13 Комедия и жизнь

Однажды у двери, на которой красовались свежие лавровые веточки и табличка с названием «У Фонтана», появился новый посетитель, совсем не похожий на тех, кто обычно засиживался в таверне Анастасио. Судя по одежде: темно-коричневый камзол, такого же цвета кюлоты, черные туфли и плотные серые чулки – его можно было принять принять за фидалго средней руки. Войдя в таверну, всем своим видом он показывал, что там ему неприятно.
«Ишь, какой важный!» – пробормотал Анастасио, заметив его. Гость подошел к хозяину таверны и спросил:
– Могу ли я купить здесь бутылку самого хорошего красного вина?
– Самого хорошего? А другого мы не держим! – ответил Анастасио. – Идемте в лавку, тут недалеко!
Гость с опаской взглянул на широкоплечего мулата Шику и последовал за Анастасио. Макарио принес из погреба бутылку отличного красного вина, гость, расплатился, забрал ее и спешно вышел.

Как выяснилось позднее, это был слуга одного лиссабонского фидалго, известного своим веселым нравом. Во время очередного ужина, который он устраивал у себя в особняке, ему пришла в голову мысль попотчевать своих гостей не французским вином (которое, как он говорил, всем уже надоело), а своим – португальским. Поскольку слухи о необыкновенном вине из таверны «У фонтана» дошли даже до него, он решил послать одного из слуг именно туда, и тому ничего не оставалось, кроме как в поздний час идти в Алфаму. Слуга был трусоват и поэтому всю дорогу, пока он плутал по узким улочкам, ругал про себя своего господина: «Ну и мысли приходят в голову его милости! Это ж надо такое удумать? Отправить меня одного ночью в такую даль? Да он хоть знает, сколько в Алфаме бродяг и воров?»
Когда слуга, наконец, вернулся и принес долгожданное вино, его господин пошутил: «А мы уж думали, что тебя больше не увидим». Слуге эта шутка, конечно, не понравилась, но боясь, как бы господин еще чего-нибудь ни придумал, он выдавил из себя улыбку.

– Давайте же испробуем этот прекрасный эликсир, рожденный в нашем благодатном краю! – воскликнул хозяин дома, обращаясь к гостям.
– Наполни скорее наши бокалы! – с нетерпение сказал он еще одному слуге.
Тот незамедлительно выполнил распоряжение господина. В каждом бокале засверкало рубиновое вино. Однако, зная, где оно было куплено, пробовать его гости явно не спешили. Многим задумка хозяина дома перестала казаться забавной. Опасения за свое здоровье брали верх над желанием угодить гостеприимному фидалго. Только когда хозяин дома сам с удовольствием выпил свой бокал и принялся расхваливать вино, любопытство пересилило прочие чувства и соображения. Рубиновая «Кровь Серрана» никого не оставила равнодушным. Принимавший гостей фидалго был так доволен, что решил поблагодарить хозяина таверны, а потому на следующий день опять отправил туда своего слугу.

«При дневном свете идти куда приятнее. К тому же сейчас тут все спят», – думал слуга по пути. Войдя в таверну, он поздоровался с Анастасио и сказал: «Моему господину и его достопочтенным гостям весьма понравилось вино из этой таверны. Его милость желает лично выразить свою благодарность ее хозяину и для этого приглашает его в свой дом. Могу ли я увидеть хозяина таверны и передать ему приглашение своего господина?»
Анастасио замер от удивления, а потом растерянно сказал: «Подождите немного. Я сейчас его позову». Он решил, что будет лучше, если вместо него на встречу с фидалго пойдет Мануэл, которому, «давно пора было развеяться». Племянника пришлось уговаривать долго. Мануэл согласился только, когда дядя сказал, что встреча с фидалго может быть полезна для таверны. Вдвоем они спустились в зал, где их нетерпеливо дожидался слуга, который вскоре повел Мануэла в особняк своего господина…

Увидев перед собой юношу, хозяин дома очень удивился – он не ожидал, что его гость так молод.
– Да мы с вами ровесники, сеньор... Как вас зовут? – начал разговор фидалго.
– Мануэл Гомеш.
– Очень приятно, мое имя Родриго де Мария Жузе Алмейда Тавареш, но можете обращаться ко мне просто сеньор Тавареш.
– Рад знакомству, сеньор Тавареш.
– Расскажите, откуда вы?
– Из Минью. Там я родился, там живет мой отец...
– Не он ли готовит такое волшебное вино?
– Он.
– Ах, оно достойно королевского стола!
Так они говорили некоторое время. Один из многочисленных слуг Родриго принес серебряный кофейник и блюдо с мармеладом и цукатами (Родриго был известный сладкоежка, впрочем, сладким любил полакомиться и Мануэл). Родриго расспрашивал гостя о том, как он оказался в Лиссабоне, нравится ли ему столица, как живут в провинции, чем деревенская жизнь отличается от городской и так далее. Несловоохотливый Мануэл успел устать от бесконечных вопросов, которыми засыпал его Родриго. К тому же ему постоянно приходилось объяснять фидалго, что значат те или иные названия инструментов или растений, которых тот не знал. Мануэл уже стал придумывать повод, чтобы уйти, когда Родриго вдруг предложил: «У меня появилась замечательнейшая идея! Сегодня четверг. А это значит… Знаете, что это значит?»
Мануэл удивленно посмотрел на Родриго и отрицательно покачал головой.
– Это значит, что мы пойдем в театр! По четвергам в Патио на улице Арок ставят новые комедии. Приглашаю на премьеру. Возражений не принимаю.
Мануэл никогда не был в театре, и ему было любопытно попасть на спектакль, тем более, если верить Родриго, это было очень весело. Поэтому он с удовольствием принял приглашение.
– Не обижайтесь на меня, Мануэл, но я опасаюсь, что в таком виде вас туда не пустят, – мягко сказал Родриго, глядя на поношенную одежду Мануэла и его деревянные башмаки. – Придется мне одолжить вам костюм, туфли… и парик!
– Парик?! – воскликнул Мануэл.
– Да! Думаю, вам очень пойдет! У вас правильные черты лица, – ответил Родриго с улыбкой.
Его веселье было заразительно, и Мануэл подумал, что все это будет даже забавно.
– Какой костюм вы предпочтете: цвета весенней незабудки или терпкого вина?
Мануэл растерялся: Не знаю, тот, что вам больше по вкусу.
– Тогда, бесспорно, винный!
Родриго позвал слугу и велел принести для своего нового знакомого рубашку с большим кружевным жабо, камзол и кюлоты винного цвета, белые гольфы, черные туфли с серебряными пряжками, и, конечно, парик. 
Слуга помог Мануэлу одеться и надеть парик, который затем был покрыт толстым слоем пудры. Потом Родриго послал слугу за шляпой и платком для Мануэла. Пока тот ходил за большой черной треуголкой и батистовым платком, сам Родриго дал Мануэлу розовой воды, чтобы тот брызнул ей себе на щеки; и принес ему одну из своих легких изящных шпаг – такие тогда были в моде. Небольшая шпага казалась игрушечной, но это была дорогая игрушка – эфес и клинок были полностью покрыты серебром и украшены тончайшим узором.
– Она ваша! – сказал Родриго, вручая Мануэлу шпагу.
Не давая ему времени на возражения, фидалго подвел его к большому венецианскому зеркалу в резной позолоченной раме и довольно воскликнул: «Вот теперь – другое дело!». Мануэл с трудом узнал нарядного щеголя, смотревшего на него из зеркала, хотя это было его собственное отражение.

По пути в театр, куда Родриго и Мануэл отправились в карете, запряженной двумя лошадьми, первый, тараторя, как попугай, пытался разъяснить второму всевозможные правила этикета, существующие в лиссабонском высшем свете. Теперь настала очередь Мануэла переспрашивать! Рассказав новому знакомому, как нужно делать поклоны во время приветствия и как обращаться к титулованным особам, Родриго принялся объяснять, как следует прощаться: «Согните руку в локте, не разгибая, поднимите ее ладонью вверх. При этом сложите пальцы ковшиком. Вот так. – Родриго сделал соответствующий жест. Мануэл повторил за ним . – А теперь не спеша поворачивайте ладонью влево, затем вправо, – продолжил Родриго.
– Так? – спросил Мануэл. Его ладонь напоминала головку подсолнуха, которая поворачивается вслед за солнцем.
– Именно так! У вас отлично получается! Ах! Чуть не забыл! Я должен объяснить вам еще одну весьма важную вещь.
Мануэл вопросительно посмотрел на Родриго: Какую?
– Язык веера. 
– Что?
Родриго добродушно засмеялся: Друг мой, в наше время стоит знать язык веера. Сейчас у дам он в моде!
– Любопытно…
 – Итак! Если дама подносит развернутый веер к лицу, держа его в правой руке, это означает «Следуйте за мной!», в левой – «Я хочу с вами познакомиться!»
«Вот, что хотела сказать мне Филомена во время праздничной процессии», – подумал Мануэл, вспомнив, как она закрывала лицо большим веером, держа его в левой руке. Он едва заметно улыбнулся своим мыслям. 
– Слушайте внимательно! – сказал Родриго. – Если дама складывает веер и поворачивает его по кругу – она хочет сказать: «За нами следят!». Если она проводит веером сверху вниз перед лицом – вы ей нравитесь, а если дотрагивается сложенным веером до запястья левой руки – вы ей неприятны… Мужчины, конечно, не пользуются веерами, – продолжил Родриго, – но, если, у вас нет возможности обменяться с дамой словами, вы можете обратиться к ней при помощи знаков, используя для этого шляпу, шпагу или платок.
– Как это? – спросил Мануэл.
– К сожалению, сейчас я точно не успею рассказать вам все, но могу дать несколько советов. Чтобы поприветствовать даму, которая вам особенно мила, вы можете снять шляпу и поцеловать ее поля. Если вы хотите выразить даме свое восхищение – поднесите к губам платок. А если желаете сказать, что вы к ней неравнодушны – наполовину достаньте шпагу из ножен. Родриго показал, как это нужно сделать.
«Все это так смешно», – подумал Мануэл, но, не желая обидеть Родриго, не стал делиться с ним этой мыслью. Вместо этого он спросил: Сеньор Тавареш, скажите, а вы сами используете такие, как вы их назвали, знаки?
– Конечно. И у вас сегодня будет возможность попрактиковаться! Кстати, в театре принято изъясняться еще и с помощью цветов. Если актриса со сцены бросит вам розу – она хочет сказать, что вы ей нравитесь. А если вы поймаете ее цветок – значит, вы отвечаете ей взаимностью.
– Жаль, что нельзя просто выразить все словами, – сказал Мануэл.
– Возможно, вы правы. Так было бы проще. Но, согласитесь, в тайных языках знаков есть своя прелесть, не так ли?
Мануэл промолчал в ответ.
– В любом случае, полагаю, что сегодня поговорить вам тоже удастся, – сказал Родриго, смотря на Мануэла. – И поэтому я обязательно должен предупредить вас – чтобы понравиться даме, вы должны говорить много, желательно остроумно шутить. Не обижайтесь, но если вы будете все время молчать, что вам свойственно, как я понял за время нашего знакомства, увы, мой друг, у вас ничего не выйдет.
– Но зачем говорить, если нечего сказать? – возразил Мануэл.
– Ах! Мой друг, вам еще так многому надо научиться! – ответил Родриго с улыбкой.
Однако больше он ничего не успел объяснить Мануэлу – карета уже была на улице Арок. Когда Родриго и Мануэл вошли в театр, зал был полон. Перед тем, как разместиться в ложе, Родриго поприветствовал своих знакомых и каждому представил Мануэла. Тот почувствовал себя неловко. Никогда прежде ему не приходилось знакомиться с таким количеством людей и делать столько поклонов. Наконец, Родриго провел его в одну из четырех лож, расположенных в бельэтаже прямо над сценой с восточной стороны. Оказавшись там, Мануэл осмотрелся вокруг: в партере зрители стояли, в бельэтаже – сидели на скамьях или располагались в ложах. Напротив четырех лож, находившихся, как уже упоминалось, с восточной стороны и предназначенных для мужчин, Мануэл увидел еще три – их занимали дамы. Затем он направил взгляд на второй и третий ярус – большинство располагавшихся там лож, как заметил Мануэл, были заняты. Его взгляд переместился на потолок театра. В самом центре был изображен большой пеликан , по углам – гербы Португалии. Заметив, что Мануэл внимательно рассматривает роспись, Родриго пояснил, что пеликан – это была эмблема больницы Всех Святых, которой принадлежал театр.
– А теперь советую вам разместиться поудобнее и обратить все внимание на сцену. Спектакль вот-вот начнется! – добродушно сказал Родриго.   
Мануэл увидел, как занавес поднялся, и на сцену вышли актеры и актрисы. Вся комедия была на испанском, на котором Мануэл не говорил, хотя понимал многие слова. К тому же некоторые сцены были забавны, даже если не понимаешь, о чем говорят персонажи. Однако вскоре Мануэлу спектакль начал надоедать. Игра актеров казалась ему уж слишком фальшивой. Наряды актрис – их разноцветные пышные платья с глубокими декольте были вызывающими и даже нелепыми. Мануэл вновь окинул взглядом зрителей, которые, в отличие от него, находили комедию весьма увлекательной и смешной, и почувствовал себя одиноким и чужим среди них. Кроме душевного неудобства, он со всей силой ощутил неудобство физическое. Он чувствовал, что одежда и туфли ему жмут, а в парике очень жарко. Мануэл с нетерпением ждал, когда комедия закончится. Он старался больше ни на кого не смотреть и думать только о Филомене, но шумный спектакль отвлекал его от этих мыслей. Наконец, пьеса завершилась. Покинув сцену под гром аплодисментов, актеры вернулись на поклон. Фидалго, стоявшие в партере или сидевшие в ложах бельэтажа, улыбались актрисам, аплодировали им с особым пылом и кричали «Браво!» Девушки отвечали взглядами и улыбками, объяснялись с помощью языка веера (в котором теперь Мануэл немного разбирался) или кидали поклонникам цветы, что считалось знаком особой симпатии.
– Мне нравится девушка в розовом. А вам? – спросил Родриго у Мануэла.
Тот не ответил.
Хорошенькая юная актриса бросила ему алую розу, но он не стал ловить цветок, чему Родриго очень удивился. Выйдя из театра, фидалго спросил у своего нового друга: Отчего вы не поймали розу?
– Вы же говорили, что это знак любви…а я влюблен в другую, – ответил Мануэл, представляя себе Филомену.
– Знак любви! Скажете тоже! – рассмеялся Родриго. – Вы напоминаете мне средневекового рыцаря! Не пойти ли на бой быков? Полагаю, вам понравится!
– Нет, лучше вы заходите к нам в таверну, выпьем вина! – предложил Мануэл.
Родриго ответил коротким смешком и пошел смотреть на актрис, выходивших из театра.

Мануэл вернулся к Анастасио уставшим. От долгих расспросов дяди его спасло то, что старик давно уже спал. Первым делом Мануэл снял узкие ботинки и парик, а затем переоделся. Вместе с неудобной одеждой ему хотелось снять с себя воспоминания о вечере, теперь представлявшемся ему бессмысленным и пустым. Мануэл подумал: «Сегодня я утомился больше, чем в те дни, когда с отцом работаю на виноградниках. И самое главное, сегодняшняя моя усталость, в отличие от той, которую я чувствую после долгого труда, не приносит ни малейшей радости. Напротив, она вызывает лишь огорчение и разочарование, от того, что силы, никуда не вложены, а растрачены впустую». Затем ему вспомнилась ласковая и искренняя улыбка Филомены, овал ее лица, едва различимый под вуалью, и ее стройная фигура, скрытая под длинной мантией. Он представлял себе, как по залитой солнцем улице она идет к собору, и ее походка так легка, что, кажется, будто она парит. С этими мыслями он заснул.