Гром небесный

                Глава 5

               

Москва дневная или вечерняя, праздничная и будничная, независимо от времени года будоражила Евгения своим размахом, вселяла уверенность и открывала массу возможностей. Он гордился тем, что пробился своими силами, не пользуясь, как ему казалось, ничьими связями. Переезд в столицу был для него своеобразным признанием собственных заслуг. На горизонте  проступали контуры новой, неизведанной жизни, к которой он так долго стремился, и как она сложится, – зависело не только от него…
Один из июльских вечеров Евгений вынужден был провести в Подмосковной Апрелевке, на даче товарища Равинского. Накануне, принимая Евгения Тищенко в своём кабинете, Юрий Михеевич – чиновник, от которого зависело получение квартиры в столице, излучал радушие. Внешность его с первых минут знакомства показалась Евгению мало симпатичной. То ли коренастая, топорно сработанная фигура мужика-лапотника, не соответствующая мелким кудряшкам, что рассыпались одуванчиком над круглым лицом с залысинами на лбу, то ли рыбьи, ничего не выражающие глаза, то ли бесцветные губы, будто вылитые из резины под мясистым носом с голубыми прожилками на крыльях, – не вязались с его доброжелательностью. Что - то гнилостное пряталось внутри этого человека. Но высшее московское руководство, которому теперь подчинялся Тищенко, охарактеризовало его как «своего человека». Евгению дали понять, что с ним необходимо считаться.
– Вас рекомендовали достойные люди. В наше время не каждого экономиста приглашают в Москву, – хитро прищурившись, констатировал Юрий Михеевич скрипучим голосом. Он сделал широкий жест рукой, приглашая гостя присаживаться в кресло.
– Ну, как говорится, добро пожаловать в матушку-Москву! По метражу вам положена такая же жилплощадь, какую вы занимаете в Киеве. Можно, конечно, поискать габариты и побольше, только определитесь, что у вас на первом плане: метры или километры.
– Самое главное, не опаздывать на работу и на учёбу, – твёрдо ответил Евгений.
– Значит, центр, так я и думал. Что ж, подберём вам приличное жильё. Когда получите на руки справку об освобождении киевской квартиры, сразу же ко мне. 
Документы, предоставленные Тищенко, он сложил в папку с пометкой «срочно» и бесцеремонно перешёл на «ты». Евгений было вознамерился осадить собеседника, но вовремя сдержался, понимая, что в данной ситуации он находится в некоторой зависимости от этого своеобразного божка. Было ясно, за решение вопроса от него потребуются ответные знаки уважения. И не ошибся: Равинский сделал ему предложение провести следующий вечер у себя на даче, видимо, чтобы с глазу на глаз, озвучить свой интерес.
У себя, в Киеве, Евгений знал, кто из чиновников берёт «борзыми щенками», а кто предпочитает наличными, и относился к этим фактам с брезгливостью. В столице же приходилось гадать об аппетитах, ведающих раздачей благ. Переступая через себя, Евгений почти смирился с необходимостью дать взятку и, захватив с собою конверт с пятьюстами рублями, всю дорогу прокручивал в уме иные варианты компенсаций за труды Равинского, но так и не остановился ни на одном из них. Ситуация не из приятных, оказавшись не на своей территории, приходилось играть по чужим правилам. Противнее всего было то, что какой - то председатель горисполкома одного из районов Москвы, который в глазах Евгения был обычной пешкой, диктовал эти правила.
Показывая своё хозяйство, Юрий Михеевич вёл себя по-простецки: в его повадке не было ни хвастовства, ни пафоса, которые демонстрировали соплеменники Тищенко в подобных ситуациях. Зондируя подступы к бескровной благодарности, Тищенко предложил Равинскому в следующий свой приезд удивить его новыми сортами земляники, скрещенной с клубникой, дающие необыкновенный урожай. На что Юрий Михеевич пренебрежительно ответил:
– На хрен бы оно мне сдалось, я пчёл разводить буду, а не над грядками кверху жопой стоять! 
И окончательно утвердив себя хозяином положения, Равинский повёл беседу в нужном ему русле.
– Дачка, как видишь, у меня хреновенькая, но замахнуться на хороший дом должность и партийная принадлежность не позволяют, заклюют «отцы» из КПСС. Зато здесь можно говорить сколько хочешь и о чём захочешь, никто тебя «не пишет». Тут я встречаюсь со своей Лизаветой, жёнка - то моя болеет который год, а я ещё мужик хоть куда!
Откровенность эта не сулила ничего хорошего… Евгений молча внимал разглагольствованиям чиновника.
– Однако, я не о том. Хочу довести тебе, если не в курсе: у нашего «дорогого Ильича» эскулапы нашли заболевание сосудов головного мозга. Его мыслительные способности, и без того не отягощённые логикой, сводятся к примитивным функциям: еле выполняет протокольные обязанности, совсем потерял ощущение реальности. Ещё пару - тройку лет и – ага… Он теперь вроде ширмы для наших старпёров из Политбюро: водят его, кто под руки, кто – за нос, но чужаков не допустят «до руля», замену подберут ему только в своём кругу.
Монолог Равинского изредка прерывался появлением пожилой опрятной женщины, накрывающей стол. Тищенко присовокупил продукты и спиртное, привезённые по случаю.
– О! У нас, похоже, один источник снабжения. – Равинский, слегка перефразировал реплику генерала, попутчика Штирлица из «Семнадцати мгновений весны». – Значит, мы с вами хлебаем из одной тарелки.
Евгений рассмеялся, но не оттого, что шутка собеседника показалась ему удачной, а оттого, что представил себе Михеевича в роли папаши Мюллера.
– Ну, так вот, бровастого нашего не избрали, а поставили. Но, как поставили, так и снимем. Обвешался наградами по колено, а у самого всего четыре класса и коридор, в смысле образования. Двух слов связать не может, пишут ему речи, а он их по бумажке читает. Его народ на кухнях передразнивает, причмокивает. На кой ляд им выборы, когда заранее известно, кого «изберут»? Нет, пора менять нашу систему! 
Разлив виски, Юрий Михеевич придвинул поближе к гостю квадратики льда в хрустальной креманке и сочные дольки лимона. Крякнув после выпивки и утерев рот салфеткой, он продолжил свой монолог:
– Надоело, понимаешь ли, прятаться: этого не купи, того не построй, лишнего не скажи! Ты наблюдал, поди, как нормальные люди за бугром-то живут? Потребительский рай, да и только! А плебеи, не умеющие ворочать мозгами в правильную сторону, облизывают этого потребителя. А мы здесь, рады дачкам - подачкам, машинам из жести да бабам своим раскоровевшим! Скажи, почему я должен жить, как недоумки - сограждане, как это стадо, пьющее и мычащее? Коммунизм – это паразитарная мечта! Мы работали, ум включали, а пользоваться плодами своих вложений, не можем! 
Похрустев огурчиками с грядки, Юрий Михеевич освежил бокалы и спросил:
– Скажи мне, ты видел у нас где-нибудь какие-нибудь аналитические департаменты? При ЦК куча нахлебников и только. Протирают штаны, справки пишут. А потом на основании этих справок группа консультантов готовит доклады. Кто из них знает реальное состояние экономики в стране? Это что ли интеллектуальная элита? Общаясь с Вербицким, который постоянно тебя нахваливал, гением называл, мы – знающие в этом толк, забрали тебя из - под его «крыла». Самим нужны такие гении – Евгении!
Тищенко был крайне удивлён, но не стал уточнять, кто такие «мы», не исключая провокации.
– Ты не сочти меня пустобрёхом, за мною стоят мощные силы. Это люди, которые умеют «заколачивать бабки», но не имеющие возможности распоряжаться ими... Да хоть бы взять твоё начальство… Думаешь, Владлену Андреевичу иже с ним, не надоело жить такой заурядной жизнью? Пока Гречишников дуба не даст, не видать никому из Генштаба повышения по службе. А потом, кому служить-то? Кучке-вонючке, якобы пекущейся о благе народном? Фигня всё это! Так вот, подошли мы к главному. Из-за их генеральских погонов и партбилетов, нет у твоего начальства возможности подвести тебя к выбору и спросить: - Готов ли ты служить Отечеству?
– И отец, и дядя служили Отечеству, и я буду. Наука – тоже служение! – Евгению не нравился подобный поворот дела. Он подумал про себя:
- Исключено, чтобы этот вьющийся угорь ведал о моём настоящем предназначении. Необходимо понять, что за третья сила появилась на горизонте.
– Да брось ты, наука - техника! Расслабься, всем управляет мозг! – чиновник провёл растопыренной пятернёй над одуванчиковой головой.
– Вот посадим на самый верх своего человечка с нужными нам мыслями в башке, так и ты вынырнешь, и первым среди первых станешь. Профессором, академиком, – хозяином жизни будешь!
Евгений насторожился: - И этот о своём человечке мечтает...
– Вы хотите осуществить переход к капиталистическому строю? – в лоб спросил Тищенко.
– Ну, не в куклы же играться! Разве я похож на Сергея Образцова?
– При всём уважении, должен заявить, что я не участвую в подобного рода дискуссиях, не имею таких полномочий! – сухо возразил Евгений.
– А я не тороплю вас, Евгений Михайлович! – перейдя снова на «вы», Равинский подчеркнул важность своего посыла.
– У меня везде связи и информация первостатейная, знаю, что военные, прежде Политбюро контролируют ситуацию. О том, что наша загнивающая элита жаждет сладкой жизни как за границей, известно не только мне. Вот прокрутим наш вариант, и всё «устаканится», – я вам подспорьем буду: хороший хозяйственник ещё ни одному режиму не был в тягость. 
     Евгений Михайлович не ожидал такого поворота в беседе с Юрием Михеевичем и не мог обозначить свою позицию, так как самой позиции у него не было, если не считать раздумий после встречи с Ю. В.  Фёдоровым о его видении экономических реформ. В кругу украинских функционеров перманентно озвучивались призывы к «самостийности», но идеи перехода к капитализму не было и в помине.
- Что это? Проверка, провокация или реальное предложение? То, что Равинский знает о моей близости к Генералитету – не моя вина. Видимо, Владлен Андреевич доверяет ему в какой-то мере. Но каков гусь! Втягивает в заговор. Если человек такого уровня с первых же дней знакомства позволяет себе обсуждать подобные темы, что можно предположить в целом? – мысленно возмущался Евгений.
Посмотрев на часы, он поднялся из-за стола, поблагодарил хозяина за ужин и, сославшись на необходимость ехать, положил конверт с деньгами под салфетку. Этот жест, несмотря на предосторожности, не ускользнул от глаз хозяина:
– Сколько здесь? – совершенно не смущаясь спросил Юрий Михеевич.
– Пятьсот. Это на лечение вашей супруги! – выдавил из себя Тищенко.
– Ну, что ж, спасибо, деньги никогда не бывают лишними. Вы, пожалуйста, немного задержитесь, мне нужно позвонить паспортистке, узнать, освободилась ли двушка в центре, на улице с украинским названием...
Евгений понял так, что квартира давно свободна, просто от него ждали «решительных шагов».
– Могу вас поздравить! – просиял вернувшийся из смежной комнаты Равинский.
– Она, видите ли, два дня не может мне дозвониться! Ладно, хрен с нею. Наконец – то, закончилась годичная эпопея с этой хатой. Вы - везунчик! Я через пару-тройку дней уйду в отпуск. А вы завтра поезжайте вот по этому адресу, вам выпишут смотровой ордер, а там, в первых числах сентября ко мне, и оформляйте документы, лучшего варианта не сыскать. А по поводу моих прожектов начальству своему доложите, чтобы знали, как я настроен.
Евгений аккуратно сложил записку с адресом в портмоне и откланялся. Шофёр, тоскливо ожидавший его возвращения, оживился и всю дорогу заливал анекдоты, не давая Евгению ни на минуту сосредоточиться. Неприятный осадок от встречи с Равинским долго не покидал его. Уже в гостинице Евгений резюмировал: - Получив власть, человек начинает думать, что он высшее существо и ему позволено больше, чем остальным. Многие понимают власть не как служение, а как собственную избранность.

                ***

Весь июль был для Наташи серым и пустым, не звонил и не писал её Евгений, но прислал бандеролью из Москвы отрез кримплена нежно-розового цвета. Он предупредил о долгом отсутствии, но это не спасало Наташу от грустных мыслей. На душе было тревожно: почему - то всё в её жизни шло наперекос. Она уже не представляла себя без Евгения, а у него были другие цели и стремления. Мама пыталась поговорить с Наташей по этому поводу, но в ответ слышала одну и ту же отповедь: - Сама разберусь!
Пару раз Наташка съездила с музыкантами отдохнуть на Донец, взяв с собой сынишку, но и в компании друзей ей было невесело. Забывалась она только на репетициях, разучивание новых песен доставляло ей удовольствие. Изредка ходила на примерки к портнихе Леночке, жившей по соседству. Отрез, подаренный Евгением, превращался в красивое платье. Наконец пришло долгожданное письмо из Москвы, которое Наташа перечитывала почти каждый день. Написано оно было красной шариковой авторучкой, и всё послание было переполнено любовью и нежностью:

- Один встречаю я рассветы, брожу Кропоткинской, но – сам...
И поклоняюсь тем местам, которые тобой воспеты!

В письмах и стихах он выглядел совсем другим человеком, близким и понятным. Но в свои приезды за небольшой промежуток времени умудрялся выматывать из Наташи всю душу: взял за правило читать ей нравоучения, придирался к каждому слову. Особенно настоятельно просил бросить курить. Когда он уезжал, у Наташи наступала депрессия.
В конце июля Евгений позвонил в двенадцать часов ночи. Несчастные соседи проклинали тот день, когда поставили в свою квартиру телефон. Евгений вызывал Наташу на прослушивание в Киев.
– Опять по стойке смирно! Всего сутки на сборы! – расстроилась Наташа.
В день отъезда у неё всё валилось из рук. Помимо слёз сына, который не хотел отпускать мамку, накопилось немало домашних дел. В добавок ко всему, сломались щипцы для завивки волос, бигуди не спасали, было очень жарко, и волосы после завивки тут же рассыпались, как солома. Пришлось использовать старый дедовский способ: раскалять щипцы на огне да обильно поливать волосы лаком. Хорошо, что новое платье было готово. Брюки клёш с батником, взятые напрокат у портнихи Леночки, придавали Наташе уверенности. Чтобы не терять времени, (впереди был выходной день), она решила ехать в воскресенье, сразу после работы, в 23 часа. Игорь Зайцев, он же Коша и Бубликов в одном лице, вызвался проводить её на вокзал.
– Да у меня и вещей - то никаких нет, зачем меня провожать? – изумилась Наташа.
– Поговорить надо… – загадочно сказал Игорь.
Он взял такси и на вокзале, присев на лавочку, спрятавшуюся в кустах сирени, откупорил бутылку «Лидии». Разговор не клеился, Наташка витала в облаках, а Игорь пытался вдолбить ей в голову, что она на неверном пути.
- Вместо того, чтобы выйти замуж за хорошего человека и жить для семьи, ты принимаешь ухаживания женатого мужчины…
– Коша, у меня судьба решается, может возьмут меня в музучилище, а ты мне лекции читаешь! Ты что ли, этот офигенно хороший человек? С ума я не сошла, чтобы ещё раз выйти замуж. В домашнем халате по дому ходить да за всеми говно убирать? Такой светлой жизни ты мне желаешь? Учиться петь я хочу!
– Помимо хотения, ноты надо знать, заниматься сольфеджио, теорию музыки учить, чтобы приняли тебя в музучилище, а ты на блатного дядю надеешься. Думаешь, он прикажет, и все перед тобой попадают? Да ты хоть понимаешь, что происходит? Поматросит тебя мужик этот и забросит!
– Ноты я знаю, правда, не совсем хорошо... выучу – не сомневайся! А что касаемо Евгения, так не тебе судить! Кто мне в этой жизни руку помощи подал? Ты что ли? Возбухал больше всех, чтобы мне «парнаса» не платить, думаешь, не знаю? Ну, бросит и бросит, тебе-то что? Люблю я его!
Игорь с расстройства допил вино прямо из горлышка. Наташка поморщилась и предрекла, что ему предстоит дорога в «алконавтию». На перроне попрощались, каждый остался при своём мнении.
На следующий день после Наташиного отъезда Игорь пошёл в военкомат и написал заявление, чтобы его забрали в армию, хотя могли комиссовать по косоглазию.
Наташа ехала в купе одна, но не спалось. Пытаясь представить, как встретит её Евгений, какие песни нужно спеть на прослушивании, вертелась с боку на бок. В восемь утра, полусонная, вышла из вагона на Киевском вокзале. Небо, затянутое пеленой не упавших капель дождя, было призрачно-серого цвета.
– Даже погода и та против меня! – подумала Наташка.
Евгений встречал её в сопровождении двух незнакомцев: одному на вид лет тридцать, другому – пятьдесят. Евгений был очень доволен её новым нарядом.
– Откуда у вас такое красивое платье? – наигранно удивлялся он.
– Подруга пошила. – коротко ответила Наташа и подумала: - Господи, ну до чего же у него красивые глаза!
– Знакомься, это Геннадий, мастер спорта по боксу. – Евгений указал на мужчину, что помоложе. Наташа отметила про себя, что уж больно этот Гена маленький и рыхлый для боксёра. Ребята из детской спортивной школы, где она занималась баскетболом, выглядели иначе. Она не любила бокс: долбят друг друга по морде, разве это спорт?
– А это Роман Богданович, ведущий аналитик института Патона.
Загорелое до черноты лицо аналитика с большими мешками под глазами не вызывало симпатии.
- Аналитик, нытик, паралитик! - пронеслось у неё в голове.
Завтракали в каком-то привокзальном кафе. Наташка с удовольствием выпила кофе с бутербродами.
– Скажи мне, как тебя напутствовал Сёма Малыгин?
– Ты на Жеку надави, он обещал нам орган привезти! – выдвинув вперёд челюсть, Наташка красочно изобразила шефа.
– А ху-ху не хо-хо? Он хоть знает, сколько хороший инструмент стоит?
– Я не в курсе ваших договорённостей. Он сам что ли играть собрался? Тоже мне, игрун!
– А за что же вы, девушка, так не любите своего начальника?
– На одних орёт, перед другими на задних лапах ходит…
– А передо мной?
– Пресмыкается!
– А как ты охарактеризуешь меня, в таком случае?
– Помесь павлина с носорогом.
– Вот так, друзья, слышали, как меня величают?
– Девушка, конечно, не права, но её можно понять и простить, слишком молода! – вставил аналитик.
Евгений заказал шампанское.
– С утра – шампанское? – удивилась Наташа.
– Ну, не водку же! – парировал Роман Богданович.
Евгений разлил пенный искрящийся напиток по бокалам.
– Я разрешаю! Сними нервное напряжение перед прослушиванием!
Наташку кольнуло это покровительственное «разрешаю!».
- Выходит, я – его собственность. Он может разрешать или запрещать! Прекрасно ты, лицо любви! - подумала она и, пригубив вина, пожалела об этом, связки совсем сели.
Мужчины выпили, причём по спутникам Евгения было видно, пьют они жадно, видимо, похмеляясь.
Евгений встал из-за стола:
– Сейчас поедем в Киевскую Государственную Консерваторию.
– Как, прямо сейчас? У меня голос только к вечеру проснётся!
– Избалованы вы, девушка! Хорошие дела вершатся только по утрам!
– У каждого свои биоритмы, я не виновата, что утро для меня – подвиг!
– Хватит капризничать! Никто не обязан ждать, когда ваша особа проснётся!
Наташа недоумевала, чем вызван его гнев, но вступать в пререкания не стала. По пути заехали во Владимирский Собор. Наташа была шокирована тем, что он – партийный, вот так свободно посещает церковь. Евгений купил свечи, подал ей одну. Перекрестившись, Наташка неловко поставила её и, так как не знала ни одной молитвы, просила Господа о помощи своими словами. Евгений стоял рядом, молясь об искуплении своих грехов.
Мягкие ковры и кресла в зале Консерватории обволакивали, располагая к отдыху, а не к пению. За кулисами, среди степенных музыкантов, Наташа почувствовала себя маленькой и никчемной. Евгений, взяв с режиссёрского пульта микрофон, ободрил свою протеже:
– Донецкая область, не волнуйтесь, я с вами!
Возле рояля подобрали тональности. Наташа собралась, как могла, и спела три песни. Аккомпанемент был изумительным, никогда ещё ей не доводилось петь с таким сопровождением. Но мониторов на сцене не было, и Наташа не слышала себя, приходилось затыкать пальцем левое ухо, чтобы хоть как - то контролировать звук. После выступления она поблагодарила музыкантов и села в первый ряд. Не оглядываясь, она чувствовала спиной взгляд Евгения. Он находился в центре зала и внимательно слушал педагогов по вокалу. Их резюме было неутешительным: нет чистоты интонации, хрипы, манера кабацкая, – не вытравить её ничем!
Когда они вышли из зала и сели в машину, Евгений долго молчал. Наташа внутренне съёжилась и отрешённо смотрела в окно.
– Что это за песня «Бенг - бенг»? – нарушил молчание Евгений.
– Из репертуара Лили Ивановой. Детские игры мальчика и девочки превратилась в привязанность, а когда они встретились уже взрослыми, он забыл о их чувствах.
– Чем вызван выбор песен? Все на разных языках! – продолжал допрашивать Евгений.
– В них более низкая тесситура, верха мои до вечера не рабочие.
– Понятно. Скажи, а ты не думала о поступлении в Литературный институт? Всю жизнь - не пропоёшь!
– Литературу я сдам на отлично, если будет диктант, получу четвёрку или тройку, на синтаксисе могу засыпаться. Но, главное, нужно иметь публикации в газетах и журналах.
– Что тебе мешает послать свои стихи в областные и городские газеты?
– Чтобы печататься, нужно состоять в городском литературном кружке, мама состоит в таком вот, называется «Свитанок»*. Жрут они друг друга поедом, а стихи у них котируются только на украинском языке, но я мыслить на нём не умею.
– Ладно, надо что - то придумывать. А сейчас я покажу тебе Днепр, который чуден при любой погоде.
Панорама была захватывающая. Но Наташа выросла на Волге, которую не могла сравнивать с другими реками. На Владимирской горке Евгений попросил, чтобы она прошла по мостику. Наташа не знала о поверье: если пройти здесь рядом с любимым человеком – всю жизнь будут вместе. Она прошла одна, не понимая, что ему опять взбрело в голову. Евгений мысленно отпуская Наташу в свободный полёт, с грустью смотрел ей вслед. Он только на самом берегу реки присоединился к Наташе и, глядя вслед плавно текущим водам Днепра, задумчиво произнёс:
– Я рад, что ты такая самостоятельная девочка у меня. В моём же случае - успешная карьера, как и преступление, карается лишением свободы!
Вечер провели в двухкомнатной квартире Геннадия, который ради этого случая, отправил семью на дачу. Стол впервые за время их знакомства не отличался особым разнообразием. Наташа сонно поклевала какие-то котлеты, а от вина отказалась. Мужская троица выпила и водку, и вино. Когда Наташа закурила, Евгений тоже взял сигарету и, по привычке, стал разминать её пальцами.
– Я хочу посмотреть, что у тебя в сумочке.
– Что там может быть? Косметика, паспорт.
Она доверчиво протянула ему через стол свою маленькую сумочку.
Внимательно рассматривая Наташин паспорт, Евгений спросил:
– Почему ты не сменила фамилию? Ты же в разводе!
 Он разорвал паспорт на мелкие кусочки и сжёг его остатки в пепельнице.
– Всё надо делать вовремя, я научу тебя этому! 
Увидев на её лице отчаяние, добавил:
– Ничего, заявишь об утере, выдадут тебе новый паспорт в течение двух недель.
Наташка смотрела на догорающие кусочки документа, как смотрят маленькие дети на тающее в руках мороженое. Неужели ему, взрослому человеку, нужно объяснять, что фамилию не стоит менять из-за сына. Она не понимала, почему он так с ней поступил, как ей теперь получать зарплату, посылки, пособие на ребёнка… Наташе вспомнилась подобная картина из детства, когда мамин ухажёр, грек дядя Федя, разрубил красные сандалики, которые сам же подарил Наташе накануне...

На самом деле, паспорт восстанавливали полгода, делали запросы в Ухту и Сыктывкар, где она проживала раньше.

Наташке хотелось зарыться носом в подушку и реветь белугой. Но постель была чужая и квартира – чужая, и сама она была чужой, как будто в стане врагов. Там, в другой комнате, спали двое: один на раскладушке, другой, сидя за столом. Рядом с нею – главный враг, которого она в этот момент ненавидела. Наташка демонстративно отвернулась лицом к стене. Напрасно Евгений шептал ей нежные слова и пытался успокоить, но ничто не имело воздействия на Наташу, она не повернулась к нему лицом.
– Может ты скажешь, что означает сей акт?
– Никаких актов, у меня больные дни...
– То есть, я недостоин твоего внимания?
– Понимай, как хочешь!
Это была их первая серьёзная размолвка, хотя Наташа сердцем чувствовала, что ему тоже тяжело, и надо как-то жить с этим: или расстаться, или принимать его выходки, как неизбежность.
– Неужели ты не понимаешь, что очень скоро мы расстанемся? Я просто не представляю, как буду жить без тебя, Чижик ты мой! Ну, прости меня, я безумно ревнивый, нет сил мириться с тем, что я не могу дать тебе свою фамилию.
Рано утром, наспех позавтракав, вышли из квартиры и поехали к дому Евгения, он зашёл переодеться и получил втык от жены. У здания Правительства он вышел, приказав Наташе быть на этом же месте ровно в пять часов вечера.
Геннадий предложил пойти в кинотеатр, там можно было немного подремать. После окончания сеанса вышли на улицу, не выспавшись, в «состоянии нестояния». Мужчины закурили, опираясь на ограду сквера. Наташе было противно смотреть на их безразличные лица. Гостеприимство, по всей видимости, не входило в их планы. Наташку попросту навязали им. Отойдя в сторонку, она боковым зрением увидела, мужчины не обращая ни на кого внимания, курят и что-то обсуждают между собой. Смешавшись с толпой, Наташа быстрым шагом дошла до метро. Прохожие подсказали как попасть в Киево - Печерскую Лавру.
Проехав несколько остановок, она оказалась на противоположном берегу Днепра. В Храме Успения Пресвятой Богородицы Наташа блуждала по галереям, не ориентируясь в бесконечных лабиринтах. В проёмах между стенами, где когда-то были кельи иноков, она ощущала чьё -то присутствие: кто-то невидимый сканировал её. Но страшно не было, она верила, что эта чья-то светлая душа сочувствует ей. Перед глазами проносились яркие картины детства: приезд и проводы отца, как она плакала и умоляла папу остаться, а он сказал: - Собирай свои игрушки в чемодан и приезжай вместе с мамой ко мне!
Тогда ей было пять лет. Потом мама чуть не утонула подо льдом на Волге, и они поехали к бабушкам Вере и Нине в Новый Афон. Через год вернулись домой, мама поправилась. В девятилетнем возрасте, перед Новым годом, поссорившись с мамой, Наташка ушла искать папу. Перейдя Волгу, бродила по Кинешме, искала вокзал, чтобы уехать к отцу в Выксу. Но, когда стемнело, она, соскучившись по маме, вернулась домой, проехав зайцем на последнем автобусе. Во второй приезд папы ей было одиннадцать лет, и она уже не чувствовала такой жгучей боли, не плакала при расставании. Больше Наташа никогда не видела своего отца.
У распятия Христа Наташа остановилась и стала мысленно обращаться к Боженьке, просила вразумить, рассказывая о непростом характере Евгения, о постоянных застольях в кругу непонятной ей публики. Бесконечные тосты, ни к чему не обязывающие разговоры, его бахвальство, маты, хождение голым по гостиничному номеру... Всё это раздражало её, внося сомнения: к ней ли Евгений так стремился, или в общество этих сытых павианов?
Часов у неё не было, поэтому спрашивала у редких прохожих который час. Устав от долгой ходьбы, взяла такси и в назначенное время была на условленном месте.
– Ну, что Мата Хари Славянского разлива? Как это ты сумела улизнуть от моих телохранителей?
– Да очень просто, ушла и всё. Какие они телохранители? Я тебя умоляю!
– Что за тон? Что ты себе позволяешь?!
– А когда терять нечего, так проще жить становится!
– Я больше не нужен? Не оправдал твоих надежд на поступление в музучилище, и любовь закончилась? – негодовал Евгений.
– У тебя участились приступы жестокости! Сходи к психиатру!
– Вот я тебе схожу, надеру задницу при всех, тогда узнаешь!
– Напугал! После сожжения паспорта мне уже ничего не страшно! Я – никто! Ты хочешь, чтобы я с полпинка выполняла все твои капризы? Фигу тебе, понял?!
– Ты – непредсказуемый человек! Не надоело куролесить, зависеть от своих «хочу – не хочу?» Жаль, что у меня слишком мало времени для твоего воспитания. Вот тебе книга о жизни Эдит Пиаф, с отдачей, это моя жена для тебя передала. Внимательно прочти и сделай выводы.
– А почему твоя жена так печётся обо мне? Больше нечем заняться?! – завелась Наташа.
– Прочти сначала, а потом выступай! Тебе столько ещё предстоит учиться, что даже страшно подумать...
Перед отъездом поужинали в ресторане. Неудавшихся охранников, как ветром сдуло. Зато Евгений стал опять нежным. С повлажневшими от нахлынувших чувств глазами, он тихо сказал:
– Теперь мы очень долго не увидимся, я улетаю за границу, а ты не понимаешь, как мне тяжело с тобой расставаться. Скажи, только честно, ты действительно меня любишь?
– Господи, да чем же я могу это доказать?!
– Дождись меня, обязательно! Хорошо?!
– Хорошо!
– Что хорошо? Ты будешь скучать по мне?
– Да. Ну и придурок же ты!
– Когда - нибудь я ударю тебя!
– Это будет в первый и в последний раз! Меня никто никогда не бил!
Когда они подошли к его «Волге», водитель открыл багажник и достал новенький детский велосипед.
– Это моему тёзке, скажи, что я его люблю! Возьми такси, не поднимай велик сама, он тяжёлый. А здесь, в пакете, конфеты, фрукты и шампанское, когда я вернусь, мы отпразднуем мою победу. Сбереги это шампанское для нас с тобой. Я загадал на счастье, помни это!
Наташка, удивлённая подарком, пропустила мимо ушей его слова о шампанском, она обалдело посмотрела ему в глаза и выдохнула:
– Такого как ты больше никогда не будет!
– Это точно! Да я просто убью тебя, если ты мне изменишь!
Каждый думал о своём…
Евгений проводил Наташу в купе, где уже расположилась пожилая пара: муж и жена. Поздоровавшись, он аккуратно уложил велосипед в верхнее багажное отделение и обратился к Наташиным попутчикам:
– Вы, пожалуйста, проследите за моей девочкой, не обижайте её.

Наташка до ночи курила в тамбуре, всё пыталась разобраться в себе и в своих чувствах.

               
                Глава 6

               

Всё лето Славянск, расположенный в котловине высохшего моря, задыхался от изнуряющей жары, которую местные жители называли «спэкой». Редкие грозы и ливни не приносили желанной прохлады, а только повышали влажность: от земли шёл пар, как будто на раскалённую сковороду плеснули холодной воды.
В баре «Северском» начало августа ознаменовалось многочисленными проверками и комиссиями. Только закрывались двери за санэпидемстанцией, появлялся народный контроль. Проверяющие сосредоточенно замеряли количество ингредиентов в порционных блюдах, высчитывали процентное содержание спирта в коктейлях, даже изобрели термин: «величина оседания пены» в пивных кружках. Музыканты бара играли только программный репертуар, обозначенный в рапортичках, и никто из посетителей не мог заставить их исполнять песни на заказ. Семён Малыгин и директор «Плодовощторга» Константин Полухин задавались вопросом: какая сволочь под них копает, и целыми днями крутили телефонный диск, пытаясь дозвониться до Тищенко. Но тщетно, помощи из Киева не последовало, Евгений Михайлович находился за границей. Наташа также не могла ответить шефу, когда приедет её возлюбленный.
– Не поверю, что у тебя нет с ним связи! – наседал Семён Филиппович.
– Связь есть, но только на уровне подсознания, – нашлась Наташа.
– Ну и сообщи ему, что нас вот - вот закроют! Где работать будешь, подумала? – кипятился шеф.
Наташке было грустно и смешно: разве от неё зависел приезд Евгения? Но, как по волшебству, он позвонил на следующий день с борта самолёта:
– Как ты там без меня?
– Я написала тебе на главпочтамт «до востребования» и ответила на твой вопрос.
– И что же ты написала?
– Такое впечатление, как будто нет резинки у трусов!
Евгений рассмеялся:
– Я тебя обожаю! Через пять дней приеду, жди! Я тебя целую! – в слове «целую» он сделал эротическое ударение на первый слог. Разговор был настолько коротким, что Наташа не успела сообщить о ситуации в баре.
               Пользуясь отсутствием Евгения Михайловича, киевляне Геннадий и Роман Богданович, получившие небольшой гонорар за усовершенствование газового вентиля в системах газоснабжения на заводе «Славтяжмаш», десять дней отдыхали на пляжах Славянского курорта, а вечерами резвились в баре «Северском» за счёт заведения.
– Ребята неплохо устроились! – возмущался Сорокин, ломая голову, как списывать убытки, – посетителей было очень мало. За сутки до отъезда в Киев друзья гудели до глубокой ночи. Дело дошло до того, что при появлении бармена, они выкрикивали:
– Хайль! Мы сегодня будем вас немножко пуф-пуф и чуть-чуть вешать! – при этом, доставали из кобуры настоящие пистолеты, благо не палили в потолок.
Видавший виды Сорокин испытывал жгучее желание надавать им по рожам. Но, по просьбе шефа, ему и Славику Замчалкину пришлось затаскивать гостей волоком в автомобиль и везти в гостиницу, а там поднимать на второй этаж и раскладывать по койкам.
На следующий день их опухшие физиономии появились в Наташкином подъезде. Пропившиеся рационализаторы стали расспрашивать соседей, где живёт девушка с очень низким голосом. Наконец, позвонив в 59 квартиру, «телохранители» стали умолять Наташу, чтобы она одолжила им 12 рублей на билеты до Киева. Открыв кошелёк, Наташа обнаружила там пять рублей, и ей пришлось занимать оставшуюся сумму у подруги Ирины Стрелковской, жившей по соседству.

                ***

В первой декаде августа Наум Айзенберг отбыл в Киев, со скрипом выбив у шефа, Сергея Степановича, командировочные. Заниматься делами директора в свой отпуск и за свой счёт Наум категорически отказался. Его приятель, один из лучших киевских адвокатов Леонид Викентьев, нашёл нужных людей, вхожих в коридоры власти. Но коридоры коридорами, а выйти на людей, способных принимать решения, не получилось. Однако, по описанию и имени отчеству Евгения Тищенко опознали и все в один голос не советовали связываться с ним. Но Науму Натановичу, как зрителю в театре, было интересно, что происходит за кулисами, в ведении власть предержащих. Ему не терпелось узнать, кто те небожители, которым дано право вершить судьбы людей и можно ли застать их врасплох? Особенно Наума привлекала возможность выложить перед одним из зарвавшихся чиновников шокирующие подробности, способные поставить крест на его карьере. Наум даже не помышлял о том, что можно было бы срубить с этого чиновника приличную сумму, – его вдохновлял сам процесс.
Но на сей раз планам всезнающего юриста не суждено было сбыться, он как будто упёрся в непроходимую стену. На закрытую правительственную базу он также не попал, охрана развернула его в противоположную сторону на подступах к объекту. Отчаявшись, он написал анонимное письмо Главному Прокурору города Киева, где сообщил о противоправных действиях коммуниста Тищенко.
Отлично отдохнув в Одессе, Наум через месяц вернулся в Славянск и с удовольствием узнал, что бар «Северский» закрыт по линии Горкома Комсомола. Чернобривец торжествовал:
– О, как мы их сделали, Нёма!
На что юрист, умышленно грассируя буквой «р» ответил:
– Будем посмотреть!
Бывшая заведующая залом бара «Северский» Верочка обратилась за помощью к Науму Натановичу. Одна она идти к нему не решилась, пригласила на встречу Иру и Ниночку. Наум, в свою очередь, поставил на вид Чернобривцу факт, что девушки практически пострадали из-за желания Сергея Степановича закрыть бар. Вызвав к себе в кабинет начальника отдела кадров, директор треста решил этот вопрос: всех девушек трудоустроили.

***

Евгений рвался на части: его безумно тянуло к Наташе, но остановить запущенный маховик своего продвижения не было никакой возможности. В юности он принял решение, что будет кадровым офицером Советской Армии, как его дядя Николай.
После сдачи экзаменов и выполнения норм по стрельбам бригада ракетчиков, в которой Евгений начинал службу, должна была передислоцироваться в ГДР. Но, по указанию Центра, из бойцов одинакового роста и крепкого телосложения создали спец-команду из 30 человек для обеспечения безопасности Первого Секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва во время его поездки в Украину. Сначала с отобранными кандидатами велись ознакомительные беседы, а затем с каждым в отдельности говорил оперуполномоченный особого отдела полковник Всеволод Шаргин. Проводились ежедневные, восьмичасовые занятия по строевой подготовке, стрельбы из боевого оружия, особое внимание уделялось отработке совместных действий с представителями органов госбезопасности. Почти все бойцы группы вступили в ряды КПСС. В Кременчуге Полтавской области программа Главы Государства была насыщенной. Планировалось посетить Кременчугскую ГЭС, которой присвоили имя Хрущёва и угодья совхоза «Песчаное», специализирующееся на выращивании рекордных урожаев кукурузы. После малоизвестных на то время событий в Новочеркасске в июне 1962 года, Никита Сергеевич использовал эти поездки для поднятия своего авторитета. Его простота и доступность могли повлиять на ход планируемых мероприятий и привести к нежелательным последствиям при встречах с народом. Поэтому команде ставилась задача: обеспечить беспрепятственное продвижение Первому лицу и сопровождавшим его членам Политбюро ЦК КПСС.
Как только правительственный поезд подошёл к перрону, новоявленные телохранители в считанные секунды окружили кольцом прибывшую делегацию. Встречающие кричали «Ура!» и осыпали гостей цветами. Пионеры отчаянно лупили в барабаны, а молодые девушки в украинских национальных костюмах подавали гостям хлеб и соль на вышитых рушниках. «Добро пожаловать на родную украинскую землю!» – гласили транспаранты. На портретах Хрущёв и прочие «слуги народа» выглядели молодо, сцена была оформлена кукурузными початками.
Для Евгения это было первое поручение государственного значения. Торжественная встреча вызвала в его душе трепет. Но вскоре после гневных высказываний и эмоционально- надрывных речей с оговорками и ошибками облик Главы Государства несколько померк в глазах молодого бойца. Неприятно поразила приземистая, крестьянская фигура Хрущёва, лоснящееся от пота одутловатое лицо, усеянное бородавками, редкие, цвета пшеницы волосы, бегающие серые глазки. Хрущёв пытался убедить людей, что все их беды от Сталина, он бил кулаком по трибуне, которая при этом вибрировала, грозя рассыпаться, как карточный домик. В семье Евгения, среди друзей и соседей, имя Сталина произносили с придыханием. Все помнили Великую Победу и ежегодное снижение цен на продовольственные товары и предметы первой необходимости. Поэтому разнос экономической политики бывшего вождя, устроенный Хрущёвым, люди не считали справедливым, хотя хлопали в ладоши и кричали «Ура!»
В последующие годы службы в жизни Евгения было множество правительственных кортежей, эскортов сопровождения, охраны первых и не совсем первых лиц разных государств. Многое в поведении этих лиц не укладывалось в понятия юноши, но, как ни странно, чем дальше, тем спокойнее он стал воспринимать несоответствие сказанных с трибуны слов и отражения их в реальной жизни народа.
Охраняемые, – наоборот, замечали и поощряли бойцов, считая себя хозяевами, «прикармливали ребят с руки». К Евгению пришло понимание, что он и вся группа являются обслугой для высокопоставленных чиновников, и ему нестерпимо захотелось независимости.
После окончания службы Тищенко поступил в Киевский Государственный Торгово-Экономический Университет и, защитив диплом, стал молодым, подающим надежды экономистом. Но связь с органами безопасности не прерывалась: время от времени он выполнял особые задания и получил звание капитана. Летом 1965 года ушла из жизни мама – самый родной и любимый человек. Евгению казалось, что жизнь закончилась, он не видел красок дня, ни о чём не мог думать… На поминках к нему подошёл дядя Петя и, крепко обняв, сказал:
– Мама всегда будет с тобою, как добрый ангел, где бы ты ни был, она сбережёт тебя от бед. Держись, мой дорогой сынок. Вот тебе мои телефоны, оправишься, позвони и приходи, покумекаем о твоём будущем.
Через неделю по настоянию отца Евгений встретился с Петром Ефимовичем Дудко.
– Ознакомился я с твоим досье, «добрые люди» помогли… Ты столько всего насовершал и молчишь…
Евгений опустил глаза.
Так, благодаря собственным заслугам и знакомству, сложилась дальнейшая карьера Евгения Тищенко.