Часть 6, глава 8

               
                Твой стих – лишь тонкое шитьё,
                Душа, распятая на пяльцах.
                Строкой сиреневой прошито бытиё,
                Вуаль тончайшую перебирают пальцы.
                Работы безмятежной забытьё…
                …Оскал Фата-морганы. Страх.
                Небытиё.


Диана и Джонатан застыли, зачарованные, не в силах поверить в реальность увиденного.

Перед ними раскинулась удивительная панорама. Посреди Пространства, прямо по курсу, зависла полупрозрачная платформа. Она выглядела уверенно и прочно, но она была не из этого Мира, не из этого Измерения. Она колебалась, сквозь неё проходили волны, она собирала в себе и отражала отсветы сразу нескольких смежных Миров по обе стороны.

Мир слева от платформы был знаком, знаком до боли и дрожи: синий мирный Океан Лоо дышал покойно и величественно, уходила вдаль затейливо изрезанная, невысокая, прибрежная горная гряда с пешеходной тропой по самому гребню, с конусом Ээджеелго на горизонте, рассыпающим молнии и искры. А справа…

Справа расстилался чуждый и мёртвый Ледяной Мир, невиданный прежде. Он был не выдуманный, не фантастический, не изобретённый – он был реальный.

Замороженный метан и азот образовали причудливый рисунок на поверхности планеты: исполинские россыпи кристаллов, они искрились и переливались всеми цветами радуги, рождали фонтаны стылых конфетти, фейерверки ослепительных искр, волнообразные сполохи сияний над грандиозными кристаллическими скалами, конструировали прозрачные циклопические дворцы…

 Кое-где с невообразимой высоты вдруг начинал сыпать такой же мёртвый снег – сообщества сверкающих кристалликов, они падали на поверхность и сливались с нею, и воздух в этом месте начинал вибрировать и растекаться, будто свежевыпавший снег тут же испарялся. Вдалеке синели глубокой кобальтовой синевой острые иззубренные скалы, они буравили низкое, трепещущее небо, пронзали его перламутровую плоть, и белая кровь стекала по ним узкими потоками ледников.

Можно было бы принять этот Мир за обиталище Снежной Королевы. Но Снежная Королева творила свои дела на Земле, и Земная Зима была живой, прекрасной и праздничной. Люди не боялись её.

А этот Мир принадлежал совершенно другой Вселенной, и та Вселенная была родиной Теры. В его небесах зрело, словно диковинный плод, чёрное Солнце, дышало тяжко, пульсировало, нагнетая тревогу и тоску. В его скалах росли ледяные деревья и текли мёрзлые реки. Звучал низкий утробный завывающий хорал. И всё это тоже было подлинным, настоящим, это можно было тронуть руками - и по-настоящему погибнуть, ибо Мир был чужд человеку и его порождениям.

А над платформой реяла глубокая ночь, насыщенная незнакомыми созвездиями, туманностями и звёздными скоплениями. Безлунная, седая от звёздной пыли. Платформа была аванпостом того Мира, который был готов объединить Вселенные, как только придёт его время.

И далеко в эту непроглядную ночь уходила бесконечная лестница, у подножия которой стоял Дин, их любимый сын и бывший Король Леоллы.

Сердца сковал страх, отнимая последние силы и надежды. Ни у Джонатана, ни у Дианы не было сил кричать или звать, да и бесполезное это было бы занятие.
Диана поняла, какая угроза ожидает не только Дина, но и её родной, любимый, выстраданный Мир – Леоллу.

- Что это, - холодея от ужаса, произнёс Джи еле слышным голосом. – Снова мираж? Какой страшный мираж… Какая ужасная картина… Мне холодно от неё, Диана. Почему мне холодно от миража?

- То, что ты видишь, не мираж, Джи. Это и есть наша горькая реальность. И возможное будущее.

- На Земле есть сказка о Снежной Королеве. Она – тоже такая? Её тоже придумал Великий Сказочник?

- Поистине Великий.

- Что… что ты собираешься сделать на этот раз? Ты пойдёшь туда?

- Прости, Джи, но я должна это сделать. Иначе – всё напрасно.

- Диана, мне трудно дышать, - Джи захрипел, конвульсия выгнула дугой его тело, скрипнули зубы, на коже проступили синяки, из носа и глаз потекла кровь.

Диана заплакала. Она склонилась над ним, поцеловала окровавленное лицо, окутала мужа своим защитным полем, отдавая Силу, насколько это было возможно. Приступ прошёл, Джи задышал ровно.

- Прости, Джи, - ещё раз шепнула она. – Там наш сын. Его силы недостаточно, чтобы справиться самому. Я нужна ему. Я нужна нашему Миру. Прости. Ты подожди меня здесь, я не могу тебя взять с собой, ты не выдержишь. А я выдержу. Я должна идти. Прости. Держись. Думай о Леолле и её Творцах, она поможет…

Так шепча, она поднялась, не переставая плакать – слезы иссушали и ослабляли, но она не могла удержаться. Диана поставила обе оскудевшие сумки с провизией и травами Оранжа ближе к Джонатану, положила его правую руку на пучок «Сбора Силы» - и тотчас бодрящий аромат разлился в воздухе. Джонатан смотрел на неё безнадёжно, но без ропота. Он прощал, он благословлял, он прощался. Он знал, что его время уходит, медленно, неотвратимо, неуклонно, и нет больше смысла тратить драгоценные мгновенья на него.
 
«Благодарю», - только и прошептал он. Благодарю, любимая, за то, что ты была в моей жизни. Благодарю за Любовь и поддержку. Благодарю за сына. Иди к нему, спасай его. Прости, прощай… Если понадобится – бери мою Силу, её и без того так мало осталось…

…Диана шагала медленно, с трудом преодолевая вязкое Пространство, не желающее, чтобы его тревожили. Платформа Межмирья пружинила, дрожала от напряжения, прозрачный пол просвечивали сполохи, слетающиеся от Миров, свежий морской ветер прилетал слева, от родных Далаянских Маяков, и раздувал волосы Дина, высветленные сиянием жутких ледников почти до седины, раздувал чёрные волосы смуглой, слегка раскосой женщины, которая спускалась ему навстречу, и чья кожа темнела нездешним загаром.

Диана сделала ещё один шаг – и ткнулась в невидимую Стену. Конец пути. Туда, во Всевременье, нет дороги. Дин, казалось, находился на расстоянии не более десяти шагов от неё, но не видел, не чувствовал, не слышал – да и не мог ни видеть, ни слышать, ни чувствовать: его чувства были поглощены совсем иным существом.
Диана знала, что ещё не всё потеряно, что Тера не может затащить его в свой Мир насильно, что Дин, живой и здоровый Дин, должен сделать свой первый шаг на лестницу по доброй воле.

Диана на миг растерялась, заметалась, тщетно пытаясь нащупать лазейку…

…Дин замер в восхищении. Зрелище было поистине великолепным, завораживающим. Прекрасней всего, что он когда-либо видел. Куб раскрылся перед ним, подобно диковинному цветку, раскрылся, развернулся на четыре стороны. Слева от себя Дин увидел родную Леоллу, взрастившую и воспитавшую его. Справа от себя – чудовищный мёртвый Мир чужой Вселенной, состоящий из ледяных кристаллов и нестерпимого блеска. Где-то над горизонтом ледяного Мира стыло чёрное Солнце-воронка, она манила, смеялась и трепетала, словно желанная женщина в миг свиданья, но пока ещё не смела приблизиться.

А прямо от него, с плоской платформы, подобной плоту на глади озера, в ночное небо развернулась широкая белая лестница, торжественная и величественная, скользкая и опасная, сияющая острыми гранями.

Удивительная платформа Всевременья, зависшая вне Времени и Пространства, была соткана из бесчисленного множества Миров, уже не существующих в Реале, Миров, поглощённых Изнанкой. Она менялась каждое мгновение, и перед Дином проходила череда бесчисленных картин - словно голографический, объёмный фильм, кадр за кадром.

- Тебе нравится мой паноптикум – музей ушедших веков? У тебя будет возможность познакомиться с ним ближе, – услышал вдруг Дин знакомый мелодичный голос.

И с Пространством произошла ещё одна метаморфоза. На самой верхней, невидной глазу, ступеньке, на фоне чёрного, звёздного неба, появилась Тера.

Всё в ней было узнаваемым, внушающим восторг и преклонение, – и чуждым; дышало хаосом и мистерией – и было чистым и гармоничным. Навевало воспоминания о прекрасных мифах Земли и Иномирья, рассказанных матерью и отцом, - и вызывало безотчётный, безъязыкий ужас. Золотистая ткань легко и любовно обвивала сильное, упругое человеческое тело. Сейчас она была похожа на ту, самую первую женщину, в которую он влюбился сразу и бесповоротно – Саэру Замирскую, и Дин не знал, к кому его влечёт больше: к Саэре, давно умершей, или к Тере, присвоившей её облик. Но как бы там ни было, она стоила того, чтобы проделать такой путь!
Но вот Тера сделала первый шаг – и начала изменяться. С каждой ступенькой она становилась иной, с каждым шагом трансформировалась.

Женщина сбрасывала оболочку за оболочкой, им не виделось конца, как и ступенькам – Дин потерял счёт её ликам.

- Остановись, Тера, я забыл, какая ты – истинная?

- Я пришла к тебе истинной самый первый раз, верь мне!

- Как же тебе верить? Ты обманывала столько раз!

- Ты прав. Никто не может знать мой истинный облик. Даже я сама.

Наконец Тера ступила на самую нижнюю, последнюю ступеньку. С её тонких, изящных рук слетали искры, поверхность под ногами дымилась, и дым тонкими белыми язычками струился по золотой ткани, рисуя на ней прихотливые узоры, змейками обвивал фигурку и уходил ввысь. Её лицо ещё колебалось и множилось – но, наконец, Пространство успокоилось.

На Дина смотрели, не мигая, два огромных, чёрных провала, две беззвёздные бездны. Дин отшатнулся, страх прошёл ледяной волной.

- Ты мечтал увидеть меня истинной. Теперь ты пойдёшь за мной? Ты клялся, что пойдёшь!

- Тера… я боюсь тебя… такой!

- Ах, да, я и забыла, что тебя ограбили в родном Мире! – Тера усмехнулась. – И ты перестал видеть истину. А какой ты не побоишься, Дин?

Тера сошла с лестницы, вспыхнула тусклым светлячком – и вот перед ним стояла Даари. Такая, какой Дин помнил её. Даари, его первая любовь, его преданный друг, его мудрая половинка, которую он предал. Боль сжала виски. Горечь утраты всколыхнула всю муть со дна души. Он недостоин Даари.

- Это снова обман… фантом, - прошептал Дин.
 
- Диин, я не фантом, - возмущённо сказала Даари своим звонким голосом, её глаза сверкнули красноватым огнём. – Ты меня обижаешь!

- Ты не можешь существовать здесь и сейчас!

- Я существую везде – мой след сохранили и Пространство, и Время, поэтому я не могу исчезнуть бесследно. Я собралась воедино – и вот я тут. Или ты недоволен?
Даари протянула руку и слегка коснулась его щеки. Бесплотное прикосновение обожгло.

- Иди ко мне, Диин, мы так любили друг друга, я отдала жизнь за твоего отца – почему ты не веришь? Иди, иди… - Даари манила его к себе, отступая назад, к лестнице. – Всего два шага, Диин – и мы вместе!

Дин хотел ухватить Даари за руку и рвануть к себе, не давая уйти -  яростная сила отбросила его от женщины-далаянки, ударила о землю. Он на миг потерял сознание, а, очнувшись, увидел себя на зелёной лужайке, под тёплым, ласковым солнцем. Перед ним хохотала и прыгала с мячом в руках Кира. Неужели его отбросило назад, домой?

- Дин, бежим играть в мяч! Наши прилетели, устроим им разгром! – кричала Кира и, подпрыгивая, отчаянно махала ему рукой, указывая в сторону санаторного стадиона. Но картина была далека от идиллии, что-то в ней настораживало. Дин не сразу понял, что именно – в голове его стоял шум, глаза будто утратили зоркость, но дорожка… дорожка, на которой нетерпеливо прыгала Кира, казалась странной. Она словно была разлинована, всю её пересекали горизонтальные линии. Лестница! Вот что это было – лестница!

В тот же миг Кира состроила обиженную гримасу и унеслась  по дорожке в сторону стадиона. А на боковой тропе показалась Диана в сарафане, красивая и соблазнительная. На её лице и голове блестели капли воды, на плече висело мокрое полотенце, босые ноги – в пыли.

- Дин, милый, почему у тебя такой расстроенный вид? – говорила Диана. – Тебе срочно нужно погрузиться в воды озера. Идём вместе, я сделаю тебе массаж – и всё пройдёт. Всё ненужное, грустное и грубое. У тебя был трудный день. Ради тебя я готова искупаться ещё раз. А потом отведу к Злате – она так ждёт, бедняжка! Идём же, голубчик.

Дин зашатался, борясь с желанием сделать шаг.

- Нет, мама, это не ты, - хрипло прошептал он.

- Ты меня обижаешь! Ну, не хочешь купаться, идём домой!

В тот же миг дорожка вздыбилась и смялась. Перед Дином вновь была лестница в Небытиё, и Диана стояла на ступеньке, и звала Дина так, как только может звать мама загулявшегося сынишку: - Иди домой, Дин! Идём же домой!

Потом ступенька замигала, и Дин увидел, как женщина принимает то облик матери, то облик Властительницы Изнанки, изображение замигало, грозясь рассеяться в Пространстве, но вместо этого собралось в единый монолит, незыблемый и гордый.
На ступеньке вновь стояла Тера, грозная, монументальная переливающаяся сотнями обликов. Но это было излишне: голова Дина и без того кружилась, воздух перед глазами струился и дрожал, Мир расплывался.

- Теперь ты сделаешь решающий шаг, Дин? Ты видишь, какой разнообразной будет твоя жизнь! Созидательная жизнь. Сколько возможностей и путей. Больше нет скуки, которой ты маялся в Иномирье. Неужели ты не желаешь сам стать Творцом? Не желаешь познать любовь бесчисленных женщин и существ Всемирья? Разве это не великолепно?

- Это великолепно, Тера! – проговорил одурманенный Дин. – Но я не желаю владеть чужими личинами. Мне нужна только ты! Может, лучше ты останешься со мною внизу?

И он сделал шаг на лестницу, пытаясь поймать руку Теры – она скользнула выше, смеясь, и высунула дразнящий язык – язычок холодного синего пламени: - Ну-ну, я не привыкла заниматься любовью в чужом доме, Дин. Впрочем, если поймаешь – так и быть, я отдамся тебе прямо на этой ужасной земле. А если нет – придётся тебе любить меня на Перекрёстке!

- Ты снова лжёшь? Я ненавижу Изнанку! Поклянись, что я не умру!

- Дин, желанный и единственный, я так долго ждала тебя, я схожу с ума от страсти, но наша встреча возможна только вверху! Только не пугайся, умоляю тебя, любовь моя! Это всего лишь такая же Дверь…

- Клянись, Тера, клянись, своим Домом клянись! Иначе ты не получишь Любви, я убью тебя!

- Хорошо, - всхлипывала Тера. – Клянусь своим Домом. Мне надоело играть в войну!

Дин, спотыкаясь и балансируя, делал шаг за шагом, Тера ускользала, лестница стремительно свёртывалась, приближая платформу, а чёрная воронка в ледяном небе росла, но загипнотизированный Дин больше не видел её.

«Врёшь, не уйдёшь!» - бормотал он, и буйство погони овладевало им. Теперь он гнался за ней, будто дикий зверь за добычей. Только в этой неравной схватке, увы, добычей был он.

И вот он ступил на платформу, удивляясь собственной отчаянной решимости. Вот он, Перекрёсток всех существующих Миров! Нет ничего ужасного в нём, ничего невозможного. Словно покорить горную вершину – только и всего. Ну, Тера, я добрался до тебя!

Платформа внезапно начала вращаться, постепенно набирая обороты. Далёкое чёрное солнце в сине-лиловых протуберанцах переместилось с правого боку, надвинулось, фигура Теры задрожала, стала распадаться на пиксели, словно исчезающая голограмма или компьютерное изображение. Дина качнуло – он упал на четвереньки, пытаясь вцепиться в мелькающий беспрерывными картинками, скользкий, гладкий пол.

И вот чёрная, клубящаяся, гулкая воронка резко приблизилась, разверзла пасть, в которую вела та самая белоснежная лестница, и по лестнице уходила вдаль, в самое сердце бездны, улыбающаяся многоликая дева. Воронка пульсировала, пялила ненасытный зев, грозясь засосать его следом.

- Дин, мальчик мой! – будто прорываясь сквозь вату, донёсся до него голос матери. – Держись!

Голос звал откуда-то сзади, он не принадлежал зазывающей женщине в воронке. И с Пространством вновь что-то произошло.

Платформа вздрогнула, словно в её глубине что-то взорвалось, гул опрокинул, оглушил его – Дин повалился навзничь, ударившись головой о поверхность. Он почувствовал, что сейчас платформа, будто живое существо, стряхнёт его, как надоедливую мошку…

…Диана раскачивала Дверь, и платформа ходила ходуном, а взбешённая воронка жадно и хищно скалилась ей в лицо. Прорывая взглядом плотную завесу, Диана видела то, чего не видел, не мог видеть ослеплённый сын: в глубине воронки открывался выход на чёрно-белую Изнанку Вселенной. Она видела перламутрово-пепельную луговину, пересечённую величественной, свинцово-серой от неизмеренной глубины, рекой, гигантские чёрные дерева, подпирающие мрачными кронами клубящееся, бесцветное небо. И ослепительно-белый мост, торжественный и печальный, словно сотканный из алебастровых крыл упавших ангелов.

Дина неудержимо затягивало в воронку, утаскивало на самое дно Тьмы, к переходу в Ничто.

Ну же, напрягись, сделай ещё усилие – ведь ты уже не раз проделывала это! Всего-то навсего – расплавить Стену и перелить свою Энергию, свою уникальную Силу. Всю, до последней капли!

…Воронка сжалась, вздрогнула, как живая, её били судороги, она менялась на глазах, колотилась в истерике, пытаясь удержаться – но поток материнской энергии бил и хлестал её, точно бешеного зверя, загоняя назад, в его логово. Воронка ослепительно вспыхнула – и исчезла. Над Дином мягко засветился ореол материнской Любви, наполняя его Ауру новой Силой. Дин вздрогнул – и очнулся вновь на земле Замирья.

В двух шагах от него стыло неподвижное тело Дианы. Чуть дальше, в двух десятках шагов – тело отца.

- Отец? Мама? – непослушными, онемевшими губами позвал Дин, ещё не смея верить себе, не смея верить тому, что он жив, что он на этом свете, и не желая верить, что мать и отец спасли его ценой собственной жизни.

Отец был мёртв, мама – тоже. Их тела, утратившие живые души, медленно бесследно растворялись, рассеивались в воздухе. Дина охватила ярость. Будь ты проклята, Тера!

Дин понял одно: он, во что бы то ни стало, проникнет на Изнанку. Проникнет не для того, чтобы встать рядом с Терой. А для того, чтобы отомстить, сразиться с ней - и спасти родителей.

«Будь ты проклята, Тера, розовая кукла!!» 

- Что ж, показывай свои владения, Хозяйка Оборотной Стороны! – с этими словами Дин взорвал Стену и ворвался на Изнанку.