Нет повести печальнее на свете...

— Здорово, дядь Саш!
— Здоровей видали - и то не напугали, малёк!
— Как дела?
— Дела у прокурора, а у нас делишки...
— Задрал, дядь Саш, своими уркаганскими приколами! Ты без подъёбок умеешь разговаривать или нет?!
— Почему?! Умею! Просто грех такого салабона не подколоть, ыыыыы.
Дадя Саша выдавил гадостную лыбу.
Разделся в коридоре с мороза, прошёл в тёплую кухню. Пока раздевался и разувался, я уже забылся немного и задал новый житейский вопрос:
— Как сам, дядь Саш?
— Как молодой Ван Дамм, как сала килограмм, малёк...
— Да заебал ты со своими прибаутками...
— Не бузи, малой...Чай-кофе, потанцуем? - дядя Саша обвёл свой стол руками.
Я больше по смыслу жеста понял, чем из слов догадался, что он предложил с ним почаёвничать.
Я кивнул и присел за стол.
— Извини, "какавы" мы не держим. Так чай или кофе?
— Кофе!
— Ответ не правильный — чай! Гыы-гы-гы... — неприятно, как быдлан, заржал дядя Саша.
Я только махнул рукой, перестав уже ему делать замечания, чтобы он разговаривал нормально.
Дядя Саша служил когда-то в колонии младшим инспектором, а сейчас пребывал на пенсии. Такие, как он, с годами на службе, приобретали профессиональную деформацию: "по фене ботали" как заправские урки, привычки приобретали зэковские, начинали жить даже по их понятиям.
Это конечно сказывалось на общении, но с ними было интересно общаться. Ибо это были неплохие житейские, так сказать, кухонные психологи, с кем интересно было поговорить и выслушать забавные истории из их службы на зоне.
В это время дядя Саша колдовал над чайником, поставив его на газ, насыпал в здоровенный крухан, объёмом около литра, заварку — высыпав туда целую пачку чая "со слоном". Крухан внутри был весь в чёрном чайном налёте.
— Тебе как: чифиря*, "купца"* или "белые ночи?"*
Так как я был у него на кухне не в первый раз, то я по опыту предыдущих посиделок сказал:
— Купчика*.
— Как знаешь малой, а я пожалуй чифирну. Ты с чем будешь? Есть сушняк*, а есть ландорики*. Старуха моя не так давно в магаз ходила - принесла чего-то к чаю.
— Ну, тогда и с тем и с тем.
— Ну, ты фраерок меня ваще разоришь — со смехом пошутил дядя Саша.
Достал из буфета пакет с печеньем "Юбилейное" и пакет с карамелью.
Чайник засвистел, хозяин квартиры снял с газовой плиты кипяток и заварил им кружку с чифирём.
— Пусть пока настоится. — обстоятельно, басом, сказал дядя Саша.
— Пока настаивается расскажи какой-нибудь интересный случай про любовь на зоне. Есть что-нибудь такое из твоей жизни интересное? - попросил я, предвкушая поучительную историю.
— Малёк, интересного в жизни много: "коллектив у нас чисто мужской, поэтому свадьбы у нас на судне бывают редко — сказал капитан корабля". Гы-гы-гы! — во всю глотку загоготал над своею шуткой хозяин дома.
— Не, ну серьёзно!? Было что-нибудь интересное на эту тему? - настоял я.
— Похвастать конечно не могу, но вот был случАй...
Я откусив от печенюшки обратился весь в слух и внимание.
— Нет повести печальнее на свете — заунывно, как бард-сказитель, начал было дядя Саша, а продолжил глумливо — чем повесть о пидарасе "Гене" и его личняковом петухе "Валете". Гы-гы-гы.
Засмеялся и я, над поделкой под Шекспира.
— Така у них любоф была, така любоф, куда там Ромеу и Джульетте! Друг без дружки не могли: спали рядом, запирались где только могли для своих амурных дел. Вся зона "завидовала", гы-гы-гы... — по привычке заканчивал гоготом, каждую свою скабрезную солёность, дядя Саша.
— И как только снюхались шерочка с машерочкой никто так и не понял. Был обычный жулик Гена: дрищ с мордой как у коня, но прозвали почему-то "Геной", типа на крокодила "Гену" похож, а может потому что баловался "крокодилом"*, как сейчас узнаешь? Был у нас наркоманский барак, так там у нас жили все: нарики, алканавты, ВИЧовые, зоопарк короче ещё тот — каждой твари по паре. Так вот, нормальный, среднестатистический нарик был "Гена", ничем не выделялся меж урок в том бараке. Был как все.
Но вот, "заехал" как-то к ним в барак смазливый мальчонка, ну на рожу сразу видно — "сладенький". Мальвина мальвиной.
Уж как там у них срослось не моё дело. Только ходить начали друг за дружкой, как привязанные. Куда он, туда и Мальвина эта. А да, прозвали молодого петушка "Валетом" - под конец фразы вспомнил дядя Саша.
— А чего, по понятиям "жить" с мужиком? То есть "мужику" с "петухом"?
— Ну, тут хер его знает, у зыков свои понятки, как и у нас: закон что дышло — куды повернул, туды и вышло. Так и с их понятиями. Вроде западло "петуха" руками трогать, ручкаться, целовать, вещи от них брать...тьфу, как представлю, меня аж передёргивает. Ну и задачку ты мне задал, малёк! Давай сменим разговор на другую тему? - брезгливо продолжил дядя Саша.
— Так, а в чём особенного-то было, в их, так сказать, "союзе"?! Подумаешь два "гномика", на "воле" сейчас таких развелось пруд пруди.
— Э, не скажи! — дядя Саша много значительно поднял указательный палец с жёлтым прокуренным ногтем вверх. — Ща, погодь!
Начал хлопать по карманам, вытащил пачку "Беломорканала", достал беломорину, сплющил в двух местах картонный мундштук, сунул в зубы папиросу, тряханул коробкой спичек, смачно прикурил, выпуская из папиросы столб пламени. С удовольствием затянулся, пододвинув пачку с папиросами ко мне, придавив их коробкой спичек.
— Не, дядь Саш, я не курю, ты ж знаешь!
Дядя Саша встал, взял крухан с чифирём, отлил мне в кружку, налив мне почти до половины кружки чёрной жидкости, а вторую половину разбавил чистым кипятком.
Получился довольно крепкий чай. Закусив в зубах беломорину, пыхнув половинкой рта, сощурившись от выпущенного дыма одним глазом, хозяин кухни молвил:
— Моё дело предложить, малёк — твоё дело отказаться. Эт тебе не фильтрОвые сигареты, здесь хоть на табак похоже, а не бумага струганая. Были раньше "Казбек", их ещё Виссарионыч шибко уважал, да не попадаются мне что-то, давно уже. Но беломор тоже ничего себе, сойдёт.
— Ты, давай не отвлекайся от темы, чё там с теми "голубками-то" особенного было? — напомнил я, кинув леденец за щеку и запивая купчиком.
Дядя Саша отпивал мелкими глоточками чифирь, без закуси. Он никогда не пил чифирь со сладким — говорит, с сахаром так "мотор" быстрее сажается, хоть и "приход" быстрее ловишь со сладким, потому что в кровь глюкоза быстро всасывается.
Разлив, молча уставившись мне за плечо, сделал несколько глоточков чифиря, а в такие мгновения его нельзя торопить, потому что дядя Саша так смакует начало "чаепития". Ответа всё равно не получишь, а вот "царского леща" точно отведаешь. А рука у него была тяжёлая, я замолчал, ожидая когда он разлепит уста.
— Значицца так, малёк, любовь-морковь у них была с год наверное, начальство знало, урки знали, все знали, даже вертухаи на вышках и то были в курсе.
— И чего, не мешали им?
— Да ну их нахуй, угорали с них и всё... Но тут, случилось ЧП: у "Гены" срок закончился.
— А что тут такого? Бывает! Не век же ему сидеть?!
— Само собой, дело-то житейское, вот только сука, "Валета", "Виалетту" эту...гы-гы-гы - отлепить не могли от него, висел как сучка на нём. Видал когда-нибудь как два "шарика" на случке склеются и таскаются жопа к жопе по улице?
— Ахаха, видал — это когда "тузиков" во время их секаса спугнут, вот и не могут расцепиться, так и ходят, ахахаха — рассмеялся я, представив картинку.
— Ну и эти типа того, этот "Валет" на нём, чуть ли не на х@ю повис — еле отогнала дежурная смена от "локалки".
Так он на барак забрался и кричит:
— Любимый, не уходи! Я сейчас с крыши сброшусь! - тонким голосом запищал дядя Саша изображая "Валета".
— Кипишь пиzдец, - на всю зону! Ему уже и урки с отрядов орут, мол слазь — хорош дурить, дебил! Куда там?! Тот истерит и ни в какую - того гляди и прыгнет, в самом деле.
— А бараки высокие?
— Ну, потолки в бараках под 4 метра, бараки двухэтажные, вот и кубатурь, малой — какая высота... Метров восемь свободного полёта, никак не меньше. Убиться может и не убьётся, но вот ноги поломает точно. А оно нам надо?
— И что, сбросился?
— Да нет, инспектора залезли на крышу, "таблетку" ему всю разбили, и в ШИЗО — душевную травму зализывать, отсасывать или ещё как...гы-гы-гы.
Я покачал головой над рассказом, отхлебнув купца.
— Вот такая вот любов, за колючкой, малой... И такое бывает: и жук свистить и бык летаить...
— Дядь Саш, а почему крухан-то у тебя вечно грязный?
— Какой?
— Ну, вот тот, в котором чифирь запариваешь!
— Эт, малой, в следующий раз расскажу, а то моя старуха скоро с работы придёт. Так что, малёк, вали-ка ты до дому до хаты, а то начнётся сейчас, шоу - Дом 2, лобное место, так сказать...гы-гы-гы.


Чифирь* (чифир) - напиток, получаемый вывариванием высококонцентрированной заварки чая. Обладает психостимулирующим действием, в некотором роде является наркотическим средством, вызывающим зависимость.
Купец* - крепкий чай
Белые ночи* - очень сильно разбавленный чай, практически один кипяток едва-едва скрашенный заваркой.
Крокодил* - кустарно изготовленный Дезоморфин (пермонид) — 7,8-дигидро-6-дезоксиморфин, опиоидный наркотический анальгетик.
Сушняк* - печенье на уголовном сленге
Ландорики* - карамель из сахара с различными вкусами. Неизвестно почему, но прочно вошло в обиход уголовного сленга. Очевидно, с очень стародавних времён ибо, историческая справка:
Георг Матвеевич Ландрин был реальным человеком. Происходил из прибалтийских немцев и с измальства был отдан в бизнес - работал приказчиком в модной и популярной кондитерской швейцарцев Вольфа и Беранже на Невском проспекте, в Петербурге. Вывеска до сих пор этой кондитерской имеется.
Там сметливый парень не только понял как работает бизнес и научился некоторым секретам, но и сам начал придумывать рецептуру. Более того, уйдя от швейцарцев, начал свое маленькое дело - самостоятельно варил леденцы из сахара и продавал их в разнос в Гостином дворе. Настолько понравились леденцы, что было принято решение расширить дело. Так, насобирав денег со всех родственников и влезая в огромные долги, в 1848 году на Петергофском шоссе Ландрин открыл собственную мастерскую по производству леденцовой карамели.
Примерно тогда же Георг Ландрин придумал упаковывать маленькие леденцы разноцветные в жестяные банки, и это настолько понравилось покупателям, что зачастую "конфекты" (именно так раньше и называли конфеты) покупали в том числе и ради жестяной банки. Если сейчас перед Вами лежит баночка "Монпансье", знайте - это ландриновское изобретение. Появилось на свет монпансье в 1860 году.
К концу XIX века объем производства фабрики, при 280 рабочих достиг 800 тысяч рублей. Сам Георг Матвеевич стал купцом первой гильдии и потомственным почётным гражданином Санкт-Петербурга. Однако в 1882 году он умер.