Тень

ТЕНЬ
В конце августа у тети Марины и дяди Пети родилась чудесная малышка Светочка, младшая сестренка Ивана. А в самом начале сентября Ваньку перевели в другую школу, в наш класс.
Никто не знал, почему так получилось. Сам Иван утверждал, что его решили перевести в новую школу после того, как в старой на уроке физкультуры на него упали футбольные ворота.
- Прямо со школьного стадиона в больницу увезли, - важно рассказывал Иван, - У меня был перелом ключицы. И это… как его… сотрясение мозга. Подозрение.
К счастью, последний диагноз не подтвердился. Дядя Петя считал, что это потому, что в голове у его сына нечего было сотрясать.
Так или иначе, в прежнюю школу Ванька уже не вернулся. Какая связь между футбольными воротами,  больницей и переводом в другую школу, мы так и не поняли.
- Возможно, Иван будет учиться с вами, потому что ваша учительница молода и лояльна к детям, - заметила Наташкина мама.
Так или иначе, Ваньке мы были рады.

***   ***   ***

В третьем классе всех нас ждало вступление в пионеры. Наша учительница все время напоминала нам, что это большая честь, которую нужно заслужить хорошей учебой и примерным поведением.
Мы должны беспрекословно слушаться старших, всегда приходить в школу чистыми и аккуратными, не опаздывать на уроки, дежурить по классу без споров и возражений, уважать стариков и помогать младшим.
Угрожающий список наших обязанностей, который постоянно увеличивался, озвучивался на каждом уроке, по три – четыре раза в день. От того, насколько добросовестно мы будем выполнять все его пункты, зависело, как скоро нам повяжут красный галстук.
В первую очередь, в годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции, приняли пятерых наших отличников, гордость класса. Впрочем, они как октябрятский актив вступили не в школе, а в музее Владимира Ильича Ленина, прямо под огромным портретом вождя мирового пролетариата.
- Вы должны гордиться вашими товарищами – пионерами и равняться на них, - объявила учительница, когда пионерская пятерка пришла в школу в новенькой, с иголочки, пионерской форме.
Второй прием планировали организовать после Нового года, ко Дню Советской Армии. В эту очередь принимали хорошистов. Ходили слухи, что могут взять примерного ученика с одной тройкой, если пионер обещает обязательно исправить ее до конца учебного года. Наша компания имела все шансы попасть во вторую очередь.
-Не могу сказать, что мы очень уж хотели стать юными ленинцами, но ходить с октябрятской звездочкой в те времена, когда уже почти весь класс будет щеголять в галстуках, нам как-то не улыбалось.

Мы честно учили Клятву Юного Пионера.
- Я, Старостин Иван, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь:
горячо любить и беречь свою Родину,
жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин,
как учит Коммунистическая партия,
всегда выполнять законы пионеров Советского Союза.
Ванька бубнил монотонно, как пономарь. Слова не надевались на язык и никак не укладывались в голове. И все же мы, как и все советские дети, вызубрили клятву так, что не забыли ни через десять, ни через двадцать, ни через тридцать лет.

В приступе удивительного послушания мы честно соблюдали трехдневный траур по умершему генсеку товарищу Андропову.
- Весь советский народ скорбит, во всей стране приспущены флаги, - наставляла нас старшая вожатая, - Вам тоже следует вести себя тихо. Нельзя в траурные дни кричать, бегать, играть в шумные игры.
Три бесконечных дня мы передвигались на цыпочках и старались говорить только шепотом. Один Бог знает, как нам это надоело!
- А ведь и в прошлом году кто-то важный умер, - вспомнила Наташка.
- Тогда еще «Спокойной ночи, малыши!» три дня не показывали, - вздохнула я.
- И что же – вожди теперь каждый год умирать будут? – поразился Иван.
Тетя Марина отвесила Ваньке мощный подзатыльник.
- Придержи язык! – шикнула она, - Еще услышит кто-нибудь!
- Да не страдайте вы так. Всех в пионеры рано или поздно принимают, в том числе хулиганов и двоечников. Проверено! – успокоил всех дядя Петя.
Мы верили и не верили.

***   ***   ***

Однажды по дороге в школу мы встретили Женьку, нашу одноклассницу и соседку с третьего этажа.
Женька – хорошая девчонка. Надежная. Отличница, но не зубрилка, она часто давала списать.
Сегодня на Женьке лица не было. Она еле плелась, будто к каждой ногам привязаны гири.
- Ты что – заболела? – испугались мы, - Или уроки не выучила?
Женька подняла на нас страдальческие глаза. Губы ее дрожали.
- Я боюсь.
- Чего боишься? – не поняли  мы.
- Уколов боюсь. Прививки.
В нашей школе во время уроков в любой момент могла войти медсестра и забрать всех в медицинский кабинет. Совсем недавно, буквально на днях, нам всем осматривали зубы.
- Откуда ты знаешь, что придут сегодня? – уточнил Иван.
- Ничего я не знаю точно! – заскулила Женька, - Но к первым и вторым классам уже приходили. И к ашкам тоже. А значит, скоро и к нам пожалуют.
- Это же почти не больно, как комарик укусит. Выстрелят в руку из такого большого медицинского пистолета – и все, - утешали мы подругу.
- Я знаю. И все равно боюсь.
Нам очень жаль Женьку.
На большой перемене Иван зазвал нас в укромный уголок под лестницей. Вид у него был загадочный и очень серьезный.
- Я знаю, что делать. Жень, это же у тебя просто нервы…
- Я понимаю, что нервы. У моей мамы тоже часто… бывают нервы, когда я не слушаюсь, - кивнула девочка.
- В больнице эти нервные заболевания лечат в два счета, - разглагольствовал Иван, - И знаете как? С помощью душа Шарко! Человека ставят то под холодную воду, то под горячую. И все – он уже ничего не боится!
- Заливаешь! – ахнули мы.
- Кто – я? Когда я вам врал? – горячился Иван, - У нас в палате пацан лежал, он рассказывал.

Железный аргумент: никто из нас никогда не попадал в больницу с подозрением на сотрясение мозга. Мы были вынуждены склониться перед авторитетом.
Сеанс лечения нервных заболеваний у малоизвестного, но опытного доктора медицины Ивана Старостина решили провести на дому у пациентки.
В ванной мама Женьки замочила грязное белье.
- Переложим в таз, - суетилась Женька, - Я сейчас ванну освобожу.
Мы кое-как отжали тяжелые пододеяльники, простыни и полотенца и распихали их по тазам. Женька, краснея, разделась до майки и трусов.
- Давайте начнем с горячей воды, - жалобно попросила она.
- Не вопрос!
Теплый душ Женьке явно понравился. Она вертелась, подставляя под струйки воды то спину, то грудь и живот.
Иван постепенно прибавляла горячую воду.
- Да, чуть не забыл! – всполошился мальчик, - Ты должна расслабиться и думать только о приятном. Расслабилась?
- Да. Наверное.
- А о чем ты думаешь?
- Об эскимо на палочке. О том, что за двадцать копеек.
- И о пончиках?
- Да.
- И о воде с сиропом?
- Ага.
Тугие струи воды хлестали и хлестали. Лицо девочки постепенно багровело и уже напоминало вареную свеклу.
- А теперь ты о чем думаешь? – приставали мы.
- О коньках. Мама мне обещала купить, если меня первую примут в пионеры. И меня приняли!
- Настоящие снегурочки подарит?
- А то как же!
- Везет тебе! – вздохнули мы.
Зеркало и кафель в ванной комнате давно запотели, и мы рисовали на них веселые рожицы.
- А теперь – внимание! Душ Шарко! – завопил Иван и жестом фокусника пустил ледяную воду.
- А-а-а! О-о-о! – взвыла Женька и мигом выскочила из-под душа, прямо в таз с бельем, - Ты что – с ума сошел?!
- Ты куда? – рассердился Иван, - Это же лечение!
- Я уже здорова!
Битый час мы, все четверо, собирали с пола воду и мокрое белье. Мы старались привести ванную комнату в порядок, но мама Женьки, конечно, все равно дозналась о том, что здесь происходило.
Вечером к дяде Пете и тете Марине явились неожиданные гости: разъяренная соседка привела за ухо заплаканную Женьку. Ее мама крайне возмущалась тем, что Иван чуть не искалечил ее дочку, чудом не загнал в больницу на весь учебный год, да вдобавок еще и разгромил всю квартиру.

***   ***   ***

Как это ни странно, но Женька не только не загремела в больницу, но даже и не затемпературила. Мы продолжали ходить в школу, а медсестра так и не приходила с прививкой.
Душ Шарко не пошел на пользу нервам Женьки, но повторить сеанс никто из нас не решался.
- Был разговор с отцом, - коротко пояснил Иван.
Женька обреченно вздохнула.
- Слушайте! А  ведь можно сказать, что нам уже делали прививки! – осенило Ваньку, - Второй раз их не переделывают, я точно знаю!
- А где нам могли их сделать? – уточнила Наташка.
- Скажу, что мне сделали в старой школе, не пойдет же врачиха это проверять, - тут же сообразил Ванька, - А вам…
- Я летом была в пионерском лагере, мне там сделали, - обрадовалась Женька.
- А мы были с тобой, в одном отряде, не забудь, - заявили мы с Наташкой.
Мы решили, что в крайнем случае, покажем доктору след от укола. Не могут нам не поверить!
- А откуда он возьмется? – засомневалась Наташка.
- Нарисуем. Фломастером.
- Не годится, - покачал головой Иван, - Я однажды якорь на руке нарисовал, как у матросов. Так представьте – он через день смылся.
- А как вообще след выглядит?
- Как укус комара, когда его расчешешь. Или как припухшая горошинка…
На письменном столе моей мамы стояли острые перьевые ручки, заправленные разноцветной тушью. Кончики у них были очень острые и больно кололись. Мы все по очереди укололи друг друга в руки, чуть выше запястья. Капелька алой туши смешалась с кровью.
К утру ранки распухли и сильно чесались. К счастью, наш класс позвали на прививку через два дня, когда воспаленные ранки еще не перешли в гнойный абсцесс.
Все четверо – мы еще неделю ходили на перевязки.
- Сами себя наказали! – ахнули родители. Впрочем, нас почти не ругали.
Впрочем, это упущение с лихвой возместила наша учительница.  На классном часе нас, всех четверых, поставили у доски, долго стыдили за обман и за трусость.
- С таким поведением не видать вам красных галстуков, как своих ушей! – в завершение пригрозила учительница.

***   ***   ***

Угрозе не суждено было осуществиться.
В самом начале весны все третьи классы писали классное сочинение на свободную патриотическую тему, при этом работы на проверку затребовало РОНО.
Не знаю уж, какой Бог поцеловал меня в макушку в этот день, но у меня получилась поэма в стихах, занявшая целую тетрадку.
Вечером я с гордостью рассказала маме о первой пробе пера.
Мама резала хлеб к ужину – и разом бросила нож. Руки у нее задрожали.
- Учительница распорядилась написать сочинение в стихах? – спросила она тоном, не предвещающим ничего хорошего.
Я помотала головой.
- А кто велел так делать? Завуч, директор?
- Никто. Я сама так захотела, - выдавила я из себя.
Мама побагровела.
- Значит, так! Если тебе поставят двойку и вызовут к директору, знай – ты это заслужила! И что ты за ребенок такой! Почему все дети – как дети, пишут сочинения нормально, а ты – в каких-то стихах?!
Я выскочила из-за стола и убежала в комнату.
Наша учительница и в самом деле оказалась «лояльной к детям». Она не просто поставила мне пятерку за сочинение. Мою работу в стихах одобрили в РОНО, меня похвалили при всем классе, и еще неделю я была гордостью всей начальной школы.
Мама очень обрадовалась и удивилась.
Двадцать второго апреля, в день рождения дедушки Ленина, нашу компанию приняли в пионеры. Нас долго держали в коридорах, мы держали наглаженный галстук на сгибе руки, а пионерский значок зажимали в кулачке. Ждали шефов из райкома комсомола и с завода, к их приезду открыли двери актового зала, и мы перед строем дали Торжественное обещание. Под гимн Советского Союза старшеклассники повязали нам галстуки и прикололи значки.
А к окончанию начальной школы, в День Победы, чести вступить в пионерскую организацию удостоились все наши хулиганы и двоечники. Те самые, о ком весь год взрослые говорили, что в пионерах им не место.
Мы не знали, как это можно объяснить. В девять с половиной лет мы еще не могли понять логику взрослых.
***   ***   ***
Прошло много лет. Все мы давно выросли, а пока взрослели – развалилась прежняя страна, и на ее месте возродилась другая. И в этой новой России мы все не раз слышали, что в Советском Союзе никогда не было репрессий, их придумал предатель Солженицын, а журнал «Огонек» публиковал клевету на советский строй всю перестройку, которая как раз и  началась во времена нашего пионерского детства.
Каждый раз во время таких дискуссий, наблюдая, как люди спорят до хрипоты, готовые вцепиться друг друга в волосы, я всегда вспоминаю свой первый литературных опыт – и испуг моей мамы. Необъяснимый, животный страх за меня, когда она узнала, что дочь посмела выделиться.
И для меня паника мамы гораздо красноречивее любых документов.