ДЕД

Я плохо помню деда.
Умер он давно, почти сорок лет назад.
Страшно подумать, как это было давно.
Но я до сих пор помню большую комнату- студию, как сказали бы сейчас.
Там была и печка, и высоченная металическая кровать с перинами, и  стол, и голубой буфет, и зеркало, висящее на стене.
   За тем зеркалом потрёпанный блокнотик с записанными святцами.
   А на печке в закутке круглая жестяная коробка из-под селёдки иваси с жареными подсолнечными и тыквенными семечками.
   Тыквенные семечки называли кабачки. Я не любила белые- кабачки. Я любила черненькие- семечки.
   И вот сижу я за столом и выуживаю из коробки семечки. Выбираю, которые покрупнее, а рядом дед в тетрадке рисует мужчину. Сначала поля шляпы-восьмеркой, шляпу- цилиндр, а потом лицо с бакенбардами, подозрительно напоминающее Пушкина. Нарисованный тип восседает на коне.
   А ещё цветы- похожие на многослойные цветы народных росписей.
   Я не знаю, все ли из моих воспоминаний- правда или моя память услужливо дорисовала бакенбарды и дымящую трубку и я, с грустью, сожалею, что ни один дедов рисунок не сохранился.
   Говорят, что дед был здоровенный.
   Говорят, характер у него был крутой.
   Говорят, что как-то я запихнула голову бочком под шкаф, а когда повернула прямо, то вытащить не смогла. Все суетились, я орала, а дед просто поднял шкаф.
   Я до сих пор помню горячий запах побелки от жаркой печки. А когда оставалась у деда с бабой ночевать, помню, что лёжа на кровати, свешивала голову и мои длинные волосы доставали до пола, а дед говорил, что мышь по ним залезет.
   В углу комнаты, возле двери, была прибита импровизированная вешалка - доска с крючками. Висели на ней фуфайки, куртки, кофты, халаты, а сверху лежал Васька. Так звали вишневый прутик.
   Не помню, чтобы мы с ним были тесно знакомы. Скорее лежал он для острастки.
   .
   Лицо деда я до сих пор вспоминаю четко.
   .
   Он ушёл, когда мне было восемь. Почти девять.