Симфония жизни

Меня одолевает чувство собственного ничтожества, когда я включаю прелюдии Баха. Звуки подхватывают, уносят, отрывают от существования. Они безжалостны. Они вечны.

Через два часа поезд, я с грустью обреченного наблюдаю, как время, выраженное в виртуозных пассажах мелодий бесследно просыпается в вечность. У меня есть пустынный парк, сентябрьский промозглый ветер и эти аккорды.

Подумать только, есть глупцы, которые ищут утешения в искусстве. Они думают, что прикоснувшись к вечному, смогут оправдать свое существование. И концертные залы ломятся от униженных и оскорбленных, которые, закрыв глаза, тщатся превратить свои бледные лица в звукоулавливающие антенны. Они воображают, будто пойманные звуки струятся в них, сладкие и питательные, и страдания преобразуются в музыку, вроде страданий юного Вертера; они думают, что красота им соболезнует. Кретины.

Этой ночью я писала очередное творение, которое неосторожным движением руки было уничтожено. Я готова была выколоть себе глаза, только чтобы вернуть его. Пойти на самую безумную сделку с дьяволом, чтобы он вернул мои слова. Я пыталась написать заново ускользающие строки. Тщетно. Получилось некое жалкое подобие падения мысли вместо ожидаемого полета.

Приносить себя в жертву искусству. Зная, что дни наши сочтены и смерть дышит нам в затылок, в первом луче наступающего дня. Как нам это свойствено. Искусство хрупко. Оно бесстрастно. Когда я слышу звуки скрипки - мне становится стыдно. Я не вправе наблюдать нечто настолько прекрасное.

Сквозь толщи и толщи существования выявляется она, тонкая и твердая, но когда хочешь ее ухватить, наталкиваешься на сплошные существования, спотыкаешься о существования, лишенные смысла. Она где-то по ту сторону. Я даже не слышу ее – я слышу звуки, вибрацию воздуха. Она не существует – в ней нет ничего лишнего, лишнее – все остальное по отношению к ней. Она ЕСТЬ.

Все эти улицы, крыши домов, потрепанные афиши, с полуразмытыми дождем буквами, люди, спешащие жить, бегущие от жизни, убегающие от себя. Все это старо, как мир. И вдруг сквозь шум городской суеты и встревоженных мыслей пробивается чистая, как роса, увертюра в исполнении скрипки. Внезапно все отступает и остается только она, как воплощение вечности.

Я тоже хотела БЫТЬ. Собственно, ничего другого я не хотела – вот она, разгадка моей жизни; в недрах всех моих начинаний, которые кажутся хаотичными, я обнаруживаю одну неизменную цель: изгнать из себя наносное, избавиться от временного, мелочного, ненужного, чтобы издать наконец четкий и точный звук ноты скрипки. Можно даже облечь это в историю. Жил на свете человек, который по ошибке родился не в то время не в том месте. Он существовал, как другие люди, в мире городских парков, баров, центральных площадей, а себя хотел уверить, будто живет где-то по ту сторону живописных полотен с дожами Тинторетто и с отважными флорентийцами Гоццоли, по ту сторону книжных страниц с Фабрицио дель Донго и Жюльеном Сорелем, по ту сторону патефонных пластинок с протяжной и сухой жалобой джаза. Долго он жил так, и вдруг у него открылись глаза, и он увидел, какая вышла ошибка, – и случилось это, когда он как раз сидел в баре перед кружкой теплого пива. И тут услышал он мелодию словно из другого мира, и внутри что-то жалобно отозвалось у него, и поверил он, что может найти дорогу в потерянный рай, и затеплилась у него в сердце Надежда.

Становится холодно, я допиваю остывший кофе, отдающий горечью и, доверившись музыке, жалею себя. Всюду, куда бы я не пришла - я чувствую тоску по Несбыточному, обреченность существования, его ограниченность в пространстве. Его неспособность на нечто большее, возвышенное. Я путешествую по городам Италии, вбирая в себя величие флорентийских зодчих, запечатлевших музыку в камне, на соборной площади посреди античных скульптур, Пьяцца делла Синьория, Лоджия Ланци, периода Высокого Возрождения, готики, ренессанса. Теряясь на бесконечных узких улочках и площадях среди толп туристов, я пытаюсь понять, как мы сумели утратить былое величие, став лишь тенью предыдущих поколений.

Мелодия затихает. Я, словно выдернутая из сладкого небытия вновь возвращаюсь к реальности. Мне не хочется находиться здесь, и я включаю ее заново. Но теперь я о себе больше не думаю. Я думаю о том парне, который когда-то таким же сентябрьским днем сочинил эту мелодию. Сквозь мелодию, сквозь звуки скрипки я пытаюсь думать о нем. Он ее создал. У него были неприятности, сомнения, почти наверняка он был беден. Люди, довольные жизнью, редко что-то создают. Возможно, у него была женщина, которая относилась к нему не так, как он того хотел. Ничего особенного красивого и благородного. Но он оставил после себя нечто Вечное, неподвластное забвению. И я сейчас пленник этих звуков. Пленник мертвого парня, который оставил что-то мне. Я преисполняюсь благоговения и благодарности. Наверное, ему было бы ни тепло ни холодно, узнай он, что где-то на другом конце земли кто-то думает о нем. Но я была бы счастлива, я завидую ему. Он немного напоминает мне персонажа романа Байрона, эдакий нигилист с уязвленным самолюбием, который сторонится людей и далек от человеческих пороков и желаний.

Я включаю привет из прошлого снова. Он как нельзя лучше подходит этому самому моменту. Я хочу послушать его еще раз. В последний раз. Меня одолевает необъяснимая тоска по этим местам, по человеческой беспомощности и суетности жизни. Куда мы стремимся? Чего хотим в итоге?
Вдруг в глубине сознания робко прорастает мысль. Я боюсь пошевелиться, боюсь ее спугнуть. Эта мысль переворачивает меня, ведь я на нее больше не надеялась. Что-то похожее на радость. Стало быть, можно оправдать свое существование? Хотя бы чуть-чуть? Меня захлестывает порыв ветра, и я поднимаюсь с желтой деревянной скамьи. Неужели я могу так же? Сподвигнуть незнакомого мне человека спустя много лет подумать обо мне? Но что я могу? Это была бы книга. Ничего другого я не умею. Что-то вечное, что заставило бы открывшего ее, выйти за грани существования. Например, сказка. Люди любят сказки. Так они могут воображать себе что-то несуществующее, верить в это.

Темнеет. Я смотрю из окна поезда на безмолвный город в последний раз. Впереди меня ждет Неизвестное. Мне хочется написать об этом.