Внучка Бабы Яги

В этот год Первомай порадовал советских трудящихся тем, что выпал на четверг, поэтому отдыхать предстояло четыре дня. Весь апрель был по-осеннему прохладным, сырым и слякотным, но в аккурат тридцатого числа тучи рассеялись, откуда-то с южных краев циклон принес массу теплого воздуха и к утру установилась ясная, летняя погода.
Накануне в честь праздника на предприятии выдали по килограмму масла и по полтора килограмма мяса, из-за которых Ильгиз Галимов хорошо потрепал Халиля Аминаева.
Зная, что ни то, ни другое мне в общаге без надобности, а питаюсь я в общепите, Галимов, имеющий на иждивении трёх «спиногрызов», попросил меня уступить свою порцию масла и мяса и, получив моё согласие, пошёл отовариваться.
Вскоре он вернулся для уточнения, не уступил ли я свою долю кому-либо ещё и, получив отрицательный ответ, возмутился.
- А почему этот гандолей Аминаев забрал твою порцию?
- Я не в курсе, - развёл я руками, - видимо, зная, что я не буду брать, решил взять без спроса.
Ильгиз, возмущённый таким нахальством, пошёл отнимать у захватчика своё, принадлежащее ему по праву, в результате чего у Аминаева поредели усы и, видимо, вследствие этого, он уклонился от участия в праздничном мероприятии.
К девяти часам возле здания заводоуправления стали собираться работники Автосборочного завода, которые не смогли «отмазаться» от «почетной обязанности» сходить на демонстрацию и те, кто пришел добровольно по зову сердца.
Я без труда нашел своих сослуживцев из Отдела главного энергетика и поприветствовал каждого.
- Так, и Тагиров пришёл, - отметил меня начальник Стрельников, записывая в блокнот каждого прибывшего. - Мокин, значит идет с лаборантами, Мустафин с администрацией, Ещенко на смене, Кутлиев после ночи...- размышлял он, - Аминаев, значит, не придёт? Так-так, получит он у меня премию...
Подошел Галимов с супругой, ведя за руку сына-дошкольника, на груди которого висел игрушечный автомат, заряженный ленточными пистонами, в руках он держал флажок и воздушный шарик. На груди у Галимова висел фотоаппарат.
- Что за техника? - полюбопытствовал я, указав на фотоаппарат.
- «Зенит - Е», - с гордостью ответил Галимов.
- Хорошая штука, а объектив какой, «Гелиос»?
- «Индустар».
- Тоже не плохо, запечатлей-ка нас всех, кто явился, не то потом лишат премии на 200% за неявку на демонстрацию.
Стрельников разъяснил нам, что наш цех идет вместе с вспомогательными службами за цехом Сборки платформ, а за нами идет цех Сдачи и комплектации и ушел докладывать о проценте явки и получать знамена и транспаранты, а Ильгиз стал фотографировать сослуживцев, окружающих.
Наконец прозвучала команда и вся эта масса людей двинулась в направлении Красной площади, откуда колонна демонстрантов должна была проследовать по проспекту Мира до парка Победы.
Первым шло заводоуправление, затем Главный конвейер, последними шли цех Полуосей и цех Картеров, перед Красной площадью мы выстроились за Прессово-рамным заводом, за нами шёл завод Двигателей.
Настроение было праздничным у всех, даже у тех, кого заставили принять участие под угрозой дисциплинарного наказания.
Я шел, неся в руках портрет какого-то члена, то ли Политбюро, то ли ЦК, даже не зная его фамилии и его заслуг перед Отечеством, возможно, они у него были, да мне это было совсем не интересно. Где-то впереди надрывались динамики:
«Будет людям счастье,
Счастье на века.
У советской власти
Сила велика.»
И все мы хотели в это верить.
 «Сегодня мы не на параде,
Мы к коммунизму на пути,
В коммунистической бригаде
С нами Ленин впереди.»
И никто в этом не сомневался.
Солнце сегодня расщедрилось на тепло, тот, кто ориентировался на вчерашнюю погоду и на всякий случай надел плащ, давно уже снял его и нёс в руках.
Сзади меня толкнули, я обернулся, Франц Корзун подал мне раскладной пластмассовый стакан, наполовину наполненный водкой и конфету на закуску.
- Давай, за пролетарский интернационализм.
 Я не заставил себя долго уговаривать, выпил содержимое, вернул тару, заел конфетой и мое громогласное «Ура!» слилось с многотысячными криками демонстрантов.
«Идут хозяева земли
Идёт рабочий класс.»
Надрывался репродуктор, повышая в нас осознание своей социальной значимости.
Колонна поравнялась с трибуной, на которой стояло партийное руководство, из динамиков доносилось: «Слава советским автомобилестроителям! Ура!» И опять тысячи глоток подхватило: «Урррааа!»
«Да здравствует нерушимое единство трудящихся всех стран!», на что демонстранты вновь дружно прокричали «Урра!» 
Мы шли за грузовиком, в его кузове был макет огромного земного шара со словами «Мир. Труд. Май», а на нём сидел, расправив крылья, голубь мира.
Со всех сторон на всю мощь неслось «Да здравствует мир во всем мире!», «Слава Коммунистической партии Советского Союза, организатору и вдохновителю всех наших побед!»
Репродукторы извещали, что кто-то дал что-то сверх плана, а кто-то что-то сдал раньше срока, что-то шло с опережением графика и всюду слышались одни победные реляции.
Наконец дошли до конечного пункта, почетная обязанность советских тружеников, от которой трудно было отказаться, была с честью выполнена.
- Так, - отдал распоряжение начальник, - транспаранты грузим в машину, автобус довезет до заводоуправления, - и скрылся в толпе.
Я забросил портрет члена Политбюро в кузов грузовика, где уже лежала куча таких же членов и даже немного расстроился, праздник заканчивался, а день только начинался и хотелось продолжения, в общагу возвращаться не было желания, большинство парней разъехалось по домам, используя такие длинные выходные, а мне завтра предстояло выходить в вечернюю смену. Я подошел к ребятам, кто-то предложил.
- Ну что, по рублю и в школу не пойдём?
- Если в школу не пойдём, - поддержал Франц
Корзун, - то куда?
- Давай ко мне, - предложил Владислав Марков, - тут не далеко.
- А твоя Марковка как на это среагирует? - прощупал почву Гена Фадеев.
- Марковка с детьми к себе в деревню поехала, - успокоил он, - грех ведь не воспользоваться такими длинными выходными.
- А премии лишиться за неявку на демонстрацию не боится?
- Чего ей бояться? Она сама начальник.
К нам присоединился Колька Садриев из ремонтного участка. Люба Мордвинцева, его подруга из ОТиЗ, категорически отказалась отпускать его одного на столь сомнительное мероприятие и тоже присоединилась.
Ильгиз Галимов был не дурак выпить с хорошими людьми, но под плотной опекой жены не смел сделать шаг влево, шаг вправо, что было написано на его кислой физиономии.
По пути мы подошли к продуктовому магазину, сложились кто сколько мог, Владислав взял деньги и скрылся за дверями, через некоторое время он вышел с тремя бутылками «Перцовки», на оставшуюся сдачу была приобретена нехитрая закуска, состоявшаяся преимущественно из консервов, постоянно находящихся на прилавке: болгарское лечо с перцем и томатами, колбаса по 2.20, килька пряного посола, сыр колбасный и две бутылки лимонада.
Марков жил в следующей пятиэтажке, все поднялись на третий этаж и вошли в его квартиру. Любаша пошла на кухню помогать хозяину готовить закуску, я занялся магнитофоном, заправил в него одну из кассет, и из динамиков «Кометы 206» полилась мелодия «Ты помнишь плыли в вышине и вдруг погасли две звезды...».
Корзун и Фадеев пошли курить на балкон, Николай листал имеющиеся журналы «Огонёк», «Смена», но вскоре оставил их, поскольку имеющиеся в них кроссворды были уже разгаданы, он захотел «надрать мне шкуру», но шахмат не оказалось, мы смотрели телевизор, точнее пялились в него, так как там на обеих каналах показывали то, участниками чего мы сами были час назад.
Владислав, как радушный хозяин, старался всем уделить внимание, он временами покидал кухню и пытался нас немного занять. Чтобы мы не скучали, он вынул из секретера свой альбом для фотографий, обшитый красным бархатом, на котором был барельеф Ленина и дал нам.
- Полистайте, я раньше много снимал, там и дембельские снимки есть, - и он опять скрылся на кухне. Там что-то жарилось шипя, испуская соблазнительные запахи.
- Хороший альбом, старый, такие теперь и по блату не купишь, - сказал Садриев, беря его в руки.
- Сейчас вообще никакой альбом не найдёшь, - посетовал я, - давно хочу купить, нет нигде, даже в Москве не мог достать.
Вскоре, накурившись, к нам присоединились и Корзун с Фадеевым.
-...потому и вырубают автоматы, не выдерживают нагрузки, - продолжал, видимо, начатую на балконе беседу, Фадеев, - там же сейчас много сварочных работ ведется, ток идет большой, - объяснял он Францу.
- А главный энергетик в курсе? - с серьезным видом интересовался тот.
- Да сколько раз говорили, - махнул рукой Фадеев, - ему по фигу, лишь бы день прошёл, до пенсии ему меньше года осталось.
- Ну, вы как на работе, так про политику и про баб, - упрекнул их Садриев, - а как пьянка, так вы о работе.
- Точно, - подержал его я, - тоже мне, ударники «кому нести чего куда».
Курильщики тоже присоединились к просмотру альбома, оставив производственные проблемы. Мы все с интересом листали альбом, пытаясь найти на старых фотографиях маленького Маркова. Хозяин временами выныривал из кухни, присоединялся и комментировал некоторые снимки.
- А это мой батя под Кенигсбергом, здесь я в первый класс пошел, видите, форма тогда была какая, гимнастёрка, ремень с кокардой и фуражка, а тут я присягу принимаю.
Порой гости сами окликали хозяина.
- А это где? А тут кто?
Колька перелистнул следующую страницу, и мы увидели фотографию, поразившую не только меня, но и всех остальных своей необычностью, даже, я бы сказал, невозможностью.
Женщины изобрели много всевозможных приспособлений для улучшения своей внешности. Если она «еле-еле на «троечку», то надев красивое платье, сделав причёску, завивку, укладку, наложив макияж, сразу становится «очень даже ничего», а если она в быту «симпатичная», то легко может стать «харрррошенькой». А уж от природы «хорошенькая» легко превращается в «...просто красавицу». Я уж не говорю про таких, которые безо всяких препаратов выглядят на «5+», а если хотя бы немного постараются, то про таких раньше писали «ни в сказке сказать, ни пером описать».
 А когда девушка облачается в подвенечное платье, то невеста просто не может быть не красивой, потому что самая красивая на свадьбе – это невеста.
На снимке была пара новобрачных и свидетель с свидетельницей. Жених был молодой, на вид лет 27, симпатичный, высокий, крепкий парень, а невеста...
Все были потрясен увиденным, уж если невеста в макияже на своем бракосочетании выглядит страшно некрасивой, я бы сказал, омерзительной, то какова она в быту? И что побудило видного парня отдать предпочтение этому чуду? Может деньги?.. Что-то здесь было не так.
Видимых изъянов, тем более уродства на лице невесты не было, не косая, не горбатая, нормальное лицо, без дефектов. Но оно было просто не красиво, некрасиво до безобразия. Выглядела старой, даже подвенечное платье не могло скрыть её худобу.
В комнату заскочил хозяин, поставил на стол стопки, положил ложки и вилки, тарелку с нарезанным хлебом. Я его спросил, указав на снимок.
- Что это?
Владислав понял сразу, о чём идёт речь, видимо часто ему приходилось объясняться по этому поводу.
- А, это?.. - сейчас расскажу, и он опять нырнул на кухню, принес тарелки с закуской, - это друг мой Толик Сысоев, вместе в политехе учились, хороший парень, мы его Столиком звали, а он злился.
- А почему Столиком?
- Ну, С. Толик, получалось Столик.
- Да я не об этом, - прервал его я, думая, что он меня не понял.
- Да понял я, о чем ты, - продолжил Марков, - не ты первый. Толик был коммунист…
Он мог бы уже не продолжать, для меня всё стало ясно. 
-… ну и как-то с другом они на какой-то праздник пошли в женскую общагу к подруге этого друга, выпили, естественно. А в той комнате и жила эта красавица, Ирка Славчук. Организм молодой, гормоны играют, тут любой будешь рад.
Он опять убежал на кухню.
- Дааааа, - почесал затылок Колька, - с такой дамой даже на люди показаться стыдно.
- Ведьма какая-то, - вставил реплику Фадеев, - помню кино было, там невеста у Кощея Бессмертного была на неё похожа. Им еще на свадьбу молодильные яблоки подарили, каждое яблоко на сто лет молодит, невесте сто четыре года было, так Кощей оба яблока схомячил, помолодел и решил жениться на молодухе.
- Да-да, помню, - поддержал Франц, - да только этой кикиморе не больше тридцати, хотя выглядит...
-…как внучка Бабы-Яги, - добавил я, закрыв альбом, и все захохотали, - лет вот через семьдесят станет Бабой-Ягой. Интересно бы на неё взглянуть, она может в сказках ведьму играть без грима.
Тут из кухни вышли хозяин с Любашей, принесли сковородку с жареными грибами и картошкой, соленые помидоры, огурцы, квашеную капусту с зеленым луком и зеленым горошком. Фадеев, как самый старший, откупорил первую бутылку и стал разливать по стопкам.
- Нет-нет-нет, - послышался Любашин писк, - мне совсем чуть-чуть.
Пока закусывали, Владислав продолжал.
- …ну и вот, бухнули они, видать, нормально, она его и соблазнила, оставила у себя ночевать, потом к нему в общагу приходила пару раз.
- Да дал бы ей пинка под зад, - влез в разговор Фадеев, хрустя огурцом.
- Гнал, конечно, - продолжал рассказывать Владислав, - если бы он зал, к чему это может привести.
Налили еще по стопке, выпили за солидарность трудящихся всех стран, закусили. Разговор оживился, собравшись вместе, мужики обычно беседуют о политике и о сексе, женщины о тряпках и о сексе, следовательно, затронутая тема была интересная для всех присутствующих.
- Да, - вспомнил Марков, - кроме того от этой Ирки всегда окурками воняло, как от пепельницы.
- Курила, значит, шалава, - всплеснул руками Франц, - в этой бочке дёгтя, как Славчук, только одна ложка мёда, её имя, остальное – параша, – и рубя воздух ладонью продекламировал чьи-то стихи:
Не хочу коммунистом стать,
Не желаю с парашей спать,
Лучше в лагере лес валить,
На дороге камень дробить.
- А вам только красавиц подавай, - из чувства женской солидарности стала возражать Любаша, сидя рядом с Колькой, - может у неё характер золотой, душа добрая...
Любкино лицо назвать красивой было нельзя, маленькое, худенькое, невзрачное, сто раз мимо пройдёшь и внимания не обратишь. Но это был её единственный недостаток, который с лихвой компенсировался многочисленными достоинствами: восхитительная фигурка, тихий обворожительный голосок, кроткий нрав, умница, в ней было столько грации и пластики, видимо, Господь решил, что красивое лицо будет уже лишним при таких качествах; даже когда она сердилась, глаза ее смеялись, излучая внутреннюю доброту.
 На танцах она никогда не оставалась без кавалера и женихов у неё было в достатке. Одевалась она со вкусом, сегодня на ней была чёрная водолазка, на которой виднелась жёлтая цепочка с медальоном, в ушах висели серьги в виде маленьких атомных бомбочек с красным камнем в середине, красная юбка, чёрные колготки на ногах и красные туфли. Волосы были повязаны красной лентой. Такое удачное сочетание красного с чёрным было очень ей к лицу. 
- Некрасивых женщин не бывает
Красота их жизни предисловье
Но его нещадно убивают
Невниманием и нелюбовью
Не бывает некрасивых женщин
Это мы наносим им морщины
Если раздражителен и желщен
Голос ненадежного мужчины, -
продекламировала она чьи-то стихи.
  - Некрасивых женщин не бывает, - согласился Колька, - бывает мало водки.
; Это сколько же тогда он выпил, - подал голос
Франц, чтобы на такую польститься?..
- Потом он ее, конечно прогнал, - продолжал рассказывать Марков, - а она была видать тертая баба, ушлая, пронюхала, что он коммунист, и другого шанса ей бог не пошлет, пошла в партком и нажаловалась на него, мол соблазнил, обещал жениться, соврала, что беременная, мол ребёнок будет без отца. Наехала на парторга, мол, моральный облик строителя коммунизма и прочее. Грозилась в обком пожаловаться, в ЦК написать.
- Ну, понятно, - перебил его я, - парторгу своё кресло дороже судьбы какого-то там рядового члена, того вызвали на бюро и предъявили ультиматум: или под венец...
- ...или на цугундер, - добавил Франц.
- Ага, где же, - возразил хозяин, крутя обручальное кольцо на пальце, - для коммуниста самое страшное наказание — партбилет на стол.
- Да и хрен с ним, с партбилетом, - возмутился Франц, - что, из-за него теперь жизнь гробить, всю жизнь с чудищем жить?  С ней даже на улице не покажешься. А если еще дочь будет похожа на мамку, тогда что?
- Найдет себе какого-нибудь комсомольца.
- А вот и не хрен, - продолжал спорить Владислав, - лишившись партбилета, перед ним все дороги будут закрыты, ни карьеры, ни другой перспективы. Партбилет — это билет для входа в коммунизм, спецпайки всякие, путевки в элитный санаторий, место в детском саду, машина. Путевку в капстрану ведь тебе не продадут, - обратился он ко мне, - ты не только холостяк, но даже не комсомолец... а потом он начальником цеха стал, теперь заместитель главного инженера завода. Все дороги перед ним открыты. И квартиру вскоре получил. 
- Будто без партбилета в начальники не вылезешь? - пробурчал Франц.
- Да, вылезешь, где же? - вставил свое слово Фадеев, он прошёл огонь, воду и фаллопиевы трубы, был классным специалистом, имея высшее образование, в начальники не лез, любил живую работу и не любил ответственности, а авторитет имел непререкаемый. - Всякий начальник обязан быть партийным. Вон наш Володька Стрельников, толковый ведь мужик, у него и образование и опыт, и когда Метелкин ушел на пенсию, то его поставили временно, пока не найдут начальника. Вот он и написал заявление о приеме в партию. Ходит теперь кандидатом, ждёт.
- Чего ждёт? - не понял Садриев.
- Ну, когда место освободится.
  - Какое еще место?
- Ты не понимаешь политику партии, молодой ещё, прежде чем принять в партию начальника какого-нибудь, надо заманить туда любого простачка-работягу.
- Зачем?
- Чтобы в партии было большинство рабочих, а не буржуев всяких мастей. Партия ведь у нас с понтом пролетарская, значит в ней должно быть рабочих 50% плюс еще один дворник или пастух.
- Да туфта это, если уж разобраться, - спорил Франц, - какая в принципе разница, сколько там рабочих? Что они там решают пастухи и трактористы? Сидят как чучелы не понимая, за что голосуют, только руки поднимают всегда единогласно, когда им велят.
 - Нам без туфты никак, кругом показуха, - глубокомысленно изрек Фадеев, много повидавший на своем веку, - думаем одно, говорим другое, а делаем совсем наоборот, и себе же врём, что так и надо. Хотим выглядеть лучше, чем есть на самом деле.
 - Ну что, давайте еще по стопарю, что ли? - предложил Колька.
- Хватит тебе, - запротестовала Любаша, она не хотела, чтобы он был пьян.
- Как это хватит? - возмутился Колька, - а третью за любовь? Ведь ни в одном глазу, хоть лыко вяжи.
 Фадеев стал наполнять стопки.
- Ой, мне немножечко, - запищала Любаша, прикрывая свою стопку ладошкой и поглядывая на Колькину, опасаясь, что он выпьет лишнего.
Угождая даме, мы выпили за любовь, беседуя о женском коварстве, Любаша с нами спорила, не соглашаясь и следила, чтобы её кавалер не перепил.
- Как сказал какой-то философ, - вспомнил я, -
если женщина хочет иметь семью, то нет такой преграды, которая её остановит, ради брака баба готова даже на секс.
- А мужик ради секса готов даже на брак, -
подхватил Колька, вызвав смех мужчин и лёгкое смущение Любы, щёки которой слегка покрылись румянцем.
- Ну какие шансы у неё выйти замуж? – размышлял вслух Геннадий. - А тут подвернулся коммунист, вот она и поймала свой шанс.
 - И никуда уже он от неё не денется, – согласился Марков. - Развестись? Если жениться заставила, то развестись партия не позволит. Любовницу завести...так она опять к парторгу пойдет.
- Да…мы не знаем границ женского коварства, - глубокомысленно произнес Фадеев.
- Ведь женское коварство вообще не знает границ, – поддакнул я.
- А вы как чикнуть, так все, а как жениться, так никто, - Любку задело моё высказывание, и она была готова заступиться за всех женщин мира. - Нечего лазить на кого-попало, женись и тогда уже когда хочешь, как хочешь, сколько хочешь?
  - Или сколько сможешь? - вставил я и все, кроме Любы, засмеялись.
 - А еще бывает похуже, - Фадеев стал рассказывать. - Вот у нас в общаге на Рейдовой одну профуру хором изнасиловали, кто-то даже ей фонарь засветил под глаз, а она довольна, побои сняла, заявление в прокуратуру накатала, пацанов в КПЗ посадили.
Следователь им Уголовный кодекс показал, групповое изнасилование от 8 до 15 лет, а блатные в камере ещё больше жути нагнали, мол по такой статье на зоне «петухом» сделают. Факт насилия налицо, состав преступления очевиден.
- Ну и чё?
- Чё-чё, с каждого по три сотни слупила и забрала заявление.
- Тут и больше дашь.
- Ну и правильно! - возмутилась Любка, - насильников вообще надо кастрировать.
- Так дело в том, что это она проделывает не в
первый раз, нарочно подстилается, местные ребята её хорошо знают, так она по общагам промышляет.
  Фадеев, достал сигареты из кармана, собираясь идти на балкон, Любаше наскучила эта тема, когда все присутствующие были против неё и, видя, что Кольку уже «торкнуло», решила увести своего возлюбленного, пока он способен был передвигаться самостоятельно. Владислав пошел их провожать, а Франц с Геннадием опять пошли курить.
 Я вспомнил, как у нас в деревне одна девчонка женила на себе своего возлюбленного, сама соблазнила его, а потом стала шантажировать, или женись, или посажу. И ничего, живут, детей нарожали, вроде счастливы.
Мы вчетвером остались допивать остальное, вспоминая всевозможные истории, которые когда-либо слышали или были их участниками. Особенно интересные случаи рассказывал Генка Фадеев, имеющий богатый опыт общения с противоположным полом, предостерегая нас от излишней доверчивости.
- Я сам в юности чуть было не попался в женские
сети, которые они мастерски умеют плести. В деревне дружил я с Галкой Налимовой, была она в меня, городского, влюблена с детства, но я дружил с другими, а она жутко ревновала.
Потом меня в армию призвали, дед умер, и приехал я в село уже лет через пять к брату на свадьбу. И она там была. Прежние чувства вспыхнули как яркий метеор в ночном небе, ну и соблазнила она меня балдого. Подружили мы два дня, я уехал и вдогонку получаю письмо, что задержка месячных и прочее такое.
Меня это насторожило, два дня всего встречались и сразу залёт. Если бы я у неё первый был, то я бы без вопросов, она мне нравилась, я бы женился, если был бы уверен, что ребёнок от меня. Но она была хитрой, стерва, и решил я ждать родов.
А они всей роднёй давай прессовать мою родню, мол соблазнил и обманул, чтобы поскорей расписался, а потом алименты платил, судом грозились.
Но я тоже не лопух, дождался родов, приехал в роддом и выяснил, что ребёнок нормально доношен, а прошло 8 месяцев, ещё акушер съехидничал, мол папаша должен знать доношен или нет. Как сказал один поэт:
 «Не надо верить этим бабам,
И надо помнить лишь одно,
В любой цепочке самым слабым
Она окажется звеном.»
По телеку уже показывали, как трудящиеся Бауманского района проходят мимо Мавзолея, с трибуны которого лениво помахивает рукой совсем дряхлый Брежнев, значит шла программа «Время».  Все уже было выпито, тема исчерпана и, оставив хозяина одного, мы двинулись по домам.
Смеркалось, во многих окнах уже зажгли свет, горели уличные фонари.
Франц и Фадеев попрощались со мной и двинулись на трамвай, мне было в другую сторону, и я направился к автобусной остановке, а из головы не выходил образ невесты коммуниста.
 Мне навстречу попадались женщины в годах и молодые девушки, все они казались мне очень милыми и очаровательными, хотя выпил я не слишком много.