Призрачное счастье 5 слава

     - Гришенька? Ты что, уходишь уже? Рано же ещё, - услышал Гриша голос Веры.
     - Да пошла ты... - прошептал Гриша, не останавливаясь.
     Он побрёл домой, чувствую себя паршиво. Мария хлопотала на кухне, когда Гриша вошёл домой. Он молча прошёл в комнату и лёг на диван, положив руку на лоб.
     - Папа, мне нужно карандаши цветные и тетрадку, чтобы рисовать, - сказал Витя, подойдя к отцу.
     - Нужно - купим, сынок. Иди ко мне. А сестрёнка где, спит? - спросил Гриша, сев на диване и усаживая сына на колени.
     - Олька возле мамы, мама суп готовит и ей кашу. Баба Настя молока дала. А Жора сегодня табуретку поломал, как даст по стене, потом кричал громко. Меня баба Вера домой отправила, чтобы я не боялся, - рассказывал ребёнок.
     - Жора заболел, сынок, но он хороший и любит тебя. Только когда он кричит, не стой возле него, убегай, хорошо? - сказал Гриша, внимательно глядя на сына.
     Он вдруг осознал, что очень редко вот так разговаривал с сыном. В порыве чувств, что ли, но Гриша крепко обнял Витю и прижал к себе. А мальчик с удивлением посмотрел на него, он просто не привык к таким ласковым проявлениям со стороны отца. Мама да, она часто его гладила по голове, конфетку давала, купала его, кормила, утром рано будила в школу, а папа редко подходил к нему и редко говорил с ним. Но мама говорила, что папа устаёт на работе и Витя верил. Вошла Мария.
     - Я на стол накрыла, завтракать идите. Оленьку я уже покормила, - сказала она, будто ничего и не произошло.
     - Ну что сынок, пошли завтракать, - сказал Гриша, опуская сына с колен на пол.
     Ели молча, накормив сына, Мария разрешила ему пойти на улицу, поиграть с соседскими мальчиками. Витя радостно побежал на улицу. Дочь, поев кашу, ещё раньше ушла в комнату, сев в уголок, за диван. Там у малышки, которой было уже два с лишним года, был свой, укромный уголок, где были сложены любимые игрушки.
     - Что ты решил, Гришенька? Здесь с Серафимой жить будете, или к ней переедешь? - осторожно спросила Мария.
     Гриша злобно взглянул на неё.
     - Тебе не всё равно? Нет Симы больше и имени её не упоминай при мне, поняла? Здесь, в своём доме жить буду, а если тебя это не устраивает, можешь уходить, держать не буду. Ты вправе это сделать. Только сына я тебе не отдам, поняла? - произнёс Гриша, не отрывая взгляда от жены.
     - Поняла, чего не понять, Гришенька. Только ведь мне идти некуда. Да и дочь без отца оставлять грех. Хочешь ты этого, али нет, я останусь жить под одной крышей с тобой. Да и к Вите я душой прикипела, тебя люблю, окаянного. Ну чего тебе не хватает, Гришенька? Живём не хуже других, сыты, одеты, - с надеждой глядя на мужа, говорила Мария.
     Гриша, опустив голову, слушал речь жены. Потом поднял голову и внимательно посмотрел на неё.
     - Ты права, Мария, живём мы не хуже других, только не люблю я тебя. Если тебя устраивает такая жизнь, живи. В мои дела не лезь, за детьми смотри, да за домом, этого достаточно будет, - вставая из-за стола, сказал Гриша.
     Он зашёл в комнату, чтобы переодеться, потом пошёл к выходу. Мария спрашивать не стала, куда он идёт, надолго ли, да и вообще, придёт ли на ночь домой. Она стала убирать со стола, в глазах её стояли слёзы. А когда Гриша ушёл, она зашла в комнату и пристально присмотрелась к своему отражению в зеркале. Долго она стояла, разглядывая свои некрасивые черты лица, бесцветные глаза, брови и ресницы, светлого цвета, пухленькие до глупого выражения, губы, плоский подбородок, смотрела на шею и пышную грудь, находя и их страшными.
     - Уродина, - прошептала она, отворачиваясь от зеркала.
     В дверь постучали, за порогом стояла Дарья.
     - Гришку видела, злой такой, не поздоровался даже. Что у вас опять произошло? - спросила молодая женщина, проходя с улицы на кухню.
     - Почему я такая некрасивая, Дарья? Прямо уродина, - спросила Мария, очень удивив вопросом Дарью.
     - А зачем тебе красота, Мария? Ты душой красивая, этого мало тебе? - спросила Дарья, наливая себе заварку из чайника и разбавляя её кипятком.
     - Была бы я как Сима красивая, Гришка бы любил меня, а так... не нужна я ему, - ответила Мария.
     Дарья долго разглядывала Марию, потом вдруг встала.
     - А ну-ка, пошли со мной, - потребовала Дарья.
     - Куда? Зачем? - опешила Мария.
     - Пошли-пошли. Дочка где? С собой её бери, одну дома не оставишь же. А Витька где? - спросила Дарья.
     - Так на улице он, с ребятнёй бегает. Да ты толком скажи, куда идём, зачем? - спросила Мария.      
     - Увидишь. Витька пусть ещё часик поиграет, а дочка ещё маленькая, с собой бери. Пошли, - сказала Дарья.
     Мария позвала дочь и подняв её на руки, вышла вместе с Дарьей на улицу. Закрыв дверь на ключ, она положила его в дерматиновую сумку, такую, как были в те годы у кондукторов.
     Женщины пошли в центр городка и Дарья остановилась возле парикмахерской. Мария с удивлением смотрела на яркую вывеску, на красивых женщин с разными причёсками на картинках в витрине.
     - Айда, красотку будем из тебя делать, - сказала Дарья, поправляя на голове цветной платок, завязанный узлом сзади.
     - Да ты что! Я отродясь не была в парикмахерской, - испуганно воскликнула Мария.
     - Вот и надо когда-то начать, пошли, - взяв за руку подругу и с силой затаскивая её в парикмахерскую, сказала Дарья.
     Мария сдалась, озираясь по сторонам, она встала в середине зала.
    - Здравствуйте, девочки. А ну-ка, сделайте из моей подруги красотку, - сказала Дарья, поднимая на руки Оленьку.
     К Марии подошла молодая женщина и мило улыбаясь, пригласила сесть в кресло перед большим зеркалом. Над Марией мудрили больше часа, чем-то покрасили ей волосы, высушили и завили шестимесячной завивкой, модной в те годы. Перекисью, смешав с чёрным порошком, покрасили брови и ресницы, намазав под глазами вазелином и подложив кусочки кальки. Мария сидела с закрытыми глазами, пока ей выщипывали брови, ровняя их. Потом попросили умыться, вытереть лицо полотенцем, расчесали ей волосы, красиво уложили и разрешили взглянуть на себя в зеркало.
     Мария, взглянув на своё отражение, застыла. Она себя не узнавала. Очерченные, тёмные брови, чёрные ресницы, даже глаза будто цвет приобрели,  стали светло серыми, кудрявые волосы обрамляли её напудренное лицо, губы, накрашенные помадой, стали алыми.
     - Дарья... что со мной? - растерянно произнесла Мария.
     Дарья стояла перед ней и широко улыбалась. Расплатившись с девушкой, Мария и Дарья, с ребёнком на руках, вышли из парикмахерской. Марии казалось, что прохожие, оборачиваясь, смотрели только на неё. Она смущалась, сердце радостно билось в груди, она не шла, плыла. Дарья остановилась возле магазина.
     - Давай зайдём и сюда, - сказала молодая женщина.
     Мария тут же согласилась. Деньги у неё были, экономная женщина умела откладывать средства, по мере возможности. Дарья долго выбирала для неё платье и костюм, к ним туфли и сумочку. Довольные, они вернулись домой.
     - Ой, что же Гриша скажет? - вспомнив о муже, испуганно спросила Мария.
     - Гриша умрёт от неожиданности. Хотела бы я видеть его лицо в этот момент, - уверенно ответила Дарья.
     - Спасибо тебе, Дарья. Я словно и внутренне изменилась, увереннее стала, что ли, - сказала Мария.
     Тут в комнату забежал Витька и взглянув на Марию, ошалело посмотрел на неё.
     - Тебе чего, сынок? - спросила Мария.
     - Мама? Какая ты красивая стала, - произнёс Витька.
     Мария довольно улыбнулась.
     - Мужчина оценил. Спасибо, сынок, - ласково погладив сына по волосам, сказала Мария.
     - Я за лянгой пришёл. Пацаны играют, я тоже хочу, - оправившись от удивления, сказал Витька.
     - Хорошо, возьми свою лянгу, только далеко от дома не уходи, - сказала Мария.
     Витька, взяв кусок свинца с пришитым к нему кусочком овечьей шкурки, выбежал на улицу. Следом пришёл Гриша. Не взглянув на женщин, он прошёл в комнату, бросив на ходу.
     - Поесть приготовь.
     - А здороваться тебя не учили, Гриша? - спросила Дарья.
     - Здравствуй, Дарья, - буркнул Гриша, не останавливаясь.
     - Ну здравствуй, коли не шутишь. Вчерась с Иваном пиво пили? - спросила Дарья.
     - Не помню. У Ивана своего спроси, - крикнул из комнаты Гриша.
     Мария молча собирала на стол и разогревала суп.
     - Я и спросила. Сказал, что с тобой в пивной сидел, - ответила Дарья.
     Гриша, кажется от скуки, решил поддержать разговор и вышел на кухню. Взгляд его упал на жену, слова застряли в горле на полуслове. Несколько минут он ошалело смотрел на Марию, которая, как ни в чём не бывало, продолжала хлопать за столом. А у самой сердце готово было выскочить из груди от волнения.
     - Эх, жаль фотоаппарата нет, видел бы ты сейчас своё лицо, Гриша, - усмехнувшись, сказала Дарья.
     - Мария? Ты, что ли? Чего это с тобой? Уходил, была страшилкой, вернулся... что произошло с тобой, пока меня не было? - спросил Гриша, не обращая внимания на слова Дарьи.
     - Я пожалуй пойду, - медленно проходя к выходу, сказала Дарья и быстро вышла на улицу.
     Оленька, кажется, устала, она мирно спала на кровати, обняв куклу, которую сделала ей Мария, сшив из старого платья. Мария, отвернувшись от Гриши, молчала, уткнувшись в стол. Он подошёл к ней сзади и обняв за плечи, повернул к себе. Молодой человек, словно впервые видел свою жену, он с такой нежностью смотрел на неё, потом наклонился и прильнул губами к её шее. Мария задрожала, как давно она не ощущала его мужского запаха, вперемешку папирос и пота. Она закрыла глаза, в ожидании.
     - Как же я раньше не замечал? Ты такая... ты очень красивая, Мария. Эти губы... - Гриша крепко поцеловал жену в губы, потом потянул её в комнату.
     - Гришенька, днём... а вдруг Витя с улицы возвернётся... стыд то какой, - возбуждаясь от прикосновений крепких рук мужа, который, тяжело дыша, сжимал рукой упругую грудь Марии, говорила молодая женщина.
     - Идём в комнату, дочка спит, Витька ещё не скоро вернётся. Я дверь на ключ закрою, - не отпуская Марию из объятий и потянув в комнату, сказал Гриша.
     Мария устоять не могла, уж очень она истосковалась по мужу. Гриша судорожно расстёгивал пуговицы на платье жены, потом, схватив её за плечи, положил на широкий диван. Мария не узнавала его, настолько нежным и ласковым был он в тот день. Гриша не узнавал Марию, насколько она изменилась внешне, как страстно отвечала на его ласки. Потом они лежали на диване, Мария прижалась к крепкому телу мужа, а он загадочно улыбался. Он ловил себя на мысли, что имел столько женщин, а не замечал, насколько хороша его жена.
     - Мам? Я есть хочу! - услышали они голос Вити из кухни.
     - Иду, сыночек! - крикнула Мария, быстро схватив платье и вскочив с дивана, натягивая его на себя.
     - Ты это забыла надеть, - протягивая ей бюстгальтер, сказал Гриша.
      Потом, с восхищением оглядев фигуру жены, остановив взгляд на её пышной груди, добавил:
     - А тебе и не надо.
     Улыбнувшись, Мария повернула в двери ключ и вышла из комнаты.
     С того дня, Гришу словно подменили, словно озарение на него нашло, но Мария ощущала, как он изменился и по отношению к ней и к дому. С работы шёл домой, ночами не пропадал. Только в выходные, часто с друзьями сидел в пивной, или во дворе играл с соседями в домино, в карты и шахматы. Иван был заядлым рыбаком, кажется и Гришу пристрастил к этому делу. И они вдвоём отправлялись на речку, встав спозаранку, с вечера накопав червей, взяв удочки и вёдра, уходили до вечера. А на следующий день, или у Гриши дома, или у Ивана, вчетвером, вместе с детьми, все ели жареную рыбу.
     Так проходили дни, месяцы, годы. Мария успокоилась, часто благодарила Дарью, говоря ей, что она изменила её жизнь. Женщины раз в месяц ходили в парикмахерскую, это вошло в привычку.
     Жизнь налаживалась, становясь с каждым годом сытнее и спокойнее. Витя перешёл в седьмой класс, Оленька пошла в школу, в первый раз в первый класс. Мария сама сшила дочери форму из своего коричневого шерстяного платья, для фартуков, пришлось покупать белый и чёрный штапель и конечно, капроновые банты, портфель, тетрадки, чернильницу с чернилами в бутылке, чтобы понемногу наливать, по необходимости, ручку с металлическим пером, пенал... Оленька была в восторге.
     По мере того, как она росла, она всё больше стала походить на отца, который безмерно любил и баловал дочь, вызывая у Вити скрытую ревность и неприязнь к сестрёнке. Но Витя был скрытным мальчиком, как говорят, сам себе на уме, часто, исподтишка ломал игрушки сестры, а когда началась учёба - то чернила в тетрадку выльет, то лист букваря порвёт, одним словом, он просто вредил и кажется, это доставляло ему некую радость.
     А Ольга, напротив, очень любила брата, а когда находила порванный букварь или кляксы в тетрадках, она говорила матери и отцу, что сама нечаянно это сделала. Книжку ей клеили и давали новую тетрадку. Мария однажды увидела, как Витя украдкой, оглядываясь, зашёл в комнату и полез в портфель сестры. Она тихонько поглядела через щелку в двери, а когда он собрался сделать пакость, Мария вошла в комнату.
     - И зачем же ты это делаешь, Витенька? Может Оля обидела тебя? Ты скажи, я накажу её, - терпеливо, стараясь быть ласковой, спросила Мария.
     Женщина никогда не различала детей, одинаково любила обоих, но она видела злость, обиду, часто, даже слёзы в глазах пасынка.
     Мальчик рос и с годами менялся, к сожалению, не в лучшую сторону. Это очень беспокоило Марию. До поры, Грише она не говорила о своём беспокойстве, чтобы он не подумал чего. Ведь, как не крути, Витя был ей не родным. Только, Гриша сам застал сына за маленькой пакостью. В тот день, он впервые ударил Витю по лицу. Мария вмешиваться не стала, что не говори, Гриша его отец, хотя понимала, что силой ребёнку ничего не докажешь, только ожесточится ещё больше. А ночью, когда дети спали, она сказала мужу, чтобы тот никогда не поднимал руку на сына.
     - Это не метод воспитания, Гришенька. С возрастом, дети меняются, а у Вити, тем более, сейчас такой возраст, ранимый. Он же может подумать, что я, как не родная его мать, настраиваю тебя против него. Хотя, я никогда не различала его и Оленьку, я одинаково люблю их обоих, - сказала Мария.
     - Я не слепой, Мария, всё вижу. И Витя меня беспокоит. Дружки у него появились, а позавчера, я нашёл в его кармане спички. Правда, папирос не было, но кто знает, может он уже и курит в свои тринадцать лет, - ответил Гриша.
     - Нет. Этого не может быть, он же ещё ребёнок, - испуганно воскликнула Мария.
     - Хм...ребёнок. Я и сам в тринадцать лет впервые закурил,- ответил Гриша.
     Мария тяжело, с беспокойством вздохнула, сердце сжалось.
     - Что же делать, ведь он становится непослушным, грубит иногда мне. Ума не приложу. Боюсь я за него, Гришенька, - прижимаясь к крепкому плечу мужа, произнесла Мария.