Гром небесный

   Глава 17

               

Весенним утром 15 марта 1991 года отступившая было зима, вернулась в Москву: от бесконечно падающего снега не было видно ни неба, ни земли. Весь транспорт стоял в пробках, линии электропередачи прогибались под тяжестью снежного «десанта».
Была пятница… Дети немного приболели, и Наташа решила оставить их дома до понедельника. В половине десятого утра в её квартире раздался телефонный звонок. Услышав голос Евгения, Наташа замерла…
– Чижик мой, здравствуй! Как ты живёшь? – спрашивал он.
– Да… по - разному… И хорошо, и не очень… Всё, как у всех…
– Как супруг? Как дети?
– Серёжа заканчивает юридический институт, теперь он заместитель начальника по режиму на заводе «Счётно -Аналитических Машин». Дети кашляют, в садик их сегодня не повела. 
– А сама чем занимаешься?
– Через месяц Петеньке исполнится три года, снова выйду на работу, махать метлой и лопатой вплоть до 1993 года. У меня теперь служебная квартира в центре города.
– Шесть - ноль – в твою пользу! Не ожидал я, что ты проявишь такую силу воли!
– Зато сегодняшний снегопад поверг меня в ступор, благо – вспомнила, что я в отпуске по уходу за ребёнком…
– А на жизнь вам денег хватает?
– Сергей неплохо зарабатывает, но всё так стремительно дорожает… Родственница из Польши привозит мне серебряные изделия: крестики, цепочки, колечки. Продаю их с небольшой прибылью.
– А как мой тёзка, Жекин?
– Ему уже 21 год, закончил радиотехнический техникум, а неделю назад получил права, только машины пока нет.
В Наташиной голове мелькнула шальная мысль напомнить Евгению о его обещании купить ей машину. Но ответ убедил её в том, что он не помнит о своём обещании или делает вид, что не помнит...
– Ну, это – не беда, заработает ещё на машину! Ты хочешь со мной увидеться?
– Да… Но, как? Где ты?
– Ты помнишь, куда мы ездили с тобою, когда у меня был ремонт?
– Смутно. Мне тогда показалось, что это край географии…
– Хорошо, бери авторучку и записывай. Возьми такси, тебя доставят по этому адресу.
– Только я приеду с детьми!
– Это твой выбор, решай сама.
Наташа могла отвезти детей тёте, но она гордилась ими, больше ей похвастать было нечем. Однако, решающим фактором в этом вопросе была боязнь, что она может не выдержать обаяния Евгения...
Долго ехали на такси, Петенька спал, Тамара постоянно спрашивала:
– Ну, когда мы уже приедем к дяде Алёше?
Наташа намерено назвала Евгения этим именем, так как иногда ходила за помощью к экстрасенсу Алексею. Ей не хотелось, чтобы муж ревновал её.
Евгений ожидал их возле подъезда, одет был тепло. В Риме при вылете было +24, а в Москве ноль градусов. Когда такси остановилось у подъезда, Евгений расплатился с водителем и взял полусонного Петю на руки. Возле порога своей квартиры отдал его обратно Наташе и открыл двойные двери, на внутренней - красовался герб Советского Союза.
– Ничего себе! – удивилась Наташа.
– Это, чтобы воры знали, что здесь живёт официальный представитель власти, если задумают ограбить, – мало им не покажется!
В прихожей разделись, развесили одежду во встроенные шкафы, дети немного покривлялись в прихожей перед зеркалом во всю стену.
– А здесь, я иногда занимаюсь делами безответственными… – сказал Евгений, показывая спальню, в которой стояли две кровати, книжные шкафы, комод и две тумбочки, на стене висели бра.
– Я и вижу, кровати раздвинуты, разве с любимыми спят по-отдельности?
– Жизнь у меня такая, иногда и спать не приходится! А хочешь, я сделаю тебе массаж, что-то ты сильно располнела… – обменялись репликами бывшие возлюбленные.
Однако, Петенька запротестовал:
– Только папа может делать маме массаж!
– Вот какой заступник у меня растёт! – Наташа погладила по голове своего любимчика.
– Смышлёный малыш, ничего не скажешь… Ребята, идите в ванную, помойте ручки, и дядя Алёша даст вам вкусненьких конфеток! – распорядился Евгений.
Дети бегали по квартире, ели конфеты и мандарины. Побывав во всех комнатах, они кинулись к пианино, но Наташа заставила их ещё раз вымыть руки, а потом измываться над инструментом. Сама стала помогать Евгению готовить салат из огурцов и помидоров. Поставив на стол закуску и две коробки конфет, Евгений открыл бутылку шампанского.
– Давай выпьем за нас! Мы с тобой – исключение из всех правил: немногим парам удавалось быть столько лет в разлуке, но сохранить любовь! – с грустью произнёс он.
Не успела Наташа выпить шампанское, как на кухню прибежал Петя и потребовал:
– Мама, дай сисюль!
Евгений от удивления вскинул брови:
– Ты до сих пор кормишь его грудью?
– Когда ему исполнился годик, я попала на операцию и потом три раза в день сцеживала молоко, чтобы оно не пропало. На девятые сутки я ушла из больницы под расписку, теперь Петя отказывается бросить грудь.
Наташа отвернулась и стала кормить сына, приговаривая:
– Петруша, ну как тебе не стыдно? Ты ведь большой мальчик, садись за стол, поешь колбаски, помидорчиков, рыбки, огурчиков …
Томочке очень понравился сыр «Дор – блю», она спросила:
– Дядя Алёша, а вы знаете, почему этот сыр голубого цвета?
– В нём находится особый вид плесени, она и даёт такой оттенок.
После материнского молока Петя налёг на беляши, приготовленные Инной в дорогу мужу.
– Такую «команду» сложно прокормить! – улыбалась Наташа.
– Я прокормлю и воспитаю всех своих детей! – ответил Евгений, акцентируя свой ответ на слове «всех».
Наташа приняла это на свой счёт, она не предполагала, что у Евгения есть сын.
– Зачем ты носишь усы?
– Нравится мне так!
– Конечно, так ты солиднее выглядишь, но какой - то не родной…
- Если бы ты хотела по - настоящему, чтобы я был родным, не изменяла бы мне!
Наташа покраснела, она и без напоминаний, всегда чувствовала себя виноватой в их разрыве…
              После обеда Евгений похвастался своим заграничным паспортом синего цвета, где стояли отметки его посещения Лондона, Нью-Йорка, Оттавы, Парижа и других городов. Проводив гостью в свой кабинет, он достал с полки фотоальбом, она нехотя стала разглядывать его... На одной из фотографий Евгений стоял при полном параде, весь его мундир от верха до низа был увешан орденами и медалями. Рядом сидела Инна с постным выражением лица.
– Леонид Ильич отдыхает… Тебе нельзя умирать! – произнесла потрясённая Наташа.
– Твои бы слова – да богу в уши! -  ответил Евгений.

Он собрал для детей два пакета подарков, особенно им понравилась круглая коробка с чаем, пахнущим бергамотом и квадратная коробка с печеньем, на которой был нарисован Дед Мороз, скачущий на тройке лошадей. Покидая квартиру Евгения, Наташа спросила:
– Мы ещё увидимся?
Он многозначительно ответил:
– Обязательно! Следи за вестями, всё узнаешь в августе…
Когда они шли по заснеженному парку, держа детей за руки, Наташа подумала:
– Встретились, распушили хвосты, как два павлина, похвастались друг перед другом своими победами… А дальше что?   
Но, сев в такси, она поняла каким - то шестым чувством, что видит Евгения в последний раз в своей жизни. Мысль о том, что он постоянно подвергает себя риску, служа Отчизне, возвысила любимого в её глазах.
- О его подвигах никто никогда не узнает! – сожалела она.
Сняв с себя крест, Наташа в отчаянном порыве сунула его в большую ладонь Евгения. Она не зная, что подобных «подарков» не следует дарить, и невольно «повесила» свою незадачливую судьбу на его шею…
Через два с половиной часа Евгений перезвонил ей, спросил, как они доехали, ведь дорога была скользкой, и сообщил итоги ещё не состоявшегося голосования по референдуму.
– Ну, как ты можешь знать наперёд, как проголосуют люди?
– Собрал воедино все сводки по Союзу…
– Надо же! Прямо все перед тобой отчитались! Ты не обижайся, Женя, но ты – бахвал!
– Запиши мои цифры, чтобы потом сверить!
– Сейчас, всё брошу… Зачем вообще выдумали этот референдум, делать нечего? Ну, ясное же дело, народ проголосует за наш СССР!
– Пожуём – увидим… Ну, не скучай, чижик ты мой наивный! Я тебя люблю!

                ***

                В апреле 1991 года в почтовых ящиках москвичей стали появляться листовки, рассказывающие о жирующих партийцах и призывах голосовать за борца с коррупцией и привилегиями – Бориса Ельцина.
В конце лета в одночасье закрылись на ремонт 26 из 28-ми табачных фабрик. Жителям столицы стали выдавать талоны на продукты первой необходимости. За хлебом, водкой и сигаретами выстраивались километровые очереди.
А в это время в Лосинке хлеб сгорал на кострах, по Азовскому морю плыли тысячи забитых свиных туш, на базах гнили продукты. Ради создания искусственного дефицита торгаши сознательно гноили и портили товары. Это была не усушка - утруска, а подрыв экономики. Правительство Москвы заявило, что могло бы поставить больше продуктов, но фронт выгрузки рефрижераторных секций не позволяет, не хватает подъездных путей, холодильники не успевают выгружать. Наивные энтузиасты шли на базы для разгрузки вагонов, но на подходе им говорили:
– На тебе деньги и уматывай, чтобы тебя здесь и близко не было!
Это был спланированный саботаж. Ярые коммунисты и комсомольцы, ранее декларирующие верность партии, переродились и стали формировать новый буржуазный класс внутри угасающего советского общества.
Наступил август, о котором намекал Евгений. Наташа, наблюдая происходящие события, так и не пришла к выводу, какую группировку он представлял: Горбачёвскую или Ельцинскую? Она очень переживала, когда Горбачёва блокировали в Форосе и вспоминала слова Евгения, сказанные им на Красной площади в 1976 году.
Глава КГБ Крючков передал Горбачёву документы, подтверждающие существование в СССР подпольной антисоветской организации и потребовал проведения расследования. Но Горбачёв отверг эту информацию. На решительные действия у Крючкова смелости не хватило. Только спустя годы давний замысел стал очевиден… Трагедия разыгралась с ведома Горбачёва под руководством спецслужб США и Англии. Волей нескольких человек был запущен маховик грандиозной спецоперации.
Знакомые Наташи, которые в 1991 - ом году принимали участие в противостоянии на Манежной площади, рассказывали, что ящики с горячительными напитками подвозили фурами, и многие с удовольствием потребляли их «для сугреву». Все желали свободы, особенно образованные люди, имеющие склонность к мечтательности и питающие отвращение к труду.
Завод «Счётно-аналитических машин», где работал Сергей, готовили для продажи концерну «Сименс». Рабочие радовались, что вскоре будут получать зарплату в долларах. Но, администрация завода и вышестоящие заправилы, запросили такие «откаты», что переговоры зашли в тупик, а потом и вовсе прекратились. Перевод предприятий военно-промышленного комплекса на производство товаров народного потребления не дал положительных результатов. Для «поддержания штанов», заводские корпуса и склады начали сдавать в аренду.
Сергей недолго ходил в должности замначальника по режиму. Цеха и отделы закрывались, людей увольняли «пачками». Деньги обесценились и прокормить семью на мизерную зарплату не было никакой возможности. Сергей вынужден был пойти торговать в круглосуточный ларёк. Там у него появилось множество «друзей». Они часто угощали его водкой, особенно в ночную смену. Порой он еле приходил домой, вернее, его приводили подвыпившие мужчины. Ни уговоры, ни скандалы не возымели действия, Сергей был постоянно в подавленном состоянии, он очень болезненно переживал развал СССР, не хотел избавляться от партбилета, бережно хранил его. Столько сил ушло на обучение, столько надежд было перечёркнуто!
Наташа стала подрабатывать в торговой фирме «Русская Америка», развозила продукты по магазинам, сдавая их на реализацию. Тяжёлая работа и забота о семье держали её в постоянном напряжении. Все эти годы её гитара сиротливо пылилась на антресолях. Когда десятилетний срок отработки за квартиру закончился, и дети подросли, Наташа стала чаще доставать свою подруженьку, и та откликалась на прикосновение её пальцев то радостными, то печальными звуками. Но, несмотря на то, что разногласия с мужем стали постоянными, Наташин внутренний мир ожил, его словно прорвало, как плотину от таяния снегов.
Наверное для творчества необходимо чувство отрешённости и одиночества… - думала про себя Наташа.
Одна за другой стали рождаться новые песни. Наташа попыталась сосчитать, сколько их накопилось за двадцать лет… Оказалось, более пятидесяти. Некоторые из них были трогательными и наивными, некоторые – глубокими и профессиональными.
– Боже, кому я всё это пишу? – спрашивала она себя.
Каждый вечер перед сном Наташа стала горячо молиться Николаю Угоднику – скорому помощнику, чтобы он свершил чудо и её песни хоть где-то зазвучали…
От безысходности она позвонила Евгению в офис, хотела получить от него поддержку. Евгений сидел в своём кабинете, обложившись папками с бумагами из различных ведомств, в окружении трёх телефонов: массивного белого с витым шнуром, черного городского и серого, без наборного диска – для связи с дежурным офицером охраны…
– Скажи мне что - нибудь хорошее! – попросила Наташа, не желая понимать, что Евгению не до неё.
– Да что же хорошего я могу тебе сказать? Я постоянно загружен работой, мне осточертел мой кабинет, повседневные обязанности… Я настолько устал от всего, что готов, как волк, выть на Луну!
– Ты же сам стремился к такой жизни!
– Много ты знаешь… Давай не будем ссориться, лучше напиши стихи для предисловия к моей книге воспоминаний! Жду!
Через полчаса Наташа, к собственному удивлению, написала:

«Придёт прозренье на изломе ночи, когда восход зарёй зачат…
Когда ты сам узнать захочешь, чем в этой жизни был богат.
Нахлынут вдруг воспоминанья… Ты исповеди ночи – не страшись…
Любовь – не пытка, а познанье реальности, что дарит жизнь!»

Евгений был несколько удивлён такой быстрой реакции, и записав Наташины стихи, поблагодарил. Но, Наташа не отставала, она включила магнитофон и предложила послушать песню Криса Де Бурга «Lady in red», чтобы напомнить вечер в баре, когда она в красном костюме пела для него.
Евгений по инерции переводил некоторые фразы из песни: «Я никогда не видел тебя столь прекрасной, как в этот вечер. Я не замечал, как струятся твои волосы в блеске огней ... Леди в красном танцует со мной, щека к щеке – и никого нет, только мы с тобой. Я хочу, чтобы это длилось вечно…».
Наташа не могла понять, что в душе Евгения давно стихла боль, осталась лишь память о счастье, воспоминания не мучат его, как раньше, а мирят с реальностью. Деловая трясина затягивала его всё глубже. Не было возможности оторваться от нескончаемых дел, вздохнуть полной грудью, забыть обо всём. Заглядывать в прошлое было всё сложнее. Он ещё не осознавал, что ступил на лестницу, ведущую вниз…
Евгений решил прервать разговор с Наташей.
– Знаешь, я невольно наблюдал за русскими детьми, которые волею случая попали за границу, и сделал вывод, что одни - учатся, постигают науки, а другие – пишут матерные слова на пыльных стёклах автомобилей…
Это выглядело как эпизод с надоедливой дамой - математиком из «Семнадцати мгновений весны», которой Штирлиц сказал: - Иди, начерти пару формул!
Наташе стало очень больно… Евгений приравнял её к каким-то недоумкам, пишущим гадости на автомашинах.
– Ну, да… Я забыла! Мы же с тобою вращаемся на разных орбитах! – вспылила Наташа. Она чуть не заплакала и, затаив обиду, не попрощавшись, положила трубку.
Прошлое не уходило из её жизни… Сначала она хотела написать Евгению что - то очень дерзкое, чтобы больнее уколоть его. Но, вспомнив, что она сама виновата в разрыве с ним, написала отречение от любви, озаглавив его «К двадцатилетию победы разума над чувствами…»

- Господи, со смирением, после двадцатилетнего противостояния между разумом и чувствами, принимаю волю твою и отрекаюсь от любви своей греховной во имя человеколюбия и милосердия! Ещё с тяжестью в душе, сожалею, что никогда не постелю ему постель, не принесу стакана воды, не поеду с ним в путешествие. Не утешу его и не защищу от недругов, не возвышу над всем миром, не рожу ему детей! Нет во мне силы, Боже, дай мне терпения и смирения, либо лиши меня памяти, чтобы не видеть его среди дня или ночи в мыслях моих! Никогда и он не увидит меня ни грустной, ни весёлой, не спросит, что таится в душе моей, подаю ли я милостыню или сама прошу её…

Письмо Наташа отвезла Владимиру Ивановичу. Через несколько дней Евгений позвонил ей и передал с водителем запечатанный конверт с ответом.
После Наташиного «Прощай!», Евгений написал: «И здравствуй!»
Юлия Друнина:
-Мы Любовь свою схоронили, крест поставили на могиле…
«Слава Богу!» – сказали оба…Только встала любовь из гроба,
Укоризненно нам кивая: – Что ж вы сделали? Я живая!

               
                Глава 18

               

В октябре 1995 года на Наташин день рождения в гости приехал Борис Богрычёв с супругой Татьяной. Он только что возвратился из гастрольного тура по Канаде и с сожалением сравнивал жизнь людей за границей и в Союзе. Под «занавес», Наташа «разошлась» и спела несколько своих песен, аккомпанируя себе на гитаре. Борис, прослушав песни, нашёл их профессиональными.
– Что ж ты раньше - то молчала, не рассказывала мне, что пишешь?
– Да недосуг было… Вся жизнь – сплошная круговерть!
– Я считаю, эти песни нужно показать серьёзному продюсеру, а то по телевизору стали показывать бог знает, что… Артисты, как заведённые куклы, одинаково поют и двигаются, а музыка и тексты – «ни на какую голову не наденешь…»
– А многие музыканты поют в переходах метро! Я – просто в шоке, загнали музыку под землю! Как так можно? – вторила ему Наташа.
– Согласен, я тоже встречал своих друзей на Новом Арбате, ходят с шапкой по кругу, клянчат копеечку… Глаза бы мои не глядели! Ладно, а что, если обратиться к Александру Градскому или к Саше Буйнову? Хотя, стой, я же с Николаем Караченцовым в «Ленкоме» в семьдесят четвёртом работал, хоть и не долго, но мы с ним остались в прекрасных отношениях, иногда созваниваемся!
– Неужели? Вот это да! Борюсь, ты знаешь, когда я увидела по телику отрывок из «Юноны и Авось», у меня сердце чуть не разорвалось на части! Это и была самая главная причина, по которой я решила изменить свою жизнь! Я просто боготворю Николая, но разве он станет тратить время на меня?! Ему такие именитые авторы пишут, что выше и не бывает! 
– Наташа, попытка – не пытка! Если не стучаться в двери, они никогда и не откроются! А потом, ты даже не представляешь, какой это человечище! Но, уж если скажет, что не стоит тебе этим делом заниматься, тогда и мучиться не будешь! Завтра же позвоню ему, узнаю, когда у него будет посвободнее со временем.
Борис долго «ловил» Николая Петровича, телефон почти постоянно был на автоответчике. Наконец, перед Новым годом, ему удалось поговорить с артистом.
– Натаха, готовьсь! Шестого января Николай пообещал встретится с нами в «Ленкоме»! – радостно сообщил друг.
– Боже мой, Боречка, я ж со страху помру… Неужели это правда?
– Мать, не гони волну! Не расклеивайся! Спину выпрямила и пошла…

Встречая Новый год, Наташа втайне от всех загадала желание и выпила бокал шампанского за здоровье и благополучие своего кумира. Несмотря на прожитые годы, она верила, что в Новый год может произойти чудо…
За неделю ожидания у неё произошли все смены настроений – от бурной радости, до депрессии и полного неверия в себя…
Вечером пятого января Наташа стала просматривать свой гардероб и пришла к выводу, что ничего -то у неё приличного из одежды нет. Не было возможности тратить деньги на себя, пока росли дети, им постоянно нужно было покупать что - то новое…
Утром она надела повседневные шерстяные серые брюки и белый мохеровый свитер, на улице было очень холодно…
В цветочном магазине на Спартаковской долго выбирала цветы и зачем - то объясняла продавцу, что букет этот предназначается очень хорошему человеку.
В половине второго встретились с Борисом у памятника Пушкину, в очередной раз подтвердив правоту гения «сюда не зарастёт народная тропа…». Поздоровались, поцеловались.
– Боба, у меня поджилки трясутся, сердце из груди выскакивает, что теперь будет?
– Не переживай, всё будет хорошо! Давай сюда гитару, обвешалась вся, цветы - то зачем? Мужикам чего -то погорячее надо!
– Так мне названный брат, Игорь, такой классный коньяк достал для Николая Петровича, с автографом самого Чингиза Айтматова! А цветы – это от всей души, как бы это я к такому человеку, да без цветов пришла?!
– Откуда у тебя появился брат?
– Это муж моей подруги, классный парень - Игорь! Мы его зовём Санта-Мария. Это его коронное выражение по любому поводу: возмущается он или восхищается чем -то. Его семья живёт рядом с моей мамой, в Климовске, на выходные мы приезжаем к ней подышать свежим воздухом… У нас девочки – одногодки растут, вот мы и сдружились.
За разговорами пришли в «Ленком», поздоровались с вахтёршей Татьяной Алексеевной, присели в кресла и стали ожидать, вполголоса переговариваясь. Вдруг, где - то вдалеке пророкотал неповторимый бас, усиленный сводами потолков, затем появился он сам – легендарный Николай Караченцов. Сбегая вниз по ступенькам, он искрился улыбкой, освещая всё вокруг. В жизни он был худеньким и стройным, на теле -экранах казался крепким и коренастым. Как во сне, Наташа вместе с Борисом подошла к Николаю Петровичу, протянула ему цветы, говорить не могла…
Николай Караченцов в свои пятьдесят два года выглядел великолепно: гибкое, спортивное тело, ясный взгляд лучистых глаз: в зависимости от освещения и степени усталости, глаза его меняли оттенки – от зеленовато-табачного, до цвета спелой вишни. Завораживающая улыбка и ямочки на щеках открывали внутреннюю теплоту его души.
Лёгким шагом, как весенний ветерок распахивал он «двери» в сердца людей, которые встречались ему на пути. Николай держался молодцом, все свои невзгоды, усталость и душевный непокой, носил в себе. Никогда не жаловался на судьбу, не сетовал на стечение обстоятельств. Он умел слушать и слышать людей, проникал в их проблемами и помогал чем мог. Больше всего ценил дружбу. Женщин любил и баловал, понимая, как нелегко им  живётся в этом мире. А они расц ветали в его присутствии, как цветы...
Газеты и журналы наперебой писали о нём: «Караченцов не терпит  фальши: ни на сцене, ни в жизни. Слухи, сплетни и домыслы пресекает на корню. Иногда называет театр «клубком целующихся змей». Очень любит свою работу, каждый раз боится опоздать на спектакль или репетицию. Невозможно сосчитать, сколько травм получил он во время съёмок, выполняя по собственному желанию, работу каскадёров. Подчас он играл на сцене, превозмогая острую физическую боль: зрителю было невдомёк, каких усилий стоит ему доиграть спектакль до конца. Только в гримёрке наркотик сцены переставал действовать, и он не мог сдвинуться с места без посторонней помощи.
Сон был дефицитом у Караченцова, навёрстывал его в перелётах, переездах, порой в антрактах… Однажды, на гастролях, его не могли добудиться, помог мобильный телефон. В его сутках было всего 3-4 часа для сна. Звонки, репетиции, съёмки, спектакли, интервью, концерты, пресс-конференции. В теннис он играет с азартом, оттачивая мастерство, радуется победе и огорчается поражению, как маленький ребёнок. В еде неприхотлив, отдаёт предпочтение русской кухне, одевается просто, не любит всяких наворотов и кича. Николай Караченцов – кумир миллионов людей в России и за границей. Он гордится своим театром, коллегами, огорчается, что на экранах идут подчас пустые заграничные фильмы, оттесняя талантливых русских режиссёров и актёров. На спектакли с его участием невозможно достать билеты. Он узнаваем не только на улицах Москвы и других городов бывшего Союза, но и далеко за пределами страны. Однажды он играл в теннис на кортах Ленинграда, проходившие мимо школьники, облепили площадку и скандировали: «Уррий! Уррий!»
Есть люди, за которыми хочется идти, на которых хочется равняться. Их немного, один из них, красивый и яркий человек, щедро делящийся своим опытом, теплотой и мудростью, имя этого человека - Николай Караченцов! Низкий ему поклон от всех почитателей его Таланта!
К великому сожалению, отовсюду звучит попса, оглушающий скрежет металла и кабацко - уголовные шлягеры, процесс вымывания из сознания людей музыкальной культуры достиг угрожающих масштабов и кажется порой необратимым. Если Николай Караченцов уедет жить за границу – для России всё будет потеряно!»
Ничего этого Наташа не знала, входя в гримёрку артиста. Одно то, что она видит живьём этого человека - легенду, переворачивало всю жизнь, наполняя её смыслом. И, главное, не зря она столько выстрадала, подарок судьбы – на лицо! Николай Чудотворец свершил чудо!
Наташа очень волновалась, движения её были суетными, руки от волнения дрожали. Пока она расчехляла и подстраивала замёрзшую гитару, Николай беседовал с Борисом, который делился событиями, произошедшими в его жизни за эти годы, рассказывал о своём сыне…
             Наконец, Наташа взяла несколько аккордов, чтобы проверить благозвучие инструмента. Караченцов понял, что настройка закончена и пробасил: – Ну, что ж, послушаем! Девушка, русские – не сдаются! Огонь, пли! – приободрил он трясущуюся от волнения Наташу.
Спев пять песен подряд, она остановилась и затаив дыхание, ожидала «приговора».
Николай Петрович сказал:
– Ну, что ж? Очень симпатичные песни. Мне нравятся, особенно первая. Скажите, почему они у вас все такие грустные?
– Жизнь не очень весёлая была… – тихо ответила Наташа.
– Да, надрыв чувствуется и стихи –  крепкие. Давайте сделаем так: попробуем записать эту вашу песню, как она называется?
– «Я – не солгу!»
– Позвоните мне недельки через две, мы завтра уезжаем на гастроли, принесите текст, обсудим, что к чему и запишем песню у нас в «Ленкоме».
У Наташи захватило дух, она даже не мечтала о таком счастье, ей казалось, что артист скажет ей какие - то слова утешения и на этом всё закончится.
– Николай Петрович, я не знаю, как Вас благодарить, Вы даже не представляете, что Вы для меня сделали!!! – дрожащим голосом, со слезами на глазах произнесла Наташа.
– Давайте работать, там видно будет, что у нас получится. Не забудьте напечатать слова песни, в процессе записи я должен слитно ощущать и текст, и мелодию. Я провожу вас, а то заблудитесь в наших лабиринтах!
Прощаясь, Николай Петрович поцеловал Наташу в щёку.
– Теперь умываться не буду! – пошутила она, не подозревая, что буквально все женщины, однажды поцелованные артистом, произносили эти же слова.
Когда они с Борисом вышли из театра, на улице стемнело: шёл снег, крупные хлопья кружились в блеске фонарей и огней рекламы, насыщая город свежестью. Какое-то неизведанное ранее чувство лёгкости обволокло всё естество Наташи. Это было настоящее Рождество! (Впоследствии, поверив в себя, она написала песню «Путеводная звезда…», посвятив её Николаю Петровичу.)

«Весть благая разнеслась: Путеводная звезда – родилась,
И теперь я верю в силу, что ростки добра пустила,
виноградною лозою принялась…
Тихо кружит над землёй белый снег…
До чего же ты красив, белый свет!
Очарована душа волшебством,
сердце празднует Христа Рождество!»

– Борь, я даже не знаю, что сказать… Просто фантастика! Как в кино, в жизни такого не бывает!
– Это называется закономерной случайностью! Я же тебе говорил, что Петрович – исключение из правил! Имя своё заработал трудолюбием, многое в жизни испытал, несмотря на чумовую популярность, отношение к людям не изменил! Ты обратила внимание, даже с дамой на вахте поцеловался… Можешь себе представить, чтобы Элизабет Тейлор общалась, к примеру, с рабочим сцены? Картина маслом!
Борис и Наташа громко засмеялись, прохожие оборачивались в недоумении...
– А знаешь, мать, я ведь припас маленькую чекушку коньяка… Думал, а вдруг, Николаю не подойдут песни, и он вежливо с нами распрощается… Я бы тогда стал тебя успокаивать и пообещал бы ещё кому - то показать твои шедевры. Но, слава богу, они зацепили Колю! Давай посидим в кафешке пол- часика, видимся с тобою редко… 
Зашли в кафе на Пушкинской площади, заказали по чашке кофе и Борис аккуратно, чтобы никто не заметил, подлил в него коньяка.
– Борик, я никак не могу прийти в себя! Неужели это всё со мной произошло?
– У меня у самого такой мандраж был, пока ты пела… Как же здорово, что, Коля с нами на этой земле живёт! Давай за его здоровье выпьем!

***

Состояние эйфории долго не покидало Наташу, она звонила друзьям, искала аранжировщика, сочиняла новые песни. Никто на свете не знал, сколько ей пришлось пережить непонимания и безразличия… Радость её состояла в том, что всё это было не зря, что самый лучший человек на свете понял и оценил её стремление к прекрасному и дал возможность почувствовать себя нужной!
Душевное состояние Наташи вылилось в стихотворение, которое она посвятила Николаю Петровичу. 

«Сокровище моё! Душа моя поёт…
Хотя январские ветра холодным снегом обжигают.
Мне солнце Ваших глаз, искрясь, сверкает, и заморозить сердце не даёт!
Вы – Андерсен, Шопен и Жан Габен, Экзюпери, Толстой и Джо Дассен!
В одном лице, - един созвездием кумиров!
И страсть, и нежность, и отец, и сын -
Единственный от сотворенья мира!»

Несмотря на плотный график, Караченцов сдержал слово и записал песню «Я не солгу!», произошло это 5 ноября 1996 года в «Ленкоме», в студии Бориса Оппенгейма. Николай Петрович пошутил по этому поводу:
– Собирались, собирались и собрались в день, когда Ельцину делают шунтирование…
Борис Богрычёв с супругой Татьяной, композитор и аранжировщик Илья Жуков и Наташа смотрели, как завороженные на Николая, когда он пел. В эти минуты он был просто великолепен: каждое слово, каждый его жест были осмысленными, выверенными, и подчёркивали достоверность его чувств. Пропев всю песню от начала, до конца, он вышел из радиорубки, его рубашка была мокрой от пота.
– Девушки, если я разденусь, вас это не очень шокирует?
Наташа сказала:
– Конечно, нет! Вы же выкладываетесь по полной, и тем более в студии так жарко!
Танюша зарделась и скромно промолчала.
– Хорошо, давайте прослушаем, что я наваял.
Караченцов присел с чашкой кофе у пульта.
Звукорежиссёр воспроизвёл запись. После первого припева Николай Петрович сказал:
– Стоп! Спеть и донести – это разные вещи! Здесь я рано раскрылся, включил эмоции, а пока должно идти только сдержанное повествование…
Он выпил глоток кофе и снова встал у микрофона:
– Дубль два: поём с самого начала!
Сделав ещё пару дублей, Николай обратился к присутствующим:
– Что скажете, композиторы и музыканты?
– У меня нет слов, просто потрясающе! – сказала ошеломлённая Наташа. Она впервые присутствовала на записи. Всё, что происходило перед её глазами, казалось ей волшебством…
Борис ответил: – Коль, лучше – не бывает! Моя Танюха пьёт валокордин.
После окончания записи, несколько раз прослушав материал и выбрав наиболее удачные куски, друзья немного пообщались пока звукорежиссёр занимался сведением фонограммы. Выпить рюмочку коньяка Николай отказался, так как был за рулём. На прощание Борис обнялся с другом:
- Ты даже не представляешь, как мы все тебя любим!!!
 Наташа помахала рукой вслед отъезжающему авто артиста, она была в прострации, никак не могла поверить, что это её песню, а не чью-то другую только что записал Великий Николай Караченцов,.
 
                ***

               Долгих двадцать пять лет Наташа надеялась, что кто - то послушает её песни и оценит их. Но ни один из интеллигентных людей, обладающих возможностями продвинуть её творчество, не откликнулся... Даже Евгений не захотел ей помочь.
Теперь, после встречи с Николаем Караченцовым в её буднях появились праздники – редкие показы и репетиции новых песен, которые окрылённая надеждой, она писала по ночам. Иногда Николай делал существенные замечания по текстам. Однажды, после прослушивания песни «Признание», он прервал поток Наташиного негатива:

- Научили меня торговать – воровать, как всех…
И чиновникам взятки «на лапу» давать, как все,
В кабаках танцевать, прожигать свою жизнь, как все…
Падать, каяться, веровать, снова вставать, как все!

- Суржикова, ну вы даёте! Откуда такой пессимизм? Мелодия – классная, забойная, а слова человека, загнанного под плинтус… Неужели вы не встречали в своей жизни порядочных людей?

- Если честно, то редко… И потом, всё так резко переменилось, а ведь мы все голосовали за сохранение Союза! А сегодня нашей страны больше нет на карте! С некоторыми знакомыми я не могу общаться, они утверждают, что на песнях невозможно заработать. Если бы, к примеру, я торговала косметикой, то могла бы накопить какие-то средства и уже потом, вкладывать их в творчество! Они не понимают, что я не думаю ни о каких заработках, когда пишу песни!

- Вести с вами спор на политические темы я не стану! Хочу только заметить, и вы должны это понять: искусство имеет лишь одно предназначение - нести людям веру и надежду, пусть с нотками грусти, переживаниями или сарказмом, но лишать человека надежды – это последнее дело!
- А ведь это, действительно так… - подумав, согласилась Наташа.
                В песне «Снова полюблю…» были такие слова: «Ну, а ты пока –гуляй, время даром не теряй и по толстому карману счастье в жизни измеряй!» Караченцов возмутился:
– Это что же получается? Мы всех женщин «под одну гребёнку причёсали?» Так не пойдёт. Женщина – это нечто святое в моём понимании. Надо исправлять текст! 
Наташа изменила слова и с тех пор стала внимательнее относиться к смыслу в стихах. После записи первой песни необходимо было двигаться вперёд, но для этого были нужны деньги…
Не удержалась Наташа и позвонила Евгению, давняя обида засела занозой в её сердце и время от времени давала о себе знать.
- Зачем было обещать купить мне машину «только ткни пальчиком?» А мне сейчас, кровь из носу, нужны деньги для аранжировок и записи песен!
Наташа попросила у Евгения 3000 долларов, с гордостью сообщив, что лично Николай Караченцов согласился позвонить ему и подтвердить серьёзность намерений. Не ожидая такого натиска, Евгений, захваченный врасплох, назначил день и время.
В назначенный срок, в гримёрке Николая Петровича Наташа набрала нужный номер телефона и передала трубку артисту. Но секретарь ответил ему, что Евгений Тищенко сегодня ночью срочно отбыл в Стамбул. Наташа была вне себя от ярости, – так подставить её перед Народным артистом, это было выше её понимания!
– Лучше бы сразу отказал, не прикрывая свою жадность отъездом! Сколько денег он оставил в ресторанах, – не счесть! А на благое дело дать не захотел, тем более пообещал и опять спрятался в кусты! – голос у Наташи дрожал, руки сжимались в кулаки…
Николай видел в каком она состоянии, и пытался успокоить:
– Ну, всё бывает, вызвали человека в командировку, вернётся когда-то, а вы его поблагодарите за меня!
– Николай Петрович, вы не понимаете… Этот человек зарабатывал очень большие деньги, прикрываясь мною, это я только сейчас стала понимать, когда соприкоснулась с бизнесом… А, тогда была наивной дурочкой…
– Стоит ли так переживать? Разве можно насытиться воспоминаниями о прошлогоднем празднике? А, знаете, что? Приходите - ка завтра в «Ленком», я оставлю вам два билета на спектакль «Сорри», это пойдёт вам на пользу. И, кстати, увидите вашу благодетельницу – Инну Михайловну Чурикову. Я ей самой первой показал запись песни «Не солгу!». Она сказала, что ничего подобного не слышала, у неё даже сердце защемило. А её слово дорогого стоит! Вот так, девушка, берегите нервы, у вас ведь дети растут!
Убитая и пристыженная Наташа поблагодарила артиста и, вернувшись домой, написала песню «Поезжай в Стамбул!».

«Поезжай, дружочек, в Стамбул… Там тебе души не спасти…
Если только сможешь, – забудь, как мы здесь живём на Руси!
Поспеши на свой самолёт, и меня у трапа не жди…
Я уже не плачу взахлёб, всё за нас решил ты один!
По счетам – сама уплачу и грустить не стану при всех,
Электричкой в лес укачу, босиком ходить по росе…
Там, за морем, песчаные бури, да назойливый клич с минарета…
Кто подаст тебе руку в Стамбуле? Лишь одна рукоять пистолета,
Там, Москва, словно Северный полюс, будет сладким миражем казаться,
И, зовущий на Родину голос, в подсознании будет метаться…»

На следующий день Наташа с супругом пришли в «Ленком» за час до спектакля и на служебном входе получили у администратора два билета от имени Николая Караченцова. Поднявшись на второй этаж, они с интересом рассматривали фотографии артистов театра: Татьяны Пельтцер, Михаила Пуговкина, Леонида Броневого, Александра Абдулова, Олега Янковского, Николая Караченцова, Валентина Гафта, Армена Джигарханяна, Александра Збруева, Ростислава Плятта, Татьяны Окуневской, Ирины Алфёровой и других, знакомых всем по художественным фильмам и театральным постановкам, созданным первоклассными режиссёрами страны. Наташа остановилась возле фото супруги Николая Петровича – Людмилы Поргиной, любуясь её обликом и глазами цвета незабудки.
– Очень эффектная женщина! – кратко резюмировал Сергей.
Наташа, не избалованная посещением театров, не сразу оценила сюжетную канву спектакля, просто наслаждалась виртуозной игрой великих мастеров, сопереживая героям. Но, когда действо подошло к завершению, Наташа изумилась: - Ведь это рассказ о моей жизни!
Инна Чурикова с Николаем Караченцовым вышли на поклон, весь зал долго аплодировал стоя, вызывая артистов на бис.
Караченцов оказался, как всегда, прав. Просмотр спектакля «Сорри» открыл Наташе помимо ностальгического очарования понимание её собственной предвзятости в суждении людей, деля их поступки на отрицательные и положительные, а жизнь, на самом деле, – многообразна и зацикливаться на прошлом, ни в коем случае нельзя!
До сих пор Наташа обходилась гитарой при показе своих песен. Однажды Николай Петрович обмолвился, что у фортепьяно больше возможностей, чем у любого другого инструмента, и сыграл лёгкую джазовую пьесу на рояле, стоящем в холле «Ленкома». Наташа с восхищением смотрела на своего кумира, который, с присущим ему драйвом, исполнял произведение. Видно было, что он получал удовольствие от игры: глаза его блестели, руки бегали по клавишам, улыбка не сходила с лица!
Наташе стало стыдно, что она так и не научилась по - настоящему играть на фортепиано. В следующий раз, после репетиции песни «Акулы», она спела артисту, аккомпанируя на пианино песню, которую сочинила о театре «Ленком».
«Ленком, Ленком!» Зал, как всегда, битком!
«Ленком, Ленком!» Мне и тебе знаком!
Здесь нет между нами преград и барьеров –
Ведь сброшены маски с лица...
И каждый спектакль для артистов – премьера,
Как оттепель в ваших сердцах! «Ленком, Ленком, Ленком!»
Короткое время на отдых в антракте
И снова на сцену – «светить и гореть»!
Рождаются новые звёзды в театре,
И, значит, ему никогда не стареть!
«Ленком, Ленком!» Мне и тебе знаком!
«Ленком, Ленком», наш бастион, наш дом!
«Ленком, Ленком!» Счастлив, что вырос в нём!
Цветы и овации грузом бесценным
Уносит в гримёрку усталый артист –
И только любовь остаётся на сцене,
В объятиях сонных кулис…
Караченцов взял текст песни себе на память и сдержанно похвалил Наташу:
Неплохо, неплохо, спасибо! Я с этим буду жить!
В это время молодой человек, статист «Ленкома», подошёл к Николаю Петровичу и сказал:
– Люда просила передать, что ждёт Вас на служебном входе.
– Не Люда, а Людмила Андреевна! – строго уточнил Николай. Молодой человек смешался и извинился.

                ***
16 сентября 1997 года, после записи в студии песни «Штурвал», Николай Петрович подбросил Наташу до метро.
- Давно с Борисом созванивались, как у него дела? – спросил артист.
- Да, почти каждый день болтаем… Гастролей пока нет, он сейчас преподаёт в ДМШ!
- Понятно… Дело стоящее!
Вдруг зазвонил телефон и, поскольку звонил Захаров, Николай Петрович остановил автомобиль у обочины. Выслушав режиссёра, ответил:
– У меня сейчас в машине сидит автор песни о «Ленкоме», давайте завтра послушаем её и решим, что с этим делать.
Николай Петрович включил зажигание и тронулся с места…
– Ну что, джазмэнша, пришёл ваш звёздный час! Завтра мы будем праздновать семидесятилетие нашего театра, а песни о нём никто не сложил, кроме вас! Сможете завтра часика в три подъехать в «Ленком» и показать её?
– Самому Марку Захарову?
– Самому! Вы готовы?
У Наташи вся кровь прилила к лицу:
– Я приеду, но не представляю себя поющей Марку Анатольевичу.
– Да полно вам переживать! Возьмёте гитару, да споёте – всего - то делов! А Марк Анатольевич решит, сможем ли мы за пару часов записать и выучить эту песню или нет.
Прощаясь с артистом, Наташа выглядела пришибленной, на что он обратил внимание:
– Ну, соберитесь вы, чай взрослая женщина!
Придя домой, Наташа решила, что её песня никуда не годится, и за ночь написала новую... Обычно она брала гитару и аккомпанировала себе, а в этот раз села за фортепиано. Видимо это получилось от того, что дети находились у бабушки, Тамары Георгиевны.
На следующий день Николай Петрович встретил Наташу вместе с музруком Сергеем Рудницким. Сергей принёс 12-ти струнную гитару, втроём зашли в кабинет Марка Анатольевича. Караченцов протянул Наташе гитару и обратился к режиссёру со словами: - Она на фортепьянах ни бум-бум!
Но Наташе пришлось объяснять, что в данный момент она будет играть именно на фоно… Николай Петрович был неприятно удивлён.
От волнения Наташа не могла справиться ни с голосом, ни с руками. Кое-как отбарабанив песню, начала оправдываться. Однако, Захарову понравились стихи, где Наташа сравнивала ауру «Ленкома» с волшебным камертоном... Он поблагодарил её за сердечное отношение к театру и спросил у Рудницкого, возможно ли сделать аранжировку за час, и за час выучить эту песню. Николай ответил за Рудницкого: - Я считаю – невозможно! Наша джазмэнша наворотила столько всего, как тут за час выучишь, да ещё хором!

– Привет, артист, опять ты убегаешь?!
– Нет времени совсем, старик, прости!
– Я рад, что ты таланта не теряешь,
И жизненной энергии, и сил!
«Ленком», родной! Моей любви начало!
Лишь ты один – святой источник мой!
Здесь сотни глаз я радостно встречаю,
И, значит, век не зря я прожил свой!
«Ленком», открой и нам сегодня тайну,
Где спрятан твой волшебный камертон?!
Почти сто лет к тебе магнитом тянет,
Стучат сердца людские в унисон!
Порой мы в этой жизни равнодушны,
Прислушиваться к сердцу недосуг…
«Ленком» – театр, что лечит наши души,
Он самый лучший, самый верный друг!
Родной мой человек, наш строгий зритель!
Кто мы без вас и как вам жить без нас?
Со стороны, как в зеркало, взгляните
На нашу жизнь без всяческих прикрас!

Наташа понимала, что не использовала своего шанса, который даётся только один раз в жизни. Если бы она показала первоначальный вариант, песню можно было бы выучить за час! Но, после драки кулаками не машут…
– Опять я подвела Вас, Николай Петрович! – выдохнула поникшая Наташа.
– Нет, это я не вспомнил о вашей песне раньше, было бы всё по -другому… Но, Захарову понравился ваш текст, а это немало!
В июне 1998 года Николай Петрович в первый раз в Наташиной жизни позвонил ей домой и сообщил, что песня «Я не солгу!» должна прозвучать на волнах радиостанции «Маяк». От волнения Наташа не сразу смогла найти слова благодарности. Наконец, взяв себя в руки, сказала:
– Господи милостивый! Николай Петрович, дорогой Вы мой человек! Даже не знаю, как Вас благодарить! Ведь ради этого стоило жить!
– Наташа, у меня складывается впечатление, что вы, как и многие фанаты моего творчества, видите меня в образе киногероя. Я в жизни – не такой, как в фильмах, задумайтесь над этим! Просто ваша песня «зацепила», иначе бы я не стал её петь!