Гребень в кармане

Я бы хотел написать письмо,
Да забыл давно
Адрес дома и звук шагов
истинных богов.


Дверь автобуса раздвинулась, и я шагнула в салон. Этот маршрут мне хорошо знаком, я езжу им ежедневно на работу и обратно, а когда-то давно добиралась им в университет на учебу. Садилась здесь же на парке “Победы”. Уже на этой остановке невозможно было втиснуться в автобус. Это удивительно популярный маршрут для людей всех возрастов и социального статуса. Свое начало он берет в заводском районе, где подбирает еще не проснувшихся или в усмерть уставших рабочих. Далее движется в сторону академического района, где в мгновение ока переполняется юными студентами первого курса. Скорее всего, первого, так как помнится мне, старшекурсники не вставали на учебу так рано. Подобрав молодежь, автобус движется в сторону самого людного района нашего города - рыночного. Молодые люди сменяются не менее энергичными стариками и старушками, но все больше старушками. Невероятный народ эти бабушки, они рассыпаются и скрипят, но с завидным рвением пробираются к прилавкам со сладостями, чтобы порадовать своих внуков вкусной конфетой с утра.

Обычно, я выхожу на конечной, ежедневно наблюдаю за круговоротом людей в этом ярко-желтом автобусе. Сегодня я опоздала, в это время автобус уже наполовину пуст. Люди, все-таки, поразительно асоциальные существа, никто не садится рядом друг с другом. Ты вполне привлекательная девушка, от тебя хорошо пахнет, но если есть свободное двойное сиденье, пассажир двинется к нему. Я, как и все, ищу такое место, есть лишь одно напротив мужчины с опущенным на ладони лицом. По внешнему виду и запаху “после вчерашнего” легко вычислить, в каком месте маршрута мужчина зашел. Он был в той степени кондиции, когда выпито еще не так много, но уже тянет на разговор. Делать было нечего, я села напротив.

 - Ты знаешь, что такое жизнь, девочка? - спросил он полушепотом, чуть только я приземлилась.
 - Что, простите? - робко переспросила я.
Он поднял голову и пристально на меня посмотрел. Глаза его блестели, но не было очевидным, от накативших слез или выпитого спиртного.
 - Ты... знаешь, что такое жизнь? - повторил он, не отрывая от меня взгляд.
 - Думаю, нет, - произнесла я, не зная правильного ответа.
 - Жизнь - это мать, девочка.

Он произнес фразу громко, будто хотел, чтобы ее услышали все пассажиры автобуса. Люди обернулись, мне стало неловко, я глупо улыбнулась.
 - Я все же вас не поняла. Вы говорите, мать дает жизнь?
 - Я раньше так думал. Я ошибался. Веришь, я ездил в деревню каждый день после работы когда-то. Ужинал, ложился в свежую постель, просыпался рано утром, складывал блины в карман и уезжал на работу. Я ничего не делал, девочка, но ездил.
Веришь, она ќаждый вечер встречала меня на автобусной остановке в новом платке. Я ничего не видел, девочка, но ездил. Она каждое утро готовила те блины из печи, я ничего не ел, девочка, но ездил. Потом я решил, что устал, и именно, что решил. Дорога занимала много времени и, как тогда думалось мне, сил. ”Прости, мать, я сегодня в городе допоздна”, - ей говорил я когда-то. Повстречался с людьми, которых стал называть друзьями, и именно, что называть. Познакомил их с мамой, вот только не с мамой, а с домом, в котором жила, с блинами, которые неизменно пекла, с платками, которые все так же меняла. Мы приезжали в деревню раз в месяц с зарплаты. Веришь, я даже вспомнить те вечера не могу, так много мы пили. А поутру я просыпался в свежей постели, с доносящимся с кухни запахом только что приготовленного завтрака. “Прости меня, мать, я пока не могу”, - говорил я когда-то. Веришь, семь лет длилось это “когда-то”. Я хотел успеть жить, я так спешил жить, что совсем опоздал. Так страшно, так безнадежно и окончательно опоздал.

Я приехал однажды, остановка пуста. Я постучал в ее дверь, а в ответ тишина. Я ничего не услышал, девочка, и вошел. Веришь, меня искали, но не нашли. За количеством съемных квартир и сменных работ я совсем потерялся. Я отчаянно искал, но ничего не нашел а этом доме, ничего от нее. На стенах висели мои фотографии с самого детства и до седин. В шкафах лежали мои вещи с детского сада и до армейских сапог. Там было все, чем я был, что любил, лишь ее не было там. Я словно медведь бродил по комнатам , переминаясь с ноги на ногу, пытаясь отыскать эту жизнь, девочка. Я открывал полку за полкой, отодвигал шкафы и комоды. Передвинув кровать, я увидел всю в пыли в самом углу стены расческу - гребень, если быть точным. Я поднял тот гребень, а на нем ее волосы, девочка, пара длинных серебряных волос.
Веришь, я езжу в деревню каждый день после работы. Ужинаю, ложусь в постель, просыпаюсь рано утром, кладу гребень в карман и уезжаю на работу. Я ничего уже не сделаю, девочка, но езжу.

Он повторил эту последнюю фразу еще пару раз, и опустил лицо на ладони. Автобус подъехал к конечной остановке, салон опустел. Вышли все, кроме двух людей, сидевших напротив друг друга: мужчины, боящегося пустых остановок и девушки, возвращающейся домой.