Гром небесный

 
 
               
                Глава 3

               

      Девятое мая всегда был и останется самым дорогим и любимым праздником всех советских людей. Бар «Северский» в этот вечер сиял как начищенный самовар. Столики были заказаны за неделю вперёд, обслуга излучала доброжелательность, демонстрируя накрахмаленные воротнички и фартуки. Музыкальные заказы начались сразу же в первом отделении. В основном просили исполнить песни военных лет. Присутствующие, стоя с бокалами в руках, подпевали музыкантам ансамбля.
Наташкин выход был во втором отделении. Она надела ярко - красный шелковый костюм - тройку: брюки, топик и блузу с широкими рукавами на манжетах. Настроение у неё было далеко не бравурное: за неделю работы она поняла, как просчиталась, согласившись не претендовать на «парнас». Было обидно, что почти все заказные песни исполняла только она – от «Червоной руты» до «Мурки». Музыканты каждый вечер делили между собою прибыль, прячась от Наташи по углам…
Не успела Наташка сделать и двух шагов по направлению к сцене, как в проходе между столами на неё навалился двухметровый грузин Тимур. Он сунул ей в руку 100 рублей и сказал:
– Давай, все наши пой!
Наташка быстро смекнула, что будут накладки и предупредила:
– Буду чередовать через одну или через две! Тебе с объявами?
– Скажи, Кавказ там солнечный, ну, сама всё знаешь… Тебя учить – только портить! 
Тимур поцеловал ей руку и водрузился на своё место.
Выйдя на эстраду, Наташка сомневаясь афишировать стольник или нет, сказала музыкантам:
– Там Тимур с компанией сидит, может для затравки грузинскую песню споём. Коша, объяви для них!
Коша ворчал себе под нос:
– Как они достали - эти Тимуры, Лимуры, Ираклии, Сосо, кацо!
– Качумай, Бубликов, это же цеховики, они всегда хорошие бабки платят! Объявляй, давай! – крикнул ему в ухо Саша Гапочка.
– Что поём - то? «Тбилисо»? – Коша повернулся к Наташе.
– «Мицазе» поём, ре-минор. – ответила певица, открыв для контроля тетрадь с текстами, лежащей на пюпитре.
– Наши гости из солнечной Грузии поздравляют всех присутствующих в зале с Великим праздником Победы и дарят им песню! – объявил в микрофон Коша хорошо поставленным голосом.
Грузинские песни были Наташиной коронкой, её подруги, приехавшие из Тбилиси, научили, как правильно произносить грузинские слова, сливая звук «фе» с буквой «п». Наташина бабушка по отцу была грузинкой, а дедушка по материнской линии – поляком… Она всегда ощущала в себе присутствие этих кровей взрывным характером и жаждой справедливости.
Гапочка, не вникая в нюансы произношения, чётко накладывал второй голос в припевах. Заканчивая песню, Наташа спела русский текст, и публика подхватила: «Мне моя страна родна, словно мать, нам всем она, много стран на свете – Грузия одна!»
В зале началось лёгкое братание.
– И как ты всю эту абракадабру выговариваешь? Язык можно сломать! – удивлялся Коша.
– Нравится мне! Я и испанский язык самостоятельно учила, чтобы песни Рафаэля понимать.
Славик Замчалкин, новый помощник бармена Сорокина, подошёл к эстраде и затравленно выдохнул:
– Наташ, там шефуля просит танго твоё знаменитое исполнить.
– Не боись, Сява, исполним всё в лучшем виде! Отчего ты такой взъерошенный? – спросила певица.
– Так проверяющие из Киева сидят, с утра уже вся задница в мыле!
– Для наших дорогих гостей из Киева прозвучит песня из кинофильма «Туннель» – объявила Наташа, и пары стали выписывать пируэты в ритме страстного танго. Певичка выложилась на полную катушку, мол, знай наших!
- Эти киевские дядьки, небось, такой песни и не слышали, тем более, на румынском языке! – пронеслось у нее в голове.
Горячая волна Наташиного голоса затопила сердце Евгения. Дослушав до конца песню, он поднялся из-за стола, и прошёл в кабинет Малыгина. В это время местный блатной авторитет Кастора вошёл в зал и приветствовал музыкантов поднятием руки с двумя растопыренными пальцами. Генка повернулся к Саше и сказал:
– Давай, наливай!

Гапочка, в свою очередь, сквозь гул в зале прокричал:

– Играем «Губит людей не пиво!»
Кастора, как уважаемый завсегдатай, пользовался кредитом доверия. Расплачиваясь выпивкой или деньгами, нередко отваживал навязчивых клиентов.
В перерыве между отделениями Замчалкин влетел в комнату отдыха музыкантов:
– Шеф требует, чтобы ты зашла к нему. Срочно!
Наташка погасила сигарету и направилась в кабинет директора. Семён Филиппович от нетерпения барабанил пальцами по столу: перспективы от знакомства с Евгением Тищенко застилали его взор розовой дымкой. Он приложил все усилия, чтобы быть полезным этому влиятельному человеку: накрыл шикарный стол, предложил поехать в баню с красивыми девочками, но Евгений положил глаз на Наташку… Его выбор был непонятен Малыгину, женская красота в его понимании выражалась в роскошных формах и лоске, Наташа же была в его глазах серой мышкой: худая, невысокого роста, со стрижкой под мальчика и таким не женственно низким голосом, что впору усомниться, не переодетый ли парень перед тобой…
Наташа постучала в дверь и, услышав «Да!», вошла в кабинет шефа.
– Присаживайся! Я не привык заходить с тыла, поэтому скажу прямо: когда я принимал тебя на работу, ты сказала, что всегда будешь помнить моё доброе отношение к тебе…Так? 
Наташка насторожилась, что - то ёкнуло под ложечкой. Она молча кивнула.
– Сейчас выйдешь и присоединишься к проверяющим из Киева. Они в первом ряду, за вторым столиком слева.
Наташка покраснела:

– А вы сразу же уволите меня за то, что я сажусь за стол к клиентам!
          – Будешь правильно себя вести – не уволю! Иди, и любезнее будь, мне с ними столько дел предстоит! Не вздумай выступать, я тебя знаю!
Наташа вспыхнула, и вышла из кабинета в расстроенных чувствах. Возле означенного столика с двумя импозантными мужчинами, она остановилась и, напрочь забыла наставления шефа злобно выпалила: 

          – Добрый вечер, господа! Мой шеф Семён Филиппович приказал мне сесть за ваш стол. А вы понимаете, что после этого каждый, кому взбредёт в голову, будет принуждать меня повторить то же самое, не считаясь с моим желанием?!
          Мужчины дружно поднялись на ноги. Евгений, сконфуженный подобным заявлением, произнёс:
– Вы должны нас понять и простить. Разве возможно не изумиться, услышав такое роскошное контральто? А потом, искреннее ваше донесение песенного материала просто захватывает и глубоко трогает! Кстати, что это за песня, которую вы так страстно исполнили для нас?
– Это песня из кинофильма «Туннель», поёт её Маргарета Пыслару, румынская певица и актриса. В этом фильме она играет разведчицу. У меня есть пластинка с двумя песнями в её исполнении... – смущаясь, но с воодушевлением ответила Наташка. Она никогда в жизни не получала такой высокой оценки своим данным. Щёки её зарделись, глаза блестели.
– Текст вы сами снимали?
– Да, я очень люблю языки. Могу отличить чешский от венгерского или от польского, у меня хорошая зрительная и слуховая память.
– Наташенька, мы всё понимаем и не смеем более вас удерживать. Я только прошу вас посетить нас в гостинице после работы вместе с друзьями.
– Хорошо, я скажу ребятам. Мне можно идти?
Наташка сходу сдала все свои позиции, не понимая, как… Какое - то невероятное предчувствие счастья преследовало её весь вечер. Она была как под гипнозом: ловила на себе неотступный взгляд лучезарных глаз Евгения и понимала, что должно произойти что-то из ряда вон выходящее.
         Замчалкин за вечер подходил к музыкантам раз пятнадцать с просьбой повторить танго. Наташа начала психовать:
– Неужели люди не понимают, что нельзя быть такими назойливыми?
Из облаков сигаретного дыма вырос Тимур, и Наташка вспомнила о стольнике, вложенном между страницами её песенника, зато он совсем забыл о нём. Положив на орган Коше 100 рублей, Тимур попросил спеть «Я не вижу солнца!» Наташа стала исполнять заказ и обратила внимание на то, что проверяющих в зале нет…
В это время Евгений вышел проводить Льва Игоревича до такси. Вручив ему два больших конверта с деньгами, Тищенко сказал:
– Всё по - честному: всем по две с половиной тысячи. Передай почтенному Иосифу Вениаминовичу накладные и премиальные, жене напомни, что я своё обещание выполнил. Да, вот ещё что… Акция эта – одноразовая, я больше рисковать не намерен!
– А ты,когда в Москву-то поедешь? – спросил сконфуженный Хлопак, вспоминая, что подозревал Тищенко в нечистоплотности…
– С девушкой поближе познакомлюсь и утром на самолёт...
Озадаченный Лев Игоревич, лежа на полке купейного вагона, всю дорогу до Киева прокручивал слова Тищенко и пришёл к выводу, что поставки будут осуществляться и дальше, его просто вывели из игры, кинули как мальчишку!
***

          Наум Натанович весь вечер зорко следил за развитием событий. Танцуя со своей женой, он умудрялся подмигивать Наташке. Он обратил внимание на её подход к столу проверяющих: по артикуляции и выражению лица понял, девушка в своём репертуаре – борется за справедливость. Тем временем чета Чернобривцев обменивалась любезностями с супругами Айзенбергами, превознося до небес человеческие и профессиональные качества Наума. Супруга Наума, Катя, в свою очередь, старалась отвечать тем же, умело скрывая своё брезгливое отношение к простосердечным излияниям собеседников. Наум Натанович несколько раз подходил к барной стойке Сорокина, стараясь выведать что-либо о киевлянах у подвыпившего Виталия, но тот в эйфории, повторял только одну фразу: - Чудо-человек! Патриций, если Вам будет угодно!               
          В баре «дым стоял коромыслом». Наташка пела «Вечер на рейде», весь зал громогласно подпевал, многие обнимались. Кое - где, за дальними столиками, возникали перепалки. «Патриций» вернулся в бар с чёрного хода и, прослушав, не привлекая к себе внимания Наташкино пение, пригласил Замчалкина следовать за ним в гостиницу.
– Как тебе Наташа? – спросил он на улице у Славика.
– Класс! – без особого воодушевления ответил тот.
– Она с кем – то встречается?
– Да я только четыре дня здесь работаю, вы у Сорокина спросите, - он всё про всех знает…
– Ну, а у тебя не возникало желания «чпокнуть» её?
– Я сам «зачпоканный», в туалет некогда сходить!
Время было позднее. Разгорячённая публика нехотя расходилась по домам, наступала пора изнурительного труда для посудомойки тёти Даши. С половины одиннадцатого она хлопала себя руками по бёдрам и с надрывом вопрошала:
    – Та колы ж воны уси нажрутся и напьются, ночувать здесь, чи шо?
Музыканты отказались идти с Наташей в гостиницу, только Сергей Чмыхов составил ей компанию. Малыгин лично проводил их в двухместный люкс на втором этаже гостиницы «Украина».
Евгений сменил костюм с галстуком на светло-сиреневую фирменную рубашку на кнопках и джинсы. Наташа первым делом умылась холодной водой и, смыв косметику, выглядела свежее и моложе. Евгений отметил это:
– Наташа, зачем вы вообще краситесь?
– На сцене другое освещение, лицо превращается в бледное пятно.
Евгений усадил гостей за стол. Выпив бокал «Киндзмараули», Наташа жадно затянулась сигаретой. Серёжа лишь пригубил вино и немного поел. Евгений был в ударе: он произносил тосты, завершая их здравицами в честь Наташи. Называя её самородком, обещал свою помощь в поступлении в музыкальное училище Киева или Москвы.
Наташа немного расслабилась и, чувствуя себя «королевой бала», отвечала с провинциальным апломбом:
– Мои тётя с дядей – москвичи, в молодости я уже пробовала поступить в институт им. Ипполитова-Иванова, но иногородних там принимают только на народное отделение, а какая из меня народница? Знаменитая педагог Ирма Яунзем так и сказала, что моё призвание – эстрада и джаз!
– Мне очень нравится слышать из ваших уст слово «молодость…» Вы считаете себя старушкой? – спросил Евгений, подавляя смех.
– Я рано повзрослела, мама меня поднимала одна. Отца своего я видела два раза в жизни, мы с мамой еле-еле сводили концы с концами, и сейчас живётся несладко: я разошлась с мужем, сын у меня маленький на руках. Как вы думаете, на семьдесят рублей можно прожить?
Сергей Чмыхов почувствовал себя неловко: - Неужели Наташа сейчас скажет о займе пятисот рублей, - тогда хоть сквозь землю провалиться! Но, Семён Филиппович посчитал высказывание выпадом в свой адрес:
– Неделю назад ты была рада - радёшенька семидесяти рублям, благодарила меня, а сегодня аппетиты возросли?
– Какие аппетиты? Я рассказала Евгению Михайловичу, отчего ощущаю себя не на свои двадцать с хвостиком! Вы - то тут причём?
– Так, друзья мои! Девушка по - своему права и никого не хотела обидеть! Я обязательно поговорю с вами, Наташа, о наболевшем. Думаю, мы найдём выход из создавшейся ситуации. Дорогая моя, я могу послушать ваши песни? Серёжа – ваш настоящий друг, он рассказал мне о вашем творчестве!
– Какое там творчество? Стишки да несколько песенок сносных, а остальное – ерунда! Хотя, есть одна хорошая песня, но гитары нет.
Семён Филиппович понимал, – неисполнение желаний Евгения станет для него роковым и, просверлив взглядом Замчалкина, распорядился:
– Смотайся к Лёне, моему соседу из девятнадцатой квартиры, скажи, что мне очень нужна гитара. Понял?
– Половина первого, пошлют меня куда подальше! – удручённо бубнил Славик, мечтавший об отдыхе.
– Ничего, извинишься! Да они, небось ещё бухают. Скажи, я завтра занесу им французского коньячку.
– Зачем же хороших людей завтраками кормить? Вот, Вячеслав, возьмите. – Евгений достал из портфеля коробку «Наполеона» и целлофановый пакет с надписью на английском языке. Славик с таким восхищением посмотрел на пакет, что Евгений сделал вывод – коньяк он отдаст без пакета, это был большой дефицит в Славянске.
Серёжа Чмыхов собрался уходить вместе со Славой, он наклонился к Наташе и сказал:
– Ты прости, мне пора домой, ухожу в грусти и печали… Меня Олечка пригласила в первый раз к себе домой, познакомиться с родителями… Но, что поделаешь, работали допоздна, да и тебя поддержать хотел. Завтра с утра пойду на поклон, ты же знаешь, какие у меня намерения насчёт Ольги! Кстати, мне нравится этот мужик, ты подумай, может что-то склеится у вас?
Ребята ушли, а Евгений заставил Наташу поесть красной и белой рыбы, сам положил в тарелку салат и жареную картошку.
– Семён, я надеюсь, ты, хотя бы изредка, будешь баловать нашу певунью? – спросил Евгений. Малыгин покраснел как гимназистка. Ему претила подобная постановка вопроса, но он кивнул головой в знак согласия.
– Я так же, кое-что буду присылать с оказией. Наташа, вы не против, если я буду приезжать к вам почаще?
– Да кто же вам может запретить? Разве это от меня зависит?
– Именно от вас, девочка моя! – с ноткой грусти произнёс Евгений. Наташа посмотрела на него с удивлением и не нашлась, что ответить.
– Скажите, а как называется песня, которую вы пели на английском языке, и знаете ли вы её перевод? – вкрадчиво спросил Евгений.
– А, так это из репертуара Рода Стюарта «Уйду дорогой в далёкий мир», там о любви: если возлюбленная не ответит ему взаимностью, то он на небеса с расстройства рванёт! – довольная собой, Наташа гордо улыбнулась.
– Похвально, что вы знаете о чём поёте, но произношение нужно подтянуть! А где вы учились игре на гитаре?
– У нас в ДК «Ленина» были годичные курсы. Мамины друзья, Тройковичи, на мой день рождения подарили мне шестиструнную гитару. Я просто бредила ею, пылинки сдувала, целовала и в гриф, и в кузов!
Семён Филиппович, как школьник во время урока, спросил:
– Евгений Михайлович, а можно я пойду домой? Лида заждалась!
– Это, как моя гостья прикажет. Наташа, вы, надеюсь, не боитесь остаться со мной наедине, или я очень страшный?
– У нас вообще - то уговор был, что меня домой отвезут! – как –то неуверенно ответила та.
– А если я сам отвезу вас? Неужели вы не понимаете, что наша встреча не случайна. Вы – моё открытие! Поверьте, я до этого дня не знал, что в этой жизни мне не хватает именно вас, Наташа!
Это было признание в любви. Его глаза излучали нежность. Наташа устала после работы, но уезжать не хотела, её душа так давно жила в каком - то вакууме, без тепла, сочувствия и любви…
– Я останусь! – решительно сказала она.
– Спасибо, хорошая вы моя! – Евгений встал и поцеловал ей руку. Семён Филиппович тоже поднялся:
– Насколько я понимаю, ты сама так решила, я тебя не принуждал! 
Наташка отвернулась к окну и ничего не ответила.
- Вот, гад! – подумала она, сжимая кулаки.
– Во сколько вас разбудить? – кокетливо спросил Семён у Евгения.
– Ни во сколько, я остаюсь на сутки, с утра поеду к Наташиной маме, буду просить руки дочери!
Семён Филиппович крякнул в сердцах, но комментировать заявление Евгения не стал.
В номер вошёл Славик Замчалкин и подал Наташе гитару. Она поблагодарила его и стала настраивать инструмент.
– Семён, у нас всё в силе, не волнуйся! – крикнул вдогонку уходящим Евгений и закрыл на ключ дверь номера.
– Странно, почему это все хотят на мне жениться? – в раздумье произнесла Наташа, склоняясь над корпусом гитары.
– Наташенька, я – не все! У вас ещё будет время убедиться, что я – не все! Лучше спойте эту свою песню, прошу вас!
Наташа пела, прикрыв глаза, чтобы не встречаться взглядом с Евгением:

– Как часто вглядываюсь я в ночные звёздные моря,
И в океаны, без конца и края…
Ведь где - то там, она одна… так далека и холодна,
Горит в ночи моя звезда, моя звезда!
Им, звёздам бледнолицым, на землю не спуститься,
Им радость не знакома: им всё равно, что смех, что боль,
Вот только грустно как - то смотрят на нас с тобой!
Снова на ресницах слёзы застилают взгляд…
Неужели слишком поздно встретила тебя,
Горькая любовь моя, горькая любовь моя!

С замиранием сердца пропевала она каждое слово, будто ворожила в этот миг над судьбой, предсказывая себе будущее. Евгения пробила нервная дрожь, он опустился перед нею на колени, целовал руки, лицо и, отложив гитару на стул, как последнюю преграду, стал целовать в губы.
– Кому ты посвятила эту песню? – резко перейдя на «ты», спросил он, всё крепче сжимая в объятьях её хрупкое тело.
– В предчувствии тебя! – очень тихо, но уверенно ответила Наташа.
– Я хочу, чтобы мы были вместе навсегда! – шептал Евгений.
– Но ведь ты женат, я никогда не поверю, что это не так!
– Мне было всего двадцать четыре года, когда я увидал Инну. Она сидела в скверике на лавочке и плакала оттого, что, будучи беременной ушла от мужа, и ей просто некуда было деться! Я привёл её к себе домой и обещал, что больше она никогда не будет плакать! После её развода с мужем, мы расписались и вскоре родился Никита, он стал моим сыном, а она – настоящим другом, вот и всё! Но, поверь, я ещё никогда и ни к кому не испытывал такого влечения, такого осмысленного чувства, как к тебе! Я хочу, чтобы ты родила мне детей! – он прижал её горячее лицо к груди, и она услышала, как бьётся его большое сердце…
Утром Наташа проснулась от того, что Евгений смотрел на неё. В спортивных шортах и майке, с крупными каплями пота на лице, он был великолепен.
– Женя, где ты был? – спросила она, натягивая простыню под подбородок.
– Чижик, доброе утро! Я теперь каждый день буду бегать, сгонять вес!
– Зачем?
– Чтобы не выглядеть таким старым и толстым дядькой рядом с тобой!
      Наташа знала, её ожидает взбучка от матери: виданное ли дело, не прийти домой ночевать, да ещё без предупреждения. Был выходной день, и она знала, что Жечек с самого утра спрашивает: «Где мама?» Наташа отговорила Евгения ехать к себе домой из боязни попасть под горячую руку матери, ссылаясь на то, что её нужно подготовить к встрече. Он покорился, но не из деликатных побуждений, ему предстояло завершить вчерашний разговор с Малыгиным. Евгений предложил ему найти компаньонов для строительства трёхэтажного универсама на месте колхозного рынка, где среди грязи и разрухи, торговали цыгане, грузины и азербайджанцы. Евгений отвёз Наташу домой и на том же такси поехал на телеграф, откуда позвонил другу - Владимиру Зимогляду в Москву, сообщил о своей задержке, затем жене – в Киев.
Инна Васильевна, изучившая все интонационные и тембральные оттенки его голоса, почуяла неладное. Он говорил нарочито равнодушно, сетуя на нерасторопность местных деятелей и на непредвиденную необходимость задержаться. Но в верхнем регистре его голоса звучали победоносные фанфары. Супруга не стала задавать лишних вопросов, лишь сделала в памяти зарубку: «Что - то здесь не так!»

                ***
      Лихо закрутившийся роман с самого начала казался Наташе не серьёзным со стороны Евгения. Во второй вечер их знакомства она рассказала ему о верной дружбе с москвичкой Светланой, но услышала в ответ, что женская дружба существует до поры до времени, и если он пригласит Светлану в ресторан, он её запросто обаяет!
– Ха! – сказала в запале Наташка и написала в его блокнот домашний адрес Светланы. Через несколько дней подруга позвонила соседям Наташи, Вероитиным, извинившись за беспокойство, попросила пригласить к телефону Наташу. После недолгих приветствий она с укором сказала:
– Ну, разве так можно? Зачем ты дала мой адрес постороннему человеку? Я была в институте, а к нам домой приехал какой - то странный мужчина, представился твоим другом и начал заливать моей маме, что через два месяца ты будешь жить с ним в Москве и у тебя впереди большое будущее! Этот тип – гэбэшник, однозначно! Наташа, ты вечно во что-нибудь вляпаешься!
После этого случая, не смотря на влюблённость, Наташа стала вникать в каждое слово Евгения, пытаясь понять смысл сказанного им. Ей были не по душе его выражения типа: «подключить», «вычислить», «кремлёвочка», «наш человек» и тому подобное. В присутствии посторонних Евгений щеголял известными фамилиями, апеллировал эксклюзивными фактами, демонстрируя свою осведомлённость и значимость. Но наедине с Наташей становился другим человеком, был нежен и предусмотрителен, делился планами, расспрашивал её о впечатлении от того или иного человека.
Перед отъездом из Москвы Евгений позвонил Наташе из гостиницы «Россия», сказал, что безумно скучает, что достал по знакомству классный «кейс», а ей с Жечеком купил подарки. Что такое «кейс» Наташка не знала.
По приезду в Славянск Евгений подарил Наташе тридцать три алые гвоздики (по счёту его лет), красивое нижнее бельё и игрушки сыну, чем привёл её в замешательство. Ей ещё никто не дарил таких подарков и от неловкости она не сразу нашла слова благодарности, после чего очень просила больше никогда ничего не дарить. Евгения порадовала её непритязательность и непоказная скромность. У него даже возникло желание делать ей дорогие подарки чаще и наблюдать, как будет расти аппетит девушки, поддастся ли она совращению деньгами.
             С утра в баре они пили горячий шоколад, приготовленный по личному рецепту Евгения, он предложил Наташе посмотреть кинофильм «Дочки-матери» и сходить пообедать в ресторан, но ни того, ни другого они не сделали.
По дороге в кинотеатр Евгений устроил Наташе сцену ревности – уж очень часто на неё смотрели встречные молодые парни, некоторые из них здоровались, пытаясь заговорить, не стесняясь, в упор, рассматривая её спутника.
– И много у тебя таких обожателей? – возмутился Евгений.
– Да почём я знаю, не считала!
– Мне это не нравится!
– Что ж мне теперь, в ямку закопаться, что ли? – вспылила Наташка.
– Сколько у тебя мужчин было до меня? Только честно! – он остановился, глядя ей в глаза.
– Столько, сколько у тебя женщин! Ты не слишком далеко зашёл?
– Да, слишком! Разгуливаю, выставляя себя на всеобщее обозрение этим персонажам для мультфильмов! Давай вернёмся в гостиницу, меня эти смотрины раздражают!
В номере Евгений более миролюбиво объяснил Наташе, - если она станет его женой, ей придётся полностью подчиниться его воле и считаться с его характером и привычками. Будучи человеком неорганизованным, Наташа воспринимала любое давление посягательством на свободу личного пространства, жить по команде она не привыкла…
– Ты сначала разведись, если партия тебе позволит, а потом будешь мне условия диктовать! И вообще, кто сказал, что я выйду за тебя замуж? – резко ответила Наташа.
– Как это, не выйдешь? А кто тебя будет спрашивать? – он взял её на руки и вместо прогулки и обеда состоялось полное примирение сторон. Это был их первый конфликт, в котором она временно отстояла свою независимость.
                ***

Любовь, такая светлая и неистребимая, полностью поглотила всё естество Евгения, он ощущал себя птицей, парящей в небе. Это чувство ломало все устои и стереотипы его жизненных представлений. В самый ответственный момент, когда ему предстояло совершить карьерный скачок, непреодолимая сила влекла его в сияющий, непознанный мир счастья! Что может быть выше этого состояния: любить и быть любимым, засыпать в объятиях дорогого существа, сбросив бремя забот и суеты, ни о чём не думая, ни о чём не жалея?!
     Инна Васильевна встретила мужа с еле скрываемым раздражением: её светло - серые глаза отдавали холодным блеском стали, уголки красиво очерченных ромашковых губ, подрагивали. Глядя на осунувшееся лицо мужа, его отсутствующий взгляд и сухое, как укус змеи, чмоканье в щёку, Инна приготовилась к «разбору полётов». Но когда Евгений обнял и тут же отстранил сына, с радостным возгласом выбежавшего ему навстречу, ей стало не по себе. Обычно муж расспрашивал ребёнка о произошедшем в его отсутствие. Инна удержала себя от выпадов и молча выслушала его рассказ о московских и славянских перипетиях. Выложенная на стол тысяча рублей не возымела ожидаемого эффекта. Все последующие дни Евгений, прикрываясь делами, приезжал домой ночью. Об исполнении супружеских обязанностей речи не шло, он засыпал в своём кабинете, даже не зайдя в спальню пожелать супруге спокойной ночи. Инна не устраивала допросов, а терпеливо ждала, зная его крутой нрав: не раз приходила на работу с заплаканными глазами, а подчас и с синяками.
Евгений и сам понимал, что дальше так продолжаться не может и завёл разговор первым:
– Инна, я никогда ничего от тебя не скрывал. Ты в курсе, что наш переезд в Москву и дальнейшая жизнь целиком зависит от наличия средств. Тем более, мне предстоят поездки в Токио и в Вашингтон. Не мне тебе объяснять, ты – ведущий экономист института Патона и должна понимать, - в столице совершенно другие расклады! С пустыми руками ходить по инстанциям не принято. Несмотря на то, что мы сдадим здесь квартиру государству, в Москве будет не просто получить новую. Ты знаешь, на что я пошёл, чтобы иметь возможность решить наши проблемы! И теперь мне необходимо прикрытие. Наиболее вероятно, что Лёва не удержится и сболтнёт лишнего своей жене, а та разнесёт на всю округу, что мы в тайне, вагонами гоним продукцию с правительственных складов, не отстегнув долю высшему руководству! Надеюсь, вскоре поставки пойдут из Москвы, непосредственно через Владимира Ивановича, но пока суд да дело, если паче чаяния слухи дойдут до партийных боссов, в лучшем случае меня лишат партбилета!
– Хлопак всего - навсего, заместитель руководителя торгово-промышленного отдела и стоит на десять ступеней ниже тебя, неужели не хватит у него ума, чтобы не открывать рот?
– Лёва не нажил ума, несмотря на свой возраст, да дело, скорее всего, не в нём… Наталка, как пить дать, накупит дорогих украшений и обвешается, как новогодняя ёлка, а у нас люди – не дураки, будут копытами землю рыть, чтобы узнать откуда у Хлопаков такие деньжищи! Ну что я тебе объясняю? Тайна – это когда один человек её знает, а два – это уже Большой театр!
– А ты не мог его хотя бы, припугнуть?
– Он ничего не слышит! У него отвисла челюсть, когда я полностью отдал причитающиеся ему деньги. До сей поры пережёвывает…
– Хорошо, я всё понимаю, непонятно только одно, что за прикрытие ты себе выбрал, может это прикрытие именно для меня?
– Ты права: прикрытием мне служит молодая женщина. Это – оптимальный выход из ситуации. За аморалку могут пожурить, у них у всех по этой части рыло в пуху! Ну, на крайний случай, могут впаять выговор без занесения в личное дело, а вот за использование служебного положения в корыстных целях можно загреметь в места не столь отдалённые!
После слов «молодая женщина» у Инны сдавило горло, нестерпимо закололо сердце, она резко поднялась с дивана и открыла настежь балкон.
Евгений заметил её состояние, но всё же продолжил:
 – Ты должна понять, в жизни каждого мужчины наступает такой момент, когда только он сам может сделать выбор, в этом ему никто не советчик! Так случилось, я и сам не ожидал, что настолько увлекусь, прости меня, Инна! Я помню и благодарен тебе за годы, прожитые вместе, но, если ты не хочешь потерять меня, потерпи, больше я ничего не могу тебе сказать!
Жена опустила голову и сквозь спазмы в горле тихо произнесла:
– Лучше сидеть на хлебе и воде, чем терпеть твою измену «по неволе!» – она бросилась в спальню, демонстративно хлопнув дверью, накапала трясущимися руками валерьянки и, выпив лекарство, проплакала до утра.
Если кому - то кажется, что женщине, как кошке, достаточно немного ласки и условной миски молока, тот не встречал настоящих женщин или видел в их глазах только своё отражение… Инна испытывала к мужу чувство безграничной любви и благодарности, считая его самым лучшим человеком на свете, закрывала глаза на его недостатки: мирилась с его деспотичностью, списывая вспышки гнева на специфику работы и нечеловеческие нагрузки. Но нет - нет, да и закрадывалась в голову мысль о том, что не по любви, а из жалости женился он на ней. Частенько доходили до неё слухи о неверности мужа, о его близких отношениях с молодой артисткой Киевского Мюзик-холла. Но Инна Васильевна пресекала сплетни, исходившие от сослуживцев и высоко несла голову, не опускаясь до выяснения отношений с мужем.
Но, последнее признание мужа настолько задело женщину, которая всю жизнь посвящала ему и сыну, что справиться с этим было невозможно.
После горечи отчаяния и мучительных раздумий, с большим трудом она взяла себя в руки. И решив, что ей во что бы то ни стало, необходимо сохранить семью, она на следующий день после работы поехала к сводному брату Александру Васильевичу. Он был удивлён неожиданным приездом сестры и обеспокоен её внешним видом. Инна постоянно всхлипывала, то и дело меняя носовые платки, пока сбивчиво рассказывала ему о своей беде.
– Саша, как же так? Я встаю в пять утра, чтобы у Жеки была свежая еда, а костюмы и рубашки чистыми и отутюженными! Саша, надо что-то делать! Он может наломать таких дров, что и в страшном сне не приснится! Поговори с ним, он только тебя и послушает! – в отчаянии, она взывала к брату, как к истине в последней инстанции.
– Да что ж ты так голосишь, неужели я не наведу порядок в наших семейных делах? Свирестёлке этой хвост прищемим, только так! Всё будет хорошо, вот увидишь!
– Хорошо уже не будет никогда! Евгений перешёл все границы дозволенного, как с этим жить дальше я ума не приложу!
– Знаешь, не он –первый, не он – последний! Мой отец ушёл к твоей матери потому, что ему не разъяснили, что от чего берётся и от чего ломается! Мать моя встала в позу и что получилось? Встречи по субботам? Хорошо, что мы с тобой не возненавидели друг друга! Ты, давай, заканчивай слёзы лить! Очухается твой Евгений! Он мужик умный, сумеет загладить вину перед тобой! А я приложу все усилия, в лоб вопросов задавать не стану, сам всё расскажет, только бы время выбрать поудачнее! У нас предвидятся какие - нибудь праздники?
– Да, дожилась я, Саша! На следующей неделе мне тридцать семь лет стукнет, а брат и помнить забыл!
– Иньчик! Ну не сердись, совсем я закрутился! Знаешь, какие дела творятся в нашем «колхозе»? Долбят нас, а мы крепчаем, уже год работаем в авральном режиме, Женин Вербицкий – мальчишка, по сравнению с нашим Малиниченко!
На свой день рождения Инна пригласила только самых близких друзей. Евгений смягчился (совесть нещадно глодала его) и стал проявлять к жене признаки внимания. Он очень любил домашнее застолье и всегда лично занимался закупкой продуктов к праздникам. Послевоенное голодное детство навсегда врезалось в его память, оставив неизгладимый след. Евгений был бережливым хозяином, но к питанию относился серьёзно, тем более не скупился, если в доме собирались гости. Инна знала множество рецептов и прекрасно готовила. На этот раз она превзошла саму себя и вечер удался на славу! После третьей смены блюд дети пошли во двор играть в бадминтон, а женская половина занялась приготовлением чая.
Трое мужчин отправились на балкон для перекура. Евгений не курил, но всегда брал сигарету из пачки курящего и разминал её пальцами, вдыхая аромат табака. Рассказав пару анекдотов, Анатолий, избранник Инниной подруги, покинул мужское общество. Евгений начал разговор с шурином:
– Ну, как там наша Прокуратура поживает?
– Как тебе сказать? С приходом Малиниченко всё стало по-другому, суров до нельзя, никаких человеческих отношений, всё строго!
– Ну, ещё бы, из Москвы да в Киев – это, брат, понижение! Неужели на вас отыгрывается?
– Хрен его не знает! По всей видимости, он прав: одно только дело пропавшего сына министра сельского хозяйства до сей поры висит на нас. Каких только версий мы не проверяли, с ума сойти! Казалось бы, зацепились за ниточку... Начинаем проводить следственный эксперимент или очную ставку – дело разваливается на корню! Помимо этого, отрабатываем зарвавшихся на приписках деятелей союзных республик, а тут ещё диссиденты нарисовались, не сотрёшь! Конечно, работа есть – работа, но Малиниченко гайки закручивает так, что резьба вот- вот сорвётся!
– Когда ты последний раз отдыхал - то, Саня?
– В позапрошлом году, в Судаке, и то не дали до конца отпуск отгулять!
– Позвоню - ка я твоему боссу и отпрошу тебя на недельку для выполнения особого задания Родины, только ты не докладывай ему, что мы с тобой родственники, возьми под козырёк, мол «Есть, будет исполнено!»
– Я за тобой – на край земли пойду, можешь располагать мною!
– Сейчас – не сезон, как любит говорить Фёдоров, но совсем скоро наступит время – сами будем нарезать нужный размер и калибр!  – многозначительно заключил Евгений.
Александр жадно затягиваясь и пытаясь стряхнуть лёгкое опьянение, слушал Евгения с нескрываемым интересом. Однако, опираясь на свой жизненный опыт, угрюмо констатировал:
– Жека, всякая инициатива снизу бессмысленна. Лично я давно уяснил: все попытки произвести смену руководства обречены на провал! Уж если Малиниченко, столько сделавшего для Ильича, отправили в ссылку, что говорить о мелких сошках?
– Не кипятись, Саня, начнём с экономических преобразований. На самом верху очень недовольны застоем, мне дали понять, что я – в команде. Но, не стоит забегать вперёд.
– Что я должен делать?
– Хочу попросить тебя курировать продуктовые поставки из Москвы. Дело стоящее и его нельзя пустить на самотёк.
– Зачем тебе это нужно?
– В столице я должен быть равным, а не выглядеть попрошайкой!
– Женя, это не по моему профилю, я в этом ни бельмеса не понимаю!
– В приписках разобрался, разберёшься и в поставках! Здесь главное – доверие, чужаков я не потерплю! Познакомлю тебя с нужными людьми, твоё дело следить за исполнением на местах. Самому мне не справиться, впереди – переезд и два года учёбы.
– Ты уже окончательно всё решил?
– Это не только мой выбор. Даже Фёдоров и тот понимает, без науки нечего делать в стремительно развивающемся мире. Он нас по сусекам скрёб… Дал задание предоставить реальные экономические выкладки по Союзу. Ну, если он так хочет правды, я ему доложу, что Самотлорское месторождение, иже с ним – не вечны! Дожились, закупаем зерно за границей в обмен на нефть, а свои, самые обширные территории в мире, оставляем в запустении! Никто не хочет работать, легче скоммуниздить у государства! Колхозники ничем не мотивированы, чтобы обеспечивать подъём сельского хозяйства! Заводы приходят в негодность, оборудование сто лет не менялось, ни о каких новых технологиях и речи не идёт, только оборонка пока работает в полную силу! Реформировать экономику снизу –нельзя, вопросы надо решать волевыми методами, сверху!
– И что для этого нужно сделать?
– Поставить на самый верх своего человечка, чтобы от сохи был, нужды страны сердцем чуял!
– И кто же этот претендент?
– Есть у них на примете кандидаты, но есть и другие команды, а чего они хотят, я пока не знаю…
– Ну, дела! Так, значит, есть надежда на обновление? Я – за!
– Этот разговор пока, как введение, мы к нему вернёмся много позже. А пока, слушай меня и вникай! Ферштейн?
– Жень, я лучше по - русски отвечу: служу Советскому Союзу!
– Ну, и ладушки! В воскресенье выезжаем с тобою в Славянск, там ты всё поймёшь…
               
               
                Глава 4

               
   Понедельник двенадцатого мая был первым рабочим днём после трёх выходных, выпавших на День Победы. С самого утра солнце припекало так, что впору было бросить все дела и растянуться на песке кверху животом, ближе к воде. Затянувшиеся праздники не на всех подействовали благотворно, у многих на лицо был похмельный синдром. Однако, Наум Натанович к их числу никогда не принадлежал, просто не перебирал лишнего и чувствовал себя прекрасно. Чисто выбритый, одетый в рубашку - сеточку и светлые льняные брюки, он шёл на работу пешком. Поздоровавшись с соседом, который копался в недрах своего «Москвича», Наум лишний раз утвердился в своём отрицательном отношении к приобретению автомашины. Если была надобность, он останавливал такси или договаривался с каким-нибудь приятелем, чтобы отвёз его в нужное место. Наума удивляло, как можно проводить полжизни в заботах о своей «ласточке»: доставать запчасти, мыть её, менять масло, болезненно реагировать на малейший стук мотора и быть привязанным к полированному куску железа на колёсах…
Сразу после праздников юрист решил вернуться к делу о закрытии бара «Северский». Ему не было дела до амбиций шефа, не преследовал он и корыстных целей, его вдохновлял сам процесс «выведения на чистую воду». Взять за руку зарвавшегося чиновника и, увидев в его глазах ужас разоблачения, сказать ему на ушко: - Ну что, допрыгался?!
С ведома Сергея Степановича Наум воспользовался услугами его личного водителя, Петра. Возле «Главплодовощторга» он проинструктировал шофёра ещё раз и выделил ему крупную сумму денег для закупки товара. Сам Наум остался в машине, его каждая «собака» знала в лицо. Пётр Фомич отыскал завскладом и попросил его продать десять килограммов апельсинов и коробку коньяка, якобы для свадебных торжеств. На просьбу выписать накладную для отчёта перед женой и на случай предъявления на проходной «Плодовощторга» заведующий немного замялся, но всё же выписал документ, обозначив количество и цену товара.
– Что и требовалось доказать! – потирал руки Наум, вернувшись после удачной поездки в кабинет шефа.
– В накладной нет торговой наценки, эту мелочь спишут, как скоропортящийся товар и туда же, на бой двенадцать бутылок коньяка. Следовательно, апельсины они получают по рублю сорок копеек за килограмм, а продают по пять рублей, – золотоносные плоды! – сделал вывод юрист.
Сергей Степанович тщетно пытался прикинуть в уме, сколько прибыли извлекали «полухинцы» с предполагаемых двух вагонов цитрусовых, но не мог сосредоточиться, нули так и прыгали у него перед глазами.
– Це ж астрономические суммы, Нёма! – кудахтал шеф.
– Ну, не преувеличивайте! Эти суммы за вычетом транспортных расходов и разгрузки - погрузки, как минимум, делятся на троих, а то и на большее количество участников сделки. – невозмутимо ответил Наум и предложил Чернобривцу рассчитаться за приобретённый товар по накладной, что равнялось двумстам пятидесяти рублям. У директора треста задрожали руки и, покопавшись в сейфе, он нехотя выудил оттуда сто семьдесят пять рублей, с которыми не хотел расставаться. Возмущённый прижимистостью шефа, Наум разделил стоимость апельсинов на двоих, а двенадцать бутылок спиртного взял на себя. Сергей Степанович с облегчением отдал ему семь рублей, а оставшиеся деньги положил обратно в сейф.
– Дай, я ще раз гляну на той коньяк! Двадцать карбованцев за пляшку, хто ж пье таку чертяку? – он крутил в руках коробку, но открыть не решался. Наум аккуратно вскрыл упаковку и, ловко вывернув пробку, прислонил горлышко бутылки к носу Чернобривца.
– Понюхайте! Этот коньяк не пьют, его дегустируют! Лично я буду баловать им своих лучших друзей, а Сорокин на каждый грамм этой «чертяки» накрутит проценты, и клиенты оценят его неповторимый букет, да ещё станут кичиться – какой дорогой коньяк они могут себе позволить!
– Сажать их усих надо, кругом – одно ворьё, ты ж понимаешь!
– Не без того… – усмехнулся юрист. – Ну, ладненько, этот вопрос мы прояснили, теперь нужно договориться с Селедковым, чтобы его люди отследили киевские вагоны, дабы установить базу поставщика. Да, и с певичкой из бара повидаться надо, а то Сорокин не назвал мне имён этих киевских умников, а второй раз спрашивать – подозрения на себя навлекать.
– Так ты и певичку ту знаешь? Ну, ты гигант!
– Здрасьте, Сергей Степанович! Немногим более двух лет прошло, как эта певичка устраивалась к нам в кафе «Огонёк», а Тамара- кадровичка наговорила ей кучу гадостей, чуть ли не шалавой обозвала… Девчонка выскочила от неё как угорелая, слёзы ручьём… Я мимо проходил, расспросил, жаль стало, решил помочь, чтобы не обозлилась на весь свет. Вспомните, мы с вами тогда от души посидели в банкетном зале, и вы ей лично заявление о приёме на работу подписали.
– А, точно-точно, вона на гитаре грала, помню! Та звидки ж вона може знать, як зовут тых киевских членов?
– Один из них кадрил её девятого мая, только не знаю, снял или нет, как-то он быстро слинял.
– Ну, давай, выясняй! Снял, слинял… Где ж ты, товарищ юрист, слов таких понабрался?
– Общение с подозреваемыми сказывается, многие из них посещали места не столь отдалённые. Без знания жаргона мало что поймёшь, вот и мы начинаем по «фене ботать»!
– Дывись, зовсим не заботайся.
– Дывлюсь и плачу! – кинул в ответ Наум и вышел.


***

Наташка шла вприпрыжку по бульвару Шевченко, размахивая маленькой сумочкой на ремешке. Настроение у неё было приподнятое, она в первый раз надела новое тёмно-синее слегка приталенное платье, которое её заставила купить Маринка, жена Гены Рейзмана, работавшая в магазине «Весна».
– Разве можно на сцене быть в одном и том же наряде? Ты должна менять свой гардероб! Взяла моду, ходишь в брюках, как пацанка! Вот, давай меряй платье, а деньги заплатишь позже частями.
Мама, боровшаяся с Наташкиной брючной манией, обрадовалась: наконец - то дочь выглядит женственно. Предвкушая удивление друзей и музыкантов, Наташка улыбалась. Одев новое платье, она внутренне преобразилась, осознавая, что в её жизни появился мужчина, для которого хотелось хорошо выглядеть. Его энергетику она чувствовала сквозь пространство, перед его приездом у Наташи замирала душа и появлялись «мурашки на теле». Рядом с ним она ощущала себя маленькой девочкой, нежной и трепетной, подчас – капризной, иногда – дерзкой. Ей нравился запах его парфюма, мускулистое тело, взгляд и голос, улыбка. Она полюбила его не умом, а всем своим естеством. Ни разница в возрасте, ни в интеллекте, – не имели значения в их отношениях. Молодая женщина поняла, что для кого - то она представляет из себя ценность.
Задумавшись Наташа не сразу обратила внимание на Наума Натановича, шедшего ей навстречу.
– Привет, красавица, тебя и не узнать! – расплылся в улыбке юрист.
– Здравствуйте! – несколько натянуто ответила Наташка. Несмотря на доброе отношение к Науму, она как собачонка почувствовала неладное.
– На работу спешишь? Давай я тебя провожу, а то украдут!
Наташа остановилась в недоумении. Наум попытался взять её под руку, но она отстранилась и медленно пошла вперёд.
– Хотел сказать тебе пару комплиментов на праздничном вечере, да супруга была рядом, подумала бы бог знает, что! А вот увидел тебя и реабилитироваться решил. Непростительно хорошо выглядишь, наверное, влюбилась?
– Да, в кого тут влюбляться, Наум Натанович, скажете тоже!
– Ну, уж и впрямь, не в кого? А киевлянин твой, чем не хорош?
– Вы про  тех дядек, проверяющих из Киева? Так у них какие-то дела с нашим Малыгиным, они во Львов за конфетами собирались, а я тут причём?
– Ну, не скажи, этот тёмненький глаз с тебя не сводил! Как его, кстати, по имени-отчеству?
– Евгений Михайлович, а второго даже и не вспомню, как звали. Я запомнила этого потому, что мой сынишка – Жека, когда подрастёт, тоже будет Евгением Михайловичем зваться!
– Ты меня разочаровала, я думал, у тебя роман завязался с приличным мужчиной, а ты «мышей не ловишь».
– Да стар он для меня! Наум Натанович, не могу понять, я что-то сделала не так? Какие-то вы странные вопросы задаёте...
– Бог с тобой, добра тебе хочу, а ты не понимаешь! Тебе на большую сцену пора, мог бы этот киевлянин устроить тебя в приличную филармонию или в шикарный ресторан!
– Нужна я ему, как зайцу стоп-сигнал! Видели, какие у них рожи сытые? То-то и оно! Гусь свинье –не товарищ!
– Ладно тебе, разошлась! Разве я не делал тебе добра? А как его фамилия, не помнишь?
– Я у случайных знакомых фамилию не спрашиваю! А за ваше добро я очень благодарна, если бы не вы, не знаю, как бы у меня всё тогда сложилось.
– Да не бери в голову, я просто невольным свидетелем стал, решил, что шанс свой не упустишь, но ты довольна своей работой, а это – немало! Ну что ж, побежал я. Будь здорова, если что понадобится – звони, заходи.
Они расстались у широкой лестницы, ведущей в бар, так же неожиданно, как и встретились. Наташа остановилась на мгновенье и задумалась, пытаясь постичь своим умишком, с чего бы старый лис – Наум, стал интересоваться её возлюбленным. Она решила рассказать об этом Жене. Но сама - то она, ох и хороша, нечего сказать! Врала и глазом не моргнула. А ведь то, что она сгоряча выплеснула о Евгении, скорее всего, – правда! Эта мысль поразила её и надолго засела в голове. Войдя в бар, Наташка заметила, каким оценивающим взглядом окинули её Сорокин и официантки.
– Ну, Натуля, задавила! Нарисовалась – не сотрёшь! Вот так бы и всегда, - молодец! – восхищался бармен.
– Подумаешь, платье! А что, без этого платья я не человек? Привыкли всех по одёжке встречать! – пожав плечами, Наташа в душе гордилась собой.
Музыканты также, не оставили без внимания её перевоплощение. Генка хитро улыбался, а Саша сказал, что, если бы она была девушкой со стороны, он бы обязательно закрутил с ней роман. Больше всех радовался Серёжка Чмыхов:
– Натаха, ты у нас самая клёвая!
Игорь Зайцев, он же Коша и Бубликов в одном лице, тоскливо улыбался. Уткнувшись носом в клавиатуру органа, он наигрывал грустную мелодию, как впоследствии выяснилось, сочиннёную для Наташи. Она давно нравилась Игорю, но он не подавал вида, что способен на многое ради неё.
Слава Замчалкин, вынырнув из кабинета шефа, вошёл в комнату музыкантов и галантно подав руку Наташе сказал:
– Милости прошу, там Киев на проводе.
– Ну, началось! – возмутился Игорь.
– Я не понял, Гапа, может ты мне объяснишь, она что – переспала с этим мордатым?
– Коша, я свечку не держал! А тебе-то, что? Кто ты для неё?
– Хватит базлать! Это её личное дело! – вспыхнул Сергей Чмыхов.
Наташа растерялась от неожиданного звонка и слушала Евгения как во сне. Завтра, в девять двадцать, он приедет с каким-то родственником, просил встретить его на вокзале и угостить украинским борщом. У неё испортилось настроение. Разве можно подготовиться к приезду гостей за одну ночь, и вовремя успеть к поезду.
– Боже, как мне надоела наша неустроенность! Посмотришь, как люди живут: ни в чём не знают нужды, дом – полная чаша! А тут, мамка работает на полторы ставки, я кое - что приношу, но купить мебель и сделать хороший ремонт нет возможности! Жил бы с нами папа, он бы всё привёл в порядок, он ведь даже мебель умеет собирать! – Наташа нервно курила, делая глубокие затяжки. Закончилась вступительная музыкальная часть вечера, а ей впервые не хотелось выходить на сцену. Посетителей было немного, и никто не заказывал песен, а вечер тянулся как резиновый. Пела Наташа по инерции, не получая удовольствия, как это бывало раньше. Но, главное, росло её недовольство собой. Жизнь не складывалась: фактически, она – одинокая женщина, без образования, сынишка растёт без отца, перспективы никакой. К тому же она не могла до конца доверять Евгению, что бы он ни говорил ей в порыве страсти. У него семья, работа, свой круг общения. А где её место, в чём её счастье?!
                ***

Июньское солнце клонилось к закату. Киев благоухал цветущими каштанами, утопая в зелени. Зелёные газоны застилали ковры из белоснежных лепестков, лёгкий ветерок с берегов Днепра разносил дурманящие ароматы на всю округу.
Евгений с трудом поставил объёмную спортивную сумку на заднее сидение «Лады» и сел рядом, поставив кожаный портфель к себе на колени. Правое заднее колесо просело под его весом. На переднее сидение уселся Александр Васильевич. Неутомимый балагур и весельчак, блестя жёлтыми как у кота глазами, он обратился к водителю:
– Трогай, Георгиевич, на вокзал! Жека, помнишь этот анекдот? Штирлиц потрогал и охренел?
– Да, помню, и сам обалдеваю, что за жизнь у нас, Саша? Вот уже и каштаны осыпаются, а нам некогда полюбоваться на красоты Киева! Только из окна автомобиля и то мельком…
– Знаешь, те, кто много созерцают, неправильно живут. У них к старости болячки букетами вылезают, и психика нарушается.
– Ха-ха-ха! – заливисто засмеялся Евгений.
– Ёмко ты лентяев охарактеризовал! Но если не знать ни сна, ни отдыха, тоже не есть хорошо! Я полагаю, нужно сочетать приятное с полезным.
– Вот - вот! В городишке, куда мы едем, надеюсь, всё в наличии?
– В наличии и в отличии! Сейчас сядем в поезд, поведаю тебе кое-что, а то у нас кругом любопытные уши торчат! 
Вышколенный водитель демонстративно вставил в уши ватные беруши. Евгений тронул его за плечо:
– Ваня, вытащите затычки, не к вам это относится! 
Иван Георгиевич тотчас исполнил просьбу и заметил:
– Тридцать лет верой и правдой служил, терпеть не могу слушать чужие разговоры!
Александр Васильевич слегка побледнел и очень серьёзно сказал:
– Ошибаешься, Георгич, мы тебе – не чужие! Сколько раз ты выручал нашего брата: то жучков, то паучков находил в машине, а сколько советов дельных давал… Наш ты человек, свой в доску!
– Так, если мы друг друга не будем поддерживать, съедят нас империалисты с потрохами и не подавятся!
– А помнишь, как в шестьдесят пятом Шахана брали? Вот дело-то было, Жека! Силы мы не рассчитали: их – семеро, а нас – трое. Пришлось отстреливаться, а у меня, сука, ну, как назло, обойму заклинило, так вот наш Георгич как-то изловчился и перекинул мне свой старенький браунинг через окно автомобиля. Нет, Иван Георгиевич, не зря тебе орден и персональную пенсию дали!
– Да уж, благодарствуйте, вспомнить есть чего! Хоть мемуары пиши! Но не люблю я быть назойливым.
Евгений был занят своими мыслями, но не терял нити разговора:
– У нас не так много надёжных людей, а тем более профессионалов. Мы вас по старой памяти попросили подвезти, чтобы не светиться. Гэбэшные водилы норовят каждый наш шаг до сведения начальства донести.
– Я вам так скажу: за все подлые дела каждому воздастся!
Александр Васильевич повернулся вполоборота к водителю.
– Слушай, а Николай - то твой, поди, совсем взрослый стал?
– Так оженили его в прошлом годе, внучке уже три месяца!
– Что же ты молчал? Такое дело не грех и обмыть!
– Обмыть – не главное, главное, чтобы толк с молодых был. Чуть что не так – попа к попе и разбегаются!
– Ты прав, Георгич. Семья – это главное в жизни. Правда, холим мы своих деток, всё за них решить стараемся, но не всегда из них хорошие люди вырастают. – Александр Васильевич сосредоточенно поглядывал на дорогу.
– Иван, чуть раньше останови, перед поворотом, мы немного пройдёмся, разомнёмся.
– Вот здесь подойдёт? Дальше – кирпич.
– Самое оно! Ну, давай прощаться. Рады были тебя видеть.
– Взаимно. Скатертью вам дорожка, и бог в помощь!
Александр Васильевич крепко пожал руку старому товарищу:
– Ну, Иван Георгиевич, если что, знаешь все координаты, бывай здоров! Спасибо тебе, опять выручил!
– Нема за що благодарить. Не забывайте и вы меня, старика.
Евгений, сложившись пополам, вышел из машины и помахал рукой вслед удалявшейся «Ладе».
– Нет, это не мой размерчик! «Волжанка» ещё куда ни шло.
Александр Васильевич забросил на плечо небольшую сумку-раскладушку и весело резюмировал:
 – Жека, пора тебе на «Чайку» пересаживаться.
– Старик, это в нашей стране, ох, как не просто заслужить!
 
                ***

Поезд «Киев – Москва» стоял под парами. Миловидная проводница «СВ» проверила билеты отъезжающих и проводила их в двухместное купе. Александр Васильевич сходу стал обаять её:
– Давайте знакомиться, я – Саша, а он – Лёша.
– Меня зовут Наталия. Я тут через два купе от вас.
Евгений, услышав имя проводницы, заметил:
– Надо же, какое у вас красивое имя! А вы, случайно, не поёте?
– Нет, но слушать музыку люблю! А вы, случайно, не музыканты?
Александр Васильевич начал импровизировать:
– Вы угадали! Я на рояле шпарю, а Лёша первую скрипку играет.
Проводница окинула взглядом «скрипача» и подумала: - Это ж какая скрипка для него должна быть?
Спрятав усмешку, она направилась к выходу, но Евгений, выкладывая на стол съестные припасы, остановил её в дверях:
– Надеюсь, вы нас чайком побалуете? Вот, краснодарский, целебный, заварите нам, как себе.
Проводница ушла, а Евгений стал внимательно осматривать купе: заглянул в ниши для багажа, провёл пальцем по пустотам между полками, включил и выключил все светильники, прощупал матрацы, осмотрел занавески, пытался включить радио, но оно не подавало признаков жизни, даже не шипело.
– Старик, ты зря беспокоишься, нет здесь «прослушки», тут ещё не ступала нога эфэсбешника. Мой детектор живенько откликнулся бы. На ночь зафиксируем дверь и вся недолга…
– Знаешь, так дураки и завистники надоели, я спиной ощущаю их взгляды, проходя по коридорам Дома Правительства, многие мечтают меня подсидеть. Ну, что ж, пусть слушают! Сегодня мы будем говорить только о любви!
Александр Васильевич улыбался, посматривая краешком глаза в окно.
– «Провожатых» нет. Твои ребята всё грамотно сделали.
– А что ребята? Гена посылал жену за билетами на поезд, а остальное я сделал сам. В присутствии секретарей делал вид, что созваниваюсь по поводу билетов на самолёт до Москвы, вот и всё. Сейчас тронемся, помоем руки и расслабимся. Есть хочу, как три китайца, да и дринькануть не мешало бы! – Евгений извлёк из сумки бутылку виски.
Оттолкнувшись от перрона, поезд набирал ход. За окном, как в замедленной съёмке, проплывали дома, деревья и люди. Началась полоса отчуждения. В замкнутом пространстве поезда витала мистика свободы, – возможности побыть самим собой. Мужчины проговорили до глубокой ночи, в основном говорил Евгений, ему было необходимо выплеснуть свои чувства. Шурин слушал, не перебивая, изредка понимающе кивал головой. После восторженных излияний Евгения пришла очередь высказаться и ему. Стараясь не обидеть друга, он начал издалека:
– Жека, как мужик, я тебя понимаю. Бывало и у меня возникало желание забыть серые будни, завеяться с молоденькой тёлкой куда подальше, и расслабиться. Душа иногда праздника просит! Но так можно профукать всё, что с таким трудом добыто... А, потом, как жене и детям смотреть в глаза? Папа ваш – гулёна и шалопай, не способен нести ответственности за ваше счастливое детство? Думаешь, не было у меня встреч с яркими женщинами? Пообщался не с одной, и понял: их – неимоверно много, желающих иметь крепкое плечо. Мужика не только для постели, а, чтобы было на кого опереться. Любовь – это, конечно, очень здорово, только осмотрительность важнее. А вдруг не достойна эта девушка твоих чувств? В одном я тебя не понимаю, зачем было говорить об этом Инне? Ты неправ, поспешив огорошить её своими признаниями. Сегодня ты – одержим, но пройдёт какое - то время, и будешь смотреть на всё другими глазами. Ты попал в водоворот, не можешь жить спокойно, не в состоянии продолжать свою деятельность! Разве в подобных обстоятельствах можно ставить вопрос ребром: или карьера, или любовь? Ну, разведёшься ты с Инной... Что тебе это даст, кроме головной боли? За бугор – дорога будет закрыта!
Евгений долго молчал, уязвлённый в самое сердце. Те же вопросы задавал он себе сам и не находил ответов. В задумчивости, открыв портфель, не понимая для чего, вытащил пакет с кофточкой - лапшой, которую вёз в подарок Наташе. Проведя пальцем по красным клубничкам, вышитым на вырезе горловины, ответил:
– Достал меня постоянный самоконтроль. Только с ней я отключаюсь от этой чёртовой кутерьмы! Я вчера был на заседании, слушал докладчика и вдруг вспомнил о ней... Подошла моя очередь выступать, а у меня замаячило так, что не знал, как выйти из положения. Прикрылся папкой и вышел на трибуну, улыбаясь, как последний кретин!
Александр Васильевич, не реагируя на забавную ситуацию, ответил  серьёзно:
– Женя, это – не физика, это – химия! Но и её при желании побороть можно! 
Ему не давала покоя кофточка, при виде которой обжигала мысль, что подарок этот Евгений купил либо за границей, либо в «Берёзке».
- Инне он таких вещей не дарит… – с горечью подумал Александр.
– Так вот, Саня, хочу завтра устроить ей смотрины, очень надеюсь на твой взгляд со стороны. Всё, больше не пьём, надо отдохнуть.
              В Славянск поезд прибыл точно по расписанию, на перроне было безлюдно: из встречающих только одна Наташа. Её вызывающе короткая мини - юбка с полуоборота вывела Евгения из равновесия. Наклонившись для поцелуя, он прошипел ей в лицо:
– Ты знаешь, на кого ты похожа? Чтобы в таком виде я тебя больше не видел никогда! В следующий раз привезу тебе отрез, сошьёшь человеческое платье. 
Так и не поцеловав её, Евгений немного отступил. Из - за его спины показался немолодой мужчина небольшого роста, с проседью в висках и цепким взглядом. Пока Наташка, покрасневшая от досады, силилась что-либо ответить Евгению, он представил своего спутника:
– Знакомься, это Александр Васильевич, брат моей жены.
Именно таким Наташка представляла себе утёсовского Костю моряка, смотревшего нагло и самоуверенно на рыбачку Соню.
– Алвас! – тут же окрестила она нового знакомца, сложив в одно слово его имя и отчество. Евгению это понравилось, он улыбнулся...
– Один – один, ничья!
Получалось: юбка против меткого прозвища. Евгений был азартен во всём и очень любил тестировать окружающих. Задавая неудобные вопросы, оценивал реакцию и интеллект испытуемых. Играя, далеко уже не в детские игры, он упивался своим превосходством, считая себя первоклассным физиономистом и психологом. Но, на этот раз, он не разглядел в друге Александре «сапёра», способного заложить мину в их ещё не окрепшие отношения с Наташей.
Поначалу Наташа не воспринимала всерьёз резкие смены настроений Евгения, называя их «показательными выступлениями», но вскоре стала давать ему отпор, как могла уходила от прессинга. Увлечение баскетболом и шахматами выработали в ней волю к победе и уступать прихотям новоявленного героя она не собиралась.
Александр Васильевич по просьбе Евгения уселся рядом с Наташей на заднем сидении, и она кожей чувствовала его враждебность. Хотя он, напротив, сделал для себя вывод, что девушка совсем не похожа на завоевательницу и применять против неё изощрённые методы не придётся. Она и сама вскоре покажет своё лицо.
– Кто у нас дома? – как ни в чём ни бывало спросил Евгений, обернувшись с переднего сидения. Он надеялся, что в будний день они смогут побыть вдвоём, и Наташа наденет красивое французское бельё, которое он подарил ей.
– Садик закрыли на ремонт, мама и сын дома. – глухим голосом ответила та, переживая, что их неухоженная квартира неприятно поразит гостей.
– Чижик мой, ты расстроена по этому поводу? – обрадованно спросил Евгений.
– Нет, просто не выспалась. – буркнула Наташа.
– Вот так, Саша, нас ценят любимые женщины.
Наташа, не понимая его, сказала: – Ты сегодня не с той ноги встал? Хватит меня доставать! Что я могу поделать со своим режимом, прихожу домой в двенадцать, долго не могу заснуть…
– Почему ты говоришь со мной в подобном тоне, кто меня спрашивает, во сколько мне ложиться или вставать? Есть слово «надо», значит, нужно исполнять! Я могу развернуть машину и уехать, если ваша особа не считает нужным адекватно воспринимать реальную действительность!
Александр Васильевич решил разрядить обстановку: – Со стороны вы похожи на семейную пару, прожившую много лет вместе, достаточно надоев друг другу!
– Нет, Саша, это называется «притиркой». Девушка, проживающая на улице Вольной, ведёт себя сообразно этому названию. Даже меня ни во что не ставит!
Наташина мама, Галина Георгиевна, встретила их с половником в руке, она была занята приготовлением борща. Познакомившись и осмотревшись, мужчины присели за круглый, качающийся стол, накрытый клетчатой клеёнкой. Евгений попросил Наташу нарезать рыбу и мясные деликатесы, привезённые им. Разложив салфетки, расставив приборы и рюмки, Наташа расположила нарезку рядом с салатом на двух больших тарелках с красными маками. Евгений, осмотрев сервировку, спросил:
– Откуда у тебя такая красивая посуда, и что означают буквы «РУ»?
– Ресторан «Ухта», я там работала официанткой, еду домой сыну носила, а тарелки экспроприировала. Стыдно, конечно, но у меня вообще в доме ничего не было, хотела вернуть перед отъездом в Сыктывкар, да закрутилась...
– Какая была необходимость уезжать так далеко от дома, да ещё с маленьким ребёнком?
Наташа замялась, зато её говорливая мама стала рассказывать, как прицепился к её дочери хулиган, от которого житья не было, вот и пришлось Наташе уехать в Ухту. Наташа резко оборвала её, не желая говорить на эту тему. Она поблагодарила Евгения за лекарство «Рондомицин», которое очень помогло её сынишке.
– Представляешь, он совершенно перестал кашлять!
– Я очень рад! Однако, принимая это лекарство необходимо получать витамины. Завтра к вечеру, ваш бармен Сорокин привезёт тебе два ящика земляники с молоком и два ящика апельсинов.
Сынишка быстро освоился и стал виснуть на дяде Жене, но тот, едва приласкав мальчика, тут же ссаживал его с колен. Наташа болезненно восприняла подобные действия и, взяв малыша к себе на руки, стала шептать ему на ушко ласковые слова. Евгений понял свою оплошность и сказал:
– Женьчик, в следующий раз, я привезу тебе велосипед!
Наташа ждала, когда Евгений заговорит с матерью о их дальнейших отношениях, как было озвучено в день знакомства, но оказалось, его больше интересуют рецепты приготовления борща. На этот раз Евгений не произносил длинных тостов, видимо был удручён условиями проживания Наташи. Александр Васильевич мило улыбался и почти не принимал участия в разговоре. Этот пресный то ли завтрак, то ли обед, расстроил Наташку.
Не пробыв и часу в гостях, Евгений стал прощаться.
– Галина Георгиевна, нам пора откланяться, есть незавершённые дела. Всё очень вкусно, почувствовал в вашем борще тархун и базилик, но перца – маловато. Спасибо вам большое! И за дочку – спасибо. Девушка, а вы готовитесь к поступлению в музыкальное училище? В августе я приглашу вас в Киев! – закончил он, вставая из - за стола.
Выйдя на улицу, мужчины стали искать такси. Евгений первым нарушил молчание:
– Саня, я всё понимаю и прикинул, во сколько мне обойдётся сделать из этой квартиры что-то удобоваримое. Но не готов я сейчас к подобным действиям ни материально, ни физически.
Александр Васильевич молчал, хотя всё его естество трепетало от свербящей потребности развенчать иллюзии друга.
– Что ты молчишь, Саша? Неужели нечего сказать?
– А что тебе сказать? Не будет из неё путёвой старухи! Моя бабушка говаривала: - Дом вести – не мандой трясти!
– Ну, ты замочил… Ей до старости, как медному котелку до ржавости! Хотя, понятно, что они с матерью всю жизнь прожили без мужчины и не привыкли к порядку…
– Жека, я понимаю: скоро у тебя не будет возможности расслабиться, тебе хочется немного побаловать себя перед суровыми испытаниями. Но жениться – это ты лишку хватил! Какая из неё жена? Сам видишь, яблочко от вишенки недалеко падает: какая мама, такая и дочка, разве она станет хорошей женой и хозяйкой? Спрашивать, почему ты уцепился за неё, мне неловко. Сравнивать её с Инной я себе не позволю, делай сам выводы.
– В ней нет червоточинки, она честна! Да неужели ты не увидел в ней ничего привлекательного?
– Да нет, симпатичная мордашка, стройненькая, но не красавица, конечно, из-за которой можно потерять голову. Попоёт немного в своём кабаке, да и выскочит замуж или сопьётся. И потом, откуда ты знаешь, как она развлекается в твоё отсутствие? – шурин вынул из рукава последний, самый главный козырь.
Однако Евгений пропустил мимо ушей его непоколебимые доводы.
– Хочу забрать её с собой в Москву, у неё там – родные: тётя с дядей. Постараюсь, вышколю её, выдрессирую!
– Всю жизнь хочешь на это потратить?
– Всю – не получится, есть задачи поважнее. – произнёс Евгений.

                ***

В баре «Северском» всё было готово к приезду важных гостей. После получасовой задержки будущие соучередители стали волноваться, но Малыгин успокоил их, мол, такие люди умеют держать слово и не подведут. Участники проекта – двое местных заправил с жёнами да сам Малыгин, они знали друг о друге всю подноготную: в маленьком городке все «спали под одним одеялом». Зубной техник Филоненко не переносил на дух цыгана, мясника Портоненко, оказавшегося в одной компании с ним. Но решающим фактором была возможность вложить деньги в стоящее предприятие, не обклеивать же стены квартиры сторублёвками с профилем Ильича!
Солидный вид Евгения расставил всё на свои места. Было яснее ясного, – затеваемое дело беспроигрышно! Евгений представил Александра, как поставщика «товаров Его Величества». Алвас, как Киса Воробьянинов, снисходительно кивал головой на все заявления Евгения. На разрешительных документах о строительстве универсама красовались гербовые печати за подписью заместителя министра торговли Украины, что не допускало возможности сомневаться в серьёзности намерений. Долевое равноправное участие каждого пайщика было расписано в отдельном пункте договора. Посему последовало предложение обмыть успешное начало такого грандиозного проекта. Малыгин не скупился: стол был накрыт по-царски. Евгений проявил чудеса словесности, укрепляя свой имидж и авторитет, в завершение банкета сделал широкий жест – подарил Малыгину часы со своей руки, хоть и штамповка, но фирма «Ориент» много значила по понятиям провинциалов. После кофе с мороженым Семён Филиппович проводил гостей в апартаменты, за которые выложил свои кровные денежки. Евгений решил немного отдохнуть перед встречей с любимой женщиной. Друг не возражал: в кои веки можно было поспать после изрядной выпивки и сытного обеда.
Прикуривая сигарету на небольшом балкончике гостиничного номера, Александр Васильевич резюмировал:
– Жека, а ведь ты очень рискуешь! Не дай бог, в Партком попадёт вся эта бодяга.
– Преподнесу им версию о любви к своей Наталии.
– Вот как ты трактуешь эти отношения? А я-то, старый мудак, боялся, что ты и впрямь голову потерял!
– Одно другому не мешает.
Александр Васильевич пытался прикинуть в уме, какое вознаграждение получил Евгений за посредничество в деле строительства универсама. Друг, как будто прочитав его мысли, сообщил:
– Всё не так просто, Саня, сегодня я получил приличную мзду за документы, которые привёз начинающим славянским предпринимателям, но не все средства я могу взять себе, есть люди, с которыми необходимо делиться. Кстати, вот возьми двести рублей, купишь что - нибудь своей Надежде или детям, не зря же ты ездил в командировку. А что ты решил с цитрусовыми?
Александр Васильевич покинул балкон и, стараясь скрыть радость по поводу получения денег, сказал:
– Жень, я не в состоянии заниматься поставками из Москвы, ты уж прости. Меня не отпустят в длительные командировки. Это исключено! Да и подумай, как я буду бороться с расхитителями и казнокрадами, если сам встану на одну доску с ними?
– Брось ты, всё давно украдено и поделено до нас! Начиная от спортивных бонз и кончая генералитетом, все загребают баснословные деньги, прикрываясь партийной принадлежностью. Я лично ничего ни у кого не украл и считаю, что приношу пользу, открывая новые пути развития экономики в глубинке. Но, я так надеялся на твою помощь! Сделали бы пару ходок, и всё было бы в полном порядке и у тебя, и у меня.
– Брось ты это дело, пока не поздно! Что тебе, кушать нечего что ли?
– Ну, и дундук же ты, Саня! В столице – мне каждый «чих» придётся оплачивать. Что же я, по-твоему, буду там ходить в засаленных пиджаках и в стоптанных туфлях да ждать получения квартиры до второго пришествия? В общем, ясно, я как всегда один, сам за себя!
Далее последовал вялый обмен мнениями, прерванный полноценным полутора-часовым сном. Отдохнувшие и свежие мужчины «почистили пёрышки» и в семь часов вечера заехали за Наташей. Она надела удлинённую юбку и жилетку тёмно-коричневого цвета с белой блузкой, это была её бывшая форма официантки. Весь выходной день она провела в раздумьях, ей не терпелось узнать о решении Евгения. Не мог же он просто так трепаться Светиной маме о том, что «Наташа с сыном будут жить в Москве?»
Ужинали в ресторане «Турист». У подвыпившего Алваса не закрывался рот: он острил, отпускал шуточки, куражился по любому поводу повторял:
– Мы – птицы большого полёта, для нас – первый ряд, первое место!
Неожиданно к их столику подошли два цыгана и стали просить Наташу спеть песню «Купите папиросы!», Евгений поддержал. Наташа отказывалась выходить на эстраду, так как была в повседневной одежде. Евгений вручил ей пакет с обновкой и заставил переодеться. В туалетной комнате не было никого, и Наташа сменила свою блузку на новую кофточку нежного оттенка кофе с молоком, выгодно очертившей её фигурку и, так подошедшей к коричневой юбке.
– Тебе нравится, вертихвостка ты моя?
– Да, очень! Спасибо, Жень- шень! Эх, сюда бы джинсы!
– Э, милая, да тебя в них уведут как пить дать, и к бабушке не ходи!
Воодушевлённая аплодисментами зала, сияя, она поднялась на сцену и стала петь с некоторым вызовом. Алвас не преминул съязвить:
– Ну и репертуарчик у нашей девушки!
– Саша, у неё очень обширный репертуар. Как она поёт «Вечер на рейде» и «Что так сердце растревожено» – просто невероятно! Ты ещё послушаешь, какие песни она сама пишет: и стихи, и музыку.
После аплодисментов на сцену запрыгнул один из цыган и с вызовом спросил:
– А нашу песню слабо спеть?
Наташка завелась. Вдвоём они спели «Ручеёк». Александр Васильевич был поражён точнейшей передачей манеры и интонации, Наташин голос звучал зычно и страстно. Зал «стоял на ушах…»
Пока она пела, официантка, обслуживающая их столик, прилепилась к уху Евгения Михайловича:
– Вы меня, будь ласка, звыняйте! Вы такие представительные мужчины, а с кем связались? Ваша певичка чуть мужа мого не увела!
Когда Наташа вернулась за стол, официантка спросила:
– Ты помнишь Жору?
– Какого Жору? – изумилась Наташа, садясь на своё место.
– С Монголии Жору помнишь? – лицо официантки перекосилось.
– Разве ты бывала в Монголии? – в свою очередь удивился Евгений.
– Так посёлок называют, находится далеко от города, на отшибе. – ответила Наташа Евгению и обратилась к официантке: – Девушка, у вас как с головой, может полечиться?
– Это тебя нужно полечить, щоб мужиков чужих не уводила! Мой Жорик все деньги спускал в твоём «Огоньке», напивался до чёртиков, а всё через тебя!
         – Это такой жердяй, в белой панамке? Помню, но смутно – там таких, как он воздыхателей как собак нерезаных было! Вы его под юбку себе засуньте и держите двумя руками, он ещё не знает, что я вернулась, а то как бы чего не вышло!
Когда официантка отошла от их стола, Алвас процедил сквозь зубы:
– Жека, не вздумай этой плоскодонке чаевые дать!
– Я, вообще - то всегда даю чаевые обслуге, но в этом случае готов высчитать из её зарплаты деньги за поругание достоинства своей девочки.
Вечер был окончательно испорчен. Алвас втихомолку торжествовал, ему казалось, ещё пару таких инцидентов и друг поймёт, кого пригрел на своей груди.
Вопреки ожиданиям, Евгений не стал отчитывать Наташу, когда они остались одни. Его перестал раздражать тот факт, что она нравится другим мужчинам, в его понятиях - женщина с перчиком вносила определённую динамику в любовные отношения. Евгений пришёл к выводу: необходимо девушку держать поближе к себе.
– Как ты считаешь, твои тётя с дядей смогут на какое-то время принять тебя с Женечкой?
– Если только ненадолго, у них и так двери не закрываются, постоянно кто - нибудь из родственников или знакомых гостит, а дяде это порядком надоело. А потом, как ты это себе представляешь, разве я смогу работать там без прописки, да и Жеку в садик не устроить.
– Но, ты должна поступить в институт, разве твои родные не захотят тебе помочь?
– В любом случае, не хотелось бы их обременять, у них –своя жизнь, и я не имею права мешать им!
– Хорошо, давай рассмотрим другой вариант. А если бы я стал первым секретарём Горкома партии в Донецке, тебя это устроило бы?
– Ты совсем обалдел? Кто же тебя поставит на такую должность?
Евгений так смеялся, что Наташка не выдержала и присоединилась к нему.
– Чижик мой, какая же ты наивная! Я всё могу, а ты никак этого не поймёшь.
– Нет, ты точно сумасшедший! Променять Москву и Вашингтон на Донецк – таких идиотов днём с огнём не сыщешь!
– Вот, здесь ты права на тысячу процентов! Надо же мне было так влюбиться, чтобы стать законченным чудаком?! Ты хоть понимаешь, что я не могу оставить тебя одну, или ты меня сама отпустишь?
– Конечно, отпущу!
– Вот так, сразу? Просто возьмёшь и отпустишь?! Да ты меня нисколько, ни капельки не любишь!!!
– Нет, вы посмотрите на это чудовище! Я ещё и виновата во всём! – Наташка нащупала пальцами правой ноги ребро огромного кроссовка Евгения и запустила им, что есть мочи в лицо любимому, он еле успел увернуться. Схватив Наташу в охапку, он закружил её, заливаясь неудержимым смехом и выговаривал с паузами:
– Видели бы эту атаку мои подчинённые, глазам бы своим не поверили! А как тебе удалось с низкого старта пульнуть в меня такой тяжёлой обувью?
– Желание было дикое, вот и удалось!
– Чижик мой, я просто облезаю от твоих закидонов! Чего же мне в дальнейшем ожидать от твоей персоны?
– Вот, здорово! Я жду от тебя, а ты от меня! Твои закидоны – почище моих будут! Никого я не собираюсь держать насильно возле себя! Но, обстоятельства – не в мою пользу, разве с этим можно что-то сделать?
– Да, всё не в нашу пользу… – печально подытожил Евгений.
 – Но, ты просто обязана любить меня! Второго такого не будет никогда!!!
– А я и люблю… только не так, как ты этого хочешь…