Учитель сказал... Часть 5, глава 1

Часть пятая

1
               
     Столичный художник Пётр Владимирович Липский арендовал в акционерном транспортном агентстве крупный негабаритный контейнер и новый отечественный грузовик для перевозки своих произведений и ценных букинистических книг на южную периферию России... Невесёлый Пётр поехал на машине вместе со своим достоянием... и усатый, лысый и коренастый шофёр не отвергнул грустного спутника... Сменную одежду наниматель повёз в туристическом рюкзаке с карманом из сетки...
     Синеглазый водитель, облачённый в бурый аккуратный комбинезон, степенно назвался Вадимом и ловко уселся за руль. Худощавый владелец груза, одетый в тёмно-серые штаны и пёструю клетчатую рубашку, расположился в кабине рядом с кряжистым шофёром. Перед отъездом оба чисто побрились. Дорожная обувь была у них коричневой и мягкой. Они тронулись на туманном рассвете из московского предместья по узкой трассе с частыми виражами...
     Водитель небрежно спросил:
     - Как тебя величать, попутчик?
     Ответ оказался кратким:
     - Я именуюсь Петром.
     А жёлтый грузовик наращивал скорость...
     Утро выдалось ясное... И вдруг на крутом повороте около хвойного леса Пётр непроизвольно улыбнулся и залихватски тряхнул головой; густая и чёрная шевелюра у праздного пассажира слегка разметалась... И в тёмно-карих глазах богемного живописца расширились зрачки... Немолодой, но мускулистый Вадим сказал:
     - Вероятно, на Северном Кавказе погода сейчас излучает мирную благодать. А ты, приятель, не тушуйся. И ты словоохотливей будь... профессионального шофёра порой раздражает бука на маршруте... А рейс у нас – далёкий...
     И Пётр не перечил:
     - Ты, пожалуй, прав. Нельзя выпендриваться в рейде по вражеским горным тылам...
     Вадим полюбопытствовал:
     - Неужели ты воевал?
     Художник неохотно признался:
     - Мне доводилось иногда и сражаться... Зигзаги поприща задорного энтузиаста... Но воспоминания о боях и потерях бередят мозги... хотя и не трусил я...
     Водитель усмехнулся и пробурчал:
     - Ну, дело твоё... А ведь заметно по глазам, что ты – не клоун... Стесняться здесь не надо... Многое пойму...
     А Пётр напряжённо размышлял... Но не чувствовал он сожалений о покинутой им столице. Ему воображалась его персональная выставка... Сувениры из бронзы и миниатюрный томик его стихов получит каждый почётный посетитель. Небольшой тираж с иллюстрациями уже отпечатан за авторский счёт и теперь отдельной упаковкой лежит в багаже. Рисунки в лирическом сборнике принадлежат самому поэту. А в придачу Пётр накопил в богатой Москве значительный – для провинции – капитал... 
     Влиятельным персонам из элитарной тусовки Пётр всегда казался весьма даровитым, но безалаберным красавцем. Однако расточительность была ему совершенно чужда... И он уже уверился, что им управляет внешняя мистическая сила. И он воспринимал себя безропотным рабом своего несомненного таланта.
     Власти над собственным творчеством Пётр уже не имел. По заказам он трудиться не мог. Но взамен художнику чудилось, что его вдохновляет божественная бездна... и дарит она несравненный экстаз и блаженные муки... И в духовных страданиях воскресало счастье!.. А мысли о смерти принуждали разум творить...
     И загадочная экзальтация раскрепощала плоть. А сознание озарялось извне... И возникали на картинах воображаемые пейзажи и мистические лица фигур в таинственных интерьерах... И мерещилось Петру, что он превращается в телесную оболочку нематериального и сверхъестественного существа...
     Водитель молвил:
     - Странные у тебя ладони... Они – рабочие...  А сам – холёный... кичливый... И в армии ты, наверное, убивал... Но офицерского чина ты не достиг...
     И Пётр серьёзно отозвался:
     - Начальников я не люблю. Штабных карьеристов я презираю... брезгливо.... А ты – командир... Я по взору чую... И ты – не штатский шалопай из канцелярии... Но говор у тебя – истинно московский... Удивительно даже... Ведь столичные охальники – не воюют... И норовят поскорее улизнуть из фронтовой части... из полка... поближе к искусительным закромам казны...      
     Шофёр улыбнулся и поведал:
     - Мои служивые пращуры веками состояли в государевой свите... Стремянные, челядь, егеря, садовники и псари... Боярскую шапку царь не пожаловал нашему роду... Но предки мои не тужили... и при царевне Софье стали мятежными стрельцами. А после подавления бунта они угодили в цепкие палаческие лапы... и на кровавую плаху... Однако не все... Остался прыткий и дельный кучер... 
     И пассажир учтиво пошутил:
     - Я уже смекнул, что род не извели под корень...
     И оба негромко рассмеялись...
     А после короткого молчания Пётр поинтересовался:
     - И в каком же звании тебя на пенсию упекли?
     - Я покинул батальон майором. И своим увольнением в цивилизацию я осчастливил детей и жену. И теперь на судьбу не пеняю... Свой лимит военной удачи я уже исчерпал... Но вовремя я почувствовал это... Понимаешь ли ты?.. 
     И Пётр неожиданно для себя пооткровенничал:
     - Да! И я в боевом отряде ощутил приближение смерти. И вдруг пропала моя бесшабашность. Я уже не хорохорился. Моё фанфаронство исчезло. И контракт я не продлил... Но дезертиром я не считаю себя... И за отвагу меня наградили медалью... А в дивизионном госпитале я увидел смерть... удивительный облик её... Страшился я возможной гангрены. Четверо нас лежало в душной палате. И лунной ночью появилась печальная и нежная смерть... в правом углу помещения... напротив больничных дверей... Она – высокая, чуткая и странно красивая! Глаза у неё огромные и мудрые… Она смотрела и выбирала. И взгляды наши повстречались... – И искренний повествователь импульсивно вздрогнул... – Пленного снайпера всегда убивают зверски. Ведь я имею право выбирать свою несчастную жертву. Появляется, например, двенадцать врагов, но только троих успею я застрелить... и вот приходится мне выбирать. И это сладко затягивает, и я полюбил жестокий выбор, как наркотическое зелье.. А грустная смерть выбирала среди израненных солдат и убогих калек. Она отвела лучистые, но чёрные глаза от моего отчаянного взора, а потом порывистым жестом пригласила увечного друга в безмерную бездну... И я постиг, что ей по-человечески жаль свою беспомощную добычу!.. А смерть была чрезвычайно похожа на южную и зрелую чаровницу, но обрекли её на плохую работу… И смерть бережёт и любит преданных слуг своих… Но после моего исцеления я немедленно покинул войска...
     И Вадим затормозил на широкой обочине возле дымной, но по-азиатски ароматной харчевни, и Пётр от него услышал:
     - Я поверил тебе, дружище. Смерть – весьма избирательна... А я частенько мог различить соратников, которые обязательно погибнут в очередном бою... У них – особый взгляд... и, возможно, ангельский... И вот однажды морозным утром моё зеркальное отражение ангельски посмотрело на меня... Однако – мельком... А я наитием предупреждение понял... Я теперь содержу немалую семью в достатке...
     И насупленный Пётр тягуче пробормотал:
     - Гротеска и мистики всегда хватало на войне. Но панихидные чувства необходимо без проволочки унять... А здесь аппетитно пахнет... И я проголодался...
     Вадим размеренно предложил:
     - Давай, приятель, перекусим бараньим сочным шашлыком... в лачуге моего однополчанина... храброго грузина Вахтанга... искусного кулинара...   
     И Пётр, повеселев, согласился: 
     - Ты убедил меня... и я готов... ягнёнком насытиться...
     И мощная машина въехала с тихим урчанием на тенистую булыжную стоянку. Поодаль струился мутный ручей... Они проворно вылезли из кабины и размяли чечёткой ноги... И вышел из бордовых створчатых дверей высокий, стройный и седой хозяин в иссиня-чёрной одежде. И были у грузина тёмные глаза, короткая причёска, смуглое бритое лицо, полноватые губы и нос с горбинкой...

2