История одного подвига

               

                Станция пахла углём, машинным маслом и креозотом. На запасных путях стояли грузовые эшелоны, почтовые и пассажирские вагоны. Старые паровозы, которые в народе звали "Эшки", шипя парами и лязгая буферами, с протяжным шипением тормозов шли к водонапорной башне, где длинный гидрокран наполнял баки водой. Далее мощный толкач заходил тендером вперёд, чтобы загрузиться углём. Периодически звенел станционный колокол, заглушаемый громкими протяжными гудками паровозов и шумом проходящих эшелонов.
        Около железнодорожных платформ занимали места пожилые торговки, выставляя свежие пирожки и другой товар на деревянные ящики, успевая к приезду очередного утреннего пассажирского эшелона. Но локомотив, с грохотом тащивший вагоны, в этот раз пронесся мимо станции не останавливаясь. Необычно и беспрерывно звучал паровозный гудок, но гудел он не тревожно, а прерывисто. Из окна кабины машинист махал красным флажком, словно чему-то радуясь. Из открытых тамбуров теплушек кричали люди, размахивая руками, но из-за быстрой скорости и шума проезжающего эшелона никто не расслышал слов. После того, как последняя теплушка пронеслась мимо, наступила звенящая тишина, которую вскоре нарушила женщина, торгующая семечками:
  -  Что-то случилась. Беда какая или добрая весть?
  -  Кто слушал давеча сообщение? Аль опять напасть какая? - испуганно ответила другая, незаметно перекрестившись.
        Возивший на телеге воду для кипятка пожилой старик в подпоясанном зипуне по имени Евдоким, одетый по старинке в крестьянские онучи на тканевых обмотках, долго смотрел вслед уходящему поезду, а потом со вздохом и облегчением ответил:
  -  Нет, бабы, - это не напасть. Это Победа, девоньки. Победа!
       
        Вместе с вестью о Победе со следующего проезжающего эшелона на пригородной станции сошёл солдат в помятой, с прожжёнными полами, шинели. На вид ему было около двадцати пяти лет. На голове была выцветшая от солнца пилотка со звездой, на спине висел тканевый мешок на одной лямке, на ногах были старые кирзачи. Озираясь по сторонам, он прошёл по перрону и остановился недалеко от торговок. Недалеко виднелась небольшая будка «Кубовая для кипятка», куда стояли в очереди несколько пассажиров с чайниками и котелками в руках. Все радостно обсуждали весть о победе. К ним подкатил безногий инвалид на деревянной тележке с подшипниками. Он был в старой промасленной телогрейке, солдатской шапке-ушанке и с многодневной щетиной, отчего невозможно было определить его возраст. Негромко напевая песню Клавдии Шульженко, он просил подаяние, сняв с себя затасканную шапку:
     «Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах,
      Где-нибудь, когда-нибудь
      Мы будем говорить.
      Вспомню я пехоту и родную роту,
      И тебя за то, что ты дал мне закурить».
        Оглянувшись на инвалида, солдат подошёл к нему ближе и неторопливо достал желтоватую бумажную пачку, откуда ловко выщелкнул несколько папирос. Негнущейся рукой дал две цигарки инвалиду и достал из кармана потёртой шинели спички. Прикурив ему, с наслаждением закурил сам, выпустив клубы дыма.
  -  Спасибо, браток. Слыхал про капитуляцию?
  -  Слыхал.
  -  Из госпиталя? - кивнув на скрюченную руку, спросил инвалид, жадно втягивая табачный дым.
  -  Ага.
  -  На каком фронте воевал?
  -  На разных. В конце войны на Третьем Украинском.
  -  А я ещё в сорок втором отвоевался. Миной ноги разнесло на Северо-Западном. Очнулся уже обрубком. Уж лучше бы сразу накрыло, чем жить недомерком, - горько сказал о себе безногий калека.
  -  Так и мыкаешься? Дом-то есть? - сочувственно спросил солдат.
  -  Кому мы нужны, убогие? Побираемся по станциям и всё пропиваем. А ты иди дале, радуйся победе и не береди душу, - выкурив папиросу, сказал инвалид, которого злили собственная беспомощность и сочувствие окружающих людей.
        С трудом двинув в сторону грузное тело, он медленно покатил на тележке по перрону, отталкиваясь сильными руками с помощью деревянных брусков.
      
           В этот момент к солдату подошёл старый Евдоким, с вышерканной заячьей шапкой на голове.
  -  Угости куревом, служивый?
  -  Держи, дядя Евдоким, - весело ответил солдат и выбил из папиросной пачки ещё папиросу.
  -  Откуда меня знаешь? – ответил удивлённый Евдоким.
  -  Да кто ж вас не знает? Вы же воду с водокачки до войны возили. Мы пацанами часто подсаживались к вам в телегу.
  -  Так ты нашенский? – обрадовался дед.
  -  Местный, на шахте до войны работал.
  -  Вот оно что! Только никак не припомню я тебя. Чей будешь?
  -  Пётр Дегтярёв, жил перед войной около озера.
  -  Эка, память, - почесал дед затылок, - не помню тебя. Ну да ладно, - махнул он рукой, - с возвращением, стало быть!
  -  Спасибо. Вот я и дома! – улыбнулся солдат, осматривая станцию.
  -  Радость-то какая! Победа!
  -  Ага, дождались!
  -  Ты смотри какие!  – удивился колхозник, рассматривая папиросу, - трофейные?
  -  Нет, Памир. А трофейные хуже наших.
  -  Это понятно, что хужее. Ну, спасибо тебе, Петро! Давно не курил папиросы. А мы смолим только наш самосад, но он крепкий зараза, ажно слезу вышибает.
  -  Ниче, фашисту хребет переломили и сейчас заживём! Всё у нас будет! - весело ответил фронтовик.
  -  Дай-то Бог!
  -  А вы так воду и возите?
  -  Ага. Так и вожу для кипятку.
  -  Как вы тут?
  -  Сам видишь. Одни бабы и ребятишки, в обносках ходим.
        К ним подошли пожилые женщины, торговавшие на вокзальских торговых лавках. Одна из них была заплакана и сказала, обращаясь к военному:
  -  С Победой, солдатик!
  -  Спасибо, мамаша!
  -  С праздником!
  -  И вас с Победой!
  -  Скока дён слушаем радио, - быстро заговорила вторая женщина, - все ждём, со дня на день, когда уже объявят. Уже и Берлин взяли, а Победы всё нет и нет.
  -  Наконец-то! С самого утра ревём.
  -  Особенно плачут те, у кого были похоронки.
  -  Доставайте, бабы первачок, сегодня праздник! - громко выпалил дед, выбросив окурок. – Только цену не загибайте!
  -  Да, - согласился солдат, - выпить за Победу не грех. И за всех, кто не дожил.
  -  Твоя правда. Сколько народу загубила война проклятая, - скорбно сказала одна из женщин.
  -  А тебя что, солдат, уже домой отпустили? – спросила бойкая торговка.
  -  Подчистую. Из госпиталя домой приехал.
  -  Значит, и наши сыны скоро придут?
  -  Поступил приказ Верховного, чтобы всех раненых и выздоравливающих выписывать и направлять домой. Надо страну поднимать, поэтому и в армии будет большая демобилизация.
  -  Спасибо вам, солдатики, за Победу над Гитлером!
  -  И вам спасибо, что ждали нас. Вам тут тоже досталось лиха.
  -  Когда уже остальные вернуться?
  -  Да скоро уже, - весело сказал Пётр, – война закончилась! Победа!
        Такой была встреча с родным городом у гвардии красноармейца, Петра Афанасьевича Дегтярёва. В ожесточенных боях на подступах к Вене он был тяжело ранен и контужен во время обстрела артиллерийской батареи шестиствольными миномётами. Из госпиталя он демобилизовался с незажившей рукой. В деревне Гымыль, на склоне Саянских гор, его ждала постаревшая мать, которая работала в колхозе. Радость от Победы была омрачена известием о том, что его младший брат, Афанасий, воевавший пулемётчиком, был тяжело ранен в Прибалтике и умер в госпитале. Ему было всего восемнадцать лет. На многих его друзей и соседей, ушедших на фронт, тоже пришли похоронки, в том числе на двух его двоюродных братьев.
        После окончания четырёхлетки Пётр работал в колхозе, где платили трудоднями. Повзрослев, устроился на Касьяновскую шахту в забой. Труд был тяжёлый, но почётный. Не отрываясь от производства, выучился на электрика.
        В первые военные месяцы на фронт призвали многих парней и мужчин призывного возраста, но у Петра была бронь. Из громкоговорителей голос Левитана сообщал неутешительные известия об отступлении Красной Армии, оставлении западных городов и областей. Враг рвался к Москве, окружил Ленинград. На улицах города стало пустынно, на лицах горожан виднелась глубокая печаль и страх.
        С большим трудом Пётр уговорил начальника шахты снять с него бронь и записался в РККА добровольцем. В числе других призывников его зачислили в учебку, где он прошёл первоначальную военную подготовку. Затем попал в запасной полк, где освоил специальность миномётчика. В разгар Сталинградской битвы, вместе с маршевой ротой, прибыл на пополнение вышедшей из боёв поредевшей стрелковой дивизии. Далее воевал под Харьковом, выходил из окружения, сражался в пехоте на Центральном и Калининском фронтах. Познал на себе многокилометровые ночные переходы, рыл траншеи и окопы, ходил в атаки, попадал под бомбёжку и миномётные обстрелы. Был трижды ранен, но долго в госпиталях не задерживался и всегда возвращался на передовую. После третьего ранения рядовой Дегтярёв попал в резервный полк Ленинградского фронта, куда однажды прибыл офицер-покупатель с артиллерийскими ромбами. Перед строем солдат он спросил:
  -  Артиллеристы и противотанкисты, шаг вперёд!
        На призыв вышло десятка полтора солдат, желающих служить в артиллерии. Но из тех, кто вызвался воевать при орудии, никто не смог предоставить подтверждения, что они служили в артиллерии. Отобрав из толпы двух или трёх бойцов, офицер напоследок ещё раз спросил:
  -  Миномётчики, пэтээровцы?
  -  Я стрелял из ротного миномёта! – выкрикнул Пётр.
  -  Выходи!
        Так он попал на артиллерийские курсы, а позже, в батарею гвардии капитана с двумя орденами на груди. Офицер-гвардеец набирал себе обстрелянных бойцов из числа сталинградцев и прошедших бои. У Петра были две желтые нашивки, полученные в госпитале. Они означали тяжёлые ранения и бывалый артиллерист спросил его:
  -  Давно в армии?
  -  С октября 1941 года, - чётко отрапортовал Пётр.
  -  Артиллерист?
  -  Никак нет, товарищ гвардии капитан! Миномётчик, но воевал в пехоте, - весело сказал Дегтярёв.
  -  Откуда родом?
  -  Из Черемхова Иркутской области.
  -  Сибиряк, значит?
  -  Так точно!
  -  Были в нашей части черемховцы. Отчаянные разведчики и любители выпить. Жаль только, что все полегли под Сталинградом.
  -  Я не запойный.
  -  Какую специальность имеешь?
  -  Шахтёром был и электриком.
  -  Убедил. Пойдёшь ко мне?
  -  Пойду! – не задумываясь ответил Пётр, которому понравился лихой офицер, фамилию которого он не помнил, но всегда с восхищением вспоминал своего командира.
        Так он попал орудийным номером в 18-ю Гвардейскую гаубичную артиллерийскую бригаду БМ(*Большой мощности*), во 2-й дивизион на 203-мм гаубицу. Ранней весной 1944 года артиллерийскую бригаду перебросили на Карельский перешеек, где Ставкой планировалось прорвать финские оборонительные сооружения, похожие на линию Маннергейма. Бои предстояли тяжёлые, но настроение в войсках было боевое. Пришло время возмездия!
      
        В пехоте, как вспоминал Пётр Афанасьевич, были большие потери и солдат награждали крайне редко. Весной 1943 года под Харьковом бойцы отступающего батальона попали под фланкирующий пулемётный огонь гитлеровцев. На уничтожение одной из амбразур была послана полная рота бойцов, в числе которых был рядовой Дегтярёв. Под непрерывным огнём советские солдаты перебежками и по-пластунски приближались к позиции немцев с разных сторон. Пулемётные трассы бушевали над полем, расстреливая русских солдат. Над его головой проносились очереди, пули вспарывали землю перед ним. Он полз, вжимаясь в ложбинки и боясь поднять голову. Тогда ему удалось затаиться, а затем резким броском добраться до виднеющейся воронки. Благодаря этому, смертельные вихри прошли выше и его не задели. Он оказался в мёртвой зоне для вражеских пулемётчиков. Когда немцы стали менять перегревшийся ствол, вскочил и быстро преодолел последние тридцать метров, отделявшие его от пулемётной ячейки. Упав, закидал траншею гранатами, откуда бил пулемёт MG-34. Большинство бойцов погибли в том бою, остальные были ранены. За тот бой наградой Петру был шанс остаться в живых.
        За всю войну он был награждён только одной боевой медалью «За боевые заслуги», к которой был представлен летом 1944 года. Именно те бои по уничтожению огромного дота и последующее наступление он вспоминал чаще всего.
        Артиллерийскому расчёту поступил приказ уничтожить немецкий крупный дот и вражеские гаубичные батареи. Задача была сложной и трудновыполнимой: местность перед немецкой обороной была открытой, и враг массированно обстреливал любые цели. Все бойцы поникли, потому как понимали, что даже в упор расстрелять дот было невозможно. Но командир батареи энергично взялся за выполнение поставленной задачи и убедил остальных, что это долговременное сооружение взлетит на воздух.
        Примерно в километре от самого дота стали оборудовать позицию для гаубицы. Копали скрытно и только ночью, прямо в болотной жиже. Сапёры натянули маскировочную сетку, за которой постоянно следили. Под специально устроенную артиллерийскую канонаду подогнали трактор, который привозил балки и металлические швеллера. Подготовка скрытой позиции шла около месяца.
        Все с нетерпением ждали наступления. В начале июня по немецким позициям открыла огонь советская артиллерия. Вскоре и гаубица, где Пётр был орудийным номером, открыла огонь прямой наводкой по дотам и амбразурам. Командир дивизиона  оборудовал на нейтралке несколько наблюдательных точек и корректировал по рации огонь артиллерийской батареи. Сначала били тяжёлыми снарядами по дотам, находящимся по флангам от главного дота. Немцы открыли ответный огонь, но позиция гаубицы была хорошо замаскирована, и потери были минимальные.
        Орудие при откате несколько раз ломало деревянные балки, их приходилось менять. Работали каждый за десятерых: снаряды и гильзы с зарядом подавали вручную. Сначала по связи пришло сообщение о том, что взрывами снят земляной вал и обнажилась белая стена. Позже связист сообщил слова благодарности командира и сказал, что в стене пошли трещины. Примерно после обеда пришла радостная весть о том, что появилась рваная дыра, и силы сразу утроились.
        Пробив тяжёлыми снарядами бетонную стену, стали бить фугасными снарядами вглубь до тех пор, пока не сдетонировал склад боеприпасов. Пехота без потерь штурмовала следующие высоты и почти безостановочно погнала врага до самого Выборга. Дальше воевать стало веселее. Это был единственный случай за всю войну, когда всех артиллеристов наградили боевыми наградами. А командир дивизиона был представлен к званию Героя Советского Союза.
 
        Пётр Афанасьевич работал на шахте до пятидесяти лет и себя никогда не жалел. Выйдя на пенсию сильно заболел и слёг: сказались тяжёлые ранения во время Великой Отечественной войны. Здоровья не прибавили частые застолья: редкий фронтовик не отмечал с друзьями победу и не поминал погибших друзей и родных.
        Факт того, что непосредственный командир Дегтярёва за уничтожение неприступного дота получил высшую награду Родины, навёл на мысль о том, что можно найти его данные. После проверки биографий многих Героев, был установлен похожий подвиг. Совпала и 18-я Гвардейская артбригада, в которой служил уроженец города Ростов-на-Дону, гвардии капитан Ведмеденко Иван Иванович,(1921-1997). Звание Героя Советского Союза командиру гаубичной батареи было присвоено 21 июля 1944 года за уничтожение неприступного дота «Миллионер» на Карельском перешейке, который более года безуспешно штурмовали советские стрелковые дивизии.
        Это был боевой офицер, получивший орден Красной Звезды за бои под Сталинградом. На Курской Дуге он вызвал огонь артиллерии на себя и сорвал немецкую атаку. Враг понёс большие потери, а отважного офицера командование представило к ордену Отечественной войны 1-й степени.
        Вот как описывал отважный артиллерист уничтожение железобетонного дота: «К июню 1944 года советские войска на всех фронтах гнали немцев на запад и уже в некоторых районах вышли на государственную границу. Лишь в Карелии фронт стоял на прежних позициях. У финнов и немцев была мощная система сооружений на несколько линий, уходящих на десятки километров в глубину. Вся линия обороны состояла из окопов и амбразур, дзотов и дотов, построенных из бетона и балок, засыпанных землёй и тщательно замаскированных.
        Толщина дота, который нам предстояло уничтожить, была более двух метров, а сам дот был глубоко вкопан в землю. Внутри было несколько этажей, пулемётные и орудийные бойницы, глубоко под землей находились отдельные комнаты отдыха для офицеров и солдат. Гарнизон состоял из шестидесяти человек. У них был большой запас боеприпасов, питьевой воды, продуктов. Фашисты были уверены в несокрушимости свой крепости. По флангам дот прикрывали окопы, огневые точки, пулемётные амбразуры из бронированных колпаков и миномётные батареи.
        Наши позиции были в низменности и в болотистой местности. Вот в таких условиях мы стали готовиться к наступлению и уничтожению немецкого дота, который сами немцы называли «Миллионер». Проводившиеся ранее попытки прорвать немецкие позиции успеха не имели: мешал этот злосчастный дот. Мы и сами понимали, что только при его уничтожении наступление стрелковых частей может быть успешным.
        Нам удалось за месяц скрытно установить две тяжёлые гаубицы в километре от дота. Во время общего артиллерийского обстрела гаубицы целый день били бетонобойными снарядами в одну точку. Несмотря на ответный огонь, нам удалось снять земляной вал и проломить одну стену. Уничтожение такого дота были настоящим психологическим переломом. Немцы и финны утратили волю к сопротивлению и, бросив имущество, технику, раненых, стали отступать по всему фронту.»