Еврейский Новый Год

  Какая-никакая еврейская жизнь в Грузии теплилась — несмотря на совковый «атеизм».
Еврейский Новый год — Рош а-Шана — праздновали не все ашкеназские семьи Тбилиси. В отличие от грузинских евреев. Эти — да. С размахом, как положено.

В Нахаловке, в убани, где жили в основном рабочие и семьи среднего достатка, евреев было немного.
В моём классе, кажется, только я числилась еврейкой — так и было записано в личном деле.
Хотя, подозреваю, «скрытых» евреев хватало. Реалии советской жизни, в которой антисемитизм шёл под грифом «государственная линия», подталкивали к молчанию.

Вот, например, моя одноклассница Валя Булович. В документах — русская. А мама у неё — Фаина Абрамовна, папа — Абрам Ааронович.
Была ещё Полина Левинец — та самая, что однажды ловко воткнула мне отточенный карандаш под зад. Украинка.
Хотя её вся семья, когда в 70-х грузинские евреи стали устраивать демонстрации с лозунгами о возвращении «на землю предков», внезапно оказалась в статусе левитов — и уехала в Израиль. Бывает.

Ассимилированные семьи тоже были. Мамы — аидыше, а дети себя евреями не считали. В таких домах больше отмечали христианские праздники, а про Песах или Пурим вообще не слышали.

А у нас — праздновали. Без фанатизма, но с теплом.

Мне особенно запомнился Рош а-Шана. Не молитвами — кухней.

Мама два дня готовила имбирлах — удивительный десерт, тесто для которого замешивалось по какому-то особому рецепту. Маленькие шарики — размером с вишню — варились в меду с лимонной цедрой, корицей и сахаром. Потом выкладывались на мокрую доску, раскатывались, остывали — и мама нарезала их острым ножом в фигурки.
Кухня наполнялась ароматом мёда, пряностей и лимонов. Запах — навсегда.

Но главное кулинарное чудо творила, конечно, Любтя.

Моя нянечка. Украинка. Гений.
Любтя пекла свой штрудель накануне праздника — и лучше него не было ничего на свете.
Яблоки она запекала с маслом, душистым перцем и корицей. Изюм замачивала в кипящем молоке. Я до сих пор помню, как она выбирала яблоки на рынке, никому не доверяя. Только кисло-сладкие. Такие, как белорусская антоновка.

Запахи из кухни притягивали весь наш нахаловский андерграунд. Все соседи что-то да получали — кусочек штруделя, ложку имбирлаха, тарелку цимеса. Так было заведено.

Хотя религиозными фанатиками мы не были, и воинствующими атеистами — тоже.
Праздники в семье соблюдали.
Любимый мой был — Пурим. За сладости и деньги.
А на Песах Люба пекла Наполеон из мацы — такое чудо, что и в лучших ресторанах не найдёшь.
Раз в году папа ходил за мацой и сухими колбасками в грузинскую синагогу. В русской ему однажды выдали коробку мацы с надписью от реббе Меира Кахане: «С любовью». Не хватало, правда.

На столе бывали и гефилте фиш, и гефилте гелзеле, и гехакте геринг, и цимес, и то, чего я уже и не вспомню.
Всегда справляли вечером, всегда звали соседей.
Такой вот наш Рош а-Шана.

Однажды я принесла немного имбирлаха дяде Ачико — Арчилу Гомиашвили — и тёте Лиичке, его жене, друзьям моего дяди Ромы.
Лия откусила кусочек, задумалась — и вдруг сказала:
— Не пойму, кто у кого рецепт украл.
Наши гозинаки отличаются только тем, что мы вместо теста добавляем орехи...

Вот так. Одной фразой — на всю жизнь.

Старый год уходит безвозвратно.
Новый – наступает ему вслед…
Осенью пустынной ,благодатной.
Без мороза, ёлочных   конфет.

Рыба, цимес,имберлах, котлеты,
Жгучий мёд и сладкое вино.
За столом рассказы и советы.
Так сложилось, так заведено.

Наш сосед не любит нареканий…
Ржёт ,как мерин,водку льёт в стакан.
Он такой – без всяких подражаний,
Старый,но веселый «партизан»…

С ним – золовка – жгучая блондинка.
Пожелтела ,как осенний лист…
Брат кричит ей , – Слышь,ты,половинка,
Сыном экстремистом здесь займись…

Влез сыночек пальцами в варенье.
Со следами вишни на губах.
Дюжина миндального печенья
Не застряла… у него в зубах…

Пели дружно для души молитвы.
Ели штрудель ,яблоки в меду…
Да, конца всем праздникам не видно…
Новый Год,Кипур,Сукот…идут…

Н.Л.©


Рецензии