Убийственный план

Убийственный план

     Это был день, когда наша Женя   относит деньги в банк, и я всегда переживаю и за неё, и за деньги фирмы.  Она никогда не берёт машину и охранника, а добирается  туда самостоятельно на маршрутке, со своей потрёпанной старой сумкой из кожзаменителя, набитой тугими пачками.                Сегодня она забыла дома телефон. Уже в кабинете, перед уходом в банк, обнаружила это.
    

 Шёл четвёртый час её отсутствия, я извелась от волнения, два раза выходила на улицу покурить, хотя думала, что уже бросила. Выглядывая её серый плащ и зелёную вязаную шапочку в толпе прохожих, пыталась отвлечься звонками постоянным клиентам, рассматривала новые предложения своих поставщиков, бессмысленно перелистывая страницы каталогов, и не могла остановить внутреннюю дрожь и поток тревожного сознания. Сегодня, сумма значительно превышала обычную, Женькина сумка трещала по швам и привлекала к себе внимание.
   

  К радости, наконец, привезли долгожданные итальянские ванны. На какое-то время они меня отвлекли, я наблюдала процесс разгрузки, мысленно давая себе клятву, что больше такой ситуации с Женькой не допущу. Но знала, что бесполезно с ней спорить, Женя была безупречным работником со своими убеждениями, иногда предрассудками, —«тараканами в голове», как сама говорила. Но всё за что она бралась, было сделано наилучшим образом. Говорят незаменимых не бывает, но я сомневаюсь, что кто -то мог работать на моей фирме лучше, чем она. Я её очень ценила.
   

  Никто, даже я, точно не знала, в какой именно день и час она пойдёт со своей заветной сумкой в банк. А если бы её возил водитель и охранник, это как минимум, два ненужных свидетеля, у которых неизвестно что в голове — утверждала она. Женька рассказала мне историю, которая случилась в детстве в их провинциальном городке и, очевидно, до сих пор оказывает влияние на её отношения с банком. Это произошло, на пустой загородной дороге, — расстреляли автомобиль инкассаторов. Водитель жил по соседству с Женькой. Она хорошо помнит глаза двоих его детей у гроба отца. А преступление и по сей день не раскрыто.  В городе долго ходили слухи, что к этому убийству причастны работники милиции. 
   …

 Наконец, сияющая напичканная всевозможными немыслимыми функциями, как будто она не место для купания, а межгалактический корабль,—  итальянская ванна, была установлена на подиуме, и в этот же момент вошла Женя. Меня встревожил её потухший, задумчивый взгляд, она смотрела перед собой, но мало что видела, — её чуть не сшибли грузчики, вёзшие на каре короб с мраморной плиткой. Женя словно была  здесь и одновременно где-то очень далеко своими мыслями. Я встревожилась не на шутку и устремилась навстречу:
   —  Что-то случилось?
     —Нет, — как-то обречённо, подняла руку с телефоном Женя и направилась в мой кабинет. Поставив сумку на стол, долго шарила рукой  в задумчивости, как сомнамбула по недрам сумочки, потом, как будто очнувшись, достала квитанции и передала мне.


—Что с тобой? — встревожилась я, наблюдая за Женей.
—Всё нормально, просто голова разболелась, сейчас таблетку приму и приду в себя.
     После работы мы сидели друг против друга за маленьким столиком в углу уютного кафе. Долгие годы совместной деятельности выработали у нас традицию выпить кофе и перекинуться некоторыми соображениями в конце напряжённой рабочей недели. Каждый, встречал свою пятницу по-своему. Мы с Женькой, обычно наслаждались свежевыпеченными пирожными, говорили о делах прошедших и планах  на перспективу. Сегодня подруга отказалась от любимых эклеров.
— Женя,  у тебя всё в порядке?
—Да, всё хорошо, — поспешно и неубедительно ответила Женя и отвела взгляд, пристально глядя в окно.
— А почему полдня отсутствовала?
   

  Женя посмотрела на меня задумчиво, потом ответила медленно, с паузами после каждого слова, как будто ей тяжело было их вытолкнуть из себя.
—Гуляла  в парке. Осень.  Листья под ногами шуршат.
     «Да конечно! С чего бы ты, мой дорогой  трудоголик, шуршала по парку в рабочее время?! С тобой явно что-то стряслось» — недоверчиво подумала я.
—Не хочешь – не говори. Но если понадобится помощь, обращайся.
—Спасибо, я знаю.
    Задумчиво помешивая остывавший кофе без сахара, Женя  посмотрела на меня отчаянным, полным горя взглядом, и глухо проговорила, наклонив голову:
—Но помочь мне невозможно, —  всхлипнула, прикрыв  лицо руками, сложенными козырьком над глазами. По её щекам,  торопливыми ручейками потекли слёзы,  капая на салфетку.
   

  Я растерялась. Женю знаю тысячу лет, но плачущей даже не помню, видела ли? Я и не подозревала, что она может вот так сидя в кафе разреветься.
 …    Замуж Женька выскочила ещё студенткой,  родила дочь. Жили скромно, втроём в крошечной комнате малосемейки,  денег вечно не хватало. Но жили дружно, весело. Ходили в турпоходы с палаткой, лазали по отвесным скалам, рыбачили на озёрах, общались с такими же единомышленниками, возле костра распевали бардовские песни. И распивали, самой собой.  Костя — муж Жени был парень рукастый и с головой. Любую технику мог отремонтировать сам, но деньги к его рукам не липли, доставались тяжело.
    

 Дочь подрастала, в один из очередных финансовых кризисов, когда провинция замерла, перед тем, как провалиться в нищету, Костя уехал в Москву на заработки, надо было собрать денег к окончанию школы, Танюшка должна обязательно получить высшее образование.
     Он звонил им часто, но первое время не приезжал, — экономил. Женька сразу поникла, из яркой оптимистки и хохотушки превратилась в незаметную серую мышку, махнула на себя рукой, прибавила в весе.
   

 Переводы из Москвы получали регулярно. Комнату Костя снимал в Подмосковье на пару с товарищем, — платить меньше. Так прошло шесть лет, виделись два-три раза в году, не считая короткого двухнедельного отпуска.  Друзья удивлялись, что за семья? Разве это жизнь, порознь. Женька улыбалась — самая крепкая! Почти не видимся, — зато не ссоримся. Каждая встреча праздник! Завидуйте молча.
     Со временем и друзья перестали задавать вопросы, — «В каждой избушке свои погремушки». Танюшка на втором курсе институте отчаянно влюбилась в старшекурсника и забеременела. Решили срочно расписываться. Свадьба была скромная, в тесном кругу.
    

 Мальчик родился крепеньким, кареглазым, копия Костик, — гены щёткой не сотрёшь. Костя прилетел на выписку, важно держал новорожденного на руках, хохмил, позировал на крыльце роддома, гордился, — дед!
     Женька тянула две ставки, включили режим жесткой экономии, — решили, во что бы то ни стало,  купить домик. Пусть маленький, но свой, на земле, с участком. Травку посадить, шезлонг внуку поставить, бассейн. У них в своё время не было, пусть у внука  всё будет.
   

  Костя последний год вообще не приезжал, много работал. По скайпу общались каждый вечер, словно и не расставались. На заднем фоне то и дело мелькал его товарищ, «сожитель», — шутила Женька. Он приветливо здоровался, махал ручкой. Иногда,  по- свойски, — почти родственник, вставлял свои «пять копеек» в их разговор.
     Наконец, и домик купили, и травку посадили, и бассейн каркасный установили большой, треть участка занял. Красота! Костя вернулся навсегда в конце сентября, на работу не спешил, — обустраивал, облагораживал дом, косил газонную траву. Вдвоём, с зятем сложили баньку бревенчатую русскую, на дровах. Поздним вечером, выбегали из парилки красные, как варёные раки,  с криками, как озорные мальчишки,  ныряли в прохладную воду бассейна.  Потом долго сидели на террасе, вели свои мужские разговоры под тёмное, бархатное пиво с вяленой рыбкой,  что-то планировали, обсуждали, иногда спорили, но ни единожды не поссорились.  Женя наслаждалась семейной идиллией. Она  любовалась мужчинами, не забывая подносить очередное блюдо,  и яркие звёзды подмигивали им.  Сама Любовь разлилась по уютному дворику, проникая в каждый укромный уголок, приветливо кивая жасминовой веточкой и ночной фиалкой, каждым  цветком, посаженным заботливой Жениной рукой.
   

  Женя была счастлива, всё сбылось, всё не зря — её жизнь тяжёлая тоскливая, вроде и в семье, но одна, в пустой холодной постели, хоть волчицей вой, без ласки — и не вдова и не жена, сколько слёз впитала её подушка, — осталась позади. Пришла пора наслаждаться. Выстрадала. Много ли человеку нужно? У них есть свой маленький рай. Дочь и кареглазый ангелочек  Мишка. Да, и с зятем им повезло, Валерий и симпатичный и добрый, с хорошим характером. Уважительно и к Жене и к Косте, правда не называет мама-папа, просто по имени отчеству, да и кому это нужно? Главное, — уважает.
   

  Женька расцвела, как роза, набравши свой цвет. Она сбросила лет десять, и даже походка стала молодой, порывистой, как у девчонки.
     Я знала Женю давно, ещё со студенческих времён. Думаю, что подруги ближе меня у неё не было, но мне не были известны  ни маленькие, ни большие её тайны, которые имелись в каждой симпатичной женской головке.  Не потому, что Женькина головка была менее симпатична, думаю, — она просто жила без тайн. Открыто, чисто и  честно.
   

  И вот сейчас она сидела передо мной и, мне было больно видеть её взгляд, полный безутешного горя. Кто-то стёр безжалостной рукой счастливую улыбку с её лица и казалось, она больше не вернётся. Я почувствовала, что случилась большая беда, но не могла понять, что это за беда, почему ей никто не может помочь?   Мне не хотелось причинять подруге боль, но хотелось прервать эту затянувшуюся паузу, как-то утешить. Я прервала молчание:
—Жень, прекращай,  взбодрись, что бы ни случилось, ты знаешь, и это пройдёт. Представь себя через год, через пять лет. Будешь ли ты помнить об этом эпизоде в твоей жизни? И ты же сама знаешь, безвыходных ситуаций не бывает. Давай вместе подумаем, иногда, выход там же, где и вход.
   

 Женька посмотрела на меня обречённо своими зелёными глазами , тяжело больного человека,  и неожиданно неприлично громко рассмеялась, наклонившись низко над самым столом, смеялась каким-то необычным, нездоровым смехом, испугав меня. Немногочисленные посетители кафе оглянулись на наш столик.
      Затем она внезапно замолчала, выпрямилась, развела руки широко и громко зааплодировала.
— Гениально! Просто в точку — вход оказался там, где у всех выход. Ха—ха.
Я ничего не поняла из её слов, но хотя бы немного успокоилась, — не нужно вызывать санитаров.
   

  Женька резко встала:
— Пошли на воздух, душно!
     Я расплатилась, и мы вышли в тихий октябрьский влажный вечер и медленно, не сговариваясь, пошли в сторону парка.
—Я сегодня забыла дома телефон, — глухо произнесла она, глядя вдаль, подняла воротник плаща и зябко передёрнула плечами.
      Я кивнула,—  помню.
—Из банка поехала за ним. Входная дверь была заперта. Дома никого. Открыла. Вхожу. Слышу, из Танюшкиной спальни доносится мелодия — Джо Дассен поёт. Ну, знаешь эта, популярная, когда мы познакомились, она только из утюга не звучала,— та-да-да, ну и так далее.  Подумала — телевизор выключить забыли.
   

  Дверь открыла, а там они. Нет, не Танюшка с мужем. Я сначала не поняла.
      Женин голос прервался.  Я  молчала,  ждала, когда она соберётся с духом и произнесёт что-то очень плохое.  После длинной паузы, когда звучало только шуршанье сухих листьев под нашими ногами да с детской площадки доносились звонкие крики ребятишек, Женя продолжила:
—Мой муж. И Танюшкин муж. Как в диком кошмарном сне.
     Я дверь прикрыла и бежать. Бежала куда, не помню. По каким дорогам, тоже не помню. А оказалась в парке. Опомнилась, когда увидела себя  на скамейке и не знаю, сколько так просидела. Потом вернулась на работу.
   

  Я потрясённая,  не знала, что сказать. А Женя через некоторое время продолжила.
     — Покончить с ним хочу. Напрасно я убежала, надо было сразу. Теперь будет сложнее.  Зато, можно скрыть мотив, никто не узнает. С внуком что будет? – и отец и дед! Какую судьбу ему скроили…  Или надо было сразу? Да, надо было сразу! Теперь мыслей много лишних.
     Женя шла, низко склонив голову, иногда останавливалась, поддев носком туфли жёлтый лист, заинтересованно разглядывая яркий фрагмент осени  и с сердцем, сожалея об упущенном моменте, повторяла: «Надо было сразу, надо было сразу!»— словно сама с собой разговаривала, не заботясь, слышу я её или нет. Я наклонилась и заглянула ей в глаза.  Она смотрела на листья. Но, даю слово, не видела их. Не опавшие листья она разглядывала в тот момент. И взгляд её был опасным.
   

 Я вдруг увидела её в мрачной тюремной камере с маленьким окном за решёткой под самым потолком,  и подумала, знаете, подленько так подумала: «Как же я теперь без неё? Где же я такого работника Богом поцелованного найду?»
      Как ни береглась Женька, ни осторожничала, а убили её.  И без выстрелов,  убили…
    Нет! Нет! Нет! Так не пойдёт, внезапно меня осенило и план, ещё поверхностный, без деталей, но такой простой, как всё гениальное, уже выстраивался в моей голове. Я взяла Женьку за плечи и решительно встряхнула:
—Посмотри на меня! Слышишь, я тебя не оставлю! Всё будет хорошо. Только ответь, они тебя заметили?
—Нет, не думаю, — мотнула она головой.
—Дверь ты закрыла на замок? Видимо, нет, ты же убежала!
—Она автоматически закрывается, — Жена смотрела на меня непонимающе, но в глазах её появилась надежда
—Где лежал твой телефон? На виду?
—Там, где я его вчера оставила, — в куртке.  А сегодня надела плащ.
— Отлично, едем ко мне.  Домой тебе сейчас нельзя!
  … 

 Поздним вечером, после второй бутылки шампанского, мы позвонили Косте. Пьяненькими весёлыми голосами сообщили, (говорила в основном я), что он сегодня спит один, а у нас девичник, мы празднуем подписание долгожданного контракта, в результате которого, у Женьки с Костей будет отдельный новенький домик в обозримом будущем, а мы намерены гулять до утра! По его невнятным ответам, хотя пили мы,  а не он, было не ясно, рад он или расстроился. Но нас это не заботило.  Мы отключили свои телефоны и открыли третью бутылку. 
   

  В субботу к обеду, мы подъехали на такси «весёлые и довольные» к Жениному дому. Вынув из багажника пакеты с продуктами, шампанским и виски, мы вошли в уютный дворик и расположились на террасе, полные намерения основательно «праздновать контракт».
     Нас встретили радушно. Женя была спокойна, только несколько отстранена, вроде бы уже и не хозяйка в этом доме. Танюшка суетилась возле стола, Мишка, взбирался то к деду, то к отцу на колени, получал свою долю ласки и зацелованный убегал к своему велосипеду. Женька отводила взгляд потемневших глаз. Я видела, как тяжело ей сдерживаться, чтобы не выхватить внука из их ласковых рук. Возможно, малыш явился катализатором и, остановиться, отказаться от задуманного, уже было нереально, скорее, наоборот, появилось желание исполнить всё, как можно скорее.
 

 В разгар застолья, я «вспомнила» и посетовала, что никогда, представьте себе, как это ужасно, никогда в своей жизни не ходила в горы! Я, имея довольно высокий уровень  жизни, много путешествовала по свету на круизных кораблях и самолётах в бизнес классе, пропустила, не испытала простые и настоящие радости жизни! Не сидела с друзьями у костра, не пела эту жизнеутверждающую песню: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!» Не любовалась звёздами из ночной палатки, не поднялась ни на одну горную вершину!
       Костик оживился, принёс гитару и спел низким голосом с хрипотцой, подражая Высоцкому, его песню: « Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так …»
 

   Я провокационно заявила, что они оказались хреновыми  друзьями, никогда не брали меня в горы, брезговали, понимаешь ли, моей компанией. И тут же получила обещание, что эта ошибка будет исправлена.
—Когда? — Я вошла в азарт. — А давайте, прямо завтра с утра и пойдём!
—А давайте, — согласился Костя и разлил виски по стаканам.
      Я принялась названивать своим друзьям, Костя с Женей своим. Танюшка сбегала в дом за картой, и мы стали выбирать, какую из крымских гор мы будем завтра штурмовать.
— Какая блестящая идея, — не сдержала я своих эмоций. — Ребята, за это надо выпить! Были сумерки, и никто не заметил, как у меня предательски дрожали руки.
—Жаль только я не смогу с вами пойти, — подала расстроенный голос Танюшка.
—Не страдай, у тебя вся жизнь впереди, подрастёт Мишка и сходим ещё сто раз, — успокоила её мать.
   

  Рано утром мы погрузились в заказной восьмиместный Мерседес и через полтора часа прибыли к подножию горы. С расстановкой всё получилось, как мы планировали, и я  оказалась рядом Константином. Среди моих знакомых не нашлось желающих прогуляться по горам.
     Короткий Костин инструктаж и, мы начали своё восхождение.  Довольно скоро я поняла, что погорячилась,  — сердцу было мало места в груди, кровь стучала в висках, ноги, словно прошили стальными канатами. Я быстро выдохлась и предложила сделать привал. — Рано и место не подходящее,  — сказал Костя, как отрезал.
—И чем же оно не подходящее? — не скрывая раздражения, поинтересовалась я.
—Посмотри направо, — ни единого деревца, крутая скала-навес,  а  выше – россыпь камней, если кто-то потревожит эти камни, то они покатятся прямиком на наши головы.
—«О! Это было бы идеально!» — подумала я, и попыталась спорить:
—Ну, кто тут может потревожить?
—Кто угодно, крупная птица, зверь, человек. — Давай свой рюкзак, помолчи, восстанови дыхание и пошли! — безапелляционно скомандовал он.
   

 Я подчинилась, «держа за пазухой свой камень». Тропа становилась всё трудней, а обрыв слева всё привлекательней для моего плана и, я мысленно представляла, как это произойдёт. Я понимала, что нужно подняться достаточно высоко, мне хотелось убедиться, что пролетев несколько десятков метров и ударившись о скалы, он точно не останется жив. Но кто мог дать гарантию?  И тут Костя спросил:
—Очень устала? Скоро привал. Впереди нас ждёт красивое место с обзорной площадкой, там можно и отдохнуть и снимки сделать шикарные.
   

  Я обернулась на его слова, неудачно поставив ногу, она соскользнула с гладкого камня и я, потеряв равновесие, качнулась назад. Костя отреагировал, и я оказалась в его крепких руках.
—Вижу, устала, совсем немного осталось, — ободряюще произнёс он и, мне стало не по себе от его тёплого отношения и его рук на моей спине. 
     Но это была уловка, — до места, о котором говорил Костя, было  ещё далеко.
     Конечно, это не восхождение на Эверест, но для меня, горожанки, чья жизнь проходила в условиях комфортного офиса, квартиры и авто, — оказалось испытанием.  Скользкая от прелых листьев после дождя, тропа, крутые, сыпучие склоны, — каждый шаг давался мне с трудом, несколько раз я теряла равновесие и соскальзывала назад, где меня вовремя принимал в надёжные руки Константин. У меня сбивалось дыхание, кружилась голова, и я уже не раз пожалела о чрезмерной дозе алкоголя, выпитого в прошедшие двое суток.
   

  Время от времени я поглядывала на обрыв слева от нашей тропинки и примеривалась, готовилась к решающей минуте.
   Мы одолели три четверти пути,  мои ноги дрожали и подкашивались от напряжения. Наконец, группа добралась  до заветного места, и Костя объявил привал.
     Отступив в сторону от маршрута, все расположились под сосной,— её ветви росли только с южной стороны, другая была абсолютно голой, — северный ветер дул из ущелья неустанно. Мы уселись полукругом, подставив свои спины ветру, глядя на открывающийся нам постепенно, не сразу, по мере нашего подъёма, наикрасивейший пейзаж великолепных склонов, сбегающих к свинцовому в этот день морю. Даже издали на неспокойном море виднелись белёсые гребешки волн, — предвестники шторма. Мы, переведя дух, восторженно любовались открывшимся взору видом.
   

  Костя, пользуясь паузой, прочёл короткую лекцию об опасностях, поджидающих путников в горах. Я и не предполагала, что встречный ветер не только снижает скорость идущего на двадцать пять процентов, но и оказывает психологическое воздействие — одни становятся чрезмерно возбуждёнными, другие раздражёнными. Кроме того, морозный ветер приводит к неизбежному переохлаждению организма, человек становится апатичным и вялым, и это одна из основных опасностей, поджидающих на пути к вершине. Нередки случаи, когда туристы умирали от переохлаждения во сне.

Зимой и ранней весной нас могут накрыть сходы снежных лавин, летом и осенью – паводки, сели и обвалы. Если две группы окажутся на разных уровнях одного склона одновременно, то достаточно сорваться камню из-под ног выше идущего и другие могут быть не только ранены, но и сбиты с ног и убиты, всё зависит от величины и скорости камня. Костя категорически не советовал подходить нам к краю обрывов, к так называемой бровке, ибо никогда не знаешь, что может оказаться под ногами. И прочные горные породы имеют свойства разрушаться под воздействием времени. Пронизанные трещинами, они теряют монолитность  и, встав на неустойчивый камень, ты можешь вместе с ним улететь в пропасть! — предупредил он.

 А ещё можно провалиться в шахту, бывает, что вход в неё оказывается довольно узким и незаметным, заросшим высокой травой — поэтому никогда не стоит гулять в горах в одиночестве.
     Когда Костя произнёс фразу про край обрыва, то пристально посмотрел на меня и, мне показалось, он прочёл мои мысли.  Я с трудом выдержала его взгляд.
     После короткого привала двинулись дальше. Подъём становился всё тяжелее, тропа извилистее и круче и я уже не видела товарищей идущих впереди. Нас было шестеро. Первыми шли Костин школьный друг Володя с женой Тамарой, за ними Валерий — Танюшкин муж,  Женя, я и Костя. Обычно,  в горах первыми и последними идут опытные туристы.
   

 Приближался самый удачный момент для исполнения задуманного – тропинка вилась близко над обрывом, впереди идущих товарищей скрыл очередной поворот и, я сказала себе мысленно: «Сейчас, за следующим поворотом!» Сердце моё готово было выскочить из груди, пот заливал глаза, меня потряхивало от напряжения и страха, перед глазами прыгали чёрные точки, в районе солнечного сплетения как будто что-то оборвалось и в желудке противно жгло, — то ли от шампанского, то ли от моей мысли.
   

  Мы прошли очередной изгиб, сделали с десяток шагов, тропинка снова максимально приблизилась к обрыву и вильнула вправо и вверх, я  резко остановилась и наклонилась, якобы к шнуркам кроссовка, на самом деле готовясь к следующему действию, вдохнула глубже,  и  в этот момент услышала  тихий Костин голос: «Посмотри направо! Без резких движений!»
   

 Я, подчиняясь его команде, осторожно выпрямилась и повернула голову: справа, ровно напротив меня, на сосновую ветку, видимо, только что, присела некрупная, пёстрая птица чёрно-белого оперенья,  её маленькая головка была увенчана длинным золотистого цвета веером, похожим на корону, концы которого были также окрашены в чёрный – белый цвет. Ветка пружинила под ней, и птица, с опаской глядя на меня, готова была в любой момент вспорхнуть.

Я услышала за спиной щелчок фотоаппарата,  и она взлетела, часто махая крыльями, взметнулась в сторону. Костя протянул мне камеру с довольной физиономией: зацени! Я взглянула на снимок: я и дивная, словно из сказки, птица смотрели друг на друга на фоне неба, из-за тяжёлых, плотных  туч  пробивались веером солнечные лучи, впереди, в лёгкой туманной дымке  виднелась вершина. Я заворожено смотрела: солнечный веер на небе, золотой веер на птичьей головке, и думала: «Какой удачный снимок и, какой удачный момент упущен! Как прекрасно упущен, неужели я бы смогла?», и вслух, облегчённо  спросила:
—Что это за птица? Никогда не видела!


—Ну, что ты! Разве не знаешь? Царская или божья птица её называют, — а вообще — удод. Это же самая популярная из всех птиц, если можно так сказать. О ней и в Библии и в Коране и в древнеегипетской культуре упоминается, а на Кавказе раньше удод считался священной птицей. В арабской мифологии удод — просвещённая птица, обладающая силой исцеления. Существует легенда, что удоды спасли царя Соломона, когда тот странствовал и потерялся среди песков пустыни. Считалось, что убивать эту птицу нельзя,  а скипетр, увенчанный изображением этой птицы, означал в Египте добродетельную любовь. О как! — Костя улыбался искренне и открыто, как ребёнок, который смог удивить взрослого.
   

  Я стояла, держа в руках камеру, слушала Костю, и в голове моей была необычная, приятная пустота, полное отсутствие мыслей.
     Наконец, он произнёс:
—Пошли дальше, уже немного осталось.
     И через несколько шагов раздался его возбуждённый голос:
— А знаешь, что самое удивительное?
— Что?
—То, что, я готов был увидеть эту птицу и видел где угодно, даже в городе, но так высоко в горах, никогда! Они в горах не водятся!  Чего её сюда занесло? Это фантастика!
   

  Я шагала размеренным шагом и в голове моей эхом звучали слова Кости: «божья птица, убивать нельзя, добродетельная любовь, просвещённая, спасшая Соломона».
     А может быть она и залетела так высоко, чтобы спасти тебя, Костя? И мою душу? И оказалась именно в тот момент передо мной, чтобы я отказалась от убийства. Господи! Как же я могла даже подумать об этом? Как?
      Не доходя до вершины метров сорок, мы остановились на очередной смотровой площадке сделать фотографии.  Я вымученно улыбалась, изображая счастливую покорительницу гор, из последних сил держась на дрожащих ногах, Костя снимал на мой фотоаппарат, то и дело вполне профессионально отдавая мне команды, как лучше встать.

 Внезапно налетел порывистый ветер, тучи закрыли высоко поднявшееся солнце. Мы, опасаясь дождя, поспешили продолжить наше восхождение. Откровенно говоря, для меня уже было достаточно, о чём я и заявила. Конечно, никто меня не поддержал. Также, Костя не разрешил мне остаться здесь одной и дожидаться их возвращения, тем более, что спускаться  мы должны были по другому, противоположному склону.
   

  Мы двинулись дальше. Улучив момент, я шепнула Жене: «Я не смогу». Она кивнула и, похоже, с радостью. Всего несколько часов в горах, встреча с «божьей» птицей, и ветер выдул из моей дурной головы дикий план.  После этого идти мне стало легче, и я подумала, что не восхождение, а чёрные мысли придавливали меня к земле, выматывали силы. У меня появилось второе дыхание, прилив энергии был очевиден, и я зашагала бодрее. Костя заметил мои изменения и трактовал по-своему, — близость вершины на всех обычно так действует. Знал бы он…
   

 Я шла и удивлялась, как мне вообще могла прийти в голову такая идея?  С какого перепугу взяла на себя роль вершителя судеб? Меня накрыло чувство раскаяния. Я мысленно просила прощения у всех — у Матери Природы, у Кости, шедшего позади и страховавшего меня от неверного шага, у Высших Сил. Пожалуйста, простите, простите, простите! Это была не я!
   

  К всеобщей радости,  мы поднялись на самую высокую точку. Я не в силах любоваться открывшимся видом, упала прямо на землю, раскинув руки, с наслаждением вытянула уставшие ноги. Костя осуждающе покачал головой: — Встань, простынешь! Он заботливо расстелил мне свой каремат, который был туго замотан  у него за спиной.
      Пока я валялась, как тряпка, ребята дружно накрыли поляну, выстрелили шампанским и разлили вино по пластиковым стаканам. Все поздравили меня и Валеру с первой вершиной. Мы выпили символически и принялись за еду, впереди нас ожидал не менее сложный спуск.
   

 Спускались по другому, более опасному склону. Я прокляла ту минуту, когда мне пришла идея с походом!  Иногда я съезжала на пятой точке, тормозя ногами, цепляясь за острые выступы и корни деревьев, непонятно каким чудом выросшие из трещин в скале.   Я в кровь подрала  кожу на ладонях, порвала  спортивный костюм и наверняка, всё кончилось бы для меня печально, если бы не Костя, который теперь спускался передо мной и поддерживал, страховал меня снизу. Он контролировал каждый мой шаг, каждое движение и только благодаря ему,  я смогла одолеть этот спуск.

 Иногда мне было так страшно, что я, в ужасе уцепившись за уступ или за корягу, только твердила: я остаюсь, я дальше не пойду! Вызывай вертолёт, спасателей, хоть чёрта, я не сдвинусь с места! И сидела, как гвоздями прибитая, боясь пошевелить даже мизинчиком, боясь дышать в полную силу, чтобы не сорваться вниз.
      И тогда Костя, стоя  у моих ног, задрав голову, терпеливо, с улыбкой давая время прийти в себя, успокаивал, рассказывал забавные байки из прошлых походов, и каким-то своим чутьём очень вовремя улавливал момент, когда я готова слушаться его и двигаться дальше. Он чётко и ровно, без суеты, спокойным, уверенным голосом давал указания, куда ставить руки - ноги, где опираться, за что держаться и я потихоньку продвигалась ниже.

 Иногда он подставлял под мою ногу своё плечо или руку, потому как я не могла дотянуться до уступа.
     Когда мы спустились на безопасный пологий выступ и посмотрели вверх, я не могла поверить, не могла понять, как я это сделала, как прошла, вернее сказать, просочилась по этой отвесной скале?! Тут я подумала, что нужно обладать большой силой и уверенностью, чтобы взять на себя ответственность за другого человека. Я с благодарностью посмотрела на Костю. Он был спокоен. Возможно, только внешне? Определённо, он заслужил моё уважение. И тут я подумала, какие  удивительные  метаморфозы случаются в нашей жизни.

 Здесь и сейчас было совершенно не важно, какой у меня банковский счёт, здесь я полностью зависела от правильных действий идущего впереди чужого мне человека, мало того, человека, которого я ещё сегодня намеревалась убить.
     Из-за моих «посиделок» на скале, мы отстали от нашей компании. Немного передохнув, двинулись дальше.
     Очень быстро начало темнеть, я и не знала, что в горах это происходит так стремительно. Нам оставалась не самая сложная часть пути по сыпучему склону, тем не менее, продолжали мы идти с осторожностью, ноги скользили по движущимся камням, узкая тропа пролегала по краю обрыва. Справа от тропы нависали живописные скальные козырьки. Я по-прежнему шла позади Константина, всего в двух шагах от него.

Он объяснил, что дистанция здесь должна быть минимальной, если вдруг камень сорвётся из-под моих ног, то не успеет набрать большую скорость.
     Я двигалась с осторожностью, внимательно глядя себе под ноги. Костя остановился, достал из внутреннего кармана куртки фонарик на ремешке, закрепил на голове. Идти стало веселей.
     Скоро мы вышли на трассу. Наша компания уже расположилась в прибывшем Мерседесе, друзья приканчивали очередную бутылку вина и оживлённо и весело беседовали. Кажется, они позабыли о нас.
   

 Опустившись рядом с подругой, я с обиженным видом произнесла: «Веселишься тут и ни капельки не волнуешься обо мне? Может я со скалы сорвалась!» И три голоса не сговариваясь, мне дружно ответили: «Ты же с Костей осталась!»
     Ехали мы обратно в полной тьме по извилистой горной дороге, горланили песни, и я, кажется громче всех. После пережитого стресса я, перевозбуждённая, пила вино и не пьянела, была счастлива и, кажется, начинала понимать, почему люди ходят в горы. Я словно поднялась над накопившимися проблемами, посмотрела на всё с другой точки, а вернее, с высоты, и  как будто очистилась.
    

 После спиртного, разморенные теплом, основательно уставшие за день, мы уже начинали дремать, когда Валерий прошёл к водителю и что-то сказал ему. Тот принял вправо и остановился.
     Валера вышел, вслед за ним потянулся к выходу Костя и его друг. Мужчины не стали отходить далеко от автомобиля, в открытую дверь доносились их  приглушённые голоса. Видимо, один из них удачно пошутил, и они громко рассмеялись.
      Первым из тьмы возник Володя, он уже поставил ногу на ступеньку автомобиля, когда мы услышали, как кто-то из двоих оставшихся вскрикнул и, этот короткий и отдаляющийся крик был тревожен и страшен. И это уже была не шутка. Володя, не успев войти, выскочил наружу, все рванулись за ним. В темноте виднелась фигура Валеры, он стоял у края насыпи.
    

 Володя властно скомандовал: «Стоять всем на месте тихо, не двигаться, здесь обрыв!» Мы испуганно остановились, и он громко крикнул, сложив руки рупором и вглядываясь в темноту провала: «Костяяяяяя! Костяяяяян! Жив? Отзовись!» Мы замерли, вслушиваясь, надеясь уловить голос или слабый стон. Где-то далеко внизу волны накатывались и с шумом разбивались  о скалы.
 

…Вертолёт со спасателями прибыл только к утру, изуродованное тело Кости, сорвавшегося с тридцати пятиметрового обрыва, доставили в областную больницу. Со всеми туристами, кроме жены погибшего, — она была в состоянии шока, —  побеседовал следователь. Состава преступления обнаружено не было.
     P. S.
      Танюшка ненавидит меня, поссорилась, и уже полгода не общается с Женей, потому что та не порвала со мной после трагедии.  Это я вытащила всех в поход. Если бы не я, её отец был бы жив.
   

  Женя живёт замкнуто в одиночестве, — она переехала в свою квартиру, которую  я помогла купить.  Мы по- прежнему работаем вместе,  но  пятничную традицию больше не соблюдаем.
    Однажды я спросила: «Может быть, скажешь,  Танюшке правду об отце, и она повернётся к тебе?»
     Женя  удивлённо посмотрела на меня: «Какую правду? Я знаю только одно — мы  должны помнить, что он был настоящим, надёжным и верным мужем, отцом и дедом!» 
     Меня долго мучило чувство вины,  — это был мой убийственный план, это я его убила, даже если не я. Мне снился Костя, то с удодом в руках, смеющийся и счастливый, то с изуродованным лицом, такой, каким его подняли из ущелья. Я  просыпалась от ужаса и долго молилась, не потому, что верующая, а потому, что страшно. Дошло до того, что я боялась ложиться спать и не шла в кровать до последней минуты, когда уже не было сил держаться на ногах.

 Я потеряла аппетит, похудела, не было сил и желания ходить на работу и в тренажёрный зал, и вообще, не было никаких желаний.  Без спиртного или снотворного я не ложилась спать. Я не знала, к какому врачу обратиться, ведь у меня ничего не болело, разве только душа? Наконец, один мудрый человек посоветовал мне найти духовника и исповедоваться.
….. После исповеди священник сказал: « Не бери на себя роль Бога, не по твоей воле происходит рождение и смерть. Ты не виновата. Так должно было случиться и так случилось. Твоя задача думать о своей душе, усмирять своих бесов. Иди с миром, благословляю тебя».
   

 И Костя перестал мне сниться. Это было самое удивительное и необъяснимое — неопровержимая демонстрация магической силы разума, почти волшебство. Это, как если бы больному дали плацебо. Не знаю, что там произошло с нейронными и электрическими связями в моём мозгу, как включилась программа выздоровления, но я стала спать, как прежде, без спиртного и таблеток, желание жить и работать вскоре вернулось ко мне. И я перестала думать о себе плохо. Но однажды, я страшно разгневалась на своего водителя, — опрокинувшего машину с крупноформатным итальянским  керамогранитом, он додумался перегрузить её так, что на крутом повороте машину занесло и, она перевернулась, конечно же, в кузове от товара остались одни осколки, убытки были огромные и взять с этого обалдуя  было нечего! Проходя мимо, Женька бросила мне: «А ты пригласи его в горы». Я обернулась  — она смотрела на меня и об её взгляд можно было пораниться. Так я узнала, что подруга ненавидит меня, без всяких сомнений.