Свиное сердце. Часть четвертая

Пока Марущак с Демьяном гуляли по городу, квартиру Фадеева посетил Кирилл Кириллович Чемодуров.
- Понимаешь, Фарадей Фарадеич, всем хороши новые колени, а терплю неудобства!
- В чем же проблема, голубчик?
- Не могу долго усидеть на одном месте. Хочется ходить, прыгать, даже бегать! Это мне-то, который последний раз бегал в детстве и то без особого энтузиазма. Я же серьезный человек. Постоянно заседаю, участвую в долгих застольях. На меня уже многие знакомые косятся. Дескать, чего это он постоянно мечется туда-сюда. Солидность теряется, ты это понимаешь.
- Понимаю, но вы же изначально знали, что так будет.
- Значит, не учел до конца. В общем, нет ли у тебя какого-то средства для ограничения этой прыткости?
- Единственное, что могу предложить - это наколенники из шкуры того же кенгуру. Надежно фиксируют колени на протяжении нескольких часов, не нарушая кровообращения. Другой материал не годится, так как могут возникнуть аллергические реакции.
- Отлично! То, что нужно. Выписывай!

- Понимаете, остался только один комплект. Я обещал его господину Подштанько. Но я сегодня же сделаю заказ и через пару месяцев, максимум полгода, наколенники будут у вас.
- Какие еще два месяца! Нахрена Подштанько наколенники? У него ноги как макароны, чего там фиксировать. Подождет. Давай, выписывай. Сколько?
- В том то и дело, что вещь очень дорогая - двести рублей. Шкура кенгуру, сами понимаете. К тому же я уже давно взял задаток.
- К черту Подштанько! Даю триста.
- Все равно неудобно получается. Ну да ладно. Все таки у вас ситуация критическая, а Подштанько они не так нужны.
- Вот именно. Тебе деньги как: наличными или могу за три месяца за тебя в "Русском собрании" взносы отдать.
- А как же: что это за русский, за которого платят?
- Ничего. Это же я твои деньги отдам.
- Если позволите, лучше наличными. Мне сегодня предстоят дополнительные расходы, а в банк идти жалко времени. Вот ваши наколенники. Обратите внимание на качество материала.
- Сразу видно, вещь иностранная. Держи деньги. А ну-ка дай примерю. Ты знаешь, ничего: удобно и прыгать трудней! Как смотрятся?
- Смотрятся хорошо, Кирилл Кириллович, только их предполагается носить под штанами.
- Ах, вот как. Тогда ещё лучше получается. Теперь я сам настоящий подштанько буду, га-га-га! Благодарю, профессор. Кстати, для локтей, наверное, такие тоже можно заказать? А то будут руки чесаться каждому в морду залепить, га-га-га-га!
- Хорошо, сегодня же сделаю заказ.

- Кстати, что там тот человечек, которого я тебе прислал - cгодился?
- Огромное вам спасибо, Кирилл Кириллович, что откликнулись на мою деликатную просьбу, но эксперимент, который я задумывал, не удался. Изначально было ясно, что вероятность успеха одна тысячная, поэтому… Впрочем, теперь я убедился, что это невозможно и могу спокойно двигаться дальше.
- Уж не оживить ли ты его хотел, Фарадеич?
- Типа того. Кстати, а что это за человек был, вы не знаете?
- Бродяга какой-то. Мои орлы утром труп в подворотне нашли. Не думаешь же ты, что я тебе графа подсунул, га-га-га-га! Но это хорошо, что у тебя ничего не получилось. Между нами, не играл бы ты в Бога, Фарадеич. Попы ведь, если узнают, жизни тебе не дадут.
- Причем здесь Бог. Если так рассуждать, тогда всю медицину отменять нужно.
- Медицина медициной, а мертвых оживлять - это уже богохульство. Впрочем, смотри сам.
- Кирилл Кириллович, на дворе двадцатый век, а мы до сих пор такими примитивными категориями мыслим! Что значит богохульство? Если можно воскресить человека, врач обязан это делать.
- Примитивными, не примитивными, а с попами связываться не рекомендую. Эта публика даже в тридцатом веке никому расслабиться не даст. И это правильно. Порядок быть должон. Кстати, я слышал, к тебе родственник приехал?
- Да, из Петербурга. Демьян Викторович, внучатый племянник моего троюродного брата Сапунова. Но он только позавчера ночью приехал, откуда вы узнали?
- Отжималиса этого вашего встретил в коридоре, он мне сразу все и выложил. Кстати, на хорошую мысль он меня натолкнул. Наше "Русское собрание" в Петербурге ведь тоже действует. Можем твоего троюродного племянника здесь принять и он автоматически в элиту столичную попадет? Каково?

- Это у него нужно спрашивать. Честно говоря, я сомневаюсь. Он очень аполитичный молодой человек. Гуманист, к инородцам отрицательных чувств не испытывает.
- А я, по-твоему, злодей, все иностранное ненавидящий? Ты, Фарадеич, не забывайся. В нашем обществе все гуманитаристы. А то, что евреев и англичан критикуем, так это исключительно по делу. Читал в книжке, какие они пакости понапридумывали?
- К сожалению, руки пока не дошли. То одно, то другое.
- Ты почитай. Это сейчас ты спокойно можешь врачебную практику вести, жить в шикарной квартире, русских людей поругивать. А придут твои евреи, так они всю медицину враз уничтожат. Такой уж это народ.
- Почитаю, почитаю. Хорошо, вот вам двести рублей - первый взнос за месяц, за меня и Демьяна Викторовича. Там видно будет. Или кому-то другому нужно сдавать?
- Давай мне, передам, чего уж там. А своего незаконнорожденного племянника все-таки переубеди. Предложение очень хорошее, далеко не каждому такую честь оказываем. Марущака твоего, например, не зовем. И не потому что он Яковлевич, а потому что не заслужил еще. Так что смотрите.  И взносы у нас меньше, чем в столице. Ладно, пойду я. Спасибо за наколенники.

Спустя какое-то время после ухода Чемодурова к профессору заглянул другой очень важный гость. Увидев декана Николая Александровича Оболонского, Фарадей Фарадеевич сразу почувствовал неладное. И предчувствие его не обмануло.

- К сожалению, дорогой Фарадей Фарадеевич, я пришел к вам с очень неприятным разговором, - сказал Оболонский после того, как собеседники обменялись несколькими традиционными приветственными фразами.
- Да? Грустно это слышать, голубчик, но выкладывайте.
- Я насчет этого студента, моего однофамильца, у которого вы не приняли экзамен…
- Любопытно-с. Честно говоря, не припомню, о ком речь, но допустим. И чем такая банальная ситуация, как неуспевающий студент, привлекла внимание самого декана? Неужели он ваш родственник?
- Не в этом дело. Просто, Фарадей Фарадеевич, он пришел ко мне с жалобой…
- И что из того, любезный Николай Александрович? Вы готовы хлопотать за каждого склочника, не желающего получать знания законным способом?
- Проблема в том, что этот склочник, как вы изволили выразиться, является лучшим студентом курса. Он напрямую обвиняет вас в вымогательстве взятки.
- Феноменально! И вы ему поверили?
- Не в том дело, поверил я ему или нет, а в том, что он грозится поднять шум по всем инстанциям. Вы же помните, что над нами довлеет завещание Тихомирова. Если широкая общественность узнает, что мы обошли его требование, могут возникнуть серьезные проблемы.

- Хорошо, Николай Александрович, допустим, я удовлетворю наглые притязания этого склочника и поставлю ему приличную отметку. Вы подумали о том, что это создаст прецедент, которым начнут пользоваться все отстающие студенты? Давайте, я тогда уж сразу напишу заявление об уходе, а вы назначайте этого своего однофамильца на мое место. Если вы, зная о том, какая у меня репутация и солидная клиентура, допускаете, что я требую рублевые взятки у бедных студентов, какой смысл продолжать наше сотрудничество?
- Только не горячитесь, Фарадей Фарадеевич, умоляю вас. Просто эта ситуация, прежде всего, ударяет по мне. Я пошел на этот риск с вашим полулегальным назначением только потому, что искренне вас уважаю и хочу, чтобы мои студенты учились у лучших представителей нашего ремесла (на самом деле, как ни прискорбно сообщать этот факт, декан получил от Фадеева крупную взятку). Все понимают, что завещание Тихомирова - это бред, но юридически мы ничего не можем поделать. Мы действовали в рамках закона, но, если станет известно о получении вами мзды, скандал будет очень громким. А если всплывут и какие-то другие дела…
- Какие другие дела, голубчик? Разве кто-то ещё, хоть когда-то, жаловался?
- Никто, но и одного этого студента вполне достаточно, чтобы разгорелось ненужное пламя. К счастью, он готов пойти на компромисс. Он готов ещё раз сдать вам экзамен в моем присутствии.
- Черт знает что! - Фадеев возмущенно встал и прошелся по кабинету. - Допустим. Мы сделаем вид, что он что-то знает и поставим ему эту отметку. Но это черт знает что!

- И ещё одно, Фарадей Фарадеевич. Я заодно пообещал улучшить жилищные условия ему и двум его товарищам, талантливым, но бедным студентам нашего университета. Ваш управдом, как его, Ожиалист, что ли, сказал, что по соседству с вами недорого сдаются три комнаты…
- Нет, я этого Ожиалиса когда-нибудь пристрелю! Он мне уже всю плешь проел по поводу этих трех комнат. Пусть селятся, если хотят. Я-то здесь причем!
- Просто я подумал, что в этой щекотливой ситуации мы могли бы разделить бремя этих расходов. А если разобраться…
- Можете не продолжать, Николай Александрович, я вас понял. Ситуация сложилась по моей вине и так далее. Хорошо, я полностью возьму на себя аренду и приму этот чертов экзамен. Только при одном условии. Аренду я буду платить ровно полгода. Дальше решайте сами: или этот наш Оболонский со своими дружками успеет вылететь из университета, или платить придется вам.
- Что-нибудь придумаем, Фарадей Фарадеевич. Рад, что мы достигли компромисса. На этом, собственно, разрешите откланяться. Дела-с. Послезавтра жду на обед, как договаривались.

- Непременно, голубчик. Всего доброго. (Декан Оболонский уходит). Нет, это просто феноменально! Демьян Сапунов пробыл на этом свете всего несколько дней, а уже успел вогнать меня в такие расходы, что Ротшильду не снились. Можно посчитать: двадцать пять рублей за покупку плюс кормежка плюс деньги графине Еремеевой плюс сотня ежемесячно за участие в дурацком обществе плюс вот эта вот аренда Оболонскому и т. д. и т. п. А что я с этого получу? Даже если удастся доказать всему миру, что Демьян - бывший поросенок. Кому нужно делать людей из поросят? Наоборот, хорошо бы наладить обратный процесс. Глупая затея, глупая! И попы заклюют, прав Чемодуров. Но что уж тут поделаешь, такая наша ученая стезя. Самому ведь было интересно. Кто там? Войдите. А это ты, Зинуля. Чего тебе? Ожиалис пришел? Кто бы сомневался. Порой мне кажется, что это дьявол в людском обличии. Везде успевает. Зови.

- День добрый, профессор! Я к вам по делу…
- Здравствуйте, Ожиалис. Догадываюсь, за чем пришли. Говорили только что с профессором Оболонским?
- Говорил. Ваш многоуважаемый друг сообщил мне, что вы намерены арендовать три комнаты для трех молодых людей. Признаться, эта новость меня немного удивила. Я помню, насколько категорично вы отказывались, и вот. Впрочем, очень рад. Хотелось бы получить плату за три месяца вперед…
- Вот куда вы вечно торопитесь, Ожиалис? Я вас когда-то обманывал? Когда-то не платил обещанного? Подождите, пусть они хотя бы заселятся для начала! Если у вас есть другие кандидаты на эту жилплощадь, отдавайте ее им. Я найду другие варианты. Возможно, и сам съеду, а квартиру сдам кому-то. Если вы еще помните, она целиком принадлежит мне. Сдам кому-то не такому покладистому, как я. Вы с графиней, признаться, меня слишком утомили. Каждый день! Каждый день вы приходите ко мне из-за всякой мелочи! Ей не нравятся мои научные занятия?! Хорошо! Так и скажите, но не нужно мотать мне нервы!
- Что вы, что вы, Фарадей Фарадеевич, - испуганно забормотал Ожиалис. - Графиня вас очень уважает и ценит. Если мое поведение кажется назойливым, нижайше прошу извинить. Служба такая. Мотаешься, мотаешься, забываешь элементарных правил приличия. Между нами, мне это самому уже так надоело! Но что поделаешь. У меня ведь на руках больная мать, семеро детей (если вы не знаете, я вдовец), неудачливые родственники…

- Ожиалис, немедленно перестаньте, а то я сейчас лопну от смеха. Вот почему вы все время врете? Я же, когда заселялся, беседовал с графиней и она мне вас очень хвалила как одинокого бездетного человека, живущего исключительно работой.
- Просто Анна Дмитриевна не все обо мне знает.
- Хватит. Ладно, забудем этот разговор. Деньги я вам отдам, когда жильцы заселятся. Ещё какие-то вопросы есть?
- По поводу вашего гостя, Демьяна Викторовича…
- Нет, ничего вам за него платить не буду! Имейте совесть, Ожиалис.
- Вы меня не так поняли, профессор. Анна Дмитриевна приглашает вас с ним к себе сегодня на чай. Будут многие известные в городе люди.
- Вы знаете, я человек очень занятой, а Демьян - очень стеснительный, сам ни за что не пойдет. Поэтому твердо обещать не могу. Впрочем, я могу прислать Демьяна Викторовича с доктором Марущаком. Если графиню это устраивает…
- Конечно, Фарадей Фарадеевич! Она очень уважает доктора.
- Опять-таки, твердо обещать не могу, но постараемся заглянуть.
-  Хорошо, я так и передам Анне Дмитриевне. До свидания!
- Всего доброго, голубчик. (Ожиалис ушел). Какого черта этой старой калоше Демьян понадобился?! Все равно ведь она по-русски ни бем-бем. Нет, если из Петербурга, то обязательно нужно к себе зазвать! Что за порода такая. Впрочем, черт с ней. Кстати, где они ходят? Времени уже сколько прошло…
…

В это время Демьян с доктором Марущаком сидели в буфете и промачивали горла после долгой прогулки.
- Давай, ещё по кружке, и пойдем, - сказал Виктор Яковлевич.
- Не знаю, - засомневался Демьян. - Я и так две уже выпил. Вдруг на меня это пиво как-то не так подействует. С алкоголем все же лучше пока быть поаккуратней.
- Ладно тебе. Воздействие трех кружек пива слабее, чем от бокала вина, который ты вчера за обедом выпил.
- Тогда давайте.

- Скажи, Демьян, - спросил Виктор Яковлевич, сделав основательный глоток, - а что ты сам думаешь обо всей этой ситуации? Нравится тебе быть человеком?
- А какие были альтернативы? - засмеялся Демьян. - Быть зарубленным сейчас или через годик?
- Потише, пожалуйста, народ кругом. А какое твое мнение, скажем, о Фарадее Фарадеевиче как о человеке?
- Какое у меня может быть мнение. Он отец мне родной. Как и вы, Виктор Яковлевич.
- А если я тебе скажу, что он просто хочет на тебе прославиться?
- Я это прекрасно понимаю. А вы сами разве не хотите?
- Я прославлюсь примерно настолько, насколько прославился сапожник Наполеона, сделавший своему императору ботфорты, признанными лучшими в 1807-м году. Вся слава достанется Фарадеичу, и это понятно. А, вообще, ты уже сложил о нем какое-то мнение?

- Не очень понятен мне этот разговор, Виктор Яковлевич. У меня складывается такое ощущение, что сами вы не слишком довольны Фарадеем Фарадеевичем.
- Поймешь, когда познакомишься с ним поближе.
- А вы не боитесь, что я донесу ему о том, что вы настраиваете меня против него? - неожиданно жестко спросил Демьян. Виктор Яковлевич пристально поглядел в глаза бывшему поросенку и увидел в них злую насмешку.
- Не боюсь, - спокойно ответил Марущак. - Он сам велел мне вызывать тебя на откровенность, чтобы больше узнать о твоих прошлых чувствах и переживаниях. Мы ведь не знаем, какая в твоей памяти составляющая человеческая, а какая - свинячья.
- Человеческих воспоминаний, вроде, никаких, - задумчиво сказал Демьян.
- Да? А то что ты в несколько дней научился говорить, читать, овладел безупречными манерами - это тебя не смущает?
- Не особо. Я ведь не знаю, как это у людей происходит.
- Ну, и ладно. Допивай и пошли, скоро обед...

В этот день обед у Фадеева проходил как никогда оживленно. Сам профессор был очень возбужден и разговаривал больше обычного. Марущак с Демьяном тоже вели себя довольно активно и раскованно.

- Поздравляю тебя, Демьян со вступлением в ряды "Русского общества"!
- Не понял, - сказал Демьян. - Какого общества? Я никуда не собирался.
- Нужно, Демьян Викторович, нужно. Кстати, сегодня вечером тебя и вас, доктор Марущак, ждут в гости к графине Еремеевой. Сам я, к сожалению, пойти не смогу, неважно себя чувствую.
- Что за новости, Фарадей Фарадеевич? - встревожился Демьян. - Я не умею вести себя в таком обществе. Может возникнуть скандал.
- Действительно, профессор, - вмешался Марущак. - Такой выход в свет выглядит немного преждевременным.
- Вот и посмотрим, как воспримут нашего Демьяна. Так что, предлагаю выпить за это грандиозное событие. Виктор Яковлевич, вам, как всегда, смирновой. А тебе, Демьян, вина?
- Давайте тогда уж тоже смирновой.
- Гм. Ты уверен? Хорошо. Ваше здоровье, господа. Теперь рассказывайте, как погуляли, что видели? Как тебе Киев, Демьян?

- Очень красивый город. Прекрасная архитектура, природа.
- Кстати, Фарадей Фарадеевич, мы даже побывали на рынке, где пообщались с бывшим хозяином Демьяна, - как бы невзначай сказал доктор Марущак.
- Очень интересно. И каковы впечатления?
- Забавный мужик… - начал было Марущак, но его внезапно перебил всегда деликатный Демьян.
- С точки зрения поросенка, скажу я вам, этот человек выглядит намного умнее и симпатичнее. Представляете, он расхваливал меня, как уникальное животное, не имеющее аналогов в мире, а продал всего за пять рублей. Ну, не дурак ли?
- Пять? - удивленно приподнял бровь профессор Фадеев. - Очень интересно.
- Пять я предложил ему изначально, потом мы сошлись на пятнадцати. Ты просто немного недопонял, Демьян, - быстро вмешался Виктор Яковлевич. Демьян внимательно посмотрел на него, улыбнулся и поправился.
- Ну, пятнадцать, какая разница. Разве в такую сумму оценивается уникальное в своем роде животное.
- Ты просто еще мало общался с продавцами. Все они расхваливают свой товар как нечто единственное в своем роде, - облегченно засмеялся Марущак. Фадеев внимательно посмотрел на ассистента, вздохнул и продолжил.

- А свою прошлую жизнь потихоньку вспоминаешь, Демьян?
– Только то время, когда ещё был поросенком.
– Из человеческого прошлого точно ничего не всплывает?
– Никак нет.
– Ну и ладно, – вздохнув, сказал профессор. – Может, ты у нас такой славный именно потому, что человеческая сущность пока никак не проявляется.
– Что вы такое говорите, Фарадей Фарадеевич? – изумился Демьян. – Человек – венец природы!
– Разве что веник. Метет так чисто, что скоро уже от нее ничего не останется. Ладно, господа, пойду прилягу. А вы отдыхайте, отдыхайте, только не забудьте про обед у графини.

– Чего это с ним? – задумчиво сказал Марущак, после того как профессор удалился. – Он же никогда не хворал. Стареет, что ли? Всего одну рюмку выпил, когда такое было.
– Устал, наверное. Такая нагрузка постоянная…
– Да брось ты! Зина мне сказала, что к нему сегодня и Чемодуров, и Оболонский заходил. Декан, наверное, денег опять ненавязчиво просил, а Чемодурова облапошить не удалось. У нашего Фарадеича всегда хандра наступает, когда прибыль за день вдвое расходы не превышает.
– Хороший вы человек, доктор Марущак, – серьезно сказал Демьян. – Всегда всё подмечаете. Любые пороки и недостатки человеческие. Давайте, лучше ещё смирновой выпьем.
– Это можно, только ты смотри, нам ещё к графине сегодня...