Чувства, роман - 4

      ЧАСТЬ  ЧЕТВЕРТАЯ



                Любимая женщина

+

Глава 17

       В поиске чувства

Шло время. Я перестал думать о любимой, с которой  расстался не только  на словах,  но и мысленно. Душа моя умерла к ней и никак не  возрождалась для других. Она  покоилась в странном летаргическом сне, дремала в забытьи. Я не мог ни думать о сильном чувстве, ни  желать для себя такового. Потому что любовь без взаимности, без удовлетворения это болезнь, от которой испытываешь не только душевные страдания, но и физическую боль. Душа постепенно приходила в себя. Наступало излечение.  Тело начинало требовать своего. Днем  я старался не замечать  взгляды противоположного пола. Но в темноте они меня догоняли. До меня доходил их подтекст и смысл. Я понимал, что они меня звали. Их желание  прорывалось ко мне в эмоциях, словах, жестах, взглядах и поступках. Меня одаривали вниманием, приглашали в кино, в театр, на дни рождения,  дарили безделушки, сувениры, от которых мне приходилось отказываться. На вечеринках от спиртного я хмелел и позволял себе лишнее. Там все позволяют себе лишнее. Потом  вез к себе домой девушку,  молчаливо договорившись с ней обо всем. И  уже мерещились жаркие сплетенные в объятиях тела на белой простыне. Именно на белой. Потому что я всегда любил белое постельное белье. И мысленно все проделывал с ней, и тебе не хотелось  говорить слова, которые ничего не могли исправить и ничего не значили. И эти распахнутые глаза, которые ждали внимания и ласки. Но я не мог обмануть себя и обмануть ее. В какой-то момент я галантно спрашивал: «Тебе куда?» И ехал провожать ее домой. И потом мучился в своей постели, ворочался сбоку на бок, видел ее глаза, полные просьбы, чувствовал ее горячее особенное пожатие руки перед прощанием и говорил сам себе: «Ну, почему, почему ты этого не сделал? Почему отказал себе в ней? Сейчас бы уже не мучился, а спал». И вдруг откуда-то  из темноты надвигалась ее обнаженная грудь, которую я еще не видел, но теперь вдруг возжелал. Потому что в темноте в видении она казалась божественной и потому что она ждала тебя. И эта девушка давно  меня желала и ждала. Она работала с мной в одном коллективе и искала общения. Она привораживала меня, колдовала, гадала. Я это знал. Она положила на мой рабочий стол три иголки. Я еще не понимал, почему три иголки появились у меня на рабочем столе. Зачем? Ведь я ни о у кого ничего не просил. Просто однажды они появились у меня на столе и все. Одна размером побольше, другая поменьше и третья маленькая. Их нельзя было не взять в руки. И  я взял. Хотел выбросить, потом отложил  в отдельную коробочку. Они долго лежали там, пока кому-то не пригодились по работе. Это она колдовала с этими иголками и хотела приворожить меняю приколоть к себе. Эта девушка готова была поехать со мной. Ее волосы сейчас бы струились в темноте по ее белым плечам и по белым простыням. И сейчас  она бы оказалась бы неимоверно желанной и колдовала бы сейчас  рядом со с мной. Я видел ее в бассейне, куда ходили всем отделом.  Видел стройную фигуру и ее полную соком и упругой спелости грудь, которой она так прижималась ко мне во время танца на прошедшей вечеринке. И сейчас я бы мог просто снять с нее лиф и убедиться в том, что ее грудь действительно божественна и прекрасна.  И теперь передо мной в темноте лишь иллюзия ее груди и какие-то ее слова, которые  не дают мне заснуть. Потому что ночью слова, сказанные днем с лаской, призывом и намеком, снова звучат явственно в моих ушах. И до меня словно дотрагиваются чьи-то нежные руки. И в это время появляется  лицо той желанной, которую долго ждал, и я прогоняю его, пытаясь отринуть от себя прочь. И тогда ко мне приходят другие  лица, нежеланные. И сердце не принимает их, а тело уже готово принять. И ты наяву или  в бреду видишь нагие тела, упоительно нежную кожу и чудные лона. И тебя захватывает  мука и желание близости. И детородный орган дает о себе знать и требует внимания. И постель  такая чудесная, белоснежная, нежная и шуршащая от крахмала. Стоит сделать одно движение, как оно становится слышимым. И белье шуршит и шуршит. Оно не дает тебе спать. И руки находят то, что нужно и  делают то, что делают. И ты словно с той девушкой, которую отвел домой. И что же тебе мешает все это сделать с той девушкой? Ответственность за нее, за ее чувства, которые ты хочешь сберечь, оставить чистыми, не обрекая на поругание. И ты не даешь отчета себе в том, что ты делаешь. Но тебя охватывает наслаждение с идеальной женщиной, которая вдруг появляется  рядом и в твоем воображении. Но ты понимаешь, что идеальной девушки и идеальной женщины нет и не может быть. И тебя снова догоняет мысль о том, что лучше быть одиноким одному, чем с кем-то. Но и на следующий день тебя начинает мучить пол. Он снова мучит тебя ночью и потом начинает мучить и днем и ночью. И приходит сознание, что половой эгоизм часто бывает вынужденным, потому что не всем легко найти себе достойного партнера. И все равно стремление к  противоположному полу велико, к другому существу и физическое обладание другим человеком ни с чем не сравнимо. И тогда появляются мысли о компромиссах, на которые ты идешь.
Но я искал свою девушку, свою женщину и не мог найти. Я искал свою девушку и свою женщину, которой мог бы сказать: «Твои глаза моим родня…»
Многие люди ищут себе пару. Ищут, находят, сходятся, ошибаются, расходятся, исправляют ошибки  и теряют друг друга.
Меня всегда очень интересовало, как образовываются пары. Как люди встречаются и становятся парами. Я часто расспрашивал у своих знакомых, как они познакомились со своими будущими женами. Одни вместе росли, другие вместе учились. Третьи познакомились на танцах. Вариантов оказалось бесчисленное множество. В этих рассказах встречалось  и курьезное. Однажды мой хороший знакомый рассказал, как он познакомился со своей женой. Я сначала ему не поверил. Жили в соседних дворах, учились в разных школах. Изредка встречались на улице без последствий. Как-то он ее приметил и будучи юношей, совсем  молодым парнем, пригласил ее погулять в парк. Парень был находчивый, бойкий, смышленый, похоже, большой выдумщик. Погуляли по парку и он,  как настоящий кавалер пригласил ее в кафе на открытом воздухе. Стоят столики на травке со скатертями, ходит официант, принимает заказы. Заказал он своей девушке скромно салатик сок, булочку. Себе заказал пива. Сидит солидный такой, на девушку посматривает. И захотелось ему в туалет по малой нужде. А кафе примитивное, можно сказать, одна вывеска, только чтобы приготовить и вынести к столу. И его то ли от пива, то ли время подошло, приспичило, приперло так, что терпежу нет. Сидел бы с парнями, сбегал бы в кустики, а тут туалет искать нужно. Сказать девушке, что в туалет хочет, стыдится. И отлучится предлога не найдет. Да и ели побежать, то может до цели не добежать. Сидит, будто пиво пьет, а сам одной рукой торопливо расстегивает под столом и скатертью пуговки. И терпение уже не хватает совсем. И он с ней разговаривает, а сам потихоньку под столом достал необходимое, выправился и непотребное  из себя по-тихому давай сливать. Спускает давление и остановиться не может. В этом месте я ему не поверил и начал смеяться. Он же серьезен. Смеюсь, вопросы задаю, а он мне на них поразительно спокойно и вразумительно отвечает. И что дальше спрашиваю. Она заглянула под стол и увидела все… Покраснела, руками всплеснула, сказала «дурак» и убежала. Я у него спрашиваю, почему она под стол заглянула. Не, знаю, говорит, может я ей на чулки набрызгал, может услышала звук подозрительный, может ручеек ей под туфель прибежал или под стул затек. Потом много лет, как меня увидит, так краснеет и отворачивается. Лет через семь,  восемь мы снова с ней стали встречаться. Однажды остановились, поговорили и она меня поняла.
 Разглядывая и узнавая супружеские пары мне иногда, казалось, что та или иная пара не подходят друг другу. Он красив, она дурнушка или наоборот. Или оба симпатичные, но не подходят друг другу. А они живут и счастливо. Бывало, супружеская пара идеально подходит друг другу. Обоими залюбуешься. А потом узнаешь, что они расходятся. Тонкая материя совместного проживания играет с людьми  иногда в игры  трагическим финалом. Ломает судьбы. Кто-то разводится и налаживает жизнь. У некоторых не получается. Особенно удивляет, когда люди расходятся после месяца или двух совместного проживания.  Если чувства до  брака были, а потом пропали, то здесь физиология, половая неудовлетворенность, ожидания не совпадают с тем, что имеешь. Если половая удовлетворенность есть, то совместная жизнь тянется и партнеры притираются друг к другу. Главное, чтобы было чувство, влечение  и удовлетворенность. Они не позволят браку распасться. Все можно простить ради полового комфорта. Чувства – это главное, что держит пары. Где есть чувства, там есть и взаимопонимание.   
Происхождение чувства есть тайна для двоих. Тонкие нити влечение соединяют  двух человек. Он только появился, а она уже его чувствует. 
Чувства, как цветы, имеют обыкновение распускаться там, где их не ждешь. Конечно, есть среди чувств есть розы, пионы, лилии, георгины. Здесь все правильно, традиционно  и выверено Это садовые цветы, за которыми нужен уход. И есть чувства  полевые цветы, которые цветут там, куда их принес цвети ветер. И цветут они не благодаря, а часто вопреки правилам. Глядишь не должно здесь цветка быть, а он появляется и цветет, из-под асфальта пробивается этаким красавцем и цветет в полную силу всем на загляденье.  И откуда только что берется».

Я несколько лет, возвращаясь с работы, встречал по дороге домой одну и ту же пару. Он - мужчина среднего роста и среднего возраста. Она - карлица, ростом не выше пятилетнего ребенка, которая при желании  могла легко пройти у него между ног. Он всегда шел, со вниманием наклонившись к ней. Она всегда смотрела на него снизу вверх и говорила с ним тоненьким голоском.  Издали эта пара могла напомнить папу с дочкой. При первой встрече я невольно заулыбался, увидев их. Потому что они выглядели довольно комично: идут воробышек  с лошадью. Воробышек бойко так шагает и  чирикает  о том, как хорошо летать. Лошадь ему головой в ответ спокойно кивает и щиплет травку, чтоб она стала еще ниже и тому маленькому существу стало еще легче идти. Эта парочка сначала меня здорово развлекала и веселила, потом начала вызывать любопытство, которое  переросло в любование. Да, я любовался ими.  Они не стыдились друг друга и оба от присутствия своей половины млели и даже  светились, если не сказать сияли. Так они ощущали себя рядом друг с другом.   И я угадывал, что он нашел в маленькой женщине то многое, что ему не хватало в прежней жизни с другими женщинами. И их отношения напоминали мне совершенным образом  распустившуюся красивую,  дивную розу. Они без сомнения любили друг друга и составляли одно целое. В нем чувствовалась покровительственность и забота. А она выглядела счастливой настолько, что ей могла позавидовать любая женщина.  Я встречал их года два на своей улице и потом перестал встречать. Что случилось, я не знаю. Но и того времени, того счастья может хватить на всю жизнь.         

Для долгосрочных отношений нужно чтобы совпадали вектора трех составляющих, которые формируют чувства – это чтобы он воспринимался умом, то есть чтобы все твои устремления, желания,  мечты   могли быть связаны с этим человеком, чтобы он был по сердцу, то есть, чтобы  его характер, внешнее восприятие, привычки, манеры не противоречили твоему существованию не вызывали отрицательных эмоций и чтобы половое влечение к этому человеку было стойким. Все три вектора, все три части одного целого имеют большое значение. Первое дает материальное положение,  благосостояние, комфорт существования, общественное положение. Второе дает комфорт взаимоотношений, когда человек понятен и предсказуем и вызывает, положительные эмоции,  спокойствие, радость и уважение. Способность одного вызывать у другого человека положительные эмоции очень важна. Если отсутствует хотя бы одна составляющая это брешь для появления любовников и любовниц. Человек может обойтись двумя составляющими и даже одной. Все три составляющие могут перекрыться одной – желанием заиметь ребенка. Но отсутствие хотя бы одного элемента, одной составляющей в комбинации из трех делает жизненную конструкцию семьи неустойчивой. Когда один человек встречает другого, все три перечисленные составляющие начинают влиять на человека. Душа что-то шепчет. Тот только появился и ты на нее не посмотрел, а биополе уже соединилось с ее  биополем и пообщалось, создавая первое впечатление, интерес. Потом незаметный взгляд и осмотр, это называется окинуть взглядом. И создавшийся образ запечатлевается внутри и сердце реагирует пульсом. Краска приливает к лицу. Глаза блестят. Затем в вашу историю вступает ум. Наступает его партия в этой игре. Он оценивает кандидата на перспективу, понимая это человек сегодняшнего дня или средней и дальней перспективы. Работает сознание и подсознание, опираясь на интуицию и жизненный опыт. И одновременно с этим реагируют половые органы, изменяясь, потому что стремятся к половому комфорту, к удовлетворенному состоянию.
Половые органы – это индикаторы желания. Мужские и женские половые органы более искренны, чем сами люди. Они не могут врать и, может быть, из-за этого надежно прикрыты. У мужчины орган поднимается весь во внимание, у женщины между ног все расцветает. У мужчины половой орган увеличивается, оформляется, занимая стойку ожидания. А вдруг это то, что ему нужно.  Женские половые органы таинственны и не поддаются умозрительному  познанию. Женщины сами не знают себя и свои органы, пока не встретят  подходящего мужчину. Тогда они совместно познают свои органы и органы партнера во взаимном удовлетворении. Женские половые органы также загадочны для мужчин, как сами женщины. Потому что женщины хотят делать то, что им хочется, а отнюдь не то, что хочется мужчинам. И искусство мужчин заключается в том, чтобы к своим желаниям приходить не по прямой, а через желания женщин. Впрочем, и женщинам нужно поступать также. Женские половые органы красивы скрытой красотой влечения. Мужские половые органы красивы волшебством преображения. Из мягких, бесформенных  и небольших они способны превратиться в большие, интересные, оформленные и крепкие, что увлекательно само по себе. В состоянии возбуждения и напряжения в них столько  жизненности, сколько я ни в чем другом не видел. Они умеют оживать, двигаясь, откликаясь на мысли и оказывать внимание дамам напряженным ожиданием. В женских органах таится статическая сила. Их преображение не так заметно. В них заложена  вечная тяга к познанию неизвестного. И тогда, как половые органы сразу реагируют при появлении противоположного пола, который вызывает интерес, то сами мужчины и женщины делают вид, что ничего не произошло. И здесь начинается игра от ума, чтобы отношения выявились, чтобы две другие составляющие насытились и полностью удовлетворились для понимания какое это все будет и в телесном взаимодействии. И сначала он просто хочет войти в нее. Она просто хочет ощутить его в себе, но перед этим соприкоснуться душевно. Некоторые эту физическую близость называю не иначе, как «поцелуй души». Если потом что-то не так пойдет, то в этом судьба. Та что же делать, чтобы не ошибиться? Пробовать… Нужно попробовать ту среду, в которую ты хочешь погрузиться. Конечно, из-за ошибки возникает чувство  неуверенности, что  заставляет оттягивать момент сближения, чтобы не пожалеть о содеянном позже.
 
Я наблюдал, как рушатся, коверкаются жизни других людей, и не решался жениться.  Иногда казалось, что кругом ложь. С виду благополучная семья, а повнимательнее присмотришься и видишь ложь. Мне не хотелось самому погрязнуть  в этом. Когда-то я дал себе клятву, что мой ребенок не будет расти без отца. И мне очень хотелось ее исполнить. Я точно знал, что ребенок должен родиться в любви и расти в любви без грязи, без лжи. Поэтому  искал свою, ту единственную и неповторимую.
 
Прошло время душевных страданий. Душа вызрела и успокоилась. Я начинал чувствовать себя бесполым существом. Мне казалось, что я не смогу совершить с женщиной то, что является естественной потребностью и служит лучшим удовлетворением пола.  Физическая близость совершенна, если за ней стоит не только инстинкт, но и душевная склонность, предрасположенность, стремление к взаимному чувственному обогащению. Я понял, что жизнь проходит, и, главное, что ожидаемое, почему-то не наступает.  Человек ведь живет не для страданий. За удовольствиями, конечно,  не стоит слишком уж гоняться, высунув язык. Но и избегать их тоже не следует.
Я изредка вспоминал одностишие, которое когда-то пришло мне в голову: «Твои глаза моим родня…» И потерял всякую надежду, что встречу свою женщину, ту самую  единственную. Я по-прежнему встречал влекущих девушек и женщин, когда каждое движение ее говорит, как она тебя любит или хочет любить. Иногда она еще не знает, что любит, но тянется к тебе. И тебя это трогает,  задевает, притягивает. И  ты готов откликнуться на движения ее души. Потому что все это мгновения жизни и они прекрасны. И все приметы происходящего говорят, что это не просто влечение, а прекрасное влечение.
Одна знакомая  женщина как-то мне  говорила: «Лучше, если бы вторая половина давалась, как родители, от рождения… Тогда не нужно было бы тратить столько времени на то, чтобы найти свою половинку».  Действительно, ведь родители другими быть не могут. Они такие, какие есть. И ничего не сделаешь с тем, что они такие. И ты их любишь такими какие они есть. Я тоже в то мгновение подумал, что лучше бы не знать никаких других женщин, кроме своей, тебе  предназначенной.  Тогда не с чем будет сравнивать. Но это же все равно, что с рождения остаться без руки или есть  одну картошку, не зная разнообразия и нюансов жизни.  Нет, любовь должна иметь свободу. Так что пусть соединением людей занимается только любовь. В ней столько таинственного, неразгаданного, необъяснимого  и могучего, что замену ей  не сыщешь, потому что она часто возникает на подсознательном уровне. Ты любишь и не можешь себе объяснить, почему. Да и  не хочешь. Зачем?  Ты  ее любишь такую, какая она есть. Конечно, потом можно себе и объяснить, почему ты любишь именно этого человека. И окажется, что  достоинства его для тебя так важны, что недостатки кажутся незначительными и, нет никаких преград, чтобы вам не оставаться вместе. И конечно интимная сторона для совместной жизни невероятно важна. Иначе как объяснить, почему мужчины любят стерв? Эти женщины своей сутью сильно задевают  мужской пол, вызывая неосознанное влечение. Сначала они дразнят мужчину своим дерзким поведением, заставляют оказывать им внимание и ухаживать за собой. Но этого им мало, они делают все, чтобы свести мужика с ума, заставить его потерять голову.  Они делают вид, что готовы ему уступить, но не уступают и добиваются того, чтобы их завоевывали, как богатые города и крепости. Если им удается крепко схватить мужчину за живое, они вертят им, как хотят. В их руках он становится игрушкой. Они его зажигают, как факел,  прежде чем уступить себя и потом заставляют гореть. И не будет ему покоя. Потому что его  заставляют ревновать. Его заставляют совершать такие поступки, на которые он не был  способен. Мужчины ради роковых дев  теряют состояния, теряют себя и жизнь. А тем все мало. И они ищут и находят новых жертв. И в этом их жизнь и счастье. Так они наиболее полно удовлетворяют свой пол. Несколько дней с такой женщиной заставляет помнить ее всю жизнь. Когда же полки разбиты, хочется покоя и тишины. И, если ты по глупости любил стерву, то после боев с ней и за нее хочется тихого мира. Тогда ты начинаешь ценить то, что тебя ценят, хотят понять и готовы пойти навстречу. Стерв можно удерживать около себя только грубой силой и запугиванием. Они проявляют покорность, когда их бьют. Они переносят это, покоряются, но  не прощают. И через некоторое время  начинают мстить своим полом, своими нервами и своим существом.  Мужчины любят стерв, потому что с ними нет покоя. Потому что они постоянно держат мужской пол, мужскую сущность в напряжении и в тонусе. С этими женщинами связано много трагического.
Но любят не только стерв. Любят всех женщин.  Любят  веселых у грустных, задумчивых и боевых, умных и не очень, красивых и не очень.   
За что мужчины любят женщин? За неповторимость! За то, что они  по-своему неповторимы и прекрасны!
Высоких женщин любят за то, что они высокие. Высокие ноги красивы оттого, что высоки и  увлекательны.  Она высокая и у нее такие ноги, что  возникает ощущение, будто  ее пах стремится к твоему подбородку. И это так необыкновенно! И так чувственно! Маленькая женщина создана для любви! Это говорили еще классики.  Она может сделать так, что когда ее обнимаешь, то кажется, обнимаешь весь мир. Большая женщина  делает маленького мужчину значительнее.  Толстая женщина делает его мягче, худая заставляет его быть нежным.   
Любовь безгранична и многообразна. Она дает, счастье, надежду и жизнь.


      Глава 18

                Обладание вопреки 


Мы отдыхали в Крыму небольшой туристической компанией. Ходили по горам, потом спустились к морю и предались пляжному отдыху. Я присоединился к группе немного позже, но очень скоро наверстал упущенное и купался в море и в женском внимании как бог. Мне  нравились все девушки и женщины нашей группы. И я все никак не мог  выбрать одну. Я подогревал отношения со всеми понемножку. Меня пьянило то, что я мог обладать всеми.  Обманывать всех с одной и потом ее с другими совсем не хотелось. Меня дразнило  и разжигало, что замужние женщины уделяли мне больше внимания, чем своим мужьям.  И то, как замужние женщины при мужьях не могли утерпеть  и заигрывали со мной. Они кружили мужьям головы, пользовались уловками, только чтобы остаться со мной на минутку, поболтать или сбегать  потанцевать. Я какое-то время выбирал и все-таки я выбрал Наташку, статную, светловолосую  и красивую девушку.  Мы стали с ней ходить гулять. Никто из ее подруг не верил, что мы с ней гуляем. Они  думали, что мы случайно оказываемся рядом и потом идем гулять. Они тоже набивались на прогулку с нами. Но мы их отваживали. Говорили, что у нас два билета в кино. Скоро они все поняли. Мы ходили по вечерам гулять к морю, в парк. Днем она проводила время с подругами, сначала чтобы они ни о чем не подозревали, потом чтобы  не испортить с ними отношение. Наташка меня волновала. Получилось так, что я больше месяца не испытывал того, что испытывают с женщинами. И вот сейчас все к этому располагало.
Ялта!.. Середина курортного сезона. Море, вино, прекрасный пол. Все прибрежные ресторанчики переполнены посетителями, которые страстно желают потратить все деньги на женщин, с которыми пришли. Чувство обновления заглядывало здесь в лицо всем и каждому. Скамейки в парках и скверах полнились влюбленными друг в друга в море и солнце. Пляжи зрелищно мало чем отличались от лежбища котиков  и только бойкие и бодрые официанты сновали между лежащими с напитками и подносами, опровергая схожесть самого пляжа с лежбищем. Этим же занимались продавцы сувениров и фотографы. Женщины раздетые и одетые красивы все, как богини. Девушки выглядят броско и откровенно и привлекательно.  Глазам есть на чем и на ком задержаться и отдохнуть. Они впитывают красоту пейзажей,  женщин, девушек и море. Здесь магнолия поражала такими огромными и ярко розовыми цветами, что невольно останавливаешься и с удивлением думаешь, что попал в страну сказок.   И в голову лезут странные, глупые  мысли: «Если здесь такие большие и дивные цветы, то какие же могут появляться плоды?» Солнце делает свое дело. Оно расслабляет, размягчает тело. И душа освобождается, витая где-то рядом. И, кажется, ты сам летаешь. И солнце, наполняя  всех до краев, несказанно веселит. Едва солнце начинается клониться к горизонту, как нега  и успокоение охватывает берег и прилегающую территорию. И только с наступлением вечерних сумерек вместе с некоторой прохладой все заново оживляется. Духота отступает. И еще чуть позже, когда на нагретые зноем камни с моря дует ветер с остужающей прохладой, по всему побережью зажигаются бесконечные вереницы огней и на набережную для дефиле вываливает праздный люд отдыхающих. Все прогуливаются.  Кто  с женами и мужьями, кто с новыми знакомыми. Здесь все пристойно.   Постепенно толпы прогуливающихся редеют.  Заполняются рестораны, ресторанчики и кафе, расположенные тут же у моря. И начинается праздник отдохновения. Пенится и струится вино, течет по спинам пот, разгораются все больше глаза, становятся плавными движения. И все любят всех.  Здесь появляется и становится видимой похоть. Пока ярко светило солнце она пряталась в плавках, купальниках, под платьями, в брюках и мыслях. Как только солнце скрылось, похоть вышла наружу. Она сидит в кафе с кем-то за столиком. Улыбается и хохочет. Она танцует под музыку, сверкает бедрами при луне на  пляжном песочке. Она задирает ноги на тенистых скамейках, обнажает груди в кустах. Она пробирается в кинозалы и на концертные площадки. Она не дает покоя рукам, губам и телам.
Мы ходили гулять с Наташкой. И не просто гуляли. Мы ждали. Все кругом дышало любовью, ее проявлениями и ее жаждой. Я клал руку на ее бедро и, рука плавно двигалась, колыхалась, ощущая под собой  ее стать. Я прижимал ее плоть к своей и чувствовал ее мощь и большое желание. Мы искали место. На пляже бродило несколько пар и, скорее всего, они делали то же самое, что и мы, то есть искали уединения. Мы ходили по темным аллеям и слышали пугающие шорохи в кустах. Наконец, мы нашли скамейку и сели. Я обнял ее, приласкал. Она мне все позволяла, но не отвечала участием, как будто что-то таила. «Ого! – подумал я. – Что это еще такое? Что это значит и что за новый сюжет?»  Мы так долго искали эту скамейку и вот. В темноте я увидел блестящий отсвет луны в ее глазах. Ее отблеск отражался в них также как в озере. Она собиралась плакать.  «Что такое, Наташ? Что случилось?» - «Нет… - ответила она. – Ничего».  Мы сидели и молчали. Я думал о том, что произошло. Среди остальных девушек, женщин и дам она больше  всех просила меня глазами:  «Выбери меня! Выбери! Я хочу быть с тобой!.. Я лучше других». И я выбрал ее. И что же? Она теперь сидит и вот-вот заплачет. Я не сказал ей, что люблю? Я и не мог этого сказать. Никому  теперь не мог этого сказать. И обманывать тоже не хотел.  Но я же должен ей что-то сказать. Она  ждет. Сидит и непомерно грустит. Я прижал ее к себе и сказал: «Ты мне нравишься… Очень нравишься…» Она всхлипнула.   Не такие слова я говорил, какие она ждала,  и не так. Тогда я сказал просто. «Наташ, понимаешь,  я мужчина. И мне это нужно. Я долго  шел к тебе. Пойми, я не могу без этого». Она слушала  и говорила: «Я тебя пониманию. Очень понимаю!»  Я говорил и думал над тем, что сказал.  Она всем своим видном мне говорила: «Я твоя!» Я чувствовал, как от нее ко мне шло тепло в благодарность за то, что я ничего не предпринимал.  Где-то рядом стояла еще скамейка и оттуда слышались двусмысленные смешки мужчины и женщины. Они контрастировали с тем, что чувствовали мы.  «Пойдем отсюда», - попросила она. «Да», - взял ее за руку я.  Мы поднялись и пошли. Свернули с дорожки, по которой шли  в какую-то плотную зелень. Еще немного прошли и оказались на довольно крутом склоне. Откуда-то доносились голоса, но мы стояли под плотным шатром из листьев. Она взялась рукой за дерево.  Я приблизился к ней, обнял. И тут она сказала: «Все равно ничего не получится». – «Почему?» - спросил я. «Мне сейчас нельзя...» - «Когда будет можно?» - «Через несколько дней…»  Я все понял и спросил:  «Что же ты раньше не сказала?»  Она  с грустью промолчала. Как видно, подумала о чем-то своем.  Каждый день, томясь ожиданием, мы ходили на прогулку. Она заходила в туалет и через некоторое время  выходила. На всякий случай я у нее спрашивал: «Как?» - «Еще нельзя», - отвечала она. «Нельзя… - вздыхал я.  - Я долго не смогу так... Разорвусь, как бомба!.. И все…» - «Что все?» - «Разлечусь мелкими частями и ты мня не найдешь…» - «Подожди еще немножко…» - попросила она. «Уже прошло два дня… - сказал я недовольно. - И сколько это будет еще?» - «Ну, миленький, ну подожди еще!» - просила она. Я кивал головой. И мы снова ждали. На третий день перед поездкой с подругами на экскурсию она сказала, что у нее все в порядке. Я с ребятами весь день провел на пляже, в предвкушении загорал, пил пиво, шутил и смеялся по пустякам. Вечером, когда она вернулась с экскурсии,  я зашел за ней, и мы пошли к морю. За время гуляний я нашел потаенное укромное местечко в довольно людном месте. Это оказался  вход в солидное одноэтажное здание с табличкой почтенного курортного  учреждения. Все довольно большое место перед входом увивалось плющом или диким виноградом. И это тенистое место спасало посетителей от дневного зноя.  Мы несколько раз заглядывали туда по вечерам во время прогулок, и я отметил, что там всегда пусто. Отпугивали черты здания. Мы оба волновались и ожидали, когда стемнеет. Это так трогательно гулять, когда есть согласие и вы оба знаете, что скоро будет. И ты об этом знаешь. И она об этом знает. И в ожидании приближения желанного вас охватывает волнение и  возникают вопросы: «Как же это все произойдет? Какие слова будут сказаны? И как начнется?» Едва стемнело, мы приблизились к импровизированной беседке и, как бы проходя мимо, зашли в нее, юркнув в темную и зеленую шапку. Облюбовав скамейку для посетителей, что стояла справа, мы сели.  От волнения нас немного трясло. Я обнял ее, прижал к себе.  Она зашептала: «Подожди! Подожди!» Тогда как я весь мыслями находился уже в ней.  Никак не мог подумать, что нас кроме платья еще разделяет еще что-то. «Не спеши!» - говорила она. «Это что? – спросил я с удивлением. - Трусики?»  - Я внутренне возмутился новой отсрочкой. «Сейчас!  Я сейчас!» - сказал она, привстала и  довольно ловко от них  освободилась. Я понимал, что скамейка не самое удобное место для соединения чувств, мыслей и желаний.  Но она боялась своих подруг и меня к себе не приглашала. Ко мне в номер идти отказывалась…  Сидя на скамейке, она отклонялась назад все дальше и дальше… Я поддерживал ее за талию и старался войти.  И я все не входил в нее и не входил. Что-то сдерживало меня, хотя я правильно все делал. Она охватила меня за шею и отклонилась назад насколько  смогла. Я чувствовал шеей, за которую она держалась рукой,  всю тяжесть ее тела. Но ей пришлось отклониться еще.  И тогда я в нее вошел… Я чувствовал ее всю и крепость своих рук, которыми ее держал… Конвульсии тел… Обладание всем земным… И замирание… Дальше медленное осознание происшедшего после  удовлетворения и поиск себя в пространстве. Так сказать возвращение на землю из космоса наслаждения. Когда ты оттуда возвращаешься, многое  начинает казаться другим. И уютная беседка  вдруг показалась просто общественным местом, куда могут войти и другие.  И тут еще ее испуганный голос: «Я потеряла сережку!» - «Сейчас найдем….» - ответил я. Нагнулся и в полной темноте начал шарить асфальт под скамейкой.  Ничего кроме кучек пыли я не нашел. Какая-то парочка прошли мимо нас за тонкой перегородкой из листьев. «Что за сережка? - спросил я. -  Какая она?» «Золотая…» Я снова пошарил в пыли и дальше в траве. И на этот раз ничего не нашел. «Ладно, бог с ней, - сказала она. – Туфель мой где?» Туфель я нашарил легко и подал ей: «Вот он…» Она молча взяла его и надела.  Я ждал, когда она будет готова. «Ты ничего не заметил?» - спросила она с некоторой обидой и в то же самое время с робкой трогательной интонацией, в которой расслышал новое ожидание. Эти слова почему-то меня насторожили, даже чуть напугали. «Нет, ничего… - ответил я и с интересом спросил. - Что я должен был заметить?» - «Нет, ничего», - сказала она как бы замыкаясь на чем-то своем.  Только много позже, когда мы расстались,  я понял, какого ответа от меня она ждала и что хотела сказать. Я потом понял, почему у меня возникли затруднения, которые не давали мне  сразу войти в нее. И еще эта фраза: «Ой, я потеряла сережку!». Она  должна была прозвучать иначе. Потому что сережку она чуть позже нашла за пазухой.  Наташка мне не сказала того, что должна была сказать. Если бы она мне открылась, все, возможно, произошло бы иначе.  Так мне казалось потом. Тогда же так получилось, как только  путь к наслаждению оказался открыт  и первые плоды его, так сказать,  благополучно упали нам в руки, все стало меняться. Наташка, похоже, затаила на меня обиду из-за того, что я ее  должным образом не оценил и не до конца понял. Со мной же начинало происходить такое, что я не мог себе объяснить.  Мной начинало владеть  нечто  удивительное и  непостижимое. Случилось это на следующий день после того, как мы искали сережку. Я загорал на пляже. Наташка, как обычно, уехала  на экскурсию с подругами, хотя я просил ее никуда не ездить. Я стоял на горячем песке и  смотрел в даль моря. Ни о чем не думал,  растворяясь в бессознательной нирване отдохновения. Мне жутко нравилось плавать в море и смотреть на зеленые  бархатистые и мшистые от растительности горы, плавно и зримо поднимающиеся за городом наклонной стеной к небу. Мне нравилось смотреть, как тяжелые тучи, наплывающие с гор, застревали в вершинах гор, задевая там за высокие ели и сосны. Они лежали где-то там на них серой мглистой темной ватной массой и опадали  там же обильными дождями, оставляя Ялту сухой и солнечной.  Я выходил после купания из воды и снова  смотрел в море - туда, где оно сливалось с тонкой и белой полоской горизонта. Я так и смотрел то в море, то на горы. Иногда, когда я плавал, то невольно начинал любоваться горами. От созерцательности меня отвлекли дети. Почему-то они бегали именно  возле меня и это меня начинало  раздражать. Я даже хотел прогнать их, прикрикнуть. И не сделал этого, выпустив из себя воздух, набранный в легкие для выражения недовольства. Я ничего не сказал детям и невольно стал наблюдать за ними. Девочка лет десяти бегала за мальчиком лет пяти. Она темноволосая с волосами почти до талии. Мальчик же с такими белыми волосами, как солнце в зените. Он игриво хохотал и убегал от нее. Не знаю почему, девочка привлекла мое внимание. И то, как она бегала и как смеялась, мне казалось привлекательным. Постепенно я поймал себя на том, что смотрю только за ней. Тонкая, стройная с утонченными чертами лица и грациозная в движениях. Неожиданно для себя я вдруг понял, почему она кружит возле меня. Я это понял, когда увидел, как она отбежала, остановилась и продолжительно смотрит на меня. Я делал вид, что не смотрю на нее, а сам наблюдал за ней потихоньку. Когда я отворачивался, она снова пробегала рядом со мной, играя с мальчиком и привлекая к себе внимание. Она словно плела в движении какое-то кружево вокруг меня, и я окончательно понял, что все это не случайно. Вспомнил себя маленьким мальчиком, который вдруг волновался под заинтересованным взглядом  взрослой женщины, за которой украдкой наблюдал. И я это понимал, как тяга поколений. Потому что невидимые связи на подсознательном уровне появляются между взрослыми и детьми. Девочка все продолжала бегать, и я видел в ней девочку, обыкновенную маленькую девочку. И в то же время я видел в ней будущую девушку и женщину. Да в ней уже и была маленькая женщина. «Откуда в ней такое могло взяться? - подумал я. – Из-за мальчика? Наверняка, это ее брат. И она помогала маме его растить». Я не сводил глаз от этой девочки.  Она и мальчик подошли к женщине лет сорока пяти. «Бабушка или мать?» - подумал я. Те же тонкие черты лица. Только они из-за небольшой грузности оплыли стали казаться просто мелкими. Маленькие глазки, маленький носик. Фигура по форме изящная, что не мог скрыть черный закрытый купальник,  выглядела все-таки полноватой. Женщина сидела в белом платочке и в черном купальнике под тенью пляжного навеса. Пришло время обеда, и она с детьми стала собираться уходить. Она  переодела мальчику трусики и надела  штанишки. Затем они по очереди с девочкой переоделись в пляжной кабинке. Женщина надела на себя халат. Девочка вышла из-за ширмы в платьице. Все трое пошли к выходу с пляжа. Мальчик скакал по песку. Женщина вела девочку за руку. Девочка оборачивалась и подолгу смотрела на меня. Я не мог оставаться на пляже. Быстро собрался и  пошел к выходу. Издали я видел, как женщина держит девочку за руку,  и мне самому хотелось оказаться на ее месте. Взять девочку за руку и пойти с ней куда-нибудь. Все равно куда. Хотелось смотреть на эту девочку, на будущую девушку и женщину. Такую тонкую, как мечта и такую реальную, как цветок в руке. Я видел, как  они подошли к столовой поблизости от моря. Там неважно кормили, и я туда никогда не заглядывал.  Мне не хотелось привлекать к себе внимание, и я пошел дальше, мимо столовой, представляя, как познакомлюсь с женщиной, как войду  в доверие и  буду гулять с этой девочкой. Я буду рассказывать ей сказки и все-все, что знаю сам. И нам будет вместе хорошо. Просто оттого, что мы гуляем, взявшись за руки. И в этом будет наше счастье. А потом? Мы будем  писать друг другу письма. И я буду ждать, когда она вырастет. Дойдя в размышлениях до этого места, я посчитал, сколько будет мне лет и сколько ей. И мне стало грустно. Лет через десять-пятнадцать что с нами будет? Каким стану я, и какой станет она? Может быть, и она окажется не такой красивой, и я буду выглядеть не таким привлекательным. Я отогнал прочь мрачные мысли и девочку. Но девочка продолжала проникать в мои мысли и манить  к себе. После обеда ни мальчика, ни девочки, ни женщины на пляже не появилось. Я заметно скучал, плавал, загорал и все смотрел по сторонам. Вечером я не хотел идти к Наташке. Не хотел физической близости. Внутри меня поселилось что-то светлое, маленькое и дивное. После ужина я, поразмыслив,  все-таки пошел к Наташе. Обидеть я ее не мог. Она сидела с подругами за столом и болтала. Я заметил на ней красивое новое платье.  Конечно, она надела его перед моим приходом для вечерней прогулки. Вместо того, чтобы взять ее за руку и  пойти гулять, я подсел к столу и начал тоже болтать. Подруги Наташи обрадовались и увлеклись моей болтовней. Они ни за что не хотели меня отпускать. Наташа не сразу опомнилась и сказала, что нам пора идти гулять. Подруги  принялись уговаривать ее остаться еще хотя бы на немножко. И я давал им возможность ее уговорить. Я не прерывал их просьбы, тянул с окончательной репликой. И когда Наташу совсем уговорили, тоже сказал, что нам нужно пойти погулять. Тогда начинали уговаривать меня. Что я позволял им сделать это с удовольствием. И таким образом  моя маленькая хитрость удалась. Мы просидели за разговорами о жизни до глубокой ночи. Тогда я попрощался, поднялся и, утомленный разговорами и событиями прошедшего дня, пошел к себе спать.  На другой день Наташа снова поехала на экскурсию. Я же  поспешил скорее на пляж.  Девочка была уже там. Она грустная ходила по песку у моря и что-то внушала братику. Едва я появился, как она развеселилась  и принялась с ним беззаботно  играть и резвиться. К своему удивлению я  тоже обрадовался.  И не мог ничего с собой поделать. Девочка останавливалась, замирая в неожиданной позе, и смотрела на меня издалека.  Я делал вид, что прогуливаюсь по пляжу, и приближался  к  женщине в черном купальнике. Мне хотелось узнать, откуда приехала девочка. Я стоял недалеко от женщины в белом платке и в черном купальнике, когда она, разговаривая с соседкой, сказала ей, что они приехали из Мурманска. Когда я нарочно не смотрел на девочку, она грустнела и, играя с мальчиком, сближалась со мной. В какой-то момент я заметил, что она смотрит на меня, забыв про мальчика. Я понял ее... Мне самому хотелось подойти к ней и заговорить. Но я не знал, под каким предлогом это сделать. И о чем с ней говорить? Я не мог с ней говорить, как с ребенком. И не мог говорить, как со взрослой. Томясь идиотским состоянием, я развернулся и пошел плавать. Заплыл далеко от берега. И, когда повернул обратно, почувствовал, что соскучился по девочке. Я поплыл к берегу, гребя руками изо всех сил. Я плыл и выглядывал ее на берегу. Девочки не было. Я заволновался и поплыл еще быстрее. Успокоился вполне только, когда увидел, как играет она с братом. Увидев, как я выхожу из воды, она остановилась и перестала отвечать на реплики мальчика, который носился вокруг нее. Скоро мальчику надоело бегать, и он пошел к женщине в черном купальнике. Мне очень захотелось поговорить с девочкой и что-нибудь для нее сделать. Она стояла как раз  на пути от берега к душу. После купания в море многие принимали душ, чтобы смыть соль с тела. Я этого никогда не делал после моря, и соленые морские капельки  высыхали на мне, оставляя неровные беловатые и расплывчатые каплеобразные пятна.  На этот раз я пошел ополоснуться под душ. Я волновался и шел к девочке. Получалось, что я шел к девочке, когда на самом деле направлялся к душу. Я шел к душу, но получалось, что я шел к девочке. И она вся затрепетала. Она ждала меня и очень боялась. И я сам испугался, что иду не к душу, а к ней. И тогда я свернул в сторону, не доходя ее. Она сразу перестала нервничать и теперь следила за мной глазами. Я еще раз свернул и начал приближаться к ней сзади.  Она видела, что я подхожу к ней сзади, и стояла, замерев и не оборачиваясь. Она ждала. И я знал, что она ждет. И я должен был что-то сделать, дать ей знать, что я понимаю ее состояние. Я приближался к этому маленькому симпатичному чуду с быстрыми маленькими глазами и волнистыми волосами до самой талии, в которой  угадывался изящный излом, который когда-нибудь погубит ни одного парня. Это было так чудесно сознавать, что ты приближаешься к ней. Что это привлекательное существо находится рядом с тобой, и ты можешь прикоснуться к нему. Или только представлять, что прикоснешься к нему. Но ты никогда не посмеешь себе сделать первое и сможешь позволить лишь второе. Именно поэтому между  вами происходит что-то божественное. И не останавливаясь, поравнявшись с ней, я говорю тихо-тихо так, чтобы это могла услышать только она. «Ты красивая! Ты очень красивая!» Я говорю это так, что голос мой звучит откуда-то из глубины моего я. Так, что я сам его едва слышу. И  вижу, как девочка вся встрепенулась, как она зарделась и задрожала, подобно струнке на ветерке. И от моих слов она в одно мгновение  вся на глазах меняется. И она одновременно радуется и не  понимает, слышала ли она это или ей показалось. И я сам не могу понять говорил ли я что-нибудь ей или мне самому это всего лишь показалось. Я иду мимо, не оглядываюсь, подхожу к душу и открываю кран. На меня льются потоки прохладной воды. Струи бьют и бьют меня по телу.  А я все не выхожу из-под воды. Наконец, я закрываю кран и иду к тому месту, где оставил вещи и полотенце.  Мельком я смотрю на девочку и вижу недоумение на ее лице, восторг и любопытство. Она словно спрашивала меня: «Это правда? Это правда, что я услышала? Правда, что я красивая?.. Или мне  никто, ничего такого не говорил?»  Через некоторое время я снова смотрю на девочку и вижу в ее глазах все тот же вопрос: «Это правда?» И я смеялся внутренним смехом и радовался бесконечно оттого, что между нами  происходило. И я по-прежнему не давал никак узнать ей, что действительно подходил к ней и все это говорил. Я вообще перестал обращать на нее внимание. Нет, я делал вид, что не обращаю на нее внимание, хотя сам продолжал наблюдать за ней. И тогда она стала грустной. И я понял, что не могу видеть ее грустной и мне нужно все повторить. И я снова стал приближаться к ней, но не напрямую, как первый раз, а как бы прогуливаясь по пляжу, поворачивая то в одну сторону, то в другую. Она внимательно наблюдала за мной. Я так рассчитал, чтобы  приближаться  к ней снова сзади. И она понимала, что я не просто гуляю по пляжу, а приближаюсь к ней. Она будто чувствовала это спиной и  ждала. И я видел, как она ждет. Я специально замедлял шаги, набирал в легкие воздух, для того, чтобы сказать то, что она ждет точно также. В этот момент я слышал шуршание песка, плеск моря, порывистое гудение ветра в ушах. И я говорил снова так, чтобы слышала только она и я: «Ты действительно очень красивая! Очень! Очень!» И она тут же вся вспыхнула счастьем и радостно затрепетала. И все в ней говорило: «Я слышала это! Слышала! Слышала!» Но я снова уходил от нее и  не оглядывался. Я ничем не давал понять, что только что с ней разговаривал. И она снова начинала сомневаться. Я видел это, когда оглянулся и посмотрел в даль. И, едва девочка, провожая мой взгляд, тоже посмотрела в ту же даль, я посмотрел на нее. И снова увидел ее растерянность и еще не прошедшую радость. И в следующее мгновение она снова смотрела на меня и как бы спрашивала  глазами:  «Но ведь, правда?! Я слышала это?! Я все слышала?!» И я снова смеялся и радовался, не показывая свои эмоции никому. Вот так мы общались незаметно для окружающих и даже для самих себя.  И снова я видел, как ее мама уводила с пляжа. И мне хотелось пойти и поговорить с этой женщиной. Но я не знал, что смогу ей сказать. В ней было столько обычного, плотского и житейского, столько нажитого вместе с болезнями, что мне не хотелось к ней подходить. К тому же, она так  не вязалась с моей маленькой мечтой.  Я уходил с пляжа, думая о девочке. Вспоминал все, что происходило, и радовался как ребенок. Теперь у нас появилась своя маленькая жизнь – тайная игра. Мы научились общаться друг с другом. По моему лицу гуляла шальная,  довольная и наивная улыбка.  Весь вечер я снова провел в комнате у Наташки, болтая с ней и ее подругами.  Я не звал ее гулять. Мне от нее ничего не было нужно. На другой день Наташка не поехала на экскурсию. Она что-то почувствовала и вдруг сообщила мне, что пойдет со мной загорать на пляж. Я не мог ей отказать. Она отправила подруг на экскурсию и пошла со мной на пляж. Я не знал, как покажу Наташку моей девочке. Не знал, что из этого выйдет.  Я только понимал, что не смогу с ней больше так играть, как играл. Сначала я хотел отвести Наташку в другое место. Но она сама спросила, где я обычно загораю. Я показал ей  свое место. И еще, если бы я увел Наташку далеко от своего места, то я не  смог бы видеть мою девочку. А мне так хотелось ее видеть. Просто видеть и все, как море и горы. Мы легли на песок. Девочка еще не пришла.  Ее не было видно. Я поднялся с махрового полотенца и пошел к морю. Стал заходить в него глубже и глубже, пока волны не заласкали мне ноги до плавок и промежности. Постояв так и промочив плавки,  я нырнул и поплыл. Наташка поплыла за мной следом. Она скоро вышла из воды, а я все плавал и плавал. Утомленный преодолением  сопротивление воды, я вышел на берег. И в этот момент увидел девочку, которая пришла на пляж.  И она увидела меня. Я видел, как она обрадовалась. И я специально не шел к Наташке. Я стоял и ждал. Незаметно смотрел на девочку и любовался ей. Я видел, как она смотрит на меня. К сожалению, я не мог стоять так бесконечно. Наташка начала энергично махать мне рукой и звать: «Иди сюда. Иди!.. Что ты там стоишь?» Мне ничего не оставалось, как подойти к ней и лечь рядом. Я сознавал, что делаю. И всем своим видом как бы пытался сказать девочке: «Видишь, я взрослый дядя. У меня есть женщина. Она большая и статная. Мне очень жаль, что это не ты. Но ты еще такая маленькая. Тебе еще нужно расти и расти». Я сильно расстроился сразу, как еще раз посмотрел на девочку. Она стояла сама не своя. Все  происшедшее   убило мою девочку. Она вся поникла и стала невыносимо грустной. Все вокруг мне показалось  немилым.  Я понимал, что потерял мою девочку навсегда, и проклинал себя и Наташку. Настроение испортилось окончательно.  Я не смотрел больше не девочку. И она не смотрела на меня. Она превратилась в очень печального маленького ребенка. Наташка спрашивала, что со мной случилось. Но я ей ничего не отвечал. Я лежал на песке и страдал, переставая понимать жизнь.   
Через несколько дней я провожал Наташу домой. Она на меня обижалась за то, что я не заметил с ней происшедшего и за то, что к ней  охладел. Она не старалась меня увлечь, разговорить и нарочито вела себя независимо.  На автобусной станции я посадил ее в автобус и, когда она отъезжала, помахал  рукой.  Только позже я понял, что тогда случилось. Я вспоминал ее слова и свои. Тогда Наташа со мной стала женщиной, в чем мне не призналась. Она ждала от меня каких-то слов. Я ничего ей не сказал. Думаю, она сама должна была рассказать мне все о себе.   
На пляж я перестал ходить. Стыдился моей маленькой девочки. Я не хотел больше ее травмировать, да и себя тоже. Мы с ней жили в разных временах, разных мирах  и в разных жизнях.

Оставалась неделя отдыха. Я, загорал на дальнем пляже, вечерами бродил по городу и по побережью. В моем сердце жило прекрасное платоническое чувство к маленькой девочке. Однажды я забрел на танцплощадку. И там я увидел глаза – мои глаза. Мне показалось, что это те самые глаза, о которых я сочинил когда-то строчку: «Твои глаза мои родня…» Я пригласил девушку танцевать. После танцев мы гуляли по набережной.  Валя поражала красотой и стройностью. Карие глаза очаровывали глубиной взгляда.  Она оказалась актрисой драматического театра Хабаровска.  Мне нравилось с ней идти и ее слушать. Каждое движение, казалось, наполнено особым смыслом, жизнью и счастьем. Она красиво смеялась, красиво говорила, и красиво шла. Она все делал красиво, как и подобает актрисе. Со стороны ей можно было залюбоваться.  Мне также понравилась ее подруга Геля. Они обе служили в одном театре и вместе отдыхали. Полноватая молодая женщина без талии и без всяких комплексов с очень короткой стрижкой и необыкновенно  чудесным голосом Геля обворожила весь обслуживающий персонал турбазы, где отдыхали. Она говорила голосом, которым в фильмах говорят принцессы и феи. Мне все время чудилось, что я слышал в ее голосе тонкий хрустальный звон. Ее голос меня завораживал. Этому голосу хотелось повиноваться. Иногда мы сидели втроем у них в номере, пили вино и болтали обо всем подряд. На другой день знакомства мы пошли с Валей на концерт. Разговорились, развеселились. Она смеялась беспрерывно. Где-то рядом зазвучала музыка Микиса Теодоракиса «Сертаки». И мы под нее пошли танцевать, сплелись руками на плечах, и двинулись  в танце вокруг  клумбы с цветами. Клумба при вечернем освещении горела алыми южными цветами.  И мы танцевали вокруг них. На нас обращали внимания, но нам ни до кого не было дело. Мы танцевали так, пока музыка не прекратилась. От танцев и близко расположенного моря влага покрыла наши тела. Я заметил, как Валя незаметно от меня облизывает губы. Я знал, что это значит. Она уничтожала губную помаду. Я знал, что это означало. Она не хотела, чтобы помада испортила вкус нашего поцелуя. Мы еще больше развеселились и стали целоваться. Я подумал: «Все между нами может случится…» Недалеко от домика, в котором они жили, ей стало плохо. Она побледнела, поднесла правую руку к груди.  Смех зазвучал прерывисто, словно с перебоями и отнюдь не весело. В нем появились паузы и звуки, похожие на стон. «Что? Что с тобой?» - спрашивал я. «Ничего, ничего, - сказала она. – Сейчас пройдет…» Некоторое время мы шли в тишине. Затем она обмякла, сильнее повисла на моей руке и сказала: «Помоги мне…» Я взял ее на руки и понес вдоль набережной, повернул направо. Геля встретила нас встревожено. Сразу захлопотала. Мы уложили Валентину на кровать и меня попросили выйти. Я стоял у приоткрытой двери. Вышла Геля и сказала, что у Вали больное сердце. И тут же с раздражением посетовала: «Она никогда не берет с собой таблетки». Я подождал, когда Вале станет лучше и ушел.   По дороге к себе в номер передо мной снова появилась маленькая девочка. Она будто стояла передо мной в темноте и смотрела укоризненно. «Извини, - сказал я ей.  – Извини…» 
На другой день утром Валя вышла ко мне, как ни в чем не бывало. И мы отправились на прогулку. Она жила легко и в кружении бабочки.  Ловила каждое мгновение жизни, чтобы ему отдаться. Она украшала свою жизнь  украшали разными причудами. Она расспрашивала, какие у меня есть увлечения. И тут же рассказала, что коллекционирует туфли. «У меня дома, наверное сотни пар туфель. Из каждых гастролей я привожу новые…» - смеялась она. Поэтому ей долго приходится выбирать, чтобы выйти из дома  Она первый год отработала в театре после окончания театрального института и впечатлений хватало через край. Поездки, спектакли, выступления, гастроли, Она умела рассказать так, что я ее с удовольствием слушал. Наши отношения омрачали сердечные приступы. Точнее даже их возможность.  Мы гуляли с Валей по городу и делали, что хотели. Темные потные вязкие южные ночи поглощали нас всецело. С Валей я выпускал из себя любовь к маленькой девочке, которая томилась во мне и просила выхода. Я все еще думал о ней, хотя мысли и чувство к маленькой девочке почти заслоняла собой Валентина с ее яркими театральными историями и шутками. В последний день отдыха она призналась мне, что у нее порок сердца и она каждый год вынуждена ложиться в больницу. Ей каждый раз  предлагают операцию и она готовится к ней, как только ей становится плохо. Но едва боль в сердце отпускает, она беспредельно счастлива жизнью и ей ничего не нужно. Так радоваться жизни, как она, не умел никто из моих знакомых. Она могла умереть в любой момент и поэтому не желала себе хоть в чем-то отказывать. С ней я понимал, как жизнь мимолетна и как прекрасна.  В последний день перед отъездом мы устроили у них с Гелей вечеринку. Позвали знакомых. Пили коньяк и вино. Потом пошли в какой-то ресторан. Не помню, как все произошло, только глубоким вечером я очнулся в парке на скамейке один. На плече у меня рыдал пьяный и потный директор хлебозавода Эдик, с которым мы познакомились в ресторане. Он терся о мое плечо лысой головой и рассказывал, как только что попрощался с женщиной, которую полюбил и которая, конечно, же чужая жена. Ах, эти курортные романы.
Утром на троллейбусной остановке меня провожала Валя. Над горами застыла белая туча, похожая на печальную собаку. Я показал Вале тучу, и мы некоторое время смотрели на нее. Простились светло. Я   ехал на троллейбусе в Симферополь. Меня отвлекали  пейзажи с горами с одной стороны и морем с другой стороны. Через полчаса пути я чувствовал благость во всем теле. Ясно ощущал, как по мне бегут живительные соки. Точно так же  соки бегут по березам весной. Они стоят мокрые от сока, который вытекает из них через поры в коре. Напротив меня сидели две девушки,  и они смотрели на меня такими глазами, словно знали, что я могу дать им счастья. И я действительно мог дать им счастья. Они пошли бы со мной, куда бы я их  позвал. Что-то  в моих глазах открывалось им озорное, несущее непередаваемые впечатления и радость.

В Москве я получил весточку от Наташи. Она через знакомых передала мне привет.  Я ничего ей не ответил, потому что сразу вспоминал маленькую девочку. В первые дни сентября получил письмо от Вали. В тот день я вернулся с работы домой и обнаружил желтый листок березы на своем плече. Он незаметно упал с ветки и опустился в плавном кружении мне на плечо. Вместе со мной этот путешественник попал в мою квартиру. В тот же день я написал письмо Вале и положил в конверт листочек с московской осенью. Раз в месяц мы обменивались с Валей лирическими письмами. На следующий год в начале лета она прилетела в Москву сама.  Остановилась на квартире у сестры.  В первый же день мы поехали гулять в парк Царицыно, которое располагалось недалеко от квартиры сестры. Мы гуляли  среди недостроенных дворцов Баженова и Казакова. Они заросли зеленой травой и кустарником. Этот памятник преждевременно закончившейся любви царицы к своему фавориту напоминал празднование поминок. Несомненно, где-то здесь умерла когда-то любовь царицы Екатерины второй. Зря мы поехали туда гулять. Валя беззаботно рассказывала мне, как за ней ухаживают несколько музыкантов из их театра. Как они спорят, кому из них ее провожать. «Это так смешно, представь. Я их всех к черту послала… - Она вдруг замолчала и  попросила тихо. - Увези меня куда-нибудь». К этому времени среди этих старинных руин настроение у меня окончательно испортилось и я уже ничего не хотел. И увезти мне спонтанно было некуда.  Мы встречались еще несколько раз и потом еще несколько месяцев переписывались. Я мог бы на ней жениться. Такая мысль у меня мелькала. Что-то дома должно быть красивым. Сильного полового влечения я к ней не испытывал. Мне с ней было хорошо. Она была красиво завершенным человеком. Я снова вспоминал мою  маленькую девочку. И понимал умом, что мне пора бросить семя в теплую плодородную почву и  взрастить. Мне хотелось, чтобы у меня у самого появилась  моя маленькая девочка, дочка. Тогда бы я стал ее любить, лелеять и растить. Но как только я представлял возможную жизнь с Валей, понимал, то понимал, какой она будет. Жена  будет бегать в театр на репетиции. У нее пойдут  бесконечные съемки, гастроли, поклонники, вечеринки. И в этой  насыщенная жизни Валя мне представлялась яркой  мимолетной кометой, летящей по жизни с необыкновенной легкостью, которой мне так не хватает и к которой я не стремлюсь. Она непременно ставилась бы центром компании, чтобы блистать и покорять. Ее семейная жизнь мне представлялась совсем иной, чем та, которую я желал себе. Из-за болезни она не могла мне родить мою маленькую девочку. Если бы я ее любил, то не посмотрел бы ни на что. Но это было не так.
Я все больше и больше думал о моей маленькой девочке, как о недостижимой мечте.


        Глава 19

                Муки любви и
Торжество наслаждений

Женщина для мужчины рожает детей и удовольствие.

Как это часто случалось, мы собирались в майский поход. В походы ходили круглый год. Зимой на лыжах в Подмосковье или ехали куда-нибудь в Карелию. Летом пехом двигали в горы или сплавлялись по рекам на байдарках и плотах. В выходные дни выезжали с палатками за город. В этот  раз на майские праздники собирались сплавляться по подмосковной реке. По весне снег сошел. Реки разлились, забурлили, набухли талой водой, превращаясь из малых, спокойных, привычных в быстрые, опасные, непредсказуемые. Без друзей я в походы не ходил. Они меня дополняли, и с ними я чувствовал себя законченным и  богатым человеком. Это так прекрасно, когда дружба хмелит сильнее любого вина. Когда от моментов совершенства и душевного общения с друзьями тебя охватывает   счастливое оцепенение, и от нахлынувшего нечаянно дивного восторга   мурашки срываются и бегут обгоняя друг друга, по всему телу. Я все это испытал со своими ребятами. Помощь друга, его верное плечо ничто мне не могло тогда заменить.  Кроме того, проходило время и начинало куда-то тянуть к неведомому, в неизведанные края, к неизвестным местам.  Душу теребила лихорадка беспокойности и  жажда приключений. Кровь начинала бежать по сосудам быстрее. И желание испытать свою силу, реакцию, находчивость  и ловкость не оставляло во мне места для  покоя. Тогда мы все собрались на квартире у Левы, чтобы обсудить маршрут и распределить обязанности в деталях.  В тот вечер я первый раз увидел девчонку, глазастую,  неказистую и задиристую. Наши глаза на мгновение встретились, и мне почему-то стало весело. Я не давал себе в этом отчета, но озорной взгляд этой бойкоглазой  меня развеселил.  В ее глазах вместе с тем я встретил и робость, и любопытство и желание утвердиться в нашем коллективе.  Ее с друзьями пригласила Лена в надежде, что кто-то из наших не пойдет и останется одна свободная лодка. Действительно не пришли Толик с Олегом. Гена к этому времени улетел на заработки. Серега уехал в командировку. Зато появились нежданно Андрюха с Николаем.  Одной лодки не хватало. «Как же мы?» - спросила бойкоглазая, когда все распределились по лодкам. Все замолчали и посмотрели на нее. «Достанете лодку, поплывете с нами», - пошутил  кто-то. В это время достать лодку  было делом почти невозможным. «Я достану», - тут же вызывающе сказала бойкоглазая с таким оптимизмом, что мы все рассмеялись. «Что вы смеетесь? Я достану», - еще увереннее сказала она и посмотрела нам всем в глаза. Мы,  пряча улыбки, отвернулись. В итоге два человека отсеялись и лодок хватило всем. Один из новеньких заболел. У Ленки не смог поехать капитан. В каждой лодке был капитан и матрос. Капитаном обычно являлся опытный байдарочник, а матросом новичок или не слишком опытный. Так в лодку к Ленке добавилась бойкоглазая девчонка. И по этому случаю решили разбить наш с Никитой экипаж. Мы оба бывалые, и Никиту направили капитаном к Ленке, а бойкоглазую, как новенькую, отдали мне в экипаж. Встретились на вокзале, взяли билеты и поехали. В электричке развеселились.   За разговорами время пролетело быстро. На станции назначения все выкатили из вагона, осмотрелись, проверили все ли вышли, взяли рюкзаки и походным строем пошли к реке.  Шли долго, полем, перелеском. Кто-то тащил рюкзак на спине, кто-то из находчивых катил рюкзак с лодкой на тележке. На берег реки вышли и разложились. Я познакомился со своим матросом и предложил принять участие в сборе лодки. «Раньше сплавлялась?» - спрашиваю. Говорит: «Да». Но неуверенно. Понял, что без опыта. Лодку собираю, она возле крутится. Спасибо, что не мешает. Собрал каркас, натянули с Никитой оболочку. Байдарка готова. С Никитой спустили байду на воду.  За тем собрали и понесли с Никитой  другую байдарку к реке. Позвал своего матроса, объясняю: «Садимся так… Она спереди, я сзади. Опытный должен сидеть сзади и корректировать движение, давать команды. Бурные весенние речки не для прогулок. Зазеваешься и  оверкиль. Переворот вверх килем ничего хорошего не сулил. После этого весь мокрый, и плыть никуда нельзя, и друзей подвел. Все помогают, вылавливают перевернувшихся из воды и гребут к берегу, чтобы сушится у костра. Гидрокостюмы не всегда помогают оставаться сухим.   
Раннее утро, туман от реки.  Старший Лева прошелся по берегу и предложим всем, кто не спустил,  спустить байды на воду. Разноцветные куртки суетились у берега, укладывая в лодки продукты. Лева сидел в одноместной байдарке и ждал, когда все усядутся в лодки. «Все готовы? – спросил он через полчаса. Ему ответили, что все готовы. «Проверьте остойчивость… Покачайтесь из стороны в сторону». Я покачал лодку. Матрос сидел и ничего не делал. «Работайте веслами, - недовольно сказал я ей. – Когда лодка наклоняется вправо, правым веслом плашмя по воде для опоры. Когда наклоняемся влево, левым веслом… Вот так… Не давать лодке раскачиваться». Я стал сильнее  раскачивать лодку. Мой матрос, ойкая, начал работать веслами и возроптал: «Зачем же вы так раскачиваете?»  Я перестал раскачивать байдарку и сказал: «Остойчивость проверяю и вас…» Доверия у меня к ней не было. С Никитой мы бы прошли все препятствия. «Отчаливаем… Двигай за мной», - сказал Лева и первый поплыл по реке. Смотрю мой матрос делает неуверенные движения веслами.  «Вы когда-нибудь гребли раньше?.. Левым табань… Правым греби… Табань, значит тормози…» -  сказал я. «Знаю», - ответила она.  «Тогда четче веслом…» - предупредил я и подумал: «Намучаюсь я с ней». Приближались первые пороги. Вода на них закипала и слышался характерный шум. «Левее… Левее берем. Сильнее… Еще сильнее влево… Влево так тебя перетак…» Когда мы проплыли пороги она сказала мягко, веско и деликатно: «Я вас прошу при мне не выражаться». Я покраснел и застыдился, первый раз почувствовав, что со мной плывет девушка. «Правее берем…  Корягу обходим слева… Влево… Бок пропорем… Влево… Влево!.. » Я видел, как она старалась и это мне понравилось. «За ними держимся», - сказал я тише, когда коряга осталась позади, имея в виду Никиту и Лену, которые плыли вереди. «Правее берем… На глубину, на быстрину, подальше от мели… Водоворот обходим слева… Бревно… Уходим дальше влево. А теперь снова вправо от мели…» Мне было не до матроса. Я видел реку и работал веслами. Она мне не мешала, и это уже радовало. Через час мы уже работали веслами довольно слажено. Я это почувствовал по лодке, которая как бы лучше стала управляться. Она слышала мои команды и исполняла. И даже что-то говорила: «Впереди камни… Уходим…»   Через три часа на повороте третья лодка носом зацепилась за корягу. Ее развернуло на быстрине, и она перевернулась. «Оверкиль!» - закричали сразу несколько человек. «Кто там? Кто перевернулся?» -  послышалось на реке.  «Вера с Андреем. Это у него желтая куртка…» - сказали сзади. «Помощь нужна?» - спросил кто-то еще. «Нет. Они выплыли. Уже поймали… Лодку вытаскивают», - ответили ему. «Причаливаем к берегу…» - крикнул мне Никита, и я увидел, как Лева машет всем рукой в сторону берега. Я перестал грести и сказал матросу: «Гребем к берегу…» Я первый соскочил на берег, взял байдарку за нос и потащил. Моя девушка-матрос стала мне помогать. Сил у нее было немного, но я чувствовал, что она мне помогает. Когда мы вытащили байду на берег, я оглядел ее и спросил: «Не намокли?» Она ответила: «Нет, у меня непромокаемый костюм». Она взяла выгруженный рюкзак с ее сухими вещами и пошла к Ленке. Я посмотрел ей вслед и отметил: «Самостоятельная… Походка легкая, увлекательная и элегантная». На эту походку можно было долго смотреть.  В ней было столько, что если всю ее разложить на детали и составные части, то можно было сказать, что это  за человек. Но главное было другое. На нее хотелось смотреть. Казалось бы, просто походка, а глаз не отвести. И это после трех часов гребли, что  меня особенно тронуло за самые сокровенные места. Дальше я уже на нее не хотел смотреть, чтобы не выдать того, как на меня подействовала ее походка.  «Переодеваемся, сушимся, дежурные готовят  и обедаем», - сказал проходя мимо Лева. Развели костер, достали котелки. Началась походная жизнь.  Когда пили чай, она подошла и спросила: «Вам чай принести?» Я не знал, что ей ответить. «Мне не трудно», - добавила она. И вот эти слова меня подвигли к чаю несказанно. «Спасибо», - сказал я и подал ей кружку. Матрос, если это девушка, которую взяли в экипаж, обычно ухаживает за капитаном, проявляет знаки внимания.  И я невольно снова посмотрел, как она идет за чаем и как наливает его из котелка в кружку. Она подошла с чаем, подала мне кружку. Она оказалась горячей. «Терпела», - отметил я и поблагодарил. После обеда еще поплыли несколько часов и стали лагерем для ужина и ночевки.  Я видел, что она устала и предложил свои услуги. «Чай принести?.. Мне не трудно…» Она улыбнулась в ответ и подала мне свою кружку. Вечером сидели у костра. Я видел, как она старалась и работала веслом. Команды отдавал спокойно. Если она видела препятствие впереди, то тут же говорила об этом мне. Мне нравилось все, что она делала. Байдарка нас объединила и сделала ближе. На реке мы переговаривались, смеялись и даже трудные повороты и быстрины проходили весело.  Замолкали только, когда начинались сложные участки. У костра усталость постепенно прошла, души оттаяли. Я подсел к ней с Ленкой. Хотел обнять за плечи, но постеснялся. Задела меня девчонка, взяла за живое и потянула к себе. Семен играл на гитаре и пел. Я все же обнял ее рукой за плечи. Она не сняла моей руки. Я прошептал ей на ушко: «Пойдем погуляем, поговорим». Она посмотрела на меня и отрицательно покачала головой: «Нет… Я замужем».  Меня словно током ударило. Я снял с ее плеча руку, посидел  и спросил, глядя под ноги: « Почему кольцо не носишь?»  Она посмотрела на меня. Я увидел это боковым зрением. «Боялась в воду сронить… Примета плохая», - сказала тихо и тоже посмотрела перед собой на костер. Между нами словно стена выросла. «Снимать кольцо с руки тоже плохая примета», - подумал в тот же миг я. Мне не верилось в то, что она сказала. Не верилось и все.  «А где муж?» - спросил я, на что-то надеясь. «Дома,  гриппом болеет. «Кто он? Я его знаю?» - спросил я  испытывая чувство досады и острой ревности. «Ты его видел. Он у Левы тогда был, высокий, светлый такой. Андреем зовут». Я, припоминая, покачал головой. Они пришли тем вечером вчетвером. Ленка с Николаем и она с мужем. Он как-то совсем не запомнился. «Я не хотела сплавляться без него. Это меня уговорил», - пояснила она. Я снова с пониманием  кивнул. «Давно замужем?» - спросил я. «Месяц», - легко ответила она. Всего месяц, - пронеслось у меня в голове. – Если бы… Если б немного раньше…»  Семен затянул новую песню, и она тоской легла на сердце, еще больше терзая растревоженную душу, которая словно повисла на волоске. Ленка зашепталась с ней. Они поднялись и пошли от костра в свою палатку.  Мы с Никитой еще посидели у костра и тоже пошли в палатку. «Ты чего?» - спросил Никита. «Да ничего», - ответил я неузнаваемым, потухшим голосом. Захотелось скорее лечь спать и заснуть. Но едва я залез в спальный мешок, понял, что не засну. Лежал, ворочался. Ночью вышел из палатки, пошел к костру спотыкаясь о растянутые веревки. У костра дежурил Гриша. «Не спится?» - спросил. Я кивнул и сел к костру. Слишком взяла за сердце эта девчонка.  Перед рассветом пошел спать. Утром меня разбудил Никита. Смотреть ни на кого не хотелось. Хмурый вышел из палатки. Позавтракал без аппетита, без шуток, без душевных разговоров. Я стоял у байдарки и готовился спустить ее на воду, когда подошла она. «Ты на меня обижаешься?» - спросила своим проникновенным, мягко льющимся голосом, скрывающим надежду на лучшее. «Нет», - ответил я. «Ну и хорошо», - совсем бодро и ответила она.   «Почему она такая веселая? – подумалось мне. А что ей не веселиться. Дома муж ждет…» Мы поплыли по реке и снова как будто все наше вернулось. Байдарка снова нас сплотила, сблизила и настроение у меня поднялось. Плохое забылось. К тому же впереди нас ждало несколько часов совместного пути по реке. Мы снова развеселились и чем ближе мы приближались к остановке, тем больше смеялись. И вот наша лодка уткнулась в песчаный берег рядом с другими лодками. И наше веселье сразу прошло. Конец пути означавший конец всего нашего. Оставалась байдарка, которую мы затащили вместе на берег, чтобы ее разобрать. Я стягивал оболочку с лодки. Она помогала мне.  Я разбирал каркас. Она складывала его части на траву. И как будто все, что появилось между нами еще недавно исчезало. И не осталось ничего, как только я сложил байдарку в рюкзак. «Все?» - спросила она. «Все», - ответил я. И тут же в моей голове пронеслось: «А что все?» Я посмотрел как она подходит к Ленке. Они о чем-то разговаривают. На вокзале Ленку с байдаркой встречал Николай, а ее встречал муж. Я видел, как они усаживаются в машину Николая. Мы с Никитой направились к метро. 

С тоской я ходил на работу и вел себя так, как будто только что, недавно  нашел то, что уже потерял. Мать забеспокоилась и все пыталась узнать, что произошло в походе. «Скажи, что случилось? Что случилось?» - спрашивала она.  «Я встретил девушку», - наконец, ответил я ей безнадежно. «Так это хорошо», - обрадовалась она. «Она замужем», - сказал я ей. «Да ну тебя», - испугавшись, махнула мать на меня рукой. А я только сильней огорчился от ее слов. «Ничего, это пройдет», - сказала мне. Я отрицательно покачал головой. Она помрачнела и отошла в сторону вся в переживаниях. «Что ж теперь делать?» - спросила. Я пожал плечами, не зная, что предпринять. Та не выходила у меня из головы. Я ей бредил,  не находил себе места, отчетливо слышал ее голос, видел глаза, губы нос, овал лица. Она снилась мне. Иногда наяву всплывала передо мной и видением куда-то звала. Мы соприкоснулись душой в походе,  раскрылись друг перед другом. И вот между нами стена. Как получись, что мы находились в одном коллективе походников и раньше не встречались. Когда я появлялся, она уже уходила. Когда она приходила меня не было. Меня тянуло к ней, влекла  неведомая сила, которой я не мог найти название и объяснение. Несколько раз я хотел позвонить Ленке и узнать ее телефон. Хотел увидеть ее, услышать ее голос. Душа ныла и обливалась слезами в страданиях. В двадцатых числах мая позвонил Никита и передал предложение Левы встретиться у него на квартире. Я сразу согласился. Пусть хотя бы мелькнет перед глазами, пройдет мимо, как наваждение. И уже зная, что встреча будет, убеждал себя, что она не так и хороша. И, как увижу ее, так сразу она мне и разонравится. Наступил день встречи походников. Так уж случается, что после похода туристы друг по другу скучают, хотят повидаться. Я приехал к Леве, вошел в квартиру, готовый ее увидеть и не увидел. Были все, кто ходил в поход на байдарках. Ее не было. Думал, может она вышла в туалет или на кухню. Прошелся по квартире – нигде нет. «Конечно же, она не пришла», - оборвалось у меня внутри. Я сел к столу ближе к выходу, чтобы уйти незаметно, и загрустил. На скатерть быстро собрали печенье, чай. В это время прозвенел звонок в дверь.  «Кто там еще? - спросил Лева. - Вроде все пришли. Его жена открыла дверь и в комнату вошла она. Вежливо поздоровалась и сказала, что очень рада всех повидать. Ее пригласили сесть к столу. Она ответила, что пришла на минутку.  Я только увидел ее, как чья-то маленькая ручка схватила меня за горло и стала душить. Другая маленькая ручка схватила меня за сердце.   Я встал. Наши глаза встретились. Она смотрела на меня одного. Мне захотелось, чтобы она села со мной или просто подойти к ней и стать рядом. Я медлил только ради приличия. «Садитесь сюда, - позвал я. - Вот место». - «Привет», - поздоровалась она с едва заметой улыбкой, скрывающей радость, тихим грудным, текучим голосом, в котором я услышал расплавленное счастье, и опустила глаза.   Ее голос как бы лился,  перетекал в меня драгоценным податливым металлом. Это та девчонка, которая со мной сначала спорила, проявляла настойчивость и деловитость, а потом вдруг растаяла, как льдинка. И теперь кажется просто легкая пушинка на ладошке. Глаза ее блестели, на щеках появился румянец.  Летнее платье хорошо облегало талию и подчеркивало стройность фигуры.  Короткая стрижка, чувственный взгляд.  Она выглядела просто замечательно.  Я заметил, неловкость ее движений. И понимал, что она, также как и я, охвачена волнением. Я растерялся и вел себя странно. Язык не хотел слушаться, руки  подрагивали,  голос срывался в самых неподходящих местах. «Как дела?» – спросил я тихо,  смиряя дыхание. «Все хорошо», - ответила она и улыбнулась. «Я так страдал, так ее ждал, а у нее все хорошо» , - пронеслось у меня в голове. «Я отпросилась на два часа...» - сказала она. «Как на два часа?..» - вырвалось у меня, и горло перехватил спазм. «Меня ждут дома …» Сказанное осадило все во мне, огорчило. «Ну да, конечно. Что же ты хотел? – мысленно сказал я  себе. – Ты же все прекрасно понимаешь…» Я ей подвинул чай и печенье. «А вы? Ты?..» - спросила она. «Я не хочу…» Она попила чай и поднялась. «К сожалению, мне пора…» – сказала она и попрощалась со всеми. «Я провожу», - поднялся с места и я, почувствовав, что с этого момента не смогу отпустить ее. И еще, что остальные нам только мешают. Она стояла ко мне спиной и говорила. Так травиночка, замерев,  ждет порыва ветра, чтобы туго согнуться и испытать свою силу. Ее спина почему-то меня растрогала. Я поднялся и взял ее за руку. Она в ответ сжала мои пальцы так сильно, как смогла. Я понял, что мы не хотим отпускать друг друга. «Я провожу», - сказал всем.  «Вы куда?» – спросил Николай, сидевший с Леной. «Ей нужно домой», - сказал я. Мы вышли из квартиры. И она побежала по ступенькам так быстро, как будто испугалась и хотела сбежать. «Мы так и расстанемся?» - спросил я и остановился. Она тоже остановилась, опустила голову, вдруг обернулась и посмотрела на меня. В ее глазах я увидел слезы. «Я из-за тебя пришла», - сказала она. Я спустился на несколько ступенек, хотел обнять. «Нет», - сказала она и отступила на несколько ступенек. «Я без тебя не могу, вырвалось у меня. -  Каждую минуту, каждую секунду думаю о тебе. Хочу прижаться к тебе и так стоять сколько можно…» От моего порыва она как будто растаяла, произнося:  «И я… Все хотела узнать у Ленки твой номер телефона, чтобы позвонить» Во мне все отозвалось эхом:  «И я…»  Я снова спустился на ступеньки и обнял ее. Прижал к себе… «Нет, - сказала она. – Я замужем. У меня еще медовый месяц». Я наклонился и хотел ее поцеловать. «Нельзя, наши могут пойти». Я взял ее за руку и повел на улицу. «Куда мы идем?» – спросила она. «Не знаю», - ответил я. Я действительно этого не знал. Я не понимал, что делаю, замедлил шаг, чтобы хоть что-то осмыслить.  И повернул к ближайшему подъезду. Опыт далекой юности меня толкнул  именно туда. «Куда? Зачем?» – в панике спросила она. Я ощутил легкое сопротивление.  Вошел с ней в подъезд и обернулся. «Нет, - вскрикнула она, увидев мои глаза. И,  испугавшись своего короткого крика, замерла и зашептала.  -  Нельзя!..  Нельзя, нельзя, нельзя…» Ее глаза звали меня к себе и  в себя. Меня тянула к ней непреодолимая сила. Я склонился над ней и поцеловал ее в щеку. Искал ее губы, но она по девичьи увиливала, ускользала  ими от меня и не давала поцелуя. «Нет, ничего не может быть», - вскрикнула она и вырвалась из рук. «Хорошо, пусть так! - сказал я отчаянно, понимая, что не хочу преодолевать ее сопротивление, и  резко повернулся к выходу.  «Нет! – снова вскрикнула она. - Не уходи!» Она бросилась мне на спину и обняла сзади. Крепко  снизу за плечи. Маленькая девочка, страстная женщина и большой человек. Так я ее сейчас почувствовал. «Мне нужно домой», - сказала она нежно и просительно.  Я вызвался ее проводить. Мы вышли из подъезда и пошли. И в этот момент все во мне запротестовало. Я не понимал, почему я должен ее вести к кому-то другому, а не туда, куда мне хочется. Почему я не могу оставить ее с собой? Неожиданно я рассердился на нее и на себя. «Что я делаю? Зачем я это все делаю? Лезу неизвестно куда и зачем…» Мне захотелось побыстрее от нее избавиться. Я пошел заметно быстрее и почти тащил ее за собой. В быстрой ходьбе скрывалась моя неудовлетворенная страсть и злоба на себя. Меня мучило  нетерпение сердца и физически ощущаемое страдание тела. Я не желал терпеть рядом ту, которая не желает сделать шаг мне навстречу тогда, как я видел, что ее душа летит ко мне, расправив крылья. В то же время горячка желаний, вспыхнувшая бурная страсть не давали мне все как следует обдумать. «Метро в обратной стороне», – виновато сказала она. Мы развернулись и пошли обратно. «Ты куда-нибудь спешишь? Мне нужно заехать в одно место…» - сказала она тающим изнемогающим от нежности голосом. - Я обещала… У меня есть ключ от квартиры…» Я с посмотрел на нее.  «Зачем она мне это говорит? Зачем она мне говорит, что у нее ест ключ от квартиры? Какой ключ?  Зачем?» - пронеслось в голове.  «Цветы нужно поливать...» Во мне снова все воспрянуло и появилась надежда. Понимала ли она, что говорила. Женщины больше живут подсознательным, чем сознательным. Мужчины же  всегда знают, чего хотят. Я это знал. Женщины не всегда даже признаются себе в том, к чему стремятся, и тайно идут к желаемому неизвестными запутанными путями. «Понимает ли она, то, что сказала? Дает ли она себе в этом отчет? Значит, у нее ключ от квартиры? И в этой квартире некому полить цветы…» Мы ехали в метро и смотрели друг другу в глаза. Вагон раскачивал нас. Я обнимал ее за талию. Ее бедро прижималось к моему. Я желал эту женщину больше всего на свете. И голове моей крутилось: «Все будет! Будет!.. Будет!» Я был исполнен нетерпения. «Я быстро полью цветы. Тебе не придется долго ждать», - сказала она. Эти слова мне не понравились. Что-то дрогнуло во мне. Она колебалась. Конечно же, она все время колебалась. Или она совсем этого не хотела? Она не думала о том, что между нами может произойти? Тогда почему  ее глаза по-прежнему смотрят на меня так ищуще. Чувство, которое они несут, проникает в меня и растворяет остатки сомнений. Оно зажигает меня факелом страсти и я горю. Мышцы подрагивали от нетерпения. Желание переполняло меня и я обильно истекал соком томления. Я сочился и ощущал теплоту своей плодоносной влаги. «Ты можешь мне помочь? – спросила она, когда мы вышли из метро. – Тогда я быстрее освобожусь». Я кивнул.  Понимала ли она то, что говорила. Сознательно ли произносила слова, которые я ждал. Нет, не сознательно. Потому что у дома она сказала мне с волнением. «Подожди меня. Я быстро. Ладно?» Я сказал, ладно, не отпуская ее руки. Ее мысли также шарахались, метались из стороны в сторону, как и мои. Только у меня это происходило от нетерпения. От того, что я не мог сосредоточиться и не знал, что сделаю в следующую секунду. Единственное,  я  точно знал, чего хочу. Она же, как будто не знала того, что хочет и  не понимала, что делает. Не решалась и не могла решиться. Она вошла в подъезд и я, как загипнотизированный последовал за ней. Я не знал, что делаю. Она тоже не знала, что делала. Мы поднялись на четвертый этаж. Она повернулась к двери. Я остановился у нее за  спиной. Она долго искала в сумочке ключ, наконец, нашла и вставила в замок. Дверь открылась не сразу. Мы вместе ступили за дверь, где нас встретила темнота коридора. Я обнял ее, закрыл за нами дверь и принялся целовать. «Нет… Нет, не здесь, - говорила она. - Здесь нельзя.  Это квартира тети моего мужа. Как я буду смотреть ей в глаза?.. Понимаешь?..» Я кивнул и растерянно повернулся к двери. «Мне уйти?»  Она шагнула ко мне, обняла и сказала: «Нет… Ты меня всю перевернул. Всю!..» Я снова принялся ее целовать. И целовал, попадая в губы, щеки, подбородок. Она еще прятала от меня лицо, отворачивалась, но так, как будто подставляла шею щеки, подбородок.  Тогда я стал перед ней на колени и в исступлении целовал ей пах. Я уперся лицом в пах  целовал то, что должно было принадлежать мне. Она перестала  сопротивляться. Мы сплетались руками. Ее губы обжигали меня. Она целовала меня и вдруг отталкивала. Иногда мне казалось, что она одновременно и целует меня и  отталкивает. Она становилась другой, преображаясь в ту, которую я не знал… «Я твоя, - шептала она. Вся твоя».
Вы видели, как прорывается плотина. Это удивительное, захватывающее  зрелище. В детстве я любил строить плотины. Вода пребывает и пребывает. Она заполняет свободное пространство перед плотиной и давит на нее. Затем в одном или нескольких местах вода достигает верха и начинает переливать через края. Постепенно она  размывает верхнюю часть плотины слева, справа и в центре. Но плотина еще выдерживает напор воды и по-прежнему выстаивает. И вдруг неожиданно с одного края  вода прорывается, образовывая брешь. В узкий прорыв устремляется  больше воды, и он расширяется. Вода отрывает от плотины куски большие и маленькие. И уже лавина воды несется в прорыв и разрушает плотину окончательно.  И дальше вода мощным бурлящим потоком течет  вниз под уклон.  И ей нет преград.
Эта женщина всю жизнь копила в себе силы, чтобы стать моей. Так  березы  по весне истекают соком. Вы видели, как они стоят  мокрые? И сок течет по ним вниз. И в этих потоках такая сила жизни, которой нельзя противостоять никому. Их цветение и красота впереди неизбежна, как их предчувствие в виде этого сока.
«Что мы делаем? Ведь нельзя!.. Нельзя же…- говорила она.
И я понимал ее правильно: «Нельзя, нельзя дольше оставаться друг без друга!»
«Нельзя… Здесь нельзя, нельзя… Нельзя… - говорила она и помогала мне снимать с себя одежду. - Что мы делаем? Что мы делаем? Мы сошли с ума».
В глазах ее я видел слезы страдания, стремление принадлежать,  жажду обладания, и неистовство страсти.
Вы видели, как лягушка пищит, сопротивляется, упирается в землю лапками и  все равно прыгает в пасть к удаву. И не понятно, почему она это делает, что с ней в это время происходит и как такое вообще может быть. Но это  тем не менее происходит. Подобное происходило и с нами. И кто из нас был лягушкой, кто удавом, я не знал. Скорее всего мы оба являлись этими лягушками, которые  прыгают в открытую пасть  страсти. И я сатанел, когда она, изнемогшая от поцелуев шептала мне: «Еще! Еще!.. Возьми меня! Возьми  совсем! Возьми!» Эти ее слова меня всегда потом приводили к высшему пику чувств.
Мы сходили с ума, неистовствовали и познавали муки любви в торжестве наслаждений. Одежда надрывалась, готовая разорваться от наших нетерпеливых движений. Наши половые лица обнажились, встретились и узнали друг друга. Два тела устремились стать одним целым. Из уст наших вылетали слова признания, прекрасные и неповторимые. Мы задыхались от недостатка друг друга. Руки не знали покоя. Боль, радость, страх и чувства нас переполняли. Мы заново постигали суть жизни.  И в эти мгновения мы не знали, кто мы, что с нами происходило прежде и что будет потом. Мир содрогался нашими телами, которые стремились стать  одним целым в этой маленькой квартирке.  Ее тело стремилось ко мне и жаждало стать моим телом. Оно неистово жаждало  вобрать меня в себя без остатка и отдавалось  мне каждой клеточкой. Я ничего подобного раньше не испытывал. Потрясение – вот, что я испытал. Мир стал огромным и мы заполнили его весь. Белый потолок, стены с желтыми линиями обоев  и цветы, цветы, цветы на подоконниках, на полочках и подставках. На полу раскиданная одежда. Я лежал навзничь. На моей руке лежала та, которая сделала меня другим. Обнаженная, впавшая в мимолетный сон. Мы просыпались, приходили в себя, любили друг друга и снова впадали в кроткий сон и беспамятство.  Мы потеряли счет времени и потеряли себя в пространстве. Спохватились, когда часы показали не то, что мы надеялись увидеть. Пора было уходить. Мы торопились.   На улице она прижималась ко мне. Мы шли, плотно прижимаясь друг к другу, как ходили потом часто.  Старались ступать ногами  одновременно, синхронно. Только что прошел дождь. Под ногами блестел асфальт и мы словно плыли над зеркалами луж. Не хотелось уходить от дома, в котором мы только что испытали счастье.  «Мы забыли полить цветы?» – вспомнил я. «Какие цветы?» – спросила она. Я промолчал. «Да, цветы, - сказала она. – Мне придется приехать завтра». Я кивнул, не зная, что она имеет в виду наше новую встречу или цветы. Мы молчали. Наши тела сказали друг другу все, что хотели сказать чувства. В вагоне метро ее голова лежала на моем плече. Я сидел и не двигался. «Не провожай меня», - попросила она. «Завтра? спросил я и добавил. – Нас будут ждать цветы».  Она отрицательно покачала головой и сказала: «В четверг… Я тебя буду там ждать».   
И я начал ждать четверга. Моя любимая женщина вытеснила все из моей жизни кроме себя.
И наступил четверг. Я поднимался по знакомой лестнице к заветной двери на четвертом этаже. Взволнованное дыхание не давало мне подниматься по ступенькам и становилось все более прерывистым. Я остановился перед дверью и не давая себе возможность умерить дыхание нажал кнопку звонка.  Дверь открылась. И я увидел ее… Я шагнул, и мы обнялись. И я почувствовал, что нахожусь там, где хотел оказаться.

Есть на земле такие места, куда тянет. Ты оттуда родом. И это называется ностальгией. И если ты не можешь туда попасть, возникает тоска. И то, что со мной происходило, было очень похоже на это. Каждую секунду я понимал, что меня  тянет именно туда. Не в похожее место, такое же красивое, потому что это обман, а именно туда. И только туда. Потому что мне казалось, что  только там я и живу. Хотя я находился там только своим   детородным органом. И мне снова хотелось этого. Меня, как и всех мужчин, которые вышли из этого места, которые родились из этого места, тянуло обратно. Но только в то единственное, наконец, обретенное и свое.  И эта половая  ностальгия меня сводила с ума.


         Глава 20

    Лицо оргазма

Днем и ночью мне не хватало ее. Как только у нас появлялось время, мы летели в нашу квартирку, чтобы обладать друг другом. И я прижимал ее к себе и говорил: «Ты моя прекрасная! Ты моя самая прекрасная! Моя ненаглядная! Мое чудо из чудес!» Я сдвигал ее рубашку чуть в сторону и целовал  грудь. «Прекрасная сись! Какая прекрасная сись! – шептали  мои ненасытные губы. «Любишь?» - спрашивала она. «Люблю!» - отвечал я. «Любишь?» - «Люблю!» - «Любишь?»  - «Люблю! Люблю! Люблю!..» И под эту музыку слов мы раздевались. И я снова припадал к ее груди. От моих поцелуев ее грудь вздрагивала, сосок в моих губах округлялся и свежел. Я чувствовал, как меня начинал овевать ее энергетический восторг, ее возбуждение. Мы снимали с себя все. И в этот момент  происходило невероятное, потому что наши половые органы превращались в распустившиеся  цветы, которые оформлялись напряжением и наливались соком. Они начинали цвести и распускаться пуще. И я чувствовал, как ее интимная женская роза  цветет  и распускается, как она влажнеет от интимной росы. И мой цветок стремился ей навстречу и тоже весь распускался. По нему бежали живительные соки и его  цветочный, бутон покрывала также интимная роса. Он вырастал из небольшого нераскрывшегося бутона в прекрасный цветок, который влекло к женскому лону и ему очень хотелось погрузиться в него с головой и обменяться интимной росой. И я трогал то, что хотел трогать. И я убеждался, что роза цвела и пахла. И она просила ей насладиться. И меня теперь уже всего начинало тянуть к ней, чтобы погрузиться в нее совершенно. И я сам себя уже чувствовал дивным тюльпаном, который расцвел и который сходил с ума в своих запахах цветения.  И по мне снизу вверх и сверху вниз побежали живительные соки, заполняя все уголки и не оставляя ни одного незаполненного. И я, как тюльпан, который покрывается интимной росой, весь покрылся от нетерпения и возбуждения потом. А там, где не покрывался потом, там я покрывался секретом.  И мой секрет сочился из меня.  И все во мне требовало истечения и слияния. И мы сближались. Мы стремились стать одним целым.  И я входил в нее, как входят в райские кущи. И я входил в них вновь и вновь. И я входил, чтобы остаться, но выходил,  чтобы испытать вхождение в райские места.  Я входил и выходил. И испытывал орошение. Она орошала меня своим соком. И я орошал ее своим. Мы орошали друг друга. И мы наслаждались и наслаждались – желая еще  большего наслаждения. Когда-то она дала мне себя узнать и  показала мне ход в себя через душу. И я узнавал его. И  через него я в нее проникал. Но теперь через этот ход я еще узнал все ее другие потаенные ходы. Я узнал все ее внутренние рельефы,  все внутренние извивы, бугорки и впадинки. И я ее узнавал, как никто. И мы достигли того, что желали. Истечение стало бурным и захватило нас. И наши реки слились в одну, и души сошлись, сплелись и стали одной,  и сердца радостно замерли для возрождения  и застучали в одном ритме. И этот ритм диктовал истечение и слияние. Мы обогащали друг друга своими соками и отдавали друг другу все, чтобы впоследствии накопить новые.   И наступил момент, которого мы оба ждали. Наконец, мы увидели лицо достижения высшего блаженства. Это было лицо оргазма.   
 Некоторое время мы лежали тихо и неподвижно. Мы спали с открытыми глазами. Потом она сказала: « Я испытала то, что испытываю только с тобой!» - «И я испытываю то, что испытал только с тобой!» - сказал я. « Правда?» - спросила она. « Да», - ответил я.  «Мы вместе  с тобой познали чудо повторимое в неповторимом и досягаемое в недосягаемом?» - спросила она. «Да, - ответил я. - Мы познали уникальность текущего, которое в наступлении кажется неповторимым…»

  Поиски того желанного, что имеешь и что называется счастьем, иногда длятся всю жизнь. Мне повезло: я встретил свою женщину. До нашей встречи у каждого из нас имелась  cвоя жизнь. Были встречи и расставания. Потом встретились мы и подарили себя друг другу.
Мужчина познает себя с любимой женщиной. И женщина познает себя с любимым мужчиной. Я смог познать себя с женщиной, которую, наконец, встретил. И она познала себя, потому что встретила меня. До нашей встречи мы не знали не только друг друга, но и себя.

Половые лица мужчины и женщины обнажились и встретились, чтобы узнать друг друга…
 
У нас оставалось все меньше и меньше времени. Скоро должна была вернуться тетя. И наша квартирка, наш ковчег любви перестанет быть таковым. Что будет дальше мы не знали, но каждый день, каждую встречу и каждое мгновение мы отдавались друг другу с искренним желанием наполнится друг от друга любовью.  Мы встречались и каждый раз погружались в сказку. Между нами не было запретов, мы не знали отказов и слово «нет» никогда не звучало.  Все было можно. С первого раза я услышал от нее: «Все можно!» И это стало девизом наших отношений. Обсуждать  интимные отношения между нами считалось неприличным. Мы жили, делая то, что делали и нам все время было этого мало. Иногда в ней прорывалось что-то со стонами или она вдруг в полусне начинала распоряжаться мной слишком энергично, откровенно,  азартно. И то только потому что еще не совсем проснулась после короткого сна, внезапного забытья. В полусне все можно. Темнота закрытых глаз бесстыдна. Когда сон улетал, она словно вспоминала, что  должна делать и что не должна, и стыдилась. Если же во время близости возникало что-нибудь необычное положение, новая ситуация, она испытывала страх и стремилась к прежнему, испытанному, знакомому.  К такому положению вещей я привык. Но это не давало мне раскрыться полностью.
  Мы летели друг к другу, сшибая все препятствия. Любили друг друга, утоляли  жажду, находили новое в новом и прежнем. Нами владела ненасытность. Не мы искали разнообразие. Оно как будто само находило нас. 

Половые лица  мужчины и женщины обнажились, сблизились, узнали  друг друга и узнавали другой мир…

С ней я узнал женщин. Я бежал к ней на свидание в нашу квартиру с комнатными цветами, которые все время забывали поливать. И нетерпение обхватывало меня дико. Я весь трясся от желания как можно быстрее оказаться с ней, чтобы дверь за нами закрылась и отгородила нас от всего остального мира. С тем, чтобы снова обладать ей.
Я узнавал себя ее руками и познавал ее своими. Каждый раз это происходило заново. В темноте наступившей или кажущейся, оттого что глаза закрыты, когда видят только руки и чувства переполняют и  захлестывают, мы разговаривали на подсознательном уровне… Да, он  нежный, чувствительный и стойкий… Он соскучился по тебе… И стремится к твоему лону… Как мне нравится округлость твоих бедер. И девичья, упругая грудь. Да, твоя грудь по-девичьи упруга, стройна  и привлекательна устремленностью  вверх. Особенно, когда ты  отклоняется немного назад и сосок устремляется в небо. Она чудесна и по-женски мягка.  Пах вздрагивает от прикосновения пальцев. Он так чуток. Лобок тверд, как не поспевший персик. Но под  рукой он начинает быстро поспевать. И дальше… Губы… Лоно… Единение… Мы готовы сойти с ума… И мы снова видели лицо наслаждения…
В какие-то моменты мне казалось, что я это не я. Это не я лежу с моей любимой женщиной, а другой человек, которого очень хорошо знаю. Он мой двойник. Я его понимаю настолько, что  могу говорить с ним мысленно.  То что с нами происходило мне представлялось фантастическим и несбыточным, как только мы расставались пусть на короткое время. Хотелось, во что бы то ни стало, вернуть все назад и повторить. Придет  время, когда это изменится и я начну жить с моей женщиной. И фантастика станет  реальностью. И я смогу обладать ей, когда захочу. 
Спелость тела… Я трогаю его, и оно кажется не совсем спелым. И я делаю все, чтобы оно стало спелым. От ласк и слов любви оно  поспевает совершенно. До этого оно манило  волнением, но в нем не хватало совершенной спелости. После ласк и нежностей   тело  кажется вполне совершенным для того, чтобы им обладать. В нем привлекает  все: гладкая кожа, тончайшие золотистые волоски, игра, волнение и плодовитость. Груди, похожие на поспевающие плоды. И когда ты берешь грудь, то она спело наполняет тебя и всю руку. Кисть полнится ею и чуть переполняется. И эта малая избыточность ощущается с особой  приятностью.  Линия талии плавным изгибом кружит голову - это кольцевая дорожка около родничка любви, к которому стремишься и обязательно припадаешь. Бедра, словно сосуд, из которого хочется испить желанный и не всем доступный напиток  любви и наслаждения. Округлость бедер это  все, что тебе сейчас  нужно. В них законченность мироздания и  бесконечность притяжения. И кажется, что в руках у тебя  земной шар. И рука тянется к роднику жизни.  И лобок напрягается нежным персиком в  руке  от желания принадлежать тебе. И оттягивать близость невозможно. Наступает момент крайней близости, когда  губы льнут к губам, руки и тела сплетаются.
Еще недавно, когда ненасытность владела нами, доводя  до бешенства, безумия  и исступления,  все происходило не так. Одежда срывалась с тел, разбрасывалась в стороны, как ненужное, как то, что никогда больше не пригодится.  И освобожденные тела переплетались, спаивались, сливались. И в движениях близости  чувствовалось неистовство обладания и достижения желаемого. Происходила эманация духа. Я впускал в нее свой дух. Она делилась со мной своим. И мы теряли  так много времени на расставания и ожидания встреч. Когда в мыслях крутилось одно: «Неужели это было?» И хотелось повторения испытанного, чтобы заново все пережить.  Мы постоянно спешили, находясь в той квартирке с цветами. Нам не хватало времени. Мы принадлежали друг другу. У нас впереди оказалась целая жизнь.  Одежда не раскидывалась по полу. Она опадала и оставалась лежать, тихая, на полу,  стульях в ожидании, когда мы о ней вспомним. Она расстегивала мне пуговицы. Я расстегивал ей пуговицы и крючочки. И так плавно мы двигались друг к другу, пока между нами не оставалось воздушного пространства, потому что мы заполняли его. 

Иногда моя женщина пахла критическими днями. Но нам это не мешало и мы находили все новые возможности.

 Новая встреча и снова объятия наши сильны. И они становятся еще сильнее. Мы просто некоторое время стоим, замерев, находясь в руках друг друга, и молчим. Хочется стать одним целым. И я сильнее прижимаю ее к себе. И она вжимается в меня. Я прижимаю ее со всей силы, так чтобы она вошла в меня, так чтобы я вошел в нее, и чтобы мы слились. Но мы одеты. Жаркие поцелуи начинают нас соединять. 

Половые лица мужчины и женщины обнажились, встретились, узнали друг друга,  дугой мир. И они узнали лицо оргазма…

Каждая последующая женщина включает в себя предыдущих. И последняя  женщина включает всех тех, кто был до нее. Потому что ты угадываешь в ней ту первую, и вторую, и третью… Она включает в себя всех и все. И у тебя с ней есть нечто общее. То,  что передалось от них к тебе в ласках, касаниях, признаниях  и от тебя передалось к ней, последней. Но это ощущается лишь изредка и больше подсознательно. Потому что последняя твоя женщина всегда главная, и она затмевает всех. Она твоя богиня…
    Мы  проникали друг в друга нашими органами. Она ощущала  меня в себе. И я ощущал   ее горячую суть своим чувственным органом.  Ее язык находился у меня во рту и  двигался во мне.  Мой язык находился в ней и узнавал ее.
   Мужчину постоянно тянет к женщине. Его тянет не просто к женщине, а  туда, в то место, откуда он вышел. Его тянет туда, чтобы повторить свое рождение. Поэтому он  закрывает глаза во время акта любви. Он закрывает их, чтобы оказаться там, внутри ее, в темноте. Любовное действие дает ему иллюзию того, что он находится в ней полностью. Он хочет возрождения и обновления. Он посылает своего посланца в женщину снова и снова; и тот помогает ему добиться желаемого. И он добивается ее этой своей частью, своим детородным органом. И сама женщина тянется к тому, что обозначило бы ее рождение, и к тому отцовскому окончанию, которое стало ее началом.  Она также как и мужчина во время акта закрывает глаза. И делает она это для того, чтобы испытать возрождение. Чтобы повторить то, что делала ее мать с ее отцом, чтобы в сладких судорогах рожать орган своего мужчины, которым он в нее входит, чтобы вновь в воображении оказаться в материнской утробе и снова появиться на свет. И так они возрождаются сами в себе и в потомстве. И это из года в год, из  века в век. Женщина рожает для мужчины удовольствие. Она рожает для него плоды,   которые растут и превращаются в детей, которые растут, чтобы сменить родителей и делать то же самое.   

Мы возрождались. Прежде я набрасывался на нее в нетерпении и брал неистово, потрясенный, потрясая и сотрясаясь. Теперь мы задыхались от желания обладать друг другом.  Но мы становились нежнее и плавней. Оставалось только то, что мы по-прежнему хотели любить друг друга, чтобы своей жизнью вылюбить  друг друга до дна. До самого донышка. Мы наслаждались каждой минутой. Я ласкал ее, говорил нежные слова и входил в нее. И все происходило не так как раньше. Мне хотелось, чтобы все было иначе. Я медлил и впитывал ее в себя. Ловил каждое мгновение и наполнял его нашей любовью. И мне казалось, что не я все это делаю, а кто-то другой. И я входил в нее и спрашивал себя: «Неужели это я делаю то, что делаю?  Неужели  я делал с ней это  раньше? Неужели я буду делать это с ней потом и всегда?» И я отвечал себе: «Да, это  ты делаешь с ней! Ты это делал  с ней. И ты будешь это делать с ней впредь, когда захочешь».   
   И ты входишь в нее и выходишь. И входишь и   выходишь не совсем, а настолько, чтобы снова легко войти. Ты это делаешь медленно. Входишь и выходишь. И снова входишь и выходишь. И видишь, как она тебя принимает. Ты всегда закрываешь глаза. Но на это раз ты хочешь видеть ее лицо, ее реакцию на тебя. И  ты не закрываешь глаза и не отдаешься целиком охватившему тебя чувству. Ты им управляешь. Ты управляешь процессом созидания и проявления любви, направляя ее в нужное русло. Потому что хочешь, чтобы она на этот раз испытала то, что не испытывала прежде. Ты хочешь, чтобы все происходило по-другому. Еще лучше, чем прежде. Ты видишь, как закрываются ее глаза, как она уходит в себя целиком с тобой. Как каждое твое движение ее наполняет чем-то новым. Но этого недостаточно. Тебе этого мало. И ей этого мало. И ты целуешь ее в губы. И твои губы с языком делают то же самое, что делают ваши детородные  органы. Раньше с другими женщинами ты не мог делать так. Ты сосредотачивался только на одном.  И как только начинал целовать, терял ощущение происходящего, терял концентрацию на главном. Теперь этого не происходило. Ты научился делать и то и другое сразу. Ты входишь в нее и выходишь. Целуешь и входишь. Входишь и выходишь. Ты в нее все время входишь, не выходя.  И все это не разное, не дополняющее, а одно целое. И вам так хорошо...  Но ты чувствуешь, что этого становится мало. Чтобы добраться до пика наслаждения, вершины проявления чувства нужно идти к новому. Нельзя останавливаться на достигнутом. Потому что к движениям привыкаешь, и они теряют свою новизну, становятся привычными. Поэтому все, что ты делаешь теперь, должно развиваться, как все развивается в жизни. Ты обхватываешь своими губами мочку ее уха. Да, это то, что вам нужно. Она откидывает голову чуть набок и тебе открывается ее шея. Ты целуешь ее в шею. Ниже… И ты останавливаешься, замираешь на мгновение, чтобы поцеловать ее в грудь. Пауза так необходима, чтобы ощутить себя заново. Сосцы так прекрасны и сладки в поцелуе. И ты входишь в нее и выходишь. И сейчас ты начинаешь это делать уже энергичнее. И вот-вот можешь сам потерять над собой контроль.  Ты чувствуешь, что приближаешься к пику, к кульминации, к потрясению, эманации счастья и  извержению. И она это чувствует. Вы оба это чувствуете. И она начинает не просто двигаться и колыхаться от твоих движений, но и откликаться на все твои движения,  прибавляя к ним свои. Она чувствует тебя, складывается и откликается на каждое твое движение и ждет тебя, ждет от тебя еще нового, чтобы добавить и сложиться с тобой. Из ее уст вырываются стоны. И к ее стонам ты прибавляешь свои. Вы приближаетесь к главному и желанному.
Когда мужчина приближается к кульминации, он постепенно превращается в свой орган, в тот орган, которым он творит любовное дело, который помогает любви так ярко проявляться. В начале близости его мышцы немного напряжены. Но, приближаясь к крайней близости  мышцы напрягаются все сильней и сильней. И еще сильней. И так до тех пор, пока он сам не превращается в одну, единую стремящуюся к соитию и размножению мышцу.  Он сам становится органом любви.  И остается им пока это высшее напряжение не разряжается судорогой достижения радости и постижения  счастья. И тогда вам является лицо оргазма. Оргазм… Оргазм… Оргазм… Извергается семя, фонтанирует горячая сперма. Именно горячая, потому что она, попадая на тело, становится густым пятном, которое жжет кожу и греет.  И женщина при достижении кульминации в  крайней близости, в заключительный момент совокупления также  превращается в свой орган. Она содрогается вся спазмом, сокращается всем телом и тем местом, которым принимает мужчину. И она в это мгновение испытывает высшее наслаждение. И из нее происходит истечение плодотворной жидкости любви…
Но проходит короткое время, время забытья и отдыха  и ты снова стремишься к ней, чтобы добиваться ее без устали и без предела, без сознания. И ты входишь в нее и выходишь. И ты уже чувствуешь, что снова превращаешься в свой орган. Но еще чего-то не хватает. И хочется все увидеть своими глазами. И тогда ты просовываешь руку туда, чтобы ей видеть то, что ты делаешь. И ты ей как бы видишь и  подкладываешь эту руку под нее, чтобы женщина больше раскрылась и лучше тебя принимала. И твои движения становятся интенсивнее. Ты приблизился к кульминации. Ты смотришь  на нее. Глаза закрыты. И вдруг на ее лице  появляется то, что передает полет, отрыв от земли. И ты делаешь последние движения и превращаешься в единую мышцу. Ты превратился в орган, и она превратилась в орган. Брови поднимаются, что-то происходит с плечами.  Подбородок с губами приближаются, а лоб отдаляется. Она больше откидывает голову назад, хотя больше уже некуда – мешают подушки. Ты видишь лицо оргазма, испытываешь высшее наслаждение и содрогаешься с ней, потому что она тоже видит лицо оргазма.  Вы оба видите лицо оргазма и близки до крайности. И ты слышишь ее слова, и они откликаются в тебе. «Еще!.. Еще!..» И ты ощущаешь,  как с толчками твоего сердца из тебя вытекает река твоего чувства. И она сливается с рекой ее чувства.  И ты стараешься сделать для нее и таким образом для себя все, что только можно. И последнее в себе отдаешь все-таки ей. И все, все, она  полетела. Ее нету сейчас рядом. Она парит. И ты, догоняя ее, делаешь сильное последнее движение, вкладываешь в него все, что сдерживал от преждевременности, крепко охватываешь ее. И вы летите вместе.  Парите. Без движений. И крепко прижавшись друг к другу. Лицо ее светло. Оно светится. Мышцы на нем расслаблены. На нем счастье.
 Минуты пролетают весомо, как века. И потом вы лежите, как два лебедя только что вернувшиеся с высоты, упавшие и оказавшиеся без сил. И ты не знаешь, на самом деле это происходит так или это просто  кажется. Никак  нельзя это проверить, потому что  двигаться нет желания. Вы оба возродились. И твоя рука странно подвернулась и замерла в неудобной позе.  Вы упали с большой высоты и в последний момент спланировали на землю словно пушинки. Да, это не кто-нибудь лежал, а я. Так мне во всяком случае казалось.  И я видел себя со стороны и как-то иначе. Откуда-то сверху и в то же время со стороны.
Я лежал ангелом в виде белого лебедя. Крылья устало вывернуты. Голова повернута набок, так что подбородок касается правого плеча. Тело я чувствовал подбородком, но не ощущал себя в нем. В это мгновение мне казалось, что моя суть еще парит где-то высоко. И я здесь присутствую не весь. Подо мной без движений моя любимая женщина. Еще недавно она текла  подо мной как  горячая река и билась ключом,  фонтанировала родничком, горячим гейзером.  Сейчас она растеклась, разлилась и плавно струилась. И это лежала она, моя  любимая женщина.
Мы лежали так вечность. Может быть две вечности или три. И когда сознание и силы начали возвращаться к нам, мы двигались. Набирались сил, через сон, забытье, расслабление  и через питье. И едва мы обретали силы, нам снова хотелось любить. Мы искали и нам удавалось находить разное в одном и том же. Мы еще не вылюбили и не могли вылюбить друг друга до дна. Для этого нам должна понадобится вся жизнь. И каждый раз после близости оставалось еще немножко неисчерпанного, и мы пробовали друг друга по-новому с новыми  ласками. «Ты лучший! Ты самый лучший! -  шептала она. – Я ничего подобного прежде не испытывала». 

Моя мать не признала мою любимую женщину, не желала ее видеть и знаться. Она не хотела о ней ничего слышать.
 Перед тем, как приехать тете мужа моей женщины, в чьей квартире мы встречались, мне пришлось снять для нас угол, и мы перебрались туда. Пока я подыскивал комнату, ей пришлось переехать к отцу. За неделю мы встречались трижды, потом я попросил ее переехать жить в наш уголок. Я снял комнату в трехкомнатной квартире. Кроме хозяев в отдельной комнате жил студент.

Ночью в темноте в нашей маленькой комнатке я  зажимал рот любимой женщине, чтобы ее стоны не разбудила соседей. Мы сдерживали себя, как могли и насколько могли себе позволить. Но нас все выдавало. То стоны вырывались из наших уст. То кровать  начинала стучать в стенку соседям, рассказывая о нас больше, чем нужно.   Мы все меняли, отодвигали кровать от стены. Она начинала  скрипеть  так противно и предательски, что соседи за стенами начинали шевелиться. Так наша интимная жизнь становилась достоянием сгруппировавшейся вокруг нас общественности. Возможно, мне это казалось. Но иначе я не мог объяснить того, что происходило.   Хозяин квартиры улыбался, встречая нас, и довольно плотоядно смотрел на мою любимую женщину. Студент университета, занимавшийся до глубокой ночи, останавливался и стоял подолгу около нашей двери.  Я слышал, как он доходил по коридору до нашей двери,  замедлял шаги и останавливался. Когда он говорил с моей любимой женщиной, то краснел и заикался. Все его мысли читались с такой легкостью, что мне становилось неприятно жалко на него смотреть. Я с трудом переносил его и хозяина квартиры. Зато вместе с этим  появилось нечто новое. Нам не нужно было ни от кого скрываться. Мы жили в одном месте, любили друг друга и понемногу устраивали свой быт.