Два поцелуя

               

                "Не возвращаются к былым возлюбленным,
                Былых возлюбленных на свете нет..."
                А. Вознесенский
               
Мой первый мальчик, первая любовь, первый поцелуй... И всё это в одном имени - Виктор. В тот год я пришла в девятый класс районной школы, так как в моём родном селе была лишь восьмилетка, а мне очень хотелось продолжить учёбу именно в девятом-десятом классах. Жила я у тётки, родной сестры моей матери, которая имела четырёх сыновей. Конечно, появление в мужском сообществе шестнадцатилетней девочки было принято неоднозначно. Мой старший двоюродный брат уже учился в областном институте и потому домой наезжал редко, одаривая меня снисходительной улыбкой; близнецы Сашка с Мишкой заканчивали местное профтехучилище и ко мне, новоявленной сестре относились по-доброму, вполне дружелюбно. А вот самый младший Женик меня просто возненавидел! В какой-то степени его можно было понять: прежде всё внимание доставалось ему, а тут приехала из деревни какая-то девчонка... Впрочем, может быть, еще один факт влиял на Женика негативно. В своё время молодая тётя Маруся очень ждала  девочку - и впрямь, сколько же можно рожать мальчишек -  но родилось опять "дитя мужеского полу", которому было даровано имя неслучившейся девочки - Женечки. Как-то в шутку тётка и высказала это маленькому Женику. И поступила опрометчиво: мальчик закрылся, затаился. А однажды выдал: "Надо вам девку, так привяжите мой "петушок" или, вон, возьмите ножницы да отстригите!" И смех и грех.
У меня же на Женика не было ни злости ни обиды. И даже когда младший двоюродный брат кидался в меня чем попало, обзывая ведьмой, я просто смеялась. В доме тётки постоянно находились мальчишки: друзья Сашки-Мишки, одноклассники зловредного Женика.  Я быстро привыкла к "мужскому окружению", в основном, ни на кого не обращая внимания, никого не выделяя. Потому ничего не поняла, когда один из парней, друг моих двоюродных близнецов, очень похожий на Сильвестра Сталлоне, стал часто засиживаться в доме тёти Маруси даже в их отсутствие. Ну сидит себе и сидит...
И тут моя тётка начала меня вразумлять: "Ты что ж, совсем глумная? Ты что ж, не видишь, что Витька ради тебя тут вахту несёт, штаны протирает! А она, красавица, вишь, и носом не ведёт!" Меня обожгло как кипятком! Виктор! Почему, почему именно он, самый красивый из юношей? Ведь за ним бегают все девчонки с улицы! Оказывается, я, всё-таки, выделила его, именно его! Сама в том себе не признаваясь, понимая в глубине души, что для меня, сельской девочки, этот красивый мальчик просто недоступен. И я, как выразилась тётка, "повела носом" - в очередную "вахту" Виктора по-иному взглянула на него. Его лучистые карие глаза, его открытая улыбка в одно мгновение всколыхнули во мне затаившееся, давно ждущее проявления чувство любви. Горячая волна этой желанной любви захлестнула с пяток до макушки!
И начались наши с Виктором встречи. Целую осень и зиму мы были вместе: гуляли вечерами по золотым лиственным аллеям; в свободное от школы время, катались на лыжах. Избалованный, как мне казалось, девушками, Виктор вёл себя скромно, поцеловать меня не решался. А я так ждала поцелуя! По весне Виктору предстояла служба в армии, а пока он работал шофёром, водил грузовой самосвал и даже эта машина была продолжением моей любви к Виктору. Мне нравилась любая деталь самосвала, его руль, ведь их касались руки любимого парня. Мы гоняли на грузовике по ночным полевым дорогам, где в свет фар попадались испуганные зайцы и суслики, тут же задававшие стрекача. Я смеялась до колик в животе, а Виктор на большой скорости ещё и ещё накручивал виражи.
В один из вечеров все семейство тёти Маруси отправилось на празднование юбилея одного из многочисленных кумовей. Ушёл из дома даже Женик. Я оставалась одна. Сделав наскоро уроки, ждала Виктора. В этот вечер я почему-то ждала чего-то необыкновенного. Сладко ныло в груди, слегка кружило голову. Я прилегла на диван. Вошедший Виктор испугался: "Ты что, заболела?"  "Да, голова болит немного" - слукавила я. Виктор подсел ко мне, гладил мою "больную" голову...
Друг к другу мы потянулись одновременно. Обняв Виктора за шею, я почувствовала на своих губах нежный мягкий поцелуй. Боже, как целомудренно, трогательно и прекрасно было то наше первое прикосновение друг к другу! Первое, по-настоящему, объятие юноши и девушки. Первые поцелуи... Вначале такие несмелые, неуверенные, затем все более разгорающиеся, страстные, ненасытные...
На следующий день, сидя на уроках, я выводила на страницах учебников: "Витя", "Витенька", "Виктор"... Самое прекрасное имя на свете! Мои губы хранили его поцелуи, я всё ещё ощущала их неповторимый, особенный привкус. Закрывая глаза, я вновь и вновь погружалась в счастливые мгновения своей любви, "улетая" с урока, не видя и не слыша учителя.
Мы продолжали дружить, встречаться. Тётя Маруся радовалась за нас, в шутку называя Виктора "зятьком", а моя мамка, после того, как Виктор приехал в наше село навестить меня на каникулах, не только радовалась - она просто сама влюбилась в него: "Надо жа, какой красивай малай!" Не рады нашим отношениям оказались только родители Виктора. Зачем им родня из какой-то деревни да ещё, по слухам, не совсем благополучной семьи?!  Рядом с ними, в соседях росла-подрастала другая невеста. Девушка Тоня. Виктор оказался послушным сыном и по весне, перед самым уходом в армию, женился на Тоне. Как такое могло произойти, что случилось? А случилось замеченное мною некоторое отчуждение Виктора, его растерянность, убегающий взгляд и ... молчание. Молчать было о чем - Тоня оказалась беременной! Потому обе семьи ратовали за скорую свадьбу.
Ах, что творилось со мной! Сказать, я переживала - ничего не сказать! В тот день, когда у любимого "свадьба пела и плясала", я сидела в черёмуховых зарослях на берегу реки и думала утопиться. Что удержало меня тогда? Душила обида, забивая горло комком слёз, рвало душу отчаяние и ещё была ... злость. Я злилась на всех и вся: на солнечный майский день, перешедший в тёплую ночь; на заполонивший округу черёмуховый аромат, раньше так любимый мною; на заливистые рулады соловья - уж его-то веселье было совсем не к месту и злило меня больше всего. Но, удивительное дело, я не злилась на Виктора! Я продолжала его любить.
Сразу после школы, провалив экзамен в институт, я уехала с геологической партией далеко на север. Я старалась не думать о Викторе, налаживая свою личную жизнь, но он незримо шёл со мною рядом, жил во мне. Я вышла замуж, родила сына, связав свою жизнь с местами бывших геологоразведок на Западном Урале. Приезжая в отпуск на родину, я непременно заезжала в район, каждый раз надеясь повстречаться со своей первой любовью. Но судьба опять разводила нас в разные стороны: то Виктор был в командировке, то на рыбалке, то отдыхал с семьей "на югах". Я знала, что он счастливый отец дочки и сына, а счастливый ли муж? По словам моей постаревшей тётки "зятек жил не очень..."
Прошли десятилетия. Не стало тёти Маруси. Разлетелись её сыновья, оставив за хозяина дома одного из близнецов, Михаила. В так называемом мною "двоюродном доме" я теперь бывала очень редко. Уже ни на что не надеясь, я лишь справлялась о здоровье моего первого возлюбленного. И вдруг в один из приездов узнаю, что Виктор не совсем здоров и ... одинок. Разве могла я с ним не увидеться?! Попросила Михаила устроить встречу.
Виктор узнал меня сразу, что обрадовало. И вот мы сидим друг против друга за накрытым столом. И молчим. Передо мной постаревший "Сталлоне". Поредевшая, но всё ещё не седая шевелюра волнистых волос. И глаза, те же карие лучистые глаза! Живой, по-молодому, взгляд! Ах, этот взгляд, сразивший меня сорок с лишним лет назад!
 - Витюш! А куда девался твой прямой красивый нос? Сломали в жестокой драке? - мне хочется начать разговор в шутливой манере. - Ты, Витька, сейчас и впрямь настоящий "Рэмбо"! Или "Рокки"! Виктор смущённо улыбается. Никаких "Рэмбо" и "Рокки" он не знает. Брат Мишка за встречу наливает по стопке самогонки. Обстановка становится свободнее. Я интересуюсь у Виктора, как он живёт, как жил; прошу рассказать о семье. Мой долгожданный визави отвечать отказывается. Понимая ситуацию, Михаил наливает нам по второй и уходит.  Выпив, Виктор заметно оживляется, веселеет. Не закусив, он уже сам наливает ещё и ещё, предлагая затем спеть. Я несколько удивлена, но уже кое-что начинаю понимать и догадываться. Прикидываясь беспечной и весёлой, я пою с Виктором его любимые песни. Я смеюсь, подзадориваю Виктора, а душа моя болезненно ноет, плачет... Вспомнился драматичный эпизод из фильма Н. Михалкова "Родня", где героиня Нонны Мордюковой Мария через много лет встречается с бывшим муженьком Вовчиком в прекрасном исполнении Ивана Бортника, и тот, превратившийся в алкоголика, "во всю ивановскую" орёт песни. Вот и мы с Виктором сейчас "Мария" и "Вовчик", только Виктор никогда не был моим мужем.
Постаревший вместе с нами дом тётки, а теперь брата Михаила содрогается от всё ещё мощного и красивого баритона Виктора - в юности он хорошо пел, подыгрывая на гитаре, чем ещё больше покорил меня тогда. Спев народную "При лужке, лужке...", переходим на репертуар нашей юности: поём "Червону руту", "Не умирай любовь", "Люди встречаются, люди влюбляются, женятся"... 
- А куда ты тогда пропала? - вдруг спрашивает Виктор и смотрит на меня неожиданно трезвым взглядом.
- Ничего себе! - поражаюсь я вслух, - Да ты что, Витя, ничего не помнишь, всё забыл?
Затем, стараясь никак и ничем не выдать, не вызвать то воспоминание страданий и боли, смеясь, спрашиваю: - А скорую свадебку свою как объяснишь?
Виктору непросто даётся этот разговор. Он мнётся, что -то мямлит и вдруг решительно, смело, как-бы освобождаясь от ненужных объяснений и оправдываясь, выдыхает: - А  у нас с тобой ничего такого и не было!
Вот так-то! Он реалист, он больше трезв:
на юности любви поставил крест!
Я ж бьюсь в страстях, никак не успокоюсь,
хотя давно ушел желанный поезд.
Хотелось спросить Виктора: а ты меня совсем не любил? Не смогла. Не сумела. Не хватило смелости даже будучи подшофе. Как тогда шестнадцатилетней девочке, опьянённой любовью, не хватило ... "самопожертвования" во имя этой любви. Я вспомнила тот наш вечер и ту ночь; его ищущие трепетные руки, натыкающиеся на мои, не пускающие, запрещающие... Соседская девочка Тоня не запретила, допустила. Виктор, видимо, счёл это настоящей любовью.
Я сделала попытку ещё раз ответить мне на главный вопрос: доволен ли он жизнью, удалась ли она? - Нет! - отрезал Виктор. - Не доволен и не удалась!
Странно, но этот ответ реабилитировал Виктора за уколовшее меня "у нас с тобою ничего не было..." Мне стало жаль нас обоих.
За столом воцарилось молчание: песни наши были пропеты (воистину, "песенка спета"!), говорить стало не о чем. И в этот миг случилось неожиданное: мы одновременно, как тогда, в наш самый первый раз, потянулись друг к другу и ... нежно поцеловались. Поцелуй через десятилетия, через целую жизнь! И если наш с Виктором первый поцелуй, осчастлививший меня в шестнадцать, был юным, горячим, страстным, то второй, случившийся нежданно-негаданно в шестьдесят один - мудрым, успокаивающим, всепрощающим. Два поцелуя, несущие две одинаковых цифры: один и шесть (16), шестерка и единица ( 61). Я никогда не верила в нумерологию, но здесь невольно напрашивается какая-то взаимосвязь... И ещё... возникла странная ассоциация - известно печальная рамочка с цифрами, между которыми короткая чёрточка-тире. Но я не стану писать эпитафию своей любви! В эту чёрточку вошло столько всего! Новые чувства и новые влюблённости, сладкие надежды и горькие разочарования, захватывающие взлёты и мучительные падения... В это тире между двумя поцелуями вместились наши с Виктором жизни, слава богу, ещё не прожитые, не закончившиеся. Такие разные! И одинаковые - в светлой грусти по первой любви...
               
                Возлюбленные наши остаются,
                Хотя становятся совсем другими...
                Нам никогда уж в юность не вернуться,
                Не ощутить мгновенья дорогие...
                Но до сих пор я помню запах кожи,
                И нежных губ твоих прикосновенье,
                Чем старше я - моя любовь моложе,
                И нет былым возлюбленным забвенья...