Убить Дракона

(Изрезанная хроника)

I

Далеко позади остались багровые разводы и следы насильственной смерти. Двигаясь по мокрой улице и покрываясь мелкими капельками дождя, он ощущал себя замешанным в неком ритуале омовения после смерти. Только вот смерть была не его, а совершенное крепкими руками и беспринципным характером убийство.

Что же двигало им, как не великолепное чувство мести. Да, именно оно. Желание дать человеку физический ответ как можно скорее. На бесполезного чиновника для власти точно не будет никаких видов, значит и призыв к ответным действиям нескоро заденут его. Так бывает, когда не желаешь играть по чужим правилам, особенно, если тебя нечем зажать в угол.

Этому уроду и в голову не пришло бы, что за ним придет его давний знакомый. В хорошем смысле знакомым. Сколько нужно сделать всего, чтобы не бояться ничего, абсолютно ничего. По всей видимости, он собаку съел на гадостях и прелестях жизни. Просто воровать и сидеть ровно было бы для него слишком просто и скучно, потому то судьба злодея как в супергеройских боевиках была более привлекательна и интересна. Такие люди получают удовольствие от большой власти и беспомощности людей, будто завуалированные маньяки за семью печатями в кабинете из кожи. Маленькие, глупые, бесконечно самодовольные и уверенные в себе чинуши с минимальным набором возможностей и привилегий. Удивительно, что его сдали свои же дружки.

Насколько нужно надоесть силовикам, лезть в их дела и просить свою долю, чтоб получить пулю в голову от мстительного знакомого. Ух! Более чем прекрасно. Пред такими как я тяжело залечь на дно или уйти в сторону. Проще оставить все как есть и ждать. Ждать с вооруженной охраной и множеством цепных псов. Но он посчитал бессмертным, в прямом смысле слова. Только бессмертные выживают от выстрела в голову, предварительно избитые до полусмерти. Быть может он был верующим и предполагал всеобщее прощение. Теперь его как личности больше не было, а искалеченное тело украшало кабинет кровавым натюрмортом. За столько лет он научился совсем без крови приводить к смерти всяких ублюдков, к тому же с человеком из власти встретился впервые, значит и проявить непрофессионализм было бы ужасным кощунством.

Самым противным из того, что он видел у каждого смертника – умоляющий взгляд перед лицом смерти. Непростительный трюк ради последней надежды. Что-то из ряда вон выходящее, на что они надеются? Человек пришел по их душу, и он возьмет, вот так просто уйдет? Слишком самонадеянно.

Дождь лил с самого утра. Обжигающе холодный поток вкупе с северным ветром смывал сегодняшнее действие с рук, лица и отвратительных мыслей. Он, как и всегда шел спокойным ровным шагом к себе домой. Пройдя город вдоль и поперек еще в детстве, он мог дойти домой и с закрытыми глазами, было бы желание. Главное не нарваться на недоброжелателей и бесполезных заказчиков, которых бывает безумно много.

Проспект покрыло водяным одеялом настолько сильно, что местами приходилось двигаться по колено в уличной жиже. Так выглядела борьба власти со стоячей водой на нужных им улицах, остальные же утопали в дерьме, грязи и бездорожии. Вплоть до «честных выборов» такие улицы, переулки, дворы тонут в бесконечном хаосе. Теперь небесная завеса перетекала в эту брошенную клоаку и оставляла несчастных людей наедине с собой и ненасытной природой.

Потоп продолжал увеличиваться, и чем ближе к дому продвигался наемник, тем хуже выглядели дома и жилые массивы. Всю жизнь он мечтал покинуть злачные места, где все пропитано ненавистью, но со временем привык и не смог отбросить от себя столько лет окружавший его мир. Невозможно избавиться от прежней атмосферы легко. Нельзя отбросить десятки лет в сторону, когда каждые угол, подъезд, входная дверь съедают тебя изнутри, закладывают в душу самые противные и мерзкие желания и мысли.

Руперт Грин по кличке Барракуда провел здесь большую часть своей жизни: детство и юность. Лишь к двадцати годам он получил возможность свалить отсюда, пусть и не на столь длительное время. Тогда все казалось не настолько запущенным и погубленным, но ребяческий взгляд всегда играет злую шутку, потому то ностальгия лишь украшала тоску по детству – сложному и бесповоротному. В те времена взгляд имел способность глядеть совсем на иные вещи, нежели теперь, перевоплотившись, искал день за днем новую добычу.

Теперь же он перешел на крупных рыб. Некогда желанная цель становилась ближе, значит и надежда на лучшие времена не угасала, а становилась все ярче и сильнее. Цель уже не теплилась на задворках прежнего самобичевания, стояла как ореол и будто звезда в небе вела его в верном направлении. А дальше новый длительный и достаточно энергозатратный шаг.

В его списке были те, кто допустил бесчинства и множество ужасных вещей, кто смотрел на маленького мальчика и говорил, что вокруг все в порядке, давали волю богатым вооруженным ублюдкам и негодяем, выбивающим последнее из людей. Они чувствовали безнаказанность и тем самым приближали свой час расплаты.

II

Молния в черном небе ознаменовала ранее утро, проведенное на улице. Теперешняя не приносила никакой радости, а вызывала странное ощущение досады и безнадежности. Прежние сторонники гербариев и осенних коллекций пролетали над обросшей головой, кружили и падали, падали под ноги, предвещая холодные времена их гибели. Сорванный лист с дерева и тот, что навсегда прилип к треснувшему асфальту, имели совсем разные взгляды на себя. Когда Руперт был маленьким, он относил их к абсолютно разным вещам и явно ставил одних выше других. Сейчас же все виделось совсем по-иному.

Голодные дни вызывали в нем крайние формы безумия, что и породило множество апатичных, крайне жестких умозаключений по поводу окружающего мира. Некогда цветные, пестрые и радующие глаз листья превратились в бесконечный поток раздражителей и ловцов ненависти. А деревья продолжали плакать под каждое дуновение ветра, убивая внутренний мир брошенного миром мальчика. С каждым новым порывом он все глубже и глубже оборачивался картонками и сгнившими одеялами с тряпками.

В них было действительно тепло. Не так, конечно, как в те моменты рядом с мамой, засевшие в его голове. Даже грязная ткань вызывала доверие к себе, нежели голая земля и никогда непрощающий ветер. Пусть сентябрь и казался теплым, но октябрь стал ужасно грубым и жестким. С каждой прожитой минутой покинутый ребенок жалел о том, что до сих пор ничего не сделал с собой. А почему? Он до сих пор хранил память о светлом и прекрасном времени, оставшегося посреди множества бараков и самостроев. Именно там осталось все то, ради чего сейчас ему было необходимо жить.

Мама. То великолепное существо в его жизни, которое ценило в нем само существование и наличие человеческих черт. Она никогда не забывала о сыне, во времена, когда приходилось жить впроголодь, несла домой вкусные остатки с обедов и завтраков. Мальчишке тогда казалось, что вкуснее черствого пирожка с капустой или застывшей сосиски в тесте нет ничего на свете, а то, что любят его сверстники бесполезная дрянь и химический рассадник. Он помнил жадные поглощения замерзших пирожки в зимнюю пору, совсем тихий хруст и перевоплощение в кашицу во рту. Оставшиеся половинки всегда уходили маме на ужин. Будучи мужчиной, пусть и маленьким, он верил, что в более зрелом возрасте что родного человека кормить будет он. Тогда же он гнул свою линию, лишая себя заветной половинки, и практически заставлял маму забрать положенную ей долю.

Воспоминания пришли вслед за шлейфом свежеиспеченных булочек. Каждое утро они открывались пораньше и продавали ранним пташкам только приготовленный хлеб. Руперт потянулся за ним и через мгновение оказался вплотную к витрине. От нее шло тепло и замечательный аромат корицы.

Полки за стеклом были еще пусты, а молодая продавщица выкладывала одну за другой прекрасные произведения пекаря и выставляла на них пугающие бумажки. Именно в такие моменты он осознавал свое крайнее положение. Редко что перепадало ему в конце рабочего дня из остатков, потому как многое жертвуют малообеспеченным и детским домам. С такой реальностью пришлось столкнуться на улице и смириться, просто прийти к бездействию и покорному молчанию.

Позади послышался крепкий шаг бывалого вояки. Мальчишка боялся людей в форме как никого другого на свете, будь это кто угодно из государственных ведомств. Тихим шагом он отпрянул на несколько шагов назад и затаился в картонках. Они успели остыть за несколько минут оглядывания блестящих пирожков и булочек. Это несколько огорчило мальчишку, но иного предоставлено не было.

Мужчина лет сорока, начисто выбритый и подтянутый, широким шагом подошел к окошку и, не глядя на полки, попросил несколько плюшек. Видимо, у него достаточно времени на службе, чтоб поглощать хрустящие изделия. Он оглянулся и заметил окоченевшего мальчишку посреди множества картонок.

- А кто этот мальчишка? – поинтересовался он у запыхавшейся продавщицы.

- Он бездомный, живет здесь и не покидает своего места, ужасно пугливый… - протараторила добрая душа, некогда первой сжалившаяся над Рупертом и протянувшая ему черствые остатки. – Я бы забрала его к себе, да только некуда. Сама живу с матерью…

- А пристроить у Вас здесь некуда?

- К сожалению, нет. Будь работа, я и сама поделилась бы с ним. К тому же он не особо общительный… Ко мне долго привыкал.

Мальчишка подслушивал разговор и не особо понимал, что происходит. Что же задумал этот военный с множеством блестящих звезд на погонах и широкими орлиными глазами. Прозвенел телефон и прекрасное женское личико погрузилось под прилавок. Не обращая внимания на болтающую с воздухом продавщицу, офицер двинулся в сторону Руперта решительным шагом. Оборванец вцепился в холодный картон с еще большей жадностью и замер. Может произойти все что угодно, мало ли что придет в голову страшному дядьке в военной форме. Но тот остановился и снова стал разглядывать бездомное дитя.

- Привет… Извини, если испугал тебя… - совсем мягко начал он. – Меня зовут Виктор Николаич.

Ребенок сжался калачиком и прикрылся картонками. Он вызывал в нем неподдельный страх, выталкивал старые воспоминания наружу.

- Я тебя не обижу… Лишь хочу предложить тебе замечательную работу, кров и вкусную пищу… Ты же не против? – он вытащил из свертка целую плюшку и протянул ее мальчишке. – Вот это твоя первая награда. Держи…

Руперта заинтересовало происходящее за пределами его схрона и осторожно выглянул наружу. Черты лица офицера заметно смягчились, и теперь он вызывал гораздо больше доверия нежели до этого момента. Он достал руки из-под холодного щита и, перед тем как взять необходимый для его жизни дар, вытер их о стенку своего ветхого домика. Замечательный аромат наполнил засорившийся от уличной пыли нос, он сделал первый укус.

- Жуй… Жуй… Не бойся… Только купил… - обнадеживал его ужин Николаич.

Булочка становилась все вкуснее с приближением ее кончины. Кусочек за кусочком она растворялась в нем и наполняла тело спокойствием и радостью. Мальчишка поднял лицо на военного и взглянул на него.

- Вкусно? – спросил его офицер.

- Вкусно… - практически шепотом сказал Руперт.

Мужчина подошел ближе к нему и протянул руку. Что же нужно было делать ребенку? В эти моменты он был полон сомнений и негодования, но так ли плохо попытаться изменить свою жизнь, быть может и судьбу? Напротив него стоял неизвестный человек и давал ему надежду на будущее, так ли это будет на самом деле? На самом деле у него не было выбора. Он понимал, что выбор есть всегда, но оставаться на улице было не самым великолепным вариантом. Он схватился грязной за крепкую руку человека в форме и встал с его поддержки. Ветер подхватывал его одежды и оголял исхудалое тело, обжигая кожу осенним холодом.

- Пойдем? – позвал за собой Иван Николаич.

Бездомный кивнул и совсем тихой походкой двинулся вслед за ним. Теперь точно что-то должно было поменяться в потерянной жизни человека, оставленного на улице. Продавщица, заметившая исчезновение бездомного мальчика, выглянула из окошка пекарни и, увидав два уходящих вдаль, улыбнулась им вслед.

III

Говорят, если убить дракона, то однозначно станешь столь же опасным и противным существом, что погибло от твоих рук. Почему бы нет? От нелегкой жизни и странного пребывания в криминальном его тело было покрыты неизмеримым количеством шрамов, порезов и заштопанных ран. Вечные поручения, заказы, задания и просто желание нанести кому-либо непоправимый вред остались на нем отпечатками как чешую на огнедышащей рептилии.

Убить очередного политического авторитета. Кто сказал, что это неразумно, ведь за это платят деньги, а не по головушке гладят. Наворовался, набрался жиру и протирал штаны в теплом кабинете. За что жалеть подонка? Удивительно, что только сейчас заказали эту чертову шишку. Люди давно точили ради него ножи. Люди таили неподдельную злобу на казнокрада и растратчика их налогов. И вот теперь он стоял под дулом пистолета.

Эта великолепная смиренность человеческой души перед угрозой. Сколько он кричал по телевизору, что закопает любого, кто помешает ему жить, задушит каждого террориста и прочее. А теперь? Мордой в пол и только может, что молить о пощаде. Медийная личность! Победитель! Показал миру Кузькину мать! Смешно, да и только.

Киллер бил его по голове ручкой пистолета и с удовольствием проводил острым лезвием по румяному лицу. Своеобразный ритуал перед заколотым зверем. Сколько наслаждения! Как же чесались руки, а тут и урод, подобающий статусу. Быть может и не стоит сразу рассчитываться с ним по воле контракта, а мучить до последнего?

Он снова ударил его, но уже ногой по виску. От такого попадания по голове пленник распластался на полу и будто начал терять сознание. По облысевшей голове текли тонкие ручейки багровой жидкости, но этого все равно было мало.

- Говорят, раньше ты работал в структурах? – поинтересовался наемник. – Быть может покажешь максимальный уровень выживания? Я буду бить тебя, а ты как можно дольше потерпишь и проявишь силу воли.

Пленник молчал. Он явно подозревал, что на него сделают заказ, но столь ужасного убийцу – никоим образом. В жестоких глазах властного человека горела злоба и неподдельная ненависть к своему палачу. Будто и не знал он, что кроме него есть кто-то другой – гораздо злее, сильнее и жестче.

- Молчишь, значит. Хорошо. Поиграем по твоим любимым правилам. Радикалов мы будем уничтожать.

Убийца вновь нанес ему удар кулаком по лицу, а затем добавил в поддых ногой. Послышался скромный хрип и скрип влажного костюма по полу. И снова удар, ногой по лицу, от которого нос у связанного превратился в кровавую кашу.

- Ты думал, что народ простит тебе все то дерьмо, что ты натворил за долгие годы? Нет! Он ничего не прощает и не забывает, - киллер выдержал паузу и схватил за ворот свою жертву. – Он отдает все сполна и не жалеет даже таких уродов как ты. Старый, бесполезный, заворовавшийся, никчемный дед. Думал, что тебя пожалеют? Не за что!

Он бил его с огромной силой. Казалось, что кости политика играли удивительно складный этюд с множеством животрепещущих вставок. Но он действительно был крепким орешком. Несмотря на множество ран и переломов, казнокрад был в сознании и наблюдал за своим избиением.

- За каждого из нас ты получишь ударов столько, сколько тебе положено! – не унимался наемник.

Хрип усиливался, как количество крови, собирающейся в лужу под телом избиваемого. Казалось, что на нем уже нет живого места.

Совсем озверев, костолом направил на его стопу сверкающий пистолет и произвел выстрел. От жгучей боли связанный вскричал и покатился по полу. Он угодил телом в красную лужу и растащил ее содержимое по всей комнате. По всей видимости, пули никогда прежде не пробивали его тело.

- Нравится? – с безумным оскалом издевался над жертвой охотник за головами. – Вспомнил, сколько всего ты натворил? Или снова освежить память?

Снова прозвучал выстрел, а из второй стопы политика засочилась тонкая струйка багровой жидкости. Болевой шок сделал свое дело, бывший силовик терял сознание. Внимательные прежде зрачки закатились за веки, а прочие звуки затерялись во тьме.

Киллер взял приготовленное заранее ведро с ледяной водой и окатил ею прогнившего насквозь человека. Теперь уже холод не дал «бедняге» уйти в мир сновидений и образов.

- Какие же вы, властелины, самонадеянные идиоты. Вы верите в спасение и людское прощение каждый день, но жрете сами себя как гигантские змеи, не способные унять собственных эго и стремлений. Бесполезные, гордые, жестокие и бесчеловечные. Вы же тоже когда-то были простыми людьми или хотя бы казались ими, - продолжал монолог мучитель. – Как вас совесть не сжигает изнутри. Меня поедает каждый убитый во сне, гонится за мной. А вас? Вас не забивают голодные и обескровленные люди?

На окровавленном лице жертвы засверкала ухмылка. Неужели он довел его до крайнего безумия и, наконец, вышиб мозги как полагается? Пугающая ухмылка, из тех, что любят добавлять сценаристы и изображают режиссеры в своих фильмах. Кровь и звериный оскал – вот оно изображение ужасных властителей.

Политик завертелся на месте и напрягся до предела. Его глаза багровели от натуги и лопнувших капилляров. Сколько ненависти было в нем, будто он и не виноват ни в чем. За что же его тогда заказали?

- Я видел твое лицо каждый день. Каждый божий день ты обещал то, чего не было, нет и не будет, - заорал от удивления истязатель. – Кто же виноват, как не ты, во всех проблемах людей вокруг нас. Почему ты не позаботился о тех, кого поклялся защищать двадцать лет назад. Где твои великие слова, которые, как оказалось ничего не стоят?

Тело, купавшееся в луже, попыталось встать, но легким ударом ноги оказалось на прежнем месте. Он, правда, был силовиком, но нынче обрюзгшим, потолстевшим, черствым и немощным. Такие запросто погибают при малейшем отклонении от начальной траектории и всего-навсего пропадают в канаве или сырой земле.

Наемник уложил его поудобнее на пол и взглянул в его пустые глаза. Они действительно потеряли нить реальности и видели череду картинок. Он видел этот взгляд в своей жизни очень часто. Это присуще всем людям на Земле. Только эту гниль тяжело было назвать человеком.

IV

Люди в классической одежде застали маму около дома и остановили ее для беседы. Самый тучный, обрюзгший и противный мужчина в черном пиджаке заговорил с ней первым.

- Здравствуйте…

- Здравствуйте, - поздоровалась вслед мама.

- Элеонора Грин, правильно я понимаю? – приблизился он к ней, после кивка матери. – У нас есть множество вопросов по поводу вашего жилья.

- Что с ним не так?

- Правильно. С ним все замечательно, пусть оно и является искусным самостроем. Земля под ним ваша, а значит она является имуществом, - констатировал факт толстяк в костюме.

- К чему вы клоните? – поинтересовалась она.

- Вы помните своего отца? Его жизнь и образ жизни? – ответил он вопросом на вопрос.

- Я помню все… Помню его разгульную жизнь и вечные запои, зачем вам лезть в это?

Картофельная голова замер на мгновение и навел свой пристальный взгляд на ее глаза, в этом был какой-то особый финт. Он приблизился еще ближе.

- Теперь все его долги, кредиты и набор «привилегий» станут вашими… - произнес он спокойным голосом и развернулся в полуоборот, бросив напоследок, видимо, коронную фразу. – На закате третьего дня выплата долга ждет тебя…

Что бы это могло значить? Мать, сильная духом, впервые в жизни зарыдала горькими слезами. Ее лицо исказилось до безобразного изображения, которые часто показывают у будущих жертв в фильмах ужасов. Дело обстояло колоссальное, оно более чем привело маму к непосильной для ее разума истерике. Маленький Руперт, не боясь ни плохой погоды, ни грязи, выскочил на улице босиком и в домашней одежде.

- Мама. Мама. Они тебя обижали? – встал на ее защиту мини-герой. – Что они тебе сказали?

Кричавшая минуту назад в истерике она вдруг переменилась и взглянула на прижавшегося к ней сына. Неужели мужчинами становятся в столь юном возрасте? Она обняла самого дорогого человека на свете и прижала к себе еще сильнее. Открыв глаза, она увидела легко одетого сына и, взяв его на руки понесла домой.

Мама не ругалась на него, не читала нотаций, а лишь приговаривала, что все будет хорошо. В старой ванной с облупленной краской они как два последних оплота жизни держались друга и отмывали налипшую уличную грязь. Стекающая с них темная жижа уходила в недра земли вместе с сегодняшними событиями. Но она знала, что это лишь временное спокойствие, что дальше может произойти самое ужасное и бесчеловечное на свете.

- Мама. Этот дяденька хотел что-то у тебя отнять? – вопросительно смотрели на него зеленые глаза. – Он грабитель?

Она ничего не сказала и лишь дрогнула плечами. Незачем ребенку знать жестокие вещи этого мира. Когда-нибудь он сам все узнает. На это нужно время.

Глубоко в доме, на старом вязаном коврике лежал его старый друг бигль по кличке Пух. Неуклюжий старый пес сильно напоминал ему косолапого героя мультфильмов, потому его прежнее прозвище было утеряно достаточно давно. Домашний питомец с гордостью принял свое новое имя и отзывался только на него. Услышав возвращающегося хозяина, Пух побежал к нему навстречу и встретил его на входе в комнату. Ухватив невысокого человека за штатину, он потянул его за собой. Мальчик и не собирался сопротивляться своему лучшему другу и покорно шел вслед за ним.

На полпути до места, Руперт знал, что хочет его питомец. «Гуляяяяяять!» Валяться в грязи, ронять его, бороться посреди жижи, подбирать всякую дрянь с земли и тащить ее любимому хозяина – это лишь малый набор того, что любил делать ушастый спутник его детства. Порой мама удивлялась столь огромному количеству грязи на них после прогулки, ведь и в сухую погоду достаточно тяжело найти лужу или какое-нибудь болотце. Но и это им было по плечу. Какая гулянка без веселья?

Пес сел на выходе из дома и не желал отступать от своих намерений. Мальчишка попытался оттянуть его за ошейник обратно в дом. Ушастый упрямец стоял на своем, а точнее на своей пятой точке, и не думал возвращаться без приключений.

Поскорее одевшись в то, что было в маленькой каморке, он вернулся к Пуху. Оглядев его с ног до головы, питомец будто бы сделал строгий вид и загавкал. Это был его излюбленный ритуал перед выходом. В тот же миг на блестящем ошейники был зацеплен подаренный мамой поводок.

- Мама, я гулять, - прокричал Руперт и, не дождавшись отклика матери, рванул навстречу приключениям.

- Хорошо, сынок, - с опозданием ответила мама, но он был уже посреди новой лужи и плескался вместе с Пухом, радуясь жизни и прекрасным моментам.

V

Огромный жирдяй-коллектор распластался на своем кресле как замученный зверь и вкушал свежепролитую кровь. Он совсем иссяк от произошедшей бойни и не верил, что какой-то неизвестный кидал разнес его офис в пух и прах. Тот действовал по чьей-то наводке, значит и позже придут другие, если у этого ничего не получится.

Толстяк открыл потайной шкафчик за множеством сваленных коробок и вытащил блестящее охотничье ружье. В него уже были заряжены патроны и ждали своей очереди. Именно с него были повержены многие дикие звери его дедом, отцом и им самим. Теперь зверь в человеческом обличии шел прямо на него.

Он встал за дверь и приготовился к открытию двери. Стояла тишина, казалось, что никто не может ее нарушить, но где-то в глубине офиса прятался наемник, отправивший целую свору коллекторов на тот свет. Он был по-настоящему неудержим и шел напролом. Было удивительным, что в него так никто и не попал, будто он чувствовал и знал, кто и где находится. Судя по всему, за ним стоит долгие годы тренировок и огромная сила духа.

Коллектор услышал странный звук в коридоре, но не сдвинулся с места. Сейчас каждый шорох мог решить судьбу одного из них. Звук повторился, а следом снова пришла тишина. Напряжение нарастало до того, что ружье стало трястись в руках от чрезмерного ожидания. Аккуратно продвинувшись на шаг вперед, он заглянул в щелку двери и не нашел ничего примечательного. Казалось, что неизвестный убийца исчез.

Он услышал металлический звук и сделал шаг назад. Прошлое место выглядело куда безопаснее и привлекательнее нежели щелка в двери. На мгновение все затихло, и следом что-то острое влетело в его бедро. Широкий стальной пруток пробил заплывшее мясо и вышел с другой стороны. Бандит завопил как раненое животное и бросился спиной на пол, выставив перед собой ружье. Убийца вытянул свое жало обратно и снова затих. Он был явно умнее, чем предполагал жирный боров. Теперь ноющая нога заметно снизила его шансы на успех.

Легкая входная дверь с невероятной силой раскрылась и впитала в себя весь магазин раненого. От испуга и безысходности он бросил ружье на пол и достал из кобуры свой любимый наган. Избранное по легендам не должно подводить хозяина. И снова тишина. Снова томительное ожидание и напряжение по всему телу, которое с ходом тонкой стрелочкой теряло жизненно важную жидкость. Пол под ним постепенно покрывался тонким слоем липкой красной жижи.

В кабинет влетел очередной предмет, и роковой ошибкой для несчастного коллектора стала истеричная стрельба по нему. Киллеру было достаточно мгновения, чтобы сделать точный выстрел в тело толстяка. Показалось, будто его тело прожгли насквозь, а затем начался пожар по проложенному отверстию.

В порыве ярости и по велению инстинктов он попятился как червяк и уперся в злосчастные витражи. Фигура в темном плаще залетела в комнату и, подняв стол как щит, отразила оставшиеся боеприпасы вышибалы долгов. От прилива адреналина толстяк поднялся и побежал как бык на красную тряпку, сокрушая все вещи на своем пути. Убийца подловил его в последний момент и нанес точный удар, чтобы отправить его в нокдаун. Но коллектор не сдался. Будто предчувствуя приближающийся конец жизни, схватил подтянутого анонима. И это все, что он смог сделать - повиснуть как заколотая скотина. В нем еще теплилась жизнь, когда наемник избивал его до крайнего состояния.

- Некогда тебе понравился наш самострой. А как тебе понравится самосуд, - было последним из того, что он услышал в своей жизни. Затем следовали кадры, как старый черно-белый фильм с множеством косяков и переходов: разбитый витраж, легкое обволакивание слабого ветерка и последний поцелуй с шершавым асфальтом, забравший остатки никчемной и пустой жизни.

VI

Николаич был удивительным человеком. Будучи ветераном многих войн и конфликтов, он не имел привычки хвастаться этим. В его военной части для Руперта созданы все необходимые условия. «Сын полка» учился военному искусству, проходил учения, изучал оружие и за прошедшие годы стал родным для бездетного генерала, человека с большой буквы и со столь же большим сердцем. В то время, как по всей необъятной родине вояки с аналогичным званием обворовывали свои части. Пожалуй, главной причиной тому была позиция изгоя среди силовиков и защита собственных интересов. Отстояв свою позицию, он на долгие годы остался крепким противником вороватых военных.

Этот день ознаменовался замечательной датой, наступало совершеннолетие его приемного сына и потому все в казарме готовились к прекрасному празднику. Сколоченный упорством и усердием коллектив, а также множество срочников создавали атмосферу в каждом уголке огромной военной части. Даже трудолюбивый генерал отложил все дела и сел за организацию торжества. С самого утра солдаты подняли друг друга самым тихим образом, чтобы не потревожить сон одного из уважаемых людей из здешних обитателей – Руперта Грина. Сам Грин-младший был не сторонником всякого рода грандиозностей, но по природе своей любил провести побольше времени в мягкой постели нежели пробегать марш-броски с утра пораньше и заниматься на турнике. Тем самым он дал необходимое время для подготовки своим соратникам.

Столовая работала на износ, рядовые то и дело носились с посудой, инструментами, украшениями, продовольствием и всем прочим. Младший офицерский состав занимался управлением всего муравейника, а те, кто был постарше, занялись приобретением и поставкой всего необходимого. Один Николаич в одиночестве отправился в тайное место за подарком. Никого из родных, подчиненных, друзей и знакомых он не посвятил в свои планы.

Время подходило к пробуждению его сына, потому он торопился за подарком к своему лучшему другу Бурому. В коллекции тучного добряка можно было найти все что угодно, но генералу нужен особенный и самый привлекательный подарок для молодого парня. На краю города, в самом центре поселка они встретились, как и всегда, объятиями, крепкими рукопожатия и множеством шуток, как и подобает настоящим друзьям.

- Николаич! Пропади ты пропадом! – громогласно встретил его Бурый. – Что сподвигло тебя на встречу со мной? Быть может застолье и бутылочка чего-то покрепче?

- Я тоже рад тебя видеть, этакий ты тусовщик! – посмеялся в ответ генерал. – Думаю, что ты продашь старому другу какую-нибудь прекрасную вещицу из своей коллекции…

- Что ж, пойдем! Для тебя ничего не жалко!

Он провел военного вглубь своей берлоги, по дороге рассказывая множество интересных историй, из тех, что не доводилось слышать Виктору Николаевичу. «Он заметно разбогател» - подумал Грин, разглядываю нововведения внутри некогда скучного и бюджетного домика.

- Воруешь? – грозно, но в то же время в шутку поинтересовался он у Бурого.

- Граблю, бесчинствую, шикую! – поддержал беседу друг.

Наконец они дошли до коллекционного зала, где по стенам, в стеклянных шкафах и ларях, наполненных произведениями военного искусства. Бурый расхохотался, заметив растерянный вид старого друга.

- Не ожидал ты увидеть такого, согласен, - будто озвучивал он военного. – Смотри внимательнее, тут точно есть что-то для тебя.

Когда Николаич зашел в комнату, еще в темноте он заметил что-то блестящее в углу зала. Оно сияло как ничто другое в столь обширной коллекции. Теперь он разглядел подозрительный экземпляр, представляющий собой известный всем военным пистолет Тульский Токарев. Его и так модернизированная «молодежная» версия имела искусную гравюру. Древний огнедышащий змей извивался по всей площади металлического верха и уходил в рукоятку.

- Сколько будет вон тот ТТ, - ничего не разглядывая более спросил Николаич.

Бурый подошел поближе к экспонату и принес его другу. Ближе он выглядел гораздо солиднее и красивее нежели на большом расстоянии.

- Ты же не себе берешь, правильно? – поднял любопытные глаза он.

- Руперту… Сыну моему… Единственному… - по его телу прошла небольшая дрожь, когда он представил именинника со столь желанным подарком в руках.

- Забирай бесплатно! Спишу за дружескую помощь! Ему все-таки стукнуло восемнадцать! – грандиозно сказал он и с некой грустью одновременно. – Забирай, забирай. От меня тоже будет подарок!

Он вытащил из стеклянного ларя точно такой же пистолет и протянул его генералу: Этот передай от меня! Скажи, что я поздравляю его со столь ответственным днем!

Они сильнее чем прежде. Генерал Грин был удивлен столь добродушному подарку. Практически без разговоров и лишних слов Бурый проводил его до выхода, где они и попрощались. Николаич чувствовал на его веках проступали маленькие капли, до того он растрогался от доброй души своего товарища и любви к мальчишке, которого не оставил тогда на улице.

Когда он доехал до военной части, его встретила целая толпа торжествующих солдат. Все жали ему руку, сердечно поздравляли и вручали подарки как родителю достойного сына. Руперт давно проснулся и занимал главное место за столом, где травили анекдоты и рассказывали разные истории из жизни. Завидев Николаича, он встал и отдал честь своему командиру, отцу и спасителю.

- Это от меня, это от моего старого товарища и доброго друга – Бурого. Тот самый Тульский Токарев, который ты любил разглядывать на картинках, - он вручил два аккуратно уложенных в подарочную шкатулку пистолета. – Носи с достоинством!

Молодой подтянутый парень стоял в безумном удивлении. Казалось, что вот-вот и он потеряет сознание от увиденного. Но он стоял твердо на своих ногах и внимал изображение древнего змея из старых легенд и сказок. Это был ужас из детства, из прошлой жизни, полной страданий и перевернутых картин.

VII

Тот толстяк в костюме обливал дом какой-то непонятной жидкостью из канистры и что приговаривал. Руперт не понимал, что происходит, два жирных амбала держали его за руки и ни в какую не отпускали. Мама, по-видимому, и не знала, что снаружи что-то происходит, потому и не собиралась останавливать этого противного борова.

Пух, как и его хозяин, почувствовал что-то неладное и, сорвавшись вместе поводком, побежал в дом. Послышался лай, крики матери и грохот от выстрелов в шаткий самострой. Только теперь он понял, что произошло. Родимый вспыхнул как соломенное пугало и покрылся оранжевым цветком. Все его детство, воспоминания, мама и пес остались во власти непрощающей стихии. Он дернулся, что было силы и получил от охранников оплеуху. Затем последовал еще один рывок, но в этот раз его не пожелали и бросили лицом в грязь. Вязкая черная жижа поглотила его лицо и руки. Он зарыдал. Зарыдал от ужаса, пришедшего в его дом и не понимал, как могло такое произойти.

Мальчишка завертелся и пополз как юркая рыба в пересыхающем болоте. Из последних сил он пытался достичь дома, чтобы помочь близким, спасти их, вытащить из всепоглощающего пламени.

- Барракуда! Помните парни? На Кубе видели, ловили в море, - прокричал жирдяй и дал под зад барахтающемуся в грязи ребенку. – Крупная была, однако, рыба. А тут у нас своя появилась. Правда, мелкая и безумно надоедливая!

Он пинал его на каждом движении и изгибе. Толстяк нисколько не жалел свидетеля преступления и наглого грабежа. Руперт терял сознание от происходящего, уходящие образы преследовали его в иллюзиях и странных галлюцинациях. Из далекого подсознания шли эшелонами перевернутые мысли и идеи, превращающиеся ходом времени в труху. Мир перевернулся, а мальчишка с погибшими близкими остался изгоем цивилизованного общества. Но справедливо ли это? Тогда он об этом и не задумывался. Страдали лишь мироощущение, восприятие жизни вокруг.

От горящего дома шло неимоверное тепло, осушавшее все вокруг. Противная липкая жижа, прежде не дававшая Руперту двинуться дальше, постепенно превращалась в твердую корочку и стесняла движения. Становилось все тяжелее и тяжелее, а коллекторы покинули его, оставив наедине с огромным миром без родного дома.

Он очнулся темной ночью, когда город застыл в ожидании. По обыкновению, это время предвещало нашествие негодяев, моральных уродов и оторв, не имеющих никаких принципов. Среди них мальчик двигался как свой, вызывая сочувствие и чрезмерное желание помочь. Многие подходили к нему с множеством вопросов и деньгами, кто-то пытался повлечь за собой, чтобы дать немного еды, воды и прочего. Но он шел вперед, шел до самого конца города, где располагалась водяная артерия его края. Там, на берегах широкой кристальной реки, он остановился и взглянул на полночную гладь. Быть может это единственный способ проснуться? Он разогнался, как можно, сильнее и взлетел над высоким обрывом. Ветер обволакивал его со всех сторон, будто пытался предотвратить падение. Вода не меньше воздушного повелителя пожалела юнца и, очистив от грязи, к утру вынесла на мягкий берег далеко за городом. Видимо, это еще не был конец.

VIII

Убить дракона? Запросто. Он перестал дышать огнем, как стал «правителем мира». Дракон неспособный летать – жалкая ползучая тварь. Теперь же эта тварь злилась и шипела, будто бы напоминая о своем прежнем величии. С блестящего Тульского Токарева смотрел его собрат, но тот жил совсем по иным моральным принципам. Он не обворовывал простых людей, не грабил несчастных предпринимателей и собственников, не душил всех вечными налогами и не забавлял рассказами о светлом будущем, которого так и не случилось. Он не устраивал войн и геноцидов собственных братьев, не подмачивал репутации других ради спасения своей. Этот искусно нарисованный змей был свидетелем многих убийств, настоящей мести, но не по своей воле, не по воле хозяина. Все происходило по воле судьбы, когда один попытался поставить себя выше других. Но однажды к ним приходила справедливость в обличии неизвестного и забирала с собой как необходимую жертву.

Станет ли его хозяин драконом, как и он? Запросто. Кем угодно: псом, дятлом, бараном, козлом. Только не этой гнилой тварью. Говорят, драконы алчные… А этот давно утонул, и не только в золоте. Стать таким же как он?

Быть может легенды лгут?

Лысый ублюдок качался из стороны в сторону и не поднимал головы. Легкая дрожь была видна по всей коже, которая уходила глубоко внутрь скрытого старческого тела. Пластические операции не делали его моложе, а только утолщали и приводили в ужасный вид. Быть может ему стало от этого легче жить, прежнее лицо имело больше совести и дела нежели нынешнее.

Выстрел, как и всегда, прозвучал легко и непринужденно. Лысая голова раскололась как орешек, и старое невысокое тело плюхнулось в оциревшую на полу кровь. И тонуть Дракону в красном золоте, золоте, пролитом за множество судеб и жизней.

Быть может, этот мерзавец и не верил, что его конец близок. А каков конец тем более. Он лишь верил, что на смену ему придет столь же ужасное и безалаберное существо. И коль уж Драконы тоже легенды, значит он врал и самому себе.

Легенды, однако, лгут…

Позади осталась самая большая лужа крови в его жизни. Кровавое достижение желанной цели. Быть может что-то измениться, быть может все будет по-другому. Он верил лишь в то, что Руперт Грин по кличке Барракуда сделал для людей куда больше, чем убиенный за двадцать своего правления. Наемник не знал, что делать. В голове крутились изумительные мысли и лента завтрашних новостей. Что-то должно было измениться…


26.09.2019