Русская Голгофа

СИЛЬВЕСТР МЕДВЕДЕВ
(1641 – 1691)

Просвещенный ум составляется из умов всех предшествующих веков.
Б. Фонтенель

После кончины преподобного Феодосия Печерского прошло более пяти с половиной веков, пока на Курской земле не появился человек, которого мы с полным правом можем назвать вторым писателем Курского края – это Симеон (в монашестве – Сильвестр) Агафоникович (Агафонникович) Медведев.
Много чего случилось за это время на Русской земле в целом и на Курщине, в частности. Особенно в историческом развитии русской государственности. Происходили перемены и в культурном развитии русского народа, в том числе и в развитии литературы.
Прекратило свое существование единое древнее государство – Киевская Русь, распавшись на десятки великих и не очень великих княжеств, среди которых было и Курское княжество. (А также Путивльское, Рыльское и Трубчевское).
Неудачный поход северских князей – Игоря Святославича Северского, Всеволода Святославича Курского и Трубчевского, Владимира Игоревича Путивльского (сына Игоря Святославича) и Святослава Ольговича Рыльского (племянника Игоря и Всеволода от их старшего брата Олега Святославича) – на половецких ханов в апреле-мае 1185 года стал прологом к появлению на Руси бессмертного произведения «Слова о полку Игореве». Если до этого момента на Руси (оставим произведения духовного плана, летописи, «Жития» русских святых, «Поучения» князей за скобками) в «светской литературной жизни» преобладал фольклор – устное народное творчество – песни, сказания, былины, притчи, то с появлением «Слова» обрело свое начало авторское поэтическое творчество. 
По мнению курского педагога, ученого, литературоведа, критика, и писателя советской поры Баскевича Исаака Зельмановича (1.10.1918-30.09.1994), автором «Слова» мог быть курянин, прославивший в веках своих земляков. Одним из важных доказательств данной версии он считает некоторые лексемы «Слова», присущие не только Северщине, но и говору жителей Курского края в 19 и начале 20 веков. На данный факт, как отмечает Баскевич, в свое время обратил внимание известный советский поэт Николай Николаевич Асеев (1889-1963), родившийся в городе Льгове Курской губернии. Приведя ряд примеров асеевских «курских слов» в «Слове», Исаак Зельманович пишет: «Еще до того, как возникли споры о слове-понятии «Кметь», Н. Асеев определил: «…а по-моему, это были курские работяги». Фонетика слова представилась ему тоже курской: «Мягкий говор, глухое «ге», неотчетливые ударения…». Называет Баскевич и других исследователей «Слова», «обнаруживших» в нем курско-орловский говор и «явное тяготение к южнорусскому ареалу», – С.А. Коткова и А.В. Козырева.
К этому стоит добавить, что еще задолго до Н. Асеева, С. Коткова и А. Козырева, Николай Алексеевич Полевой (1796-1846) в 1818 году в Курске написал историко-филологическую работу «Нечто о Волосе». Эта статья была опубликована в 1819 году в «Вестнике Европы», издаваемого М. Коченовским. В ней (как и в более поздних трудах) Полевой отмечал «язык русского юга, певучую музыкальность» «Слова».
Так это или не так, курянин – автор «Слова» или кто-то иной – можно спорить до хрипоты. Ведь теперь, спустя много веков, уже вряд ли мы узнаем имя истинного творца, патриота Руси, подарившего миру бессмертное произведение. Важно то, что неизвестный нам поэт-сказитель, описывая достоинство каждого современного ему князя, не хуля никого из них, высоким художественным словом ратовал за единство русского государства.
Не установлено учеными и точной даты появления на свет «Слова». Существуют различные мнения. Но большинство представителей научного мира сходятся на том, что оно появилось после 1186 года, вскоре после побега князя Игоря из плена.
Вслед за «Словом» появляется и другое авторское произведение – «Слово» или «Моления» Даниила Заточника. В нем попавший в княжескую опалу служивый человек Даниил сконцентрировал мудрые изречения из различных источников той поры. Причем не просто сконцентрировал, но и придал им собственную редакцию и литературную огранку. Даниил пытался тысячелетней мудростью народов смягчить сердце не только своего господина, но и сердца других русских князей, сделать их мудрее, добрее, милосерднее.
Но мудрости князьям русским не хватило, единство не наступило. И вскоре произошло страшное поражение русских ратей на Калке в 1223 году, а затем – и завоевание потомками Чингисхана всех русских княжеств (за исключением Новгородской феодальной республики). Черною тучею повисло над Русью татаро-монгольское иго. Страшный урон был нанесен духовному развитию русского народа, в том числе и литературе.
С 1362 года Курская земля (как и другие земли Южной Руси) в связи с ослаблением Золотой Орды подпали под власть набиравшей силы Литвы. Одно иго сменилось другим, не менее жестоким для вольнолюбивого духа русского человека. Впрочем, это не помешало курянам в 1380 году выступить с трубчевцами и брянцами под знаменами князя Дмитрия Ольгердовича Брянского на стороне князя Дмитрия Донского против войск Мамая на Куликовом поле.
Победа русских ратей на Куликовом поле привела к возрождению авторской светской литературы – к появлению «Сказания о побоище великого князя Дмитрия Ивановича», или в иной интерпретации – «Сказания о Мамаевом побоище», и «Задонщины», в которых явно прослеживается влияние «Слова о полку Игореве», особенно в «Задонщине». Впрочем, к этому времени или чуть позднее более широко были представлены в землях Северной Руси авторские духовные произведения: «Житие Александра Невского» неизвестного автора, а также «Житие Стефана Пермского», «Житие Сергия Радонежского» иеромонаха Троице-Сергиевого монастыря Епифания Премудрого (? – 1420), которому многими отечественными исследователями древнерусской литературы приписывается ещё и авторство «Жития Дмитрия Донского».
Давно на политической карте средневекового мира нет Киевской Руси. Сам Киев, как, впрочем, и земли Северщины, в том числе Курский край, находятся под властью Польши и Литвы. Но растёт и расширяется, укрепляя свой политический вес, Московское государство. С его развитием, пусть совсем непросто, пусть медленно, пусть не очень гладко, но происходит и развитие культуры. И литература, находя по-прежнему прибежище в монастырях, являясь в большой мере духовной, получает также своё дальнейшее развитие. Примером чего может быть «Повесть о Петре и Февронии» монаха Ермолая Еразма, родившаяся на Муромской земле. На той самой земле, которая в своё время подарила Руси и миру целый цикл былин и сказаний об Илье Муромце. И пусть в этой повести ещё много от церковных «Житий», но и нотки нового имеются: простота стиля, употребление простого разговорного языка, а главное – это соединение в единое целое до сей поры несоединяемого: социальных различий героев, князя Петра и простолюдинки Февронии.
И совсем новым жанром авторской литературы стало «Хождение за три моря» тверского купца и путешественника Афанасия Никитина (? – 1472), побывавшего несколько раз в Персии, а также Индии и Турции и описавшего своё путешествие.
В период с 1501 по 1508 годы Курская земля выходит из-под власти польско-литовского государства и становится неотъемлемой частью Московской Руси. Немало, к слову, для этого сделал «последний удельный князь Руси» и князь рыльский Василий Иванович Шемячич (? – 1529), внук Дмитрия Шемяки (? – 1453), прапраправнук Дмитрия Донского (1350-1389).
Во времена царя Ивана Грозного (1530-1584) русская письменная литература обогащается такими произведениями, как «Казанская история», «Великие Четьи Минеи», «Книга степенная царского родословия», чаще упоминаемая как «Степенная книга», увидевшая свет по инициативе и под редакцией митрополита Макария (1482-1563), а также его «Кормчая книга» и свод правил семейного жития «Домострой». Следует отметить, что в это же время в Москве (опять же по инициативе митрополита Макария и с «благоволения» Ивана Грозного) появляется первая типография. Появляются новые летописные своды. В том числе Воскресенская летопись, доводящая описание событий до 1541 года, и Никоновская (Патриаршая), в которой русская летописная история изложена по 1558 год. Кроме того, важной частью авторской литературы этого периода становится переписка царя Ивана Грозного и Андрея Курбского.
Смутное время, начавшееся в Московском государстве в конце XVI века (незадолго до смерти царя Бориса Фёдоровича Годунова) (1552-1605) и продолжавшиеся до начала царствования Михаила Фёдоровича Романова (1596-1645), на какое-то время затормозило развитие русской литературы. Однако ко времени рождения второго писателя Курской земли – Сильвестра Медведева – кроме вышеперечисленных произведений широкой популярностью пользовались и другие, например: «Повесть о смерти воеводы М.В. Скопина-Шуйского», «Повесть об Улиянии Осорьиной», «Повесть об Азовском осадном сидении», «Повесть о начале царствующего града Москвы», «Повесть о тверском Отроче монастыре». В этот период времени  появляются «Повесть о купце», написанная в приключенческом жанре, «Повесть о Фроле Скобееве» – явно с нотками авантюрного романа, а также произведения сатирического плана: «Повесть о Горе и Злосчастии», «Повесть о Савве Грудцыне», «Повесть о Ерше Ершовиче», «Повесть о Шемякином суде» и «Калязинская челобитная».
В этом ряду особняком стоит «Житие протопопа Аввакума», написанная самим протопопом Аввакумом Петровичем (1620-1681) в 1672-1674 годах, ярым противником патриарха и церковного реформатора Никона (1605-1681). В XVII веке появляются и вирши – стихотворные произведения, новый жанр в русской письменной литературе. Так что к началу творческой деятельности, в том числе и писательской, Сильвестра Медведева средневековая русская литература уже не только занимала значительное место в жизни русского общества, но и была довольно разнообразной по жанрам и стилям. Поэтому последователям Феодосия Печерского, летописца Нестора, автора «Слова о полку Игореве» и других было на кого равняться и откуда черпать силы и вдохновение на создание своих произведений.
Однако, проведя беглый анализ русской литературы и литературной мысли, возвратимся к биографии и творчеству самого Сильвестра Медведева, выдающегося курянина.
Родился будущий поэт, прозаик, педагог, переводчик, просветитель, учёный и общественный деятель – по данным энциклопедии «Русская культура» – в Курске, в многодетной семье подьячего (по другим данным – «небогатого купца») Агафоника Лукича и его супруги Степаниды 27 января 1641 года. Здесь же был обучен начальной грамоте и, как сказано в «Русском биографическом словаре» Брокгауза и Ефрона, «сам стал подьячим», начав с четырнадцатилетнего, а то и с тринадцатилетнего возраста подрабатывать «на площади» составлением писем и деловых бумаг, чтобы помочь родителям кормить семью.
Говоря о месте рождения Медведева и его первоначальном образовании – важном факторе во всей судьбе этого курянина, или курчанина, как говорили в то время, необходимо отметить, что родился наш знаменитый земляк не в самом Курске, а неподалёку от него. Так, известный курский краевед, историк и заслуженный работник отечественной культуры Юрий Александрович Бугров после ряда архивных поисков и исследований пришёл к выводу, что Симеон Медведев родился в «сорока верстах от Курска, в Новосёлках» (ныне деревня Новосёловка Щигровского района). А уже упоминаемый нами И.З. Баскевич, опираясь на работы А.А. Прозоровского и других авторов, сообщает, что первоначальное образование Симеон получил от своего отца, что «именно отец «научил сына писать и читать», а также постарался привить ему «любовь к чтению книг. Естественно, в большинстве своем «богослужебных и религиозно-нравственных». Впрочем, об этом пишет и Ю.А. Бугров, который также отмечает, что начальную грамоту Симеону дал отец.
Курск этой поры был не только одним из порубежных городов-крепостей на границе с Диким полем, где хозяйничали потомки ордынцев – крымские и ногайские татары, и с Речью Посполитой, владевшей украинскими землями, но и одним из важных торговых и культурных центров Московского государства. Согласно документам, датируемым 1639-1642 годами, в Курске имелось 27 кузниц, 86 лавок, 16 палаток, 3 харчевни, квасной и соляной промыслы, мельничное и крупорушное дело, изготавливалась селитра, необходимая для производства пороха, производился кирпич, строились речные суда. Были и иные промыслы и ремёсла, так или иначе связанные с деятельностью курян того времени.
Здесь торговали купцы из Севска, Рыльска, Путивля, Белгорода, Валуек, Оскола, Воронежа, Ельца, Ливен, Орла, Кром, Мценска, Болхова, Брянска, Калуги, Тулы, Серпухова, Москвы, Черни, Скопина, Беляева, Карачева, Корочи, Чугуева, Хотмыжска и ряда других городов. Кроме того, через Курск осуществлялись экономические связи с городами Украины и Белоруссии. Торговый ассортимент был столь широк, что его перечисление займёт целую страницу, поэтому отметим лишь, что наряду с другими товарами, большим спросом пользовалась писчая бумага.
Широк был и социальный состав населения Курска: это и посадский люд – ремесленники и мелкие торговцы, и крестьяне, и служилые люди – казаки да стрельцы, и государевы чиновники, и священнослужители – как представители белого духовенства, так и чёрного. Немало было и так называемых «черкасов» – выходцев из Украины.
В окрестностях Курска, а, возможно, и в самом городе нередко «пошаливали» станичники – разбойный народец, последователи знаменитого атамана Кудеяра. Недаром примерно в это время на свет появилась пословица, что «нет у белого царя вора пуще курчанина». Слово «вор» в тогдашнем понятии – это враг государя, мятежник, государственный преступник.
На Курской земле шло широкомасштабное строительство храмов и монастырей, в том числе в 1642 году была построена каменная Троицкая церковь на месте разрушенного поляками в 1634 году Троицкого мужского монастыря. Она сохранилась до настоящих времен и находится на углу улиц Гайдара и Пионеров. А в 1649 году по Указу царя Алексея Михайловича (1629-1676), прозванного Тишайшим, была заложена и отстроена каменная церковь во имя иконы Божией Матери Знамения на территории Рождество-Богородского монастыря, который с того времени стал именоваться Знаменским.
И обширной торговле, и защите порубежья государства, и управлению градом и краем, и укреплению связей с Украиной, Белоруссией и Польшей – всему этому требовались не только должностные лица, но и люди, обученные грамоте. Среди таких людей и был юный Симеон (в современной транскрипции – Семён), сын курского подьячего Агафоника Лукича Медведева.
Грамотность, сметливость, острый ум молодого подьячего быстро заметили курские городские начальники, в том числе воевода Н.И. Дурнев, которые, по-видимому, и показали местное «чудо» прибывшему в Курск (проездом в Белгород) думному дьяку Разрядного приказа Семену (Симеону) Ивановичу Заборовскому. Заборовскому пятнадцатилетний курянин «приглянулся», и он берет его с собой сначала в Белгород (куда выезжал по государевым делам), а затем и в Москву. Это событие в судьбе сметливого курянина случилось в 1657 или (по другим данным) в 1658 году.
Около двух лет Медведев поработал при Заборовском в Разрядном приказе, постигая там не только более углубленно грамотность, но и тонкости приказного дела. А вскоре (1659 г.) по «протекции» всё того же благожелателя, думного дьяка Заборовского, Симеон Медведев «устраивается» на работу подьячим в Приказ тайных дел.
Этот приказ в Московском государстве царствования Алексея Михайловича Романова был одним из важнейших. В его ведении находились личная канцелярия царя, политический сыск, некоторые функции Посольского приказа, управление дворцовыми владениями, контроль за деятельностью всех центральных и местных правительственных органов и чиновников, организация поиска руд и строительства мануфактур. И просто так туда кого-либо не брали. Принимали только людей проверенных, «не запятнавших себя» перед царским домом. И, конечно же, грамотных, причем «зело грамотных».
Как отмечают многие исследователи творческого пути Медведева, служба в приказе – «честь была немалая, да жалованье невелико – пропитание и одежда». И только в 1664 году служившему «бездоходно» Симеону Медведеву был положен оклад – 20 рублей в год. По тем временам деньги немалые.

В 1648 году, когда Симеону Медведеву было около семи лет, и он, по-видимому, только-только начал обучаться грамоте, в Курске произошло восстание. Причиной тому стали «давно тлевшие» скандалы и противоречия из-за земельных угодий и привилегий между светскими феодалами и монастырскими. Монастыри, как известно, в средние века на Руси были крупными землевладельцами. Курское духовенство давно жаловалось царю и его начальным людям в Москве на «насильства» дворян, детей боярских и местных властей. Дворяне и дети боярские в свою очередь слали челобитные царю, обвиняя монастырское начальство и прочее духовенство в «чинимых обидах великих».
Московские власти, в том числе, по-видимому, и царь, надеясь, что дрязги и споры сами собой как-нибудь рассосутся, присылали на места противоречивые указы, которые ещё больше обостряли обстановку.
И вот тихо тлевшая вражда вылилась в открытое противостояние. Случилось это утром 5 июля. У съезжей избы – воеводской канцелярии Курска собрался народ – крестьяне, посадские люди, казаки. Подстрекаемые игуменьей Троицкого девичьего монастыря Феодорой, протопопом Григорием, а также монастырскими крестьянами, в том числе Кузьмой Воденицыным, побывавшим вместе с игуменьей в Москве и привезшим вместе с ней новый указ курскому воеводе – стольнику Федору Михайловичу Ладыженскому – они требовали, чтобы этот указ был зачитан стрелецкому голове Константину Теглеву, действовавшему до сей поры по иному указу и, как казалось курскому духовенству, притеснявшему их.
Воевода попытался «отослать мужиков», чтобы вести переговоры только с духовными лицами. Но между протопопом Григорием, читавшим новый указ, и Теглевым, не признавшим этот указ и обещавшим «порвать его на голове читавшего», произошёл скандал, дошедший до рукоприкладства. Теглев спрятался в съезжей избе, куда вновь стал стекаться курский люд. Воевода приказал ударить в набат, чтобы призвать к себе воинские силы, но из его затеи ничего не вышло. На помощь к нему никто не поспешил, а «мужики», смяв небольшую воеводскую охрану, выбив двери, ворвались в дом воеводы. Тому вместе с некоторыми подьячими (возможно, что среди подьячих был и отец Симеона) удалось бежать через окно и остаться в живых. Теглев же был убит, как на том настаивала игуменья, обещавшая «собственноручно зарезать» стрелецкого голову.
Вскоре мятеж курян был подавлен прибывшими из Москвы воинскими силами во главе со стольником Бутурлиным. Духовные лица отделались высылкой в отдаленные монастыри: игуменья Феодора – в Покровский города Суздали, протопоп Григорий в Архангельский Великого Устюга, его сын, поп Иван, и губной староста Кондратий Беседин  вместе с их семьями – в Валуйки, где были записаны простыми казаками. «Пущие же заводчики» из простого люда – Кузьма Воденицын, Константин Фильшин, Кирилл Анпилогов, Богдан Иконник, Иван Малик, Макар Сергеев – были казнены: повешены вдоль дорог, ведущих из Курска в другие города. Просто «заводчики», такие, как Анкудин Воденицын, Кирилл Писклов, Фёдор Харитонов, были биты кнутом, посажены в тюрьмы и сосланы казаками в пограничные городки. Всего «курчан всяких чинов людей пытаны и по торгам биты кнутом, взяты за приставы и посажены в тюрьмы» сорок два человека. Кроме того, было подвергнуто более «мягкому» наказанию ещё около ста человек.
Как само восстание, так и последовавшая расправа над мятежниками (экзекуции, в том числе и казни, проводились публично) не могли не сказаться на отроке Симеоне Медведеве, не могли не повлиять на формирование его внутреннего мира и характера. Ибо это было событие, выходящее за пределы повседневной жизни средневекового города, вызвавшее всплеск всевозможных эмоций в самых разных социальных слоях того общества.

В 1665 году в Москве в возрасте 24 лет Симеон Медведев знакомится со знаменитым просветителем того времени, педагогом, поэтом, философом, церковным и общественным деятелем – Симеоном Емельяновичем Ситникович-Петровским (1629-1680), родившимся в Белоруссии и окончившим Киевско-Могилёвскую академию. Полоцким он стал именоваться после прибытия в Москву из Полоцка в 1664 году.
Их знакомству  способствует указ царя Алексея Михайловича об открытии при Спасском монастыре школы для обучения подьячих Тайного приказа и о назначении туда руководителем Симеона Полоцкого. Вот для «повышения профессионального мастерства и квалификации» и поступает в школу к Полоцкому бывший курский подьячий Симеон Медведев.
Небольшая разница в возрасте (каких-то 12 лет) не мешает им сойтись больше чем учитель и обучаемый; Медведев видит в Полоцком родственную душу творческого человека. Поэтому он с большой охотой и старанием изучает иностранные языки – польский, греческий и латинский, знакомится с историей, богословием, философией, риторикой, стихосложением, становится одним из ревностных приверженцев и последователей Полоцкого.
Как отмечают биографы Медведева, «из четырёх учеников С. Полоцкого он был особенно любим учителем, которому было доверено исполнение обязанностей старосты и заведование хозяйством школы; великий просветитель высоко ценил ум молодого курянина, прилежание и благонравие».
С подачи Полоцкого у Симеона Медведева ещё больше развивается любовь к книгам, к рукописному и печатному слову. В это время он, следуя по стопам Учителя (именно Учителя с большой буквы) загорается идеей просвещения русского народа путём учреждения сети школ, подобных созданной самим Полоцким, а также у него возникает решение о сохранении для потомков трудов самого Учителя – Симеона Полоцкого.
После окончания школы Симеона Медведева, как сейчас принято говорить, отправили на профессиональную стажировку – послали за границу: «в немецкие и польские земли для поучения». Там он пробыл около полугода. Понятно, что не один, а в составе русского посольства. По возвращении в Отечество он снова стремится к Полоцкому, чтобы под его руководством продолжить свое дальнейшее образование. Однако не забывает и об основной своей работе – службе в Тайных дел приказе.
Служба подьячим Тайного приказа, а также личные способности Симеона Медведева и, возможно, протекция или, по крайней мере, лестные отзывы Полоцкого способствуют тому, что он в скором времени был представлен выдающемуся русскому дипломату той эпохи Афанасию Лаврентьевичу Ордин-Нащокину (1605-1680). Тому самому Ордин-Нащокину, которому удалось во время русско-шведской войны привлечь на сторону России герцога Курляндии Иоакима и заключить в 1658 году Валиссарское перемирие, сохранившее за московским царём все завоёванные русскими земли в Лифляндии. Тому самому Ордин-Нащокину, которого иностранцы за его дипломатические способности называли «русским Ришелье», а царь возвёл из чина думного дворянина до ближнего боярина и печатника – считай, канцлера.
В 1667 году Симеон Медведев сопровождает Ордин-Нащокина в дипломатической поездке в Курляндию, а в следующем 1668 году – в Андрусово для заключения мира. Успехи русского дипломата Ордин-Нащокина – были заключены мирные договоры со Швецией и Речью Посполитой – заставили говорить о нём всю Европу. Не оставил его «своими милостями» и царь Алексей Михайлович. Правда, до поры до времени. Надо полагать, что после столь удачной дипломатической миссии Ордин-Нащокина не осталось «втуне» и имя молодого подьячего Тайного приказа Симеона Медведева. Однако, как отмечают многие исследователи, приказная деятельность не только не прельщала его, но и стала тяготить.
И в 1672 году Медведев после долгих размышлений, по совету и по настоянию Полоцкого уходит со службы и отправляется в монастырь Путивля, где в 1674 году, по данным «Русского биографического словаря» Брокгауза и Ефрона, принимает монашеский постриг и иноческое имя Сильвестр, под которым в дальнейшем и становится известным всей России.
Впрочем, существует и другая версия ухода Медведева в монастырь: не тягость приказной службы, а близость к блестящему дипломату Ордин-Нащокину, который попал в опалу. И круги от брошенного камня в озеро личности Ордин-Нащокина стали опасны для его ближнего окружения, в том числе и для Симеона Медведева, выполнявшего некоторые тайные поручения дипломата.
Опасаясь возможных последствий за благосклонность к себе Ордин-Нащокина в дни его величия, Медведев, по совету Полоцкого, ищет защиты от царского гнева и «суда скорого и нелицеприятного» за монастырскими стенами. Ибо, как говорит русская пословица, когда лес рубят – щепки летят. И чтобы не стать «щепкой», пришлось временно укрыться за монастырскими стенами.
Находясь в Молченской пустыни (близ Путивля), Сильвестр Медведев не забывает поддерживать связь с Симеоном Полоцким (который в это время является настоятелем московского Заиконоспасского монастыря, а также занимается обучением и воспитанием царских детей). Исполняя монашеский обряд послушания, Медведев находит время и для продолжения и углубления самообразования. Возможно, вновь и вновь перечитывает уже известные к тому времени труды Полоцкого «Вертоград многоцветный» – сборник стихов, «Венец веры кафолической» – сборник знаний, полученных в школе, «Житие и учение Христа Бога нашего», а также «Жезл правления», «Обед душевный» и «Вечеря душевная». Или же знакомится с новыми сочинениями, вышедшими из-под пера Полоцкого, такими, как «Комедия притчи о Блудном сыне» и «Комедия о Навуходоносоре-царе…». А ещё с новыми проповедями Учителя и «Рифмотворной псалтырью», вдохнувшими живую струю в церковную действительность и так не похожими на те, что «застыли» в московской церковной жизни.
Однако вскоре Сильвестр Медведев оставляет Путивль и Молченскую пустынь и «перебирается» сначала в Льпиновскую пустынь, находившуюся в 25 верстах от Курска, а затем – в широко известную к тому времени Коренную Рождество-Богородицкую пустынь, расположенную в 27 верстах от Курска. Словом, он перебирается поближе к Курску, который, возможно, не раз посещает. А в его биографии, опубликованной в Интернете, говорится даже о том, что некоторое время находился в Курске, где «подвизался в Богородицком (ныне Знаменском) монастыре». Что ж, вполне возможно…
Находясь в Коренной пустыни и занимая в ней «достойное, в соответствии с его образованием, место», он организовывает там библиотеку, в которой, как отмечал его биограф А.А. Прозоровский и последующие исследователи, кроме церковных и богословских книг были книги исторического и философского содержания (Аристотель, Плутарх, Сенека). А также несколько грамматик, риторики, «Трагедии, или плачевные стихи», «Книга символов ироических», «Книга версификаций». Весьма разнообразный состав, как по тематике, так и по жанрам.
Это в очередной раз говорит о широте мировоззренческого восприятия нашего земляка, ученого и писателя. Нельзя исключать, что именно в это время у Сильвестра созрело решение о составлении первого библиографического труда, ставшего позднее известного как «Оглавление книг…».
Выше уже отмечалось, что, прибыв из Путивля поближе к Курску, Сильвестр, возможно, его не раз посещает. В пользу этой версии говорит не только присущая русскому человеку «тяга к родным истокам и корням», но и его переписка «со своими друзьями и благодетелями» в Курске, среди которых наиболее известен Исидор Сиверцев, названный А.А. Прозоровским «люботщательнейшим Святого писания рачителем». Не забывает учёный инок Сильвестр и о переписке с Полоцким. Последнее послание, направленное им Учителю из Коренной пустыни, датируется 27 сентября 1676 года. 
Курский ученый и краевед Татьяна Николаевна Арцыбашева, говоря о «курском периоде» монастырской жизни Сильвестра Медведева, выдвигает довольно смелую версию о том, что он «не только читал, рассылал письма и занимался огородничеством, но и мог записать изустные вековые предания в Софрониевском летописце. А также мог, наконец, оказаться тем автором, который взял на себя труд сочинить «Историю о граде Курске…».
При этом Т. Арцыбашева аргументирует свои выводы близостью Медведева с курским воеводой того периода Григорием Григорьевичем Ромодановским (?-1682), находившимся на курском воеводстве с 20 мая 1671 по 19 октября 1678 года и отметившимся в отечественной истории не только как талантливый полководец, но и как выдающийся государственный и общественный деятель. Насколько верна эта версия, судить трудно, но и она имеет право на существование.
Как видим, монашество не только не изолировало Сильвестра Медведева от общества и «мира», но способствовало распространению полученных им знаний через своих знакомых, увлеченных любовью к книгам, к печатному и рукописному слову, к познанию нового. Не зря же первые исследователи его биографии в данный период назвали его «трудником слова», то есть человеком, постоянно трудившимся со словом и над словом.

В апреле 1677 года (через год после кончины царя Алексея Михайловича Тишайшего и воцарения его сына Федора Алексеевича (1661-1682)), Сильвестр Медведев возвращается в Москву и обретается в Заиконоспасском монастыре. Причем он не просто возвращается, чтобы заполучить должность, а едет туда с целью защиты «перед духовной властью попавшего в беду по «своей великой прямой простоте» отца Софрония», игумена Молченской пустыни. Этот черноризный священнослужитель, некогда оказавший благосклонность в Медведеву, попал в немилость у гетмана Украины Ивана Степановича Мазепы (1644-1709). При положительном разрешении дела он полагал вернуться назад.
Однако все сложилось несколько иначе. Протекция Полоцкого способствует тому, что Медведев, защитив настоятеля Молченской пустыни, становится известен царю Фёдору Алексеевичу, который, как отмечают многие исследователи, «лично и неоднократно приказывал Медведеву остаться в Москве».
Медведев внемлет словам царя и остаётся в Москве, где 19 ноября 1678 года получает место справщика (корректора, редактора) Печатного двора. А через год – и место старшего справщика. Справщик Печатного двора – это не столько высокая должность, сколько честь, которую московские цари оказывали только очень образованным и грамотным людям.
В этой должности Сильвестр Медведев принимает непосредственное участие в исправлении церковных книг, о чём так ратовал в бытность своего могущества церковный реформатор и патриарх Никон, лишённый в 1666 году на Соборе сана и находившийся к данному времени в ссылке за высокими стенами Белозёрско-Ферапонтова монастыря. И как тут не вспомнить мудрое изречение, что от царской милости до опалы путь не в шаг, а в полшага, что быть близ царя – это быть близ смерти…
Как отмечают исследователи, среди «исправляемых» книг был и Апостол. Редактированием Апостола были довольны не только царь, но и патриарх Иоаким (1620-1690). Это был редкий случай, когда Сильвестр Медведев «угодил» русскому первосвященнику.
Кроме исправления церковных книг, он ещё помогает Симеону Полоцкому в его научных трудах и изысканиях и продолжает заниматься самообразованием. А это уже не очень-то нравится патриарху.
В должности справщика и старшего справщика всего за десять лет Сильвестр Медведев со своими помощниками и единомышленниками подготовил более 150 изданий, а также разработал методику перевода и исторической критики текста. К тому же он вместе с Полоцким организовал первую в России светскую, независимую от Русской церкви и патриарха Верхнюю, то есть дворцовую, типографию. В ней с одобрения царя издаются светские книги, в том числе и труды Полоцкого.
Такие «новшества» вызывают не только тихое раздражение патриарха Иоакима, но и открытое противодействие. К тому же, как пишет историк С.М. Соловьев, «ученый Медведев очень неуважительно отзывался об учености патриарха», называя его малообразованным и малознающим.
И вот уже «мудроборцы» во главе с Иоакимом и иерусалимским патриархом Досифеем обвиняют и Полоцкого, и Медведева в «латинской ереси», призывают учить только греческий язык и у греческих учителей, а еретические латинские книги сжечь и казнить знатоков «западного зломысленного мудрования». Им удаётся закрыть даже школу Полоцкого при монастыре и светскую Верхнюю типографию. Российских просветителей от смерти спасает только личное заступничество царя.
По-видимому, в этот период или немного ранее в Москву прибывает Карион Истомин (ок.1650-1717 или 1722), ещё один знаменитый земляк курян, который уже с протекции Симеона Медведева становится «слушателем» частных лекций Симеона Полоцкого, хотя учеником его школы при Спасском монастыре, согласно исследованиям А.М. Панченко, он не был. Следовательно, Кариона Истомина с Полоцким познакомил Медведев, состоявший в родстве с ним: младшая сестра Медведева, Дарья, уже находилась в браке (первом) со старшим братом Истомина – Гаврилой, и имела трех детей (Ивана Большого, Ивана Меньшого и дочь Авдотью). Сам же Карион Истомин, согласно некоторым исследованиям, к этому времени уже работал «писцом» на Печатном дворе, идя по стопам Медведева. Протекция Медведева и Полоцкого помогла ему стать и «справщиком».
В 1680 году (18 июля) из-под пера Сильвестра Медведева появляется стихотворение «Приветство брачное» по случаю бракосочетания царя Фёдора Алексеевича с Агафьей Семёновной Грушецкой. Это стихотворение, как сообщают историки, придворным композитором Павлом Черницыным было положено на музыку, как, впрочем, и некоторые другие.
В том же году, после смерти (25 августа) Симеона Полоцкого Сильвестр Медведев становится не только его «душеприказчиком и наследником книг, рукописей и небольшого состояния («тридесяти рублей и лисьей шубы»), но и главой партии малороссийских ученых в Москве, получивших название «латинистов», представителем которых до этого времени был сам Полоцкий. Кроме того, он назначается еще и настоятелем Заиконоспасского монастыря, в стенах которого начинает заниматься церковной и общественной деятельностью.
Согласно традициям того времени, настоятелем монастыря – игуменом – мог стать любой монах данного монастыря, избранный братией. А вот сан у настоятеля монастыря должен быть либо иеромонаха, либо архимандрита. И ему как пастырю полагался посох. В каком сане пребывал Сильвестр Медведев в должности настоятеля Заиконоспасского монастыря, осталось невыясненным до настоящего времени.
В этом же году Медведев создаёт «Епитафион» – эпитафию на смерть друга и Учителя – Симеона Полоцкого. Стихотворение написано по заказу царя Фёдора Алексеевича, который лично «рецензировал» это стихотворение и только пятнадцатый вариант «Епитафиона» утвердил, отвергнув все предыдущие.
В 1681 году (14 июля) во время родов умирает супруга царя Агафья Семеновна, а вскоре – и рожденный ею сын Илья. Царский дом в трауре. Чтобы как-то поддержать Федора Алексеевича, Медведев пишет «Похвалу Евдокии» – стихотворное тезоимённое приветствие сестре царя – царевне Евдокии Алексеевне.
Не вмешиваясь в дворцовые склоки и политические «игры» разных партий, не пытаясь подобно Полоцкому стать учителем младших царских детей, Медведев, тем не менее, пользуется расположением самого царя. И по его указанию в 1681 году участвует в «обличении в ереси» чужеземца Яна Белобоцкого.
Тут следует отметить, что хотя Медведев с царским «заданием» справился «блестяще», но тяжких последствий для Белобоцкого не последовало.  Белобоцкий «после учёного диспута теологов» продолжал заниматься частной преподавательской практикой, учил детей царского окружения латинскому языку. Московское государство к церковным ересям часто было куда снисходительнее «цивилизованных» западных стран, в которых повсеместно пылали костры инквизиции.
В этом же году с согласия Фёдора Алексеевича Медведев устраивает школу при Заиконоспасском монастыре, которую мечтает преобразовать затем в Академию. Как отмечают исследователи, царь поддерживает Медведева в этом начинании, даже выделяет для будущей Академии 300 книг из своей библиотеки. Однако не дремлют и противники этого прогрессивного начинания, которые всячески «тормозят» открытие Академии. Больше всех старается патриарх Иоаким, возненавидевший Медведева за его ученость и образованность, за стремление к просветительской деятельности.
В это же время Медведев, кроме уже названных выше стихотворений, пишет ряд произведений, в том числе «День светозарный во мире сияет» и другие, написанные в силлабической системе стихосложения, отличающиеся витиеватым и напыщенным слогом, строгим соблюдением количества слогов независимо от ударений в словах. Как и Симеон Полоцкий, Сильвестр Медведев, по мнению исследователей русской литературы, был мастером этого стиля стихосложения.
Таким образом, идя по стопам своего Учителя, Сильвестр Медведев занимает то положение в просвещенном обществе, которое ранее существовало у самого Симеона Полоцкого.
В феврале 1682 года царь Федор Алексеевич женится на Марфе Матвеевне Апраксиной, а 27 апреля 1682 года, менее чем через два с половиной месяца после венчания с Марфой Апраксиной, он умирает. В связи с этим печальным для царского дома событием Сильвестр пишет стихотворный «плач» по поводу его кончины. Его поблагодарили и… не больше. Ибо начались стрелецкие бунты, и на политическом горизонте Московского государства замаячили тучи новой великой смуты, подобной той, что случилась после смерти Ивана Грозного. Поэтому царевне Софье Алексеевне (1657-1704), оказавшейся старшей в царском роду Романовых и возглавившей борьбу со стрельцами и их главой Иваном Андреевичем Хованским (?-1682), было не до поэта. Эпоха правления Федора Алексеевича канула в Лету, а с ней и близость Медведева к царскому двору.

Не очень красивая, но волевая двадцатипятилетняя русская принцесса Софья волей случая оказалась у кормила власти. Формально она исполняла роль регентши при малолетних царях Иване и Петре, но фактически, подобно великой княгини Ольги Киевской (?-969), при поддержке значительной части боярства, особенно Милославских, к роду которых по линии матери Марии Ильиничны принадлежала сама, царствовала.
Некоторые злопыхатели Медведева позже даже утверждали, что Сильвестр был среди тех, кто помог Софье Алексеевне «подделать документы», чтобы она стала правительницей при малолетних царях-отроках Иване и Петре. Но это утверждение являлось ложью и грязным наветом. Дело в том, что после смерти царя Федора Алексеевича Сильвестр Медведев на несколько лет потерял доступ к царскому двору. Во-первых, как уже отмечалось выше, молодой правительнице после ряда стрелецких бунтов было не до поэта и просветителя Медведева. Во-вторых, ее любовная интрига, завязавшаяся с Василием Васильевичем Голицыным (1643-1714) так же не способствовала встречам с приверженцем просвещения. В-третьих, патриарх Иоаким, наипервейший недоброжелатель Медведева, с момента стрелецких бунтов был постоянно рядом с Софьей Алексеевной и царским двором, что автоматически исключало нахождение там его идейного противника. И только с появлением в ближайшем окружении Софьи Алексеевны ее нового фаворита Федора Леонтьевича Шакловитого (? – 1689), который по исследованиям фатежского краеведа А.Ю. Бирюкова, был «земляком-курянином», Медведев в очередной раз приблизился к царскому двору. Но произошло это не ранее 1685 года.
И вот в 1685 году к регентше-правительнице Софье Алексеевне, как к первому лицу в государстве, Сильвестр Медведев через посредничество Шакловитого вновь обращается с идеей об основании Академии. Просьба изложена в стихотворном произведении «Вручение привилегии на Академию», написанном им. Как отмечают многие исследователи, в этом стихотворении он выражает уверенность, что царевна исполнит его просьбу, потому и прославляет ее мудрость»:
Яко ты перва зде мудра явися.
Тобою мудрость весьма возлюбися.
Той от тебе свет нача сияти,
В Москве невежества темность проганяти,
И имать вечно слава ти сияти.
Мудрости ея ти имя прославляти...

Это строки из первого стихотворения. А второе стихотворение, по мнению исследователей, вообще «типичный образец «барочной» панегирической лирики». В нем Софья Алексеевна сравнивается и с легендарной царицей Ассирии Семирамидой, жившей в конце 9-го века до новой эры, и с Елизаветой Британской, к которой сватался царь Иван Грозный, и с мудрой царицей Пульхерией, и с мудрой киевской княгиней Ольгой Святой. В этом стихотворении снова прославляется ее «премудрость», сияющая в «царском лице», ее «честь», блистающая «в очесех и в устех».
Известный российский историк и писатель Сергей Вячеславович Перевезенцев в биографической статье о Медведеве, ведя речь о «Привелегиях на Академию», отмечал, что, сравнивая царевну Софью в великой княгиней Ольгой, Сильвестр писал такие строки:
Тако и ты свет наук явити
Хощешь России, и в небе во век жити…
И понос от нас хощещи отъяти,
Яко Россия не весть наук знати.
Егда же от тя тою просветится,
Вся вселенная о том удивится

Прочитав эти витиеватые стихотворные строки, кто-то криво ухмыльнется: «Придворный поэт». Возможно, отчасти и так. Но время-то было какое?.. Ни в Московском государстве, ни в странах Западной Европы поэты, художники и композиторы вне близости к монаршим домам не существовали. К тому же панегирики царствующим особам пели и в более просвещенные времена. Взять хотя бы Михаила Васильевича Ломоносова (1711-1765). Разве он не слагал оды в честь императриц Елизаветы Петровны и Екатерины Второй? Слагал. Но, по большому счету, никто его придворным поэтом не называет…
Однако, в отличие от покойного царя Федора Алексеевича, Медведев к своей идеи об учреждении Академии встречает прохладное отношение самой правительницы и сильное противодействие этому начинанию со стороны патриарха Иоакима, видевшего в нем носителя «еретического латинства». К тому же прибывшие в Москву в 1686 году по рекомендации константинопольского патриарха братья-греки Лихуды уже сыскали поддержку у московского патриарха и предлагают свою школу. Софья Алексеевна, прислушиваясь к словам патриарха, их предложение поддерживает, и с мечтой Сильвестра Медведева об учреждении его Академии покончено раз и навсегда.
Обескураженный победой противников, Медведев принимается за сочинения философско-полемического направления «Хлеб животный» и «Манна хлеба животного». Последнее произведение потомками названо «718-страничной монографией». И хотя в этом произведении речь идёт об узком богословском вопросе, Сильвестр не упускает случая отметить раболепное преклонение русской церкви, в том числе и самого патриарха, перед заезжими греческими проповедниками.
 «Источник веры «мудроборцев», – пишет он, – это мнение заезжих греков, которых слушают, как младенцы, и которым подражают, словно обезьяны. Как будто все на Руси неразумны. Ныне увы! – пытается достучаться до умов пытливых и просвещенных Сильвестр, – нашему такому неразумию вся вселенная смеётся… и сами те нововыезжие греки смеются и глаголют: Русь глупая, ничтоже сведущая!»
Господи, как это похоже на происходящее в Росси в конце восьмидесятых – начале девяностых годов ХХ века, когда отечественные либеральствующие круги заглядывали в рот, правда, не грекам, но приезжим наставниками из США и Западной Европы. А затем, как попки, повторяли их «мудрые» речения о свободе личности, демократии, частной собственности и прочей словесной пурге и муре, в том числе и нашей российской отсталости и дикости. В результате же – весь российский народ потерял великую страну, пришел к нищете материальной и духовной, что куда губительнее и гибельнее материальной. Как ни прискорбно, но, как видим, все вновь повторяется…
В текстах «Манны…» недобрым словом поминались «мудроборцы» и иноземцы, препятствующие развитию русской науки, чтобы и далее называть московитов «зверями, свиньями и всякими ругательными словами поносить за то, что Бог нам в Московском нашем государстве не благоволил быти школьному учению». Имеется в виду высшая школа. Это был открытый выпад как против всех духовных «грекофилов», так и против самого патриарха Иоакима.
Этот литературный выпад становится началом заката Медведева как общественного деятеля. Сторонниками Лихудов, основавших свою Академию (точнее, духовную семинарию) в 1686 году, поэт, публицист, историк, переводчик, просветитель, педагог, учёный, церковный и общественный деятель Сильвестр Медведев бесцеремонно отодвигается в сторону от Академии и от царского двора. В ход идёт не только словесная полемика, но и всевозможные ухищрения, наветы и оскорбления. Так, один из противников Сильвестра Евфимий Чудовский, ранее бывший его другом, но перешедший в стан идейных оппонентов, в ход пустил и такой полемический приём, как высмеивание имени Медведева: он обзывал курянина «лесным медведем», а то и просто «лешим», «лешаком», производя имя Медведева от латинского silva – лес. (Впрочем, имя Сильвестр – латинского происхождения и обозначает «лесной человек»). А его произведение «Манна хлеба животного» именовал не иначе как «Обманна хлеба животного».
Но упрямого курянина, помыслы которого направлены на просвещение русского народа, нападки и противодействие не останавливают. Он продолжает работать если не для современников, то, уж точно, для потомков. В этот период совместно с Карионом Истоминым Сильвестр начинает трудиться над сочинением «Созерцание» – о стрелецких бунтах 1681 и 1682 годов, которое будет окончено в 1688 году.
Как отмечают многие исследователи, само историко-аналитическое сочинение больше принадлежит перу Кариона, а Сильвестр выступал скорее в роли идейного вдохновителя и редактора. Однако позднее именно Медведеву будет поставлено в вину суть этого сочинения, а не Истомину. В чём же заключалась «крамола» «Созерцания»? А в том, что была предпринята попытка проведения анализа причин и последствий стрелецких бунтов, приведших Софью к престолу.
Кроме «похвал» «мудрой» правительнице, сумевшей, по мнению авторов «Созерцания», успокоить мятеж «малой кровью» и навести в государстве порядок, они (скорее всего, по инициативе Медведева) выразили свой критический подход к истории и обществу. Медведев и Истомин утверждали, что в государстве величайшая ответственность лежит на людях «письменных», которые обязаны донести до общества правду о прошедших веках, чтобы в жизни действующих поколений было меньше ошибок.
Медведев как идеолог данного произведения настаивал на том, что беда подстерегает то государство, где «верхи» начинают величаться над народом, а «меньшим людям» ничего не остаётся, как «презирать господство». И если в стране происходят бунты, то ответственность за это возлагается на «верхи», то есть на правителей, позабывшии о милосердии, справедливости и возлюбивших жестокость. И только «мудрый и милостивый правитель», подобный библейскому царю Ровоаму, – спаситель своего народа – имеет право на управление народом, чтобы не было «смуты и мятежа». Но основная «крамола» заключалась в прямом предупреждении «верхам», что если они не внемлют сказанному, то новые бунты неизбежны.
Разве такое нравоучительное сочинение могло понравиться царскому окружению? Конечно же, нет! Его начинают преследовать как патриарх Иоаким со своими сторонниками-грекофилами, так и вдовствующая царица Наталья Кирилловна, мать царя Петра, со своими родственниками из клана Нарышкиных, увидевшая в нем откровенного приверженца правительницы Софьи и, следовательно, угрозу сыну в его царственных устремлениях.
Возможно, эти обстоятельства и побуждают Сильвестра Медведева идти на более тесное сотрудничество с некоторыми приближенными Софьи Алексеевны, например, с «просвещенным князем» Василием Васильевичем Голицыным и с её новым фаворитом и начальником стрелецких полков Фёдором Леонтьевичем Шакловитым. Возможно, он еще и надеялся сохранить свой прежний статус при царском дворе. К тому же, Шакловитый, как отмечают исследователи, помогал ему в сборе материала для «Созерцания» и, вообще, «любил подолгу беседовать с мудрым старцем».
Как большинство творческих личностей, Сильвестр Медведев, целиком поглощённый идеей просвещения русского народа, слабо разбирался в дворцовых интригах и кознях, политических играх и перипетиях, не видел или не желал видеть (в отличие от Кариона Истомина) честолюбивых и целенаправленных устремлений царя Петра. И это в недалёком будущем сыграет в его судьбе роковую роль.

В 1689 году окрепший телом и духом Пётр с помощью своих «потешных полков» свергает с престола Софью и арестовывает Фёдора Шакловитого, по делу которого начинается следствие. По наговору людей, не столько из окружения Шакловитого сколько из клана «мудроборцев», к следствию и суду был привлечён и Сильвестр Медведев. Привлечён… как участник заговора против Петра. Хотя, как отмечают современные исследователи Е.В. Чистякова и А.П. Богданов, «сторонник разумного спора, Сильвестр принципиально выступал против использования в борьбе силы. И когда к нему пришли люди, подбиваемые Шакловитым на физическое устранение Петра, учёный старец отговаривал их: «Надобно перетерпеть…». Но «перетерпеть», как видим, не удалось.
Узнав через доброхотов, что он стараниями патриарха Иоакима, жаждавшего головы «латинянина», и его сторонников объявлен вторым после Шакловитого «государевым преступником», Медведев 31 августа 1689 года бежит из Москвы. Сначала он укрылся в одной из подмосковских деревень, сельце Микулине. Но, получив известие от прибывшего туда 2 сентября келейника Заиконоспасского монастыря Арсения, что за ним уже приезжал капитан Нечаев, двинулся дальше, в Бизюков монастырь Дорогобужского уезда. В этом монастыре настоятелем был давний друг Медведева, белорус Варфоломей, и Медведев надеялся на его защиту. Но как только он туда прибыл, игумен Варфоломей тут же донёс на своего бывшего покровителя дорогобужскому воеводе.
13 сентября Сильвестр был арестован и в колодках отправлен в Троицкий монастырь, где проводилось следствие. И, как сообщается в биографической статье в Википедии, «на очной ставке с Сапоговым (одним из сообщников Шакловитого) Медведев заперся. Его расстригли и пытали, дали 15 ударов; он не признался в причастности к заговору». И 23 сентября был заключён в узилище этого монастыря. Там он, как сказано в «Русском библиографическом словаре» Брокгауза и Ефрона, «подвергался увещаниям с целью довести его до сознания в ереси».
Тут стоит заметить, что расстригли, то есть лишили монашеского сана, по инициативе патриарха Иоакима, а одним из увещевателей был Софроний Лихуд (другим – новоспасский архимандрит Игнатий).
После лишения иноческого звания Сильвестра стали называть Сенькою. Делалось это для того, чтобы унизить его человеческое достоинство.
Как следует из некоторых источников, «увещеватели» добились того, что Медведев покаялся в том, что говорил стрельцам: «Не бойтесь! Хотя царя Петра стороне и повезет, и много будет дней на десять, а то опять будет рука сильна стороны царевны». А еще в том, что говорил про патриарха: «Учился мало и речей богословских не знает», что под портретом царевны подписывал полный титул «вседержавнейшей самодержицы» и писал ей хвалебные вирши.
По инициативе патриарха в том же 1689 году состоялся церковный собор, на котором Семен Медведев принес покаяние в хлебопоклонной ереси и объявил свою книгу «Манну» обманною. Церковный собор определил сжечь «Манну» всенародно. Собор простил Медведева, но не допустил его к причастию после его покаяния, а наложил епитимью, чтобы проверить, насколько искренне его покаяние, и сослал его в монастырь, заключив в узилище.
Как отмечают исследователи, «покаянное отречение от ереси» действительно существует, но его подлинность вызывает сомнение. И это позволяет им заявлять, что «светские и духовные палачи не смогли предъявить Медведеву (даже, несмотря на предательство близких ему людей) ни одного обвинения».
Зато патриарх Иоаким в подлинности «покаяний» не только не сомневался, но и воспользовался моментом для сведения счетов с другими «латинскими ересями». Как свидетельствуют документы той поры, он, осудивши Медведева и киевское учение, добился того, что собор признал неправославными не только сочинения Медведеваи Симеона Полоцкого, но и писания Галятовского, Радивиловского, Барановича, Транквиллиона, Петра Могилы и других «латинян». А еще велел составить от своего имени книгу, под названием «Остен», в которой изложена вся история происходившего спора между «мудроборцами» и «латинянами. (Книга написана Евфимием).

После полутора лет заключения, допросов с «пристрастием», «обличений и покаяний», 11 февраля 1691 года так и не сломленный до конца Сильвестр Медведев был казнён… как «чернокнижник». Ему припомнили и «Манну», и «Созерцание». Власти ничего лучше не нашли, как казнить (путём отсечения головы) поэта, публициста, ученого, мыслителя-рационалиста, противника суеверий по обвинению в колдовстве и «латинской ереси».
Карион Истомин, избежавший подобной участи, писал: «…прият кончину жизни своея монах Сильвестр Медведев… отсечеся глава его на Красной площади, противу Спасских врат. Тело его погребено во убогом доме со странными (нищими) в яме близ Покровского убогого монастыря».
Так на русской Голгофе закончился жизненный и творческий путь второго писателя, выходца из Курской земли, просветителя и общественного деятеля, переводчика и первого русского библиографа, впервые осуществившего перечень всей литературы, на тот период известной ему. В созданной им школе только в 1686 году обучалось 23 человека, среди которых были его и Кариона Истомина племянник, Иван Гаврилович Большой и Лаврентий Бурмистров. А в библиотеке, унаследованной им от Симеона Полоцкого, которую он постоянно пополнял, в 1690 году насчитывалось более 700 книг.
В связи с этим на память приходят слова Даниила Заточника, изложенные в его «Молениях»: «Не имей себе двора близ царского двора, и не держи себе села близ княжеского села: ибо тиун его – как огонь, на осине разожженный, а рядовичи его – что искры. Если от огня и устережешься, то от искр не сможешь устеречься и одежды прожжешь».
Патриарх Иоаким на все сочинения «еретика» Медведева наложил строгий запрет и приговорил их к уничтожению. Поэтому, надо полагать, не все литературное наследие дошло до потомков. Часть его, к сожалению, безвозвратно утрачена.
В связи с этим стоит отметить, что, самый известный труд Сильвестра Медведева – «Оглавление книг, кто их сложил», в котором не только даётся подробный перечень литературных произведений, но ещё и именной, предметный указатель, был обнаружен только в 1823 году вместе с другими сочинениями Медведева. Это сочинение Сильвестра Медведева и до настоящего времени представляет интерес для ученых и литературоведов.
Известный русский библиограф и собиратель памятников древности Вукол Михайлович Ундольский (1815 – 1864), высоко оценив «Оглавление книг…», назвал автора «отцом славяно-русской библиографии», а также «самым трудолюбивым и деятельным писателем своего времени».
В.М. Ундольский, А.А. Прозоровский и ещё ряд отечественных ученых сделали много для того, чтобы развенчать долгое время существовавший миф о том, что Медведев был карьеристом и участником стрелецкого заговора против Петра I. Этот миф, сознательно запущенный противниками Медведева ещё во времена царствования Петра, ничего общего не имел с действительной подвижнической жизнью великого курянина. Впрочем, как и другой миф: склонность Медведева к латинству.
По данному поводу С.В. Перевезенцев, большой приверженец русского православия, пишет так: «По своим религиозно-философским предпочтениям Сильвестр Медведев был последователем Симеона Полоцкого. Правда, в последние годы, А.П. Богданов во многих работах, посвященных Сильвестру Медведеву, настаивает на том, что тот не был «западником», ибо в спорах с «грекофилами» выступал против искажения греками русского православия. А.П. Богданов более склонен считать Сильвестра Медведева «просветителем». В отличие от Полоцкого, Сильвестру Медведеву были близки и понятны и традиционное русское понимание православного учения, и события русской истории. И, может быть, именно в его творчестве в большей степени, нежели в творчестве Симеона Полоцкого, выразилась объективная потребность освоения русской религиозно-философской мыслью нового для нее опыта рационалистического мышления».
Сообщая о творческой деятельности Сильвестра Медведева, А. Прозоровский характеризует его как человека «мягкого и откровенного, но в то же время любящего шутку, глубоко образованного и широко начитанного, умного, горячего сторонника просвещения, натуры энергической с неутомимой жаждой деятельности». Прекрасная характеристика. Жаль, что к ней до настоящего времени не прислушались высшие деятели Русской Православной церкви и не сняли ложно наложенную на него анафему – церковное проклятие. Такое злопамятство видится если не мракобесием, то глупостью несусветной.
В отличие от Симеона Полоцкого, до потомков, к сожалению, не дошло портретное изображение Сильвестра Медведева. Но ныне на просторах Интернета можно видеть его изображение – плод размышлений и творческой деятельности чьей-то доброй, светлой души, в которой, возможно, находится немалая искорка от того света просвещения, который дарил миру наш земляк.
И как образец творчества великого земляка курян и образец силлабических виршей читателю предлагается стихотворная эпитафия Сильвестра Медведева на смерть Симеона Полоцкого.


ЕПИТАФИОН
(Эпитафия на смерть С. Полоцкого)

Зряй, человече, сей гроб, сердцем умилися,
О смерти учителя славна прослезися:
Учитель бо зде токмо един таков бывый,
Богослов правый, церкве догмата хранивый.
Муж благоверный, церкви и царству потребный,
Проповедию слова народу полезный, –
Симеон Петровский от всех верных любимый,
За смиренномудрие преудивля;мый.
Им же польза верные люди наслаждала,
Незлобие же, тихость, кротость удивляла;
В нем же вера, надежда, любы пребываше,
Молитва, милостыня, пост ся водворяше.
Мудрость со правдою им бысть зело храненна,
Мерность же и мужество опасно блюденна;
Многими дары богом бе преодар;нный,
Непамятозлобием весьма украш;нный.
Иеромонах честный, чистоты любитель,
Воздержания в слове и в деле хранитель
Ни о чесом же ином оный промышляше,
Но еже церковь, нашу мать, увеселяше.
Не хоте ино божий раб что глаголати,
Токмо что пользу может ближним создати;
Ничесоже ина творити любляше,
Точию еже богу непротивно бяше.
Иже труды си многи книги написал есть
И под разсуждение церковное дал есть;
С церковию бо хоте согласен он быти,
И ничтоже противно церкве мудрствов;ти.
Ибо тоя поборник и сын верный бяше,
Учением правым то миру показаше;
В защищение церкве книгу Жезл создал есть,
В ея же пользу Венец и Обед издал есть.
Вечерю, Псалтырь стихи со Рифмословием,
Вертоград многоцветный с Беседословием .
Вся оны книги мудрый он муж сотворивый,
В научение роду российску явивый.
Обаче и сего смерть от нас похитила,
Церковь и царство пользы велия лишила, -
Его же пользы ныне людие лиш;нны,
Зри сего в гробе сем кости полож;нны.
Душу же вручил в руце богу всемогущу,
Иже благоволил ю дати, везде сущу,
Да примет ю, яко свое создание,
И исполнит вечных благ его желание.
Телом со избранными даст ему возстати,
С ними же в десней стране в веселии стати
И внити в вечную небесную радость,
Неизглаголанную тамо присно сладость.



Используемая литература и источники:
Арцыбашева Т.Н. Очерки культуры Курского края. Выпуск второй. Курск. Курский пед. университет. 2000. – 104 с.
Баскевич И.З. Курские вечера. Воронеж. ЦЧКИ, 1979. –208 с.
Баскевич И. А мои те куряне – опытные воины. Курск, 1993. – С. 31-32.
Бирюков А.Ю. Фатежский край: прошлое и настоящее. Фатеж, 2006. – 376 с.
Богданов А.П. Перо и крест. М.: Политиздат, 1990. – 480 с.
Большая Курская энциклопедия. Т.1. Кн. 2. С. 66-67.
Большая Советская энциклопедия. Т. 10. М. 1972.
Бугров Ю.А. Курские встречи. Воронеж, ЦЧКИ, 1991. – 144 с.
Бугров Ю.А. XVII век. С. Медведев, К. Истомин./ Литературные хроники Курского края. Курск, Издательский дом «Славянка», 2011. – С.122.
Гетьман Н. Первый книжник земли Русской. Газета «Курская правда» от 21.07.2006 г.
Глушко Е.А., Медведев Ю.М.  Энциклопедия знаменитых россиян. М.: Диадема-Пресс, 2001. – 656 с.
Гордость земли Курской. Сборник очерков о знаменитых земляках. Составитель Шехирев М.Ф. Курск, 1991. – 208 с.
Журнал «Литература в школе» № 6 за 1994 г.
Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. М.: Эксмо, 2007. – 1024 с.
Кулешов В.И. История русской литературы X – XX веков. М.: Русский язык, 1989. – 639 с.
Курск. Очерки истории города. Воронеж, ЦЧКИ. 1975. – 278 с.
Литература Древней Руси. Библиографический словарь под редакцией О.В. Творогова. М.: Просвещение., 1996. – 240 с.
Митрополит Евгений (Болховитинов). Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви. М.: Русский Двор, 1995. – 416 с.
Небольский С.А. Прошлое и настоящее. Статьи о литературе. М.: Современник, 1986. – 304 с.
О, Русская земля! М.: Сов. Россия, 1982. – 368 с.
Памятники культуры. Ежегодник. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Л.: Наука, 1994.
Панченко А.М. Русская стихотворная культура XVII века. Л.: Наука, 1973. – 280 с.
Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. М.: АСТ-АСТРЕЛЬ, 2006. – С. 461.
Перевезенцев С.В. Сильвестр Медведев. Интернет.
Романовы. Исторические портреты. 1613-1762. Книга первая. М.: Армада, 1997. – С. 214-215.
Русский биографический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. М.: Эксмо, 2007. С. 616, 675, 772.
Русская культура. Популярная иллюстрированная Энциклопедия. М.: «Дрофа +», 2006. С. 615.
Связь времен. Поэтическое слово земли Курской.  Литература, учебное пособие под общей редакцией В.А. Ачкасова. Курск, Изд-во Курского госпедуниверситета, 2002. –423 с.
Советская историческая энциклопедия. Т. 9. С. – 213-214.
Советский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1988. С. 778.
Современная иллюстрированная энциклопедия. М.: РОСМЭН, 2008. – С. 546.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 1676-1703. Кн. 7. Т. 14. – С. 574-577, 615-617.
Стахорский С.В. Русская культура. Энциклопедия. М.: Дрофа, 2006. – С. 615.
Чистякова Е.В., Богданов А.П. Да будет потомкам явлено… Очерки о русских историках второй половины века и их трудах. М.: Издательство  Университет дружбы народов, 1988. – 136 с.
Шехирев М.Ф. Медведев Симеон Агафоникович…// Курск. Краеведческий словарь справочник. Курск, 1997. С. 231-232.