Последний рубль

                …А по морю парус белый
                В даль туманную бежит.
                Это юность – путник смелый
                В жизнь во взрослую спешит.
                Но обманчива морская
                Гладь в дали от берегов,
                Волн разбойничья там стая
                Поджидает смельчаков.
                Нос держи волне навстречу.
                Борт от ветра береги
                Поломает, искалечит,
                Если руки не крепки…
                (Фрагмент стихотворения «В море», автора)




       Предисловие

       Никита хотел есть. Но это был не тот голод, при котором, разделавшись с очередной сытной пищей, заложенной с обеда, желудок готов принять следующую, набить ею свою полость до отказа и, как разленившийся пёс, замереть в приятной истоме. Такой голод Никита не испытывал давно, наверное, с тех пор, как уехал от родителей в этот городок, запрятанный средь уральских гор. Голод не терзал тело, не побуждал к энергии. Но был с ним постоянно, где бы он не находился – в общежитии, когда, незаметно уничтожив пахучую буханку хлеба с кипятком, рука непроизвольно тянулась за следующей, и на работе, когда, пересилив непомерную слабость, и дождавшись обеденного перерыва, тайком от всех забирался в скрытое от людских глаз, пыльное место за конвейером и растянувшись на промасленной ветоши, растворялся в благодатном ощущении отдыха.
      Никита вспоминал детство, здесь, в этом же самом городке, в посёлке при заводе. Набегавшись и проголодавшись, он спешил домой, где его уже ожидал суп и пирожки с картошкой. Когда успевала мать всё это приготовить, он не задумывался в то время, занятый с головой своими детскими делами и проблемами. Он не замечал усталости в её глазах, набухших от недосыпания век, вздувшихся на руках от тяжёлой работы на заводе, вен. Хотя и видел это. Видел, когда она, оторвавшись на секунду от забот, вдруг ловила его взлохмаченную голову, готовую вновь исчезнуть до позднего вечера, и, прижав к груди в порыве материнской любви, приглаживала волосы, поправляла выбившийся воротник на рубашке. Всё это проходило стороной, за той гранью, где кончалось детство. А теперь все эти воспоминания всё чаще приходили к нему и мучили его. Он готов был плакать, просить у неё прощения - за детский эгоизм, за то, что редко писал ей эти три года. Но мама была далеко. Никита написал ей недели две назад, что часто тоскует по дому, что всё у него в порядке, пусть не беспокоятся, и скоро будет зарабатывать деньги и даже поможет им. Он знал, что письмо радость в доме. Видел, как наяву, как она доставала из буфета письмо, садилась у окна, надевала очки, и читала, вглядываясь в каждую букву, вытирая углом фартука слёзы.
    Но писать чаще он не мог, так как у него не было сейчас денег, даже купить конверт. Точнее ещё оставался рубль от заработанной на разгрузке вагона с углём, десятки. Но это были неприкосновенные деньги. Деньги на оплату проездных билетов в автобусах на тот период пока он не получит зарплату. Растратив их, он лишался возможности ездить на работу. Этого Никита допустить не мог, и поэтому запрятал рубль поглубже. Увидев что-то вкусное или интересную книгу в открытых книжных киосках, инстинктивно хватался за карман, прижимая деньги, словно боялся, что они самопроизвольно перекочуют в руки продавца.
          По утрам Никита уезжал на завод, а вечером, едва вернувшись с работы и выпив банку горячей воды из титана с хлебом, ложился спать до следующей поездки на завод. Так проходили дни.


Глава 1. На заводе

    Никита вошёл в цех, прошел по широкому проходу и повернул к своему конвейеру.      
           - Смотрите, доходяга идёт. -  Ребята, столпившиеся у второй пары формовочных машин, обернулись к нему, рассмеялись. Улыбнулась и Маша. «Красивая» - отметил Никита и прошёл мимо.
    В его обязанности входило столкнуть опоку пневматическим толкателем с конвейера, прокатить её по рольгангу вверх вручную, отделить верхнюю часть от нижней подъёмником, и передать их на соответствующие формовочные машины для формовки. А также помогать сборщице Зине - центровать и собирать готовую форму. Обязанности простые, но Никите долгое время не удавалось правильно центровать опоки. Он промахивался при попытке нанизать втулку в верхней опоке на штырь в нижней. Если бы не внимательность сборщицы, которая управляла подъёмником, то они бы попортили множество форм, раздавливая нижнюю форму верхней. Она вовремя замечала его промах, останавливала спуск опоки, поднимала её, и они всё начинали сначала. При этом она честила его самыми обидными словами, не гнушалась и мата. Проблема усложнялась ещё тем, что надо было вовремя столкнуть собранную опоку на платформу движущегося литейного конвейера. За этим тоже следила Зина, останавливая конвейер пока сборка опоки не завершена. Но остановка конвейера – это приостановка работы всех рабочих на конвейере: формовки, заливки, выбивки и других. А значит потеря рабочего времени, результатов работы и зарплаты, включая премию. Поэтому всех на конвейере нервировали частые его остановки. Когда подходил мастер, выясняя, из-за чего остановили конвейер, Зина нервно спрашивала:
           - А ты сам не знаешь?
    Никита быстро уставал, и когда конвейер останавливался не по их вине, он даже радовался возможности немного отдохнуть. Садился на рольганг и расслаблялся. Но с некоторых пор ему стало трудно подниматься с него, когда конвейер трогался. Это заметил Васька формовщик с соседней пары:
           - Доходяга попой прилип. Не может оторвать зад от рольганга. Тебе помочь? - издевался он. Никита зло посмотрел в его сторону, но промолчал. С усилием напрягся, встал и приступил к работе...   
           - Аванс Иван Иванович принёс, выдаёт у первой пары, - сообщила сборщица Зина.
     Кузьмич и Елена перебрались через рольганг и поспешили в начало конвейера. Никита тоже направился туда, но не стал подходить, подождал пока рабочие уйдут.
           - Мне можно получить аванс? - спросил он у Ивана Ивановича.
           - Ты его выписывал? 
     Никита замялся и выдохнул:
           - Нет.
           - Ну, на "нет" и разговора нет.
  Постояв немного, глядя на свои ботинки, Никита хотел что-то сказать, но не сказал, направился к рабочему месту.
           - Тебе работать нужно лучше, а не о деньгах думать. Бригада вон на тебя жалуется - рассердился вслед Иван Иванович. Скорее на себя, а не на практиканта, что не догадался выписать ему аванс.
    К концу недели силы окончательно покинули его. Это случилось в конце смены. Он столкнул толкателем очередную опоку, упёрся в неё уже не просто руками, а всей грудью, докатил по рольгангу вверх, и, потянувшись за ручкой подъёмника, отстранился от опоки, пытаясь удержать её правой рукой. Но тяжесть опоки оказалась сильней, и опока стала съезжать вниз. Никита вновь, упёршись грудью и руками, вернул опоку на место, но до ручки подъёмника невозможно дотянуться, не отстранившись от опоки, и стоило ему хоть немного ослабить давление телом, она откатывалась. Он растерялся, по щеке покатилась предательская слеза. Смахнув её резким движением головы, и продолжая руками держать проклятую опоку, Никита оглянулся в надежде, что эту его слабость никто не видел. Кузьмич, ожидавший свою часть опоки, шагнул навстречу, придержал её рукой.
           - Цепляй, - велел он практиканту. Тот быстро разъединил опоки, и Кузьмич утащил свою по монорельсу на формовочную машину. Подцепив вторую, Никита передал её Елене. При этом он понял, что обе женщины видели его позор. Следующую опоку Кузьмич принял сразу, как только Никита её подал вверх, он даже помог ему, подтянув её рукой. При этом он ободряюще улыбнулся. На сердце отлегло, даже, кажется, силы прибавились. Никита благодарно улыбнулся в ответ.
   Но когда закончилась смена, и они приступили к уборке рабочих мест, Зина остановила проходившего мимо мастера и потребовала:
           - Давай нам рабочего и забирай своего практиканта.
           - У меня нет другого! - отсёк просьбу мастер. - А вы как старшие должны помочь ему в работе, научить.
      Он стал сердиться, прекрасно понимая не только проблемы бригады, но и то, что практиканта никто не разрешит отстранить от работы, да и не за что. Зину поддержала Елена:
           - Иван Иванович, дело не в том, что он не старается, он просто не может работать физически, слабый, а работа у нас тяжёлая.
           - Ничего страшного, окрепнет со временем. На втором конвейере тоже практикант. Его там хвалят. Он говорит, что ваш парень, не лентяй, и даже удивлён его проблемам. Сказал, что победитель олимпиад по математике и физике. Так что работайте, помогайте ему и не жалуйтесь. Хорошего парня я вам дал!
           - Нам на что математик? Нам нужен рабочий, который может работать. Я за него работать буду? - не унималась Зина.
           - Зина, да он же техникум заканчивает. Способный. Может со временем и начальником цеха станет.
           - Ну и что? - не поняла Зина, но почувствовала в словах Кузьмича, подвох.
           - А ты у нас без образования. Он возьмёт и скажет, что такие ему не нужны.
 Все рассмеялись.
           - Тебе лишь бы зубоскалить! - обиделась Зина и замолчала.   

               
Глава 2.  У тёти Ани

      Проснувшись как обычно, и осознав, что сегодня выходной и не нужно ехать на завод, Никита долго лежал, переживая заново дни рабочей недели. Из-за его слабости страдала вся бригада. Он понимал это. Но при воспоминании о реакции некоторых рабочих, особенно молодых, в его груди пробуждалась горячая волна обиды и гнева. Нет, он не будет унижаться перед ними, оправдываться. Всё равно не поймут. Нужно самому решать свою проблему. Но как? Ехать на станцию разгружать вагоны, нечего было и думать. Он сейчас был не в силах таскать даже лёгкие ящики с консервами, от разгрузки которых, отказывались обычно ребята из-за низкой оплаты. Но что-то надо было предпринимать. Запасы хлеба, которые купили ему товарищи, разъезжавшиеся на время производственной практики по своим городам, кончились. Надежды на аванс не оправдались. Но были ещё родственники по отцовой линии. Может у них удастся занять немного денег до зарплаты и заодно поесть нормально хоть раз в выходной, как в праздник. Это бы подкрепило его силы и придало немного уверенности в себе, и в отношениях с другими. Мысль была до того заманчивой, что он решил пожертвовать последние монеты, оставшиеся кроме рубля на поездку.
     …Вслед за Никитой из автобуса вышли мужчина в шляпе, и женщина с сумочкой и двинулись в том же направлении, что и он. Их приглушённый говор нервировал Никиту. Ему казалось, что они наблюдают за его нетвёрдой походкой, шаркающей об асфальт, в ботинках со стёртыми на бок каблуками, глядят на его сгорбленную фигуру в потёртой кожанке. Никита попытался ускорить шаг, но быстро устал, тогда он замедлил шаги, попутчики не приближались. Ожидание прервал смех за спиной, он резко повернулся, люди, не глядя на него, прошли мимо.  «Думают, что я пьяный» - подумал Никита и с удовольствием расслабившись, поплёлся дальше.
    Он шел к тёте Ани. Здесь, улицей ниже когда-то стоял его отчий дом. Когда родители переехали в другой город и дом продали, новые жильцы снесли его и построили на его месте другой. Но память о том времени осталась. Здесь всё знакомо: улицы, переулки, дома, деревья, речка, огибающая холм, на котором стоит посёлок, и люди. Ближайшим от его отчего дома был дом тёти Ани, поэтому он был самым посещаемым в детстве. Алёшка, старший сын тётки, был не только братом, но и другом детства. Они вместе пошли в школу, хотя и в разные классы, вместе ездили на городские олимпиады, обследовали окрестности, участвовали в мальчишеских войнах, собирали спичечные этикетки. После окончания восьмого класса Никита решил вернуться в родной город, и получать образование здесь. Алёшка, окончил десятилетку и поступил в университет в Уфе. Виделись они теперь редко. У тёти Ани подрастал и второй сын Андрей, но в отличие от Алёшки, он не блистал - ни в учебе, ни в послушании, часто попадал в нехорошие истории, и в тоже время тянулся к старшим братьям, слушался их чаще, чем родителей. Была ещё у них самая младшая - Люба, любимица Алёши и Никиты, бойкая, задиристая и в тоже время очень добрая. Как-то их мать собралась в магазин, сказала, что купит им мороженное. Вспомнив про Никиту, приехавшему пообщаться к Алёшке, Люба напомнила матери:
           - И Никите купи.         
           - Ты спроси у него, хочет ли он мороженное.
    Люба отправилась в детскую:
           - Никита, ты хочешь мороженное? Мама идёт в магазин и купит там нам мороженное. И тебе тоже купит, если хочешь.
    Никита, тогда у него ещё водились деньги, дал Любе мелочь, и она послушно отнесла её матери.
          …Во дворе Никита застал тётку, размешивающую что-то в ведре. «Видать свиньям» - догадался он. Подняв голову на вошедшего, она устало откинула седую прядь, свисавшую на глаза:
           - Алёшки нет. В стройотряд пошёл, пишет - до осени не ждите. Приезжал на майские праздники - добавила она, кончив обрабатывать месиво и подняв ведро.
           - Ты что же? Никак на каникулах уже?
           - Да нет. Производственная практика у нас…  - подумав, добавил: - Работаю на заводе.
           - Мать пишет что-нибудь? Здоровая али хворает?
           - Да вроде здоровая.
           - А я вот болею. Вторую неделю разогнуться не могу, спина разламывается. Как дожди начались, так и не отпускает, и чем только не пробовала натирать. Всё одно. Приходи к октябрьским праздникам, Алёша приедет, – добавила она.
     Никита неосторожно глянул на входную дверь в дом. Заметив это, тётка опередила вопрос:
           - Андрей в детской спит, вчера полтретьего ночи явился и теперь отсыпается. Ох уж эта мне улица, всё гулял бы да гулял, дня ему не хватает!
     Продолжая ворчать, она направилась в сарай к свинье.
     Никита замялся. Что делать? Приглашения в дом не было, но и гнать его никто не собирался. Уйти, но тогда зачем шёл?
     Поднявшись по ступенькам на веранду и разувшись, он вошёл в дом. Всё тот же обшарпанный шкаф, стол с исписанной, в чернильных пятнах клеёнкой, недавно покрашенный пол. Пройдя в детскую, Никита обнаружил, сидящего на кровати в одних трусах, Андрея перед шахматной доской с расставленными фигурами. Доска прилепилась с самого краю стола, рискуя упасть и растерять все фигуры. Остальная площадь была завалена всяким барахлом. Сколько Никита помнил эту комнату, столько и беспорядок в ней.
           - Никита, давай сюда. - Андрей смахнул, валявшиеся на стуле брюки и снова уткнулся в доску.
           - Понимаешь, черт те что! Мат в два хода. Конь бьёт d2…
   Никита поднял, свалившееся на пол одеяло, уселся напротив Андрея. Он устало взглянул на доску, фигуры бессмысленно мелькали перед его глазами. От быстрого бега мыслей Андрея или от того, что комната давно не проветривалась, к горлу подступила тошнота. Никита напрягся, но не смог уловить смысл сказанного. Он взял коня, подержал его и опустил. В комнату вошла Люба. Увидев Никиту, обрадовалась:
           - Ты давно? Я даже не заметила, когда ты пришел. Слышу, Андрей кричит, а здесь ты. Здорово то как. Почему ты долго не приезжал?
           - Некогда было. Работаю сейчас.
           - А у нас каникулы! - похвасталась она. Хотела сесть на кровать и тут увидела свою водолазку.
           - Опять брал?
Она замахнулась водолазкой на Андрея, но тот вовремя увернулся:
           - Отстань, видишь, задачу с Никитой решаем.
           - Сколько раз я говорила тебе, не трогай водолазку, я твои рубахи не одеваю.
           - У! Зануда! - процедил сквозь зубы Андрей, за что тут же заработал по макушке.
     Вскочив в ярости, он кинулся за Любой, но та пулей вылетела из комнаты с криком:
           - Только тронь, только тронь. Вот папке расскажу, что ты водолазку мою растягиваешь и к тому же обзываешься, он тебе всыплет.
    Видя, что Андрей продолжает направляться к двери, она закричала:
           - Мам, а Андрей дерётся! -  и захлопнула дверь.
  Андрей вернулся к столу.
           - Такая противная стала! Алёшке постоянно на меня ябедничает, а он знает, что сама хороша. Да разве же я её тронул хоть пальцем? Нужна она мне! Не хватало, чтобы мне ещё и из-за неё от папки перепадало. …Как ты думаешь, если…. Понимаешь, я здесь каждый ход просмотрел. Офицер, видишь, пробивает все пути отхода.  - Он провёл слоном линию по диагонали.
           - Если он конём, я его королевой, здесь тоже. А вот здесь «гад» вылезает и ничем его не достанешь. Бьюсь целый час. Помоги, у тебя же всё-таки разряд.
           - Потом Андрюха. Сейчас что-то нет желания.
           - Ну, тогда давай просто сыграем.
   Никита понял, что просто так сидеть глупо, и начал расставлять фигуры. Андрей с радостью бросился рассредоточивать свой фланг.
  В комнату заглянула тётя Аня:
           - Ты всё ещё голый. Марш одеваться или я сейчас возьмусь за ремень, и постель заправляй.
  Дверь захлопнулась. Андрей, ворча, начал одеваться, долго искал брюки. Никита, тем временем облокотившись на стол, сделав вид, что читает журнал с шахматной задачей, расслабился. Кое-как расправив одеяло и набросив сверху покрывало, Андрей двинул свою пешку. Никита стандартными ходами начал отвечать.
  В самый разгар игры из кухни послышался недовольный голос тётки:
           - Андрей иди обедать.
           - Сейчас.
           - Никаких сейчас. Всё остынет. Я уже налила.
      Видимо был сделан ход, заставивший Андрея задуматься. Никита играл рассеянно и всё-таки достаточно эффективно.
           - Андрей, ты, что не слышал, что тебя мама зовёт кушать. Сколько тебе раз повторять - это опять появилась Люба.
           - Мама, а он не идёт, - доносится уже из-за двери голос Любы. В ответ тёткин:
           - Я сейчас ремнём перетяну, вмиг побежит.
           - Не дают доиграть! - в сердцах возмутился Андрей.
           - Мам я сейчас. Ещё минутку.
           - Потом доиграешь.
           - Ага, а Никита уйдёт.
           - Подождёт тебя Никита, никуда не денется, а суп остынет.
           - Ну ладно, иду, - и Никите: - Ты подожди. Я сейчас. Я мигом, - и исчез за дверью, не закрыв её.
  С кухни доносился звон тарелок, хлюпанье и чавканье. У Никиты помутнело в глазах, засосало где-то внутри, заныло сердце. Он вдруг заметил, что глаза его наполняются слезами.
  «Этого только не хватало!» - подумал Никита. «Нет уж!» Он встал из-за стола и тихо, чтоб его не услышали, вышел из комнаты. Но про него уже забыли. В кухне под звяканье ложек шло обсуждение какого-то сугубо семейного вопроса. На улице Никита обулся, застегнул курточку и быстро, боясь, что его хватятся и догонят, направился на другой край, когда-то самого родного и приветливого, а теперь чужого посёлка.


        Глава 3.  У тёти Лизы

     Подходя к дому следующей тётки, он услышал громкую ругань во дворе и, только открыв входную дверь, понял, в чём дело. У крыльца валялся пьяный дядя Ваня. Или сам он упал или его с крыльца спихнула тётя Лиза, но голова неловко подвёрнутая, уткнулась в лужу. Рабочий пиджак, заляпанный грязью, разметался по земле, словно специально подстеленный под хозяина. Дядя лежал, раскинув руки и закрыв глаза. На крыльце никого не было. Никита подошёл, взял дядину руку и попытался поднять. Тяжесть безжизненного тела не дала даже сдвинуть его. Пьяный что-то пробормотал и запел. Поправив ему голову и подложив под неё воротник пиджака, Никита пошёл в дом. В доме в противоположность двору царил порядок. Через проём двери открывался вид в залу: чистые накрахмаленные занавески на окнах, белоснежные стены украшены вышивками и портретами.
    В кухне находилась тётка, продолжавшая громко отводить душу. Никита закрыл за собою дверь, поздоровался. Тётка обернулась и заулыбалась:
           - Проходи, проходи. Давно тебя не было видно. Не женился? - Никита смутился. - Успеешь хлебнуть семейной жизни! - подытожила она.
           - Мой видел каков? Явился, не запылился. С утра пристал, дай говорит пятёрку, к соседу сбегаю за «Дружбой», дрова напилю. Сбегал. Чуяло моё сердце, чем обернётся.
   Она отошла от плиты и сняла платок. На удивление Никиты пояснила:
           - Волосы лезут. Вот и подвязываю, чтобы в харчи не попал какой. Ну а как у тебя дела с учёбой? Стипендию получаешь?
    Никита заволновался, появилась искорка надежды, что тётка даст до получки рублей десять. Он небрежно, словно с безразличием рассказал, что у них началась практика на заводе и стипендию не дали, потому, что свои заработанные будут.
           - Ты только не пей! - погасила эту искорку тётка. - Дядька твой, так почти никогда целиком не приносит. Уж и в цехком к ним ходила, просила, чтобы не давали ему зарплату. Ведь не о себе пекусь, о детях. Наобещали с короб и всё по-прежнему.
           - От чего дядя Ваня пьёт?
           - Ты у него спроси. Деньги у него куры не клюют, вот и пускает на ветер. А я должна из последних сил выбиваться, детей кормить, его обормота. У, мерзавец! Твой отец, говорят, тоже свихнулся на старости. Ушёл значит от Шуры. Ну и дурак! Кому он нужен? Шура ведь ему и постирает, и нагладит, и сварит и пьяного домой приведёт. Учился, нужна ему Шурка была, а как выучился, нате, старая стала. На молодую позарился, а молодая? Ей что? Выпотрошит и бросит. Нет не найти ему такой, как мать твоя, простая и работящая. Он же за ней, как за стеной был. Ни дел тебе, не забот. Придёт с работы, газету в руки, ногу за ногу, и знай меня – кум королю. Он ещё опомнится. Попомни моё слово. Да Шура будет дура, если примет его. Алименты то он на вас платит?
           - Месяц платил, потом маме выслали исполнительный лист, написали - уволился и уехал в неизвестном направлении.
           - Да как это в неизвестном, что они дуру то гонят? Не имели права отпускать без адреса нового места работы. Да что там говорить? Грамотный он у вас больно, долго, что ли ему это устроить. Вот тоже подлец, под стать моему. Что значит два брата, два сапога пара!
     Никита давно следил за подпрыгивающей крышкой кастрюли на печи. По кухни разносился ароматный запах щей. Вдруг крышка поднялась и из-под неё потекла пенистая струйка навару. Плита недовольно зашипела, негодуя на невнимание к своему труду. Тётя Лиза бросилась, обронила крышку, сдвинула кастрюлю на край печи и через минуту, успокоившиеся щи, весело булькали в кастрюле.
           - Ты, верно, есть хочешь? Двигай к столу, опробуй моих щей. Мясо выкинули в сельповский магазин, жирное, свиное.
     Она принесла кастрюлю и установила её на алюминиевую подставку в середине стола.
     В это время за дверью раздался грохот упавшего ведра и ругань.
           - Лизавета открывай, не то дверь высажу, - и словно в подтверждении этих слов, забухали гулкие удары.
           - Оклемался скотина! Да не заперта дверь, что ты ломишься? - подала голос тётка и добавила толи для себя, толи для Никиты:
           - Вот выискался на мою голову муженёк.
    Дверь отворилась, впустив грязного и помятого дядю Ивана. Он открыл было рот для очередной порции ругани и тут увидел Никиту. Обнял, расцеловал, вставшего ему навстречу племянника.
           - Племяш, родной, не забыл дядьку. Весь в отца. - Он будто и не лежал несколько минут назад бездыханным в луже. Тяжело, но твёрдо переступая ногами, подошёл к столу и завалился на тот стул, на котором только, что сидела тётя Лиза.
           - Елизавета, видишь у меня гость. Давай стаканы. У тебя ещё бутылка припрятана.
           - Тебе всё мало. Чтоб ты подавился этой самогонкой!
  Пропустив мимо ушей тёткино напутствие, дядя Иван запел:
           - Выпьем по чарочке, выпьем за Сталина…
  Тётя Лиза принесла бутылку с бумажной затычкой. «Самогон!» - тревожно пронеслось в голове у Никиты. В свои восемнадцать он отлично знал его действие на человека, тем более на такого слабого, каким он был сейчас.
           - Я не пью, - попробовал отговорить дядьку Никита.
           - Обижаешь дядьку! Не мужской это Никита разговор. Я с твоим отцом бывало в Магнитогорске, знаешь какие дела воротил. Георгий тоже, на что не пьющий, а от компании никогда не отказывался. Ну, в общем, правильно! - вдруг согласился он. - Не пьёшь и не надо. Зло от неё одно, никакого облегчения душе.
   Никита, слушая дядю, нет, нет, да и поглядывал на кастрюлю. Тётя Лиза, попытавшаяся налить в чашки щей, была остановлена дядькой.
           - Сам. Для племянника родного сам! - Он протянул руку к кастрюле и потянул её на себя, и та опрокинулась, обдавая паром сидящих за столом. Густая жирная масса быстро заполнила стол, и в одном месте найдя выход, громко зашлёпала об пол.
           - Скотина. Я так и думала. Сам не поест и другим не даст. Безрукий. У тебя же от запоя голова не соображает. Ну, свинья! - бушевала тётка.
           - М…м, да - произнёс, наконец, дядька, поставив кастрюлю. Помолчав, добавил:
           - Видишь племянник, до чего довела меня эта с…. Руки трясутся. Как чужие.
           - Что ты болтаешь? Кто виноват в том, что ты пьёшь, меры не знаешь. Я тебе, что? В рот её вливаю. Так что ли?
           - Да! - взорвался дядя Иван. - Из-за тебя шлюха. Таскаешься с кем попало. Думаешь, не знаю? Знаю!
           - Кто тебе такое сказал? Совсем очумел! Мелет, сам не знает, что!
           - Молчать! Кого ты в прошлый понедельник в дом привела? Степана. Ишь защитника нашла, и на кого? На своего мужика напустила. - Видно прорвало и тётю Лизу:
           - Кто мужик то? Ты что ли? Да от твоего мужицкого одни брюки остались, да и те не держатся!
           - А-а… стерва! - завопил дядька. Он схватил табуретку, бросился на жену. Та стремглав выскочила за дверь. Крики во дворе затихли.
     Никита сидел. Парили щи, так и не убранные, оставшиеся жирной лужей на столе.  От них несло запахом лука и сваренного мяса и ещё чем-то неуловимым, от чего кружилась голова. Он приподнялся, и заглянул в кастрюлю. Там ещё оставалось щей на чашки полторы. Да ещё куски мяса на столе. Этого бы сполна хватило ему насытиться до отвала. Он не отказался бы и той части щей, что растеклась по столу. Но Никита сидел неподвижно. Заложенная в него с детства сила не позволяла притронуться к кастрюле. Он знал, что вернись сейчас в дом хоть дядька, хоть тётка, голодным его не оставят, но их не было. Он ушёл, так как не мог больше один на один оставаться с пищей в чужом доме.


Глава 4.  У бабы Дуни

      Из посёлка Никита отправился в центр города, где жила баба Дуня, тётка отца, родная сестра деда Никиты. У Никиты накопилось много хороших воспоминаний, связанных с бабой Дуней. Он родился с болезнью ног, в народе называемой косолапостью. Почти до пяти лет ходил с трудом. В это время приехала баба Дуня. Остановилась она в квартире старшей дочери. Увидев беду, взялась лечить. Упражнения, массаж, банные процедуры на лечебных травах и многое другое, пришлось испытать маленькому Никите. В семь лет он пошёл в школу, физически ничем не отличаясь от сверстников. И потом она не раз лечила его и других детей. На всю жизнь осталась благодарная память у Никиты и его родителей. И если отец собирался в город, а он всегда посещал там свою тётку, Никита увязывался за ним.               
   Дверь в квартиру ему открыла сама баба Дуня.
           - Маруся, иди, посмотри, кто к нам пришёл! - радостно позвала она свою дочь.
   Никита разделся и начал разуваться. Баба Дуня подала ему тапочки:
           - Одень Никита, у нас пол холодный.
    В прихожую вышла тётя Маруся:
           - Молодец, не забываешь. Как твои успехи? Учёбу закончил?
   Никита объяснил, что у него производственная практика на заводе. Тётя Маруся всю жизнь проработавшая на заводе, большую часть секретарём начальника одного из механических цехов, считала себя причастной к его истории, следила за событиями на нём, хотя и находилась на пенсии.
           - Да? И в каком цеху? В третьем литейном? Как же знаю. Начальником сейчас у вас Савельев Егор Петрович, - блеснула знаниями тётя Маруся и добавила. - Толковый руководитель!
           - На какой участок тебя определили? На формовку? Ну что ж, правильно! Надо познавать профессию от станка.
           - У нас не станки, а формовочные машины, - поправил зачем-то Никита. Вероятно, ему не понравился тон тётки.
      В их разговор вмешалась баба Дуня:
           - Маруся, соловья баснями не кормят. Пусть Никита поест сначала, а потом, и расспрашивать его будешь.
      Тётя Дуня провела его на кухню, усадила за стол. Вскоре перед ним стояла чашка с гороховым супом, на рыбных консервах, манная каша с лужицей сливочного масла, кисель в эмалированной кружке, и даже целая тарелка пирожков. Это было богатство, о котором Никита даже не мечтал.
           - Ешь Никита. А разговоры потом.
     В словах бабушки ему послышалось материнское: «Когда я ем, я глух и нем». Он улыбнулся, взял ложку и начал есть.
     В кухню вошла тётя Маруся.
            - Как там отец, что пишет?
     Баба Дуня попыталась выпроводить её с кухни, но тётя Маруся села за стол напротив и продолжала расспрашивать. 
           - Не пишет. Он от нас ушёл. Где живёт, не знаю. Брат в армии. Сестра в школе учиться.
      Ему некогда было сунуть ложку в рот, отвечая на её вопросы. Но потом тётя Маруся перешла к оценке семейных отношений его отца и матери. Никита перестал есть, хотя и держал ложку в руках. Ему неприятен был не только тон тёти Маруси, но и то, что она говорила.
           - Правильно Георгий сделал, что бросил Шурку. Не пара она ему. Он грамотный, интеллигентный, а она? Недоучка детдомовская.
    Баба Дуня попыталась остановить её:
           - Ты не права Маруся, Шура хорошая женщина и мать хорошая. Детей подняла. За мужем ухаживала.
   Но тётя Маруся разошлась вовсю:
           - Как-то мы гуляли у Никифорова, ты знаешь его, там все наши собрались, Георгий пришёл с Шуркой. Так вот она солёные резаные огурцы с тарелки руками таскала. Когда ей сделали замечание, так она и хлеб вилкой стала цеплять. Вот хохоту то было! А потом как заголосит: «Гулял казак по Дунаю», так все и попадали.
           - Мария, что ты такое говоришь? Прекрати сейчас же! Постыдилась бы при ребёнке, - увещевала баба Дуня свою дочь.
           - Что разве не так? Она же, как следует, рубашку погладить ему не могла, варить не умела. Сам Георгий рассказывал. Никита уже взрослый и должен знать правду.  Я что, врать должна? Говорю дура она, дура…
  Никита весь дрожал от возбуждения. Он не знал, как остановить поток кощунства. Волна, возникшая где-то в груди, поднялась к горлу, рвалась наружу. И вышла. Он ударил со всей силы по тарелке с супом. Разбрызгивая содержимое, тарелка скрылась где-то за столом.
           - Сама дура! Полная дура! Гадкая дура! - сквозь рыдания кричал Никита. Выскочив со стола, бросился на выход, тапки слетели. Он сунул ноги в ботинки, не зашнуровав их, схватил куртку, не одеваясь, и выскочил из квартиры. Он бежал и всё повторял:
           - Дура! Полная дура… - а в его голове эхом звучал голос тётки: «Дура, дура, дура…».
    После Никита не раз вспоминал происшедшее в доме бабы Дуни. Он не мог понять причин всплеска эмоций тёти Маруси. Мама действительно любила петь, и неплохо пела. Часто на гулянках у родственников, она первой начинала какую-нибудь песню и тут же её подхватывали остальные. Никаких проблем при этом никогда не возникало. Репертуар её песен составляли русские и украинские народные. Она рассказывала, что большинство этих песен разучила в детстве в детдоме. Песни эти знали и пели все родственники, включая отца.
   На счёт своих рубашек и брюк, то действительно, отец никому их не доверял, гладил сам. У него это была сложная процедура со смоченной марлей, щёткой и утюгом. Если бы мама для всей кучи белья, которую ей приходилось перестирывать вручную на доске, соблюдала отцову процедуру, то ей бы и дня не хватало на это. И, сваренную мамой похлёбку, тоже ели все и не жаловались. Вероятно, существовала какая-то иная скрытая причина поведения тётки в тот день.


Глава 5.  У Нины

                …Дальше в море – выше волны.
                Те, что встретятся в пути,
                Поглотить в мгновенье вольны,    
                В бездну спрячут – не найти…
               


     У Никиты кончилась мелочь и поэтому, сберегая рубль, он отправился к Нине, двоюродной сестре, пешком. На это ушло часа два с лишним, так как он не мог идти быстро.
    Когда-то Нина жила в их семье. Её привёз из деревни отец. Мать Нины тяжело болела и не могла растить дочь. Отец не вернулся с войны. Эту историю Никита знал по рассказам взрослых, так как Нина появилась в доме до его рождения. Она выросла, поступила учиться в строительный техникум, и переехала в общежитие. Но связь семьи не прервалась. Нина часто приезжала, помогала маме по дому. Все относились к ней как к родной, и она считала их семью своей.
   После окончания школы именно Нина уговорила родителей отпустить его к ней на Урал. Она заработала к тому времени квартиру, но жила одна. Первый год учёбы он провёл у сестры, но было трудно добираться до техникума из-за перегруженности транспорта, поэтому перебрался в общежитие.
  Нина часто ездила в командировки. И сейчас была в очередной. Никита знал это, но всё равно шёл. Ему было известно, где она прячет ключ, а в квартире могли быть крупы, макаронные изделия или ещё что-нибудь съедобное.
  Вероятно, когда он заходил в подъезд дома, его в окно приметила соседка. Не успел Никита остановиться перед нужной квартирой, как дверь справа открылась и выглянувшая женщина, полюбопытствовала:
           - Ты что здесь делаешь?
     Никита не знал её, жильцы в этом доме часто менялись, так как он принадлежал строительной организации и использовался как временный приют работников, нуждающихся в улучшении жилищных условий, до получения постоянного жилья.
           - Я к Нине Ивановне, - выдал Никита первое, что пришло ему на ум.
           - Нины Ивановны нет, она в командировке, - сообщила соседка.
   Никита замялся, говорить, что он брат, как и объяснять причину его появления здесь, глупо. Соседка заметила замешательство Никиты и истолковала по-своему. Она почуяла криминал, и, опёршись о косяк, ожидала развития событий. Понимая, что при ней попасть в квартиру не получится, Никита развернулся и ушёл, но не далеко. Он сел на скамейку напротив дома и решил переждать. Но тут заметил, что соседка наблюдает за ним за шторами своего окна. Тогда он перебрался в соседний двор. Там просидел до темноты. Вернувшись и осторожно ступая, чтобы не потревожить соседку, подошёл к двери, достал ключ из-под коврика и попытался открыть дверь. Но в темноте, света в подъезде не было, никак не мог попасть в скважину замка. В этот момент он почувствовал, как кто-то крепко ухватился за его ухо и начал крутить. Никита попытался высвободиться, но его уже держали и за руку.
           - Что гадёныш, попался?
  На шум в подъезде выскочила соседка.
           - Это же надо, какой наглый! Опять пришёл. Я его ещё днём приметила. Сразу поняла, что за фрукт. Прогнала. Он вроде бы ушёл. А оказывается, где-то темноты дожидался.
           - Я стою на площадке у окна, курю. Слышу, кто-то крадётся. Темно не видно. Тогда тихонько начал спускаться. Смотрю, он отмычками замок пытается открыть, осторожно так. Тут я его и зацепил, - довольный своей ловкостью, рассказал мужчина, державший Никиту. Обратив внимание, что парень действительно что-то прячет в руке. Он начал выкручивать и руку:
           - Ну-ка покажи, что ты там прячешь?
    Никита понял, что ключ отдавать нельзя, поэтому крепче стиснул кулак. Мужчина отпустил ухо и начал разжимать его кулак с ключом, другой рукой удерживая его, чтобы не вырвался и не убежал. Но это ему не удалось. Никита не давался. Тогда он нанёс ему удар сбоку, кулак попал где-то чуть ниже виска. В глазах брызнул огонь. Ему этого показалось мало, и он вновь ударил, этот раз в ухо и что-то сказал. Но Никита не разобрал, из-за появившегося шума в ушах. Соседка, видно испугавшись последствий такого поворота событий, заторопилась к себе, не забыв посоветовать отвести Никиту в милицию.
           - Я сейчас так и сделаю! - ответил ей сосед и потащил его на улицу. Никите было всё равно, в милицию, так в милицию.
     Но на улице, незнакомец почему-то его повёл не к дороге, а в темноту зелёных насаждений во дворе. Там он неожиданно развернул Никиту к себе и с силой ударил. Никита отлетел, перекатился через бетонный бордюр, и лицом пробороздил по гравию дорожки. Затем мужчина подошёл к лежащему и начал его пинать, приговаривая, чтобы никогда больше не воровал. Никита уже не чувствовал боли, ни одна слезинка не выкатилась из его глаз. Его душила злоба. Он убил бы сейчас своего обидчика, если бы было чем. Он даже посмотрел по сторонам, но ничего подходящего не увидел. Мужчина в последний раз, уже лениво, пнул лежащего. Пригрозил:
           - В следующий раз ноги переломаю, если увижу тебя возле своего дома, - и ушёл, потеряв к нему интерес.
   Никита долго лежал, отдыхал. Ломило тело, горело лицо, кровотечение из носа прекратилось, а вот шум в ушах ещё продолжался, хотя и не так сильно. Наконец он нашёл в себе силы, встал. Вспомнил про ключ, разжал кулак, он был на месте. Даже падая, Никита его сберёг. Рядом во дворе стояла колонка, нужно было хоть немного привести себя в порядок. Прикасаться к лицу было больно, поэтому Никита просто подставил его под струю. Холодная вода приятно прошлась по израненной коже, охладив её и смыв кровь. Затем он помыл руки и куртку. А вот рубашка пришла в негодность, не отстирать, да и мыла нет.
   Он в третий раз вошёл в дом. У него даже мысли не возникло, что это опасно. Шёл уверенно, не таился и всё обошлось. И ключ вошёл в скважину замка сразу. Обшарив все закоулки, Никита нашёл только литровую банку с сахаром и с килограмм сухого хлебного кваса. Теперь он мог пить не кипяток из титана, а настаивать квас в банке. Ни муки, ни консервов, ни крупы в квартире не было. Зато он нашёл мыло и туалетное, и хозяйственное, но взял с собой только кусок последнего для стирки. Он закрыл квартиру, положил ключ на место под коврик и вышел на улицу.


Глава 6.  В автобусе

                …Ночь спустилась тучей грозной.
                То не ветер, шторм ревёт
                Отступать, конечно, поздно,    
                Надо двигаться вперёд…
               


        В автобус, как всегда набилось много людей. Он протолкался к кассе, так как мелочи у него не было, а рубль надо было разменивать. Касса была на самообслуживании, бросай мелочь в щель и отрывай себе билет. Разменивать бумажные деньги она не могла. На сиденье рядом с кассой сидела женщина - пассажирка. Она брала мелочь, которую ей передавали, оставляла её у себя, отрывала билет и передавала его по очереди. Когда Никита показал ей рубль. Она его успокоила:
           - У меня тоже рубль и я сижу и собираю себе сдачу. Осталось совсем немного, и я уступлю тебе место, будешь собирать на свой рубль.
    И действительно вскоре она, пересчитав ещё раз свою мелочь, бросила в кассу бумажный рубль, встала, посадив на своё место Никиту. Вскоре она вышла на остановке. Никита стал собирать мелочь и взамен передавать билеты. Никто ничего не спрашивал, передавая ему деньги и терпеливо ожидая билета.
  У Никиты набралось уже вероятно с пол рубля мелочи, когда в автобус вошёл контроль, две женщины. Он был спокоен и не допускал даже мысли, что он делает что-то предосудительное. Та женщина, которая вошла в заднюю дверь, где была касса, подошла к ней, выписала номер последнего билета. Затем попросила Никиту предъявить билет. Билета у него не было. Он его не отрывал для себя, так как ещё не положил в кассу деньги. Он заволновался и начал объяснять, что он разменивает рубль, даже показал ей этот рубль и мелочь в руке, которую успел набрать.
           - Давай сюда рубль, а мелочь брось в кассу.
    Никита всё сделал, как она сказала, подумав, что контролёр разменяет ему рубль. Но та выдала ему какие-то две бумажки, на которых он заметил только надпись – 50 копеек, и пошла дальше, проверяя билеты у других людей. Никита забеспокоился за свой рубль, не зная, что делать с бумажками. Такое с ним случилось впервые. Он хотел знать, где можно обменять эти бумажки назад на рубль. Он пошёл за контролёром, стараясь не мешать ей, терпеливо ожидая, когда она освободится. Таким образом, они дошли до передней двери автобуса. Женщины закончили свою работу и собирались выйти из автобуса. Он обратился к той, что забрала у него рубль, с вопросом:
           - Что мне теперь делать с этими бумажками.
    Она не задумываясь, ответила:
           - В уборную сходи.
Никита не понял:
           - Зачем?
           - Как зачем? Попу подотрёшь, - и засмеялась. Потом спросила:
           - Билет купил?
           - Так у меня денег больше нет.
           - Тогда выходи.
     Она пропустила его впереди себя, и вышла следом. За автобусом женщин поджидала легковая машина. Они сели в неё и уехали. Автобус тоже ушёл. Никита остался один. Опустошённый, разбитый. Потеря рубля для него была равносильна утрате жизни. Он опустился на землю и сел прямо на дорогу. Так и сидел, раскинув ноги, перебирая в памяти всё, что с ним случилось за день. Наконец с трудом поднялся и пошёл в ночь.

    
Глава 7.  И снова на заводе

    Когда он утром пришёл на работу, Елена сразу обратила внимание на его разбитое лицо с заплывшим глазом.
           - Кто тебя так? - спросила она, но Никита холодно посмотрел на неё и ничего не ответил. Пришёл Кузьмич.
           - Ты посмотри на него! - кивнула головой в сторону Никиты Елена. Кузьмич подошёл к Никите, осторожно взял его за подбородок, и внимательно рассмотрел раны.
           - Голова болит? - спросил он.
           - Нет, в ушах немного шумит.
           - Работать сможешь?
           - Да!
     Он отошёл. На немой вопрос Елены сказал:
           - Ничего страшного, заживёт! - и приступил к подготовке рабочего места к работе. Елена ещё раз взглянула на Никиту и тоже занялась своими делами. Во время работы Никита несколько раз ловил на себе её взгляды. Это его тревожило: «Что ей надо от меня?»
   Когда раздался гудок на обед, Никита как обычно перелез через конвейер, и уже не таясь, направился на свою лежанку. Елена окликнула:
           - Подожди Никита!
   Он остановился в пол оборота, посмотрел на неё, ожидая, что она скажет.   
   Зина, направляясь в столовую, обратила внимание, что Елена отстала:
           - Что ты там застряла?
           - Иди, иди, не жди, я догоню, - ответила она Зине, но смотрела на Никиту.
           - Ты куда? - спросила она его. Никита не ответил. Его стало злить, что его задерживают, обеденное время так быстро летит. Но Елена не собиралась отступать.
           - Ты, наверное, ходишь в столовую второго литейного. Там вкуснее готовят? Тогда я с тобой. Посмотрю, чем она лучше нашей.
    Никита не шелохнулся и продолжал молчать.
           - Может ты обед с собою из дома берёшь? Показывай, что там у тебя. Картошка варёная, лучок, наверное, зелёный? Угости!
    Никита опустил голову, врать не умел, но и говорить правду не хотел.
   Тогда Елена взорвалась:
           - Как тебе не стыдно? Ты оконченный эгоист! Работаешь в коллективе и на всех волком смотришь. Живёшь в общежитии?
   Никита кивнул головой.
           - Где родители?
           - Далеко.
           - А у тебя денег нет даже на обед? - Никита промолчал.
           - Ты что не мог нам с Кузьмичом об этом сказать, попросить денег? Мы же в одной связке работаем. Как одно целое. Твой успех – наш успех. Твоя беда – наша беда.
           - Пошли со мной в столовую, нельзя работать голодным.
      Она взяла его под руку и повела в столовую. Там было много народу, но Зина заняла очередь и на Елену, а та впереди себя поставила Никиту.
          - Бери всё, что хочешь, я заплачу.
      Мама Никиты учила: «Дают – бери, бьют – беги». Поэтому Никита не стал артачиться, взял суп с фрикадельками, картофельное пюре с котлетой, компот и хлеб. Потом оглянулся на Елену, как бы спрашивая разрешения, и добавил себе ещё один стакан компота. А Елена поставила ему на поднос вторую чашку второго. Они втроём сели за свободный стол. Как не пытался сдержать себя Никита, ему это не удалось. Он умял первое, одну чашку второго, запивая её компотом, и приступил ко второй. Женщины старались его не смущать, но торопливость, с которой Никита расправлялся с пищей, смешила их. Они улыбались.
    Всё шло хорошо, но вдруг в животе Никиты резанула острая боль, точно ножом по живому. Он замер, выронил из рук вилку и стал сползать под стол. Там он свернулся в калач и завыл тихо, но страшно. Вокруг все оцепенели. Люди в очереди стали подходить, спрашивать:
           - Что случилось?
    Нашлись и такие, которые начали выговаривать поварам:
           - Чем вы кормите? Посмотрите, что с парнем делается.
    Прибежала заведующая столовой, поинтересовалась, что он ел, предположила, что у него язва, сообщила, что уже вызвали скорую помощь. Подошел Иван Иванович - мастер. Елена рассказала ему про голод Никиты. А тот напустился на них обеих:
           - Дуры старые. Жизнь прожили, а не понимаете простых вещей. Он может месяц ничего в рот не клал, кишки слиплись. А вы ему: «На' первое, на' второе!»


      Заключение
               
                …И не волны, горы стонут.
                Нас бросают вверх и вниз.
                Руки сло'жившие, тонут,
                Ожидая лёгкий бриз.
                Не смотри, что парус в клочья,
                Борт не выдержал, разбит,
                Море гибель нам пророчит,
                И пока ещё штормит.
                Курс держи заре на встречу
                И не бойся, не дрожи.
                Раны время все излечит.
                Впереди большая жизнь.    
                (Фрагмент стихотворения «В море», автора)
   
 
               
     Примерно через неделю, в палату зашла медсестра, назвала фамилию Никиты. Когда он откликнулся, она сообщила, что к нему посетители и добавила:
          - Целый табор.
      Никита не поверил, но накинул больничный халат и вышел из палаты. На улице стояла на редкость солнечная погода. Он спустился с крыльца и обомлел. Вся молодёжь их формовочного участка. «Все пришли» - удивился он.
    Увидев Никиту, они кинулись к нему, жали руку, обнимали. Васька со второй пары, который больше всех обижал, протянул ему пачку денег:
         - Это мастер велел тебе передать, - и немного поколебавшись, добавил, - Ты не сердись на меня. Это я на тебя наезжал не со зла, по глупости. - Никита обнял его и заверил: - Я и не обижаюсь.
     В окно выглянула медсестра:
         - Больные, немедленно на процедуры.
     Ребята стали прощаться, желали ему скорее выздоравливать, сказали, что все его на участке ждут. Стали уходить, и вдруг от них отделилась девушка и направилась к Никите. Это была Маша.
         - Мне сказали, что ты очень хорошо знаешь математику. А у меня с нею нелады. Поможешь мне подготовиться в институт? - Никита улыбнулся, - Ну конечно помогу, ведь мы товарищи, коллектив, одно целое!                Миасс, 1978г.