Чистая нота

               

                «Ошибки - это знаки препинания жизни,
                без которых, как и в тексте, не будет смысла».
                - Харуки Мураками -          

                «Воспоминания о пережитом счастье, уже не счастье,
                Воспоминания о пережитой боли, всё ещё боль».
                - Байрон -   

                Пролог

     Шел 1982 год. В Ленинграде я остался один.
     Жена покинула меня, вернулась к родителям. Мы не прожили трёх лет. Надоело ей жить в ледяной избе – холодно, темно, а ей хотелось тепла, любви и света. Как любой женщине.  Она верно поступила.

     Окружали сослуживцы, приятели, подружки. Людей  вокруг, как пчёл в улье. А я оставался один. Совсем.
     Не было рядом свидетеля моей жизни – человека, которому интересна каждая её страница; готового «и в радости и в горе…».
     Хуже всего ночью, когда бессонница - слушаешь шуршание шин по асфальту под окнами и считаешь минуты до утра.

     Молодой парень – 22 года: устроенный, со своим жильём, весёлый, общительный. Красиво и щедро ухаживал за девушкой, если нравилась.  Привлекательный, без комплексов,  без проблем.
 
     Очень быстро моя комната на Ленинском превратилась в некий клуб. Не так много ребят в моём возрасте имели тогда своё жильё. Или с родителями обретались, или женатые, с семьёй.  Не успевала одна компания отгулять, как тут же появлялась другая.
     Девчонки были тогда не так прагматичны, как нынешние. Им от ребят требовалось то же, что ребятам от них. Ну, ещё, бонусом, внимание и хорошее отношение – без грубости, без пошлости.
     Через некоторое время от такой девчонки уже сам начинаешь прятаться.
     А девушек в Ленинграде много. Красивых девушек.  Но ни одна не нравилась так, что бы из-за неё не смотреть на других. Я дошёл до того, что имена их не мог запомнить, как в плохом анекдоте.  Очередная красотка казалась совершенством … дня три-четыре. Больше двух-трёх раз не мог заставить себя с ней встретиться, а она не могла понять, что не так – обижалась, злилась, звонила, приезжала… Случалось, это были близкие подруги, которые оставались со мной на ночь… две… три…
     Соседи обижались. Но не жаловались – соседи у меня были хорошими – даже сочувствовали.
     Никогда бы не подумал, что и года такой жизни окажется много. Надоело. Стал всё больше гулять один, соседей просил, что бы к телефону не звали – нет меня.
     Наступил какой-то раздрай в душе, в отношениях с девушками…
     На выходные – график у меня плавающий был, но больше «сутки – трое» - если приглашали, пропадал на природе с ребятами, увлечёнными туризмом. Замечательная была компания. Уходили пешком от станции километров на пять – десять, а там уже «настоящая глушь» - ни людей, ни деревень – озёра, сосны и напоённый смолой воздух. Костёр, рыбалка, гитара до утра, «Солнышко лесное» … Возвращался просветлённый, но уже через неделю опять тянуло уехать.

     Так незаметно пробежал год.
     Я втянулся в эту скучную жизнь. И не ожидая перемен, встретил Лялю, мою вторую жену, мать моей дочери.
 

                Часть 1


        Ленинградка или петербурженка.
        Вкрадчиво общается «на вы».
        Голос чуть с прононсом и простуженный
        От надменной стылости Невы.
        Ледяная северная барышня
        Навсегда – «единственная та» …
                (Игорь Карпов)

 

     Познакомились мы случайно. Работая кинологом, я время от времени, брал дополнительную работу – дрессировал чужих собак, с которыми хозяева не могли справиться. У неё была плохо управляемая овчарка. Кто-то посоветовал обратиться ко мне.
     Я как раз лечился после командировки и временем располагал.
     Какая она была  …  Как глоток того воздуха из походов – мы потом часто ходили с ней вместе, она сразу прижилась в компании. Коренная ленинградка, или петербурженка, как теперь говорят.
               
     Очень коммуникабельна, прекрасно воспитана, эрудированна, много знала  по истории – Восток, Эллада, Египет – её конёк. В совершенстве знала английский – школа, курсы, ещё курсы. Она тоже брала подработку на лето – англоязычные туристические группы.
     Тонкая как камыш, стройная, темно-каштановая коса в руку толщиной ниже пояса ... Не журнальная красавица, но правильные черты лица, серые с зеленью глаза – лучистые яркие, мягкая улыбка на чуть пухлых губах, трогательные мелкие веснушки. … Чистая как горный родник. Словно она из другого мира явилась в этот, и всё время удивлялась ему. Студентка из института Вознесенского, 18 лет… Никто из друзей не звал её Оля – только Ляля, Лялька…
     Ребята табуном за ней бегали – она со всеми прекрасно ладила, но близко никого на пушечный выстрел, … что она нашла во мне, до сих пор не понимаю.

     Через полгода мы поженились.
 
     Жили, душа в душу, пока не вернулись Лялькины родители. Да, да, их не было на нашей свадьбе, и я знал их лишь по её рассказам. Они работали тогда за границей в Марокко, в геологической экспедиции. Мама её была геологом, а папа руководил техническим оснащением экспедиции – автомобили и прочее, что необходимо геологам для работы.
     Ежу понятно, счастья по поводу выбора дочери они не испытывали -  мечтали совсем о другом зяте. Мама ей уже и жениха в Москве подыскала – какой-то комсомольский лидер из МГИМО. А тут такое разочарование. Но ругаться с места и в карьер они не стали. Даже платье для Ляли прислали свадебное – французское, с набивным кружевом, красивое не передать, она была самой прекрасной невестой Ленинграда и области. Для меня она такая, даже в ситцевом халатике. Но нужно отдать должное – одевали они её как игрушку…

     Нам было хорошо, тепло друг с другом. Всё время мотались по выставкам, театрам, кинофестивалям, в Иллюзион. Ездили гулять в Пушкин, Павловск, Петродворец, часто ходили в Эрмитаж. Все премьеры и значимые события не проходили мимо. Она знала об истории города и искусстве больше, чем я мог вообразить. Иногда просто бродили по старым улицам, и она рассказывала их историю или шли в какой нибудь парк … 
     Бывало, после суточной работы, я приходил домой, отсыпался, а днём она будила меня, мы дурачились и вдруг виновато – «Милый, а ведь я ничего не приготовила – ты голодный?» Мы хохотали, одевались и ехали в аэропорт Пулково – их ресторан готовил лучшие в городе котлеты по-киевски или в ресторан Турку, есть мясо с грибами. А если денег было мало, то просто шли в булочную, покупали батон, по пакету молока в гастрономе и жевали, сидя в сквере на лавочке и глядя на приближающуюся осень … 
     Часто включали Сьюзи Кватро и танцевали вдвоём до упаду, а Ляля потешно пела с ней Can the Can дуэтом.
     Ездили к её бабушке за город, у которой под Гатчиной был большой деревянный дом с огромным участком.
     Поковырявшись в саду, брали с собой чайник с чаем, чебуреки или пироги с капустой – Тамара Дмитриевна отлично готовила - и лезли на второй этаж в маленькую уютную спальню, окна которой выходили на огромную яблоню. Когда та цвела, это было волшебство. Мы усаживались рядом на узкую тахту и читали друг другу по очереди любимые книги. После Ляли я стал понимать японскую поэзию, китайские легенды... 
     Начинали скучать, ещё не простившись.  Всегда держались за руки. И говорили, говорили, говорили, …  не могли насытиться друг другом, казалось, что время бежит слишком быстро – его всегда не хватало. Так пролетели два года.
    А потом, в один из майских дней, Ляля ворвалась домой как ветер и светясь от счастья крикнула: «Скоро у нас родится ребёнок! Ты понимаешь – ребёнок!»…

      Идея тёщи была проста – убедить дочь в ошибке, развести и вытолкнуть меня из её жизни. Но всё это делалось очень аккуратно, без нажима. Чего я никогда ей не прощу, так это её совета сделать аборт, когда она узнала о беременности: «Срок небольшой, ещё не поздно».
     Лялька жутко с ней разругалась тогда. И это при том, что Ляля, человек совершенно не конфликтный. Весёлый, подвижный, общительный, способный через пять минут стать своим в любой чужой компании. Не пила никогда больше бокала сухого вина, не курила … Но главное – это была сама рафинированная нежность. Что бы она просто тон повысила, нужно очень постараться. А тут с любимой мамой и пыль до небес.

     Беременность протекала очень тяжело. Сильнейший токсикоз, угроза выкидыша. Лялька превратилась в тень, ей было очень плохо, но она терпела, улыбалась и всегда уверенно заявляла: «Всё будет хорошо, я знаю…»
    В декабре родилась Ленка. Роды тяжёлые; Лялю чуть не потеряли, но она выкарабкалась. Начала поправляться. Даже румянец вскоре заиграл на щеках по-прежнему.

     Я был счастлив. С работы бежал домой, что бы увидеть их поскорее. Работал кинологом – работа нравилась. Это, пожалуй, самая независимая и интеллигентная работа в милиции, такая же, как работа эксперта или оружейного мастера – начальство тебя не трогает, в работу твою не лезет, в процесс подготовки собаки тоже – интересует конечный результат. Я к тому времени с месячного щенка вырастил и подготовил ещё одного напарника – ротвейлер Мадж стал бессменным спутником. Собаки у меня были из лучших, на чемпионатах кинологов МВД Ленинграда и области,  всегда занимали призовые места.  Дежурил постоянно на Литейном 4, а этот допуск имели не более 10 собак.

     Никогда бы не подумал, но Ляля оказалась настоящей наседкой. Ребёнок занимал все мысли и всё время. Всюду лежали книги, от Бенджамина Спока до подборок и вырезок – интернета не было. Пелёнки, бутылочки, соски, игрушки, марлевые подгузники и прочее, прочее, прочее. На полу у входа дезинфицирующая тряпка, я мыл по 20 раз на дню руки, непрерывно проветривали комнату, включали кварцевую лампу. Собаке в доме появляться было запрещено, друзьям и знакомым тоже. С озабоченным видом, она непрерывно что-то размешивала, тёрла, грела и гладила. Все наши былые разговоры, отношения и развлечения были похоронены.  На надгробии сидела Ляля, консультируясь с врачом из платной поликлиники по очередному вопросу – нужно ли ошпаривать почищенные яблоки кипятком или нет.
     Мне казалось, это всё временно. Временно и черезчур. Я сам любил Ленку, вставал ночью, научился пеленать, мыть, кормить, ухаживать. Гулял по нескольку часов. Но хотелось хоть немного поговорить о чём угодно, кроме детских прикормов и болезней.
     Прошёл год, пошёл второй. Лена часто болела, ребёнком была слабым и это являлось дополнительной причиной для очередной манечки или фенечки. Она была на искусственном кормлении – в роддоме, когда Ляле было очень плохо в реанимации, ей ещё и грудь загубили – осталась без молока. Я продал тогда свою новую дублёнку – были в моде. Купил кроватку, немецкую коляску и две здоровенных коробки финской молочной смеси «Пилти», что бы хватило на полное вскармливание – она сильно отличалась от наших «малышей» в лучшую сторону. Ни о каких яслях, понятное дело, вопрос не вставал. После окончания вуза, Ляля поработала в Интуристе и получила декретные, но они давно кончились. Жили на мою зарплату и «что бог пошлёт» в виде помощи от родных и подработок. А наседка в Ляле продолжала развитие и подчиняла всех окружающих своей неукротимой воле.   Характер её изменился. Она перестала быть Лялей. Она становилась Ольгой…
      Казалось, никогда больше у нас уже не будет таких отношений и такой волшебной сказки, как в первые два года. Оглядываясь на жизнь, могу сказать – это лучшее, что в ней было. Спасибо за чудо, Ляля.

     Между тем, перестройка продолжала наступать, не скупясь на перемены к худшему.
     В магазинах начали исчезать обычные ещё вчера продукты, в аптеках – лекарства. Жизнь становилась всё дороже и дороже. Люди ходили хмурыми, недовольными. А тут ещё напасть – старого начальника питомника, подполковника отработавшего всю жизнь в УР, отправили на пенсию. Прислали капитана из дежурной части – блатного идиота, ни бельмеса не смыслящего в сыске и, тем более, в кинологии. Зато на подполковничью должность, что бы звёздочки мог получить. Сидел бы он тихонько, так и горя мало, но он с дежурки! В угрозыске свои отношения, а на питомнике тем более – как в армейской разведке. На 30 тысяч сотрудников милиции нас 10 человек, способных показать настоящую работу кинолога. А строевой офицер полез в святая святых, пытаясь проводить занятия с собаками по типу строевой службы. Мрак, одним словом. Ещё и постричь всех хотел! Я ходил лохматым, как в школе, а ему встряло … Одним словом я разругался с ним жутко. Сказал, что с моей помощью пять раскрытых убийств, без счёта краж, четыре благодарности от командования МВД и ни одного взыскания. И первое, очевидно, будет, за нанесение телесных повреждений командиру. Он отстал, но запомнил…

      Ленке уже три года. Замечательный живой и любопытный ребёнок. И здоровье вроде наладилось, она окрепла, стала редко болеть. Но тут новая напасть – аллергия. Сильная. Ребёнку нужно расти, а с чистыми продуктами проблема. Денег ни на что не хватает. Нужны деньги на врачей, лекарства. Ляля мечется, не зная, что делать. Тёща дорогая зудит мухой – «а я тебе говорила, вот вышла бы за Володю, жила бы сейчас в Праге.» …

     Выходит постановление о кооперативах и кооперативном движении. Я открываю кооператив – Студия звукозаписи. На Лялю, естественно – работнику милиции это запрещено. На кооператоров смотрят как на нэпманов в СССР – мы враги.  Аппаратура у меня была, но мало. Занимаю денег, докупаю - в общем решаю технические вопросы. Ляля бегает по инстанциям. С её коммуникабельностью и ангельской улыбкой это легко. Власти тогда были, нынешним не чета, – никаких взяток. Всё легко. Нам идут на встречу. Дают помещение. Нахожу несколько точек, где за небольшой процент готовы продавать мои кассеты. Нахожу в торговле, за долю малую, сами кассеты. Начинаю работать. За первую неделю, без опыта работы, без знания репертуара – не владея маркетингом, говоря современным языком – я зарабатываю пять своих месячных зарплат. Через два месяца я уже получаю свой годовой оклад с премиями в неделю. Дело пошло.

     Ляля довольна. Ребёнок сыт – продукты теперь все с рынка – творог, масло, сметана, мёд, фрукты, парное мясо. Хлеб с частной пекарни. Врачи делают все анализы в платной клинике. Лучшие врачи. Находят аллергены. Прописывают режим питания. Знакомые Лялиных родителей из Франции привозят антигистамины нового поколения – дорого, но для нас доступно. Ребёнку легче. Ляля мурлычет кошкой. Ляля счастлива.
     А я занят делом – нет времени ни на что, не на дочку, не на Лялю – нет мыслей, я заморожен. Я увлечён новой игрушкой – Деньги.

     Очень быстро я упёрся в свой предел – предел аппаратуры, которая не выключалась круглосуточно. Меня познакомили с инженером, который переделывая советские магнитофоны, мог собрать стойку из двадцати аппаратов, записывающих с удвоенной скоростью. Сам её и обслуживал потом. Стоило дорого, но я посчитал, что окупится быстро. Посмотрел на готовый уже стеллаж. Послушал качество – понравилось. Купил. Я открываю ещё 12 точек. Покупаю профессиональный магнитофон JVC для записей концертов с очень сильными микрофонами. Хожу на все концерты рок групп – ДДТ, Алиса, Наутилус. После первого концерта группы уже на следующий день мои точки забиты кассетами с записями этого концерта. Летят -  как горячие пирожки. Доходы утроились. Но это уже предел.

    Меня вызывают в политотдел, там же сидит генерал - начальник УР - и интересуются, каким это образом жена советского милиционера, является кооператором, и почему я ей помогаю. Я отвечаю, что жена у меня комсомолка-спортсменка-красавица, не привлекалась, не имела, а открывая кооператив, она руководствовалась постановлением партии и правительства. Или кто не в курсе и против?.. Нет, они в курсе и не против, а вот мне предстоит полугодовая командировка в Ростов для повышения квалификации и обмена опытом. Я отказываюсь – ребёнок болен и смысла нет – у меня лучшая собака, куда же ей ещё лучше быть? «Отказываетесь?» - радость на лицах, «Тогда мы вас уволим за невыполнение приказа.»  «Лучше уволить руководство – устроили сауну с пьянкой на питомнике для начальства. Корреспонденту из журнала Советская милиция это будет интересно». Красные пятна на лицах, а мне уже наплевать, я для себя всё решил. «Подаю рапорт по собственному. Подпишите?» Молча подписывают. Дают офицера, что бы тот ходил с моим бегунком без очереди. Сдаю оружие на склад из оружейки. Два дня на всё, а люди месяцами увольнялись – учитесь! Документы на руках.
     Я свободен! Ляля мурлычет.

     Идёт время. Ребёнок поправился. Страна на пороге развала – осталось чуть-чуть.
     Аудиокассеты уже не дают той прибыли, что была вначале. Слишком много ларьков, торгующих ими. Зато видео ещё всем в диковинку. Аппаратура стоит несоизмеримо дороже, сложно находить первые копии с новинками, вкладка нужна слишком большая, что бы её могли позволить многие. Вскоре я совсем отказываюсь от аудиокассет.
Аппаратуру продаю по остаточной стоимости. У меня большая стойка с двенадцатью рабочими видеомагнитофонами Панасоник и два аппарата на воспроизведении. Работают круглосуточно под вентилятором. Свой мастер, обслуживающий всё это хозяйство, микшерский пульт и гонец, который еженедельно возит из Москвы новинки. Открыл видеопрокат, тоже пока редкость, где берут по 200 кассет в сутки. Двадцать точек по городу продают мои кассеты.  Но это ещё не всё. Многие остались без работы. Я встречаю несколько бывших коллег, которые не знают, как заработать на жизнь…
     Ляля перерегистрирует устав кооператива – теперь деятельность расширена, есть торгово-закупочная. Она занимается всей бухгалтерией и общается с властями. Это не занимает много времени, основная её жизнь – ребёнок. Она почти всё время проводит в загородном доме – сосновый лес, чистый воздух – Ленке хорошо. Я живу в городе. Мы поменяли комнату с доплатой на двухкомнатную сталинку в доме напротив. Сделали хороший ремонт. Купили – вернее, сделали на заказ – хорошую мебель из алтайского ореха. Купили машину – Жигули пятёрку. В 90-ом была неплохая машина.  Она сдала на права, но ездить не любит.
     Арендую холодный склад на рынке, нахожу поставщиков. И ещё двадцать точек начинают торговать цветами. Бизнес сложный, но у меня получилось. Всё лето 10-12 точек по району продают мои овощи и фрукты. Есть водитель с газоном, который утром развозит товар продавцам – вечером собирает тару и весы со столиками. Продаём фуру в неделю. Деньги текут ручейками и непрерывно. Этим подразделением занимаются мои бывшие «товарищи по оружию». И вот, как то утром…
    СССР больше нет.
    Не могу сказать, что это событие меня тогда сильно взволновало. В политике разбирался очень слабо. Казалось, всё останется по-прежнему, только свободы прибавится. Каким же наивным дурнем я тогда был…
     Для нас ничего не изменилось. Мы всё так же зарабатываем. Все «свободные деньги» перекручиваю в валюту. Свободного хождения оной ещё нет, но по курсу чёрного рынка купить можно. Рубль дрожит. Доллар растёт не по дням – держать в рублях глупо.
     В «Спутнике» я беру путёвки - мы едем в Германию. Плывём на «Анне Карениной», которая позже сгорела. Впечатлений - море, в буквальном и переносном. Любуемся с палубы Балтикой. После грязного Питера с пустыми полками в магазинах и эрзац-продуктами, попасть на роскошный корабль, выйти в Киле и гулять два дня по немецкому вылизанному городу, ломящемуся от товара на любой вкус и кошелёк …              Мы ходим по магазинам, одеваемся в хорошие вещи – тогда они ещё радовали, сидим в кафешках на набережной, катаемся по городу, я любуюсь немецкими машинами – их ещё единицы ездили по Петербургу.    Вечером на корабле танцы. На одну минуту мне показалось, мы вернулись на пять-шесть лет назад. Ляля была такая счастливая – оживлённо говорила о чём-то, весело отплясывала на танц-холле – она продолжала пользоваться успехом, недостатка в кавалерах не было. Ей 26 - красивая, помолодевшая, с лучистыми глазами. Но только без своей роскошной косы. Когда она родила Ленку, волосы полезли дурью. Она обрезала их очень коротко. Они отросли, стрижка до плеч, по-прежнему насыщенного каштанового цвета, она не красилась, но от былого одни воспоминания.
     От былого нам вообще остаются одни воспоминания…
    
Мы возвращаемся домой. Нас не было всего неделю. Когда уезжали доллар стоил 12. По приезду 23. Скоро он стал 30, потом 70… Страну лихорадит. Резко растёт стоимость видеокассет, ширпотреба. Мы продолжаем работать, пересматривая ценники.
     Ляля погружена в ребёнка, живёт в основном за городом, выныривая по необходимости. А я продолжаю играть всё в ту же игру – «Заработай».
      Ленку нужно собирать в школу. Конечно только в английскую, где училась её мама. Мы живём не в районе школы – проблема. Иду к директору, объясняю – девочка развитая, читает, много знает по предмету школы, мама училась тут …   Я хорошо одет - встречают по одёжке. Директор смотрит задумчиво – «А чем Вы занимаетесь» - «Небольшой бизнес» - «А у нас в школе ремонт, денег не выделили…» - «Что необходимо больше всего?» - «Краска. Её нигде не купить, да и не на что.»     У меня к тому времени повсюду много знакомых. На следующий день я привожу на грузовике двухсотлитровую бочку отличной белой краски. Лена зачислена…   Тёща бесится …  Ляля мурлычет …
    
     Первые челноки потянулись в Польшу, Турцию. Люди ехали, имея буквально 500 долларов в кармане. Путёвка стоила 200, а отбивалось до 100 процентов. С прилавка сметали буквально всё. Одна проблема, вывезти деньги. Банки ещё не давали справок – они только-только начинали поднимать голову. Люди рисковали. Знакомый предложил съездить в Стамбул осмотреться. Я взял всего три тысячи… Через две недели поехал снова – изголодавшиеся по шмоткам люди разбирали буквально любой мало-мальски приличный товар. Магазины просили, только дай. Съездив несколько раз в Турцию, решили попробовать Сеул – услышали про первый чартер, который должен был скоро отправиться на разведку. Путёвка стоила 1200. Взял через того же приятеля, с которым летели, справку на 10000. Полетели. Восторгу не было предела – море товара и скучающие торговцы, не привыкшие вообще к русским, к оптовым закупкам и торгу. Уступали иногда половину цены. Через Финэйр отправили карго – дорого, но оно того стоило. Это было золотое дно. За вычетом всех накладных расходов, получалось до 150-ти процентов прибыли. Я свернул полностью цветы и фрукты, видео крутилось само, постоянный присмотр не требовался.
     Скоро, совсем скоро я смогу открыть свою оптовую торговую фирму. Нужно только ещё чуть заработать, ещё немного …
    
     В стране полный кавардак. Заокеанские друзья ликуют. Рушатся-пилятся заводы, пьяный лидер спускает экономику в унитаз. В стране полно нищих, люди голодают, роются в мусорных бачках вчерашние инженеры и преподаватели. Работы нет.  Чиновники начинают наглеть, без денег не решается ни один вопрос…
     За год я съездил 10 раз в Сеул и около 15-ти в Стамбул. Денег хватало, но нужен был напарник …
     А как же Ляля, Ленка? А что, у них всё в порядке. Денег в доме полный ящик секретера крупными купюрами, они обеспечены – чего же от меня ещё? …

     Я упускал их, не задумываясь об этом. Ляля погружена в Лену, ей не до чего. Лена – в маму. Обо мне вспоминали только когда что-то было нужно. Тёща медленно, но уверенно продолжала лить свинец в Лялькины уши. А я не пытался разбить ту стену, что постепенно выстраивалась между нами. Я продолжал играть в свою дурацкую игру.

     Напарник нашёлся.
     Мы открываем фирму «Панда Плюс» Вкладываем всё, что смогли. Кооператив, преобразованный к тому времени в ООО я продал.  Пробиваем помещение в 100 метрах от Нарвских ворот – первый этаж бывшего общежития для рабочих от крупного завода. Завод пилят. Рабочих нет. Делаем ремонт под большое складское помещение и офис. Набираем сотрудников. Ставим Генеральным хорошую деловую тётку, бывший преподаватель по экономике. Теперь она будет бегать по делам, следить за порядком. Берём кладовщика, бухгалтера, девочку на первичную документацию, секретаря и охранников. Набираем семь торговых агентов со своим транспортом – они будут работать за процент от реализации. Затариваем склад товаром.
      Саша - напарник, ездит в Китай, я в Турцию. Ищу в Стамбуле наиболее выгодные мелкооптовые фирмы торгующие с хорошей скидкой. Отправляю пока в карго – доставка автотранспортом.

     Очень скоро дело начало раскручиваться как маховик. Первые два месяца вышли в минус, но уже на третий месяц пошёл хороший плюс и начал расти, по мере роста ассортимента и увеличения товарооборота. К нам стали ездить покупатели на склад. Приезжали из всей области. Мы умышленно ставили минимальную наценку – поднимали по проценту уже позже. Для мелких торговцев выгоднее было купить у нас, чем ехать самому. Через полгода мы задыхались – не хватало ассортимента, что бы поддерживать его на высоком уровне продаж, нужны были ещё деньги. Взяли валютный кредит, ещё один, потом ещё …  Отдавали легко – торговля шла бойко. Чем больше в обороте денег, тем выше прибыль. Электрика, сантехника, кабеля и прочее. Элементы питания самые разные. Одним словом, дело шло и шло успешно. Я ездил в Стамбул минимум дважды в месяц, товар отправлял уже целыми фурами - тир-корнетом. Везде нужны были деньги – на таможне, для сертификации, пожарникам, налоговой - шли косяком… Пробил Финляндию – отдельные позиции были очень выгодны для элитных магазинов. Электроинструмент оттуда тоже брали неплохо. Товарооборот поднялся до пятисот тысяч долларов в месяц. Всё дело стоило уже несколько миллионов…

      Я вот думаю сейчас – а зачем мне это всё было нужно? ...

     Ленка, закончившая уже третий класс, попадает под машину. Глупо, в спокойном месте. Травмы тяжелейшие – сложный тройной перелом ноги и огромные внутренние гематомы. В реанимации только на второй день доктор сказал – «жить будет». Лялька почернела. Постарела сразу на 10 лет. Потом было длительное лечение: Турнеровский институт, центр травматологии, специализированная клиника… Трижды ломали ногу – срасталась неправильно. Вставили штифт. Год в кровати. А дальше реабилитация – массажи, гимнастика, тренажёры…  Она не хотела отстать от своего класса – возил учителей к ней домой. Всё сдала экстерном. Ногу спасли. Была, после правильного сращивания, на 3 см короче. Терапией вытянули – стала наоборот длиннее на сантиметр, чем не повреждённая.

     Ляля и без того трясущаяся над своим чадом, теперь просто стала её сиамским близнецом. Когда Ленку вылечили, мне стало полегче – ведь дело на месте стоять не могло, приходилось ездить. И хотя Саша – мой компаньон, во время моих отлучек выполнял любой каприз и возил-привозил куда надо и что надо, но всё равно я дёргался. Ему ведь тоже дважды в месяц в Китай ездить.

    Наступило лето. Я отправил девочек на два месяца в санаторий «Сосновый бор» под Зеленогорском – там была плавательная гимнастика в бассейне и хорошие реабилитологи. Прекрасная территория, Финский видно из окон, пляж, развлечения. Раз в неделю ездил к ним на машине. Машину свою я уже успел несколько раз сменить. Тогда ездил после Пассата на новенькой Вектре – вполне приличная машина для середины 90-х.

     К тому времени, я уже настолько «задружился» с турками, что мог получать любой товар по позициям не выходя из дому, а просто сбросив им заказ – даже в долг давали очень много. А деньги можно было перечислять через банк.

     Остался я совсем один в четырёх стенах. После всего пережитого, хотелось подумать, поскучать. За последние дни всё так надоело – и бизнес этот, и ситуации, которые непрерывно возникали - нужно их разруливать, и – страшно сказать – Ляля, которая была беспомощна перед своими чувствами к дочке  …  Посидел я так, глядя по сторонам, посидел, да и отправился в магазин под домом – приличный магазин сделали, кстати. Так вот, отправился за коньяком. Вообще у меня недалеко от дома отличный ресторанчик в кавказском стиле – «Три сестры». Я там постоянный клиент – два-три раза в неделю у них ужинал, иногда обедал. Всегда повару давали заказ, он готовил для меня хазани из баранины без жил и жира, ставили пиалу с оливками, лаваш, салат из свежих огурчиков-помидорчиков с «много-много» зелени, политый оливковым маслом и старый грузинский коньяк – не разбавленный, типа Энисели. Музыка спокойная, свет приглушённый, но не потёмки. Свечку на столе зажгут… Да только не хотелось мне видеть никого.
     Спустился вниз, взял старый Тбилиси, лимоны, лаваш, воду да нарезки и вернулся домой пьянствовать. И до того тоска меня взяла – выть хотелось. Пил, не хмелея, снова пил, как воду.
      Вспоминал первые два года с Лялькой, какая она была. Вспоминал сами чувства – ощущение жизни.  Понимал, что ничего уже не будет подобного. И Лялька такой уже не будет. Да я сам другой – разве меня раньше деньги интересовали? Чего я добился то? Сытой кабалы? Жизнь сгорает - пеплом её всё посыпано. Что я вижу, кроме цифр и колонок в экселе? Что интересует меня? Когда был в театре последний раз с удовольствием? А в лесу? Какую книгу прочёл новую? ... Нет, можно и съездить, и сходить, и почитать, да только не интересно мне стало всё. Да и сама работа остолобила – надоело!!!  …  В общем, типичный депрессняк в острой форме. И я не нужен никому – друзей то нет настоящих, и мне никто не нужен…
     Допил бутылку. Спустился за новой. Магазин круглосуточный…

     Проснулся поздно утром. Голова набатом гудит. Рядом незнакомая девчонка спит - высокая, красивая, рыжая – молоденькая совсем, лет 20 не больше. Вроде бы видел её где-то. Кто такая – не помню. Откуда – не знаю…  Наверное, в третий раз за коньяком ходил, во второй помню как вернулся…  Растолкал, глаза протирает, улыбается.
     - Ты кто? 
     - Соседка твоя. Игорь, ты что, не помнишь ничего?
     - А тут почему?
     - Сам позвал, говорил, жить без меня не можешь.
     - Ты же видела – пьяный в дым!
     - Видела … А верить то хочется.
     - Извини… ты… тебя…
     - Лена!.. Забыл?
     - Извини, Лена, у пьяного памяти ноль… А было у нас?
     Она покраснела, отвела глаза.
     - Да, было. На простыни посмотри
       Я встал, стесняясь наготы, набросил халат, полез в ящик. Хотелось одного – спровадить её поскорее, словно с ней вместе и само событие исчезнет во времени.
     - Купи себе духи подороже и на память, что захочется, ладно? На вот, возьми, - протянул ей деньги, много денег.
     Разревелась, оделась, - «Гад ты!» - убежала…
 
     «Дурак ты, Игорь, ой дурак! Зачем хорошую девушку обидел? ... Хоть бы звали её по другому…»

     Набросил плед на смятую постель. Вышел на кухню – там, на столе почти прилично. Фрукты, конфеты, шампанское недопитое – для Лены брал, наверное, я его терпеть не могу. Пепельница окурков полна – вытряхнул в ведро. Шампанское в раковину и в ведро. На полу две бутылки пустых Тбилиси – туда же. На столе недопитая – алкаш…

     И я запил, как никогда до того не пил. На неделю…

     Приезжал Сашка. Посмотрел на меня
     – Может врача? Что случилось- то? Умер кто?
     - Я… умер…
     - Звони в Стамбул, пусть старый заказ высылают. Деньги я переведу.
     Позвонил, заказал. Обещали за два дня собрать.
     – Посидеть с тобой?    
     Выставил его. На звонки отвечать перестал. Никого не видел. Звонил в магазин, когда трезвел, мне приносили «Русский стандарт», а под него: чёрный хлеб, пиццу, соления, селёдочку, икорку, мясо, сок – есть у нас по дому такая услуга. Пару раз уборщица, приносившая заказ из магазина, наводила порядок – «мусор» выносила. Любой каприз, как говорится, только оплати. Через неделю примчалась Ляля. Увидела меня. Заплакала – «Зачем ты так? Ну зачем? Я такая плохая жена, да?»  - «Сашка вызвал?»  - «Саша, да.» 
     Долго сидели рядом. Молчали …
     Потом Ляля уговорила меня – умела она это делать – вызвали врача. Тот посмотрел, сразу предложил лечь на три дня в клинику. «Справлюсь. Работайте, доктор» Он пожал плечами, отработал, получил что причиталось. «Будет хуже – звоните.» - «Непременно.»

     Потом я уснул. А Ляля осталась. Легла рядом, не раздеваясь, обняла и всю ночь проревела.  За Ленкой присматривала Марина - Сашкина жена.

     Ляля редко плакала. За всю жизнь видел несколько раз. По опухшим,  красным глазам, понял – всю ночь провела в слезах. На меня не смотрела – сквозь меня. «Доброе утро, Ляля» - «А оно доброе?... Ладно, завтракать будем через двадцать минут. В душ иди.» - сморщила носик. Понятное дело, козлом несёт вонючим.  Взял из шкафа всё чистое, пошёл плескаться. Из зеркала на меня глядела страшная опухшая рожа с недельной щетиной. Именно рожа – лицом такое отражение не назвать. Сходил, набрал кучу льда в миску, залил водой из канистры, вернулся в ванну «вымачиваться».
     Лялька молчала.
     Когда вышел чистый, бритый, квартира уже преобразилась. Весь мусор стоял в коридоре, упакованный в здоровый мешок. В мешке я заметил и постельное. Заныло внутри … 
      Окна были открыты настежь. Гудел ВАКС – пылесос. В комнате пахло хвоей. Ляля молча елозила щёткой по полу. Глянула на меня – «Пошли есть.» Не хотелось, но я не противился. На столе уже стоял омлет с грибами и кофе. Через силу проглотил. Заел горстью янтарной кислоты и выпил ароматный напиток. Замутило, но сам виноват. Мы продолжали молчать.
     - Гулять поедем, под нашу липу. Ещё помнишь её?
     - Я всё помню, Ляля.
     - Да? ... Не похоже.
     Ну, точно. На «стрелку» приглашает.
     - А может – ну его? Отлежусь?
     - Нечего тебе лежать. Належался уж …  Двигаться нужно. Воздухом подышать. Собирайся.
      В другое время, я бы мог настоять на своём без особого труда – она покладистая, вообще-то. Но не сегодня. Сегодня она – грозовая туча, лучше не спорить.
      Я одел, что под руку попало. Лялька вручила мне пакет с мусором и плетёную корзину, в которой лежали чашки и термос с зелёным чаем, щедро сдобренный лимоном. Смотреть на меня она решительно не хотела.
     - Мусор выбросишь и к машине иди. Я оденусь и спущусь. Не вздумай заводить! Сама поведу.
     - Думаешь, безопасней будет? – Лялька не любила водить. У неё рассеянное внимание. Она словно ведёт с собой постоянный диалог, может отвлечься в любой момент. Очень напряжённо рулит поэтому. Но на права отучилась и сдала с первого раза сама, без всякой блатоплаты.
     - Ты ж вроде опасностей не боишься у нас? – усмехнулась она, - Потерпишь.
     Я и тут не стал спорить. Взял мусор, корзинку и пошёл к Вектре. Выбросил мешок по дороге в контейнер, огласив бутылочным звоном окрестности. Хорошо ещё, что большую часть уборщица вынесла. Прошел на стоянку – она находилась в пятидесяти метрах от парадного. Повезло – ребята из хоккейной коробки отличную стоянку сделали. Я на ней с момента основания парковался. Завёл машину. Погрел. Заглушил. Ляли всё не было.
     Она появилась с пакетом продуктов из магазина, сунула её в корзинку. Села за руль. Завела, увидела, что машина прогрета, хмыкнула и выехала со стоянки. Езды то было на пять минут – мы жили у метро Московская, а Парк Победы - следующая станция. Ловко подъехав к ограде у бокового входа, запарковала машину. Сунула мне ключи. Я взял корзинку и мы пошли.
     Наша липа была цела. Даже на лавочке не сидел никто. В пруду плавали утки. Лялька взяла из корзинки батон, подошла к краю берега и начала крошить хлеб. Утки оживились.  Я сел, закурил. День и вправду хорош. Солнечный, но не пекло. Тень от липы…
     - Выброси его, - не поворачиваясь, сказала Ляля. – Выброси и сожги.
     - Ты про диван? – я не удивился, ждал чего-то подобного.
     - Гад ты, Игорёша.
       И от жены, гад. Заслужил, видно.
     - Гад, знаю…
     Лялька резко повернулась:
     - Как ты мог, а? Лена - девчонка совсем, весной восемнадцать исполнилось. Она ещё глупенькая. Ты в отцы ей годишься!
     А ведь и верно, 35 уже…
     - Что, агентура из пенсионного отряда донесла?
     - Да какая разница кто, - досадливо отмахнулась Ляля. – А ей теперь как жить? Как на тебя смотреть?
     - Не такая уж она девочка … – ненавидя себя, начал я.
     - Была, девочка. Была! … Ты на простынь то смотрел, животное?!
     Тут уж мне нехорошо совсем стало. На простынь я не смотрел. Забыл про неё начисто. Выпил тогда и продолжил – спал одетым, прикрыв постель пледом… И так совесть грызла за Ляльку, а ещё это…
     - Я ходила к ней, - ожесточённо выпалила Ляля. – А она прощение начала просить и ревёт… Она - у меня! Я подумала, вот с нашей, если кто так…  Ты знаешь, что Ленка в тебя влюблена уже года три?
     - Откуда ты взяла?
     - От верблюда! Я видела, как она на тебя смотрела. Не слепая. Ребёнок в тебя влюбился, ребёнок, а ты и рад  … Нет, гад ты всё таки.
     Лялька отвернулась и замолчала.
     Я тоже помолчал.
      - Я не помню ничего, Ляля. Я две бутылки крепкого выпил, а дальше не помню. Как за третьей пошёл, как Ленку встретил  … Ты прости меня, а? Очень худо мне.
    Хилое оправдание. Каждый сам отвечает за свои поступки.
    Она продолжала молчать, отвернувшись в сторону. Так мы и сидели, словно немые.
    Странную мы являли картину миру. Она – шикарная, в джинсовом, расшитом вышивкой, сарафанчике от Бианки, тонкой белой льняной рубашке и своих рыжих свободных «казаках», украшенных клёпкой, которые купила, неизвестно зачем, в Стокгольме и которые почти никогда не одевала. Рыжая волнистая грива крупными локонами разметалась по плечам. Глаза скрывают очки «Чопард»– не хочет показывать. Стройные ноги, девичьи; подтянутая и лёгкая, привлекающая внимание, выглядящая юной девчонкой. И я – мужчина далеко за тридцать, в заношенных голубых джинсах, вылинявшей чёрной майке, с мятым лицом и совершенно седой, от чего выглядел ещё старше. Проходившие мимо, поглядывали на нас с любопытством.
     - Как жить будем, Ляля?
     - Да так и будем. Раньше счастливо жила, теперь как все … Пей чай и поешь.
      Она поднялась и пошла не оглядываясь.
     - Ты куда?
     - Я к Лене. Ей я ещё нужна. Водки не пей больше, ладно?
     - Ладно…

     Долго сидел я под липой – «нашей липой». Пил чай, курил одну сигарету за другой и бездумно смотрел на воду, по которой плавали утки. А я их не видел. В голове звенело – «ей я ещё нужна». Приблизился вечер, набросил серую вуаль на пруд, деревья. От воды потянуло прохладой, стало зябко. И пусто. Я поднялся, взял корзинку и побрёл к машине.

     Пить я больше не стал. Вынес диван на помойку – его сразу забрали. Купил новый. Занялся делами. Через неделю поехал к своим девочкам в санаторий. Держалась Ляля ровно, я видел – не простила. Вскоре они вернулись.
     Мы начали жить как все…

    Лето размашисто шагало навстречу осени. Листья на клёнах начали покрываться багрянцем. Золотая королева стояла на пороге – завершался ещё один природный цикл.
     Осень поселилась в сердце …

     Я вернулся из очередной поездки в Турку. Ездил на машине – обкатывал новинку. Неделю назад поменял Вектру на Вольво 850Т5. Машина радовала. Мощная, быстрая. Немного жестковата, но другой она быть не могла с такой динамикой – в спортивном режиме выстреливала за 7 секунд до сотни. Двадцать пять лет назад было круто. Тёмно синяя, натёртая воском, она выглядела красоткой.
     Я запарковал машину у подъезда. У детской площадки на лавочке сидела Лена. В мою сторону не посмотрела, словно не заметила. Я решился, подошёл, присел рядом.
     - Привет, Лена.
     - Здравствуйте, дядя Игорь, - деревянным голосом ответила она.
     - Зачем ты так. Я поговорить хотел, не против?
     - Ну, давай, говори.
     Я посмотрел на неё – ладная, высокая, стройная. Фигурка, от которой даже тибетские монахи зарыдают как дети. Огненные волосы, веснушки… Красивая …
     - Лена, я виноват, правда. Не думай, что мне безразличны твои …
     - Да брось, - она впервые взглянула на меня глубокими карими омутами. А глаза то у неё – глазищи! – Я не злюсь за то, что случилось. Правда, не злюсь. Я этого больше всего на свете хотела. Мечтала… Ты утром меня обидел, деньгами своими. Словно шлюхе  …
     - Прости, прости, прости …  -  Я взял её руки лодочкой и поцеловал нежные маленькие ладошки, она не отняла, только вздрогнула. - Я так ругал себя, честно. Похмелье жуткое было, неожиданно ты. Не понял тебя, не знал … Растерялся я. Хотелось, как то вину загладить… Мир? Ну, скажи, что мир.
     - Ладно, - она улыбнулась, глаза влажные. А улыбка то – солнышко встало. – Мир, дядя Игорь. Мир!
     - Да какой я тебе дядя, особенно теперь … Почему я?
     Она пожала плечами:
     - Почему нет? Да в тебя тут половина девчонок влюблены.
     Я удивлённо свистнул.
     - Преувеличиваешь процентов на двести, девушка! Да что такого в старом, седом мужчине, что бы нравится!
     - Какой ты старый, - она улыбнулась. – Скажешь тоже. Ты настоящий - красивый, высокий, подтянутый. Одет хорошо. А весёлый какой – всегда шутишь, здороваешься с пацанами. Нет огня – зажигалку подаришь, сигарет – пачку отдашь.
     - Нашла красавца…
     - Нашла, - она внимательно поглядела на меня. – Нашла, Игорь… Только не перебивай, хорошо? … Я давно уже … больше трёх лет. Ты только в сторону мою не смотрел никогда. Не замечал. Ты жену любишь – она и вправду, такая … вокруг никого не видишь. Я рядом с ней заморыш. И за это я ещё больше …
     - Но почему?!
     - Обычно не знают почему, за что, когда ... Я знаю. Помнишь, ты меня и маму с 8 Марта поздравил?
      Ничего не понимая, я смотрел на неё, не зная, что сказать.
     - Не помнишь. Ты подъехал тогда на своей красивой золотистой машине к дому…
     - Пассат, - машинально сказал я.
     - Может быть, я не разбираюсь в них. Подъехал и начал выгружать огромный букет роз и пакеты. Таких букетов я не видела никогда - охапка. Своих спешил поздравить. Мы с мамой на этой же лавочке сидели. Мама моя возьми, да и скажи громко: «Вот дочка, найдёшь мне зятя хорошего и нас в этот день поздравлять будут.» Ты услышал. Взял из машины два красивых букета, у тебя там много было, коробку финских конфет – я никогда не ела таких - Гейша. Очень дорого, а мы без отца живём, мама немного получает. Подошёл, поздравил, счастья пожелал, а меня потрепал по плечу и сказал: «С такой-то красавицей у вас принц зятем будет» Помнишь?
     -  Так это ты была? …
     - Я и была. Выросла просто. Ты убежал своих поздравлять, а мама сказала: «Счастливая Ольга, повезло». Вот с тех пор я и … Я люблю тебя, Игорь. Безответно, знаю. Тут уж ничего не поделаешь. А ты себя не казни – не ты, так другой, не вчера, так завтра. Я хотела, что бы это был ты.
     Взрослая, совсем взрослая девочка. Такая открытая … Чем тут поможешь?
     Она тряхнула головой, словно отгоняя мысли и продолжила:
     - А ты сильный, не ожидала даже. Надо же, на четвёртый этаж меня на руках нёс.
     - Что, правда? – я ошарашено смотрел на неё.
     - Правда, почти. До третьего донёс. Соседка с третьего нас увидела. Она и доложила, наверное … Сильный. И ласковый. Я не думала даже. Что пьяный - видела, мне показалось не слишком. Разговаривал нормально… Но какой же ты ласковый. Даже не знала, что столько тепла можешь дать. Когда ты … я словно таяла, не почувствовала даже…
     - Так, Лена, давай закроем тему, - попросил я, краснея.
     - Давай, - покорно ответила она.
     - Теперь вот что, ты можешь просто быть моим другом? Согласна дружить?
     - Да я … конечно, зачем спрашивать.
     - Других отношений у нас не будет. А вот друзья делают друг другу подарки.
     - Игорь, не надо…
     - Не обижай меня. Поехали.
     - Куда?
     - Из Золушки принцессу делать.
     - Куда?!
     - К твоей тёзке. Поехали.

     Я повёз её в магазин «У Лены». Там мы выбрали несколько платьев, свитера, джинсы, обувь, какие-то кофточки, блузки, бельё. Она, не противясь, примеряла одежду – на её фигурке всё сидело на пять. Потом она осторожно тронула меня за руку: «Игорь, а вон ту косуху можно? Я так мечтала!» … Косуху она так и не сняла, ехала в ней, оглаживая тонкую кожу и улыбаясь.
     С кучей пакетов я отвёз её домой, помог поднять обновки до квартиры. Поцеловал в щёку, - «Иди. И давай без реверансов.»  Она кивнула, прошептала, - «Спасибо» и убежала.
    Вечером я рассказал Ляле о своём поступке и беседе. Она задумчиво посмотрела на меня, кивнула, - «Молодец». И больше не вспоминала этот случай.

      Мы ещё часто встречались с Леной во дворе, здоровались, иногда трепались не о чём, никогда не касаясь той темы.
     Через два года Лена бросит институт, выйдет замуж за итальянца и он увезёт её в Милан. Больше мы не встретимся.

     Жизнь никогда не стоит на месте. С нами или без нас, она продолжает свой упрямый бег, не замирая, не давая нам времени нажать на паузу, постоять и подумать.

     С Лялькой у нас было сложно. Иногда казалось, старые отношения вернулись и всё выровнялось. Но через день тепло вымораживалось, и наступал ледниковый период. Я понимал, Ляля не умеет притворяться, она не пытается наказать меня – она просто естественна, как сама природа.
    
     На Новый год Ленку увезли за город, мы остались одни. Ехать и встречать с родителями не захотели – отговорился делами. Телефон я отключил – гори оно ясно. 
     Лялька накрыла шикарный стол, готовила сама. Всегда с фантазией. Моей плебейской сущности достаточно было бы оливье, огурчиков и селёдочки под шубой, но она наделала всяких модных салатов. Запекла мясо в фольге. Достали холодную водку, Ляле её любимый «Ирландский крем», шампанское она не пила. Сели. Уютно…   Неожиданно меня захлестнула такая теплота и нежность – дыхание перехватило. Она словно почувствовала. Улыбнулась: «Ну что, родной, будем встречать Новый год?»
     Мы сидели вдвоём, хорошо сидели. Как раньше болтали, смеялись, пили-ели и снова болтали. Тихо бормотал новогодним огоньком телевизор. Я его выключил. Поставил Криса Айзека.  Зазвучала «Грязная игра» - наша песня. Пригласил на танец. Она охотно поднялась. Мы начали танцевать и мир, словно закружился вокруг нас. Ведь с самого лета я не обнимал её, не целовал…
     Волшебный Новый год …
    
     Никогда у нас не было такой близости. Даже в первый год. Мы не могли насытиться друг другом, отрываясь от любви только для того, что бы немного поесть, попить и сбегать под душ. Засыпали, любя, а проснувшись, начинали сызнова.
     Лялька, даже до свадьбы была подкована теорией – увлечение Востоком сказывалось. Теперь она стала неуёмной, ненасытной, способной разжечь желание даже у телеграфного столба.
     Через два дня мы вышли на воздух. Стоял чудный зимний день, январь порадовал пушистым снегом и тишиной. У нас дрожали ноги, тело не слушалось. Мы бездумно смеялись над ерундой и шли по улице, держась за руки.
     Через час вернулись домой. Позвонили Ленке, узнали как у них. Выпили горячего чая, глянули друг на друга и марафон продолжился ещё на день. Больше мы уже не выдержали. А ещё через день Ленка вернулась домой. Праздник кончился.

     Я надеялся, после такого Нового года отношения наладятся. Но очень скоро Ляля замкнулась. Снежная королева вернулась.

     Иногда, мы ещё быстро, словно украдкой, любили друг друга ночами, но это был жалкий эрзац, за который утром становилось стыдно. Такие мгновения случались всё реже и реже. Раз в неделю. Потом в месяц, потом в два… Мы ещё спали в одной постели, но каждый уже жил своей жизнью. Разлом в отношениях продолжался, а навстречу любимому мы не шли.

     У меня появились женщины в поездках. Знакомство начиналось ещё в самолёте – два-три  обещающих взгляда достаточно. Туристы на этих рейсах не летают.
     Это были особые женщины – сильные, властные, деловые, ухоженные. Знающие, чего они хотят от жизни и как это взять. У каждой было своё дело, каждая ехала в поездку решать вопросы по бизнесу. У большинства дома были дети, мужья. Встречались и незамужние. Иногда они открыто звали за собой - один раз, не уговаривая, не обижаясь отказу.  Всё честно.
     Им нужно было выплеснуть накопившееся – посидеть спокойно в ресторане, потанцевать,  поговорить откровенно обо всём, о всех проблемах не стесняясь и не скрывая истинные мотивы поступков. Выслушать совет и дать совет мне. По любым вопросам. Словно на исповеди – с чужим гораздо легче. И закончить вечер в чужом номере, чтобы в любой момент можно было встать с постели и уйти. Им нужно было снять напряжение от этой суматошной жизни, пожирающей саму жизнь. Никакой привязанности, обязательств. Никаких телефонов, встреч в будущем. Никаких чувств – только механика. Но мы были нужны друг другу и нас такие отношения устраивали.
     Часто видел, как такую боярыню в Пулково встречал муж с цветами, она ласково целовала его и они шли к машине, обнявшись. Я свою машину оставлял на стоянке аэропорта. Раньше Ляля всегда встречала меня, но это было раньше …

     В конце зимы Сашка ушёл от Марины. Ещё перед новым годом я отвозил её с ребёнком во Всеволожск в их большой новый дом на холме. Девочка у них часто болела, слабенькая. Марина всю дорогу молчала, кутаясь в свою тёмную лису, хотя в машине было жарко,  хмурилась мыслям. Когда довёз её, сказала:
     – Спасибо, Игорь… Ты можешь ответить, только честно – он её любит? Если не можешь, лучше молчи.
     Я знал, что у них последнее время нелады в отношениях, но в чужую жизнь не лез.
     - Мариша, я вижу, кошка чёрная между вами пробежала. Но я Сашу не расспрашивал, неудобно лезть в чужую жизнь. А он не рассказывал.
     - Не рассказывал… - задумчиво протянула она. – Вот и мне… Ладно, извини. Спасибо ещё раз. С наступающим.
     Она вышла, помогла выйти дочке. Я донёс пакеты с продуктами и сумку. Дом занесённый стоял. Дорожки под снегом.
     - Помочь почистить?
     - Сам почистит, - сказала Марина с каким то ожесточением. - Его дом.
     Марину я видел ещё раз, когда заехал за Сашей к ним на квартиру. Они купили хорошую новую трёшку в кирпичном доме, и недавно закончили отделочный ремонт. Саша собирался, она вышла, поздоровалась. Он оделся и не прощаясь пошел к двери. Я кивнул Марине и пошёл следом.
     - Поссорились? – спросил я на лестнице.
     - Расстались, - ответил он.
     - А что так?
     - Так получилось…
      Они прожили всего четыре года.

     Уже позже я узнал его историю. В одной из поездок он встретил совсем юную барышню, межу ними завязался роман. У неё был маленький магазин, за товаром она ездила сама. Поездки подгоняли так, что бы встречаться в Китае. Барышня оказалась любовницей крупного авторитета из Екатеринбурга. Тот всё узнал.
     В Питер оттуда приехала братва и Саше выставили счёт. Сумма огромная. Сашка обратился к своим. Начались тёрки, стрелки… Под итог, наши сказали: «Сашок, ты был не прав. Чужое у братьев трогать грешно. Не по понятиям. Плати … »
 
      Барышню Сашину привезли в Питер - живую, здоровую и сказали: «Теперь твоя, пользуйся.» Без денег, с одной сумкой вещей и паспортом. Он снял ей квартиру. Позже переехал туда. Мы продолжали общаться.
     Я видел Дашу пару раз. Прямая противоположность Марине. Высокая, приятной полноты с хорошей фигурой. Волосы цвета спелой пшеницы, большие голубые глаза, черты лица правильные, не мелкие, губы пухлые… Словно сошедшая со страниц мужского журнала – девушек много и никто не запоминается. Такая … стандартная красавица.  Мысли в её голове чувствовали себя свободно. Настоящий стереотип блондинки, да простят меня женщины с золотыми волосами.
     Я встречал совсем других блондинок, умных, острых, приятных собеседниц, на внешность которых уже после пяти минут разговора не обращаешь внимания.
     А Марина была среднего роста, худенькая жгучая брюнетка – волосы длинные, волнистые, всегда распущены или забраны в хвост. Глаза почти чёрные, черты лица заострённые, хищные. Похожа на красивую ведьму.
    
     Сумму удалось демпинговать на треть, но итог плачевный. Саше пришлось продать свою долю в деле. Я выкупить не мог, таких денег не было. Вынуть из оборота – погубить предприятие. У меня появился новый напарник – Андрей.

     Андрей – однокашник Саши. Совсем другой. Очень жёсткий, алчный, но честный. Всегда всё копейка в копейку. Всегда проверял счета, документы, не прощал промахи сотрудников – штрафовал люто. Свои деньги заработал, торгуя мясом из Белоруссии. По четыре фуры в неделю продолжали приходить ему исправно, на всех оптовых рынках продуктов стояли точки – дело у него было отлажено хорошо.
     Несколько человек уволились. На их место пришли другие. У меня не было к нему никакой симпатии, чисто деловые отношения. Я продолжал делать закупки и ездить, ездить, ездить, только и успевая менять загранпаспорта, где уже не было страниц, что бы поставить штамп.
     Саша не расстался с фирмой совсем. Он продолжал кататься в Китай, но превратился просто в поставщика за процент от закупки. У него ещё оставалось пять-шесть своих точек у метро, торгующих ширпотребом.
      Жизнь катилась по старым рельсам.
      А потом Ляля заболела.

     Болезнь никогда не ждут. Её не зовут. О ней не думают. Она всегда как снег на голову.

     Лялька стала слабеть. Поменялся цвет лица, волосы – густые, блестящие, шёлковые - стали блёклыми. Быстро уставала. Она не жаловалась, не скулила. На вопросы отшучивалась, отмахивалась и как всегда – «Всё будет хорошо». А становилось всё хуже. Потом, поднимаясь домой по лестнице, потеряла сознание.
     В клинике, где её обследовали, нашли опухоль. Предложили два варианта: операция, которая сделает её бесплодной, но поможет с вероятностью процентов восемьдесят или лечение кучей новых препаратов, которые, возможно, решат вопрос безоперабельно. Она, конечно, выбрала второй. У неё был очень низкий гемоглобин, который никак не могли поднять. Доктора нервничали. Настаивали на операции. Лялька всё терпела – и процедуры, и клиники, и кучу препаратов, которые в неё запихивали горстями. Скоро она почти не вставала, стала совсем замкнутая, молчаливая, сильно похудела. Она и без того не отличалась полнотой – 58 килограмм не много для её 168 сантиметров роста. А сейчас напоминала ребёнка.
      Как то ночью не могли уснуть. Лежали молча. Вдруг она сказала:
     - Ты, Игорь, смотри, Ленку не обижай, если что. Не вздумай привести ей злую мачеху. Потерпи, пока не вырастет.
       Меня окатило холодом.
     - Лялька, ты что себя хоронишь? Мне никто кроме тебя не нужен, глупая. Да ещё меня сто раз переживёшь. Давай ложиться на операцию, а? Ты ведь обещала, всё хорошо будет.
     - Я уже тебя пережила, - бесцветно прошептала Ляля. – Второй раз не хочу.
     Она отвернулась к стене и замолчала. А я лежал и думал – за что ей это? …
     На следующий день она сказала:
     - Договаривайся с хирургом. Не хочу Ленку сиротой оставить.

     Операция прошла успешно. Ляля начала поправляться, набирать вес. Медленно к ней возвращалась жизнь. Занялась домом. Начала улыбаться шуткам. Ленка рассказывала ей о школьных событиях – она слушала с интересом. Болтала с ней на английском, читала, с аппетитом ела вкусности. Больше всего любила гранаты и грейпфруты. 
     Ляля вернулась.

     С неумолимостью астероида приближался 1998 год.
     Нам оставалось ещё три года вместе. Три года. Это так мало, когда люди счастливы и так много, когда они расстаются.

     После выздоровления, Ляля изменилась. Стала мягче, приветливей. Иногда искренне интересовалась делами, справлялась о Саше и жалела его и Марину. «Какие дурашки. Не уберегли…» - и, не договорив, замолкала.
     Мне казалось, что есть шанс. Рано нас ещё хоронить. Ведь нам всегда было так хорошо рядом, даже когда холод, даже когда молчим. Я не представлял себе жизнь, в которой её не будет. Да и зачем мне такая жизнь? Она уже давно стала частью меня. Была моим ангелом, как бы пафосно это не звучало. Если бы я только видел, что нужен ей. Если бы не те слова – «Давно похоронила», - они так и звучали, причиняя неожиданную боль. Похоронила … в сердце похоронила, хотела она сказать. Да, похороны были пышными …

     Недели через три, после её выписки, когда Ленка была в школе, у нас состоялся такой разговор на кухне.
     - Игорь, есть время поговорить?
     Я удивился. Мы сидели рядом, и она не задавала прежде таких вопросов.
     - Конечно, Ляля, говори.
     - Сколько у нас денег?
     - Да я не знаю, лежат в ящике, посчитай. А сколько надо то?
     - Ты меня не понял. Сколько у нас всёх денег, всех, что есть?
     Я вопросительно смотрел на неё, так и не понимая сути вопроса.
     - Ляля, ну, прилично у нас денег. В банке личка есть. В обороте много, даже за вычетом кредитов, сумма большая. Но они в деле, это инструмент, как машина для таксиста, трогать нельзя.
     - А если продать? Продать долю, как это сделал Саша? Андрей же предлагал выкупить и твою, что бы полностью стать хозяином.
     Я хмыкнул:
     - Предлагал, да … На тридцать процентов дешевле, чем она стоит. А с Сашки вообще почти половину снял, когда тому срочно понадобилось.
     - Ты сам говорил – закон рынка. Невозможно продать бизнес за истинную цену. Всегда дешевле. Если с Андреем поторговаться, он даст цену выше. Первое предложение всегда меньше. Но, сколько там всего? Миллион? Два? Пять? Ты ведь не говоришь никогда.
     - Не пять, конечно, ты хватила …  За вычетом кредитов, амортизации, неликвида, того - сего … я думаю … полтора моих можно получить. А зачем тебе, Ляля? Зачем тебе такие деньги понадобились? И как мы жить будем? Чем?  …
     - Мы будем просто жить, - тихо сказала Ляля. – Просто жить, понимаешь? У тебя честные деньги, ты десять лет занимался делом, начал с малого. Ты их не украл. Никого не обидел. Они чистые. Мы будем просто жить, мы – жить, понимаешь?
     Она твердила и твердила эти слова, а я ещё не мог понять, чего же она хочет.
     - Да где жить, Ляля? Разве тебе сейчас плохо?
     - Много хороших мест на Земле. Где угодно, только не тут. Я больше не могу так. Не могу. Поездки, бандиты, проблемы, а потом опять поездки и проблемы … и этот запах, запах их духов от тебя … Я устала бояться ... Ты совсем чужим стал. Совсем. У тебя наверняка есть … Ты молодой, понимаю. И я молода, так не могу больше. Давай уедем – ты, я, Ленка. Нам хватит на нормальную скромную жизнь, где будем только мы. Давай, а? Ещё не поздно …
      Она замолчала, опустив голову, беззвучно шевеля губами и покачиваясь. Я сидел, ошарашено глядя на её рыжую макушку, такую родную, зацелованную мной много раз. Осторожно взял её за руку. Она не отняла.
     - Ляль, уж больно крутой поворот ты заложила. Нужно подумать, обсудить всё. Осознать, наконец. Так неожиданно … и отношения у нас … думал, ты уйти хочешь. А как же – похоронила?
     Она слабо улыбнулась, подняв голову. Во влажных, потемневших глазах появилась какая-то надежда.
     - Услышал, значит, … переживал, да? … А ты не понял? Я тогда думала - всё, не выкарабкаюсь. Хотела, чтобы тебе легче было, чтобы не страдал, когда я … - она замолчала и опять опустила глаза.
     Горло сжало. Я тоже помолчал, пытаясь переварить сказанное.
     - Ляль, ты же знаешь, я много раз говорил – не могу я там, муторно, тоскливо. Чужое всё. Я – русский, до донышка. В самолет сажусь лететь и уже по дому скучаю. Сколько я там лет прожил, если сложить всё вместе. Не могу привыкнуть.
     Она пожала плечами:
     - Ладно, можно тут жить. За городом … в городе, где хочешь. Просто жить.
     - И что я делать буду? В 37 лет на пенсию? Да я сопьюсь, или растолстею как боров. Мужчине дело нужно.
     - Можешь книги писать. Ты уже сто лет не писал, забыл, как это делается. Зря, что ли, у Стругацкого на семинарах учился? … В тренажёрный зал ходить. … Купи гараж побольше, инструмент любой, да лохматку раритетную – восстанавливай - ты же любишь руками работать, умеешь … На Байкал съездим, Тибет, Перу. Ты даже в Лондоне не был …  да мало ли.
      Она перечисляла все мои мечты, о которых я рассказывал ей: «Вот завяжу с делами и…»
     Я тоже опустил голову.
     - А я-то тебе нужен? Ты всегда Ленкой занята, меня к ней не подпускала все годы, ревновала. На меня смотришь насквозь, как на мебель.
     - Был бы не нужен, не затевала бы разговор. А Ленка … ты прав, конечно, прав. Я слишком погружена в неё, ограждаю от всего, но … переломить не могу. Себя переломить. Это выше чем я. Но Ленка вырастет совсем скоро. Упрямая она, опеки не потерпит.
      Она встала, подошла к плите, поставила чайник. Посмотрела на меня с неожиданной нежностью:
     - Ты иголочка, я ниточка, куда ты, туда и я. Я говорила раньше, что никогда тебя не оставлю?.. Не важно, сколько у тебя есть, а чего нет. Даже если всё потеряешь, останусь я. Даже если пить начнёшь, я не брошу, буду терпеть, помогать справиться. Главное, что бы ты собой оставался. Собой, тем за кого замуж шла,  а не пришельцем с планеты Деньги ... Ну не могу я поменяться, Игорь. Ты самый близкий мне человек, но заставить себя притворяться не могу. Мне нужно всю природу мою изменить, это уже не я буду, понимаешь!? Любовь - это чистая нота. Её берут только на настроенном инструменте. Мне кажется, если мы изменим саму жизнь, сможем измениться сами, вернуться … Ты подумаешь?
     - Подумаю, - ответил я. – Обещаю, подумаю.

     1997 год был на редкость удачным. У людей начали появляться деньги. Бизнес рос. Больше стало рабочих мест. Мы подняли зарплату на 100 долларов всем работникам. После двухсот это было прилично. Товар просто улетал – люди ремонтировали квартиры, строились.
     Продали почти весь неликвид – с хорошей скидкой конечно, но продали. Качество самого товара тоже выросло. Турция подтянулась. Китай начал делать вполне приличные вещи. В общем, думать было некогда. Я закрутился. Товар стал через раз заказывать по телефону, везде не поспевал. Андрей сразу напыжился:
     - Игорь, мне это не нравится.
     - Что именно?
     - То, что ты не едешь сам, а делаешь заказы дистанционно.
     - Чего-то не хватает? Я срываю поставки заказчикам? В чём дело, Андрей?
     - Цены могут быть ниже, чем мы покупаем. Мы теряем деньги.
     - Людям нужно доверять. Я выгодный покупатель, второго такого у них нет – фирма маленькая.  Скидки для нас максимальные. Они торгуют честно.
     - Я недоволен.
     - Значит, придётся, Андрюша, жить недовольным. Я не двужильный. Семьи не вижу практически – на фиг такая жизнь.
     - У меня пятьдесят процентов …
     - И у меня пятьдесят, - перебил я его. - Слово против слова. Мы с Саней специально так решили, когда открывались.
     - Я могу вложить больше.
     - С моего согласия, Андрей, только с моего согласия. Устав предприятия почитай.
     Желваки у него от злости ходили, но сделать он ничего не мог.
     - Слушай, а хочешь долю мою выкупить? – неожиданно спросил я. -  Дело на подъёме, прибыль лопатой. Удачная сделка может выгореть.
     Он сел на стул и внимательно на меня уставился.
     - Ты что-то знаешь?
     - О чём?
     - Ну, мало ли … Ты, Игорь, не похож на человека, совершающего необдуманные поступки (знал бы он меня!). Эта контора – все, что у тебя есть. Ты её 10 лет создавал. Раз продаёшь, значит это тебе выгодно, а мне, соответственно, нет.
     Я пожал плечами.
     - Чем может быть не выгодно купить преуспевающее дело за свою цену? Может я тему лучше нашёл? Или надоело всё? Не подумал о таком?
     - Лучше темы сейчас в городе нет, я не мальчик, в курсе. Лучше только криминал, с этим ты никогда не свяжешься. А вот – надоело … - Андрей посмотрел на меня с сомнением. – Как может надоесть зарабатывать? Чем жить будешь?
     - На заработанное раньше. Ты подумай, предложение толковое. Но сразу оговорюсь – скидок не будет. Заплатишь полную цену.
     - Так не бывает.
     - Бывает! – я поднялся и начал одеваться. Ладно, Андрюха, давай краба. Мне ещё собраться нужно. Завтра ехать. Думай!

     Домой катил в приподнятом настроении. Уже видел, как Ляля обрадуется известию о возможной продаже, как зажгутся весёлые звёздочки в её глазах…
     Дома ждала записка: «Уехали с Ленкой в Гатчину. Поешь, обед на плите»  …   Я забыл, что обещал их отвезти туда. Закрутился и забыл.
     Достал из кармана мобильник – непринятый вызов - «Ляля». Как же я не слышал? А-а-а … музыка слишком громко играла в машине. Набрал - длинные гудки. Не отвечает, обиделась. Ещё и навоображала бог весть что.
     Обедать не стал. Цветы, конфеты, десертный Мускат – всего 40 километров. Успею съездить и вернуться, ехать только завтра к вечеру. Можно и заночевать за городом.
     В 90-е пробок таких ещё не было. Через 35 минут я уже подъезжал к ставшему таким близким дому. Вспомнилось, как мы с Лялей счастливо тут проводили время.
     Два года назад Лялина бабушка умерла. Замечательный человек. Дом оставила ей.

     У дома стояла новенькая Ауди тестя. Поднялся хорошо Ефимович, молодец – огромная сталинка у Парка Победы; выдолбил, вылизал, обставил, в Сочи квартира, магазин свой …  Долго не мог найти нормальной работы после распада страны.  Предприятия закрывались одно за другим. Потом друзья познакомили с мэром города, тесть окончил дополнительные курсы для руководителей и тот взял его замом министра по хозяйственной части. Вообще тесть мировой мужик, деловой, не то, что дракон в юбке. Никогда не скандалил, не вмешивался в нашу жизнь и очень любил дочку и внучку. Но если тесть тут, то и рептилия где то неподалёку. А-а, вот и она ...
     - Добрый день, Нонна Александровна!
     - Здравствуй, Игорь.
     - А девочки мои далеко? - спрашивая, я открывал ворота, что бы загнать машину в просторный двор.
     Тёща наблюдала, поджав губы. Услышав вопрос, фыркнула и счастливо доложила:
     - А их нет. Заезжал Сергей, у него было поручение ко мне от его мамы. Они попили все вместе чаю, а потом он повёз их гулять в парк. К вечеру обещали быть. Такой замечательный мальчик! Так хорошо воспитан …
     - Мальчик, - усмехнулся я. - Тридцать три года, а всё мальчик. Пора бы повзрослеть, делом заняться. Болтается у родителей на шее, как хомут  … Так они в парке гуляют?
     Услышав мои слова, тёща покраснела.
     - Какой ты все-таки грубый … Я не знаю. Может в парке, а может ещё куда поехали, – многозначительно добавила она. - Я тут, а они там.
     Эх, молодец, тёща! Какая стойкость! Пятнадцать лет не оставляет попытки. Надо же. А дочь свою не знает совсем. Ляля просто физически не способна на предательство, измену. Чтобы допустить близость, она должна любить. А если она полюбит другого, то молчать не станет, я узнаю об этом первым. Часто удивлялся, как у такой мамы и вышла такая дочка. Но это всё лирика, а вот где Лялю искать? Ладно, подожду, пойду пока с тестем поздороваюсь.
     Я поставил машину, закрыл ворота и прошёл в дом.
     С тестем мы нормально ладили. Поздоровались, он пригласил обедать – они только что поели. Я отказался. Налил себе чая, взял ванильный сухарь. Покалякали, обсудили машины – Ефимович был автомобилист бывалый и с машинами всегда обращался бережно, любил их. В этом мы были схожи.
     Через час послышался шум подуставшего жигулёвского движка. Приехала Ляля. Удивлённо обходя Вольво, она шла через двор к крыльцу. Я вышел с букетом встретить её. Подбежала Ленка:
     - Пап, привет! Ты откуда?
     - Привет, родная. Соскучился по тебе. Там в доме конфеты – твои любимые.
     - Гейша?!
     - Угадала. Иди, чайник ставь, будем пить чай.
     Подошла Ляля.
 Отдал цветы, поцеловал в щёчку. В глазах увидел вопрос и затаённую радость.
     - Какими судьбами? Не ждала тебя сегодня. Тебе же в поездку?
     - Завтра. Ехать завтра, а сегодня хотелось тебя увидеть.

     Сергей, стоявший в стороне, с завистью наблюдал за происходящим. Вот же «тайный воздыхатель», сколько лет за Лялькой таскается. Помну когда нибудь, точно. Я помахал ему рукой.
     - А с чего вдруг такие желания? Ты прекрасно обходишься без моего общества, - в Ляльке всё ещё говорила обида.
     - Ляль, ну прости. Закрутился, «У Петровича» задержали – магазин строительный на Салова, помнишь? Телефон в машине оставил, а увидел звонок, перезвонил – ты не отвечаешь. Ты же знаешь, перед поездкой суматошный день. Совсем из головы вылетело, что вас обещал отвезти. Взяла бы такси …
     - Я и взяла. Я вообще больше езжу на такси, чем с мужем. А телефон не взяла, не ждала звонков.
      Ой, обиделась … сильно …
     - Я предлагал, давай купим тебе …
     - Нет-нет, Игорь, я не хочу свою машину. Мы же это обсуждали. А всё-таки, зачем приехал?
     - Соскучился.
     - Да ладно. Я тебя будто не знаю. Ты день расписываешь по минутам, а тут такая роскошь.
     - Повод есть. Я и вина привёз, Мускат – твоё любимое.
     Лялька вопросительно смотрела на меня.
     Я выдержал драматическую паузу.
     - Говорил сегодня с Андреем о продаже моей доли … - договорить мне не дали. Вот это эффект! Лялька с визгом повисла на моей шее, обнимая и смеясь одновременно.
      - Милый, милый! Я не верила, что ты продашь! Не верила! – громко шептала она мне прямо в ухо и целуя. -  Ты обещал подумать, столько времени прошло, год почти – молчишь. Думала всё уже, всё бесполезно …  думала, совсем потеряла … Хороший мой, какой же ты хороший!
      - Погоди, Ляля, - я  улыбаясь пытался вернуть её с небес на землю. -Эта сделка в зачаточном состоянии. Я лишь предложил купить, он думает.
      - Он купит, вот увидишь, купит. Ты сам говорил, дела как некогда хороши.
     - Ну, а пока он думает. Я попросил полную стоимость моей доли по балансу.
     Лялька отстранилась:
     - Ты, что? Ты уже сказал ему? Твёрдо? Ведь ты … ты не отступишь, знаю …  Он никогда не заплатит столько!
     - Почему?
     - Не заплатит, не заплатит, - расстроено качала она головой. – Он очень жадный. Ему обязательно нужен дисконт.
     - Вот, потому что жадный, потому и заплатит. Каждый день стоимость предприятия сейчас растёт. Не купит сегодня, завтра придётся платить больше.
     - Не заплатит, - вздохнула Ляля. – А ты не уступишь …
     В окно высунулась Лена:
     - Эй, родители, давайте за стол. Чай готов!
      За воротами завелась девятка. Сергей уехал.
     - Не заплатит …

    Ночью мы лежали в нашей спальне на втором этаже - уставшие, мокрые, полностью вымотанные и насытившиеся друг другом. Стояла оглушающая тишина, в городе не бывает такой. Где-то вдалеке раздался гудок поезда. Ляля тихо водила пальцами по моему лицу.
     - Ты мой?
     - Твой.
     - Навсегда?
     - Навсегда.
     - Совсем-совсем навсегда?
     - Совсем-совсем навсегда.
     - Скажи мне.
     - Я люблю тебя.
     - Ещё.
     - Я люблю тебя.
     - Ещё.
     - Люблю.
     - Мой … - вздохнула она счастливо. - Мой …

     Утром тёща ходила мрачная и молчала, тесть посмеивался и подшучивал, а Ленка смотрела на нас и улыбалась.

     Ляля поехала меня провожать. Как раньше. Мы долго стояли у входа на таможенный терминал, расставаться не хотелось. Было чувство, что мы вернулись на 15 лет назад. Лялька прислонилась к моей груди тёплой щекой  и что-то напевала тихонько, словно баюкала.

     Как мало нужно человеку для счастья - как это много, когда его нет.


                Часть 2



 

                «Я к Вам с контрактом об отправке груза,
                но взгляд Ваш ошалел в разрезе блузы.»
                (Галина Беспалова)

     - Игорь, здравствуй! – рядом со стойкой погранконтроля стояла роскошная брюнетка, лет тридцати пяти и широко мне улыбалась. Я знал, что она на десять лет старше.
     - Привет, Людмила! Рад тебя видеть. Как бизнес?
     - А-а… Разве это бизнес, так, слёзы капали, - хитро прищурилась она. – А твои дела, слышала, в гору ползут?
     - Так мы ж не жадные. У нас всё дёшево.
     - Знаю, знаю, цены демпинговые. Людям работать не даёте, рынок ломаете.
     - Да брось, Люда, с нашим оборотом - не смеши.  Капля в море, у нас малый бизнес, мы бедные, - я продолжал улыбаться.
     - Удачливый ты, чёрт! – сказала Людмила, меняя тему. – Как завтра, отдохнём после дел праведных?
     Она была очень приятной собеседницей и знала всё про всех.
     - Я не против Люда, но … только поужинать.
     - Что так? – насмешливо спросила она. – Приболел?
     - Я бы сказал – выздоравливаю.
     - Да ладно, ладно, шучу. Видела я тебя с твоей мадам - счастливые и грустные – расставаться не хотели? Аж завидки взяли. Роскошная она у тебя девонька, чистая! Ты такой не заслужил. Рада за тебя, правда! – она тепло улыбнулась.
     - Ты в Риксос Пера?
     - Так же как и ты.
     - Едим?
     - Ну, если я интереснее ничего не найду, - протянула Людмила. – В семь, как обычно?
     - Давай в семь …

    Людмилу я знал давно. Лет десять. Ещё со времён начала кооперативного бума в СССР, когда власти приоткрыли поддувало в конце 80-х. Мой кооператив был двенадцатым в районе, её – десятым. И она сидела тогда на собраниях кооператоров с Лялькой, хорошо знала её и они вместе пили кофе в кафешке. У меня была тогда студия звукозаписи, у неё - ателье верхней одежды для женщин. В маленьком помещении на старых швейных машинах её ателье создавало для питерских модниц настоящие чудеса.
     Челночный бизнес Люда не пропустила, влилась в него первой волной. Начальный капитал зарабатывала так же как я.
     А на сегодняшний день половина бутиков и торговых галерей Санкт Петербурга торговала Карденом, Дольче Габбана и Версачи, пошитыми по её заказам и лекалам на очень хорошей швейной фабрике Стамбула. Платила она щедро, но качество требовала безукоризненное. Сама выбирала коллекции, ткани, летала в Париж за образцами, требовала идентичности вплоть до нитки. Цены на её товар были заоблачными по сравнению с дешёвыми подделками, но определить подлинность мог разве что отличный эксперт. Чутьё на модели её не подводило.
     С мужем ей не повезло и где то по дороге, в начале 90-х, он отсох. Знаю только, что он сильно пил, пытался тянуть из Людмилы деньги, шантажируя ребёнком, но крепкие ребята с бритыми затылками раз и навсегда избавили его от этой привычки.

     На следующий день в семь вечера мы встретились внизу в холле.
     - Покатим на набережную в рыбный или тут едим? – спросил я.
     - Давай тут, только наверх поехали, там вид из окна красивее. В отеле было три ресторана.
     Выглядела она, как всегда, очень элегантно. Безупречную шею украшала нитка жемчуга. Жемчужные гвоздики матово светились в каждом ушке. Тонкое колечко с одним камешком молниями поблёскивало на пальце. Больше никаких украшений не было. Облегающее, тёмно синее, простое платье, прикрывало середину колена. На ногах белые шпильки. На плече маленькая белая сумочка.
     - Шикарно выглядишь, Люда!
     - У меня есть шанс? – шутливо спросила она.
     - Был бы холост, не отходя руки просил бы, - отшутился я.
     - Да за тебя я бы в жизни не пошла!
     - А что так?
     - Две росомахи в одной клетке не живут. Мне и одной уютно.
     - Ладно, росомаха, пошли питаться.
     За ужином для разминки поболтали о пустяках. Людмила пожаловалась на сына – не хочет учиться, олух, девушку завёл, пропадает ночами.
      Она родила ближе к тридцати, в сыне души не чаяла.
     - Да ерунда это, Люда. Все молодыми были. Погуляет и вернётся в ум, если твой стержень есть.
     - То-то и оно, что есть. Упрямый…
     - У меня тоже невеста подрастает. Тоже упрямая.
     - Ей двенадцать, если не путаю?
     Я не переставал восхищаться этой женщиной. Любая информация, полученная извне, хранилась в этой милой головке, как на винчестере компьютера.
     - Двенадцать.
     - Сложный возраст, - сочувственно сказала Людмила. – Особенно у девочек. Глаз да глаз.
     - Лялька с неё глаз и не спускает.
     - Да знаю, твоя красавица за дочь глаза выцарапает. Но опека бывает назойливой. Чем крепче клетка, тем сильнее хочется из неё улететь.
     Я промолчал. Соглашаясь с Людмилой в душе, я знал, что изменить ничего не могу.
     - Ты, слышала, дело продаёшь? – неожиданно спросила она.
     Я растерянно смотрел на неё. Сразила наповал.
     - Люда, но - откуда?!
     - У меня свои источники, - скромно сказала она. – Так отдаёшь или как?
     - Пока «или как». Закинул удочку Андрею, хочу посмотреть реакцию. Но всё-таки, скажи, откуда знаешь? У меня с ним лишь предварительный разговор на пять минут без свидетелей, а через два дня это уже всему Питеру известно?
     - Положим, не всему … Андрей твой, тоже удочку закинул двум сотоварищам своим, предложил войти в дело из двадцати четырёх процентов каждому. И цену заломил – космос. Если это не его доля, а он свою не продаёт, значит твоя.
     - И сколько он с них хочет, если не секрет?
     - О! – Людмила вытянула указательный палец вверх, - С каждого!
     - Да он с ума сошёл! Вся моя доля намного меньше.
     - Угу, - согласно кивнула она. – Меньше. Вот эти бойцы и заглянули на огонёк, посоветоваться …
     - … с умной женщиной, - закончил я за неё.
     - Ещё позавчера. Я обещала навести справки и через недельку они подъедут. Ты понимаешь, не просто так.
      Значит, Андрей сразу после разговора начал суетиться.
     - Понимаю… Спасибо, Люда. Такая правда дорогого стоит.
     - А-а-а, - махнула она рукой. – С тебя только ужин.
     - Само собой. Если чем помочь могу…
     - Чем ты мне помочь можешь, Гарик? – она улыбнулась устало. – Люблю я тебя, мальчишку дрянного. Как друга, конечно, не бойся. У Ольги отбивать не стану – знаю, не получится. Давай, за любовь!
     Людмила подняла бокал с рубиновым вином и отпила пару глотков.
     - И за тебя!
     Людмила чуть приподняла руку:
     Сомелье! – тут же у столика появился солидный турок в отглаженном чёрном костюме и белоснежной сорочке. - Карту вин, пожалуйста. Т-а-к, что там у нас вкусненького? … - она хитро посмотрела на меня,  - Сегодня мужчина платит … Не бойся, не разорю.
     Я опустил голову и улыбнулся.
     Вечер продолжался. Люда смаковала своё Шато Лафит 90 года, я заказал соточку коньяка в широком бокале. Мы получали удовольствие, общаясь. Пару раз выходили танцевать – моя партнёрша явно привлекала внимание. От неё пахло тонким дорогим жасмином – её любимый запах.
     Говорили об общих знакомых, о делах. Жаловались на аппетиты чиновников. Снова о детях и опять, о делах.
     Я всё рассказал о Лялькиной просьбе, предыстории, сомнениях и причинах продажи компании. Она внимательно выслушала. Поводила пальцем по бокалу, подняла на меня серьёзные карие глаза:
    - А ты пожалуй прав, Гарик. Прав … Ты ведь её любишь, по-настоящему. Она – всё, что для тебя важно. Жаль, не всегда об этом помнишь … Не контора твоя, нет … Бизнес, это удав, который заглатывает целиком и назад не выбраться. А потом он тебя переварит, высосет из тебя всю жизнь и сходит в туалет. Ты хочешь быть переваренным, а? …  Ляля твоя … она не тщеславна, не сноб, не шопоголик. Ей на модные тряпки плевать. На побрякушки тоже. Слово «репутация» не из её лексикона.  Она – правильная девочка. Я это ещё десять лет назад поняла. Такие шли в Сибирь двести лет тому, за мужьями. Ей, кроме дочери, одно важно – ты. Но не просто ты, а тот ты, которого она любила 15 лет назад и который любил её … Очень легко пойти по наклонной, Гарик, очень. Только по этой обледенелой горке обратно не взобраться – скатишься. Чувствуешь, что можешь – остановись. Чего тебе не хватает? К роскоши ты никогда не стремился, довольствуешься малым, к тряпкам-цацкам равнодушен. Вы – славная парочка! … Машину приличную и ту только недавно взял. Ездил чёрт знает на чём и даже не задумывался.
     Я обиделся:
     - Чем тебе Вектра не хороша?
     - А-а, Вектра твоя, - она махнула рукой. – Это не машина, это средство передвижения. Вот сейчас у тебя машина, хотя … возьми-ка мне ещё бутылочку. Только Фонсеж бери, хочу, что бы персиками пахло.
     Я заказал ей вино, а себе повторил коньяк.
     Сама Людмила к выбору машины подходила очень серьёзно. У неё был настоящий 124 Мерседес «волчок» в прекрасном состоянии, двухлетний и его знали многие в городе. Шесть секунд до сотни. Машина совершенно мужская, но управлялась она с ним виртуозно, ездила очень быстро, аккуратно. Такой она была и в жизни.
     - А что значит «хотя»? Тебе и Вольво не угодила?
     - Не хватает в ней чего то, не обижайся только. Харизмы не хватает. Не дотягивает она.
     - Да она твоего волчонка от светофора сделает! Может, поспорим?
     Людмила с сомнением посмотрела на меня, подумала.
     - Возможно,  первые секунды ты меня и поимеешь, а потом я тебя разложу и выжму по полной в раскатку. На это могу поспорить.
      Прозвучало несколько двусмысленно. Я засмеялся.
     - Ну, нет. На это я спорить не буду! Знаю я тебя.
      Она посмотрела на меня с поволокой:
     - Я рада, что ты меня знаешь, милый, - и уже немного серьёзней добавила. – И я рада, что узнала тебя. Жаль только, что ты, … но я рада, правда. Если вдруг изменится что, обо мне не забывай. Ладно? Хотя … ты скоро выпадешь из колоды. У тебя будет совсем другая жизнь.
     Звучало грустно, словно панихида.
     - Подруга, эй, хорош туман наводить, сыро. Давай о весёлом.
     - Давай! … А знаешь, пойдём танцевать! Дамы приглашают …

     Утром встретились за завтраком. Вчера я проводил её до дверей номера. Она держалась молодцом, но слегка её всё же вело. Она чмокнула меня в щёку, оставив следы помады, махнула рукой и пошла на боковую. Сегодня она сидела с мрачным видом и тянула апельсиновый сок, не глядя по сторонам. Я подошёл поздороваться:
     - Утро доброе! Если оно действительно доброе …
     Она слабо махнула рукой, продолжая прихлёбывать янтарную жидкость.
     - Плохо? – позлорадствовал я.
     - Нет, хорошо! … Сам не видишь?
     - А не нужно было вторую бутылку брать.
     - Потом мне будет плохо, но это уж потом. Сходи за кофе, а? И круассан возьми – ничего не лезет.
     Я сходил к стойке, взял два кофе, выпечку, джем, масло. Вернулся, сервировал столик:
     - Угощайся.
     - Когда домой?
    - Вечерним. Я закончил, ничего не держит. Сегодня забегу к поставщикам, уточню пару моментов и адью.
    - Везёт. А мне ещё четыре дня тут загорать. Всё объясни, покажи ... Даже ткани ещё не смотрела. И компании нет.
    - Найдёшь. Что бы ты, да не нашла.
    - Не хочу, - она помотала головой. – Выбилась я из колеи. Поужинаю, телик посмотрю и баиньки … Слушай, - она вдруг оживилась. – А может, завтра утром полетишь? Номер один фиг до завтра оплачен. Потанцуем. На кораблике покатаемся вечером по Босфору,  … – она взглянула на меня, улыбнулась. – Всё ясно. Лети уж, ждешь, не дождёшься …
     - Да я и Ляльке позвонил. Встречать приедет.
     - А меня вот, никто не приедет, - задумчиво протянула Людмила. – Счастливого пути, Гарик! И ещё … удачи тебе!

     Первым, кого я увидел среди встречающих, была Ляля. Она радостно махала рукой и улыбалась.

     Снова потекли ручейком дни. Я погрузился в обычную рутину. Два раза в неделю фитнес до мокрой футболки, по субботам, изредка, в гости. По воскресеньям - Гатчина. И круговертью работа, работа, работа. Снова две поездки в месяц, реже три. Снова Ляля сидела одна в четырёх стенах и ждала меня. А я, возвращаясь домой, целовал её, быстро ел, не замечая вкуса, включал компьютер и садился за таблицы – заносил продажи, заказы, рассчитывал оборотную прибыль, менял цены по отдельным позициям, чтобы меньше зависали … Часто до двух часов ночи. Мы почти не разговаривали. Её энтузиазм потихоньку угасал, она снова начала замыкаться, отвечать невпопад, занятая своими мыслями и всё реже улыбалась. Было, правда, одно отличие – в поездках я перестал общаться с женщинами, старался быстрее вернуться домой.
     Пару раз пересекались с Людой. Ужинали. Она интересовалась сделкой по продаже. Я пожимал плечами: «Молчит». Люда понимающе кивала: «Цену ломает. Жди.»
      Люда как всегда оказалась права.

      После прибытия очередного груза, когда проводили сверку и распределяли товар по складу, подъехал Андрей, бросил взгляд на процесс, на меня и кивнул головой:
     - Покурим? – на складе курение было подвергнуто остракизму.
     - Отравимся, - согласился я.
     - Угощайся, - он протянул пачку Мальборо.
     - Спасибо, я свои. Хочешь? – я предложил ему крепкий Давидофф.
     - Шикуешь, - улыбнулся Андрей, угощаясь сигаретой. – Ты же Парламент курил?
     - Сменил. Просто табак понравился. Не велика разница.
     - Вдвое почти.
     - Я и говорю, не велика.
     - А не плохо, - он с явным удовольствием затянулся и выпустил дым.
     - Так что ты решил, Игорь?
     - Ты о продаже?
     - Угу.
     - А что мне решать? Я сделал тебе предложение. Решай.
     - Так дела не делаются, - уже немного нервничая, отвечал он. – Давай всё же обсудим, сколько ты готов уступить?
     - Андрей, мы ведь не машину в салоне торгуем. Сколько там? – я не сомневался, что он подготовился.
     - Один и шесть по грубым прикидкам. Нужно закрыть ещё один кредит в этом месяце, посчитать на день продажи … Плюс-минус пять процентов, не больше.
     - И сколько ты готов предложить?
     Андрей бросил в урну окурок. Собрался.
     - Один и четыре. Последнее слово.
     - Неплохо - … он едва заметно выдохнул, собираясь протянуть руку. -  …   я говорю, неплохо ты собираешься подняться на сделке. Двести на мне, четыреста на новых компаньонах. Ты молодец, правда, Андрюха, уважаю , - я достал новую сигарету, предложил ему. Он метнул в меня быстрый взгляд, покачал головой, спросил:
     - Откуда?
     - Слухами земля полнится, - улыбнувшись, ответил я. Ленинград – город маленький.
     - Петербург, - автоматически поправил он.
     - Когда нибудь станет Петербург, а пока …
     Андрей помолчал, раздумывая.
     Подставить под удар Людмилу я не боялся – прошло много времени и наверняка, возможные покупатели, наводили справки не только у неё.
     - Ну, то, что я собираюсь делать с твоей долей и за какую цену продать, это моё дело. Ты ведь торгуешь товаром не отчитываясь перед поставщиками? У нас свой разговор. И своя цена. На сторону продать ты не можешь, сам знаешь, - я знал, он говорит правду. Стороннему покупателю можно так показать дело, что он побежит впереди собственного визга. А своих покупателей, полностью доверяющих, у меня не было.
     - Не спорю – не могу. Но и терять двести тысяч это непозволительная роскошь. Андрей, не жадничай, дай нормальную цену и продавай дальше, кому хочешь.
     - Давай решим так, … дай сигарету … - он раскурил, затянулся. - Работаем вместе ещё полгода. Ты обучаешь человека, сдаёшь ему все каналы, связи, свои программы, таблицы … вводишь в дело. Через полгода я плачу тебе один и семь. Идёт?
     - Идёт! – с души, словно камень упал. - Слово, Андрей? – я протянул руку.
     - Слово! – он пожал мою протянутую ладонь.
     Мы поехали к своему нотариусу и заключили договор о намерениях.
     Выйдя от нотариуса, пошли к машинам, стоящим рядом. Андрей открыл свою БМВ 530, посмотрел, улыбнулся:
     - Ну, езжай, купец, обрадуй свою ненаглядную… А ты молодец, крепкий. Мне даже жаль, что наши дороги разойдутся. Бывай!
     - Откуда ты …
     - Ленинград - город маленький, - пожал плечами Андрей, сел в машину и уехал.
     Я усмехнулся. А молодец, Людмила, не подвела. Мы договорились, она скажет возможным покупателям, что причина продажи - желание жены, надоела ей такая жизнь. А главное – чистая правда. И так бывает.
     Шёл уже апрель 1998 года.

     - Привет, рано ты сегодня, - встретила меня Ляля, подставляя щёку.
     – Ужинать будешь? Я мясо натушила с овощами, вроде вкусно.
     Вместо щеки я её  повернул к себе и поцеловал в губы. По-настоящему. Она даже оттаяла и с удивлённой радостью спросила:
     - А что это ты? 8 Марта месяц как отпраздновали.
     - Читай, - я протянул ей договор.
     Она прищурилась, пошла на кухню – там свет горел ярче. У неё стало садиться зрение.
     - Игорь! Это правда?! – Лялька вбежала в коридор, счастливо улыбаясь и тут же полезла обниматься. – Неужели, правда? Он согласился?! Но как, как у тебя получилось, … просто не верю. Да ещё за такие деньги ... Мы богатые? … Мы богатые! Ура! -  Лялька закружилась по комнате. – Ты ещё не знаешь насколько мы богатые! … У меня ты есть, а у тебя – я! И у нас есть Ленка! И у неё есть мы! …
     - Мам, у вас  всё в порядке? - Ленка высунула голову из своей комнаты, с интересом наблюдая за половецкими плясками мамы.
     - Всё хорошо, милая, всё отлично! Через десять минут к столу, – посмотрела вопросительно на меня. – Может, по такому случаю …
     - Ну, в баре наверняка найдётся что нибудь. А разбойница будет сок.
     - А разбойница ничего другого и не пьёт. Больно нужно травиться. И вообще я зожница! - Ленка выпалила всё на одном дыхании и скрылась в своём убежище.
     Лялька отправилась на кухню накрывать стол, а я в ванную мыть руки ...
     Утром мы встали не выспавшиеся, но счастливые. Ленка хитро щурилась.

     Дальнейшие четыре месяца можно опустить. Они наполнены рутиной в работе и домашним счастьем. Мы ждали завершения эпопеи с продажей дела, как солдат дембеля. Ожидание перемен. Рутина дней, похожих как близнецы, приедается, а тут возможность кардинально всё изменить. Исполнить всё, что задумывалось и мечталось, да плюс ко всему ещё и надежда вернуть ту жизнь, в которой мы были беззаботно - счастливы.
     Я по-прежнему ездил в поездки, но уже не один – меня сопровождал Денис, назначенец Андрея, человек со стороны покупателя. Очень толковый парень, быстро въехал в тему и разгрузил меня здорово уже через месяц - полтора.  Поначалу я всё делал сам, а он лишь ходил хвостиком и смотрел. Но вскоре я ему сказал – «Работай» и лишь следил, подправляя его время от времени, объясняя, почему нужно выбирать ту или иную позицию. А в Питере я брал ноутбук в контору и учил его работать со своими программами. Денис был молод, уравновешен, схватывал на лету и быстро осваивал дело.
      В Стамбуле я всегда жил в отличной гостинице. Последние несколько лет это была Риксос Пера – прекрасный отель, который я полюбил.  Все расходы по поездкам, за исключением стола, оплачивала контора, то бишь, наполовину я сам. Зато Дениса Андрей поселил в три звезды. По моим понятиям – гадюшник для нищих. В подобных гостиницах мы жили в самом начале пути. Но даже небольшие лишние траты Андрей нести не хотел, кроя на спичках. Таков был мой нынешний компаньон.
     А я только рад. Вечерами никто не докучал, я спокойно гулял по городу, ужинал в компаниях знакомых, стихийно возникающих из ниоткуда, шлялся по мелким лавкам сувениров, выискивая диковинки для подарков.
     Пару раз совпали с Людой – она радовалась, что так удачно у нас складывается и горевала: «Хоть один нормальный человек оставался! С кем теперь оттягиваться буду?» Но, по-моему, она лукавила, что бы сделать мне приятное. «И не забудь, продашь – с тебя поляна в Петергофе!»  - «А в Гатчине, у Ляльки, устроит?»  - «Главное, вина возьми моего любимого и меня всё устроит» - смеялась она.
     Но поляну в Гатчине накрывать не пришлось.

     Незаметно, весна плавно перетекла в лето. Стало душно в бетонных джунглях. Асфальт и камень домов раскалялись, не давая городу вздохнуть прохладой даже ночью. Наступил июль.
     В июле, впервые я остался дома, и Денис съездил в поездку один. Справился на отлично. Молодец. Я продолжал заниматься магазинами, курировал работу торговых представителей, следил за движением товара.
     Жили тогда с Лялькой и Ленкой постоянно в Гатчине. Летний апокалипсис перенести за городом было не в сравнение легче. Воздух чист, напоён хвоей, а ночь приносила прохладу и облегчение природе.
Мы уже планировали, как будем жить; построим новую баню, перекроем крышу современной черепицей, обновим штакетник и даже поставим хороший просторный гараж, в котором можно возиться с машиной. Участок был очень большим и позволял строить что угодно. Даже вызывали ландшафтного дизайнера, и тот подсказал несколько интересных решений. В середине августа мне предстояла поездка – нужно было выбрать новые позиции по электрике.
     Лялька просто расцвела - мы давно уже не проводили столько времени вместе, никуда не торопясь, не экономя часы  и не отвлекаясь ежеминутно на телефонные звонки.
     16 августа в ночь я улетел в Стамбул.
     17 августа утром меня разбудил звонок Андрея:
     - Никаких закупок; бери билет и вылетай. Срочно!
     Продирая глаза, я ещё плохо соображал:
     - А что случилось то? Почему такая срочность?
     - Дефолт. В городе паника. Мы теряем, каждую минуту теряем деньги  … Игорь, ты понял, срочно! – Андрей повесил трубку.
     Ни в чем, толком не разобравшись, собрал почти не распакованные вещи и пошёл на ресепшен. Я ещё не знал, что вижу Риксос Пера последний раз в жизни.
     Вечерним рейсом мне удалось вылететь в Петербург.
     Начиналась новая глава моей жизни – история перевернула страницу.

      Осознание катастрофы пришло не сразу. Я сравнительно безболезненно перенёс «чёрный вторник» 94-го и ожидал подобного сейчас. Даже злился на Андрея - сорвал поездку, панику поднял; но вскоре мнение пришлось изменить. Вот только от моего приезда уже мало что зависело.
      Магазины и мелкие оптовики, набиравшие у нас товар на консигнацию и комиссию, как говорят в определённых кругах, «ушли в несознанку». Никто не желал сам выходить на связь, товароведы прятались, директоров не было на местах, продавцы отводили глаза, телефоны похоронно гудели, не отзываясь, … дефолт. Очень скоро доллар подорожает почти втрое, а рубль продолжит бесславное падение дальше.
      Агония продолжалась три месяца. Это были три месяца скачки галопом по разбитой дороге, которые вымотали полностью. На финише я уже равнодушно смотрел на столбики цифр с результатами этой гонки на выживание. У фирмы осталось чуть меньше четырёх процентов оборотного капитала в валюте. Это были крохи, каких-то 140 тысяч, с которыми ни один серьёзный бизнес не начать. Я смотрел на баланс и не верил глазам, но ноутбук - «свет мой, зеркальце» - не врал, он бесстрастно показывал голую правду. Как же это вышло то, а? …  Да проще пареной репы – валютные кредиты остались прежними, а рубли подешевели в три раза, и три миллиона превращаются в один. Торговля упала до плинтуса, а предприятие требовало денег. Сотрудники, налоговая, арендная плата, коммунальные, братва, чиновники … все хотели получать своё, не зависимо, есть в кассе деньги или их нет. Контора, как крупный пёс, долизывала финансовые крошки на дне своей миски.
     В декабре было решено заморозить всю деятельность. Печальные работники получили расчёт. Грустные похороны.
     К финалу у меня на руках остались сорок тысяч, машина, квартира и семья, привыкшая безбедно жить. Ещё одним приобретением стала язва, которая неожиданно напугала сильной тупой болью. Первая мысль была о семействе членистоногих, но врач, после обследования, успокоил: «Не переживайте, язву вылечим, как новенький станете». А я и не переживал. Я впал, в какую-то отрешённость, сродни ментальной комы – не мыслей, не желаний, не эмоций … ничего. Словно ленивая золотая рыбка, висел я в вязкой пустоте своего мира – аквариума и вяло шевелил плавниками.
     Врач не обманул. Прописанное им французское лекарство быстро поставило на ноги, боль исчезла, а уже через месяц о болезни напоминала только диета, которой нужно было придерживаться хотя бы полгода. Вот бы и жизнь можно было вылечить так же быстро.

     А что же Ляля?
     Стержень, на котором держалось её Я, был несгибаем. Казалось бы, разрушены все мечты и надёжды на жизнь, которой так хотелось и ждалось. Оставалось совсем чуть-чуть, два шага, два месяца и всё рухнуло, а она только и делала, что пыталась утешить, поддержать, успокоить. Даже без намёка на отчаяние.
     - Игорь?
     - Да, милая …
     - Тебе плохо, знаю. Слова не могут ничего изменить. Но мы выправимся, ты поднимешься, вот увидишь! И нас поднимешь; всё будет хорошо, просто верь мне! – она подошла сзади ко мне, сидящему,
обняла мою голову, прижимая к себе. – Я никогда тебя не обманывала! Не забывай о главном – мы есть, ты и я. Лена есть, есть люди вокруг, не равнодушные, помогут …
      … Ах, Ляля, Ляля … ты не понимаешь, нет. Это не просто споткнуться и упасть – это провалиться в расщелину, откуда уже не выбраться. Я поднял на неё глаза. Это была сама забота, да только, что она могла сделать. Времена лёгких денег ушли. Я не вороватый чиновник, которому принесут и положат. Всегда зарабатывал сам. Денег никто не даст, … да я и не возьму в долг такие деньги. Торговля восстановится не скоро. Люди один за другим закрывают дело. Не на что жить.
      - Спасибо, милая, мы что-нибудь придумаем, - я мягко отстранился. – А сейчас поеду. Нужно пару моментов утрясти.
     Она прекрасно понимала, что ехать мне некуда. Что, добравшись до центра, я остановлюсь, выйду в холодный, такой неласковый, зимний город и буду бесцельно бродить по улицам между старыми домами, вдыхая историю, словно надеясь, что они подскажут выход, что я смогу, смогу обязательно. …
     - Многим гораздо хуже, чем нам. Мы никому не должны, есть, на что жить … Сергей квартиру продал, переехали с ребёнком в родительскую трёшку, на нём много долгов. … Толик квартиру продал, уехал в старую развалюху, на Карельском живёт с Валей, рыбу ловят. Ты сам всё знаешь.
     - Знаю, - кивнул я. – Знаю, но от того, что другим плохо мне не легче.
     - Оденься потеплее, пожалуйста, … а если бы у нас вдруг появились деньги, что бы ты делал? – неожиданно спросила она.
     - Ляля! Ну, хватит уже так изводить! – вырвалось грубо, неожиданно хлёстко, … что со мной?
     Она отпрянула, опустила лицо, вышла из комнаты. А мне расхотелось ехать …  в звенящей пустоте, сидел я, повторяя: «Что со мной? Что …».

     Шли дни. Я перестал выходить из дома. Захлестнула апатия. Не было уже ни желаний, ни настроения. Бесцельно пересматривал один старый фильм за другим, даже не понимая, что происходит на экране, не вдумываясь в диалоги и действо. Или просто лежал, молча, отвернувшись к стене.
     Приходили знакомые, здоровались, говорили какие-то умные слова, пытались расшевелить. Я шёл с ними на кухню, односложно отвечая, пил чай, кивал головой, а сам больше всего хотел только одного – пусть уйдут. Их визиты были сродни звуку железа, скребущего по стеклу.
     Но нет ничего вечного. Чувствуя приближение той тьмы, в которую могу кануть, я пытался сопротивляться. Ничто не страшит так, как потеря самого себя. Я изобретал дела, переключившись на которые смогу забыть о проблемах.
     В один из дней, пришла мысль в голову, что Вольво теперь не по карману, дорого слишком стало для нас обслуживать и содержать такую машину. Покупатели нашлись быстро, не смотря на кризис. Немало оставалось людей, сидящих на деньгах. Я отдал почти новую машину за треть цены. Таков был рынок на тот момент. Себе искал десятилетнюю, обязательно зелёную, два – два с половиной литра тройку БМВ – они всегда  мне нравились.
     Нашёл машину с живым двигателем и крепким кузовом. Провозился с ней два месяца. Заменил резину, перетряхнул всю подвеску, передние ступицы, тормоза, отремонтировал генератор,  перешил салон, … повидала старушка жизни. Большинство работ делал сам у друга в гараже, что бы отвлечься. И хотя машина была простой, даже кондёра не было, но оказалась приятной на ходу, тёплой, комфортной. Рулилась азартно, доставляя массу удовольствия. Она мне неожиданно понравилась гораздо больше Вольво. Права была Людмила, задний привод на немце это вещь! Благодаря этой машине стал возвращаться хоть какой-то интерес к жизни.
     Я полюбил кататься, часами колесил по старому городу, останавливаясь на набережных и наблюдая, как начинает просыпаться Нева, стряхивая лёд.

     Но в целом мир продолжал раздражать. И Лялька – Лялька тоже раздражала – часть этого мира. Несколько раз она порывалась поговорить, рассказать важное для неё, посоветоваться. Я не слышал, лишь становился всё более отстранённым. Меня бесила её жалость и снисходительность – так я чувствовал тогда. Казалось, в душе она презирает меня за слабость, жалеет, что связала со мной жизнь. Стали появляться мысли – она умница, молода, хороша собой, может ещё устроить  своё будущее, зачем ей такой неудачник? Живёт из жалости, всё равно меня оставит. Чего тянуть … и прочая, прочая, прочая чушь в таком же ключе. Вся эта галиматья могла прийти только в воспаленную, больную голову, но тогда я не отдавал себе в этом отчёт. Как всякий расстроенный рассудок, мой растравливал себя всё больше и больше. Депрессия прогрессировала.
      В конце - концов, Лялька прекратила попытки вытянуть меня на откровенность, успокоить, вместе подумать, как жить дальше. Не в первый раз мы отдалились на безопасное расстояние и стали жить каждый своими мыслями; огромная ошибка - грабли, на которые наступают многие и которые могут слишком сильно хлопнуть ручкой по лбу.

     Поезд моей жизни летел по наклонной без тормозов, а я даже не пытался дёрнуть стоп-кран. Я просто сидел в нём, смотрел в окно и  улыбался.
     Вовсе не денег было жаль. Нет. Деньги что – всего лишь инструмент, позволяющий работать хорошо отлаженному механизму под названием «Жизнь». Жадным никогда не был, всегда легко с ними расставался и не переживал, когда терял часть. Но вот нынче меня сковала полная растерянность, удивление перед фактом – инструмента больше нет.

     Решительно не зная, чем бы заняться, я пытался отыграться на разовых акциях – многие удачно играли и выигрывали. Я купил вагон бумаги, которую еле продал с минимальным выигрышем, едва покрывшим расходы - много офисов закрылись, и спрос на бумагу упал ... Пригнал две фуры яблок из Тамбова и результат оказался таким же ... Заключил договор и поставлял макароны в Мурманск и Архангельск для исправительных учреждений.  Деньги шли, но вскоре один из местных предпринимателей закупил оборудование, поставил свой цех, нужда в макаронах из Питера отпала – он предложил, свой товар дешевле … Что-то было ещё, столь же бездарное и способное лишь на время отвлечь от внутреннего раздрая.
      Предлагали и работу. Так, братве понадобился директор на их завод по производству алкоголя. Речи были сладки словно щербет из рук восточной красавицы, зарплата более чем … я отказался. Не из страха банально сесть – с этим как раз у «деловых людей» была полная договорённость с властями - не по мне такой бизнес, палёнку разливать. Были ещё предложения по профилю – ездить за товаром, делать закупки. Но наступил как видно предел – я настроился завершить кататься, поездки опротивели, продолжать и дальше ездить годами, казалось каторгой. Сейчас понимаю, нужно было соглашаться на это предложение, переждать бурю. Но … 
      По всему, я ещё не осознавал до конца – нужно привыкать к новой жизни, из клювика кормить никто не будет. Понимание придет позже. Я настолько заблудился в себе - не выбраться без проводника. Единственным лоцманом, способным вывести мой корабль на нужный фарватер, была Ляля, но я сам отказывался брать её на борт. А она, молча страдала, наблюдая со стороны тонущего дикобраза, в которого я превращался и не способная помочь – мешали торчащие иглы.

     Шёл 1999 год. Мир стоял на пороге Миллениума. Каких только пророчеств не изрекали по поводу перехода в новое тысячелетие – от конца света и Апокалипсиса, до компьютерного коллапса и якобы страшных «предсказаний» Нострадамуса.
     Жизнь нашей семьи приобрела странный, но устоявшийся порядок, если его можно так назвать. Мы жили в одном общем озере, но на разных островах. Вели переговоры, не ссорились, не дружили ... Ляля, как мне кажется, несколько ожесточилась. Попытки любых разговоров дальше общебытовых тем остались в прошлом. Она не пыталась выскрести из раковины рака-отшельника. Просто наблюдала со стороны, чем всё это кончится. Ждала.
      Полгода я был занят ремонтом квартиры. Не зная чем себя занять, я нанял бригаду строителей, которые выдалбливали моё жилище до кирпича, срывали полы, меняли все трубы, электропроводку, делали перепланировку ... Утекали деньги.
     Лялька с Леной уехали жить к тестю – Ленке нужно было ходить в школу, на тренировки – она занималась теквандо. Звали меня, но жить с тёщей? Нет, только не это. Я остался и жил в своей квартире, перебираясь из одной комнаты в другую, дыша пылью и наслаждаясь симфонией дрелей и перфораторов. Только изредка наведывался к ним, что бы помыться и узнать новости. Теперь не знаю, зачем этот ремонт был нужен? Десяти лет не прошло с последнего, и пусть он был не таким глобальным, но выглядела квартира прилично.
     Всё когда нибудь заканчивается. Закончился и ремонт нашего жилья. Соседи приходили взглянуть, что же получилось в итоге. Восхищались ванной, межкомнатными дверями из массива красного дерева с фацетными стёклами, новой планировкой, кухней, полами …
     А я смотрел равнодушно на итог моих полугодовых мытарств, старался порадоваться и не мог – не грело. Милей всего мне сейчас была наша прежняя комната в коммуналке, мизерная зарплата, которой на всё хватало,.. Лялька, та Лялька, которая жила в прежнем мире - весёлая, беззаботная, способная всегда согреть, придумать, развлечь, рассказать. ...
     Денег осталось меньше половины. Приближался Новый год – новое тысячелетие, новые надежды, разочарования, подъёмы и падения. Приближалась новая жизнь.

     Человек способен понять кого угодно, если до конца понимает себя. Он легко прощает чужие ошибки и промахи, если сам сознаёт свои и стремится стать лучше. Человек, способный примирится с собой, легко идёт другому на встречу. Встречал ли я таких людей? … Ляля,  …  Ляля была такой. А вот я не умел договариваться с собой - не мог и потому грыз себя, грыз, понимая глупость своего поведения.

     Вечерами, когда становилось невмоготу, я полюбил уходить и бродить пешком по улицам, наблюдать жизнь – людей, занятых своими делами: машины, везущие хозяев на встречи или домой, гуляющих собак, влюблённых, держащихся за руки …  изредка заходил в недорогие закусочные, коих много расплодилось в округе. Завсегдатаи этих заведений поглядывали на меня с любопытством – выпадал я из их среды. С расспросами и предложениями дружбы не приставали – зашёл человек, значит надо ему. Раз есть закуска, есть и выпивка и я, попросив налить стакан «нормальной» водки, опрокидывал его залпом, закусывал сомнительной котлетой, шпротиной или ветчиной и сразу уходил во избежание  продолжения банкета. Разбавленный ректификат помогал. По телу разливалось свинцовое тепло, голова становилась лёгкой, мысли, мучающие меня, отступали, вымытые алкоголем.
      … Вспоминается, Альтист Данилов – «А больше Вы и не хотели». Примерно так и у меня.

     Многие люди сказали бы: «Чего тебе ещё, парень. Ты не стар, здоров, у тебя есть всё, что бы счастливо жить: любимая женщина, прекрасный ребёнок, ты достаточно обеспечен - чего ты гневишь бога и сходишь с ума? Чего тебе не хватает?»  …  И они правы, правы без всяких оговорок – я сам себе говорил это много раз. Объяснить мотивы своего поведения мне труднее, чем доказать теорему Ферма. Это сродни безумию - объяснить себе свои собственные поступки я не мог! Не мог понять, что гонит меня из дому, что заставляет грызть себя изо дня в день, что, наконец, не устраивает в жизни? Просто зарабатывать, что бы обеспечить семье приличное существование мне было вполне по силам. Работы я не боялся. И сейчас, по прошествии стольких лет, не могу я внести ясность в вопрос, оставшийся в прошлом – «чего же тебе недоставало тогда, парень?»

                Часть 3


 
               
                Сказочной походкой от бедра,
                Подошла к столу… Сосредоточилась.
                Кий в руках, как перст судьбы! Пора!
                В лузу шар! Победное пророчество.
                (Мари Полякова)


     В тот вечер я пошёл бродить как обычно. Ничто не менялось. Ничто не давало ответ на вопрос, как быть дальше.
     Проходя мимо старого торгового центра у площади Конституции, обратил внимание на вывеску – Бильярдная «Три стола». Вообще то, весь мой опыт заключался в паре партий, которые я сыграл на турбазе, когда мне было 16 лет. Одним словом, в этой игре я даже не знал, как правильно кий держать ... А почему бы нет? Всё равно делать нечего. Я зашёл.
     Бильярдная располагалась на втором этаже, раньше тут была шашлычная. Перед дверью висела небольшая табличка - «Фейс-контроль». Солидно.
     Встретил на входе дюжий, средних лет охранник, по виду из бывших – ОМОН, десант, … что-то знакомое …
     - Впервые у нас, - спросил он, оглядывая цепким взглядом. Скользнул глазами по часам на моей руке, по обуви …
     - Раньше не бывал, - улыбнулся я. – А стоит попробовать?
     - Рады вас видеть, проходите, гардероб направо, - вежливо ответил страж, удовлетворённый осмотром.
     Интерьер оказался на удивление уютным. Действительно три стола занимали часть зала, отгороженную поперёк решётчатой полустеной, по длине находилась большая барная стойка с батареей разнокалиберных бутылок на любой вкус и кошелёк. Вдоль стойки с десяток барных стульев. Столики в полукабинках с приятными креслами и диванчиком располагались вдоль окон во всю стену. Окна были задрапированы тёмно-зелёными шторами. Освещение приглушённое и только над игровыми столами светились дополнительные лампы в зелёных абажурах, опущенные на штанге. Стены цвета слоновой кости украшали накладные панели под дуб. Подвесной потолок, в котором прятались светильники, так же стилизован под дуб и разделён на квадратные секции. Весь пол укрыт красивой шершавой плиткой под камень, выложенной крупными квадратами в шахматном порядке – бежевой и бордо. Только в зоне игровых столов, стоящих как бы на подиуме, устлан ковролин зелёного цвета. Явно ремонт делался с размахом и незадолго до дефолта. Человек оформлял заведение не скупясь, с любовью – тоже видно, своя мечта.
     Народу было не много, человек пятнадцать, включая меня и бармена. В двух кабинках сидели не шумные компании, что-то ели, пили и вели беседу.  Две девушки сидели за стойкой, тянули нечто неопределённое из высоких бокалов через соломинку, лениво переговариваясь. Метнули взгляд в мою сторону – я их явно не заинтересовал. Они отвернулись и продолжили беседу. Тихая музыка дополняла картину. За первым столом играли, по мне, так мастерски. Второй стол оккупировала пара дилетантов. Они подшучивали друг над другом и отчаянно мазали. А вот за последним столом никто не играл. Вокруг него ходила высокая девушка и гоняла шары, укладывая один шар в лузу за другим. Получалось у неё здорово.
     Я подошёл к стойке, бармен тут же оказался рядом, профессионально улыбнулся:
     - Впервые у нас? Выпьете что нибудь?
     - Впервые и обязательно выпью, но позже. Для начала хотел бы поинтересоваться правилами заведения. В бильярде я полный профан. Захотелось попробовать, это возможно? Просветите?
     Бармен снова улыбнулся и кивнул головой в сторону столов:
     - Вам нужна Ольга. Повезло, она как раз сегодня играет, - он указал на одинокую девушку за  бильярдным столом, положившую очередной шар. – Почти профи, берёт начинающих, но … не так, что б дёшево … - он вопросительно посмотрел на меня.
     - Опять, Ольга, - задумчиво протянул я. Бармен непонимающе смотрел, ожидая продолжения.
     - Это я о своём, не обращайте внимания. Значит, говорите, крутая?
     - Для вас то, что нужно, - он снова улыбнулся. – В остальном порядки обычные. Это спокойное заведение. Перебравшим вызываем такси, можем проводить домой. Буяны выдворяются пожизненно, у нас хорошая охрана, а хозяин … - он многозначительно показал глазами куда-то вверх и потёр рукой подбородок. – Хозяин – человек очень авторитетный. Очень, понимаете?
     - Понимаю, - я улыбнулся. – Я не буян, не напиваюсь, человек спокойный, привыкший вести дела с авторитетными людьми.
     - Чудненько, - бармен, казалось, расслабился. – Позвать Ольгу?
     - Думаю, да, - кивнул я. – Не за спиртным же я сюда шёл?
     - Да к нам и просто посидеть ходят, кто суеты не любит. Есть горячие закуски, пицца, курочка гриль, много салатов. Повар очень хороший – не кулинария, - затараторил бармен.
     - Как вас зовут? – спросил я.
     - Саша.
     - А меня Игорь. Саша, зовите учителя, салаты подождут.
     Он понимающе кивнул.
     - Оля! – позвал он громко. – Можно тебя?
     Девушка посмотрела в нашу сторону, положила кий на стол и пошла к бару.
     Ну, что сказать, она была хороша. Шла, покачивая бёдрами, не торопясь, мягкой кошачьей походкой. Лет двадцати, высокая, чуть пониже меня, лёгкой полноты, брюнетка с потрясающей фигурой и большими, светло-голубыми, пронзительными глазами. В таких глазах очень тяжело читать эмоции и легко тонуть. Контраст глаз и волос завораживал. Я даже подумал – крашенная, но позже узнал, цвет натуральный. Волосы до плеч, густые, вьющиеся крупными кольцами, стянуты высоко на голове в хвост широкой красной лентой. Лицо овальное, белоснежное, чистое, открытое, немного хищное, не ярко подведены скулы. Черты лица тонкие. Она вообще не любила краситься, косметики ровно столько, чтобы её не было видно.  Очень маленькие, аккуратные ушки, в которых поблёскивали недорогие серёжки-гвоздики. Одета в умеренно короткую кожаную юбку, открывающую округлые колени, красную блузку и кожаный жилет, приталенный под заметной грудью. На ногах мягкие туфли без каблука.
     -  Что хотел, Саша? – спросила она, внимательно ко мне приглядываясь.
     - Ученика тебе нашёл. Возьмёшь? – улыбнулся Саша.
     - Это вы, ученик? … Не поздно учиться-то? – поинтересовалась Ольга, нисколько не смущаясь указать мне на возраст и странность желания.
     - Ленин говорил, учиться никогда не поздно, - парировал я. – Но если не устраиваю …
     - Отчего же, деньги мне нужны … Ты сказал … - обернулась она к Саше.
     - Сказал, не озвучивая прейскурант, - отвечал тот.
     - Сто монет час. Если договариваемся на двадцать часов, будет полторы тысячи. Стол за ваш счёт.
     - Долларов или рублей? – пошутил я
     - Рублей, - она, наконец, улыбнулась. Улыбка была открытая, задорная, не ухмылка. – Но возьму и доллары.
     - А за сорок часов?
     - Три тысячи за сорок. Вы не купец, случаем?
     - Так заметно?
     - Заметно, купцы все торговаться любят.
     - Был … не так давно ещё.
     - По-ня-тно, - протянула Ольга. – Дефолт?
     - Не будем о грустном, Оля. Когда начнём?
     - Да хоть сейчас, стол у меня выкуплен на весь вечер.

     Двигалась она легко, свободно, с кием обращалась играючи, все движения выверены, точны и рациональны. Я поймал себя на том, что залюбовался ей, плохо слушая объяснения.
     - Так не пойдёт. Стриптиз показывают в другом заведении. Учиться будем? - осадила она меня.
     - Откровенная вы девушка. Нужно было тогда монахиней нарядиться, хотя … и монахиня вышла бы, что надо?
     - Комплимент? Я не польщена, … нет, я серьёзно, не мальчик уж …
     - Мальчиком я был, когда вас ещё и на свете … может «на ты» перейдём? Я – Игорь.
     - Давай, так проще, - легко согласилась она. - И ещё, я иногда могу не сдержаться, обругать, если сильно тупить будешь, не обижайся, хорошо?
     - Замётано. Учи, там посмотрим.
     И Ольга начала меня учить.

     Начав учиться, я  очень скоро позабыл о её внешности и сосредоточился на уроке.
      - Руку! Руку держи, где локоть! … да сколько же тебе повторять! Пузом стола не касайся, не ложись … ногу отставь, да не ту – смотри – видел, как нужно? … Локоть! Господи, что б тебя так учили, …  как спину держишь, горбун! – примерно так Ольга шипела на меня после первого часа учёбы. Слава богу, не на весь зал, а мне в ухо.
      Она бесцеремонно подбивала своей ногой мои, чтобы правильно их выставить, поднимала или опускала голову и руки, учила стойкам. Мужики за соседним столом играли с каменными лицами, не улыбаться стоило им большого труда. Но дело шло. Два часа пролетели незаметно, чему-то ей меня научить всё же удалось, потому, что к концу она выглядела довольной.
     - Как успехи? – поинтересовался Саша, когда мы подошли к бару, закончив занятие.
     - Пациент скорее жив, - отвечала Ольга. – Сашок, мне как обычно.
     - А вам, - поинтересовался бармен, глядя на меня.
     - А что обычно употребляет Оля? – поинтересовался я.
     - Цезарь и сто грамм хорошей водки.
     - Ну и мне тоже самое, только 200 грамм и ещё бутик с солёным лососем … Перекусим вместе? – я посмотрел на Ольгу. – Мы ещё за «ты» не пили.
     - Перекусим, - согласилась Ольга. – А за «ты» пить не будем, поздно. Да и целоваться не люблю, с чужими особенно.
     - Ты всегда стремишься быть нарочито грубой?
     - Не а, только с людьми предпенсионного возраста … Саша, ты нам водочку в графинчик налей, ага? … Пошли за столик, - Ольга взяла свой салат, приборы, графинчик с водкой. – Рюмашки захвати, - и она направилась к кабинке с краю …
«Рюмашки, надо же – давно не слышал этого слова».
     Мы поели. Выпили. О чём-то потрепались…
     Пила Ольга по-мужски, наливала полную рюмку и опрокидывала залпом, не запивая, а с аппетитом хрустя салатом. Выпив свои сто грамм, от продолжения отказалась и начала прощаться. Я хотел расплатиться за ужин, но она наотрез отказалась:
     - Давай каждый за себя, а? Так проще. И вообще, ты учишься, я учу и на этом всё. Без воображения, хорошо? Если ты чего-то другого ждал, так это мимо. Не в тот вагон сел, понимаешь?
     - Тебя сильно кто-то обидел, Оля? Что ты на мужчин рычишь то?
     - Он ещё в проекте значится. Не в этом дело.
     - А что тогда?
     - А то … ладно, проехали. Дальше будешь уроки брать?
     - Конечно. Будет женщина нужна, я к тем двум у стойки обращусь.
     - Лариса с Любой?  - Ольга ухмыльнулась. - Хорошие девочки, не разденут ... Значит завтра в семь. Договорились?
     - А то.
     - Ну, пока, до завтра.
     Лёгкой пружинистой походкой Ольга пошла к выходу, по дороге попрощавшись с Сашей.

     - Ну как? – поинтересовался он.
     - О-о! – я поднял вверх большой палец, подходя к стойке с недопитым графинчиком. – Только строгая больно.
     - Что есть, то есть, - улыбнулся Саша. – Я бы сказал, суровая. …  К ней тут двое недавно грубо клеились - Митя недосмотрел. Один, так прямо под юбку … она кием его за две секунды уложила - симфония! Второй сам отлип. Олька – она такая.
     - Да, похоже, … дай пол стакана лимонного сока со льдом, - попросил я. - Саша, я у вас часто появляться буду, нравится мне тут, давай на «ты»?
     - Да, знаете, как-то … Вы старше намного и клиент … - он подал мне высокий стакан с соком, в котором плавали четыре кубика льда. Я перелил туда водку, отхлебнул, закурил сигарету.
     - Давыдов? Хороший табак.
     - Да, хороший. … Ну не так, что б намного старше. Лет на десять  наверное. Тебе сколько?
     - Тридцать два.
     - Значит на восемь … давай, мне приятно будет.  А то чувствую себя, как в офисе.
     - Ладно, - согласился Саша. – Давай на «ты», если хочешь.
     - Вот и ладушки, скажи, а Ольга, кто она, откуда?
     - Да она местная. Родилась в двух остановках отсюда. С Новика она.
     - А кто же её так играть научил?
     Саша замялся, тщательно протирая стерильный бокал и не глядя на меня. Потом поднял голову:
     - Да не любит она, когда о ней треплются.
     - Саша, я чужой ей, да и кому я рассказывать буду, сам подумай. Просто необычная она, прям, как из фильма. Интересно.
     - Хорошо, - согласился он. – Но только …
     - Зуб даю, - полушутя пообещал я. – Никому и главное – ей.
     - Был парень на два года старше. Бильярдист потомственный, его отец с пелёнок учил, тоже профи. А с Ольгой они познакомились, ещё отец Олин был жив, ей 13 было. Папа у неё крутым мужиком был, здоровый как танк, сел за драку, за друга вступился. А пришёл с зоны как тень – туберкулёз. Ольге 14 было, когда он умер. Мать её, мужа нового нашла, переехала, а Ольгу бросила в коммуналке с сестрой – Анюта на четыре года младше. Навещала их раз в неделю. Оля боялась, что бы её с сестрой в детдом не забрали. Времена, сам помнишь, какие были. Ольга с четырнадцати лет школу бросила, к прилавку на улице встала, она ведь крупная, сказала хозяину, что ей шестнадцать. Зимой с лотка рыбу мороженную продавала. Ты бы на руки её посмотрел. А куда деваться - сестру нужно кормить, самой есть, одеваться …
     - Да, хлебнула лиха Оля, - задумчиво сказал я. – А что же парень этот, бильярдист?
     - Так он Ольгу и научил играть. У неё талант от бога оказался, правда. Начала учиться и через два года тот с ней справиться уже не мог.
     - А дальше?
     - А дальше сплошной Шекспир пошёл. Парня этого забрали в армию, Ольга ждала, даже в часть к нему ездила, ни с кем ни-ни, … а он, гад, с армии вернулся и жену сюда привёз. Прикинь, как для девчонки восемнадцати лет это всё, а? Переживала она страшно. Чёрная вся ходила, худющая, как скелет. А пацан этот, как ни в чём не бывало, сюда, пришёл. Ольга увидела его, разревелась, убежала в туалет, … а мы с ребятами его вывели и … больше он сюда не заходит. В центре, где-то играет.
     - А она ведь нравится тебе, Саша, - сказал я.
     - Нравится, - он прямо посмотрел мне в глаза. – Я не нравлюсь. Любовь – дорога с двухсторонним движением. Мы уже давно это выяснили. Она человечек очень прямой и честный. Мы друзья, только друзья. У меня жена, дочь недавно родилась. Ольга крёстная ей. Вот так вот, - Саша опустил глаза.
     - Дела, - протянул я. – И как она потом?
     - Она переболела, но сильная, оправилась.
     С Димкой они  сошлись. Жили вместе, Аньку растили.  За Димкой все девчата бегали – спортсмен, чемпион – высокий, под два метра, красивый … Дело к свадьбе шло ... он серьёзную травму получил, из спорта вылетел. Его звали на тренерскую, помощником сначала … он сломался. На дурь подсел. Ольга его и лечить пробовала и по знахаркам таскала, … умер от передозы.
     Я оглушённо смотрел на Сашу. А ещё говорят, что молния не бьет в одно дерево дважды. Бедная девочка.
     - И как она? – выдавил я.
     - Она … она ведь всегда весёлая была раньше. Много шутила, … после Димки перестала. Замкнулась Ольга. На мужчин даже не смотрит. Считает проклятой себя, что ли? А с её внешностью, сам понимаешь, клеятся многие. Я тебе удивляюсь, ведёшь себя ровно, без мужского интереса … ну, въезжаешь о чём я? Неужели не цепляет?
     - Красивая она, - я отхлебнул из стакана холодный и крепкий напиток. – Очень красивая, не только внешне – магнит … Просто полоса у меня другая. Тоже обморозился.
     - А что?
     Я рассказал Саше в нескольких словах свою историю. Он слушал внимательно, отходил обслужить посетителей и возвращался. Ближе к десяти зал заполнился почти весь. Две пары даже танцевали.
     Когда я закончил говорить, он  вздохнул, помолчал. Бармены – они ведь неплохие психологи. Каждый день видят много людей, много историй слышат.
     - Так ты и правда купец, … дела наши, … что тебе сказать, Игорь … понимаю, 10 лет строил, … рухнуло, … понимаю. Но у тебя главное осталось. Ты на Олю посмотри. Каким молодцом держится. … Всё пройдёт. Все, когда нибудь да проходит, верь. Ещё сам удивляться будешь, чего, мол, так убивался. Устал ты очень. Головой устал, мыслями своими. Тебе бы на простую работу типа плотника или электрика, чтобы ни о чём не думать, а? Голове отдых дать.
     - Электриком я могу, - машинально ответил я. – Автослесарем могу, простую работу делать, таксовать ещё.
     - Таксовать это здорово, - оживился Саша. – Таксуя, столько за день наслушаешься, обо всём забудешь. Что у тебя за машина?
     - Тройка у меня. Я когда Вольво продал, тройку старенькую купил. Поставил сам на хороший ход. Приеду как нибудь, покажу.
     - А Вольво какая была?
     - 850 Т5. Резвая была машина.
     - Круто, - с восхищением сказал Саша. – И не жалко было продавать?
     - А мне моя трёшка больше нравится. Честно. Она живая какая-то, не то, что шведка. Да и дорого Вольво содержать. На сервис мотаться всё время.
     - Сколько людей, столько игрушек, - философски изрёк Саша. – А что, на трёхе вполне таксовать можно. Машина крепкая.
     - Подумаю, - я улыбнулся. – Пока вопрос так остро не стоит.
     - Ну, пока не стоит, позже может и встанет.
     - Саша, ты прямо по Фрейду.
     - Я по жизни. Насмотрелся всякого, я ведь семь лет за этой стойкой … стою, - и он рассмеялся.
     - Ладно, Саша, побрёл в тряпки, … - начал я прощаться, но он перебил.
     - А ведь Ольга всполошилась, - неожиданно сказал он.
     - То есть?
     Саша помолчал и продолжил:
     - Обычно она до часу, а то и до двух сидит - у неё кроме этой бильярдной нет ничего. Пару-тройку партий сыграет, с ребятами покалякает, а сегодня в десять отчалила. Странно. Ей дома то делать нечего - Анюта выросла, в своей компании тусуется. Они разные совсем. Одна она, - он посмотрел на меня с интересом. – Ты её, похоже, зацепил, заставил тайм-аут взять … Может тем, что не смотрел на неё, вожделея? – ввернул он неожиданное слово. - Такого не бывает, когда Ольга рядом. Поневоле глаза липнут.
     - Да смотрел, - ответил я с улыбкой. – Не то, чтобы вожделея … она меня одёрнула, ну и не до того было. Учитель строгий – шнурила как пацана.
     - Нет, Игорь, не так смотрел, я же вижу. Ты её не хотел, разговаривал с ней по-приятельски. Она не привыкла к такому, когда чужой мужчина рядом …  С ней даже подруги замужние перестали общаться.
     - Да? Как то не задумывался … не до неё мне, Саш, мне бы с любимой мосты навести, а то мы, как ёжики в тумане. Да и староват я для Ольги. Ей парня молодого нужно, а не утильсырьё.
     - До утиля тебе далеко ещё, … а что, всё так плохо?
     - А всё просто никак. Не плохо, не хорошо … никак, понимаешь? Живём как добрые соседи в коммуналке. Нет! Лучше! Соседи друг за другом не ухаживают – обед, уборка, стирка, магазины, в квартире уют. Заболею – вылечит, в беду попаду – спасёт, … а сама даже не смотрит на меня. Сквозь меня смотрит.
     Саша в недоумении покачал головой:
     - А ты, ты сам что сделал, чтобы жизнь вашу изменить? Охладел к ней, может? Цветы, когда последний раз дарил? Когда в кино ходили? Сюда не привёл почему? Учились бы вместе. … Разлюбил?
     Я задумался. А действительно, что я сделал для неё? Почему не разговариваю, не делюсь с Лялькой своей тучей чёрной? Сам-то я понимаю, что со мной происходит?
     - Не знаю я Саша. Честно, не знаю. Мне нужно с самим собой разобраться. … А разлюбил? Нет, что ты, - я улыбнулся. – Да она сейчас халатик не запахнёт или платье оденет позадиритей и у меня живот немеет от хотелок.
      Саша рассмеялся:
     - Ясно всё с тобой – голову лечить нужно. Может и прав, что начал бильярду учиться – отвлечёшься, там глядишь, и жизнь наладится.
     - Жизнь – честный человек, своё кино покажет. Ладно, Саша, пойду я ближе к дому. Завтра работаешь?
     - Да, тружусь. У нас два дня через два смены меняются. Послезавтра меня Степан сменит. Весельчак, знает кучу анекдотов, но по душам с ним не перетрёшь, предупреждаю.
     - А мне тебя хватило. Спасибо за всё, до завтра!
     - Бывай! – и Саша принялся тереть очередной чистый бокал. …
   
     На выходе, одевшись, я попрощался с охранником и собирался выходить, когда он окликнул меня:
     - Извините, можно вас задержать на минутку?
     - Вот так сразу, без ордера? – пошутил я.
     - Да просто … память у меня на лица хорошая, а вспомнить не могу, … вы случайно на Литейном в дежурке не работали?
     - Я внимательно присмотрелся …
     - Быть не может … Сурин? … Митя?! Ты ли это, или мне сниться? … Какими судьбами здесь?
     -   … не помню, прости? Помню, кинолог. Ещё ротвейлер у тебя был рабочий – больше с такими никто тогда не работал, а вот звать? …
     - Игорь! Игорь меня зовут. Эх ты, а ещё мент называется …
     - Точно, Игорь … Так я не сыскарь, я грубая сила, мне память не к чему, - широко улыбнулся Митя. – А тут, какими судьбами?
     - Живу я в десяти минутах ходьбы. Вот, решил поучиться играть. А то все умеют, а я нет. Сам-то как?
     - Я тоже недалеко обосновался. На Кубинской, а ты? …
     - А я на Варшавской.
     - Ну, понятно, белая кость. В сталинке?
     - Типа того. На пенсии уже?
     - Давно, - махнут рукой Митя. – один живу, скучно. Вот тут подрабатываю, дочке помогаю. А что, платят не плохо, работа спокойная. ... Видел, как Ольга тебя учила, молодца, не хамил ей.
     - Митя, ты меня с кем-то путаешь. Я джентльмен, женщин уважаю, особенно хорошеньких.
     - Ольга особенная, - неожиданно серьёзно сказал Митя. – Её не обижай, пожалуйста.
     - И ты, Брут?! … Да с чего ты решил, что я её обидеть могу?
     Митя смутился.
     - Ну, я так, просто, … жалко её. … Помню я, как ты девчонок с ВЦ охмурял. А у Журбы кто подружку увёл? И бросил сразу …
     - Так они сразу и помирились. Сколько она ему нарожала потом? Троих?
     - А Юра Снегин?
     - А что Юра? Юру наоборот я со своей бывшей познакомил. Поженились они, … а говорил, памяти нет, я и забыл уже.
     - Ладно, - примирительно сказал Сурин. - Что вспоминать, пятнадцать лет прошло ….
     - Митя, даю честное благородное слово, солдат ребёнка не обидит. Тем более, что этот ребёнок сам кого хочешь ...

     Мы ещё постояли минут десять. Он, вкратце, рассказал о своей жизни, я о своей. Жена его бросила в самом начале 90-х, ушла к какому-то «новому русскому», который открыл цех по производству мебели. С тех пор он один. Одному даже лучше, жили не очень – нехватка денег не способствует миру в семье. Дочка в прошлом году замуж вышла, с ним общается, любит его. Так и живёт. Я поведал о своих делах. Митя посочувствовал, пообещал, что «всё наладится и главное не киснуть». Я с ним согласился. Договорились, как нибудь на его выходных пивка попить, можно даже тут. Наливают настоящее чешское – Пильзнер, а рыбку он обеспечит, сам ловил.
     На том расстались, обменявшись телефонами.

     Домой шёл на удивление в приподнятом настроении. Саша, … Митя … 
     Сколько хороших людей сегодня встретилось.
     Словно сходил в гости к родне, которую сто лет не видел, а она искренне тебе рада.
     Ольга … Ольга … кто ты? …

     Дом встретил тишиной. Жена и дочь уже спали. На плите стоял ужин в кастрюльке – поставил её в холодильник, сходил в ванну, лёг.
     Тихо поцеловал Лялькино плечо. Она пробормотала, что-то сквозь сон, отодвинулась и натянула одеяло. От неё пахло зелёными яблоками и её телом – такой родной, знакомый запах.
     Я ещё долго слушал, как она дышит – ровно, чисто, глубоко … незаметно уснул.

     На следующий день к семи вечера я был в «Трёх столах».
     Поздоровался с Митей, встретившим меня улыбкой. Лариса с Любой дежурили на боевом посту – узнав, улыбнулись. Саша кивнул, как старому знакомому:
     - Может пивка? Оля ещё не подошла.
     - Опаздывает, тренер.
     - Нет, марку выдерживает, - ответил Саша. – Так как насчёт пива?
     - Сегодня я не твой клиент – за рулём.
     - На машине приехал? … Пойдём, покажешь, народу почти нет.
     Мы спустились вниз к стоянке заведения. Саша с удовольствием осмотрел машину.
     - Да она девочка у тебя. Снаружи прям не целованная, салончик чистенький, новенький. И вправду хороша, - похвалил он машину. – А почему на колёсах? Не расслабится даже, хотя, можно на нашей парковке оставить, тут видеонаблюдение, живёшь рядом …
     - Соком манго расслаблюсь. Не каждый же день, так спиться можно. По делам ездил к приятелю, домой уже не успевал. А ты на чём?
     - А вот моя ласточка стоит, - Саша указал на третий Гольф ярко красного цвета, чуть правее. Чистый, ухоженный, на новой резине.
     - Приятная машина и хозяин заботливый, - оценил я.
     - Пошли соком расслабляться, - вздохнул Саша.
     Через десять минут в дверь вошла Ольга. Махнула мне рукой.
     - Извини, опоздала … Саш привет! … Готов? Через две минуты начнём.
       Я подошёл к ней и протянул деньги.
     - Что это?
     - За двадцать часов. Дальше видно будет.
     Ольга молча взяла деньги и убрала в сумочку.
     - Ты не пил, надеюсь? Что там, у стойки тянул?
     - Завязал на ближайшую пятилетку. Записался в общество анонимных алкоголиков. Могу тебе дать рекомендацию, хочешь?
     - Он сок пьёт. За рулём сегодня, - прокомментировал Саша.
     Ольга зыркнула на меня глазами.
     - Я от лестного предложения воздержусь. … Так это твоя развалюха у дверей стоит?
     - Моя, - я улыбнулся. – Моя старушка. Предпенсионному возрасту положено на развалюхах ездить.
     - Запомнил, - довольно усмехнулась Ольга. – Ну, ну … ладно, пошли учиться.
     - А машина хороша у него, ты не права, - вслед нам крикнул Саша.
     Через два часа Ольгиного шипения и моих попыток попасть правильно по шару, занятия закончились. Ольга пошла к стойке за ужином, спросив:
     - Тебе салат взять?
     - Спасибо, дома поужинаю. Жена отбивные готовит, будет и салат, не хочу пропустить. Завтра в семь?
     Не поворачиваясь, она, молча, кивнула.
     - Саша, пока! Приятных выходных с дочкой!
     - Счастливо, Игорь.
     Не сказав больше ни слова и не оборачиваясь, я вышел. А если бы посмотрел, то увидел задумчивый взгляд Ольги, направленный мне в спину.

     Следующий день являлся копией предыдущего, за исключением того, что на Митином месте стоял другой охранник – Владимир, тоже матёрый зубр из бывших, а за барной стойкой стоял моложавый блондин, с лица которого не сходила улыбка. Степан, понял я, подошёл, познакомился, услышал, что высшее образование необходимо сторожам для разгадывания кроссвордов  и взял лимонный сок со льдом.
     Ольга появилась ровно в семь. Сухо поприветствовала и занятия начались. Шипела она меньше, больше старалась спокойно объяснять, но иногда темперамент брал своё.
     Через два часа я попрощался и ушёл.
     Взять салат мне не предлагали.

     На четвёртом занятии я попросил о занятиях два раза в неделю.
     - Устал, возраст? – поинтересовалась с издёвкой Ольга.
     - От тебя ничего не скроешь, проницательная. Врач прописал щадящий режим, валидол и растительные клизмы.
     - Ну, если клизмы, то давай …
     - Через четыре дня, если ты не против? Как раз первая смена Саши будет. А дальше так же, через три дня на четвёртый. Возможно?
     Ольга достала из сумочки маленький ежедневник, посмотрела и кивнула:
     - Договорились. Через четыре дня в девятнадцать ноль-ноль. И дальше каждый четвёртый день. У тебя ещё шесть занятий, а там, смотри, как знаешь. Но научиться играть за двадцать часов невозможно.
     - Двадцать два, - поправил я.
     - Ну, двадцать два, не велика разница.
     - А за сколько можно?
     - Что бы мало-мальски кий держать и бить, часов сто, если талант есть.
     - А если нету?
     - А если нету, играй в шашки – Чапаева осилишь, я думаю, - съязвила Ольга.
     - Научишь?
     - Слишком сложная игра для меня, не умею. Тут мастер нужен, супер, понимаешь? Я не гожусь для Чапаева.
     - А мне советуешь.
     - Ты сможешь, уверена. Вон, какие пальцы кривоватые, как раз по шашкам лупить хорошо.
     - Невзлюбила ты меня, - пожаловался я и пропел – Меня девушки красивые не любят …
     - Это из какого-то ветхозаветного фильма?
     - Потерянное поколение, шедевры кинематографа не знаете.
     - Да куда уж нам уж ... не мы этот мир организовали – некогда кино смотреть, деньги нужно зарабатывать.
     - Ладно, Оля, с тобой разговаривать приятно, ты сама любезность, но мне пора. Так через четыре дня?
     - Я же сказала.
     - Тогда до встречи. Приятного вечера.
     - Пока, - проворчала Ольга и отвернулась.
     - Меня девушки красивые не любят … - напевая, я шёл к выходу.

     Через три недели я пришёл на последний урок. К тому времени у меня уже получалось довольно прилично катать шары – для дилетанта, конечно. Ольга провела последний урок на удивление спокойно. Поправляла, показывала, как правильнее выбрать позицию, куда шар пойдёт, а куда нет, как бить от борта ...
     После урока подошли к стойке. Саша молча поставил передо мной лимонный сок со льдом, вопросительно посмотрел на Ольгу, налил ей тоже самое.
     - У тебя уже сносно получается, - похвалила она. – Вполне можешь играть со слепым инвалидом на даче. Молодец.
     - А ты со мной сыграешь сегодня? – спросил я.
     У Ольги даже бровь выгнулась от удивления.
     - Я? … С тобой? … Вроде и не пьёшь последнее время, а на лицо явный приступ белочки. Или мания величия одолела, Игорь? Тебе со мной рано играть. Года через три-четыре, если заниматься будешь, сыграем.
     - А ты мне форы дай два шара. В качестве бонуса.
     - Да я три шара тебе форы дам, но ты слабый совсем игрок, первоклашка, а я на Чемпионат Питера записалась. Не выиграю, конечно, но подучусь. Смекаешь? И играем мы тут на деньги, а не фантики от конфет. Премию хочешь мне выдать? Так и скажи.
     - И почём играете?
     - Двести монет партия. Если по минимуму.
     - Как то слабовато. Давай на тысячу сыграем? Сколько ты там обещала? Три шара форы?
     - Как хочешь, - Ольга пожала плечами. – Три шара с бильярда после разбивки я тебе дам. У богатых свои причуды. Допьём сок и я тебя разложу.
     - Лучше бы не на столе конечно, - не удержался я.
     Она стрельнула гневным взглядом.
     - Только маленькая поправка. Если я проиграю, заплачу тысячу, а если ты, то ты меня поцелуешь. Идёт?
     Ольга вздрогнула и пристально взглянула мне в глаза – не издеваюсь ли. Потом опустила их к стакану и спросила:
     - Всё не можешь успокоиться? Так нравлюсь?
     - Нравишься. Может и не так, но нравишься. Интересны чувства мужчины, когда такая девушка целует. Ну, как, договорились?
     - А, всё равно этому не бывать … Жаль конечно тебя разочаровывать, но жить тебе в неведении.  А лишней тысяча не бывает. Две пары новых штанов куплю. Допивай свой сок и пошли играть.
      Саша с интересом прислушивался к разговору. Он не мог понять, что же я задумал и зачем мне это нужно.

     Играли простую русскую партию. Ольга разбила пирамиду. Она не старалась сразу положить шар и поставить остальные под удар. Тоже фора – я оценил. После этого молча, сняла три первые попавшиеся шара и положила их на мою полку.
     - Ну, давай ученик, покажи, чему я тебя научила, - Ольга улыбалась. Она знала, что выиграет, играла со мной, как кошка с мышью.
     Я намелил кий, руку между большим и указательным пальцем и пошёл вокруг стола, прикидывая расстановку. Три шара я увидел сразу, повезло, а вот дальше … ладно, будет день. И я ударил.
     По мере того, как я укладывал три шара в лузы, лицо у Ольги менялось. Она уже больше не улыбалась, губы сжались, глаза прищурились. Шесть шаров лежали на моей полке. Я увидел ещё один, который должен пойти, если ударить левым винтом. Но слишком уж сложно и сомнительно, что мне удастся. Я снова намелил кий. Обошёл ещё раз вокруг стола. Других шаров я не видел. Они наверняка есть, но не мои, точно. Остановился, выбирая позицию и долго целился. К столу  подошёл Саша и даже Лариса с Любашей не остались в стороне и наблюдали. Я ударил. Биток щелкнул по шару, тот закрутился и медленно закатился в лузу. Все выдохнули. На моей полке лежали теперь семь шаров. А биток просто встал на восьмой шар под подставу.
     Я смотрел на Ольгу. Она кусала верхнюю губу и смотрела на меня. Эмоции отражались на её лице как в зеркале. Я не меля кий, легонько щёлкнул. Восьмой шар упал в лузу. Вокруг стола стояла тишина.
      - Да-а, - протянул наконец Саша. – Бывает …
      - Однако, Пётр Сергеевич, партия, - сказал я.
      - Новые приключения неуловимых, -  тихо ответила Ольга, положила свой кий и пошла к стойке.
     Никто, кроме меня не понимал, как такое могло произойти.
     Никто не знал, что уже месяц по четыре дня на неделе, я ездил в бильярдный клуб на проспект Энгельса, где меня учил играть сам Лёня Михайлов. Стоило это хорошую копеечку, но уж больно хотелось удивить. Вот только кого больше, себя или её?

     Я установил оба кия на стойке, собрал шары с полки, сложил пирамиду и пошёл к выходу не прощаясь. Когда был уже возле машины, услышал:
     - Игорь, подожди!
     Я обернулся. От дверей ко мне шла Ольга. Она здорово выглядела в черных стрейчевых  джинсах, рубашке под шотландку и лохматой меховой безрукавке
     - Что ж ты, не прощаясь, - спросила она, пытливо меня оглядывая.
     - Да так, знаешь, … показалось, ты расстроена и …
     - Дурак, - коротко оборвала она. – Теперь рассказывай, кто тебя ещё учил? Только не ври мне, что …
     - Лёня Михайлов, - оборвал теперь уже я. – Лёня ...
     - Неужели, правда, так на малолетку запал?
     - Ты красивая. Не в этом дело.
     - А в чём?
     - Не задавай вопросы, на которые у меня нет ответов, - пожал я плечами. – Я не знаю. Тянет и всё.
     Тогда она неожиданно обняла меня и поцеловала в губы. Долго, нежно, потом подошла к машине, села на переднее сидение и сказала:
     - Поехали!
     - Куда?
     - Ко мне конечно. У тебя жена дома, а втроём я пока не готова.
     - Оля, если ты …
     - Вот только не надо, хорошо? Если бы я не хотела, меня бы тут не было. Поехали.

     Через два часа мы лежали в её постели. Молчали. Я перебирал её волосы – тёмные, шелковистые. Было тепло, легко и … грустно.
     - Скажи, а ты жену совсем не любишь? – вдруг тихо спросила она.
     - Люблю.
     - Сильно?
     - Сильно.
     Она помолчала, потом спросила:
     - А я тебе зачем? … Нет-нет, не отвечай, не отвечай, прошу. Я не хочу ничего знать. Только тут и сейчас, да? Только тут и сейчас …

    Уснули незаметно. Ночью просыпались, любили …  снова засыпали …
    В четыре утра меня разбудил мобильник.
     - Ты жив? С тобой всё в порядке? - спросила Ляля.
     Я не мог собраться со сна, растерялся, она никогда не звонила мне ночью.
     - Всё хорошо, а ты что не спишь?
     - Действительно, чего бы мне не спать, когда мужа дома нет, … не сплю вот. Проснулась ночью, на душе тяжело ...
     - Да нормально всё, заигрался, знакомых встретил, извини.
     - В трёх столах? - странным голосом спросил Ляля.
     - Ну да.
     Она немного помолчала.
     - Тебе Саша привет передаёт.
     - Какой Саша? – уже всё понимая, спросил я.
     - Такой молодой, красивый, барменом в бильярдной работает. Помнишь его?
     - Ты что, там?
     - Да. Не спалось, решила прогуляться. Вот зашла, думала, ты играешь – посидим, потанцуем, … угостишь меня. … Не сложился наш роман, Игорь.
     Она прервала разговор.
     Вот так, теперь ещё и это …

     Сон как рукой сняло, настроение тоже. Я сел на кровати. Обхватил голову руками и стал раскачиваться. Это помогало не думать и только соблюдать ритм, поддерживая в голове пустоту.
     - Это жена звонила?
     В голосе Ольги была горечь. Никакого раздражения, злости.
     - Она. Волнуется, я же всегда к ночи домой возвращался. Она в бильярдной сейчас, с Сашей разговаривает.
     - Значит, всегда дома ночевал, - задумчиво произнесла Ольга, словно не слыша моих последних слов. – Сегодня особый случай? … Неужели ты и в самом деле потерял голову, Игорь? Неужели я стою того, что бы из-за меня ставить семью, жизнь под удар? … Баба как баба, смазливая, ничего особенного... Странно люди устроены. Готовы за минуту радости всю жизнь ломать.
     - Не говори так. Ты не баба, ты прекрасная, чудная девушка. Ты заслуживаешь счастья. Оно обязательно тебя найдёт. Только я мало похож на него. Облезлый барин, вот я кто.
     - Не ругай себя, - Ольга вздохнула. – Всегда найдутся другие, кто это сделает за тебя … Уходишь?
     - Да, Оля, поеду. Сама видишь, какое тут настроение. Похороны.
     - Езжай. Мне чужого не нужно. Я знаю, как это больно. Жалко её.
     - Удивительная ты …
     - Нет, обычная. Только, … - она прильнула ко мне, обняла. - … ты не бросай меня так, сразу, ладно? – голос её надломился. – Я не привыкла быть девочкой на один раз. Это так больно, когда бросают. Я сама, сама уйду, … отпущу тебя. Потом.
     Она сняла руки, повернулась к стене и натянула одеяло. Я попытался погладить её плечи, но Ольга стряхнула руку и тихо сказала:
     - Уходи сейчас. Пожалуйста. … Не злись на меня только. Каждой хочется хоть кусочек счастья. … Уходи.

     Я заехал в «Три стола», там уже закрывались - заведение работает до пяти утра, открывается в двенадцать. Меня пропустили. Саша считал выручку. Посмотрел на меня, прервался.
     - Это жена твоя была, да?
     - Да, Лялька. Всполошилась, ... не спалось ей …
     - Я сказал, ты уехал полчаса назад. Придумаешь что нибудь. А она красотка у тебя, порода чувствуется. Говорила с улыбкой, приветливо, но чувствовал – ближе трёх метров подходить опасно для жизни. Прямо королева, не меньше. Столько достоинства …
     - Мы никогда не врали друг дружке. Что мне делать, а?
     - А Ольга как? Что вообще между вами произошло?
     - Мы ещё сами не знаем, Саша. … Выставила.
     - У неё был, … понятно. И что она в тебе нашла? … Жена – красавица, любовница – красавица, а он грустный ходит, - Саша старался перевести щекотливую тему в русло шутки.
      - Ольга на любовницу не тянет. Не та девочка. Ей либо всё, либо ничего, я так её понял. И чужого брать не станет, - сказал я устало. – А жена, … жена любовницу терпеть не будет. Ты её видел. Да и мне любовница не нужна.
      - Послушай меня, Игорь, утро вечера мудренее. Давай-ка я налью тебе чего покрепче, оставляй ты машину и иди отсыпаться домой. Выспишься, тогда и разбираться будешь.
      - Давай, - вздохнул я. – Текила золотая есть? Сто грамм налей. Дай соль и лимон …

     Возле дома, увидел в окнах кухни свет. Сразу стало зябко душе, неуютно, грызло внутри. Добавляло тяжести чувство вины. 
     Медленно поднимался я по лестнице. Словно гири на ногах тащили вниз, не давая ступить шага. Незнакомое чувство.
     Прежние отношения с женщинами не серьёзны – обоюдное минутное влечение. Чистая физиология, не больше, остававшаяся тайной.
     Сейчас всё по-другому. Не в силах разобраться в себе я сгорал, твёрдо зная, без Ляльки жить не смогу.
     «Зачем, зачем только зашёл я в эту бильярдную!» …
     Но и Ольгу я уже не мог обидеть. Было к ней какое-то тёплое чувство нежности пополам с заботой. Я ничего не обещал, не соблазнял, добиваясь близости - не ухаживал, не осыпал комплиментами, не дарил цветы, не приглашал в рестораны. … Но себя не обманешь - на подсознательном уровне, я правильно делал всё, чтобы случилось то, что случилось. А теперь есть свершившийся факт, с которым придется жить.
     Ольга была из той же породы, что и Ляля – она никогда не разделит постель с мужчиной просто так. Значит, я разбудил её, вытянул из раковины, в которой она сидела последнее время. Значит, она стала беззащитна и очень уязвима. Такой её сделал я. И я за неё в ответе, нравится мне это или нет.
     Вот и четвёртый этаж. Вот дверь, за которой меня ждёт очень сложный разговор.
     Врать я не буду. Не могу ей врать.
     Правда – та ниточка, которая связывает крепче канатов. Если рвётся, всё рассыпается.
     Лялька многое может простить, но только не ложь. Это тот напиток, который она пить, никогда не станет. Будучи патологически правдивой сама, она не терпела лжи в людях. И я люблю её именно такой. Врать не смогу, знаю.

     Я вошёл в свой дом. Ляля сидела на кухне и смотрела на свои руки, лежавшие у неё на коленях. Она, судя по всему, не раздевалась после прогулки. На ней были джинсы, толстый свитер и тёплые вязаные носки. На столе стояли две чашки чая, от которого поднимался пар.
     - Холодно, - мёртвым голосом сказала она. – Как холодно. … Знала, ты придешь. Говори.
     Я сел рядом, попытался взять её руку. Она мягко, но настойчиво отняла.
     - Не тяни, Игорь, говори. Всё, что считаешь нужным. Я постараюсь услышать, - она подняла на меня совершенно пустые, ничего не выражающие глаза.
     - Скажу, Ляля. Сейчас. Соберусь только, - я тянул, не зная начала.
     Это важно. Важно правильно начать, она должна понять, должна, … а почему собственно? Почему она - должна? … Один я ничего не должен… Нет. Этого она не примет. Просто не примет и всё. Дело не в прощении и не в наказании. Она изменится. Она не примет меня с таким грузом. Она перестанет быть моей. Но лгать нельзя. Нельзя оскорблять обманом. Значит нужно говорить. Правду. И я начал …
     Когда я закончил рассказывать, повисло молчание. Мне даже показалось на секунду, она не слышала меня, думая о своём…
     Ляля снова подняла глаза – совсем другие глаза. В них был гнев, презрение.
     - Значит, ты меня предал. По-настоящему предал. Да?
     - Ляля …
     - Молчи! Я тебя слушала. Не перебивала. Теперь молчи и слушай меня, - она глубоко вздохнула, ещё раз, отпила глоток холодного чая и повернувшись к окну, продолжила:
     – Я всё тебе прощала, абсолютно всё. Твоих командировочных койбито, твой холод, невнимание, безразличие к моей жизни, твои спорные решения, … всё. Даже Лену, соседку нашу, простила. Верила в тебя. Всё оправдывала твоей усталостью, трудной работой, нервами и даже твоей тонкой душевной организацией внутреннего мира. Ты ведь такой ранимый, незащищённый,  - в последних словах прозвучала издёвка.
     Она, запнулась, снова глубоко вздохнула.
     - Всему я находила оправдание. Потому, что я любила тебя. Понимаешь?! Любила и слепо верила в твою любовь ко мне. И за всё это ты меня предал. Вот так, походя, не задумываясь. Да? … Тебе захотелось попробовать красивую молоденькую девушку с интересным характером и сложной судьбой? … Только не оправдывайся, прошу. Из твоего рассказа я поняла, ты её не любишь? Жалеешь, да? … А меня ты пожалел, когда лез к ней в койку? Меня, которая двадцать лет была твоим лучшим другом, опорой, твоей любимой? Пожалел? … Все вопросы риторические, не отвечай. … Я бы простила тебя, Игорь, простила, знай, что ты по-настоящему её полюбил. Отпустила бы с добром в сердце. Очень больно, но отпустила бы. Но ты его порвал сейчас. Просто на лоскуты порвал. Разрушил весь мой мир, легко, словно замок из песка - расплавился стойкий оловянный солдатик. Всё, остался лишь комочек олова. Ты расплавил. … Но ты ещё главного не понял. Ты себя предал. Себя! … И с этим ты останешься. Навсегда. …  А теперь я от тебя ухожу. Живи, как знаешь. Я постараюсь привыкнуть без тебя. Всё Игорь. Всё. Ты меня потерял.
      Она повернулась и не глядя в мою сторону, вышла из кухни. Вскоре хлопнула входная дверь.
      Я остался один.

      Один…
      Я завыл, не слыша голоса, не понимая, что вою. С размаху ударил головой о край стола. Одноногая конструкция опрокинулась. Попадали на пол и разбились чашки, за чашками упал и я, продолжая бить об пол. Потекла кровь. Много крови, смешалась с чаем, растеклась по полу, а я продолжал бить головой, только бы потерять сознание, только бы не чувствовать внутри того, что разрывает, не даёт дышать, жить … зачем мне жить? …
     Сколько это продолжалось, не знаю. Я понял, что лежу на полу. Откуда-то извне прорвался громкий стук в дверь, крики на лестнице, звонки. Подошёл. Отозвался.
     - Игорь, у вас всё в порядке? Что за шум? - соседка.
     - Всё хорошо, упал со стремянки. Извините. Спасибо за беспокойство.
     Стоило большого труда разговаривать, но я ответил, проклиная в душе всех соседей на свете.
     - Милиция, откройте дверь, пожалуйста, - донёсся уже мужской, настойчивый голос.
     Я открыл. За дверью стоял наряд из двух человек, с автоматом, всё честь по чести.
     - Что у вас происходит? – спросил сержант, разглядывая меня. Из-за его плеча выглядывала Валентина Сергеевна.
     - У меня? У меня много чего, а  в квартире всё в рамках дозволенного, без криминала. Проходите, - я посторонился, пропуская милицию и оттирая слишком любопытную соседку, норовившую прошмыгнуть следом.
     Сержант быстро осмотрел квартиру. Она была пуста.
     - А что за кровь на кухне?
     - Моя. Поправлял карниз, упал на стол, порезался. Ещё вопросы? – сдерживался я уже с трудом.
     - Помощь нужна? Вызвать скорую?
     - Спасибо, не надо, это мелочь. До свидания.
     Сержант ещё раз хмуро оглядел квартиру, моё разбитое лицо, козырнул и вышел за дверь. Наступила тишина.

     Я прошёл на кухню. Там царил разгром - на обоях брызги крови, стол опрокинут, пол залит месивом из осколков посуды, чая, кровавых разводов.
     Автоматически прошёл в ванную за тряпкой и ведром. Поставил стол, собрал осколки, вымыл полы и замыл обои. Наводил порядок, не сознавая своих действий, рефлекторно. Огляделся – вроде чисто.
     Пошёл в ванную к зеркалу. На меня глядело совершенно расквашенное, измазанное  лицо, с потухшими глазами, в мелких порезах, ссадинах. В носу запеклась кровь, правый глаз заплыл.
     Я разделся, залез под душ, смыл кровь, помылся сам, одел чистое. Замочил в тазу одежду в крови холодной водой. Прошёл в комнату.
     За окном уже давно наступил день.
     В комнате я открыл диван, достал из него длинную коробку, в которой лежала моя вертикалка ИЖ-27. Собрал ружьё, достал упаковку с патронами. Двенадцатый калибр, картечь.
     Охота мне противна - ружьё купил ещё в начале 90-х «на всякий случай».
     Действовал я словно кукла, механично, выверено, без единой мысли. Лишь одно желание – прекратить этот огонь внутри. В ту минуту не думал не о родных, которым будет горько, не о Ленке, не о Ляльке, которой придётся продать квартиру – жить она в ней не сможет …
     Накинул на курки петлю, пропустил верёвку вокруг ножки стула, снял предохранитель и упёр ружьё в пол, прислонив стволы к левой стороне груди. Потянул за верёвку. Курки отработали, бойки щёлкнули.
     Я зарядил ружье двумя патронами, надел толстую зимнюю куртку, чтобы не забрызгало стены. Равнодушно подумалось, ковёр придётся выбросить.
     Зазвонил мобильный телефон. Любопытно. … Я отложил ружьё, принял вызов.
     - Здравствуй! Узнал? – донёсся голос Ольги. – Извини, что беспокою, с Сашиного телефона звоню, у меня нет твоего номера. Я только, … мне вдруг так неспокойно стало, как ты?
     Ольга, как же я забыл о ней? … Поступи я, так как хочу, она точно себя в проклятые запишет.
     - Я, … нормально я. Жив.
     Она помолчала, потом сказала:
     - Ты себя сильно-то не вини. У мужчин вообще с мозгом плохо, когда дело до нас доходит.
     - А ты где сейчас? – задал я глупый вопрос.
     - Догадайся с трёх раз, если с Сашкиного мобильника звоню, … больно тошно дома было, не могла сидеть одна. Они меня впустили, Саша омлет обещал. Подходи, если хочешь.
     - Думаешь? … У меня тут авария случилась, побился.
     - Как побился?! Машина же на стоянке стоит у входа.
     - Да я … ладно, сейчас подойду.

     Разрядил ружьё, спрятал в диван.
     Голова гудела и немного плыла. Я всё же терял сознание – ощущение знакомое. Привычно наполнил миску водой, добавил льда и вымочил лицо – до ломоты. Вытерся, оделся, выпил сто грамм водки и вышел из дому.

     Хорошо, хоть тёмные очки надел. Прохожие, взглянув на  моё лицо, отводили взгляд – опухшее, всё в ссадинах и синяки проступали не слабые. Челюсти болели, тяжело было говорить. Одним словом – красавец.
     Я шел, не глядя по сторонам, наслаждаясь своим унижением. Так мне и надо.
     Наказание не искупает преступления, оно лишь облегчает душу того, кто способен каяться.
     Ольгу я заметил, не доходя до бильярдной метров пятьдесят. Она прохаживалась у стоянки и смотрела по сторонам. Вот увидела меня, махнула рукой. Чем ближе я подходил, тем больше менялось её лицо.
     - Здравствуй, Оля, - поприветствовал я, подходя вплотную.
     Она стояла, не отвечая, бледная и смотрела на меня. Тихо попросила:
     - Сними очки.
     Я снял. Она охнула и прикрыла рот рукой. Потом шагнула прямо ко мне, обняла и спрятала голову на груди, вздрагивая всем телом. Да, вид у меня был, что надо. Редкий бомж таким может похвастать.
     - Да ладно тебе, Оля, что ты, жив и хорошо. А лицо ерунда, пройдёт, недельки через две, буду как новенький, - уговаривал я.
     - Кто тебя так? – не поднимая головы, спросила Ольга.
     - Догадайся с трёх раз, - пошутил я, припомнив её недавний ответ.
     Она подняла мокрое лицо, глянула на меня внимательно.
     - Это … это ты? Ты сам?! … Господи! Да что же я наделала, сука, - застонала она. – Ненавижу себя, ненавижу …
     - Не ругай себя. Всегда найдутся другие, кто это сделает за тебя, - процитировал её я.
     - Но зачем? Скажи, зачем ты сделал с собой такое?
     - Она ушла, Оля. Совсем ушла. Узнала о тебе, …  мне без неё край. Понимаешь?
     - Ну, хочешь, я поеду к ней, объясню, что ты ни в чём не виноват, что я сама, … а как она узнала? – опомнилась Ольга.
     - Я рассказал. Всё.
     - Но зачем?!
     - Мы с ней не умеем по-другому, Оля, прости. Ты ни в чём не виновата, это я виноват перед тобой. Старый дурак. И ей больно сделал, и тебе, … и себя наградил.
     - Пойдём в зал, там поговорим? – она вопросительно посмотрела на меня.
     - Да куда мне в зал, Оля, с такою-то рожей, сама подумай. Это же приличное заведение, не бомжатник. Зачем людям на эту картинку с выставки смотреть. Ты могла подумать, я тебя избегаю, потому пришёл. Но в зал идти …
     Я закурил, морщась от боли разбитыми губами.
     - Дай мне, - попросила Ольга.
     - Разве ты куришь?
     - Иногда, под настроение. Дай.
     Я угостил её сигаретой, дал огня. Она глубоко затянулась, закашлялась.
     - Крепкие …
     - Да, Оль, на любителя.
     - Просто давно не курила, ничего. Дым приятный. … Как ты теперь?
     - Не знаю, - пожал я плечами. – Ленка за городом, с тёщей - вот кто в восторге. Хоть одного человека порадовал. … Теперь дочку на Кузнецовскую перевезут, в их квартиру. Я один пока, дальше не знаю.
     Ольга смотрела на меня, думала. Неуверенно сказала:
     - Ты только не вообрази чего, ну, в общем, … может, у меня поживёшь? Нельзя тебе одному сейчас. Беды бы не вышло. Или запьёшь до смерти, или ещё хуже …
     - Что может быть хуже запоя до смерти, - улыбнулся я, тут же поморщившись. Нужно было анальгетики принять и аспирин.
     - Он ещё смеётся! – возмутилась Ольга. – Может быть и хуже. Может. … Знаешь, давай всё же зайдём, посидим, я тебя покормлю с ложечки, - она шутила, а глаза были очень серьёзные. – Про себя расскажу, не чужие теперь, должен знать. Ты поймёшь, жизнь не кончилась ещё. Ты её любишь, она тебя, что бы там не говорила, помиритесь ещё. А наделаешь глупостей, обратно не отмотаешь. Пока жив, всегда есть надежда на лучшее, понимаешь меня? Пойдём, правда. В крайнюю кабинку сядем, никто тебя не увидит, почти спиной к залу будешь. …
     Так Ольга уговаривала меня, помаленьку подталкивая к двери бильярдной. Мне приятно было слышать её глубокий, бархатный голос, такой заботливый, мягкий. Он отвлекал от действительности, уводил. И я поддался на уговоры. Мы зашли в «Три стола», как лиса Алиса и кот Базилио в харчевню «Трёх пескарей».

     - Ни фига себе! – присвистнул Митя, когда увидел моё лицо. – Иди, иди, Оля, в зал, он сейчас подойдёт. … И кто это нас так, - Митя внимательно меня оглядел. - Похоже, никто. Что произошло, Игорь?
     - Да со стремянки сорвался и упал на стол в кухне. Там чашки …
     - Ага, сорвался, похоже на правду. И так раз несколько. … Кому ты рассказываешь, забыл? Бог с тобой, не хочешь не говори. Раны обрабатывал?
     - Промыл …
     - Промыл! – язвительно произнёс Митя. – Пойдём в служебку. И не спорь, - прикрикнул он, видя мою попытку возразить. – А то в психушку сдам. Пошли!
     - В служебном помещении Митя промыл раны, обработал какой-то вонючей дрянью из тюбика, а крупные заклеил лейкопластырем. Вытряхнул из разных блистеров горсть таблеток, заставил выпить.
     - Жить будешь, - проворчал он. – Теперь ступай. Полегчает. И много водки не пей.
     - Спасибо, Митя, - поблагодарил я.
     Он махнул рукой, убрал в свою аптечку медикаменты и мы пошли к залу.

     Я поздоровался с Сашей, он махнул рукой, сделав вид, что каждый день я ходил к нему с такой физиономией и ничего необычного в этом нет.
     Ольга уже накрыла в последней кабинке. На столике стоял омлет с ветчиной в тарелках, селёдка под шубой и большой графин с водкой. В высоких стаканах налит томатный сок. Увидев пищу, страшно захотелось есть, я только сейчас понял, что уже давно ни крошки не видел.
     - Садись, я хлеб принесу и маслины. Знаю, любишь.
     Я сел, повернувшись к залу спиной. Она быстро вернулась, поставила на стол тарелку с хлебом, маслины в плошке, села напротив.
     - Ну, давай Оля, за свет в конце тоннеля.
     Я налил две рюмки, поднял свою. Мы выпили. Немного поели. У меня во рту всё болело, ел по чуть-чуть. Ольга делала вид, что не замечает этого. Ещё выпили и ещё поели. Я закурил. И Ольга начала рассказывать о себе …
     Она листала страницы жизни одну за другой. Намного подробнее, чем Саша. Я не мог сказать, что уже знаю её историю, не выдав его.
     Говорила о том, как ей было плохо, и как помогали друзья. Говорила, как не хотела жить. Если бы не Анюта, … а сейчас она хорошо живёт, у неё интересное занятие. В этом году поступила в колледж на заочное отделение, много друзей, о прошлом почти не вспоминает. Главное, пережить первые дни и рядом должен быть человек, друг. И у меня обязательно всё будет хорошо, мы помиримся с женой и про неё даже не вспомним …

     Митины таблетки начинали действовать. Боль почти ушла, исчез белый шум в голове, появилась лёгкость, настроение стало из категории «всё по фиг» - чего-то он мне из анксиолитиков дал. Тревога растворилась. Я бы сказал, что это был препарат типа Триоксазина – беспокойство исчезло, а спать не хотелось. Одним словом, «жизнь наладилась» и сейчас мне казалось диким моё недавнее желание отправиться в путешествие за черту.
     Так мы сидели, пили – ели, я, не вникая в смысл,  слушал Ольгу, болтающую о пустяках для того, что бы меня развлечь. Просто слушал её, стараясь не думать. На столе появился новый графин ледяной водки, нарезка, грибы… О будущем думать не хотелось …
    
    - Хочешь найти Гарика, ищи самую красивую барышню в зале! – громкий, знакомый голос вернул на землю.
     Рядом со столиком стояла неожиданно, откуда возникшая Людмила и насмешливо смотрела на меня. На ней были чёрные обтягивающие тёплые лосины, белоснежный длинный свитер от Кардена и распахнутая клешёная шуба из норки до пят, за которой, я знал, она специально ездила в Хельсинки и которая стоила как хорошая машина. На ногах белые сапожки. Мраморную шею украшала короткая итальянская плетёнка из цветного золота. Выглядела она, как всегда, шикарно, а вокруг уже распространился тонкий аромат дорогого жасмина.
     Ольга сидела растерянная, переводя взгляд с меня на неё и обратно.
     - Разрешите присесть? - спросила Люда, усаживаясь рядом со мной на диванчик, не дожидаясь приглашения. Посмотрела на стол, налила себе в мою рюмку водки, опрокинула её, закусив маслиной и, прямо глядя на Ольгу, обратилась ко мне:
     - Ты нас познакомишь?
     - Какими судьбами, Люда? Сто лет тебя не видел, - спросил я, игнорируя последний вопрос. – Тоже увлеклась бильярдом?
     - Ни боже мой, Гарик. Ты же знаешь, мне даже на качалку времени не хватает. Какой уж тут бильярд. А ты, я смотрю, увлёкся? – продолжала она, беззастенчиво разглядывая Ольгу. – Не думала, что такая опасная игра. На лице что, последствия?
     - Последствия бывают только под следствием. На лице царапины - травма. Лучше расскажи, что ты тут делаешь? Не в твоём вкусе заведение.
     - По твою душу, милый, - Люда развела руками и выпила ещё рюмку.
     - Ты теперь смертью работаешь, души собираешь?
     - Я работаю другом семьи, не скажу, чтоб с радостью. Но ты, Игорёк, хоть и сукин сын, но мне не безразличен и Лялька твоя тоже. … Деточка, - обратилась она к Ольге. – Тебя ведь Оля зовут, верно?  Я против тебя ничего не имею, но ты позволишь тёте Люде поговорить с дядей Игорем тет-а-тет?
     - Оля, пожалуйста, - попросил я. – Пять минут, не обижайся, ладно?
     Ольга молча встала и пошла к стойке бара. Потемневшие глаза стали цвета штормовой Балтики. Видно, что она агрессивно напряжена, но сдерживается, не зная как правильно себя вести.
     - Слушаю тебя, Люда, - глядя на неё, я закурил. – Как всегда, потрясающе выглядишь.
     - Красивая и умная, - кивнула головой Людмила вслед уходившей Ольге. – Почти как я. … А ты как всегда чудак на букву «М». Ты что делаешь, Игорь? Совсем крыша съехала, а? … Помолчи … - она подняла руку, видя, что я собираюсь ответить. – Мне Ляля звонила. Ничего толком не объясняла. Сказала, что ушла от тебя, вы нехорошо расстались и у неё дурное предчувствие. Просила взять твоё бренное тело под мою опеку. Рассказала где и с кем тебя найти, если дома не окажется. Я Ляльку знаю, она никогда не будет жаловаться или просить без причины. И вот я, занятая женщина, едва продрав глаза, еду спасать бывшего любовника, а он вполне ничего, так, себя чувствует для убитого горем брошенного мужа. Все мужики – сволочи, - заключила она и опрокинула третью стопку.
     - Позвонить могла.
     - А ты бы ответил?
     - На такси? – спросил я, кивнув на рюмку.
     - Олега взяла, на всякий, мало ли. Он внизу.
     Олег – сотрудник Людмилы, влюблённый в неё по макушку. Очень крепкий, из атлетов, красивый тридцатилетний мужчина, выполнявший, по необходимости, роль её телохранителя, водителя, эскорта и секретаря. Думаю, он готов был работать без зарплаты и спать у двери на коврике, только чтобы быть рядом с ней.
     - Врачу не хочешь показаться. Отвезу.
     - Уже подлечили. И снаружи и внутри. Квалифицированно.
     - Зачем тебе это, Гарик? – устало сказала она. – Всегда считала тебя сильным. Неужели сломался? … Думаешь, мне легко? … Знаю, разорили тебя в дым. Ну и что? Поднимайся, думай о семье. У тебя любимая жена - редкость в наши дни накануне серебряной свадьбы, а ты писк с девочками по бильярдным устраиваешь.
     - Это другое, Люда.
     - Ну не влюбился же ты в эту девчонку?
     - Нет, сама знаешь, с кем моё сердечко, - я ещё пытался отшутиься.
     - Знаю! Потому и не могу понять, что ты тут делаешь? – возмутилась Людмила.
     - Так получилось.
     - Получаются дети из пробирки! А своим поступкам мы хозяева, мы!
     Я молчал, не возражая. Да и что тут возразишь.
     - В общем, так, Гарик, ты взрослый мальчик, я тебе не нянька. Вижу, есть кому о тебе позаботиться – попал в хорошие руки. Надеюсь ненадолго. Ляльке доложу, ты жив, побит и полон раскаяния. И ещё. Мне нужен честный директор в приличный магазин верхней одежды на Владимирском. Обещай подумать, не мочись на предложение сразу. Наши отношения никак на служебные не повлияют. Шнурить буду по полной, если что. … Рада была тебя увидеть, хотя причина удручает. Пока, Гарик!
     Она легко поднялась, махнула рукой и пошла к выходу, а её шуба волнами играла вокруг фигуры, казалось, Люда плывёт.
     - Береги его, девочка, - сказала она, проходя мимо Ольги.

     - Что это было? – спросила остывшая Ольга, вернувшись за столик. Глаза снова посветлели, лицо расслабилось, стало мягким.
     - Людмила. Моя давнишняя подруга - жена ей звонила, просила меня поддержать. Очень хороший человек.
     - Прямо королева какая-то. Видно, богатая. Саша сказал, внизу Мерседес навороченный с её охранником стоит. Любовница министра или олигарха, не меньше. И такая красивая, я не видела таких красивых … ей лет тридцать пять с небольшим?
     - На свою жизнь и вещи Люда заработала сама, честно, очень тяжёлым трудом. Ей сорок семь лет, взрослый сын.
     - Быть не может, … а выглядит … Вы с ней …
     Я неопределённо пожал плечами.
     - Мы друзья, … всякое было … Люда молодец. Всегда в форме, это не просто.
     - Да кто ты, Игорь, что за тобой такая женщина бегает? – с затаённой ревностью спросила Ольга.
     - Она не бегает, она просто помогает. Я её друг. И всё.
     - Возможно я ещё маленькая в ваших глазах, но, по крайней мере, видеть умею. Эта женщина не ровно к тебе дышит.
     - Она – росомаха. Одиночка, понимаешь. Очень сильная, очень волевая, всегда добивающаяся своей цели. Те, кто рядом, выполняют её волю. Слепо. Росомахи тоже спариваются, дружат, но никогда не живут вместе.
     - Кажется, я поняла, - кивнула Ольга. – Ты такой же, да?
     - Был, был такой же. Теперь никакой.
     - А жена твоя переживает, раз ей звонила.
     - Будь по-другому, было б странно.
     - Да, наверное, - Ольга замолчала. Задумалась.

     Неожиданно на меня накатила волна страшной усталости. Вспомнил, что практически не спал предыдущую ночь, потом весь коллапс, случившийся дома, эти посиделки, Люда … Голова отказывалась служить по прямому назначению, по телу разливался свинец. Не хотелось говорить,  шевелиться. Ещё чуть и я отключусь.
     - Оля, прости, так устал. Мне бы до кровати добрести – нехорошо, боюсь, вырублюсь.
     Ольга засуетилась.
     - Сейчас, Игорь, погоди минуту, только расплачусь и пойдём, да?
     - Куда пойдём? И почему ты будешь за меня платить?
     - Оставь, пожалуйста. Я что, не имею права друга угостить? Сиди.
     - Оля …
     - Слушать не желаю! Поссоримся. Сиди, я мигом.
     Она сбегала к стойке, поговорила минуту с Сашей и вернулась.
     Подошла буфетчица с кухни и стала убирать столик. Мы, как ни странно, съели и выпили почти всё.
     - Пойдём, Игорь. Всё в порядке.
     - Куда пойдём? Что, до дома не дойду один? Ведь не больной, так, покоцанный немножко. Я сам …
     Ольга перебила:
     - Не нужно домой, миленький. Нельзя тебе одному, пойми. Пошли ко мне. Не бойся, приставать не буду. Выспишься, утро вечера мудренее. Знаешь, что мне твоя Людмила сказала? «Береги его». Так и сказала. Вот и буду тебя беречь. Ладно?
     - Почему моя? Она ничья - своя собственная. … Хорошо, пошли к тебе, спорить сил нет. От меня всё равно толку ноль, приставай – не приставай.
     - Вот и молодец, вот и ладно. Пошли, миленький, пошли, - уговаривала Ольга как маленького.
     Мы направились к выходу. Саша кивнул. Я видел, ему очень хотелось поговорить, но взглянув на меня, он отказался от этой затеи.
     На выходе Митя протянул Ольге небольшой листок бумаги и пакетик, со словами:
     - Проснется, накорми его хорошенько супом наваристым, пусть лекарство выпьет и спит. Две таблетки за раз. И купи вот это по списку. Их тоже по две. И так два дня. Дальше он сам знает, что делать. Раны «Виватом» обрабатывай, поняла?
     Ольга кивнула и повела меня под руку, словно я упасть могу. Меня это забавляло бы, но апатия подавляла все эмоции. Я шёл с одной мыслью – дойти до кровати.
     На выходе нас ждала машина такси. Через пять минут мы входили в дверь Олиной квартиры. У меня ещё хватило сил разуться и дойти до постели. И я провалился в темноту сна без снов.

     Проспал часов двенадцать, не меньше. Проснулся в полумраке. Тело горело огнём, во рту и горле окоренилась Сахара и жгла песком. В углу горел ночник. На столике у тахты стоял кувшин с водой, в которой плавал разрезанный дольками лимон. Рядом, поверх одеяла спала Ольга в спортивном костюме, прикрытая пледом. Я начал пить, жадно глотая такую приятную влагу. Ольга тут же открыла глаза. Потянулась с улыбкой.
     - Проснулся? Сбегай в ванную, сейчас кормить тебя буду … и не спорь. Всё, как Митя велел.
     Я хотел уже вылезти и понял, что лежу голым под одеялом. Голым и влажным – вся простыня и пододеяльник пропитаны потом.
     - Не помню, как я раздевался, - смущённо сказал я.
     - А ты и не раздевался. Я тебя раздела, - легко ответила Ольга. – Только до кровати дошёл и выключился … Стесняешься, что ли? – удивлённо добавила она, заметив мою заминку.
     - Да, как-то … - пробормотал я. – Халата нет у тебя?
     - Пижаму хочешь? Сейчас, - она полезла в шкаф и протянула мне синюю хлопковую пижаму с какими-то белыми жучками. – Это моя, когда холодно бывает, я в ней сплю.
     Я натянул штаны, оказавшиеся почти в пору и отправился в ванную. Принял душ, вымыл тело от пота. Местами проступили гематомы, но в целом терпимо. Осторожно помыл лицо, больше напоминавшее лицо негра. Вытерся, надел пижамную рубаху. Руки торчали из рукавов, но в целом ничего. Вернулся в комнату.
     Ольга уже перестелила постель, а старую развесила на батарее.
     - Она чистая, только подсушить нужно – ты ещё будешь потеть, Митя говорил. А у меня всего два комплекта, да Анькиных два.
     - Это сестра? Ты рассказывала, я помню. А где она?
     Ольга помрачнела.
     - Если б я знала. Как школу закончила, пошла в разнос. Появляется когда хочет, исчезает. Перестала слушаться совсем, работать не идёт. Беда с ней, одним словом. А что я сделать могу? Мать на неё вообще никакого влияния не имеет. В школе училась неплохо, я думала, поступать будет, - Ольга расстроено махнула рукой. – Мы совсем разные по характеру, слабая она, мягкотелая какая-то.  Даже внешне не похожи совсем. Она мелкая и волосы почти платиновые, представляешь? Только глаза похожи … Ой! – Ольга всплеснула руками. – пошли на кухню, кормить буду.
     Есть совсем не хотелось, но Ольга даже слышать не желала – «А для кого я готовила? Митя наказал, будешь есть!»
     На кухне Ольга налила из кастрюли на плите большую тарелку густой солянки и поставила на стол. Добавила сметаны. Подала хлеб, ложку.
     - Кушай. Приятного аппетита.
     - А ты?
      Она улыбнулась:
     - Я по ночам не ем.
      Я начал есть. Оказалось очень вкусно, горячая солянка вливалась внутрь как бальзам. Сейчас бы ещё грамм двести и совсем хорошо.
     - Оля, а водки у тебя нет?
     Она с сомнением посмотрела на меня.
     - Игорь, ты пьёшь? Много?
     - Да не то чтобы, …  бывает и месяцами ни капли. Просто …
     - Понятно, - она полезла в холодильник и достала запечатанную бутылку Менделеева. – Извини уж, Русского стандарта нет. Дороговато для скромной девушки.
      Но мне было не до гурманских замашек. Я открыл бутылку, налил грамм сто в стакан и выпил, даже не чувствуя вкуса. Тут же разлилось тепло, а солянка как нельзя лучше дополнила букет в качестве закуски. Вспомнились слова Булгакова – «Супом закусывают только недорезанные большевиками помещики». Выходит, я помещичьих кровей, мне нравится. Больше водки не хотелось, и Оля убрала её обратно в холодильник. На десерт к обеду в три часа ночи, меня накормили очередной горстью таблеток и налили чашку зелёного чая. Потом она аккуратно промыла все раны Виватом, намазала их Спасателем. К концу всех процедур я осоловел, и Ольга отправила меня в постель, а сама осталась наводить порядок на кухне. Не успел я лечь, как через минуту снова провалился в сон. Так прошло два дня.

     На третий день, проснувшись, я понял, что уже не потел, простыня была сухой. Тело не жгло. За окном брезжил рассвет. А может это был вечер? Взглянул на запястье левой руки – часы показывали половину девятого. Всё-таки утро – вечером в это время уже полностью темно.
     Ольги рядом не было. В голове стояла кисельная пустота, никаких мыслей, желаний. Похожее состояние было в госпитале, после командировки восемьдесят третьего, когда врачи штопали мою голову и кормили седативом без меры. Но тогда они помогли.
     Всё, больше никаких психотропов, на сегодня хватит дуэлей. Хотя, нужно отдать должное, Дмитрий молодец. За три дня восстановил мой  рабочий функционал. Просто дико вспоминать, каких дел я мог наворочать, … а каких, собственно, дел? Сегодня как раз были бы поминки. Вот так, Игорёша. Ольгин звонок отвлёк, … а сделал бы? …  Вспомнилось то состояние, равнодушие к собственной жизни и желание поскорее закончить начатое. Да, пожалуй, дёрнул бы за верёвочку и сейчас уже знал, открывается дверца или нет. Какой придурок, а!

     Я встал, сходил в ванную. Ольги в квартире не было, видно по делам убежала. Хотя, какие у неё дела в такую рань? Снял Олину пижаму, одел чистое выстиранное бельё, носки, её футболку и спортивный костюм Пума, оказавшийся почти в пору и почти настоящим. Главное, хлопок и приличный трикотаж, остальное не важно. Прошёл на кухню, поставил чайник свежей воды. Вымыл заварочник, засыпал пять ложек чёрного Ахмада, найденного на полке. Чайник закипел. Я залил кипятка на три четверти, накрыл полотенцем. Задумался …
     А дальше что?
     Нужен хоть какой-то план действий. Всё время после закрытия дела, меня очень тяготило состояние незанятости, отсутствия хоть каких-то планов. Слишком я привык к жёсткому ритму, который не допускает вольностей – шаг вправо, шаг влево … Как собирался после продажи фирмы жить, не понимаю. …
     Чем же занять жизнь? Программа минимум - вылечиться, привести в порядок лицо и внутреннее Я. Ещё, обязательно найти какую-то работу. Это ещё не конец света. Многие теряют жён - я пока не потерял. И зацикливаться на ней не следует. Начну себя грызть, костёр «страданий души и сердца» разводить - быстро окажусь в нужном  месте и в нужное время.  Я себя хорошо знаю и мозгоправы предупреждали – чувствуешь, тропинка ведёт в тупик - обходи стороной. Тупики нам не нужны. Мне всего сорок, если повезёт, полжизни впереди, ещё не  вечер.
     Я взял с полки чистую кружку, налил крепчайший ароматный чай, положил двойную порцию сахара, ломтик лимона. Отпил глоток – как хорошо! Как хорошо просто жить, просто сидеть, пить чай и не думать о плохом.
     Плохое можно пытаться исправить, думать о нём - не по фэншую.
     Я закурил – ещё одна вредная радость - и услышал, как щёлкнул замок, и открылась дверь в прихожей.
     - Оль, это я – донеслось сопрано и шум снимаемой обуви и одежды. – У нас есть чего пожра … - в дверь просунулась белокурая головка с помятым лицом, фингалом под глазом и оборвав свой монолог, уставилась на меня.
     - А ты кто? – с испугом спросила головка.
      Я вспомнил о том, как выгляжу и развеселился.
     - Привет, Анюта, чай будешь? Свежий. А видок у тебя не лучше моего, не обольщайся.
     - Не твоё дело! – крикнула спрятавшаяся за дверью головка.
     - Будешь хамить – выпорю, - предупредил я. – А Оля добавит.
     Издали донеслось невнятное бубнение.

     Вскоре пришла Ольга, румяная с мороза, весёлая, притащила сумку с продуктами. Расстроилась, что я встал.
     - Привет! Извини, проспала. Завтрака пока нет – потерпишь? – виновато спросила она.
     - Да что ты, Оля, вот чай заварил – свежий, ароматный, проходи, попьём вместе.  Чем не завтрак. Тебе ли виноватиться – навязался на твою голову…
     - Зачем ты так, Игорь, пожалуйста, - улыбка сползла с её лица. – Я, может, впервые за последние годы себя нужной почувствовала, а ты …
     - Ну, прости, если обидел, Оленька. Я ведь действительно проблемы создал. Зачем тебе …
     - Да какие там проблемы, что ты, - заулыбалась Ольга. – Сама тебя еле уговорила. И слава богу! Ты уже неплохо выглядишь. Не такой тормознутый, как ещё вчера.

     - Второй стакан чая пью. Жизнь налаживается.
     - Сейчас и я с тобой попью, а после займусь завтраком.
     - Я тут твой костюм намерял, ничего?
     Оля махнула рукой.
     - Носи, я найду что одеть.
     - А Аня чай будет? – я рассказал Ольге о нашем почти знакомстве.
     - Да видела я, приползла гулёна. Небось, уже дрыхнет за шкафом своим. Проснётся, я с ней поговорю. А выпороть – мысль, … шучу, конечно.

     Потом мы сидели на кухне, пили чай с печеньем. Ольга рассказывала о чём-то, оживлённо, очень ярко, перескакивая с темы на тему и жестикулируя руками. А я просто слушал эту девочку, её манящий бархат голоса и думал, что уже перестал испытывать такие искренние эмоции как она.
     Жизнь слишком обтёсывает нас, делает беднее чувствами, вымывает интерес к новому. Наше общение - словно глоток кислорода в затхлом переулке обыденности.
     Так мы и провели это утро за разговорами. Завтрак решили не делать – наелись печеньем. На обед Оля пообещала «такие щи, каких я ещё в жизни не пробовал».

     Желание отказаться от лекарств улетучивалось по мере роста беспокойства и выворачивающих мозг мыслей. Настал момент, когда понял – всё вернётся на круги своя, если не принять меры. На столе в комнате лежала коробка с таблетками.
     … Транквилар, пару штук – спокойствие, только спокойствие,  ему поможет триптофан, ещё пару – ударим серотонином по ухабам и бездорожью, … а, вот и триоксазин, хорошо, «ещё парочку!», будем беззаботны … Спать не будем, спать хватит … Вот перед сном можно беллоид принять. …  Ну, всё, «коктейль готов». Добавив таблетку аспирина, пол грамма аскорбинки и четыре таблетки янтарки, я выпил эту горсть, не поморщившись, запив половиной стакана воды. Митя знал, чем поправить раздрай в голове. А через пару дней перейду на три таблетки афобазола в день. Ударные дозы можно будет отменить.

     Химия, химия, химия. Все мы – одна сплошная химическая реакция. Можно сделать из человека растение, можно монстра, крушащего всё вокруг, можно остановить сердце или лишить памяти…  Химия – это наука!
     Но сколько же Оля денег на меня извела? И ведь не возьмёт, если предложу, обидится. Потом разберусь с этим.
     Вообще-то, я не любитель фармакологии, таблетки не пью годами, но нынче не та ситуация. Придётся печени потерпеть. Я её овсяночкой поддержу.
 
     Ничего не поделаешь, нервы нужно привести в норму, мыслить прагматично. А то, будет мне, «Земную жизнь, пройдя до половины…». Хватит жить страстями, хватит разрушающих душу эмоций, ничего хорошего от них нет, слезами горю не поможешь, никаких «сумрачных лесов», будем менять реальность. … 
     Так уговаривал я себя, занимаясь трансерфингом  по-русски – вначале получить приключения на корму, а уж потом мыслями их разгребать; привыкать к ним, примиряться с неизбежным. …
     Кто жил, не испытав чувства, когда кровь, закипая, захлёстывает тебя, не давая дышать, пусть смеётся. Пусть. 
     «Им по незнанью эта боль смешна…»
     И к чему этот извечный вопрос «Что делать»? … Ехать или не ехать? … Быть или не быть? … К чему, напрягая заиленные извилины, биться в отчаянии умственного тупика, рискуя утонуть в этом болоте вечных сомнений? … Нужно быть проще, принимать данное судьбой и не стараться сдвинуть гору – гору можно обойти и продолжить свой путь. Тот путь, который уже определён, отмерен, взвешен - кратчайшее расстояние между двумя точками. Оно же -  единственное.
     Запах, он чем хорош – отойди к чёртовой матери и запах вместе с тобой. Отойдём в сторону, не будем загрязнять атмосферу бытия, и она станет чище. А там, глядишь, дыхание ректифицируется – да здравствует зубная паста «Жемчуг»! И можно будет вернуться в чистую среду, не изгаженную миазмами неуверенности и раздумий.
     Вводим цензуру – вечные вопросы под запрет! «Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов!»
     Я всё приговаривал и приговаривал, начиная верить своим словам…

     Вскоре Оля отвлекла меня от занятий фармацевтикой и позвала обедать. Встала хмурая Анька, сходила поплескаться, приковыляла на кухню, села в уголке, боясь поднять на Ольгу глаза. Она действительно была «мелкая» рядом с Ольгой. Нарядилась в какие-то зелёные шорты-стринги, немыслимый жёлтый полупрозрачный топик из которого всё торчало, распустила длинные светло-золотистые волосы …
      Оля налила ей тарелку густых наваристых щей, положила сметану, взяла два куска хлеба. Поставила всё на поднос.
      - Пойдём в комнату, пошепчемся, - многообещающе позвала она Аньку, не дожидаясь ответа, взяла поднос и вышла с кухни. – И дверь за собой прикрой.
     Анька покорно вышла, закрыв дверь.
     Через три-четыре минуты Ольга вернулась, и мы начали обедать. В их отношения я не лез, справедливо считая, что сами разберутся, не моё это дело.
     Щи действительно удались на славу. Из говяжьей грудинки, много специй и зелени, капуста не разварилась и оставалась слегка хрусткой. Я начал расхваливать повара, Ольга покраснела от удовольствия.
     - Ещё тарелочку?
     - Спасибо, Оля, обязательно, только попозже. У тебя и так порции королевские. Давай теперь чаем догоняться?
     - Водки не хочешь? – невинным тоном задала провокационный вопрос Ольга.
     - Да нет, зачем хороший день портить, - невозмутимо отвечал я. – Может тебе хочется?
     - Я редко пью. У меня эта бутылка полгода стояла, на всякий случай. Спиться боюсь. Был период, когда потянуло, остановиться не могла. Проснулась утром, поняла, гибну. Слила все остатки в раковину и не пила год даже пива. С тех пор пью понемногу и не чаще двух раз в неделю.
     А ведь она тоже росомаха, подумал я. Такой поступок о многом говорит. Молодая совсем – уже не щенок, но ещё не взрослая. И характер…
     - Игорь, а ты мне про Людмилу не расскажешь поподробнее? – спросила Оля, разливая чай в чашки. – Только не подумай чего, просто я таких женщин в живую не видела никогда. Как хотелось бы стать такой же – уверенная, красивая, богатая и независимая. Я, если честно, ей  восхищаюсь, после того, что ты рассказал. Мой идеал, можно сказать. Только не смейся! - Ольга нахохлилась, увидев мою улыбку.
     - Я не смеюсь над тобой, Оля. Я улыбаюсь, потому, что ты и есть такая же. Только этого не знаешь ещё.
     - Я? – удивилась Ольга. – Да что ты! У меня сомнений куча, слабостей… Где я и где она! … Что ты!
     - А ты думаешь, их у Люды нет? Слабостей, сомнений? … Она умеет правильно решать, как поступать и скрывать любые свои колебания. Это опыт, просто опыт, помноженный на возможности. Вот послушай …
     Я рассказал общеизвестные факты Людиной биографии. С чего она начинала, как приехала в Ленинград с Псковской области, ещё в  Советском Союзе, поступила работать швеёй на швейную фабрику «Большевичка», получила общежитие, увлеклась моделированием одежды. …  С чем сталкивалась, как разбиралась с проблемами по жизни. Конечно, я говорил Ольге не всё, но и того, что рассказал, хватило с лихвой.
     Оля слушала, молча, не перебивая, задав только пару вопросов по ходу рассказа, а выслушав, сказала:
     - Я теперь ей ещё больше восхищаюсь, … разозлилась на неё в зале тогда. Дура! … Вот это женщина! А я – я даже не её тень, так … - Оля погрустнела.
     - Оля, ты мне веришь?
     - Ну, … да, верю. … Точно верю, а что?
     - Запомни, ты – такая же. Уже такая. Запомни! … Всё остальное зависит только от тебя.
     - Да ну тебя! Я серьёзно, а ты …
     - Я тоже серьёзно. Без дураков, правда-правда, - улыбнулся я.
     Ольга только махнула рукой, хватит мол, лапшу мне на уши развешивать. Но залилась румянцем.

     Мы помолчали, потом Оля начала говорить, опустив глаза к чашке.
     - Говоришь, такая же? …  Вовсе нет. Я привязчивая, послушная, когда мужчина настоящий и нравится. Только мало таких. А если встречаются – заняты, - она стрельнула в меня глазами и продолжила. – Да вот взять, для примера, тебя – я бы в лепёшку расшиблась, делала всё, что скажешь, не перечила. Лишь бы любил меня и был рядом.
     Она выдохнула последнее одним махом и снова замолчала.
     Я пытался найти нужные слова и все казались пустыми. Взял её за руку. Она не отняла.
     - Оля, я для тебя стар слишком. Сама погляди, мне сорок уже. У меня дочка твоего возраста быть могла.
     - Ты за меня не суди. Я сама решить могу, стар ты или нет.
     - Значит, не можешь, раз так говоришь. Вот сама подумай, ты Люду видела? Через двадцать лет краше её будешь, а я стану пенсионером беззубым и песок из меня будет сыпаться.
     - Подмету, - улыбнулась Ольга. – Подмету и ухаживать буду. И зубы вставим. Не брошу.
     - Это ты сейчас так говоришь. Привыкнешь ко мне, новизна исчезнет, и ты начнёшь исчезать. Сначала на вечер, потом на день … И это правильно.
     - Нет, не правильно. … Неужели не понятно, я хочу быть с тобой - с тобой, понимаешь?! Мне с тобой интересно, ты знаешь много, ты человека во мне видишь, а не кусок привлекательной плоти. Ты сильный – внутри сильный, не то, что все эти пацаны.
     - Они тоже станут сильными, да и есть наверняка такие, просто тебе не попадались. Встретится ещё.
     - А мне другого не надо.
     Она помолчала, словно решаясь и сказала:
      – Возьми меня, Игорь. Разве не хороша я для тебя? Жена ушла, ты один, неужели лучше одному, чем со мной? Я тебе нравлюсь, сам говорил. Я буду хорошей женой, поверь. Детей  нарожаю, если захочешь. Я молодая, здоровая. Мне от тебя ничего не надо. Можешь не работать, я на двоих заработаю, можешь уходить и приходить когда захочешь, я перетерплю, ждать буду. Только не бросай, мне так с тобой хорошо. Ты не знаешь, как плохо одной, как тоскливо. Но мне первый встречный не нужен. А теперь, когда я тебя узнала …
     - А что ты обо мне узнала? – перебил я. - Что ты знаешь обо мне? Я вот жену обидел, это хорошо? Предал её, ту, которая мне ребёнка родила, помощницей и другом была целую твою жизнь. И я – хороший? Любил её и всё равно изменил – хороший, да? … А ведь знал, знал, что хожу по краю. Что не будет она терпеть и всё именно этим закончится … Предатель я хороший … И характер у меня – сказать плохой, ничего не сказать … Да разве можно вот так, Оля, вот так распоряжаться своей жизнью, как ты? А если я соглашусь и взвалю на тебя такую обузу? Что  ты запоёшь через год?
     - Взвали, миленький, … - начала Ольга, но я махнул рукой и она затихла.
     - Оля, да нельзя так, нельзя, понимаешь? За мужиком и с любовью тяжело, а без любви … Ты же не меня хочешь, пойми ты это. Не меня, а фотографию из журнала «Огонёк». А я совсем другой… Я жену люблю, по-прежнему, ничего не изменилось. И она меня любит, хотя уходит.
     Мы снова замолчали. У меня опять заворочалось внутри. Муть поднялась со дна и требовала выхода. Снова захотелось идти куда-то, бежать, ехать, только бы не сидеть на месте рядом с этой девочкой, не ведающей чего она просит.
     Я вздохнул медленно и глубоко – раз, второй, третий … Постепенно беспокойство улеглось.

     Руки своей она не забирала, а я не выпускал. Рука была нежной, но сильной, я знал это. Мы сидели, не зная, что ещё сказать друг другу.
     Она была очень расстроена, смотрела вниз, покусывая губу - уже успела напридумывать себе  нашу будущую жизнь и не хотела от  неё отказываться.
    Я, не выпуская её ладошку, погладил другой рукой её щёку и приподнял голову за подбородок. Она взглянула на меня. Глаза были не злые – несчастные и блестели.
     - Оля, давай сейчас не будем ничего загадывать и решать, хорошо? Ты торопишь события, а я не в самой лучшей форме сейчас. Ты вспомни, когда ты парня потеряла, ты могла о чём-то думать серьёзно?
     Выражение глаз немного оттаяло, мысли пошли по другому руслу, я это увидел.
     - Вот то-то и оно, - продолжил я. – Пусть всё идет, как идёт, я тебя не брошу, Оля. Что бы ни было, но ты мой друг, настоящий, я вижу. И я тебе тоже. Для начала совсем не плохо. А время – время всё расставит по своим местам. Сейчас не будем загадывать. Ты очень хорошая, добрая, ты мне нравишься, я, как ни странно, тебе тоже, нам сейчас тепло вместе. Остановимся на этом, ладно?
      Она благодарно кивнула, я смог её успокоить и дать смысл нашим дальнейшим отношениям.
     - Умеешь ты, Игорь, убалтывать, - улыбнулась, наконец, она. – Язык хорошо подвешен. Мне бы так научиться.
     - А тебе и учиться не нужно. Тебе достаточно улыбнуться, посмотреть, как на меня сейчас и мужчины сами готовы в штабеля укладываться, как Тося говорила.
     - «Девчата».
     - А утверждала, старое кино не любишь.
     - Обожаю! Я даже успела в пионерах побыть. А вот в комсомол уже не попала – работать нужно было … А знаешь что?
     - Что?
     - А пойдём-ка мы в постель, а?  Ты как, справишься с двадцатилетней девчонкой? – и она так маняще взглянула на меня, положив руку мне на коленку, что ни о чём другом уже не думалось.
     - Как же Анька?
     - Отправлю к тёте Маше на пятый этаж. У нас соседка одинокая, старенькая совсем, очень меня и Анюту любит. Всегда рада её видеть. Пусть в гости сходит.
     Ольга открыла шкаф, достала из него пакет с печеньем и позвала:
     - Аня! …

     Из океана простынь и неги мы вынырнули часа через два.
     - А говорил, старый, - только и сказала она.
     Оля была совершенно неопытной, нежной, понятливой…
     А ночью всё повторялось, … ещё и ещё. …  Про Аньку за шкафом даже не вспоминали.
    
     Какой поворот ждёт меня по жизни дальше, я не знал. Я отдался на волю случая – пусть будет, что будет. Думать не о чём не хотелось, а тайфун с ласковым именем Ольга, уносил меня от тревог, забот, мыслей и жизненных неурядиц в Неверленд, где я снова чувствовал себя молодым, сильным, здоровым и счастливым. Кто знает, может именно такая терапия и была мне нужна.
     Оля, похоже, догадывалась, что со мной происходит. Сама она была счастлива, временами что-то напевала себе под нос, не задумывалась о будущем, а следуя моему предложению, жила настоящим. «Только тут и сейчас» сказала она в нашу первую ночь. Эти слова я написал на листе стандартной бумаги зелёным фломастером и пришпилил к стене кнопками. Она не возражала.

     На неделе позвонила Людмила.
     - Что ты решил с магазином? – спросила она вместо приветствия. Видимо злилась.
     - Согласен, Люда, - неожиданно для себя приняв решение, произнёс я. – Но ты ведь меня видела. Нужно лицо в порядок привести. Негоже, если новый директор с такой физиономией представится. Сплетни, слухи, ну, ты и сама знаешь.
     - И сколько времени потребуется? – недовольно спросила она.
     - Недели две, а возможно и три я думаю.
     - Две недели хватит. Там замом тётка деловая - справится. Правда, я ей не верю. Заедь ко мне дней через пять, оговорим условия и введу в курс дела. Позвонишь.
     - Договорились, – я замолчал, не вешая трубку.
     Она тоже молчала и не отключалась. Наконец не выдержала:
     - Так и будешь молчать?
     - А что?
     - Почему не спросишь о жене?
     - Что жена, … жена у мамы с папой живёт. Я так думаю.
     - Правильно думаешь. Пыталась поговорить с ней. Получила мягкий отлуп. Ну, ты знаешь, как Лялька умеет. А ты с молодухой своей, небось? Учишь «тибетской медицине»? Обкатываешь, да?
     - Люда!
     - Козёл старый! … Кстати, привет, - ответила Людмила, меняя гнев на милость и повесила трубку.

     Я решил съездить домой.
     Уже вторую неделю я жил у Ольги. Как кактус в горшке. Меня поливали, давали свет, тепло. Что ещё нужно кактусу? Пожалуй, что ничего. Кактусу ничего, а вот мне нужны были мои вещи, нужны были,  …  я не знаю, … не знаю, что мне было нужно. Мне хотелось уйти, сбежать, подумать, возможно, надраться как портовый грузчик в Одессе начала ХХ века …
Не понимая, а возможно, напротив, хорошо понимая, что со мной происходит, я начинал биться в этой золочёной клетке.
     Ольга старалась, как могла. Словно двое из ларца, готова была выполнять любые желания и от этого становилось ещё хуже.
     Как ни пытался, не получалось у меня соскочить безболезненно с иглы, имя которой – Любовь.
     Бесполезна была вся фармакология мира – я мог себя заглушить, но не мог перестать звучать. Как воздух поёт музыкой в органных трубах, едва музыкант нажимает на клавишу, приоткрывая клапан, так звучала во мне боль, едва я переставал кидать химию в топку своего сознания. Но не глотать же их вечно. Я плохо переносил эту вату, царившую в голове от сильных препаратов, когда мысли вначале путаются, а потом исчезают и наступает «белое безмолвие». Я не кактус! Не хочу превращаться в растение!
     Уже третий день я пил слабенькое средство, способное лишь мягко снимать беспокойство. Но тот пожар, что занимался, едва я цеплялся каблуком рассудка за ступеньку памяти, погасить было невозможно. Хотел я того или нет, мне нужно было договариваться с собой. Я надеялся, чем чёрт не шутит, что дом – мой дом, поможет мне советом.
     Ольга замечала конечно, со мной не всё благополучно. Окружала заботой, старалась развлечь. Перегнала мою машину под окна квартиры – она жила на первом этаже и парковочное место было прямо напротив окна. Я смотрел на свою бумбарашку и каждый день обещал ей – «Завтра, мой зелёный, завтра обязательно поедем,  вот увидишь». Она покорно молчала, и только осуждающе помаргивала красным светодиодом сигнализации. Наступало завтра и мне снова не хватало решимости ехать – я боялся. Боялся не найти правильного ответа даже в доме, где каждая вещь хранила тепло её рук.

     Наконец решился. Ольга собиралась ехать со мной, но я мягко, но настойчиво ей отказал. Это явно лишнее. Конечно, она испытывала обиду, но настаивать не стала.
     Выглядел к тому времени  я уже не плохо. Остались, местами, видны гематомы и крупные царапины, но в целом не сравнить с тем, что было. Я надел тёмные очки, обмотался шарфом повыше, набросил капюшон куртки – сойдёт. Вышел из дому. Пощипывал морозец, воздух подбадривал – «Не робей, пробьёмся».
     Машина как всегда завелась с «пол тыка». Шесть горшков двигателя начали пить бензин. Порыкивая, зверь просыпался. В этом была магия, какое-то привычное удовольствие – слушать мягкую работу хорошего исправного движка от БМВ. Погрев минут пять, тронулся. Езды было кот наплакал, даже температура не добралась до рабочей. Вот и мой дом.
      Запарковав машину на стоянке рядом с домом, где у меня было выкуплено место, я поднялся на четвёртый этаж. Никого не встретил. Знакомая дверь. Появилась нелепая надежда, а вдруг Лялька дома. Сидит на кухне, перед ней две чашки горячего чая… Глупо.

      В квартире, конечно же, было пусто. Она пахла запахом жилья, давно не согревавшего людей. Я распахнул окна и балконную дверь. Полились потоки морозной свежести.
      Бросил в стиралку одежду, замоченную в холодной воде с прошлого раза. Кровь отошла. Включил полоскание. Когда выполоскалось, я разделся и добавил снятые тряпки в машину. Засыпал побольше порошка и включил стирку. Ополоснул ванну и открыл горячую воду наливаться. Добавил пену. Квартира достаточно проветрилась и окна-двери я закрыл. На кухне поставил чайник, заварил чай, накрыл колпаком и пошёл мыться. Ванная была новая, итальянская и большая. Я забрался в неё лёг и начал отмокать в пене, пахнущей  соснами, солнцем и летом. Здорово …
     Из созерцательного состояния вывел громкий перезвон стационарного телефона. Чертыхнувшись, я набросил махровый халат и добежав до аппарата снял трубку:
     - Алло! Слушаю вас внимательно, - любимый ответ, дающий возможность подготовиться к разговору и вводящий потенциального собеседника в небольшой ступор.
      В ответ тишина – секунда, … пять, … десять …
     - Вы собираетесь вести беседу, или таки собираетесь, молча наслаждаться моим неповторимым тембром? Слушаю, не молчите.
     - Это я, - донёсся тихий голос.
     - Ляля?! Привет, родная. Что ж ты пугаешь меня, - начал я плести чушь, плохо понимая, что говорю. - Ты у мамы?
     - Я у мамы. … Ты у любовницы. Все вещи заняли свои места.
     - Как видишь, дома …
     - Я звонила. Каждый день. Домой. – она говорила отрывисто и односложно, словно через силу выдавливая слова.
     - Я не мог дома, … прости. Слишком больно тут было.
     - Понимаю …
     - Позвонила бы на мобильный.
     - Я хотела слышать тебя дома. Мне неприятно слышать тебя у неё. Рада, что с тобой всё в порядке, - голос Ляли был лишён всяких эмоций, такая, пресная выжимка.
     - Ты не хочешь встретиться, поговорить ?..
     - О чём, Игорь, о чём нам ещё говорить? – перебила Ляля уже более эмоционально. – Ты всё испортил, … всё решил и за меня, и за себя. О чём ещё говорить.
     - Мне очень плохо, Ляля, - я помолчал, лихорадочно ища слова и не находя и продолжил. – Никто не нужен. Только ты. Если тебя не будет, мне нечем станет жить.
     - Сколько пафоса, милый, … не нужно, ладно? Ты не хотел жить, когда я была рядом, и быстро утешился, когда меня не стало. А я – я круглая дура. Так долго надеялась, ждала чуда – дня, когда стану, наконец, единственной. Но такие как ты не меняются, а мне надоело спать со всеми с кем спишь ты. Я подала на развод. Через два месяца нас разведут. О дне заседания сообщу дополнительно. … Да, слышала, Людмила тебя на работу берёт. Поздравляю. Она человек честный и друг хороший. Тебе повезло.
     - О чём ты? В чём повезло?
     - С Людой повезло. …  Эта девочка, что сейчас с тобой, быстро отсохнет. А Люда останется. Вы не будете вместе, но вы будете рядом, это тоже не мало. Она очень красива и очень умна. Она сможет то, чего не смогла я.
     - Не понимаю тебя, Люда то причём? Мы с ней друзья, не больше. Ты это знаешь.
     - Считаешь меня глупой? Спасибо … Игорь, я хорошо помню, как пахнут её духи. Они очень стойкие … мне продолжать?
     - Когда это было, … Ляля, ну давай сначала, а? Ты, я, Ленка …
     - Нет, Игорь, нет. Не думай, что мне легко. Мне тоже больно, очень, каждой клеточкой, но ты мне не поможешь. … Знаю, что любишь. По своему, не так, как я. И всегда любил, иначе не была бы с тобой. Но … по-разному мы смотрим на чувства, поступки – что для меня неприемлемо, для тебя, как за хлебом сбегать. Прости, я так не могу.
     - Ляля! Только трубку не клади, давай …
     Из трубки понеслись короткие гудки. Я для чего-то протёр её полой халата и аккуратно положил на аппарат.

     Чувства во мне перекатывались самые разные. От отчаяния, что не удалось примериться с Лялькой и навсегда теряю её, до облегчения – всё решено окончательно, обратных рейсов не предусмотрено расписанием.  Что не говори, но самое неприятное, жить маниловскими мечтами - надеяться на то, что не сбудется и знать истинную цену этим надеждам. Как там в пословице? Лучше горькая правда? … Вот это как раз мой случай и есть.
     Всякая, пусть печальная, определённость лучше неизвестности.
     Неожиданно для себя я понял – чувствую себя на удивление ровно, без экстрима. Никаких желаний разбить себе голову, лишить жизни или уехать на Северный Кавказ с группой добровольцев, не возникало. Напротив, я был удивительно спокоен.
     «Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!»…
     Я спокойно налил себе полтинник коньяка из бара и прошёл на кухню. Достал из холодильника лимон, со следами морщин старости, нарезал… Нужен тост!
     «Пусть будет песнь твоя дика.  Как мой венец. Мне тягостны веселья звуки!» …
     Я выпил за помин Любви и понял, что плачу...

     Посидев и покурив на кухне, я прошёл к телефону и набрал Ольгин домашний номер. Трубку она сняла сразу, словно находилась рядом.
     - Алло, - донёсся воркующий бархат её голоса.
     - Привет, Оля, это я.
     - Здравствуй, Толя, что же так долго не звонил, я соскучилась.
     Я ошарашено молчал, не зная как реагировать.
     - Что, попался? – и Ольга рассмеялась. – Привет-привет, Игорёша. Когда вернёшься?
     - Ну, ты и мерзавка! Вот погоди, доберусь до тебя.
     - Жду, не дождусь, - игриво хохотнула она. - Так когда?
     -  Оля, ты меня не жди сегодня. Я помылся, постирал, нужно уборку сделать, … - я давил из себя оправдания, не привыкший врать близкой женщине и, сознавая, что она всё прекрасно понимает. – Завтра, соберу вещи на первый случай, определюсь …
     - Я так быстро надоела? - тихо спросила Ольга. – Обидно…
     - Оля, не в этом дело. Мне просто нужно побыть одному. Это правда. Не думай ничего плохого и не обижайся.
     - Ладно, так – значит, так. Будь один. Мне тогда на домашний не звони. Пойду играть. Пока. Целую.
     Она повесила трубку.
     Вот как.

     Еды в квартире не было, а готовить, что-то размораживать, жарить... Только не сейчас. Я выгреб из холодильника всё, что там оставалось, сложил в пакет для мусора. Вынес всё на помойку. Зашёл в магазин, купил нарезку ветчины, сыр, хлеб, пирожные, грейпфруты и лимоны. Дополнив всю эту радость бутылкой зелёного абсента Перно в тёмном стекле, я вернулся домой.
     Машина уже закончила стирку и отжала на 1200 оборотов досуха. Я развесил вещи на сушилку у батареи, удивляясь себе, насколько я рационален в своих поступках.
     Расположился на кухне. Красиво разложив по тарелкам закуску, поставил фильм «Неспящие в Сиэтле», откупорил бутылку и налил полную рюмку. Просто классическая иллюстрация домашнего алкоголизма, подумал я и опрокинул содержимое в горло. Обожгло, но приятно. Горечь послевкусия доставила удовольствие – ещё не разучился радоваться жизни. Я съел дольку лимона, пару кусочков ветчины с хлебом и налил уже половинку. Хотя это и не самый крепкий абсент, но 70 градусов тоже не мало. По мыслям разлился мягкий хмель, не отупляющий, а делающий восприятие острее, насыщенней…
     Вот так я сидел и жил, словно в двух измерениях. В одном исходил болью. В другом радовался, в который раз, актрисе Мег Райан и сочувствовал герою Тома Хэнкса. Красивая сказка, рассказывающая, как на смену трагически утраченной, настоящей, большой любви, пришла новая. … Нора Эфрон - молодец!
     В жизни всё по-другому - у неё свой кинематограф.
     Фильм кончился. Наступал вечер.
 
     В это время в замочной скважине повернулся ключ, замок мягко щёлкнул. Я продолжал сидеть, заворожено слушая и не веря самому себе.
     Послышались шаги – шаги, шорох которых давно стал частью моей жизни.
     - Боже, как же хорошо я тебя знаю, - тихий и такой желанный Лялькин голос. – «Неспящие в Сиэтле» или «Вам письмо»?
     - Неспящие… Здравствуй, Ляля. … А ты, … как …
     - Здравствуй, Игорёша… О, господи! Зачем ты себя так, бедный, - она мягко провела ладонью по моему лицу, качая головой.
     - Заслужил, -  я махнул рукой. – Всё уже прошло.
     - Всё проходит, - задумчиво согласилась она. – Хотим мы того или нет – проходит…
     – Ты собиралась что-то сказать?
     Она перескочила с одной мысли на другую, вернулась.
     - Вот, думала, думала, после нашего содержательного разговора, - в голосе прозвучала ирония. – Решила, не по-людски это. Надо бы проститься по-человечески, потом боюсь, не получится. Как ты считаешь?
     Вошла в кухню, не снимая свою огненную лису, почти до лодыжек и села напротив меня.
     - А не прощаться - никак?
     - Никак, Игорь. Понимаешь, никак. Настал видно мой предел, прости.
     - Ты прости, Ляля. Ненадёжный я, обидел сильно, знаю …
     Я замолчал, опустив голову и увидел её стройные ножки в жемчужно-серых колготках, выглядывающие из под шубы.
     - Ты надёжный, Игорь, не наговаривай на себя. И слово твоё верное. Во всём, кроме, … сам знаешь…  Ну, так как, угостишь меня?
     - Только в удовольствие. Что будешь? Ликёр твой есть …
     - Жизнь подсластить? – усмехнулась Ляля. – Ну, нет. Давай, что сам пьёшь. Вижу, полынь? В самый раз для последней встречи.
     - Ляля, он крепкий. Очень крепкий. Развести?
     - Напоследок самое оно. Любовь у нас крепкая и горькая была - напиток должен быть таким же.
     Я налил ей небольшую рюмку, почистил грейпфрут – тоже горьковатый, с красной мякотью. Налил себе.
      - Со свиданьицем, муж, - подняла рюмку Ляля и опрокинула её целиком. Она почти не пила, но пить умела. Абсент был слишком жгучим, острым. Закашлялась. Из глаз выступили слёзы.
      - Закусывай скорее, раздави дольку во рту.
      Она только махнула рукой, отдышалась и начала есть сочную мякоть, очень аппетитно, слизывая капельки сока языком. Я тоже выпил, задержал дыхание, не закусывая, смотрел на неё.
     - Профи, - улыбнулась она. – Ты и спирт так можешь? Закуси.
     Ляля протянула мне на ладони сочную дольку. Я наклонился, взял её губами и не отнимая их, начал целовать маленькую ладошку.
     - Ах, Игорь, Игорь, что же ты наделал, - грустно прошептала Ляля, гладя другой рукой мои волосы.
     Пола запахнутой шубы съехала в сторону, открывая ноги, и я понял, что на Ляльке не колготки. Только красивое жемчужное бельё и больше ничего. Она увидела, что секрет открыт, поднялась на ноги и села на меня в позе наездницы, прижав мою голову к себе.
     - Не хочу, чтобы помнил обо мне плохо. Пусть это будет наш последний раз, хорошо? – тихо спросила она.
     Я сидел с Лялей на коленях, вдыхая такой родной запах её тела. Потом поднялся, подхватил её на руки, она оставалась такой же лёгкой, как и двадцать лет назад. Шуба упала на пол, и я понёс её в спальню…

     Ночь прошла действительно, «как в последний раз». Наверное, так любили Клеопатру, зная, что на утро расстанутся с жизнью.
     Не помню, как уснул, а когда проснулся, Ляли рядом не было.
     Я и не надеялся. Это действительно было прощание…
    

     Долго лежал, прислушиваясь к себе. Грусть, пустота ... желание жить… Ляля молодец! Она знала, что делает... Жить, во что бы то ни стало. Но просиживать сутками в квартире без дела - каторга. Сразу вспомнилось Ольгино «запьёшь до смерти».
     Я поднялся, заправил постель, сходил в ванную, постоял под душем, привёл себя в порядок.
     Прошёл на кухню, сделал завтрак. Поел, выпил крепкий кофе. На часах было уже десять. Я взял мобильник и набрал Людмилу.
     - Люда, здравствуй! Не разбудил?
     - Почему это так волнует людей, Гарик? … И тебе не хворать. … После того, как разбудят, проявляют беспокойство. Всё равно, что раздавить таракана и спросить – «Не задавил?» … Что ты хотел, сокол мой, щипаный?
     - Да я тут подумал, … - я замялся.
     - Ну, продолжай думать, иногда полезно. Особенно тебе.
     - В общем, я со вчерашнего дня дома живу. Один. Совершенно не знаю, чем себя занять, понимаешь?
     - Ясный пульман … Съехал, значит, из палаты скорой помощи. Медсестра, полагаю, расстроена… И что же ты придумал? – настороженно спросила Людмила.
     - Можно объяснить сотрудникам, что я после небольшой аварии, допустим. Начну входить в курс дела, просмотрю бумаги, познакомлюсь, товар начну изучать…
     - И это правильно, - с каким-то облегчением перебила меня Люда. – Давай так, я часа через два буду на Владимирском и ты подъедешь, представлю честь по чести. Когда буду на месте, наберу тебя. Устраивает? … Правда, мы условия не оговорили…
     - Люда, знаю, не обманешь. Ничего особого не жду, для меня это не принципиально. Мне занять себя нужно.
     - Займёшь, займёшь, - пообещала Людмила. – Какие вы покладистые, когда жизнью побитые… Жди звонка.

     Так, я начал работать у Люды.
     Магазин женской одежды был небольшой, но элитный. Назывался просто – «У Людмилы». Оформлен не броско, по дорогому. Перед магазином деловая хозяйка пробила небольшую парковку для клиентов. Случайного товара, безвкусицы и ширпотреба тут не держали. Случайные люди сюда не заходили. Красивое объявление на входе «У нас дорого!» отбивало охоту у праздных зевак в китайских куртках даже открывать эту дверь. Цены соответствовали товару. Торговали лишь тем, что Люда завозила в город, за исключением небольшого отдела нижнего белья, по цене хорошего женского платья. Постоянные покупатели, выходя с большими фирменными бумажными пакетами из дверей, оставляли большие деньги и уносили с собой хорошее настроение.
     В зале находились пять продавцов, кассир и охранник – не бутафорский, настоящий.
     Когда я вошёл в магазин, первой увидел Люду, покупателей не было. Она обратилась к сотрудникам:
     - Коллеги, минутку внимания! Как обещала, хочу представить вам нового директора магазина – Игорь Борисович. Мы с ним старые друзья, опыт у него большой, человек он справедливый. Прошу любить и жаловать. Его слово – моё. Всем, кого не устроит, советую писать заявление…  Работайте, господа, работайте!
      Это «работайте, господа» меня умилило больше всего. Если господа, то почему работайте, а если работайте, так какие вы господа?
      Наверняка кто-либо улыбался в душе, видя лицо нового директора, но вида не показал. Все вели себя достойно - были вежливы, корректны и предупредительны. Я подошёл к каждому, познакомился, нашёл слова и под конец, некоторое напряжение спало. У меня никогда не возникало проблем с подчинёнными. Лентяев и нерадивых не держал, остальные не жаловались.
     Небольшой отдельный кабинет метров пятнадцать, обставленный удобно и без роскоши. Офисный стеллаж и шкаф вдоль стены, стол буквой Т со стоящим на нём монитором и офисными органайзерами, кресло, современный сейф, шесть стульев. Ещё два удобных кресла с журнальным столиком создавали небольшое интимное пространство в углу. Зарешёченное окно, выходящее в колодец двора с маленьким сквериком. Под окном стоянка служебных машин, на которой отдыхал хозяйский волчок. Бумбарашку я запарковал рядом – выглядела она на фоне её Мерседеса, прямо скажем, не презентабельно. Но мне нравилась больше – была у нас взаимная симпатия. Рядом, напротив,  был кабинет бухгалтера и зама – так сказать, два в одном. В торце коридора дверь, ведущая в большой склад. Именно отсюда товар развозили по всему городу. Секретарши не было, делопроизводителя тоже. Не те объёмы, чтобы держать лишних людей.
     Мой заместитель – Лидия Николаевна – мне не понравилась до чрезвычайности. Не люблю людей фальшиво доброжелательных, старательно пытающихся стать тебе матерью–Терезой с первой минуты знакомства. Наверняка надеялась занять место директора. Но будучи в делах далеко не новичком, я ни словом не дал понять ей свои эмоции. Недаром ведь Людмила называла её «деловой тёткой». Поживём – увидим, как оно сложится.
     Люда попрощалась и укатила по делам, наказав «звонить по любым вопросам, если у самого ума не хватит». Этот магазин, лишь часть её бизнеса и долго отвлекаться на него она не могла. И я, как шутили в одном советском фильме, «погрузился в сладостный, волшебный, поэтический мир сводок, цифр, отчётов, планов и смет».
Очень быстро понял, что таблицы, которые я делал для себя, отлично приживутся на новом месте. Нужно было лишь подкорректировать отдельные колонки и посылы - убрать лишнее, добавить недостающее.
     Совершенно незаметно, пролетело время.
     Весь день, занимаясь делами, ворочалось внутри очень неприятное осознание предстоящего разговора с Ольгой. Днём я коротко позвонил ей, сказал, что предложили работу, я согласился и сейчас на новом месте вхожу в курс дела. У неё буду вечером, там и поговорим. Она довольно сухо поздравила, поинтересовалась, что приготовить на ужин…
     Как, всё же, быстро женщины начинают заявлять права на место в жизни мужчины. Неужели не понимают, что отпугивают этим? Мужчина должен сам предложить это место, позвать в свой мир и согласиться с её условиями. Иначе рождается чувство «оккупации суверенных территорий», порождающее противление захватчице. Любое недовольство поступками мужчины, подсознательно определяет попытку на право выражать такое недовольство в дальнейшем, управлять. И если мужчина не готов поступаться своей свободой на принятие решений, это, как правило, начало конца.

     Минут через десять после закрытия, когда продавцы и бухгалтер уже ушли, а Лидия Николаевна терпеливо ждала, когда я освобожусь, чтобы закрыть магазин и сдать его на сигнализацию, подъехала Людмила.
     - Так и знала, что ты ещё здесь, - констатировала она. – Ну, если в двух словах, как тебе?
     - Отличный магазин, Люда. Дела на первый взгляд в порядке. Нужно бы переучёт сделать, можно не закрываясь, главное – склад проверить. Судя по документам, там сумма очень большая.  Девчонки в зале понравились, старательные, не ленятся – я наблюдал. Где ты таких красоток набрала?
     Продавщицы были по лекалу: высокие, стройные, красивые, до тридцати. Две блондинки, две брюнетки и совсем молоденькая рыженькая Сонечка на белье. Все отмечены печатью интеллекта, умели правильно говорить и обладали приятными манерами.
     - Где-где, в Караганде! Места нужно знать, - весело сказала Люда. - Ты мне смотри, Гарик…
     - Люда, ты же меня знаешь, чтобы я на работе, … да и вообще.
     - Знаю, потому и говорю. Ладно, шутка. Что делать собираешься? Может, поужинаем? В честь первого трудового, я угощаю.
     - Давай завтра, Люда? У меня ещё разговор сегодня. Не сказать, что приятный. Но обязательный, понимаешь?
     - С Ольгой?
     - С ней.
     - А удержишь волну? Барышня волевая. Может с тобой съездить? На улице постою, в качестве скорой моральной помощи.
     - Справлюсь. Нужно человеком оставаться.
     - Обещал?
     - Нет. Но она столько возилась со мной. Да и прикипела, похоже.
     - Твоё доброе сердце тебя погубит, Гарик, - полушутя, полусерьёзно сказала Люда. – Будь по-твоему, решай сам… С Лялькой не виделся?
     Я отвёл глаза.
     - Ты ножкой то не шаркай, не чужая тебе, рассказывай.
     - Приезжала она вчера вечером. Прощалась.
     - Так-так-так, - развеселилась Люда. – Значит, снизошла снежная королева… Лиха беда начала - помиритесь! – уверенно заявила она.
     - Твои бы слова…
     - Я зайду, передам лично!
     - Кому? – непонимающе уставился я.
     - Богу, конечно, кому же ещё. Храм рядом… Ну, давай, Игорь, решай свои вопросы, разбирайся, но и про меня не забудь… Что смотришь так глупо? Поужинать обещал? – Люда рассмеялась и пошла на выход.
     Лидия Николаевна стояла за углом в коридоре и всё слышала.

     К Ольге доехал уже в девятом часу. Позвонил в домофон. Не отвечая, замок открыли. Когда подошёл к двери, та тоже оказалась приоткрытой. Доносились запахи жареной курицы и ещё чего-то вкусного. Я разделся, прошёл на кухню. Там возилась Оля, доставая противень с птицей.
     - Привет, Игорёша! Мой руки, ужинать будем.
     - Привет, - без энтузиазма ответил я и отправился в ванну.

     «Чёрт, чёрт, чёрт, …  как объяснить? … Кто подскажет? … Она уверена - мы вместе. Я не обещал, но она уверена … А дружбу обещал? Какая там дружба, она себя женой чувствует. А мне, мне это зачем? … А ей? … Как сказать, что ухожу? … Как её с этой мыслью примерить? … Опять виноват кругом… Не многовато вины? … Она говорила, будет рада, если мы с женой помиримся.  А если сказать, что помирились? Врать? Сказать как есть? … Нет, не поверит. Не поймёт она, слишком увлечена новой ролью – днём холодок, вечером огонёк, … приручает…»

     Я вытер руки и шёл на ужин, как на Голгофу.
     Курочка была зажаристая, с чесноком и перцами, очень вкусно получилась. В дополнение полная миска салата, лаваш. Я хвалил, ел второй кусок, оттягивая разговор, как мог. Ольга видела, со мной  что-то не то, женская интуиция не подводила, но делала вид - всё нормально, устал человек, с работы пришёл…
     - Как первый день? … Ты не сказал, что за работа, где?
     - В магазин женской одежды, директором взяли. Всё нормально, разбираюсь с документами.
     - Ничего себе… Да ты крутой у меня, - делая акцент на последних словах, сказала Ольга. – Директором…
     - Ну, не сторожем же меня брать, Оля. Для меня, вообще, это понижение на порядок… Знаешь, что такое порядок?
     - Обижусь. Порядок, значит в десять раз. Ты за глупую меня не держи. И где же ты раньше работал? Министром финансов?
     - Я раньше не работал, я жил делом, был хозяином ... раньше, - в моём голосе прозвучало раздражение.
     Ольга молча разливала по чашкам свежий чай. Подала лимон, мёд. И всё поглядывала с невысказанным вопросом, тревожно и немного жалобно, словно просила: «Не обижай меня, пожалуйста! Ты ведь не такой, правда?». Наконец не выдержала:
     - Что происходит, Игорь? Я не понимаю, в чём я провинилась? От тебя… холодно, … страшно становится. Случилось что?
     - Случилось, Оля. Случилось… много всего. Не знаю, как сказать, хочется, чтобы поняла, …  Ляля подала на развод. Через два месяца суд. Я не знаю, как жить с этим. … И ещё – она вчера приезжала проститься… Оставалась ночевать…  Я хочу эти два месяца жить дома. Один.
     Она молчала, мешая давно размешанный сахар в чашке и не замечая, что делает. Я тоже молчал, глядя на её колени. Так прошло несколько минут.
     - Я так и знала, - тихо-тихо прошептала Ольга. – Знала. Верить не хотела, не хочется верить в плохое. Знала, бросишь, всё равно бросишь. Не думала, что так быстро. И сон приснился: я собаку домой привела, потеряшку, а ты её на улицу выгоняешь… Бросаешь, да? За что, Игорь?
     - Оля, остановись. Всё так запуталось… Я не хочу эти два месяца провести в твоей постели. Не могу, … называй, как хочешь – психозом, запоздалым раскаянием, блажью, … но через неё не могу переступать сейчас.
     - А раньше мог?
     - Раньше, выходит, мог. Изменилось во мне что-то. Два месяца – не много. Их дают, как возможность напоследок разобраться в себе.
     Она резко поднялась и ушла в комнату. Я нашёл её на тахте под пледом, сжавшуюся в комочек. Она не плакала, просто лежала, не реагируя на прикосновение.
     - Оля …
     - Игорь, уходи сейчас. Пожалуйста. Ничего не говори, ничего, просто уходи. Не нужно, как тому щенку, хвост резать в три захода. Я сама тебя прошу – уходи. Видеть тебя сейчас пытка. Слышать – тоже… Уходи, милый мой, позвонишь если захочешь…
     Она выплёскивала слова, торопливо, словно боялась не успеть сказать и ждала, ждала, что я начну её успокаивать, что решу главный вопрос сию минуту, тут, на этой тахте и останусь с ней навсегда… 
     Я тихо встал, оделся в прихожей и вышел из квартиры.

     Я не позвонил ей. Ни на следующий день, ни через неделю…
     Она тоже молчала. Настоящая росомаха…

     Через двадцать лет она станет директором большого торгового центра Петербурга, принадлежащего огромной сетевой компании. Поднимаясь с самого низа от повышения к повышению, Ольга будет меняться, становиться всё сильнее и сильнее. Изменится характер – он закалится, станет беспощадным, властным, прагматичным и твёрдым словно булат. Она трижды будет замужем и просто съест своих мужей. Выпьет их до донышка, скомкает, как бумажные стаканчики и выбросит не сожалея. Подчинённые будут бояться её как огня, хотя Ольга останется справедливой и честной, никого не станет унижать, подсиживать, сживать со свету. Её будут уважать и ходить к ней за советом, но никто не будет её любить – участь матёрой росомахи, которой она станет. Ольга останется щедрой, готовой помочь. Когда ребёнку её близкой подруги понадобится дорогая операция, она отдаст всё, что у неё на тот момент было и ребёнка спасут. Она будет помогать бездомным кошкам и собакам, искать для них хозяев, а некоторые так и останутся с ней навсегда. У неё будет отличная квартира, дорогая машина, роскошь, к которой она неравнодушна. Она будет следить за внешностью и выглядеть моложе на десять лет. Многие мужчины будут добиваться её любви
     Изредка она будет звонить мне, как другу - поздравлять с праздниками, рассказывать о себе… И никогда не задаст главный вопрос – почему я не остался с ней, когда душа её рвалась на кусочки.
     … А вот детей у Ольги не будет. Так распорядится судьба.


     … В зале суда было душно. А может это не в зале.
     Я расстегнул куртку, снял шарф. В области солнечного образовался какой то комок, сжался и не хотел отпускать – так бывает перед важным экзаменом. Сейчас тоже предстоял экзамен, возможно, самый важный в жизни. Главное, знать ответ и ответить правильно.
     Ляля сидела на другом конце зала. Сидела, опустив голову, не глядя ни на кого и шевелила беззвучно губами, слегка покачиваясь. Она была очень бледной. Рядом с ней расположилась торжествующая тёща. С победным видом она нашла мои глаза и ехидно улыбнулась. Не удержавшись, я потихоньку показал ей средний палец на правой руке и улыбнулся в ответ. Она возмущённо забубнила что-то Ляльке в ухо, но та, похоже, не слышала, занятая своими мыслями.
     В зал вошла судья. Все встали. Сели. Началось заседание. Огласили иск. Истица требует от истца расторжения брака, имущественных претензий нет … ребёнок … справки от органов опеки …
     А Ляля всё сидела, слегка покачиваясь, не глядя, опустив глаза и вела с собой неслышный диалог. Моя Ляля. Моя. Которая через несколько минут перестанет быть мне женой. Я всё ещё не верил, словно это не со мной, словно смотрю фильм со стороны и не понимаю, что я тут делаю.
      - Ответчик, - донёсся до меня голос судьи. – Вы согласны с текстом заявления?
      В заявлении нужно было придумать причину развода. Лялька написала, что я не ночую дома, не уделяю внимания дочери и ей. Ещё что-то малозначимое и в принципе являющееся правдой.
      - Согласен, - тихо ответил я.
      Лялька, услышав мой голос, впервые повернула в мою сторону голову и посмотрела прямо на меня. Никогда я не видел у неё таких глаз. Их наполняло отчаяние и боль. Я опустил голову.
      - Ответчик, согласны ли вы удовлетворить иск истицы и расторгнуть ваши брачные отношения?
      Я молчал. Пять секунд … десять …. Двадцать …
      - Ответчик, не молчите! – судья начала нервничать.
      Молчание. У меня неожиданно защипало в глазах. В зале стояла тишина.
      - Ответчик! Отвечайте суду, вы согласны  …
      - Я … - я закашлялся, пытаясь подавить неожиданный спазм в горле. - Я …
      - Н-е-е-е-т! – вдруг закричала Ляля тонким, срывающимся криком раненной птицы. – Н-е-е-т, вы слышите! Нет! Он не согласен! И я не согласна! Не согласна! Слышите, вы!
      Она упала в кресло, уронив лицо на руки, дрожа, всхлипывая и продолжала уже тихо повторять сквозь горе: «Не согласен, он не согласен, нет …»
      Судья, сняв очки, растерянно смотрела на нас и … улыбалась. Не часто ей доводилось проводить такие вот заседания…

      А потом я подошёл к ней. Встал на колени и начал целовать её мокрое лицо, и руки, и опять лицо, а она обняла меня и только шептала снова и снова: «Не согласен, нет, не согласен…»

     Из зала мы вышли в коридор. Впереди зареванная Лялька, сзади я. И столкнулись в проходе с … Людмилой.
     - Я только полчаса назад узнала, Толик рассказал. Что это вы тут удумали? А? Придурки, -  тяжело дыша, видно бежала по лестнице на третий этаж, спросила она. Увидела Лялькино заплаканное лицо, посмотрела с ненавистью на меня и вдруг, с размаху влепила мне такую оплеуху, что зазвенело в голове и поплыло в глазах.
     - Ну, у тебя и рука, Люда, - улыбаясь, сказал я …

     Когда Ляля, сбивчиво объяснила Людмиле, что произошло в зале, та залилась краской и начала извиняться:
     - Что, больно, миленький, больно? Прости меня, дуру бестолковую, вот ведь лезу, куда не просят! - потом посмотрела на нас внимательно и заспешив, начала прощаться, сказав напоследок:
     - А вообще, ты заслужил, Гарик!  … Только не забудьте на серебряную свадьбу пригласить! Обещаете?
     Лялька кивнула. И Люда помчалась по своим делам.
     Обещание Ляля сдержала.

     Мы вернулись домой. Всю дорогу молчали – зачем слова. Ляля сидела, уткнувшись головой в моё плечо, и даже немного задремала. Подъехали к дому. Поднялись на наш этаж. Она отперла дверь. Всё оставалось в квартире по-прежнему. Мне казалось, мы не были вместе тут много лет. Сняли куртки, прошли на кухню. Ляля поставила на плиту чайник и ушла в комнату. Вернувшись, положила на стол какие-то бумаги.
     - Что это?
     - Посмотри, - улыбнувшись, ответила она и присела мне на колени.
     Я взял файлик и вытряхнул документы. Банковский договор? … Что? …  Сколько?  … Сколько?!!! Ничего не понимая, я поднял на Лялю глаза.
     - Ты только не обижайся, хорошо, - начала Ляля. – Я всё объясню. Когда у нас появились деньги, ещё давно, самые первые, я подумала, что любое дело это риск и можно всё потерять в любой момент - помнишь ещё, где я училась?.. Стала откладывать понемногу – ты ведь никогда их не считал, просто клал в ящик, чтобы я могла брать, когда нужно. Я думала, вдруг беда и ты сможешь начать снова. Но всё шло так хорошо. Денег у нас становилось всё больше и больше … - она опустила глаза. – Я стала больше откладывать, ещё больше и ещё. Ты даже как то сказал, что жизнь сильно подорожала … Окончила трейдерские курсы, ты не знал. Немного освоилась на рынке и стала покупать-продавать бумаги. Мне везло. Никогда не рисковала всем и почти всегда выигрывала. В 98-ом что-то почувствовала, правда. Рынок вёл себя странно, к чему-то готовился. Я всё продала и купила валюту ... Не могла сказать раньше, проблемы с банком были из-за дефолта, не знала как обернётся … Ну, и вот…  Тебе есть с чего начинать, Игорь. Пусть это будет моё приданное, к серебряной свадьбе.
      Она замолчала, вопросительно глядя на меня.  Я смотрел в её глаза и не мог оторваться. Лялька, моя Лялька – трейдер. Мир перевернулся ...
     - Нет, родная, нет …
     - Но почему? Ты обиделся? – она растерялась.
     - Да что ты, Ляля, на тебя обижаться … Я только хотел сказать, что мы не будем больше ничего начинать. Нам есть с чем закончить. Как ты хотела. Будем просто жить, ты и я. Просто жить… Да, единственная?
     Она обняла, прижалась ко мне и прошептала:
     - Спасибо, я так ждала этих слов. Спасибо …

     Летом мы повенчались в Чесменской церкви – так захотела Ляля.

     В ближайшую Митину смену я, вскоре после открытия, пока ещё нет клиентов, зашёл в «Три стола» Он хмуро глядел на меня, не подавая руки и не здороваясь.
     - Здравствуй, Митя. Выслушай, потом уж будешь решать, как со мной себя вести, - я вопросительно смотрел, не продолжая беседы.
     - Говори, если есть что, только думай. Я на тебя зол, так и знай.
     - Сам на себя зол… Но это её выбор. И мой конечно. Я Олю не обманывал. А теперь слушай…
     И я пересказал Дмитрию все события последних двух месяцев. Ничего не скрывая и не приукрашивая.
     Выслушав, он думал не долго. Молча протянул руку:
     - Здравствуй, Игорь! … Вот значит, как разложилось всё… Рад за тебя,  а виноват ты лишь в одном – зря в «Три стола» зашёл в тот вечер, - и Митя улыбнулся.
     Я знал, деньги он никогда не возьмёт. Но я оставил в подарок ему отличные восьмигранные нунчаки из дуба, мастерской работы, тяжёлые, боевые. И купил набор медикаментов – всё же он прилично тогда потратил на меня. Митя вначале отказывался, но потом взял, чтобы не обидеть.
     - И ещё, Митя, просьба к тебе большая. Передай Саше эти часы на память, - я протянул коробочку в оберточной бумаге, в которой лежали Раймонд Велл, механика, практически новые.
     - А что сам не подаришь? Сашка тебя часто вспоминает…
     - Объяснять всё, рассказывать … лучше ты. Ладно?
     - Да не вопрос, - Митя убрал часы в стол.
     - А это Оле, когда увидишь, хорошо? Тоже память.
     Митя рассматривал тяжёлый браслет в египетском стиле с литыми звеньями из белого и красного золота. На внутренней стороне для неё были выгравированы слова.
     - А если не возьмёт? Она, похоже, очень расстроена до сих пор…
     - Возьмёт. Растолкуй всё, как есть, скажи – от чистого сердца. Не придумывай ничего – пусть между нами будет только правда.  Объясни - я не звонил, потому, что боялся сломаться. Хорошо?
     - Хорошо. Удачи тебе, Игорь! – Митя протянул руку, прощаясь…

                Пролог

     Осталось рассказать совсем не много.
     Наша серебряная свадьба была скромной. Отпраздновали её в нашем доме за городом. Народу съехалось человек двадцать. Ленка приехала с молодым человеком чуть постарше её - высокий, красивый, весёлый парень, москвич. «Он дело какое-то раскручивает.» - сообщила она.
      И Людмила тоже была - всё такая же. Но фирму свою закрыла, а магазин продала. Кстати, Лидия Николаевна до сих пор в нём работает. За два месяца, что я был директором, мнение о ней переменил и не нашёл ничего, что говорило бы о её нечистоплотности. Она оказалась по настоящему приветливой, а первое впечатление – обманчивым. Так, что после моего ухода, она стала новым директором магазина, а вместо зама попросила взять секретаршу.
     Люда счастлива - возится с тремя внуками. Она подарила Ляле замечательное платье, которое сшила сама. Без всяких Дольче.

    Мы всегда с Лялей вместе. Почти не расстаёмся и очень скучаем, когда один из нас ненадолго уезжает. Живём постоянно за городом.  В следующем году мне уже оформлять пенсию – идёт время.
    Тесть и тёща живы – здоровы, они уже старенькие, но держатся бодро, тесть ещё уверенно сидит за рулём. Часто приезжают, особенно летом - дом большой, места всем хватает. Нонна Александровна примирилась с неизбежным, но иногда вспоминает мне палец в зале суда.
    В большом гараже у дома стоит машина - БМВ тройка, та самая, которую я купил, продав Вольво. Ей тридцать лет, уже раритет и я вожусь с ней, доводя до идеала. Но машина в отличной форме, на ходу - иногда мы выезжаем на ней летом к озёрам или просто катаемся. А во дворе под навесом стоит почти новый Вольво кросс кантри.
     Я снова начал писать и читаю Ляльке свои повести и рассказы . Она радуется за героев, когда у них всё хорошо и печалится когда плохо. Просит переделать. Мне не жалко. Пусть у всех жизнь складывается удачно.
    Лена вышла замуж за того самого парня. Они живут в Москве. У них большая квартира на Чистых Прудах. Она открыла своё туристическое агентство, дела идут у неё не плохо. Занимается организацией индивидуальных туров. Часть Лялькиного «приданого» ей помогла – нам ведь не так уж много нужно для жизни. Она отправляла нас в Перу и на Тибет. В Лондон я ехать отказался – перегорел Европой. Ляле предлагал съездить, но она одна не захотела. А на Байкал мы ездили сами. Лялька разработала маршрут и была штурманом. Мы проехали на машине через всю страну, не спеша и удивляясь такому большому миру ... Но всегда тянет домой, туда, где мы счастливы.
     У Егора, мужа Лены, своё автотранспортное предприятие. Иногда я спрашиваю – «Как же вы, две росомахи, уживаетесь вместе?»  Они смеются и говорят – «А мы охотимся каждый на своей территории» ... любят они друг друга, вот что.
     Лена подарила ему двоих детей, а нам двух внуков. Старшего назвали Игорем, а внучку Ольгой. Егор возражал, но наша росомаха оказалась упрямее. Оленька – моя любимица. Она непоседа, настырная, как её мама, живая как ртуть, занимается дзюдо. А Игорь спокойный, молчаливый. Больше нацелен внутрь себя.
     Каждое лето они приезжают к нам погостить, и тогда тихий, обычно, дом превращается в какое-то общежитие и наполняется смехом, шумом и радостью. Внуки на удивление неплохо ладят между собой, особенно уткнувшись каждый в свой планшет. Новое поколение. Нам их сложно понять.
     Ляля всё такая же – нежная, красивая, стройная. Только морщинки в уголках глаз, особенно когда смеётся. Всю жизнь она делает какую то тибетскую зарядку, что бы быть гибкой. Пропускает лишь раз в неделю по воскресеньям – стойкий оловянный  солдатик. И ещё она начала красить волосы. Появилось много седины, которую Ляля не терпит. Вяжет, перечитывает любимые книги и создаёт уют в доме. Выращивает зелень к столу, клубнику, малину, листовой сельдерей – хрустит им всё лето словно кролик.
     Мы часто ходим гулять в лес среди сосен, он начинается в ста метрах от дома.
     Ляля совсем не вспоминает былого, только иногда я ловлю её задумчивый взгляд. Губы её что-то шепчут и она слегка покачивается.
     Спим мы в нашей спальне наверху. Особенно хорошо там весной, когда цветёт яблоня. Старая давно погибла, но мы посадили молодую. А по ночам, иногда, Ляля тихо водит пальцами по моему лицу.
     - Ты мой?
     - Твой.
     - Навсегда?
     - Навсегда.
     - Совсем-совсем навсегда?
     - Совсем-совсем навсегда.
     - Скажи мне.
     - Я люблю тебя.
     - Ещё.
     - Я люблю тебя.
     - Ещё.
     - Люблю …
     - Мой … - вздыхает она счастливо. - Мой …

     Всего одна жизнь у каждого из нас. Всего одна. Забыв о том, живём мы, не задумываясь, стараясь не отстать, получить, успеть.
     Как зашоренная лошадь, тянем повозку наших прожитых лет по дороге времени, не замечая главного вокруг нас. Не замечая  самой жизни. Мы очень часто принимаем за неё дорожную пыль и мусор по обочинам – шоры не дают видеть большего.
      Мне повезло. Со мной рядом оказалась та, которая сорвала с меня эти шоры и подарила мне целый мир.
      Моя чистая нота - моя любимая.