники и студенты беззаботно готовились сказать каникулам:  «До свидания!», а учителя уже вышли из отпусков…
Именно в тот день директор МБОУ СОШ (а, если проще, школы)№ 4, полный пожилой Игорь Фёдорович с маленькими глазками, в которых виделся мудрый помысел, и с седой стрижкой собрал всех учителей и завучей и, откашлявшись, объявил:
— Так, у меня для нас всех новость, пока ещё не понял сам, плохая или хорошая, но наша школа участвует в новом образовательном проекте: мы введём в список предметов новый факультатив «Основы православной культуры», я уже ищу преподавателя…
Учителя постояли с изумлёнными растерянными лицами, а потом учительница начальных классов Ульяна Викторовна, характерная дамочка  шестидесяти двух лет в крупных очках, строгом деловом костюме и покрашенными в рубиновый цвет собранными в пучок волосами промолвила:
— Но как же так? В 21 веке в обычной  светской школе урок богословия? Многие дети и родители не поймут нас…
— Зря думаете так, Ульяна Викторовна, в наше время в России много верующих православных людей, которые прекрасно совмещают в своей жизни и духовно-церковную и светскую, мирскую её часть, многие будут рады такому факультативу, хотя, конечно, будут и противники. А кандидатура у меня уже есть: очень милая скромная воцерквлённая девушка Хризантемова Радмила Павловна, по образованию — преподаватель «закона Божьего». Её предмет очень схож с тем факультативом, который я предложил ей вести в нашей школе… — с тяжёлым вздохом ответил Игорь Фёдорович.
Все пожали плечами и притихли в задумчивости, а потом Игорь Фёдорович недовольно посмотрел на учительниц и буркнул:
—Эх, что бы в жизни понимали! Идите, готовьте всё к линейке первого сентября…
…Тем временем Радмила, милая девушка двадцати трёх лет, маленькая ростом, хрупкая на фигуру, но красивая лицом: нежными чертами, соболиными бровями, большими глазами орехового цвета, сидела у себя дома с мамой, старенькой Мариной Аркадьевной, и советовалась с мамой:

— Матушка, мне предложили работу в трёх разных местах: место учителя Закона Божьего в воскресной школе при церкви святой Елизаветы, учителя Закона Божьего в православной гимназии и преподавателя факультатива «основы православной культуры» в обычной светской школе. Я не знаю, на каком  из этих трёх вариантов мне остановиться, вроде, всё устраивает, а, вроде и в каждом свой недостаток есть…
Марина Аркадьевна внимательно посмотрела на милую дочь, её ореховые глаза, длинные русые волосы с мыслью: «Какая она у меня славная, хорошенькая, как я в молодости, но уж слишком маленькая и худенькая, никакого здоровья нет…», а вслух спросила ласково:
— Доченька, а ты совета у батюшки в церкви спрашивала?
— Спрашивала, матушка, — накручивая на пальчики длинные русые волосы, отвечала Радмила — он ответил мне коротко и ясно: «Не место красит человека, а человек место, будь хорошей учительницей богословия, учи детей вере православной, а в какой школе — неважно»…
— Тогда, наверное, иди в эту обычную школу преподавать факультатив «основы православной культуры», это во-первых, благородно: ты расскажешь о вере детям, которые, возможно, без тебя не узнали бы даже о ней, во-вторых, там всё-таки и платят хорошо, и нагрузка не такая… — ласково ответила Марина Аркадьевна, заботливая поглаживая любимую доченьку по русым волосам…
— Тогда, матушка, я звоню директору школы, говорю, что принимаю условия трудового договора, выхожу на работу… — закончила разговор Радмила и ушла в свою комнату с мобильным телефоном делать этот звонок…
… Первого сентября, на удивление, была неплохая погода: свежо, но без дождя и ветра, а красота пёстрых аллей с разрумянившимися рябинами, будто те «надели» вместо красных ягод дорогие украшения и смутились этого. Радмила нарядилась в изумрудную блузочку-рубашку, тёмно-синюю макси-юбку, сделала красивую строгую причёску с косой, которая обрамляла светлое личико девушки, и пучком из кос, уложенным ввиде красивого цветка, накинула кардиган и расписной платок и с замечательным настроением вышла из дома.
Лёгкой, летящей Ангельской походкой, кружась и пританцовывая, Радмила, любуясь красотой золотой осени, добралась до церкви, помолилась там, поставила свечу, а потом подошла к старушкам-свечницам и угостила их печеньем.
— Ой, Радмила, милая, чудо ты, а не девушка, дай Бог тебе помощи и счастья… — воскликнули старушки.
— Спасибо, и вам многие лета! — весело ответила Радмила, поправляя большой расписной платок…
… Скоро такой же летящей походкой Радмила добралась до школы № 4, сняла платок, убрала в сумочку и встала с другими учителями…
Рядом с Радмилой на линейке на школьном дворе оказались пять учительниц, но все они почему-то напряжённо молчали, посматривая на Радмилу, как «Ленин на буржуазию».
— Хм, дорогие коллеги, может, познакомимся? Меня зовут Радмила, Хризантемова Радмила Павловна, я буду преподавать основы православной культуры, а как обращаться к вам, и какой предмет преподаёте вы? — приветливо начала разговор Радмила, рассматривая дам своими большими наивными ореховыми глазами.
Строгие, но скучные и чрезмерно  важные  и в поведении, и во внешности учительницы ответили:
— Лидия Георгиевна, учительница русского языка и литературы…
—  Анастасия Олеговна, учительница алгебры и геометрии…
— Ольга Степановна, учительница английского языка…
— Гульнара Ахметовна, учительница начальных классов…
— Ульяна Викторовна, тоже учительница начальных классов…
Радмила похлопала ресницами и спокойно отошла от них, так и не поняв, чем она им не понравилась, а линейка шла в самом разгаре, выступал директор, девочка с белыми бантами зазвонила в колокольчик…
Потом все пошли по кабинетам проводить классный час, а Радмила подумала: «Мдаа, это не совсем то, что я ожидала, но ведь Господь мудрее, раз Он сделал так, значит, именно так будет лучше,… по крайне мере надеюсь на это…».
Глава «Тёмная сторона школы открылась…»
Прошёл первый месяц осени, Радмила привыкла к новому режиму жизни, а в школе постепенно привыкли к её присутствию и предмету, многие дети искренне полюбили «маленькую, но мудрую Радмилу Павловну».
Радмила, стоя у доски с русыми рыбьими косами и в скромном пепельно-розовом платье,  рассказывала о православной вере так увлекательно, эмоционально, оригинально, что и ей нравилось, и ученики были в восторге.
… Бывало и такое, что после урока к Радмиле подходили ребята и спрашивали:
— Радмила Павловна, скажите, пожалуйста, у нас неверующая семья, но вот я захотел креститься, родители, ворча, согласились, с чего мне начать?
Радмила знала, что ответить, посоветовать…
… В свободное же время Радмила беседовала с мамой по душам за зелёным чаем с сушками, вместе с мамой смотрела их любимые фильмы и мультфильмы на ноутбуке, например,  чудесные мультфильмы Ричарда Рича «Истории Нового Завета», мультфильм «Пётр и Феврония»…
Так же Радмила имела интересное хобби, которое называла «бардовскими мучениями»: она сама сочиняла стихи о вере, о жизни, о мечтах, чувствах и подбирала музыку на гитаре…
— А почему мучения-то, доченька? — спрашивала Марина Аркадьевна Радмилу, та вставала с дивана и с милым озорным блеском в ореховых очах отвечала:
— Матушка, «бардовские мучения», потому что я «мучаю» гитару, это она мучается, а не я…
… Но всё обострилось в один обычный рабочий день: Радмила готовила кабинет к уроку о Рождестве Христовом, развешивала бумажных Ангелов, когда к девушке подошла маленькая тощая девочка с большими напуганными глазками и светленькими хвостиками. Девочку звали Лена, училась на во втором классе…
— Лена, ты что-то сказать мне хотела? Я внимательно слушаю… — с заботой в ореховых зеницах обратилась ласково Радмила.
— Радмила Павловна, я не знала, кому могу из взрослых рассказать, и решилась подойти к вам: вы добрая и мудрая, как Ангел. Дело в том, что я и многие в нашем классе боимся идти в школу из-за нашей учительницы, Ульяны Викторовны. Она ничего не объясняет из предметов, только кричит, если ей что-то не нравится, она может и в рюкзаки залезть без спроса, и с парты телефон забрать, постоянно обзывает всех в классе «овцами», «баранами», «идиотами». Она может и линейкой по рукам дать, и усмехается, если кто-то при этом заплачет, и заставить весь урок стоять, а потом, на перемене или после уроков, учиться… — рассказала Лена и заплакала.
Радмила склонилась к девочке, вытерла салфеткой бережными движениями её слёзы, сама еле-еле сдерживая слёзы в огромных ореховых зенках, так ей было жалко Леночку и других деток из того класса.
— Не волнуйся, Лена, тебе не надо бояться школы, и другим деткам не надо, так и скажи им, что Радмила Павловна разберётся и восстановит справедливость  во 2 «А» классе, за всё ответит Ульяна Викторовна! — решительно сказала Радмила.
— Но как вы это сделаете? Она же такая злая, хитрая и грузная… — искренне удивилась маленькая Лена, рассматривая хрупкую, похожую на маленькую фарфоровую куколку-балерину, Радмилу.
Радмила встала в полный рост, не заметив, как маленькие резиночки случайно слетели с кос, и русые волосы небрежно легли по спинке девушки, поправила розовую блузочку и сиреневую макси-юбку и изрекла:
— Мне поможет Господь Бог!
— Как помог Давиду одолеть Голиафа? — с восхищением в глазах спросила Леночка.
Радмила обаятельно улыбнулась такому удачному сравнению и ответила:
— Да, как Давиду. Ну, ты иди в класс и успокой ребят, а я пойду разбираться…
… Радмила быстрым и решительным шагом, не замечая неудобства макси-юбки и своего немного растрёпанного вида, зашла в учительскую. Там, за столами сидели Игорь Фёдорович, Лидия Георгиевна, а Ульяна Викторовна ( и правда, крупная, полная, что не скрывали, а подчёркивали строгий юбочный костюм, большие очки и пучок из рубиновых волос) что-то говорила им, когда к ней подлетела Радмила (меньше и стройнее раза в два) и с гневом в ореховых очах громко возмутилась:
— Ульяна! Мне всё рассказали о том, как ты с детьми обращаешься жестоко! Линейкой по рукам бьёшь,  усмехаешься, если кто-то при этом заплачет, заставляешь весь урок стоять, а потом, на перемене или после уроков, учиться, кричишь,  в рюкзаки залазаешь без спроса, постоянно обзываешь всех в классе «овцами», «баранами», «идиотами»! Бедные дети напуганы! Я не оставлю это так, я и родителям детей сообщу, и полицию вместе все обратимся, но детей защитим, управу я на тебя найду!
Надменная Ульяна Викторовна демонстративно фыркнула и ответила:
— Радмила, салага, мне — шестьдесят два года, я — педагог со стажем, ты должна обращаться ко мне на «вы» и по отчеству, Ульяна Викторовна!
Радмила сверкнула гневом в ореховых глазах и изрекла:
— Ульяна, мы в молитве к Богу на ты обращаемся, а ты уж тем более не Бог!
Ульяна Викторовна побагровела и хотела что-то съязвить, но тут встал, кряхтя,  Игорь Фёдорович и недовольно сурово сказал Ульяне Викторовне:
— Так, вот, значит, как вы преподаёте, Ульяна Викторовна?! Что ж, я разберусь с этим ЧП, вызовем родителей учащихся 2 «А», полицию, пусть дети и Радмила Павловна расскажут ситуацию, полиция и родители разберутся, и, если это правда, помимо морального ущерба детям,  вы получите при всём коллективе строгий выговор с предупреждением! И вам это сойдёт с рук в первый и последний раз, узнаю ещё — уволю или отправлю на пенсию! А вам, Радмила Павловна, благодарность за неравнодушие…
… Скоро Игорь Фёдорович организовал то, что обещал: и дети, родители стали жаловаться полиции на Ульяну Викторовну, все возмущались и стыдили её, а родители собрались все вместе и написали заявление на Ульяну Викторовну, и даму в суде приговорили выплатить каждому ученику её класса пять тысяч рублей морального ущерба.  Игорь Фёдорович же сделал выговор Ульяне Викторовне при всём коллективе.
Ульяна стояла красная от неловкого положения, как волосы в её пучке, нервно поправляла очки и думала: «Погоди, Радмила, святоша несчастная, я ещё за свой позор тебе отомщу!».
… А Радмила продолжала преподавать, и ученики слушали её ещё внимательнее, и, когда Радмила рассказывала притчу Христа о «милосердном самаритянине», то был едва слышен шёпот учеников:
— Радмила Павловна сама, как добрый самаритянин, за это её все и любят…
… Приходя же домой, Радмила по-прежнему находила уют, спокойствие, вкусный обед, мягкий плед с любимой гитарой, плейлист с любимыми песнями и хорошую книгу, Радмила очень любила и могла перечитывать в сотый раз поэму Пушкина «Полтава» и пьесу Гоголя «Ревизор»…
— Матушка, — спрашивала часто в задушевных беседах Радмила — Я, как бы взрослая девушка, вроде не глупая, а понять одной вещи не могу: почему некоторые люди так мелочны и жестоки? Что это с ними? Обида на весь мир за несчастливую судьбу? Гордость?
Марина Аркадьевна ласково гладила дочь по голове, поправляла её русые волосы и с заботой во взгляде и морщинистом лице отвечала:
— Доченька, кровиночка, разве всех поймёшь? Только Бог знает абсолютно всё, поэтому я бы тебе посоветовала выполнять свою работу в школе и меньше лезть в дела коллег. Да, ты стараешься сделать добро, поступить по-христиански, но тебя далеко не все поймут, многие люди с годами не мудреют, а просто черствеют…
Глава «Неудавшаяся месть Ульяны Викторовны»
… В тот учебный день Радмила отвела уроки и зашла в учительскую, чтобы отметить некоторые вещи в электронном классном журнале, учителя и учительницы сидели за столами, каждый занимался своими делами: проверкой тетрадей, подготовкой учебного плана…
Тут в учительскую вошла Ульяна Викторовна с ехидным выражением лица. Дама поправила очки, убрала за уши выпавшие из пучка рубиновые пряди и властным тоном заявила:
— Дорогие коллеги, мы учим детей не только наукам, но и нравственному поведению, а ведь всеми любимая Радмила Павловна, преподаватель основ православной культуры, забыла напрочь, чему сама учит детей: Стас Лопухов из 11 «В» сам лично рассказал мне, что у них с Радмилой Павловной роман…
Радмила личико вытянула, да глаза свои огромные бездонные ореховые округлила, как совёнок,  от такой наглой лжи, опешила на несколько минут, но потом решительно встала, подошла вплотную к Ульяне Викторовне и с обидой во взгляде громко возмущённо спросила:
— Зачем, Ульяна, ты так нагло бессовестно лжёшь? Зачем?!
Ульяна Викторовна хмыкнула и шепнула Радмиле:
— Знаешь, Радмила, месть иногда — очень приятная вещь…
— Месть — приятная вещь?! — от удивления закричала Радмила с горестью во взгляде ореховых зениц — Ну, и душа же чёрная у тебя, Ульяна, если ты мстишь мне ни за что таким подлым образом! А о том, как жить теперь Стас будет, ты подумала?! Ты подумала, что испортишь ему, невиновному, жизнь?! Тоже мне, граф Монте-Кристо нашлась! Но я всё равно правду докажу, недаром святой Александр Невский сказал: «Не в силе Бог, а в правде»!
Радмила задумалась, а потом обратилась к Игорю Фёдоровичу:
— Игорь Фёдорович, разрешите мне сейчас уйти, я хочу обратиться в полицию написать заявление за клевету! Доказательство невиновности у меня будет…
Седой Игорь Фёдорович, опираясь крепкими руками на стол, с негодованием посмотрел на Ульяну Викторовну и резко промолвил:
— Ульяна Викторовна, учтите, если Радмила Павловна докажет свою невиновность, то у вас будет гораздо больше проблем, чем в прошлый раз!
Радмила же накинула бирюзовую курточку, запахнулась в огромный мягкий палантин и легко побежала в церковь…
Снег ещё не выпал, но уже было холодно до мурашек и озноба, а шалун-ветер свистел и развевал длинные русые волосы Радмилы и её палантин…
Подойдя к хорошо знакомой любимой церковке с золотым куполом, Радмила перекрестилась и стала молиться мысленно: « Боже, Иисусе Христе, прошу, дай мне знак, совет, как решить эту проблему, в чём выход, и почему так получилось, в чём я не права…».
… Радмила прошла в церковь к своей любимой иконе: иконе Архангела Гавриила, когда вдруг услышала шамканье незнакомой старушки:
— Хм, в церкви нужно голову покрывать женщине…
Радмила  накинула палантин на голову и машинально ответила:
— Простите Христа ради, я просто знаю, что в старину, в первых христианских общинах голову покрывали только замужние женщины, непорочные девушки не покрывали головы…
Вдруг Радмилу осенило, на лице появилась скромная улыбка, а в ореховых зеницах блеск: « А я ведь девственница! Этот разговор с бабушкой — это знак! Я просто схожу на приём к гинекологу и возьму у него справку о том, что я девственница!».
Радмила ещё немного помолилась, и казалось ей, что чудесный архангел слегка подмигивает ей…
… Скоро девушка была в кабинете гинеколога, чувствовала Радмила себя неловко, но врач посмотрел и спокойно уточнил:
— Значит, жалоб у вас нет, вы пришли только за справкой о девственности?
— Ну, да… — хлопая ресницами, смущённо ответила Радмила.
— Тогда вставайте с кресла, одевайтесь, я сейчас справку вам выдам… — закончил разговор невозмутимым тоном врач…
… Через час Радмила с ликующим забавным милым выражением светлого личика вошла, пританцовывая, в учительскую и при всех коллегах достала справку со словами:
— Я говорила, что докажу, что это — клевета, оскорбление? Так вот доказательство, все посмотрите справочку от врача! Кто-нибудь пойдёт на суд свидетелем, что клевета была?
Все учительницы и Игорь Фёдорович подошли, рассмотрели справку и прочти хором воскликнули:
— Конечно, все пойдём! Все слышали оскорбления Ульяны Викторовны в ваш адрес!
Радмила озорно посмотрела своими большими ореховыми глазами на бордовую от стыда Ульяну Викторовну и спросила:
— Ну, что, Ульяна, деньги готовишь платить моральный ущерб мне и Стасу? А то ему учиться ещё нужно, деньги ох, пригодятся пареньку,  не стала б я в суд подавать, да репутацию Стаса жалко, ведь он добрый хороший юноша…
… В итоге Ульяне присудили выплатить штраф и моральный ущерб Радмиле в размере пятидесяти тысяч рублей и Стасу в двадцать пять тысяч рублей. В тот день Игорь Фёдорович вызвал к себе в кабинет Ульяну Викторовну и поднял крик негодования:
— Да что это за интриги в школе?! Что за отношения к ученикам и коллегам хамское?! Всё, лишаю всех премий, урезаю зарплату!!!
Ульяна Викторовна еле стерпела такой тон директора, нервно теребя очки, а все с радостью слушали, как Ульяну Викторовну наконец-то на место поставили…
Радмила заботливо спросила Стаса:
— Стас, у тебя всё в порядке? Сплетни Ульяны Викторовны не навредили тебе? А то я не за себя, за тебя переживала…
— Нет, особо не навредили, семья у меня дружная, родители мне доверяют, мы с ними объяснились, они поняли, что Ульяна Викторовна лжёт, что я не говорил ей и не делал, что она мне приписала, и спасибо вам, что судиться за правду стали ради моей репутации, я вам очень благодарен… — ответил Стас.
… Дома Радмила сидела рядом с мамой, закутавшись в плед, и пила чай с сушками, а ласковая заботливая Марина Аркадьевна вела с доченькой беседу и слушала её новую песню об Архангеле Гаврииле…
— Удивительный человек ты у меня, доченька, — со вздохом бережно рассматривая дочь, заметила Марина Аркадьевна — Ты любишь ближних больше, чем себя, как и заповедовал Христос, но иногда тебе самой это выходит боком…
— Матушка, это так, юношеский максимализм у меня ещё видно не прошёл, а, вообще, я так доверяю Христу, что очень мало что меня может напугать… — ответила с милой улыбкой Радмила, собрав в хвостик свои русые волосы…
… Спустя несколько дней Радмила встретилась в коридоре с Игорем Фёдоровичем, седой тучный директор с добрым взглядом первый заговорил с девушкой:
— Здравствуйте, Радмила Павловна, как идёт рабочий процесс? Как вы себя чувствуете?
— Спасибо, Игорь Фёдорович,  всё благополучно, только я немного не пойму причины вашей благосклонности ко мне, ведь вы всегда встаёте на мою сторону… — ответила Радмила с напряжением во взгляде ореховых зениц и озадаченностью на нежном личике.
— Знаете, Радмила Павловна, не подумайте ничего дурного, просто у меня год назад ко Господу отошла дочь, вы с ней удивительно похожи и внешне, и в некоторых привычках, её звали Мария, а я всегда звал «моя милашка Мэри», вы мне так напоминаете её, мне так бывает одиноко без дочери, что мне иногда хочется по-отечески позаботится о вас… — тихо рассказал свою беду Игорь Фёдорович со слезами в голосе, и поспешил уйти, чтобы не слышать ответа…
… Радмила же стояла и думала: «Бедный человек! Могу ли я чем-то помочь по-христиански? Надо подумать над этим вопросом…».
Глава «Беглянка»
… Жизнь — штука такая, которая не любит, чтобы её заставляли на месте стоять.  Ну, и Радмила под этот негласный закон земного бытия подстраивалась: в школе хрупкая милая Радмила Павловна, как настоящий христианский проповедник, интересно, занимательно ведёт уроки о религии, ребятам всех возрастов нравится, даже некоторые учителя приходили иногда послушать…
Как учительница «богословия», Радмила прославилась быстро, ведь была истинным профессионалом и воцерквлённым человеком, хотя другие учительницы иногда подсмеивались:
— Старомодная эта Радмила Павловна, свой  факультатив ведёт и, впрямь, как в дореволюционной России учителя богословия…

Ульяна Викторовна же фыркала недовольно в сторону Радмилы и, хотя боялась причинить девушке ещё какой-то вред, принципиально не разговаривала.
Радмила только дома с мамой за ужином, тёплой овощнушкой с рыбой,  по-доброму шутила:
— Забавная дама — Ульяна Викторовна, обижается, как ребёнок, как в поговорке, на сердитых воду возят. Ну, поверь, матушка, до смешного её обида доходит, я не знала, что люди так сердиться могут …
— Доченька-доченька, — с глубокой нежностью во взгляде и голосе ответила Марина Аркадьевна, заботливо поправляя дочери её длинные блестящие русые волосы — Какая же ты ещё сама юная и наивная. Ты чиста и умна, как сама Богородица, но жизненного опыта, практической хватки у тебя сильно  не хватает. Это пройдёт с годами само собой,  но это может мешать тебе сейчас…
… В свободное время Радмила так же посещала церковь,  молилась, смотрела с мамой интересные фильмы и мультфильмы, читали вместе Шмелёва и Бунина, Радмила так же любила «мучить» гитару…
Уже в первых числах ноября, когда город накрылся снежным одеялом, словно замёрз, Радмилу «нашло новое приключение»…
В тот обыкновенный рабочий день Радмила отвела уроки, сегодня она справилась с этим до обеда, перекусила в школьной столовой и, посмотрев на часы милым взглядом больших ореховых зениц, забавно улыбнулась с мыслью: «А пойду-ка я сейчас в библиотеку, уроки я отвела, почитаю что-нибудь интересное, приготовлюсь за одно к завтрашним занятиям. И польза, и не буду видеть ухмылки других учительниц…».
Радмила только встала и поправила нежно-голубую кофточку с тёмно-синей макси-юбкой, когда к ней подошла Гульнара Ахметовна со словами:
— Радмила Павловна, ЧП в школе случилось, Игорь Фёдорович всех зовёт посоветоваться…
Радмила с милым смешным выражением лица, будто её не в учительскую, а в террариум позвали, тяжело вздохнула, и подумала: «Опять ЧП? Опять я кого-то выручать, скорее всего, буду, как добрый самаритянин? Опять разборки? Ну, когда уже отдых от этой глупости будет!», но ответила нежным голосочком:
— Конечно, Гульнара Ахметовна, сейчас приду в кабинет Игоря Фёдоровича…
Лёгкой походкой девушка направилась в кабинет директора, а, когда Радмила пришла, то в кабинете уже собрались многие учителя с недоумением и даже злостью на лице, спокойный, но с печальным взглядом Игорь Фёдорович и незнакомые Радмиле мужчина и женщина. Радмила встала в стороне и решила послушать, чтобы лучше понять, что происходит, лишь напугано сложив маленькие сочные губки бантиком…
— Дочь у нас пропала, сбежала из дома просто напросто, записку оставила: «У меня всё хорошо, не ищите меня», Мария Кристаллова из 9 «А». Она в вашей школе учится, вы должны её знать, но мы на всякий случай и фотографии её принесли, вы уж помогите найти беглянку бессовестную, а я уж, как отец проведу воспитательную работу, накажу… —  с яростью на неприятной физиономии объяснил мужчина.
 Многие учительницы возмущённо поддакивали:
— Конечно, найти её как можно скорее, а вы уж, как родители, построже объясните всё ей!
…Радмила стояла тихо в стороне, но её чистое нежное возмущённое личико, дрожь в хрупких балетных  ручках выдавали негодование девушки: «Да по поведению их понятно, что не просто так сбежала из дома Машенька, она — очень хорошая девочка, я общалась с ней, хотя не очень часто, не этим «псевдородителям», а Маше нужна помощь. Видно, придётся мне снова вмешаться в ситуацию на стороне обиженных, как настоящей христианке…».
Все вышли из кабинета, кроме Радмилы и Игоря Фёдоровича, который сидел понурый, тихий, ещё больше постаревший на лицо и с печальным замороженным взглядом…
Радмила подошла к пожилому директору и тихо изрекла:
— Конечно, все были возмущены поведением девочки, но мы-то не так глупы, чтобы понять, что возмущения были необоснованны: девочка сбежала, конечно, не от хорошей жизни, виноваты сами родители, ну ни как не Мария. Возможно, как я догадалась по поведению отца девочки, в семье имело место жестокое обращение. Разрешите, я сама найду несчастную беглянку, поговорю с ней, а потом уже решим, как поступить…
Игорь Фёдорович поправил седую стрижку, неискоренно встряхнулся и ответил:
— Конечно, Радмила Павловна, я с вами полностью согласен, действуйте…
Радмила вышла из кабинета и  мысленно взмолилась: «Архангел Гавриил, помоги, подскажи, где мне найти девочку-беглянку, как мне правильно, по-христиански, поступить, когда я её найду…».
Сама того не заметив, в задумчивости Радмила лёгким быстрым шагом направилась в библиотеку (ведь туда она и планировала идти до инцидента), а, когда вошла в читальный зал, то от удивления ойкнула,  смешно захлопала ресницами круглых, почти как у лемура, ореховых глаз, подумав: «Да, быстро услышал меня Архангел Гавриил…».
… В пустом читальном зале за столом, заваленным книгами, в джинсах и стареньком заношенном свитере сидела  взлохмаченная рыдающая Маша…
Радмила подошла к девочке, села рядом, заботливо вытерла салфетками потоки слёз и, внимательно посмотрев, тихо и ласково начала разговор:
— Мария, Машенька, почему ты ушла из дома? Почему ты так горько плачешь? Что случилось, какая кручина? Родители ищут тебя, почему ты не хочешь домой? Есть какие-то проблемы в семье? Мне ты можешь рассказать всё, я не имею привычки осуждать, я же христианка православная…
Девочка разрыдалась ещё сильнее, Радмила принесла ей из медпункта таблетку пустырника, только выпив её, Маша стала рассказывать:
— Радмила Павловна, вы можете мне не поверить, но уж лучше в детский дом, в подворотню или сразу в ад, чем домой! Отец у меня — алкоголик. Дома холодно, голодно, денег на еду нет иногда по два-три дня.  Постоянно к нему собутыльники приходят, я их боюсь, как огня, прячусь в шкаф, как в жутком фарсе или анекдоте, чтобы они не трогали меня, чтобы не взяли силой, а, если отцу что-то не нравится, он поднимает на меня и маму руку. Я устала терпеть боль и унижения, я не хочу домой…
Радмила погладила заботливо девчушку по головке и ответила ласковым голосочком:
— Машенька, раз так дело обстоит, конечно, домой тебе нельзя, но и отчаиваться так тоже не нужно: мы вызовем полицию, будем разбираться, чтобы родителей твоих лишили родительских прав, чтобы ты лучше в детдом попала, чем в такой обстановке жить, а ещё бы лучше в хорошую приёмную семью…
Маша снова заплакала, а Радмила рачительно вытирала слёзы девочки салфеткой, обдумывала всё…
Вдруг Радмила резко выпрямилась, озарённая удачной мыслью: «А, что, если предложить удочерить Машу Игорю Фёдоровичу? Он сам же рассказывал, как тоскует по ушедшей ко Господу дочери, которую тоже звали Марией…».
… Радмила решила отложить разговор с Игорем Фёдоровичем об удочерении Маши  на более удобное время, а пока объяснила пожилому директору и другим учителям критичную ситуацию девочки. Все единодушно решили встать на сторону Маши и Радмилы, вызвали полицию…
Через неделю состоялось судебное заседание, на котором родителей Маши решили родительских прав. Тогда Радмила поправила свои длинные русые волосы, собранные в косу, подошла к Игорю Фёдоровичу и осторожно начала разговор:
— Эм… . Не знаю, как лучше сказать, но я подумала, что девочке было бы лучше в приёмной семье, чем в детском доме, у неё сейчас такой трудный период в жизни, ей нужна забота и поддержка, чтобы справиться с таким потрясением и жить дальше. А у вас тоже, как показалось мне из беседы, трудный период, вы сами говорили, что не можете забыть свою погибшую дочь. Может, вы бы помогли друг другу?
Игорь Фёдорович повернулся к Радмиле и посмотрел с просветлевшим выражением лица на девушку со словами восхищения:
— Радмила Павловна, вы — Ангел? Вы нашли выход, утешение мне, человеку, потерявшему своё любимое драгоценное дитя! Я не знаю, как вас благодарить за эту подсказку, я искренне верю, что теперь всё в моей жизни наладится, круг одиночества будет порван!
Игорь Фёдорович долго беседовал с Машей…
Радмила не слышала, о чём они говорят, но искренне обрадовалась, когда девчушка и пожилой страдалец обнялись со слезами счастья, а Игорь Фёдорович воскликнул громко:
— Доченька родная, моя милашка Мэри, как же я тебя люблю! Я пойду собирать документы на твоё удочерение…
Радмила выдохнула, накинула хвойный пуховик и устало пошла домой, улыбаясь кристально чистому небу с мыслью: «Слава Тебе, Господи, нашла решение я с Твоей помощью и в этой истории…».
Глава «Последняя капля терпения или завтра всё будет по-другому…»
… Радмила, как всегда, утром в понедельник проснулась рано, помолилась душевно и кратко, привела свой внешний вид в порядок, нарядившись в милое платье в пол цвета кофе с молоком и с маленьким золотистым цветочком, сделала причёску из косы и  отдельных прядей (девушка прочитала в интернете, что это модно). Потом девушка позавтракала с мамой и в тёплой шапке с ушками с хвойным пуховиком побежала в школу…
Почему-то понедельники не особо печалили Радмилу, она всегда старалась мыслить позитивно, тем более в последнее время в школе всё было благополучно: Радмила с величайшей радостью наблюдала, как её предмет завоёвывает всё больше и больше учеников.  Маша расцвела под отцовской опёкой Игоря Фёдоровича, став официально его дочерью, даже в новом паспорте Маша была «Шишкина Мария Игоревна», Игорь Фёдорович тоже счастлив и всё время пытался отблагодарить как-то Радмилу: то премию больше назначит, то похвалит за педагогические способности при всём коллективе…
… Радмила, приготовив класс к уроку, пошла в учительскую, чтобы взять специальный маркер для интерактивной доски и пульт от этой доски, когда почувствовала, что все учителя, что были тут, перешёптываются, ухмыляются, тихо посмеиваются вслед девушке.
Радмила сильно напряглась, нервно поправила платье, округлила, как совёнок, ореховые зеницы, подумав: «О Боже, Иисусе Христе, Милостивый Господь Бог мой, опять уже что-то обо мне придумали и шепчутся! Что я делаю не так? Вроде же хорошо сделать стараюсь, чем я им не угодила? Опять очередную историю разгребать? Надоело порядком уже…».
Ульяна Викторовна, поправляя свой коронный пучок из рубиновых волос, с горделивой самодовольной  осанкой прошла рядом с Радмилой. Тут уже Радмила не выдержала и спросила, бросив на стол все атрибуты к интерактивной доске:
— Уважаемые коллеги, скажите, пожалуйста, что за некультурное шушуканье? Вы обсуждаете опять какую-то новость, связанную со мной?
— Радмила, только не говори, что не знаешь, о чём речь: все в коллективе обсуждают последнюю новость: ваш служебный роман с Игорем Фёдоровичем. Можешь не вызывать в суд и не приносить туда своих липовых справок о девственности, всем понятно, что современная девушка в двадцать три года девственницей не будет, когда школьницы 16-17 лет уже давно не невинны. Да и слишком к тебе благосклонен Игорь Фёдорович: и премии, и похвалы, прям как будто ты — Ангел. И сам-то явно удочерил Марию из 9 класса не из отцовских чувств, между прочим, с твоей подачи! — произнесла с самолюбованием и жеманством Ульяна Викторовна.
 Учительницы, что помоложе, тихо захихикали, какой обескураженный и оскорблённый вид был у Радмилы…
… А Радмила как стояла, так и села на стул, выронив из рук и маркеры, и пульт, и флеш-карту с презентациями и музыкальным сопровождением к уроку…
В её огромных нежных ореховых зенках, которые наполнились слезами, в её чистом расстроенном иконописном личике читались легко её мысли: «Да что же это такое, Господи Милостивый, Вседержитель? Они во главе с Ульяной специально это так ловко придумали или действительно настолько развращённые, что так неправильно поняли и мои действия, и Игоря Фёдоровича, и бедной Машеньки?! Если специально, то зачем?! Завидуют? Если считают это правдой, неужели они «скатились в такое болото», что так извратили то счастье, которое обрели Игорь Фёдорович и Маша, став отцом и дочерью? Бедная девочка! Нет, право, эти ужасные выдумки были последней каплей, моё терпение кончилось…».
Радмила, кое-как собравшись с силами, подняла нужные ей вещи, и с несчастным видом ответила Ульяне Викторовне:
— Я не собираюсь слушать эти пустые беспочвенные оскорбления и хамскую клевету, Игоря Фёдоровича и Машу я вам в обиду не дам, они — настоящие папа и дочь, чтобы вы все там не сочиняли, а обо мне говорите, что хотите, я мало чего боюсь в этой жизни…
После этого Радмила в полной тишине тяжело дыша, пошла из учительской в класс, отвела уроки с натянутой улыбкой, еле-еле крепясь, (благо сегодня их всего было три), а потом в том же полном молчании надела тёплую одежду и пошла тихим шагом домой…
… Холодный ветер баловался хлопьями снега, Радмила куталась в пуховик и яркие варежки и старалась не думать о плохом, а мечтать об отдыхе, Новом Годе и Рождестве Христовом…
Радмила остановилась, покрошила кусочек хлеба, что был в сумке мелким пичужкам и вошла в их с мамой квартиру…
… Радмила у порога скинула верхние вещи, сломала милую причёску, что делала утром, сменила ботинки на забавные малиновые тапочки и крикнула:
— Матушка, здравствуй, милая, встречай, твоя «блудная» дочка с работы пришла…
Марина Аркадьевна поспешила встретить дочь с ласковым упоением:
— Доченька, кровиночка ненаглядная, переодевайся, мой руки, обедать будем!
Радмила с измождённым несчастным видом переоделась, похлебала суп, взяла гитару и запела:
«Бывает вот такое волшебство:
Сбываются мечты на Рождество!
Ты только надейся и жди,
Что лучшее всё впереди!
А в Рождество пекутся пироги…
Ты ближнему сегодня помоги,
И Господу Христу поклонись,
В Рождество, в праздник окунись…
И тогда исполнится мечта,
Надежды не напрасны никогда,
Особенно есть веры торжество
Когда сияет Вифлеем на Рождество…
Я, видно, неисправимый романтик,
О мечте своей заявляю без тактик,
И Рождество очень сильно люблю,
И каждый миг праздника святого ловлю…»…
Тут Радмила не выдержала и, опираясь на гитару, заплакала…
Марина Аркадьевна, рачительно приобняв дочку за плечи и нежно поглаживая по длинным русым волосам, спросила:
— Доченька, кровиночка, что же случилось? Ты же у меня всегда весёлая, светлая, бойкая по жизни, что же за кручина? Может, чем подсоблю я?
Радмила посмотрела с глубокой нежностью ореховыми глазами совёнка на маму и, теребя волосы, ответила:
— Матушка, я просто очень устала от такой работы, когда я шла эту школу, я не предполагала, с чем столкнусь. А столкнулась я в итоге с постоянными ЧП, эгоизмом, завистью коллег, мелочными грязными интрижками и сплетнями, настоящим лягушатником. Я, наверное, ошиблась, и, доработав до новогодних каникул, уволюсь и пойду преподавать в православную гимназию, в простой школе мне не место, там всё будет по-другому, верующие люди не имеют склонностей к таким вещам. Да, так будет лучше всего, в православной гимназии буду спокойно преподавать, а здесь мне не дадут: они такие мелочные, жестокие! Знаешь, матушка, я вот даже так подумала: они в этой школе между собой все перессорились, а что бы они делали, если бы случилась какая-то реальная беда или опасность?
Марина Аркадьевна вытерла платочком слёзы дочери и участливо изрекла:
— Ну, доченька, лапушка, не переживай так, хорошее решение ты приняла, скоро праздники, надо только дотерпеть до них, давай отдыхать, ты действительно очень устала…
Мама и дочь укутались на диване в пледы, взяли зелёный чай, ноутбук и включили фильм «Щелкунчик и четыре королевства»…
… Спустя три рабочих дня Радмила, как всегда, вела урок, когда вдруг на первом этаже раздались истошные ненормальные крики, крики ужаса. Радмила напряглась, перекрестилась и сказала испуганным ученикам 5 «В» класса:
— Так, сидите тихо, ждите меня, кто верит и знает молитвы, можете помолиться, другие пусть параграф «Первые христианские мученики» почитают. Я только спущусь, узнаю, почему в школе крики…
Радмила быстро и ловко, как спортсменка, бежала по лестнице вниз, а распущенные русые волосы развивались за спиной длинным шлейфом…
Когда Радмила подошла к дверям, то остолбенела от испуга: молодой парень-охранник школы лежал без сознания, несколько учителей стояли белые от страха, плача белугой, а вход загородили восемь крепких мужчин с автоматами, не трудно было догадаться, что это — террористы, из какой именно группировки, понять было невозможно, так же, как национальность и возраст, потому что преступники замотали свои лица тёмной тканью, оставив лишь место для глаз, как древние асассины…
Вот когда всем стало по-настоящему страшно, забылись в момент все разборки и обиды. Один из представителей этой мерзкой восьмёрки грубо крикнул:
— Всех, кто есть в школе, соберите в один кабинет под наш контроль, вы все — заложники! И не рыпаться сильно, а то у меня автомат близко!!!
… Скоро все, кто был в школе, кроме одной первоклассницы, крошечной, но умненькой девчушки, которая нырнула незаметно в подвал и пошла за помощью, собрались в большом кабинете химии…
Дети разных возрастов от страха плакали и забивались под парты и в углы, учителя, в том числе Ульяна Викторовна, прижались к стенке, сидя на корточках и рыдая, и, видно, испугались больше, чем дети…
 Только хрупкая маленькая Радмила спокойно сидела у стенки, испачкавшись в белой краске стенки кабинета, смотрела с серьёзным, суроватым видом на происходящее своими бездонными глазами, читала мысленно «Отче Наш», «Кресту Животворящему», а, когда стемнело за окном, мысленно обратилась к Господу: «Господи, Иисусе Христе, умоляю, помилуй нас всех, пусть не будет жертв, нас спасут,  не повторится трагедия Беслана, а если уж будут погибшие, то только я, только я, а не кто другой…».
… Ночь подходила к завершению, а в злосчастном кабинете химии ничего не менялось: лёжа прямо на полу в классе, спали только маленькие несмышленые первоклассники, остальные люди в кабинете не смыкали ночью глаз, молились, не стесняясь никого, слух, о том, чтобы их спасли и, понимая, что пока этого не происходит, ревели белугой.
Радмила же сидела маленьким хрупким комочком у стенки спокойно, шёпотом молилась, целовала нательный крестик, снова и снова обращаясь мысленно к Христу: «Господь Бог мой, Христос Вседержитель, умоляю, помилуй нас всех, пусть не будет жертв, нас спасут, если кто-то и погибнет, то только я, я, а не кто-то другой…».
… Утром после такой жуткой ночи все учительницы и девочки-ученицы, что постарше и имели длинные волосы и макияж, выглядели разлохмаченными испачканными помятыми Золушками. Теперь не было споров о том, кто из девушкек-старшеклассниц красивее и умнее, кто из учительниц интеллигентнее и компетентнее — все выглядели в такой ситуации одинаково, кроме Радмилы: она с огромными глазами совёнка и всклокоченными длинными русыми волосами вела себя совершенно спокойно…
Вдруг девочка из 5 класса, Дина, со стоном и тяжёлым дыханием резко упала на пол, побелела, закатила глаза…
Радмила подскочила к Дине с испугом в ореховых глазах и спросила:
— Дина, что с тобой? Тебе плохо? Нужен врач?
— Да, мне очень плохо: я ведь на инсулине… — слабенько протянула посиневшая Дина.
Радмила тут же встала и направилась в сторону гнусных террористов, Ульяна Викторовна, которая после такой ночи выглядела заплаканной, запуганной, с испачканным тушью лицом и рубиновыми волосами, которые были похожи на паклю, с ужасом прошептала:
— Радмила, милая, хорошая, не подходи к ним! Они же не люди, а так, звери, уроды, чудовища, им ничего не стоит застрелить хоть кого, как охотнику уточку! А ты такая юная, хрупкая, как тебе не страшно?
Радмила обернулась к Ульяне Викторовне и со спокойствием в больших ореховых зеницах ответила:
— Я так доверяю святой воле Христа, что вообще мало чего в жизни боюсь…
Радмила подошла вплотную к одному террористу (при этом на контрасте со здоровым спортивным мужчиной стали ещё заметнее маленький рост и стройность Радмилы, которая походила на балерину) и заговорила:
— Как к вам обращаться?
— Раджа моя кличка. А что тебе, девчонка, надо? — неприятно прохрипел террорист.
— Раджа, ну будьте вы человеком, я вас прошу, умоляю, пропустите к одной заложнице врача: девочка на инсулине, она скончается без лекарства, вы же понимаете, ну, поступите, как человек, прошу… — стала спокойно уговаривать этого великана с автоматом Радмила, а все притихли в ужасе и в восхищении девушкой…
— Ладно, девчонка, на этот раз уступлю тебе, уж больно ты храбрая, в отличие от тех вон зайцев серых, что трясутся, как овечий хвост, а я храбрых уважаю… — прохрипел Раджа, что-то сказал на английском языке другим террористам, и те пропустили врача…
Врач сделал Дине укол инсулина и оставил ещё дозы этого лекарства, девочка порозовела и уже села на пол, все с радость вздохнули: жизнь Дины была спасена…
… Прошёл день и ещё ночь, уже родные тех, кто находился в заложниках, с волнением и слезами столпились у школы…
… Всё это время Радмила не прекращала мысленно молиться. И «Отче наш», и Богородичный, и «Кресту Животворящему»…
Тут стало понятно, что за это время все, кто находился в кабинете, так изнемогли от отсутствия сна, голода, жажды, непрекращающихся потоков слёз, что некоторые могут скончаться уже совсем скоро…
Радмила подняла взгляд лучистых ореховых глаз в потолок, подумала, а потом снова направилась к Радже…
— Так, что идёшь? Чего не сидится в уголке? — хрипло спросил террорист.
— Понимаете, Раджа, люди, особенно дети, совсем обессилили от жажды и голода, нельзя ли, чтобы родственники, что собрались у школы, передали воды? Пожалейте детей хотя бы, пожалуйста… — попросила Радмила с мольбой в огромных глазах.
— Ладно, уж, уступлю и на этот раз за храбрость твою, девчонка, больно смелых уважаю…
… Скоро в классе стояло несколько десятилитровых бутылей с водой, все подбежали с жадностью пить и благодарили на перебой Радмилу, Ульяна Викторовна даже руки Радмиле хотела поцеловать, но Радмила скромно убрала руки и смущённо протянула:
— Ульяна, не надо так, правда, я просто стараюсь помочь, Бога благодари, что у меня получилось, а я так, просто волю Его исполняю…
… Потом Радмила стала к каждому из других заложников подходить и говорить какие-то слова утешения…
Речь Радмилы при этом была краткой и тихой, но в лучезарном взгляде девушки было столько веры во Христа, столько надежды на счастливый финал этой истории, что все постепенно успокоились, по крайне мере, перестали рыдать.  Радмила же нарисовала мелом на доске Ангела, как она объяснила, «чтобы охранял нас всех» и, измождённая, снова села у стенки…
… Прошли ещё сутки, и, хотя благодаря утешениям Радмилы, в эту ночь спало больше людей, и учеников, и учителей, не спала одна Радмила, она молилась, смотрела на звёзды в окно и всё время думала: «Господи, помилуй, пусть нас скорее спасут, ведь скоро этим бандитам надоест ждать, когда администрация города выполнит их условия, и они начнут пальбу…».
… Вдруг ранним утром, когда ещё на улице было темно, раздались шум, гам, крики в подвале, в считанные секунды служители спецназа, человек сорок, оказались в кабинете, ловко бросились на восьмёрку опешивших террористов, обезоружили и связали их…
… Только Раджа вывернулся на несколько секунд и злобно крикнул:
— Что ж, раз нас поймали, раз наша песня спета, я пристрелю из мести хотя бы одного заложника!!!
Раджа достал пистолет и направил его на Ульяну Викторовну, та сжалась с ужасом маленькой девочки…
Тут, когда грянул выстрел, между пожилой учительницей и Раджой бросилась Радмила, было видно, как пуля летела прямо в грудь девушке…
… Ещё секунда, а, может, и меньше, и Радмила лежала бледная и красивая, как фарфоровая куколка, на полу, а служители спецназа обезоружили и арестовали Раджу…
Спецназовцы увели арестованных террористов и хотели уже рассказать спасённым людям о том, как маленькая школьница рассказала о захвате школы родителям и о подвале, через который спаслась сама, а те поверили дочери и обратились в полицию, поэтому всё благополучно кончилось, но никто не стал слушать их рассказ. Все до единого человека бросились к Радмиле с горючими слезами, а Ульяна Викторовна аж дрожала от пережитого и с потоком слёз раскаяния бросила очки на пол со словами:
— Радмила, добрая, милая, святая ты наша! Я о тебе такой пошлости, такой грязи в своё время наговорила всем, а ты, Ангел наш, Божий человечек, спасла меня!!! Прости-и-и!!!
Тут Радмила распахнула свои ореховые зеницы, слабо улыбнулась и ответила ласковым голосочком:
— Ульяна, не плач ты так, не проси прощения за те мелочи, живая и здоровая я, слава Богу, только крестику моему досталось, а сама я в порядке…
Тут Радмила достала из-под бирюзовой кофточки золотой нательный крестик, в котором торчала та самая пуля Раджи.
— Господи Иисусе Христе, воистину ты есть!!! Спасибо Тебе!!! Мы теперь все в Тебя верим!!! — ликовали все со слезами счастья, поднимая такой гул…
Радмила лежала на полу класса, принимая объятия и слова благодарности, измождённая, но счастливая…
Глава-послесловие «Счастливый итог»
… Так Радмила продолжила работать в этой школе, рассказывать с ещё большим желанием и верой о православии, и все до единого человека в школе, и учителя, и ученики обожали её предмет и уже не смеялись, что это «никому непонятный факультатив», а гордо говорили:
— Радмила Павловна у нас — учительница богословия! Лучшая!
А в свободное время Радмила по-прежнему «мучила» гитару, ходила в церковь и смотрела добрые комедии вместе с мамой.
Почти все в школе, кто не верил до этого, приняли крещение, особенно рвалась к этому Ульяна Викторовна. Она и краску рубиновую с волос смыла, и с дочерью взрослой, с которой долго в ссоре была, помирилась, и та оплатила матери операцию для улучшения зрения, и Ульяна сняла очки…
… В морозный, снежный самый красивый бодрящий весёлый Рождественский день Радмила пришла в церковь не одна, а почти со всеми коллегами,  учениками и мамой, которая гордилась своей дочерью…
… Радмила обрела истинное счастье благодаря самой искренней и сильной вере в Бога не только на словах, но и на деле, показав себе и остальным, что значат слова Христа: «Возлюби ближнего своего, как самого себя»…