Охотник

               
    Он не спеша шел по улице, приглядываясь к немногочисленным проходящим женщинам. «Нет, не то, все не то. Эта худа, эта какая – то сутулая, у этой не фигура, а гладильная доска. Тьфу, не на кого глаз положить! Обмельчал народ, выйдешь вечерком на «охоту» - одни клуши какие – то с тоскливым взглядом и блеклыми лицами.» Он выругался сквозь зубы, вечер обещал пропасть зря, а ему этого очень не хотелось. А хотелось ему совсем иного: порванного белья, страстных стонов и покорности, покорности ему! Сильному и строгому. Господину всех этих ряженных куриц! Но…никого. И тут он увидел Её. На пустой автобусной остановке, высокая стройная дама в модном пальто и темных полусапожках, на плече сумочка, она слегка повернула голову с копной черных волос, аккуратно уложенных в модную прическу. Автобуса не было видно, женщина чуть поморщилась, видно было, что ей не хотелось стоять здесь на осеннем ветру, в ожидании общественного транспорта. «Странно, почему она не на машине? И почему никто не заехал за ней, очень странно? За такой надо заезжать, обязательно заезжать, мало ли что…» Он ускорил шаги, поравнялся с остановкой. «Так, быстро соображай, ты сегодня кто? Художник, моряк, летчик? Ну, живее, клиент ждет, давай, рожай идею!»
- Какая ранняя осень в этом году, не находите? Дует с моря, как в ноябре.
     Женщина взглянула на него, как будто он был надоедливым уличным зазывалой. Легкая гримаска тоски и досады отразилась на ее лице. Он почувствовал себя лягушкой под взглядом опытного ученого – вивисектора. «Черт, а она ничего! И даже совсем ничего, ишь – глазища, как у кошки, зеленые и под пальто есть, за что подержаться, сразу видно, очень недурна. Давай, работай, работай!»
- Мадам не хотела бы погулять по этим старым улочкам? Так иногда хочется пошуршать опавшими листьями вязов, вспомнить пушкинские строки. «Осенняя пора, очей очарованье…» Нам, старым солдатам исчезнувшей Империи, редко удается выкроить свободный вечер.
 Женщина усмехнулась, ее взгляд был отстраненно направлен куда – то мимо него, поверх него: «Мадам спешит и ей совершенно некогда шуршать листьями в компании назойливых «старых солдат». Последние слова она произнесла с нажимом, подчеркнув язвительную иронию их смысла.
- Назойливых? Ах, что Вы, уверяю, Вам это показалось, мадам. Просто, этот осенний вечер так действует на меня, так переполняет чувствами, которыми хочется поделиться с …понимающим человеком. Идти рядом, «слегка соприкасаясь рукавами» и просто ощущать течение Вечности и радоваться, что есть тот, кто чувствует так же, тот, кто понимает эту прелесть серого осеннего города, кто видит больше и дальше, чем эти озабоченные прохожие, спешащие по своим мелким бытовым делам.
    Она внимательно выслушала его тираду и снова усмехнулась уголками губ. Глянула на часы, досадливо поморщилась – автобуса все еще не было видно.
- И в каком же чине наш бывалый защитник Империи? Не иначе – генерал?
   Язвительность лилась из нее широким полноводным потоком, она даже не делала попытки скрыть ее, явно стараясь выставить его в неприглядном свете. «Ах, ты – сука! Ну, погоди, я тебе покажу еще. И генерала и его генеральский… «, он выругался про себя, уже заводясь этой игрой, этой «охотой», ради которой он и выходил вечерами на пустынные улицы промозглого города. «Ничего – ничего, ты у меня еще сама из трусов выпрыгнешь, еще будешь стонать и просить добавки. Но я подумаю, надо ли тебя поощрить, или наказать, ведь это я – главный, я – господин, а ты – тетка, глупая клуша, твое дело ждать и просить! И ты будешь просить!»
- О, нет, мадам! Я скромный служака, больших чинов не заслужил, всего лишь – капитан, да и то уже – в отставке.
- Капитан? Надо же. У меня есть один знакомый капитан, но он хорошо воспитан и не пристает с разговорами к дамам на автобусных остановках. Впрочем… она, вдруг перешла на немецкий: «Wоllen Sie mich zu einem Spaziergang einladen?» ( Вы хотели пригласить меня на прогулку?)
   Он растерялся, не ожидав такого поворота, что – то промямлил, что в школе учил английский и вообще…Ее задорный смех прервал его оправдания: «Довольно, довольно, не трудитесь, «герр гауптман». Может, Вам стоит пройти дальше и поискать любительниц английского? Они будут Вам рады, ну, а мне, извините, некогда. Да, вон уже и автобус идет. Так, что – успехов в шуршании листьями, мсье.» Она снова рассмеялась, уже отвернувшись от него и потеряв к нему всякий интерес. Он еще пытался что – то говорить, о красоте осени, о его внезапно вспыхнувших чувствах, о такси, которое он наймет, чтобы отвезти ее домой… потом. Он так хотел этого «потом», он хотел видеть ее лицо с капельками пота, ее закушенную в приступе страсти, губу, его пальцы уже ощущали приятную теплоту ее сладостных форм, он уже видел, как освобождает от лишней одежды это холеное, породистое тело. Как с криком победителя проникает в нее, такую самодовольную сейчас, такую уверенную в себе, в своей неприступности. И стонущую от боли, когда он грубо и властно овладеет ею, насладится этой самовлюбленной дурой и отшвырнет потом за ненадобностью, как сломанную детскую игрушку!
    Лязг автобусных дверей прервал его фантазии, он еще успел увидеть ее смеющиеся глаза, ироничный жест пальцами: «Пока – пока!» Усталый и злой он зашел в ближайший бар. «Акелла промахнулся!» Да, уж. Очень промахнулся, старый хрен, весь вечер обгадила, тварь, надо же – так облажаться! «Дайте водки, 200 – закуски не надо!» Залпом опорожнив стакан, опустился на стул. «Ну, что – стареем, «капитан»? Надо было художника изобразить, как в прошлый раз – загадочного и непризнанного гения, черт их разберешь, этих баб, что им надо и причем тут немецкий? Вообще, дура какая – то, 100%. Вспомнилась фраза из старого анекдота про чукчу: «Твоя – совсем плохой охотник, однако!» Водка приятно согрела и вечер уже не казался таким отвратительным, как 10 минут назад.