Поход за дерезой

6 часов утра, лёгкая прохлада, воздух такой, что не только дышать, его пить хочется. Красный восход, красный ясень и клёны, сухая трава как зеркало отражает в себе восходящее солнце, красные сараи, все красное, и кажется, что я не на земле, а где-то в глубине бесконечного космоса на марсе. Иду осматриваю двор:
- Кво, квы, кву, доносится из под двери курятника. Это не свет, не заря проснувшиеся куры столпились у двери желая вырваться на свободу. Открываю дверь и они врассыпную. Чистое синие небо "режет" пролетающий самолет оставляя свой ярко белый шлейф. И возникает вопрос, а может небо и в самом деле застывший океан, невольно рождаются такие вот наивные строки.

Словно конькобежец,
В небе самолёт,
Шлейф свой оставляет,
Будто режет лёд.

Синье, синье небо,
Беленькие тучи,
Свиду не большие,
А вообще могучи.

Солнце озаряет,
Синий небосвод,
Может небо море,
Безграничных вод?

Выпив наскоро чашечку чая беру секатор, веревку через плечо и отправляясь на курганы за дерезой ( сибирьком ) чтобы вязать веники и метёлки. Иду по улице, кто то открыл ворота и выпустил гусей, и они гогоча расправив веером крылья понеслись, и скрылись в неизвестном направлении.
Кто то затопил печь, и светло серый дым ровным потоком устремился в высь, пытаясь во чтобы то не стало попасть на небо, ну или хотя бы прикоснуться к нему. Свернул в улочку, иду по узкой тропинке зарослей разнообразным бурьяном, мимо старых верб, жестоко поломанных сильными ветрами. Их мощные "руки" ( ветви) беспомощно висят над землей, и безмолвно просят о помощи. Мимо брошенных домов, печально зияющими пустыми проемами окон. В них давно уже никто не живёт, разве что сквознячок не редко посещающий пустые комнаты. То тут, то там кричат железным голосом пролетающие фазаны. Мимо поникшего журавля, никогда не покидающего свой пост от сруба колодца из которого уже давным давно никто не берет воду. Журавль терпеливо ждёт, что кто нибудь подойдёт и погладит его, по говорит  с ним, спросит как живёшь дружище, что я и сделал. Журавль был очень доволен, и даже поскрипел мне в знак благодарности. Он бедолага был в плену ненавистного хмеля, который опутал его с ног до головы, а на самой макушке связал ему мохнатую зеленую шапку. Я оборвал его "оковы" на сколько смог, уж больно крепкие все же его " цепи". Мне было жалко одинокого журавля, я даже увидел его желание, и душу. ( фото прилагается ). Я представляю как ему больно смотреть на пролетающие над головой косяки журавлей стремящихся к югу. Поднимаюсь дальше по крутому склону, на грунтовую дорогу накатанную тракторами, любуюсь ей, она словно полотно художника исписана разнообразными узорами от потоков воды прошедшего накануне сильного дождя. Прохожу мимо "останков" бывшей колхозной кузницы, нет больше тех людей которые стояли у горнила, и улыбаясь стучали молотом, нет тех светлых и мудрых голов с золотыми руками, они ушли в мир иной. Лишь один ранет ( райки ) остался со своими маленькими но вкусными яблоками. Ну вот и курган с многочисленными полянками дерезы. Густая трава в которой полно ловушек, это покинутые байбаками норы надёжно укрытые травой, зазевался и попался. Благо если плавно наступил, а ведь можно запросто поломать ногу. Повсеместно " дедовы воши", это такая мелкая упрямая колючка, которая очень любит путешествовать и кататься на человеке. Пока он их не оставит для житья и размножения в каком нибудь для них новом месте, т. е. уберет их с себя. Куда не глянь всюду серебрится от росы паутина, мастерски сплетенная пауками. У дерезы на каждой поляне свои порядки, свои законы. Горбатая дереза не пускает к себе ровную, а ровная не допускает к себе горбатую. Ну вообщем на одной поляне растёт только горбатая и кривая, на иной маленькая и очень колючая, на третьей стройная и красивая, любо дорого посмотреть, вот её то я и беру. Расстелю веревку на траве, и аккуратно нарезаю стебли секатором, и укладываю их на нее. Нарезав достаточное количество ровных веток, затягиваю петлей, взваливаю на плечо, и довольный сделанной работой, мокрый до колен от росы, иду в обратный путь.

СПАСИБО ТЕБЕ ШИПОВНИК.

Осень. Медленно, и с большой неохотой ночь уступает свое место рассвету. Да и сам рассвет, словно пробудившись ото сна, идет на смену ночи гусиным шагом. Серое, мрачное, и не уютное утро вступает в свои права. Уже не голосит петух как летом, не слышен лай собак, лишь где то в далеке звенящую тишину нарушает крик коров идущих в череду. Вот где то "заговорил" двигатель заведенного трактора. Оголодавшие за ночь кошки столпились у двери, и терпеливо ждут когда приоткрыв дверь выйдет хозяин, и тогда они опрометью ринутся в уют и тепло, попьют молока из плошки, и с удовольствием растянутся или уснут на диване, кресле. На улице ещё стоит полумрак, и немножечко не уютно. Серая земля, пустые огороды в ожидании вспашки. Деревья окрасились в багряный и жёлтый цвет. Проходя мимо слышен их грустный шелест. Обильно опадая, они будто прощаются с деревом своим грустным шепотом. Я иду в степь собирать шиповник. Поднимаюсь по крутому склону своей густой левады. Вся моя тропинка усыпана опавшей листвой, кое где повылазили и с любопытством смотрят на меня грибы. Как приятен прохладный утренний воздух, не надышишься. С лева и справа разнообразие деревьев стремящихся достать своей кроной тяжелые облака. Тяжело дыша поднимаюсь на гору, обхожу элеватор который радостно приветствует меня, и как бы молча говорит:
- Здравствуй, я рад снова видеть тебя... И я в ответ приветствую доброго "великана" взмахом руки. Обойдя длинное и высокое ограждение, иду дальше по густой траве, радуясь ещё цветущим цветам тысячелистника и шалфея. Перехожу через асфальт, и вот оно багровое "зарево" многочисленных кустов шиповника. Слева поле, справа глубокие овраги и балки, а под ногами непроходимая, не скошенная трава. А ведь было время когда её здесь не было и в помине, все поедало домашнее или колхозное стадо коров. А сейчас идёшь и всюду путы травы, словно она не хочет что бы я уходил, а по был с ней. Вот он первый куст с "капельками крови". Продеваю через ручку ведра платок, и повязываю его на пояс, так удобнее, и нагнув над ним ветку, аккуратно, чтобы не уколоться, начинаю обрывать нежные плоды шиповника. Бум, бум, бум, бубонит довольно ведро, ведь падение ягод для него как массаж. Смотрю в даль, и вижу, что меня манят к себе все кусты, и один громче другого прямо наперебой "кричат":
- Подойди ко мне!
- Нет, подойди ко мне!
Это только с виду шиповник одинаковый, а на самом деле нет, он разный, круглый и продолговатый, ранний и поздний, с шипами и без шипов,( колючек), крупный и мелкий. Я выбираю крупный, разговариваю с ним, пою ему песни, а он внимательно меня слушает. Оборвав куст, всегда говорю ему спасибо. Но есть и жадные кусты, только начнешь обрывать плоды, а он тут же в руку шипы острые вонзает, и держит, не хочет отпускать окаянный, не принимая ни каких уговоров. Тогда приходится помогать другой рукой чтобы отцепиться, и все равно он из подтяжка наносит мне рану.
- Ну и колюч же ты братец, говорю я ему, и попрощавшись иду к другим кустам которые так настойчиво к себе зазывают. Это тоже своего рода тихая охота. Свою добычу я сушу на чердаке, потом скалкой в мешочке разбиваю в порошок, завариваю, и всю зиму пью терпкий, кисло сладкий чай. Благодарю тебя матушка осень, спасибо тебе шиповник.

Тридцать пятый день осени.

Сегодня пятое Октября, тридцать пятый день осени. Обуваю галоши чтобы выйти на улицу, и слышу на против меня через дверной проем тарахтят и пищат за столом на кухни мыши. А ведь недавно их не было. Рано они перебрались в дом подумал я, похоже зима будет ранняя и суровая, так говорят старые люди.

Выхожу во двор, на улице очень, тепло, подхожу к летней кухне на стене которой несет повседневную вахту термометр, удивительно, Октябрь месяц, а я в одной майке, и на его шкале +14.

Серый день, не пасмурно и не ясно, не туман и не дымка, но солнца не видно, оно словно за какой-то вуалью, и можно смело на него смотреть и видеть его круглое светлое очертание.

Меняются на глазах деревья, "лысеют" сбрасывая листву, уже нет их пышных шевелюр, и нет тех красок которые ещё вчера так радовали взор. Полуобнаженные деревья с ужасом готовятся к спячке, чтобы не видеть холодных и хрустальных глаз матушки зимы.

Грустит и огород, укутанный навозной шубой, в ожидании ненавистной вспашки.
Куры с удовольствием гребут гнилую пожухлую траву и опавшие листья.

В сером небе стонет грузовой самолёт, тяжело ему лететь неся тонны груза. Как не старайся но увидеть это зрелище увы не возможно, его надёжно скрывает непонятная пелена былого голубого неба.

Все в печали, все грустит, даже тишина не звенит, она словно уснула. Нет лая собак, нет крика птиц, все замерло, все застыло.

Иду в леваду, на пути меня радостно встречает стая мошкары, клубится, прохода не даёт, так и норовит в глаза забраться. Вот пристали, по думал я, и отмахиваюсь от них руками. Иду в надежде найти грибы после прошедшего ливня, но все тщетно, все тропинки усыпаны толстым слоем опавшей листвы. Слой так глубок, что словно в большой луже утопают в нем галоши. Какие уж тут грибы, подумал я, и побрел обратно домой.

Перехожу по старому мостику, сделанным каким-то добрым человеком. Мостик так прост, обыкновенные тракторные скаты ( покрышки ), на которых лежат полусгнившие доски. Иду и думаю, как бы не проломить их, а тут как на зло не даёт прохода завалившейся на бок жёлтый камыш. Но прошёл. Дело в том, что ещё в пятидесятых годах прошлого века, по этому месту проходило русло реки, но потом оно поменяло направление, ( со слов старожилов ), и теперь тут по осени поднимается из земли вода, и стоит до весны мёртвой лужей, в которой обильно плодятся комары. По этому и была сооружена такая вот примитивная переправа, чтобы перебираться рабочим на элеватор.

Ну что же, гулять хорошо, но надо и по трудиться. Ещё много осталось не доделанной работы, обкашивать огород, заборы, от назойливого бурьяна, а так не охота, но надо. Да что об этом говорить, вы и сами все прекрасно знаете.

КОНЧИЛ ДЕЛО, ГУЛЯЙ СМЕЛО.

Сергей Целищев.

Сегодня ночью прошёл сильный дождь, наделал грязи, превратил выбоины на асфальте в микро озёра. Дует сырой ветерок, серое небо, и совсем не видно солнца. В такую погоду бы спать, или просто сидеть дома, есть конфеты, щелкать семечки, и смотреть телевизор. Но увы, нужно держать данное слово. Вчера позвонил отец Алим, настоятель нашего Свято Покровского мужского монастыря, и спросил:
- Сергий, ты можешь помочь?
- На источнике трава сильно поднялась после дождей, надо бы покосить, окультурить одним словом, сможешь?
- А когда? - спросил я.
- Да, завтра. Я пообещал.

И вот погрузив бензо косу на велосипед, и закрепив её проволокой для страховки, отправляюсь косить траву. Иду качу велосипед, то вправо, то влево поворачиваю руль объезжая многочисленные мини озёра, то есть ямки с дождевой водой. Для гномов они в самый раз, думаю я. Вот и поворот на источник, поднимаюсь на не большой курган, где сильнее ощущаются сырые порывы лёгкого ветра. Слева асфальтированная авто стоянка, за ней ступеньки ведущие в низ к Свято Покровскому Святому источнику, то есть к часовне. Аккуратно спускаюсь вниз, и иду по не скошенной тропинке к стенам часовни. Здесь хорошо, совсем нету ветра, защищают деревья и длинный пологий холм. Смотрю во круг, и удивляюсь, как быстро поднялась здесь в низине трава. Густая и длинная липучая трава, лопух, подорожник, пырей, мать и мачеха, осока, и другое разнотравье, а ведь совсем недавно тут был идеальный порядок. Даже мостик и тот зарос перекинутый через протоку родниковой воды бегущей из балки окружённой зелёными и песчаными холмами. Огромные старые в два, а где и в три обхвата вербы, кусты молодой бузины, и многие другие зелёные насаждения.

Шумит вода, на вид по чище слезы будет, не большая заводь, где можно даже "купаться" в жару, но родниковая вода и в летний зной очень холодная, мало кто отважится хотя бы просто по бродить, не то что окунуться.

Перекрестился я у часовни перед образом Пресвятой Богородицы, помолился, мысленно взял благословление, завёл косу, и начал свой трудовой день, и держать своё обещание. Тяжёлая от влаги трава так легка и податлива, что косить одно удовольствие, но только здесь, у спуска с горы, по бокам нахоженной тропинки. Дальше хуже, трава так густа, что едва хватает сил тянуть косу,  и укладывать траву в волок. Длинная липучка цепляется за штаны, накручивается на нож и штангу косы, то и дело приходится останавливаться, глушить тример,  и убирать её руками. Нужно быть предельно внимательным, так как от работающего ножа тримера иногда отлетает насыпанный раннее  щебень, и больно бьёт по ногам, рукам, и лицу, если нету защитной маски. Гнётся и сам нож попадая на булыжник  вылезший из земли, или не весть зная откуда поднявшийся корень дерева, которого раньше никогда не было. Земля сама выдаёт свои «приятные сюрпризы.» Стоит остановиться, как тут же атакуют потревоженные комары, от которых не успеваешь отмахиваться.
- ЫУ - РЫЫ, злится коса на траву, и без жалости и сожаления повергает её на сырую землю. Дух палёного бензина портит вкус чистейшего утреннего воздуха. Слепой нож бензо косы врезался в муравьиную кочку, отбросив в сторону словно от взрыва её чёрный купол. И я увидел ужасные муравьиные хоромы, движение вялых перепуганных оранжевых муравьёв, спасающих свои отложенные в инкубаторах яйца.
- Ну что же, - говорю, простите меня муравьи, я не хотел вас так обидеть.

Во время перерыва начинают свой концерт лягушки, и он продолжается до тех пор, пока снова не заведу косу. Говорят глаза страшат а руки делают. Вот и всё, лужок и часовня обкошены.  Я с гордостью закончил свою работу, по благодарил молитвенно Бога, за то, что всё благополучно закончилось… Исполнение всех благих Ты еси, Христе мой, исполни радости и веселия душу мою, и спаси мя, яко един многомилостив,Господи слава Тебе! И снова привязав тример к своему "железному коню", ухожу домой. Вот и дом, родное подворье, снимаю тример, велосипед на своё место под навес, выкручиваю носки, брюки, одним словом меняю мокрую одежду на сухую, и иду пить горячий чай из чабреца, зверобоя, липы, с цветками бузины, и смородины, и сажусь рядом с внучкой смотреть по каналу "Карусель" мультфильмы. Как говорится кончил дело, гуляй смело. Я счастлив, что всё получилось, и что я смог сдержать данное слово.

МАЙСКАЯ ПРОГУЛКА.

Раннее весеннее утро, цветущий Май. Проводив корову в череду, решил пойти домой не по привычной дороге между домов, а степью, через холмы и балку, по которой бегут потоки родниковой воды, по большим трубам проложенным под асфальтом, через Орловку по своему за годы промытому руслу в реку Ольховую тем самым наполняя и питая её. По над кладбищем, мимо величавого элеватора, который как маяк на берегу океана далеко виден с просторов степи, через густую леваду к своему родному очагу. Иду по холму и любуюсь прозрачными просторами Мая, молодой, салатного цвета листвой. Совсем юная листва ещё не скрывает в своей сени людские подворья.
 
Далеко видны пробудившиеся ото сна поля и степи, горизонт так близко, и так далеко. На восходе солнца алеет крест на куполе нашего Свято Покровского мужского монастыря. Тишина, роса обильно покрыла ещё не окрепшую траву. То тут, то там меня приветливо встречают редкие сморчки. Эх, жаль сумку не взял, подумалось мне. Покой и умиротворение на душе. Где то нет, нет да залает в далеке дворовая собака, или заголосит петух. Я понимаюсь всё выше и выше. За лесополосой зеленеет озимая пшеница. Вспомнилось вдруг как в середине 90х убежали от меня коровы на такое же поле, и я не мог их выгнать. И надо же было случиться, что мимо проезжал председатель колхоза Яценко Пётр Петрович, ныне покойный, и я получил от него незабываемый нагоняй, и узнал какой я "хороший". Спускаюсь в балку и иду по гребле, и слышу как приветствует меня своим хрустальным "голосом" ручей. Чуть дальше по правую сторону растут огромные старые вербы, между которых и течёт эта чистейшая вода, о которой я рассказал выше. Видно увядающие голубые цветы пролески и ряску, жёлто горячие "лягушиные цветы". А воздух так свеж, что дышишь полной грудью, и не надышишься. Поднимаюсь на очередной склон холма, и снова сморчки, один больше другого, смеются на до мной, говорят был бы ты с лукошком, мы бы в траве спрятались, ни за что бы нашёл нас. Рядом дорожкой растут не большие мясистые шампиньоны. Вот досада, подумал я, сейчас приду домой, возьму ведро и приду за ними. Но нынешний день распорядился по своему, и я не смог за ними пойти. Так же дразнила и манила к себе "синяя ножка" - это сорт грибов такой если кто то не знает. Вот и величавый элеватор, лысый скошенный луг на котором цветут дикие яблони и груши. Пугливо пробежала одинокая ящерица и скрылась в колючих зарослях дерезы. Ну вот и моя тропинка. Спускаюсь в низ шагая по густой и дикой леваде, справа и слева цветёт тёрн, и повсюду красуются поломанные ветки сушняка, скопившегося с годами и никому не нужного топлива. Муууу! - прокричал узнав меня Мартик, это мой бычок, весенний приплод от коровы, его вывели на свежую мягкую травку, пусть привыкает и радуется солнышку, и так почитай два месяца в тёмном сарае простоял. Вот и всё, закончилась моя утренняя прогулка, от которой я получил на весь день заряд бодрости, и положительной энергии.