Камень

Камень
--------------------------------
Нажитого двумя поколениями имущества набиралось прилично. В рублях, конечно. Доллар был на рынке один к четырем. Канадский один к трем. Меняли через Артура Данишевского. Еврейский телеграф работал без сбоев.
Артур получил в Торонто пять штук канадских, на другой день из Риги приехала женщина лет пятидесяти - Фира Давидовна, одетая как дворничиха, - новая телогрейка, теплый шерстяной платок, бурки с калошами. Пятнадцать тысяч советских рублей Фира Давидовна уложила в специально пошитый для перевозки денег пояс шахида. Поезд на Ригу уходил завтра утром,  и мы оставили Фиру Давидовну у себя  ночевать. Вечером, после ужина она сказала:
-  Я вижу вы продвинутые. У вас свое видео есть. Покажи мне какой-нибудь американский фильм.
Я поставил «Однажды в Америке». Ночью Фира Давидовна постучалась в нашу спальню и сказала, что фильм кончился, можно ли что-нибудь еще. Всю ночь она не спала и смотрела американские фильмы, а утром за завтраком захотела выпить водки,  растроганно сказала:
- Хорошие вы ребята. Вижу как вы живете, у вас много имущества. Продать все может быть и успеете, если будете продавать по дешевке , но перевести деньги не успеете никак. Я бы купила у вас видео со всеми фильмами.
Действительно, получалось медленно. Для того, чтобы перевезти все деньги на Канаду нам был нужно месяца два. Все продать и выехать за пределы СССР мы должны были до Нового 1988 года. Времени не оставалось.
- Помогите нам с переводом, - сказал я, - и можете забирать видео бесплатно.
- Мне не нужно бесплатно, - сказала Фира Давидовна. Я ничего не беру бесплатно, за все плачу.  Я хочу купить. У вас много фильмов на еврейскую тему? Возьмите у меня камень.
Сенька Ройтман, а он понимал в ювелирке, его брат был ювелиром в Нью-Йорке, посмотрел бриллиант и сказал, что камень ахуенный,  коллекционный. В это ничтожное пространство, в этот маленький объем кристалла углерода чудесным образом вошло все наше имущество вместе с большим домом, который мой папа построил на сельхозпоселке в 1958 году, и в котором уже тридцать лет,  весело и счастливо,  жила  вся наша, семь человек, семья.
Двадцать одну штуку перегнали Артуру Данишевскому на Канаду.
Камень переслали с багажом. Накидали в ящик инструментов: пару молотков, плоскогубцы, ручное сверло со сверлами, разводной ключ (на кой черт нам мог понадобиться в Америке разводной ключ) настольную лампу, в которую спрятали бриллиант.
Багаж отправляли впереди себя. Отвезли на таможню два длинных, похожих на гробы, ящика. При досмотре таможенник приказал открыть каждый, вяло порылся в нашем барахле, вытащил настольную лампу и спросил:
- Вы куда едете?
- В Израиль, - сказали мы заученно.
- В Израиль , - с сомнением сказал таможенник. – Потому, что если вы едете в Америку, так знайте, что у них электричество 110 вольт и вилки совсем другие. Он кинул лампу обратно в ящик и сказал:
- Ладно, закрывайте.
Мы бросились торопливо прилаживать крышку и прибивать ее гвоздями.
- Что-то мне это напоминает, - сказал мой брат.
Ювелир, брат Сеньки Ройтмана – Фима Ройтман, имел собственную квартиру на Парк авеню и 72-й стрит. В вестибюле апартмент билдинга, где жил Фима, за фронтдеском сидел секьюрити в униформе. Он остановил повелительным жестом, сунул нам что-то вроде общей тетради в линеечку и сказал:
- Ваше имя, время, роспись.
- Напиши и за меня, - сказал мой брат.
- Нет, нет, - сказал секьюрити, - этот господин должен расписаться сам.
- Почему мы должны оставлять вам образцы своей росписи. Откуда я знаю, может вы захотите подделать мой чек, - сказал  запальчиво мой брат.
- Ты не хочешь сказать ему это по английски, - сказал я.
- Дазент меттер, невермайн, какая хрен разница, - сказал он, обращаясь к секьюрити.  – Мы бразерс.
 Он обнял меня за шею и приблизил свое лицо для подтверждения физического сходства.
Секьюрити что-то буркнул и махнул рукой.
Когда скоростной лифт начал движение на пятьдесят девятый этаж, где была квартира Фимы Ройтмана, мой брат сказал:
- Это положительная перегрузка, чувак. Человек, может выдержать до пятнадцати джи без потери сознания.
У Фимы Ройтмана была огромная, на весь этаж квартира, с большим панорамным, как на маяке, окном на Манхеттен на запад, до самого Хадсон ривер и выходом на крышу.
- Ты один здесь живешь? – спросил мой брат у Фимы.
- С подругой, - сказал Фима. - Она на работе, у нее грумнинг салон.
Он зажал бриллиант в маленькие тисочки, не долго рассматривал в увеличительное стекло и сказал:
- Камень - говно. Желтый и с трещиной. Максимум, что я могу вам за него дать, три штуки кеш.
- Сеня утверждает, что он коллекционный, - возразил мой брат.
- Сеня? Мало я его в детстве пи3дил, этого Сеню, - сказал Фима.
Когда мы спускались в лифте вниз, мой брат сказал:
– Это отрицательное ускорение.
Уже на улице, он вдруг приказал:
- Стой здесь.
Через стекло я видел, что он вернулся к фронтдеску,
взял книгу для регистрации посетителей, что-то в нее написал, поставил число, расписался, захлопнул и отдал равнодушному секьюрити.
- Что ты написал? – спросил я, когда он вернулся.
- Не скажу, - ответил мой брат.