Яна

     Еще с детсадовский качелей Яна Новак являлась моей врагиней, хотя едва ли мы это  обсуждали. Она не была красавицей, но воображала обратное - я видела это по надутым губкам, стрельбе глазами во всех встречных особей мужского пола и томному, вечно таинственному  виду. Надо сказать, многие мальчики считали, что она самая классная девчонка в городе и на день святого Валентина в ее рюкзаке не оставалось места для тетрадок из-за огромного количества валентинок. Один мальчик даже убежал от меня - к ней (причем на скамейку запасных), что и положило начало моей откровенной неприязни.

     Яна всем нравилась, я же не нравилась почти никому - ну, только мальчику со слабоумием и дергающимся веком, но я думаю, это потому, что мы обменивались наклейками из журнала «МИР ОКЕАНА», и я относилась к нему ровно как к остальным детям. Ну,  и двум подружкам я нравилась, потому что они были нонконформистками и дружить со мной было логично. Меня считали странной и почему-то часто так выходило, что меня именно с Яной почему-то сравнивали, и сравнение было не в мою пользу. Вот, например, случай с танцами.

     Как-то раз мы пришли на занятия хореографией в одно и то же солнечное сентябрьское утро, едва нам обеим минуло тринадцать. Ее привела мама,  я же была одна.
- Так, Агата, сразу тебе скажу, способностей к танцам у тебя вообще ноль, не советую тратить это время и деньги,  - громко, на весь танцкласс  заявила мне после первого же занятия  преподавательница - сухая, коротко стриженая дама с властным взглядом, - да и вообще, такие долговязые девочки редко бывают грациозными, - бросила она мне в качестве утешения.
     Я не огорчилась, так как особого интереса  к этому занятию у меня не наблюдалось, и  помчалась в раздевалку, чтобы успеть до закрытия библиотеки взять второй том романа «Отверженные» Гюго, заварить себе ореховое капучино с пенкой и запереться на балконе.

- А ты, Яна, просто молодец! Где ты занималась раньше? Я вижу, что твое тело создано для танцев! - пропела она Яне Новак, а та опустила глазки и начала лепетать что-то в ответ - очевидно, что-то очень милое. В мою же строну Яна метнула взгляд, исполненный жалости с примесью самодовольства.
     Я почувствовала себя просто куском неуклюжести, вынужденной всю жизнь избегать танцев, чтобы не позориться. Это заставляло меня идентифицировать себя исключительно «Умную. Резкую. Странную», так как статус «зайки» и «любимицы» был у Яны.

     Когда через года три  Яна  выиграла в  конкурсе «Мисс школа номер три»  мне, как репортеру школьной газеты, пришлось брать у нее интервью. Я долго собиралась с мыслями и даже думала перепоручить это дело кому-нибудь другому, но все же решила броситься навстречу тому, что вселяет мне отвращение, и подумала, что, возможно, за ее пустой, прянично-розовой оболочкой скрывается интеллект. Или талант. Или доброта. Ведь согласно принципу конкурса «Мисс школа», победительница должна быть гармонично развита во всех сферах, являть собой сочетание красоты душевной и красоты физической, должна быть социально активной и вообще стараться быть примером для подражания.
- Яна, какие у тебя планы на будущее? Ты заканчиваешь уже десятый класс, - задала я ей вопрос, когда она, наконец, нашла подходящий для ее персоны в бледно-лиловом шелковом платье стул, который бы не шатался, и на котором не было бы пролитого чая или следов от шариковой ручки.  В редакции было тесно, и она сидела прямо напротив меня, закинув ногу на ногу.
Яна Новак наморщила лобик, покрутила фальшиво-закрученный каштановый локон и выдала:

- Я бы очень хотела стать популярной телеведущей, со своим особым, икрометным юмором. Задавать умные вопросы. Проверять эрудицию.

     Я употребила всю свою силу воли, чтобы не рассмеяться, и задала следующий по списку вопрос:

- Чем ты любишь заниматься в свободное время?

На ее лице можно было проследить за всем  мыслительным  процессом. Она вся покраснела, принялась глупо улыбаться и, наконец, выдала: 

- Прогуливаться в яблочном  саду… Играть на фортепиано. Петь и танцевать. Играть в театре. Записывать свои мысли в дневник. Вообще, я очень творческая.
- Угу, понятно, - опустив голову, я делала пометки в блокноте, хотя в этом особенно не было нужды - диктофон был включен.
     Она нервно заерзала на стуле, беспробудно  поправляя падающую на лицо челочку.
- Как ты считаешь, что можно было бы улучшить в нашей школе? Ведь ты, как мисс школа номер три, имеешь определенное влияние, - задала я следующий вопрос, с некоторой ноткой сарказма, которого она не распознала.
Тут она с готовностью выпалила:
- Я считаю, что для девочек урок труда должен включать в себя не готовку пирогов и не шитье ночной сорочки, а обучение топ-модельной походке. Я бы сэкономила мамино и свое время - сейчас на занятия в школе юных фотомоделей нам приходится ездить пять остановок на трамвае, а это очень неудобно, - и она медленно покачала головкой, точно юный мудрец.

     Больше Яна Новак ничего из себя не выдавила, и на следующий день вышла статья на первой полосе школьной газеты: «МИСС - ШКОЛА  НОМЕР ТРИ ЯНА НОВАК, ЯВЛЯЮЩАЯ СОБОЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ СИМБИОЗ ПРЕВОСХОДНОЙ ВНЕШНОСТИ И РЕДКОГО ИНТЕЛЛЕКТА, ЛЮБИТ ИКРОМЕТНЫЙ ЮМОР, ЭРУДИЦИЮ И ПРОГУЛИВАЕТСЯ В ЯБЛОЧНОМ САДУ МОДЕЛЬНОЙ ПОХОДКОЙ». И ее очень удачное фото с церемонии вручения награды в актовом зале школы. Так как мне крайне доверяли, я запускала материалы в верстку и печать, не согласовывая это с главным редактором.
     Статья произвела необычайный резонанс, вызвав смех до икоты у большей части школьников и слезы обиды у Мисс Школа номер три. Меня, конечно, вытурили из газеты, обозвав вредной, мерзкой, нарушающей этические все нормы в поисках хайпового материала, типичной низкопробной журналисткой, старающейся выставить человека в самом невыгодном свете.

    Яна Новак перестала со мной здороваться, и даже переходила на другую сторону улицы. Всем своим подружкам она рассказала, что я завидую ее неземной красоте и популярности. Ее мама что-то мне пищала про то, что я из себя ничего не представляю, но на моей стороне была объективная реальность, а еще диктофон.

     Год спустя Яна поступила в английский университет на факультет дизайна, благодаря своей мамашке, всю жизнь скрупулёзно откладывающей каждую копейку единственной дочке на образование - билет в лучшую жизнь.
     Я как раз вспомнила, что Великобритания - это моя мечта, но так как поступить на бесплатное отделение мне не хватило мозга, а на платное - денег, я просто нелегально осталась в стране, устроившись баристой, а в свободное время учила язык.

     Каким-то фантастическим образом мы опять жили на соседних улицах, хотя и в  другой стране.

     Яна Новак вышла замуж в двадцать три года за  архитектора, я - три месяца спустя за промышленника Мартина Мура, владеющего двумя архитектурными фирмами и еще много чем интересным.
     Яна  основала дизайнерское бюро и родила дочь, я написала и опубликовала роман, а также у меня родились сын и дочь.   
     Яна отрастила волосы до лопаток, я - до пояса.
     Яна, судя по ее соцсетям, сделалась вегетарианкой, просыпалась в шесть утра и завтракала ростками пшеницы. Я в мгновение ока стала веганкой, завела будильник на пять и скупила весь тофу в ближайшем азиатском магазине, начала практиковать цикличное голодание и печь бездрожжевой хлеб.
     Яна пробежала полумафон продолжительностью 21,5 км, я - настоящий марафон 42 км.
     Встречаясь носом к носу на оживленных улицах города, мы никогда не заводили беседу длиннее холодного, индифферентного  «Привет».
      Муж был первым человеком, который заметил, что в моей голове не все в порядке, и дурацкое детское соревнование (впрочем, только с моей стороны), затянувшееся на всю жизнь - тому пример. Я обратилась к психологу и мы начали вместе это все разбирать: все эти сравнения не в мою пользу, и то, как это на меня повлияло, и то, как влияет сейчас.  Я  старалась изо всех сил понять, простить и забыть, и, кажется, у меня получилось.

     Все текло тихо, мирно и однообразно ровно до того момента, пока я не узнала, что мой муж пригласил одного из лучших архитекторов с женой на наш традиционный рождественский ужин.
     Когда я узнала, что этот архитектор и есть муж Яны Новак, ныне Яны Мок (я думаю, Мартин это подстроил, но не признается), я постаралась стоически перенести удар судьбы и потратила часа два на медитацию, чтобы прийти в относительное спокойствие, часа полтора на созвон по скайпу со своей психотерапевткой и час в горячей ванне.

     Поэтому когда Ян и Яна Мок 24го декабря в 20-00, чуть смущенно улыбаясь, явились на пороге нашего дома с букетом тепличных роз и тортом ручной работы, я являла собой образчик примерной хозяйки большого дома.
- Добрый вечер, рада вас видеть, С Рождеством! - радостно приветствовала я их, замерзших от снегопада и минусовой температуры. Яна была в аляповатом бордовом платье, алым ртом и серебряным лаком на ногтях, а ее муж - в смокинге, гладко выбритый, с вьющимися волосами цвета проволоки.
     Они пришли без дочери. «Ага, сплавили дочку на гувернантку!»- подумала я.
- С Рождеством! Какой у вас красивый дом! - восклицали они, не зная, что еще сказать. Мартин вечно приглашал на рождественский ужин едва знакомых людей и не принимал отказов.
     Я решила напиться.

     Это было несложно, так как стол был уставлен виски и пивом. Предполагалось, что все начнут с легкого пива, но я-то пива на дух не переносила, поэтому первое, что сделала - налила себе на два пальца виски из самой ближайшей бутылки, закусила жареными баклажанами и принялась развлекать четырехлетнюю племянницу, качая ее в кресле- качалке и рассказывая сказку про Карлсона, который живет на крыше.
     Мартин, знающий, что я бросила пить еще в восемнадцать лет и не пила теперь  вообще никогда, удивился бы моему поведению, но его взгляд на меня не падал - он был крайне увлечен беседой с гостями, коих было великое множество, и все сплошь веселые и коммуникабельные.
     Когда подали горячее, у меня уже шумело в голове не немного, а довольно-таки отчетливо, но переносить присутствие Яны мне стало гораздо легче.
     Чета Мокк сидела прямо напротив меня. Яна почти не ела, как и положено сказочным созданиям, хихикала игрушечным смехом и гладила узкой загорелой ладонью мужа по руке.
- Агата, расскажи о своем романе, - попросил меня муж, хитро улыбаясь, так как знал, что одна из тем, на которые я люблю разговаривать в любом настроении.
     Я заговорила ровным, скучным голосом, подперев рукой подбородок:
- Моя книга - эскапистская утопия. Айн Рэнд не одобрила бы его, поэтому я даже рада, что она давно умерла, - на этот моменте глаза Яны расширились от ужаса, - главная героиня Анна Эйсмонт попадает в параллельную реальность, в которой все люди обладают качествами сверхчеловека. Все в одинаковой степени умны. Красивы. Успешны. Талантливы. Все равны. Нет учителей, нет учеников, нет хозяев, нет слуг. В романе нет сюжета как такового, он абсолютно бессюжетен. Просто слепок времени. Моментальный снимок. Я получила огромное наслаждение в процессе написания этого романа, но следующей моей книгой будет антиутопия. Утопия слишком примитивна, но мне всегда хотелось создать идеальный мир хотя бы в своем воображении, - ответила я и принялась грызть фисташки.
- Вы, кажется, из Советского союза? - подала голос одна белокурая молодая женщина-историк Эльза Лейн, чья-то австрийская подруга.
- Да, - ответила я ей, - я из Советского союза.
- В СССР как раз-таки любят эскапистские утопии, - заметила она, и меня сразило то, как она быстро сопоставила эти два факта, и насколько это  правда.
- Пожалуй, это правда - мы там все обожаем жить в иллюзиях, - я вынуждена была это признать.
- Да, это точно, - отозвалась Яна, расплывшись в неуверенной улыбке, - я ведь тоже из СССР.

     Один из гостей, чернобровый смуглый молодой человек, похожий на массажиста или танцора, но тем не менее он являлся банкиром, восхитился и  из него мгновенно посыпался монолог:
- Я тоже как-то писал книгу…. Правда забросил. Не было времени. Ну, знаете, как это бывает…- у него немного порозовели щеки, и он подлил себе еще чего-то в бокал, - Я писал детектив, и уже даже написал план каждой главы.
     Я как будто выпила сыворотку правды. Криво улыбнувшись, протянула:
- Знаете, совсем неинтересно слушать о том, что люди НЕ сделали. Лучше расскажите о том, что сделали. Как только я закончила писать этот роман, со всех сторон люди мне начали без конца рассказывать, как они тоже хотели писать книжки. «Книжки»- они так и говорят… Похоже на слово «гномики» или «детишки». Какие еще книжки? Надо говорить «книги»!...
- Агата…. - прошипел мне Мартин, - почему ты считаешь, что все должны писать романы, как и ты?
      Я закатила глаза.
- Пусть наш друг Ричард лучше расскажет о том, каково быть банкиром в современном мире. Ведь банкинг - его профессия? - мои глаза лихорадочно блестели, и тут, наверное, Мартин уже заметил, что мои две порции виски сделали свое дело.
     В воздухе повисла напряженная пауза, которую я вовсе не собиралась разряжать натужным смехом и прибаутками. Но, как это обычно и бывает, нашелся жизнерадостный весельчак, в этот раз - Нильс, художник-экспат-блондин из Эстонии, тайный алкоголик, наверное (судя по тому, что он не выпускал бокал из рук ни на секунду).
- Я обожаю антиутопии! Особенно Оруэлла. А вот утопии не читал, хотя в университете препод по литературе что-то говорил о Томасе Море, -  проговорил он доброжелательным тоном, и подлил себе еще какой-то  жидкости, - выпьем же за литературу! - и он поднял воздух свой стакан.
     Все радостно закурлыкали, и речь пошла о каких-то простых и приятных вещах вроде того, на какой горнолыжный курорт можно поехать в январе.
- В прошлом году я каталась в Швейцарии, на удивление очень неплохо, - процедила сквозь зубы женщина с вечно поджатыми губами, серая мышь, расистка и ксенофобка, чья-то жена, а вдобавок еще и учительница музыки.
      Я выдержала пару секунд изучающего взгляда Мартина, и даже его легкий пинок по моим туфлям, и сверх усилиями сохраняла лицо как ни в чем не бывало.
- А где Симона и Марк? - спросила Каролина, наша подруга семьи, накалывая на вилку кусочек картошки фри.
Она обожала детей, потому что своих у нее не было.
- У бабушки, - отозвалась я, - у Симоны будет спектакль рождественский, где она типа Мария, как раз в бабушкиной церкви, в центре города… И Марк, который ни на час не может отойти от сестрицы, тоже увязался пожить с ней несколько дней. Они обожают жить с мамой Мартина, потому что она закидывает их сладкими булочками с изюмом и слоеными пирожками, а еще водит кататься на коньках и покупает все, что они ей велят.

     Тут Яна вздохнула, отложив салфетку, и с дрожью в голосе тихо проговорила:
- А как я скучаю по Юлиане!
(имя-то какое!).
Я покачала головой.
- А где же Юлиана? - преспокойно спросила я, украдкой наливая себе в стакан с минеральной водой еще немного виски.
- В санатории… У нее слабое здоровье. Ничего серьезного, просто очень деликатная девочка… Очень хрупкая и ранимая. Завтра к ней поедем на целый день. - ее голос звучал приглушенно и тихо, как-то немного страдальчески.
Она что-то говорила еще, но Мартин включил виниловый проигрыватель,  и комната утонула в мягком звучании Синатры и разноцветных светодиодных лампочках. Все гости поднялись наконец из-за стола и принялись расхаживать по комнате, а самые раскованные или пьяные - танцевать.
«Так, этап номер один - чревоугодие - прошел…. Этап номер два - развлечения» - думала я, снимая обувь и садясь на диван, на котором сидела в одиночестве моя интроверсивная племянница Милана, разглядывая книгу со сказками.
     Мы мирно сидели в обнимку, утопая в мягком диване с подушками, и рассматривали иллюстрации книги, когда на соседнее кресло робко подсела Яна, поправляя оборки платья.
- Что читаете?
Я молча показала обложку.
- Андерсен, - на всякий случай озвучила я имя автора, не глядя на нее, и покрепче обняла Милану. Ее головка казалась совсем черной в неверном свете зеленых, желтых, красных  огоньков. Девочка уже засыпала, хотя ей и было разрешено не спать до полуночи.
     Яна Мокк в своей любимой  позе  нога-на-ногу сидела в кресле, отпивая маленькими глотками что-то из бокала, и накручивала локон на палец, прямо как двадцать лет назад. Очевидно, она скучала, так как ее мужа захватил разговор с Мартином, и он про нее забыл.
     Когда Милана уснула, я накрыла ее пледом и, наконец, смогла допить разбавленное виски из своего стакана. Так мы и сидели, в молчании, каждая в своих мыслях (ну я - то точно). Очередная порция, видимо, оказалась для меня слишком большой, и я принялась холодно, бесцеремонно рассматривать профиль человека, с которым меня всю жизнь сравнивали.

     «Волосы - солома, а нос - греческий», лениво думала я. Внезапно я услышала свой собственный голос как бы со стороны, и поразилась, сколько в этом голосе было яда.
- Яна, вас когда-нибудь сравнивали в детстве? Ну, с другой девочкой.
Я развалилась в кресле и беспечно мотала ногой. «Будь что будет..» подумалось мне.

     Она чуть вздрогнула - видимо, я выдернула ее из собственных мыслей. Опять эта идиотская улыбочка. Я уже приготовилась услышать какой-нибудь насквозь фальшивый ответ, уместный, толерантный и ничего мне не говорящий. Кажется, я даже зевнула и собиралась прилечь. Но откуда-то из мягких подушек, с минуткой задержкой, раздался приглушенный голос Яны.
- Конечно, сравнивали, - она смотрела на языки пламени в камине, и тонкое золотое кольцо на ее пальце сверкнуло в свете огней, - ну, мама если и сравнивала, то эти сравнения были в мою пользу - она считала меня самой лучшей в мире девчонкой, самой красивой и самой умной. Но папа вовсе не разделял ее мнения. Он был  доктором наук - палеонтологом, а еще писателем, путешественником и фотографом. Он считал меня глуповатой, потому что я ходила в школу юных топ-моделей, а не читала «Уолден, или жизнь в лесу» Торо - эту книгу он мне подарил на пятнадцатилетие… Я  писала и говорила с ошибками, и вечно пялилась в зеркало, и читала глупые женские журналы, и копила на пластическую операцию, чтобы быть самой красивой в мире… Папа меня сравнивал с тобой. Говорил, что твоя статья про меня - это крайне остроумно, и даже отхватил себе экземпляр газеты и повесил на стену около своего письменного стола.
- Какой ужас! - я  покраснела.
- Да, ужасно! Он хоть и был очень умным, но не понимал, как это меня ранит… Не понимал… По его протекции я без экзамен поступила в университет, так как он считал, что сама я не справлюсь. Представляешь, как мне было обидно? Ведь я готовилась, ходила к репетиторам… Впрочем, я бы сама не поступила. Так что он оказался прав.
- Может, и поступила бы, - вставила я, - на платный.
- Конечно, уже позже, когда со всех углов стали вещать о том, какая хрупкая психика к детей и как разрушительно их сравнивать, он осознал свою ошибку, но дело сделано - у меня появилось глубинное чувство собственной неправильности.
- Я бы ни за что не подумала, что Яна Новак страдает от комплекса неполноценности.
- А вот страдает. Страдала, - поправила она себя, - это всегда толкало меня к достижением, являлось своего рода сублимацией.. Я безумно хотела чего-то достичь - выйти замуж, родить дочь и не разрушить ее психику, открыть бизнес… Я все это сделала. Правда, я до сих пор не прочитала Генри Торо, но я не люблю читать.
- А я люблю. У меня из-за этого даже испортилось зрение. Для меня не было лучшего времяпрепровождения, чем наедине с книгой. Поэтому меня считали немного странной и считали, что я с трудом нахожу язык с другими людьми.
- Но ведь это правда? - Яна пытливо вглядывалась в мое лицо.
- Да, но меня это не волнует, пробормотала я,  меня начало клонить ко сну, - я очень люблю одиночество и максимум, кого могу выносить очень близко - это мужа и детей, да и то в умеренном количестве, - я закрыла глаза, и у меня в голове закружились красочные образы, как в калейдоскопе сменяются яркие и объемные картинки.

     Через пару минут молчания я, не открывая глаз, я проговорила:
- Наверное, сравнивать детей любят именно на постсоветском пространстве. Здесь я такого не замечала.
- Я тоже, - кивнула Яна, - я очень рада, что говорю сейчас с тобой. Ты ведь знаешь, что люди из одной страны имеют много общего и могут говорить на темы, которые просто не в состоянии обсуждать с людьми, выросшими в другой среде.
- Да, и юмор у них другой…
- Это точно.
     Повисло молчание, и у меня пронеслась мысль, больно кольнувшая меня: «Яна такая открытая, добрая и вообще не лицемерная, и совсем не фальшивая. Открытая и уязвимая. Хочет дружить. Выглядит счастливой и психологически проработанной.  Вот сука! ААААААААААА!!!»