Паром

               

    Если бы  Марина не завидовала своей соседке Светлане – 45-летней  замужней женщине и матери двух  взрослых  детей, с ней  не случилась бы позорная и страшная история, достойная какой-нибудь дешевой проститутки или распущенной 16-летней вертихвостке. А все из-за того, что у нее  жизнь в отличие от той же Светланы складывалась неудачно. Муж Алексей, покоривший ее в  студенческие годы в турпоходах веселым характером и песнями Высоцкого, которые он исполнял ночью у костра хриплым голосом, подражая  Владимиру Семеновичу, и играя на гитаре, оказался впоследствии любителем компаний и выпить так, что утром не мог ничего вспомнить. К тому же стал еще и   тунеядцем.  Даже не то, чтобы тунеядцем, работать он умел и любил, но кто будет  держать у себя  человека, время от времени уходящего в запой. Так и получалось: два месяца Алексей работал и прилично зарабатывал,  две недели пил, а протрезвившись, сидел дома в ожидании, когда подвернется  еще какая-нибудь подходящая работенка.
   
 А ведь  он  в своем КБ на почтовом ящике, связанном с космосом, считался лучшим специалистом. Затем  из-за  проклятого зеленого змия покатился там же на заводе вниз по  наклонной лестнице:  чертежником, копировальщиком, электриком,  слесарем, сантехником и, наконец,  грузчиком. Когда выгнали и из грузчиков, стал кочевать по  жэкам  в этих же ролях: сантехника «дяди Леши» и электрика «Лехи», набираясь к вечеру благодаря подношениям  добрых хозяюшек до полного безобразия или потери человеческого обличья.   Но, надо отдать должное,  никогда при этом не сквернословил и руки на домашних не поднимал.
   
 Были у них и дети – братья-погодки, тоже взрослые, как и у  соседки Светланы, но у той оба сына, ровесники Марининым, выучились на юристов и, избежав службы в армии, работали в приличных и высокооплачиваемых местах, а у них вышли два оболтуса, не пожелавшие  после школы учиться дальше. Отслужили  в войсках ВДВ, чем  очень гордились, и занялись под крылом дяди  лучшего армейского друга автомобильным сервисом.

    Сервис –  одно красивое название, на самом деле  – мутный и  опасный бизнес. И деньги были мутные,  временами   большие, даже очень большие: в долларах и  евро. В такие дни весь капитал выкладывался на стол,  в доме наступал общий праздник, длившийся по нескольку дней на радость отцу и горе соседям и  матери, то есть Марине, с ужасом замечавшей, что легкие деньги окончательно губят  всех трех ее мужчин.    
   
 Старший Павел, было, образумился, решил выйти из этого бизнеса и устроиться на  отцовский почтовый ящик, у Алексея еще оставались там связи, но  главный хозяин сервиса – тот самый дядя армейского дружка,  оказавшийся  известным криминальным авторитетом "Седым", поставил Павлушу за старый долг на  счетчик и  пригрозил жестокой расправой. Чтобы спасти сына, Марине пришлось продать дачу, единственную свою отраду. Другого сына, Никиту,  люди "Седого" однажды так избили, что он два месяца пролежал в больнице, еле выжил и после двух операций на правой ноге ходил с палкой.
   
 «Ну, почему? Почему мне так  не везет», – думала Марина, смачивая по ночам слезами подушку и слушая, как за стеной у Светланы звучат музыка,   смех и мужские голоса – там постоянно собирались шумные компании. А она тут лежит и страдает. Всю жизнь работала, тянула семью, любила детей и мужа, этого выпивоху и неудачника, по сути доброго и ласкового человека. Пыталась его лечить, клала в государственные и частные клиники, кодировала. Обращалась даже к экстрасенсам и знахаркам. Одна бабуля в Александрове, долго рассматривая его фотографию (сам он, конечно, туда не поехал), сказала Марине, что лечить мужа бесполезно: это – не наследственность, как утверждали врачи-наркологи, а – образ жизни. Он сам перестанет пить, когда  осознает,  до чего докатился. Победит не лекарство, а сила воля. Добрая женщина денег с нее не взяла, пожелав набраться терпения.
   
  Марина терпеливо ждала. Когда Алеша приходил в себя, много  занимался детьми. Учил их электрическому делу, столярничать, чинить электронную и бытовую технику. Руки у всех троих оказались золотые. На даче  сделали пристройку к дому, соорудили  русскую баню с парилкой и даже вырыли   рядом  небольшой прудик. При желании могли бы и свою строительную бригаду создать.  Так нет же, повело всех троих не в ту степь.

  А  сколько она сама вкладывала в своих мальчиков! С самого детства им много читала, водила в музеи, на выставки в Третьяковку и Музей изобразительных искусств. На дни рождения  устраивали для детей веселые праздники с конкурсами и викторинами. А как пели хором песни  о гражданской войне и красных командирах: «Мы – красные кавалеристы, И про нас былинники речистые ведут рассказ»?. Дух романтики так и витал в их квартире. Как-то постепенно мальчикам все это стало  неинтересно. Пошли интернет, игровые приставки, мобильники, тайский бокс, накаченные мышцы, татуировки.  Все ее старания привить детям любовь к искусству и литературе, а с ними все самое светлое, доброе и разумное, что должно наполнять  жизнь  каждого человека, пошли прахом. Остались только  страдания и  материнские слезы. И еще страх, что  с ними  обязательно что-нибудь  случится.
    
На  их даче до ее продажи было даже своего рода предзнаменование. Когда осваивали участок, полученный от Алешиного завода, посадили  рядом  две  яблоньки «мельба». Одну назвали «Никита», другую – «Павлик». Деревья выросли, разветвились, давали вкусные, сочные плоды. И вдруг «Никита» стал сохнуть. Как  не пытались яблоню спасти, подкармливая удобрениями и делая нужные прививки, она высохла и почернела. Вот и гадай теперь, какая связь между  природой и человеком.
 
  У  соседки Светланы в семье все по-другому. Муж Игорь – серьезный, деловой человек. В доме его звали «банкир», на самом деле он занимал пост начальника департамента в «Рускомбанке» - тоже громко звучит. Кроме того, Игорь  имел  свой кофейный бизнес (сеть кофеен  «Вest») в Подмосковье  с центром в Реутово, где у них была дача. На даче и обитал  последнее время, редко появляясь  дома.
   
  Первый их сын удачно женился и живет где-то в центре. Второй  тоже недавно женился, ушел, как и первый, к жене. А, может быть, папаша им квартиры купил? Разве узнаешь, такие дела никто не афиширует. Машины – другое дело. Все их четыре мерседеса  у всех на виду. У  Светланы теперь – полная свобода. Гости, смех, музыка до трех часов ночи. Компании все приличные, женщины в них  – эффектные, яркие, как и сама Светлана,  художник-дизайнер в крупном рекламном агентстве.
 
   Иногда, возвращаясь поздно с работы,  Марина видела этих гостей, выходивших курить на лестничную площадку. Одеты все с иголочки, в модных костюмах  и платьях. Пока  она шла от лифта  к своей квартире, поневоле здороваясь с ними, чувствовала на себе  удивленные взгляды: что это за серая мышь тут обитает?
    Эти люди были для Марины из другого мира,  мира людей удачливых, богатых, счастливых, раскрепощенных душой и телом, хотя жили они со Светланой не на Рублевке, а в  самом захудалом в Москве районе Чертаново, где постоянно происходят  громкие стычки между молодежью района и гастарбайтерами. Унылое лицо  таджички Таи, приехавшей в Россию за мифическим счастьем и третий год мывшей в их подъезде лестницу, напоминало Марине свою собственную неудавшуюся судьбу.
               
 * * *
    
 Однажды, набравшись смелости, Марина  вышла покурить на лестничную площадку, застав там Светлану в компании  женщин. Мужчин вообще в этот вечер не было, видимо, поэтому Светлана   решила пригласить Марину к себе в гости. Она и раньше  бывала у соседей, когда  их дети были маленькими и приходили сюда смотреть видео с американскими боевиками и звездными войнами. У них всегда раньше других появлялись новые поколения игровых приставок, компьютеров, мобильников, а потом планшетов и самых навороченных айфонов,  которые  Игорь привозил из-за зарубежных поездок.
      
 С тех пор, как дети выросли, она здесь ни разу не была, и сейчас ее буквально шокировал евроремонт, который весь дом имел «счастье» пережить три года назад, слушая с утра до позднего вечера  рев отбойного молотка и  визг болгарки.  Так вот почему так долго длился ремонт: стена  между кухней и  большой комнатой исчезла. Новое пространство  занимала гостиная с   модной итальянской мебелью, сошедшей со страниц журналов  и рекламных роликов по телевизору: стильная кухня «Верона», овальный стол с мягкими стульями, горка с посудой и П-образный диван, обтянутый, как и стулья,  бархатом нежно-персикового цвета. Красота  необыкновенная. Это впечатление усиливают воздушные занавески, торшеры с плафонами в виде тюльпанов, две необычные по форме люстры с такими же тюльпанами и картины  французских импрессионистов,  выполненные в популярной нынче технике «жикле». Клод Моне,   Поль Сезанн,  Матисс, Пикассо - целая галерея шедевров со светлыми, создающими  настроение сюжетами.
   
  Все вместе взятое отражает художественный вкус хозяйки. И одета  она всегда экстравагантно. Сегодня на ней стильный брючный костюм желтого цвета из шифона. Расклешенные книзу брюки и удлиненный  пиджак с широкими рукавами создают образ этакой птицы в полете или безмятежно порхающей бабочки.
.    И гостьи  такие же  стильные и чем-то похожи друг на друга.  Когда-то  Светлана  состояла в элитном женском клубе и иногда  приглашала Марину в консерваторию на концерты разных знаменитостей, где присутствовали эти светские дамы. Марину тогда поразило, что   светлыми глазами  и длинными светлыми волосами они   походили друг на друга, как две капли воды. И эти  подруги Светланы были такого же типа: блондинки с рассыпанными по спине и плечам длинными волосами.
   
 Женщины расселись вокруг стола с закуской  и   бутылками разной формы и содержания.   Пустые салатницы и грязные тарелки с остатками пиццы и  тарталеток  говорили о том, что пиршество длилось давно.  Марине протянули бутылку с виски. Она никогда его раньше не пила и, смущаясь,  честно в этом призналась. Ей посоветовали налить его две трети бокала, добавить апельсиновый сок,  кусочки льда, сверху  положить  лимон. Попробовала:  вкусно! Подлила  еще того и другого и,   потягивая смесь через соломинку, слушала разговор соседок об их  поездке  в Швецию.
    
 Вот оно что. Этих женщин привлекали не только южные страны, но и  холодный север. Увидев, что новая гостья их внимательно  слушает, одна из них, Дарья,  с увлечением стала  рассказывать Марине о том, что в Швеции нет проблемы с мусором. Там так  хорошо наладили его переработку, что исчезли все свалки. Отходы используют в виде топлива или пускают в новое производство.   
   
 – Что вы хотите, в Европе другая культура, –  рассуждала Светлана. –  Люди заботятся об экологии, а наши свиньи выставляют пакеты с мусором на лестничную площадку, как в деревнях. Им наплевать, что разводят крыс и тараканов. Сегодня опять внизу около входной двери кто-то оставил два больших пакета. Поймать бы и оштрафовать тысяч на  20.
   
  –   Не забывайте, что там в каждом доме стоят по семь ведер для раздельного мусора, – заметила  Дарья.  – Простите, а где мы будем ставить эти ведра? Не в кухне же или в коридоре.
    – У нас всегда на пустом месте возникают проблемы, – заметила женщина по имени Эстер.
   
 – Все дело в культуре. В Стокгольме даже маленький ребенок  не выбросит обертку от конфеты не в тот контейнер. В детских садах и школах учат сортировать мусор правильно, а за неправильную сортировку в стране штрафуют.
   
 –  И правильно делают, что штрафуют, – Светлана обрадовалась, что нашла подтверждение своим предложениям о штрафе. –  Если уж там люди нарушают законы, то, что говорить о наших свиньях.
   
  – Ты не удивляйся, что мы говорим о Швеции, – обратилась она к Марине. – Девочки только что вернулись из Стокгольма. Мы туда часто ездим  за небольшую сумму.
      –  Как это, – удивилась Марина, – ведь очень дорогие  гостиницы?
      – А мы обходимся без гостиниц, – улыбнулась Эстер. –  Ночным поездом едем в Питер, покупаем  в Морском порту билет на ночной паром в Хельсинки и  целый день гуляем по Петербургу. Утром,  уже в Хельсинки,  покупаем билет до Стокгольма, и ночь опять проводим в дороге. Обратно возвращаемся тем же путем только уже не через Хельсинки, а Таллин. В этот раз каждая из нас потратила по  18 тысяч рублей, это где-то 300, от силу 400 евро.
      – Марьяша, почему бы тебе тоже так не съездить, отдохнешь, развеешься, – сказала Светлана, – если у тебя сейчас  денег нет, я  могу дать взаймы. Пригласи с собой еще кого-нибудь. Вдвоем веселей. Только  шенгенскую
визу  не забудьте оформить. А мне как раз в Хельсинки  один знакомый должен кое-что передать. Хорошо бы  ты с ним встретилась.
     Какую там визу! У Марины даже не было загранпаспорта. И 18 тысяч для нее в настоящий момент большая сумма, но в принципе, если сэкономить на обедах  и сократить  расходы на своих лоботрясах, которые опять втроем сидели на ее шее,  совершить такую авантюрную поездку вполне возможно. Хоть один раз в жизни вырваться из своей затхлой жизни на свободу, вдохнуть свежий морской воздух, увидеть Хельсинки и Стокгольм с королевским замком и королевскими гвардейцами.
   – Мариша, – голос  соседки журчит, как приятная песня весеннего ручейка, уносящего ее из зимней сырости в солнечный рай, – это так  романтично. Мы  иногда с девочками ездим в Хельсинки на воскресные дни. Там у нас есть свое любимое кафе на Рыночной площади. Пьем кофе с изумительными воздушными пирожными, покупаем  на рынке сыр, творог, сметану – и обратно. Финские молочные продукты,  не сравнить  с российскими.
   Слушая ее рассказы, Марина тянула и тянула через трубочку  четвертый или пятый бокал виски. Все тревоги и заботы отошли в сторону, ей казалось, что она уже  здесь и сейчас попала в  неземной рай. Мягкий свет от люстры и  торшеров переливался в  тонком стекле  бокалов. Звучала приятная музыка –  кто-то вставил в магнитолу кассету с саундтреками Нино Рота.

    – Да, Маришка, – продолжала  свой рассказ  Светлана, то приближаясь к лицу своей соседки, то удаляясь от него и превращаясь в белокурую красотку Мэрилин Марно, которая вот-вот вскочит со стула и, подхватив рукой  воздушное платье,  выдохнет свое знаменитое «П-у-уф!». – Финляндия – это процветающая Европа. А ведь совсем недавно была окраиной России, глухая чухонская сторона.
 
 Раза три они выходили на лестницу курить,  Светлана  предлагала всем    дамские сигареты из красивой импортной коробки. Сигареты приятно пахли    цветами: багульником или гелиотромом, у них на даче росли такие красивые фиолетовые цветы с запахом миндаля. Вкус  этих орехов стоял и во рту. Немного кружилась голова. Наверное, Марина выпила  лишнее или случайно смешала виски с  коньяком, потому что вскоре  стала куда-то проваливаться и выпадать из действительности. Утром она проснулась от сильной головной боли и, обнаружив себя одетой,  не могла вспомнить, что с ней накануне произошло. Все тело ломило, как обычно бывает при высокой температуре. 
 
  За завтраком они поменялись с мужем ролями. Теперь Алексей,  на редкость сегодня чисто выбритый и  аккуратно подстриженный,  читал жене нотации.   
   
  – Чем это тебя  Светка напоила, что  пришлось нести домой на руках?
   
 – Не выдумывай, я сама дошла.
   
   –    Спроси у ребят, Светка позвонила и попросила тебя забрать. Тоже была хороша. Ты, что не знаешь: это шалава гуляет со всеми мужиками подряд, и Игорька выгнала на дачу.
   
  – Неправда. У него там   кофейный бизнес.
 
– Это она тебе так говорит.  Его «Вest» давно прогорел. И в банке одни проблемы. На директора и его замов завели уголовное дело о растрате  казенных денег. Игорек тоже  дрожит, боится, что   его загребут.  Думаешь, откуда такие деньги на евроремонт, квартиры (ага! Все-таки квартиры были куплены!), мерседесы себе, Светке и парням? Все оттуда. И пьет похлеще меня. Да мы все вместе у него часто пили в гараже.  Светка на нем поставила крест. Сейчас завела себе  хахаля чуть ли ни за границей и прогнала Игорька на дачу. Он там беспробудно пьет с Виталиком с одиннадцатого этажа.
    
 – Ты нарочно все говоришь, чтобы Светку очернить. Не нравится, что я к ней в гости пошла.
 
 – Я тебя хочу предупредить, чтобы ты от нее подальше держалась.
 
 – Они с подругами ездят за 18 тысяч в Швецию. Ночи проводят в дороге,  днем осматривают города.
 
– Что так дешево? Раньше они летали на Мальдивы и  в Майами. Денег не жалели.
 
 – А мне их вариант нравится. И я так хочу. Поедем вместе. Займем денег и поедем. Как в старые  времена.
   
– Нет, не могу, Мариша. С сегодняшнего дня начинаю новую жизнь. Устроился компьютерным мастером на свой почтовый ящик. Встретил на днях нашего главного инженера Дмитрия Александровича. Возвращайтесь, говорит, Алексей Викторович, на завод, у нас ни одного стоящего специалиста не осталось. Завод возглавляет какой-то барыга, бывший директор рынка, а заказы идут прежние, государственной важности.
    
– Как же так, барыга и  заказы для космоса?
   
– Так, Маришка, так, его Лужков сюда продвинул.  Не он же работает, а рабочие, только все уже старые кадры разбежались. Жизнь нынче такая: шиворот-навыворот. Все, с выпивкой завязал. На всех насмотрелся. Тут у нас весь район спился. Ходят с протянутой рукой, стоят у магазинов, клянчат на водку и хлеб. Стыдоба одна. И тебя, женушка моя, жалко. Посмотрел на тебя вчера.  Что мы с тобой сделали? Звери мы, а не люди. Довели тебя до ручки.
      
Как хотелось ей верить этим словам, броситься мужу на шею, расцеловать его, забыть все прошлое и плохое. Но ведь он и раньше так говорил, клялся покойной матерью, в грудь стучал и на иконы, что в книжном шкафу стоят на отдельной полке, крестился, а потом забывал все обещания.
    
Марина вздохнула и, пожелав супругу успехов на новом-старом месте, пошла собираться на работу. «Хмы-ы, – усмехалась она, вспоминая слова мужа, – стоящий специалист, сам Георгий Александрович позвал (между прочим, очень большой человек:  дважды лауреат Государственной премии, соратник  Сергея Павловича Королева). Без таких, как ты, завод пропадает. Ах, Алешенька, Алешенька. Не тебе меня жалеть надо, а мне тебя:  небось, за эти годы все свои знания пропил».
 
 Однако, выйдя из спальни, увидела, что Алексей стоит в  комнате мальчиков в хорошем костюме, в том самом, в котором  ходил в свое КБ до пьянства, и старший сын Павел помогает ему завязывать галстук.   Марина  была крещенной,   верила не столько в Бога, сколько в  силы извне,  помогающие людям в их надеждах и чаяньях. Остановившись, она перекрестила мужа три раза, как делала ее покойная бабушка, и сама помолилась  Богу, чтобы, наконец,  услышал ее молитвы, вразумил на путь истинный этого непутевого мужика и двух их таких же непутевых  сыновей. И уже, выйдя на улицу, вспомнила ту бабулю из Александрова, которая посоветовала ей  набраться терпения и ждать, когда муж сам образумится.  «Победит не лекарство, а сила воля», – сказала она. Неужели сбылись ее предсказания?!
               
* * *   
   
 Потекли серые однообразные будни, однако озаренные переменной в поведении мужа и светлой мечтой о поездке в Хельсинки и Стокгольм. В Марине проснулся дух странствий и путешествий, который их с    Алексеем одолевал в молодости. Тогда они ходили в турпоходы по Подмосковью, ездили на Домбай, Алтай, в Карелию, Карпаты, ночевали  в палатках, пели у костра песни  Новеллы Матвеевой, Ады Якушевой, Юрия Визбора, Александра Городницкого. Ехали, куда глядят  глаза,  «за туманом, за мечтами и за запахом тайги». В конце концов, почему бы не тряхнуть стариной и не проехать тем  авантюрным путем, который открыли для себя Светлана и ее подруги.
   
 Предложила нескольким  университетским знакомым составить ей компанию, но желающих на такую авантюру не нашлось. Особенно не напрягаясь, она постепенно оформила загранпаспорт и шенгенскую визу, узнала по интернету расписание  паромов и  ночных поездов. В июне на работе в ее НИИ автоматики неожиданно выдали премию за выполнение какой-то давней работы для мэрии – целых 25 00 тысяч рублей. Для кого-то это, может быть, ерунда,  для нее же – огромная сумма. Алексей сказал, чтобы она все забирала себе на поездку. Два  месяца  он успешно держался, не пил и  получил два раза  чистыми аванс по 25 тысяч  и  зарплату - по 35 тысяч, что даже с вычетами  на плату за ЖКХ выходило вполне прилично. И сыновей у себя в отделе пристроил,   пока учениками и с испытательным сроком.
   
 Прежний любящий и трезвый Алешенька отдавал жене все деньги и просил взять  из них столько, сколько ей надо  для поездки. Ему очень хотелось сделать ей что-нибудь приятное. Понял, наконец, во что они с мальчиками превратили ее жизнь. Так что Марина могла  уезжать из дома со спокойной душой. В свою очередь Алексею не нравилось такое эконом-путешествие, как он называл эту авантюрную поездку, советовал ей купить нормальную туристическую путевку по Скандинавии и ночевать с группой в гостиницах. Путевка стоила очень дорого. Марина согласилась только на то, чтобы обратно из Стокгольма лететь самолетом, а там побывать еще в Копенгагене, Осло и Бергене, городе, расположенном на семи холмах, о котором ей  рассказывал покойный дядя, работавший когда-то фотографом в журнале Огонек.
 
  На работе тоже все складывалось удачно. Без лишних расспросов директор  института  дал ей десять дней  в счет будущего отпуска, который по графику у нее намечался в ноябре – приходилось уступать коллегам с детьми-школьниками. И сделав последнюю попытку найти себе попутчиц из подруг и никого не найдя, она одна отправилась  в свой тур.

     К Светлане после того вечера она не заходила, и словам Алексея о  распутной жизни соседки и нечестных делах ее мужа Игоря не поверила – как-то не вязался облик солидного и интеллигентного начальника Департамента крупного банка с образом жулика и растратчика казенных денег. Хотя почему бы и нет? Вон по телевизору каждый день показывают таких чиновников-коррупционеров с интеллигентными лицами самого высокого государственного ранга.  Странным было и то, что  Игорь все время сидел на даче, Марина его давно не видела.
   
Перед отъездом она забежала к Светлане на минутку  сообщить, что уезжает в Питер и дальше, по их с подругами маршруту в Стокгольм. Та попросила  в Хельсинки  обязательно посетить  кафе на Рыночной площади, куда подойдет ее знакомый и передаст  для нее очень нужные журналы. Договорились на шесть часов.
   
 – Как он  выглядит? – поинтересовалась Марина. – Может быть, у тебя есть его фотография?

    –   К сожалению, фотографии нет,  я ему опишу твой портрет в электронной почте и давай придумаем какую-нибудь примету. –  подойдя к Марине, Светлана провела рукой по ее каштановым волосам, туго забранным на затылке в хвост. –  А вот и примета. Перед встречей заплети свои волосы  в косу и перекинь ее через правое плечо. Вообще тебе мой совет: распускай их по плечам. Сразу помолодеешь на десять лет.
   
  – Ты так думаешь?
   
  – Ну, конечно. Еще  хорошо бы перекраситься в блондинку. Такие женщины очень привлекают мужчин, а ты, я вижу, похоронила себя заживо. Могу  предложить  хорошую краску L'Oreal Paris, белый цвет. У меня   в запасе есть несколько  пачек.
    
 –  Спасибо,  Светочка, уже нет времени, – Марину  тронула забота соседки о ее внешности. – И все-таки, скажи что-нибудь о своем знакомом.
   
–  С-с-среднего возраста, симпатичный, спортивный, – покраснела Светлана, с трудом подбирая слова, из чего нетрудно было догадаться об их отношениях.  «Наверное, это и есть тот «хахаль», о котором говорил в прошлый раз Алексей, – подумала Марина, – интересно будет на него посмотреть». 
               
   * * *
    
    Алексей и мальчики проводили ее до вагона на Петербургский экспресс  «Красная стрела». Впервые за последнее время она  не наставляла их на путь истинный, не учила уму-разуму, а говорила всякие обыденные вещи, вроде того, чтобы не забывали по утрам заводить бабушкины напольные часы и поливать на окнах цветы. Все трое – плечистые, высокие, самые близкие ей, дорогие люди. На минуту закралось сомнение: зачем она от них едет. Куда ее одну несет?
   
  Но вот поезд тронулся,  за окном замелькала огнями ночная  Москва со всеми ее светящимися высотками и шоссейными развязками, и  все ее сомнения  улетучились. Пришла молодая проводница, забрала билеты, раздала всем пакеты с постельным бельем. Марина не знала, что  стоимость за него, оказывается,  входила в стоимость билета. Вот что, значит, она давно никуда не ездила. Приятно удивилась и многому другому: кондиционерам в вагонах,  железным бортикам на верхних полках и особенно – бумаге в туалете и не какой-нибудь там  тонкой и  серой за девять  рублей, как у них в институте, ведущем учреждении Академии  наук, а толстой, типа family  или Тоll. Мелочи, но  именно  они сделали поездку   комфортной.
   
 В Питере она была много раз. Быстро съездив  в Морской порт и купив билет на паром,   вернулась в центр  и отправилась в Эрмитаж. Затем забежала в Русский музей,  в Фонтанный дом к Ахматовой и  Исаакиевский собор, любимые места, где считала нужным, хоть часик, но обязательно побывать.  Закончила  вояж в   «Теремке» - что-то вроде недорого ресторана с русской кухней. Комплексный обед с борщом, блинами и холодным квасом  за 230 руб. ей понравился намного больше, чем биг маки и картошка по-деревенски на ту же сумму в Макдональдсе.
    
 Светлана ее предупредила, что на пароме все очень дорого,  надо  заранее хорошо подкрепиться, а там можно себе позволить  легкое вино и мороженное в кафе, чтобы завести   знакомство с каким-нибудь приятным человеком. Бывает так, что находятся желающие пригласить  в ресторан. Можно с ними познакомиться, не позволяя  ничего лишнего. «Обязательно вечером сходи в кафе. Деньги сэкономишь, и хорошо проведешь время», – посоветовала  соседка. Тогда Марина усмехнулась на ее слова: ей было не до знакомств с мужчинами, но Питер поднял ей настроение,  и  мир  окрасился в  яркие радужные краски.
   
   Увидев на причале свой паром, она испытала  детский восторг.  Огромный в несколько этажей белоснежный красавец, как айсберг, выплывал из   туманной дымки – в Питере стояли белые ночи. Внутри парома ей совсем не понравилось. Длинные коридоры и сотни кают  по  сторонам (на ее пятом этаже без окон)  напоминали пчелиный улей. Уставшие люди сновали туда и обратно с чемоданами в поисках своих номеров. Каюта  ее тоже разочаровала –  два метра в ширину и чуть больше в длину,  узкая полка с постелью, отдельно за дверью унитаз и тут же рядом душ, чуть ли не над  раковиной.
 
  Пока она искала свой номер и вынимала нужные вещи, паром отплыл. «Ничего,  - утешала она себя, - на обратном пути   этот момент не пропущу, а сейчас - душ и макияж». Наложив на глаза и щеки «пять килограммов косметики», как говорила одна героиня из старого советского фильма, она надела свое лучшее черное платье с  глубоким вырезом, туфли на высоком каблуке, распустила волосы и  отправилась осматривать паром.
   
 В конце коридора народ  толпился около лифта. Марина  вошла вместе со всеми в кабину с зеркалами   и вышла за ними на  восьмом этаже. Здесь оказался ресторан только для туристов в группах. Этажами ниже и выше были еще такие же рестораны и кафе. Шестой этаж занимал огромный магазин с одеждой, обувью, игрушками и продуктами. Она  весь его обошла, поражаясь тому, что, несмотря на довольно высокие цены, люди скупали все подряд: платья, кофты, туфли, зимние финские сапоги и мягкие игрушки. Здесь собрались, как на Ноевом ковчеге, все национальности и языки мира. Больше всего японцев. И куда бы она потом не пошла, везде стояли  шумные, галдящие  толпы из пожилых китайцев и китаянок в спортивных костюмах, шляпках и кроссовках, ожидающие  очереди на оплаченный вместе с турпутевкой ужин в кафе или ресторан.
      
 Обходя одну из средних палуб, она наткнулась на    полупустое кафе. В углу  играл  оркестр; молодой человек, похожий на Есенина или Сергея Безрукова, что одно и то же, пел на финском  языке приятные песни. Она села за крайний  столик, заказала, как советовала Светлана,  200 граммов белого вина и мороженое с тремя шоколадными шариками. Официант в безукоризненно-белом костюме говорил по-русски. На ее вопрос об оркестре и певце, сказал,  что это русская группа «Ритм» из Саратова с солистом Максом (на самом деле Евгением Петрухиным),  работают   здесь  второй год по контракту.  Скоро финские песни сменили популярные хиты российских поп звезд. Народ в кафе все прибывал. Становилось  шумно. Посетители, громко говорили, смеялись, заказывали   песни и беспрерывно выходили на палубу курить, задевая  нетвердой походкой стулья.

   К  Марине подошел мужчина неопределенного возраста  между 30 и 40 годами, в  белых брюках, розовой рубашке и фирменных швейцарских часах на сильной, загорелой  руке – этакий мачо. Она плохо разбиралась в часовых фирмах, но была уверена,  что это очень дорогие часы, такие она видела на руке  директора своего института.  Галантно с ней поздоровавшись, обладатель дорогих часов, шутя, по-военному щелкнул ботинками и, представившись Александром,  попросил разрешения сесть за столик. Ей понравилось его лицо с тонкими  благородными чертами, волнистые темные волосы, черные выразительные глаза  и  аккуратная шкиперская бородка. «Вот оно начинается», – подумала Марина, и  у нее перехватило дыхание.   
   
–  Да, да, пожалуйста, – произнесла она полушепотом, хватаясь за фужер, как  за спасательный круг. Фужер был пуст, и шарики мороженого давно съедены.
   
  Мачо   подозвал официанта, подскочившего к нему в один миг, и, не спрашивая ничего у  Марины, заказал бутылку шампанского, кофе, мороженое и ананас. Неискушенная в таких знакомствах, Марина даже не задумалась, почему он проявляет такую щедрость. От волнения у нее бешено стучало сердце.  Александр  поведал, что живет в Стокгольме, сейчас возвращается от родных из Питера. В Хельсинки у него есть важное дело. Если рано освободится, то сможет показать ей город. «Там есть несколько достойных мест, куда возят всех туристов». Марина постеснялась ему рассказывать о своем «эконом»-туре, сочинила, что  любит путешествовать одна и  из Стокгольма поедет в Данию и Норвегию.

      Незаметно  выпили  бутылку шампанского. Александр заказал вторую и еще виски, но Марина от всего отказалась. Мачо не настаивал: «Не хотите, уже лишнее,  – повторил он за ней слова, - не надо». Ей понравилось, что он не навязывает ей  выпивку, как обычно бывает в компаниях, и сам поддерживает разговор.  В детстве он жил в Москве, называл Марине улицы, которые она не знала. «О, там очень красивые архитектурные памятники», – восклицал он и   описывал дома и особняки, построенные по проектам итальянских архитекторов. «Где это такое,  – удивлялась про себя Марина, считавшая, что  хорошо знает центр в пределах Садового кольца. – Не на окраине же были эти особняки с итальянской архитектурой?» Еще ее смутили фамилии Мазарини и Бенуа, несколько раз упомянутые Александром в числе итальянских архитекторов. Насколько она знала, первый был французским кардиналом,  второй – русским художником. Но все ее сомнения быстро улетучились.
   
Так же досконально мачо знал и Петербург, к которому плавно перешел их разговор, и  они вместе прошлись по тем улицам, по которым днем  ходила Марина. «Не человек, а ходячая энциклопедия», – восхищалась она, чувствуя необыкновенную симпатию к этому красавцу в розовой рубашке и,  как ей не стыдно было признаться самой себе, – некоторое влечение к нему, как к мужчине. Вот  что она давно не испытывала и не могла представить, что в ее теперешней проблемной  жизни и   возрасте («в 45 баба ягодка опять») может такое произойти.

    Мачо был далеко не бедный человек. Как бы вскользь, не хвастаясь, сообщил, что у него есть квартира в центре Стокгольме, которая занимает целый этаж, и вилла на Балтийском побережье в Куллаберге - крупнейшем международном курорте. От всей этой информации и шампанского у нее кружилась голова, громко билось сердце. «Боже мой», - ликовала про себя Марина. Как хорошо, что она послушалась Светлану и поехала по этому маршруту. Новая жизнь, новый мир  и, может быть, новые отношения, которые, кто знает, со временем могут перерасти в нечто большее и можно будет расстаться с  неудачником мужем. Сам Бог послал ей этого мачо.  Она уже  видела себя в роли хозяйки на вилле среди пальм и пышных роз, хотя на холодном севере вряд ли росли эти деревья и цветы. Но слово «вилла» много сочетаться только с южными растениями и пышными  розариями.

   Оркестр заиграл песню  Вилли Токарева «В шумном балагане». Задвигались стулья. Несколько пар вышли вперед на площадку перед эстрадой. Александр протянул  руку и, осторожно коснувшись ее пальцев, предложил  потанцевать. Марина  встала и, хотя ноги ее гудели от усталости, бодро пошла вперед. Душа ее пела и ликовала. Красивый мужчина держал ее в объятьях и, наклонив к ней голову,  говорил о том, что, если он будет занят в Хельсинки, то обязательно разыщет ее в Стокгольме и покажет  там все интересные места. Она увидит столицу Швеции его глазами, потому что даже за неделю новому человеку  самому невозможно познать этот прекрасный город.   Марина не так много выпила, но от общей усталости у нее кружилась голова,  подкашивались ноги. Положив голову на плечо  кавалера, она мало говорила и больше слушала.

      Мимо проходил официант с подносом и двумя бокалами вина. Остановив его, Александр взял бокалы и,  отведя Марину, в сторону предложил по русскому обычаю выпить на брудершафт. Это для нее было приятным подарком. Она давно ни с кем не целовалась, даже со своим супругом, который перестал ее интересовать как мужчина и вряд ли был способен выполнять супружеские обязанности. Если  этот человек предложит ей пойти в его каюту, она непременно согласится. Почему бы несчастной женщине, лишенных всех радостей жизни, не провести ночь с таким приятным иностранцем русского происхождения.

       Перед ней возникло лицо  Светланы. Она подмигивала ей и показывала глазами: «Смелей! Смелей!» Лицо соседки навело ее и на другую мысль – шампанское, которое они выпили на брудершафт, отдавало таким же   запахом миндаля, как и сигареты, которыми Светлана угощала  женщин в тот злополучный вечер на лестничной площадке, когда у Марины отключилось  сознание. Но эта коварная мысль тут же исчезла – до того был крепкий и одурманивающий поцелуй мачо.

     – Милая сударыня, – сказал Александр, наклоняя к ней голову и почти касаясь губами ее щеки. – Я вам все рассказываю и рассказываю, а мы можем посмотреть видео в моей каюте. Не бойтесь, идемте. Я не причиню вам  ничего плохого.

   Марине  стало стыдно, что ему приходится перед ней оправдываться.

    – А я и не боюсь. Я умею различать людей. Вы – очень хороший человек, – сказал она, чувствуя, что  не владеет ни своим языком, ни мыслями, ни телом. На нее нашло что-то вроде затмения.

    Поддерживая  спутницу за талию, Александр подвел ее к лифту и  почти на руках  внес в свою каюту, точно такую же, как у нее – крошечную, без иллюминатора.  Свет не зажигали, горел только слабый синий огонек-фонарик над дверью. Как во сне, она села на постель. «Хороший человек»   в нетерпении сорвал с нее одежду и с жадностью набросился на  ее обмякшее тело.   

    Поначалу она  пыталась  проявить свои чувства,   обнимала его за шею, тянулась губами к его  губам.  Но с каждой минутой его действия становились все грубей и жестче.  Он работал, как автомат, переворачивая ее то на спину, то набок, то выделывая вещи, которые она видела только в кино или на порнографическом сайте. «Умоляю, –   шептала Марина, сопротивляясь его натиску и царапая его спину ногтями, –  прекратите, вы мне делаете больно». «Умоляю, Александр, хватит, мне нечем дышать, мне плохо».

      Затем она услышала, что  дверь каюты скрипнула, и кто-то вошел еще. Александр встал,  его сменил другой человек-автомат,   сопя и дыша отвратительным винно-чесночным запахом. Затем снова скрипнула дверь и снова кто-то вошел. «Умоляю, – шептала она в полуобморочном состоянии, – умоляю…».

    Вскоре она перестала сопротивляться и только отсчитывала про себя: третий, четвертый пятый, а может быть, это снова был второй, третий или первый, Александр.  Ее кусали в шею и грудь, щипали за бедра, делали болезненные засосы и всякие омерзительные вещи. В какой-то момент она потеряла сознание, тогда  ее  больно избили по щекам.  Очнувшись, она обнаружила, что над ней склонился огромный человек-шкаф, и – откуда только взялись силы, как кошка, вцепилась в его лицо  ногтями. Человек взвыл и со всей  силой ударил ее по лицу.

    – Ось сука, ще дряпаеться, – прохрипел хриплый простуженный голос. 

   – Ты что, обалдел, мог ее убить, – сказал знакомый голос мачо.

  –  А ты,  Дон Жуан хренов, не мог найти молодший? Спеклась твоя москалька. Тащите ее на палубу и тикайте.   

      На нее  натянули  платье,  сунули под мышку  сумочку и вытолкнули в коридор. Там ее подхватил человек  в надвинутом на лоб капюшоне, вывел на палубу и посадил в кресло-качалку.

   – Смотри сучка, – прорычал он  в ухо.  – Сообщишь в полицию или  еще кому-нибудь, распрощаешься с жизнью.

     На палубе было пусто. Слабый свет освещал  борт  парома, соседние кресла-качалки и обертки от конфет, которые   ветер гонял по полу от борта к стене и обратно. С ее места был виден кусочек заалевшего неба. Там всходило солнце. Внизу плескалось Балтийское море,    неприветливое и холодное.   И Марине было холодно. Истерзанное  тело тряслось, как от лихорадки. Ухватившись двумя руками за откидной столик, она попыталась встать, но  не хватило сил выбраться из глубины кресла. Она заплакала от обиды на это кресло, на  диких самцов: русских или иностранцев, на Светлану и ее подруг и больше всего на себя. Ее снова подставили, обманули, унизили, втоптали в грязь.

     Мимо  проходила влюбленная парочка. Мужчина озабоченно спросил: «What's wrong? Can I help?» Она неплохо знала английский язык, помотала головой и закрыла лицо  спутавшимися волосами. Вежливые молодые люди пошли дальше, и перед тем, как повернуть за угол, еще   раз с любопытством  оглянулись на странную заплаканную женщину. Собравшись с силами, она поднялась с качалки, но на этот раз слишком резко, и ее бросило вперед, к борту парома. Ухватившись за перила, она с жадностью смотрела в глубину  моря. Вот где ее спасение. Перевеситься через борт, и весь позор уйдет на дно. Секунда, всего лишь одна секунда  – и  настанет  конец. Это совсем нетрудно, надо себя настроить, внушить, убедить. Как там у ее любимого Блока: «И в какой иной обители мне влачиться суждено, если сердце хочет гибели, тайно просится на дно?»

     В этот момент  она не думала ни о детях, ни о муже. И тут все трое явились перед ней: высокие, стройные, плечом к плечу, как в поезде, когда провожали ее в Москве в эту поездку.  За этой картиной, как в кинофильме,  всплыла  другая, которую она никогда в жизни не забудет:  Павлик  стоит перед ней на коленях и, рыдая, признается, что должен бандитам два миллиона рублей. Крупные слезы ползут по щекам, падают на рубашку и пол.  Кто еще ему поможет, кроме матери? Она хочет его утешить, погладить, как в детстве, по голове. Но кадр исчезает. Перед ней уже не Павлик, а Никита. Мечется по кровати, плачет, стонет от боли. Люди Седого не оставили на нем ни одного живого места. «Ма-м-а, – зовет на помощь сын, – ма-мо-чк-а».

    Когда плачут маленькие дети –  одно, когда плачут взрослые мужчины, частицы тебя самой, –  совсем другое. И нет для матери страшней муки, чем видеть слезы своих взрослых сыновей.    Как же она могла забыть о них?    Марина  в ужасе отшатнулась от борта, открыла дверь в коридор  и, увидев на указателе цифру 4,    заковыляла по лестнице вверх на свой пятый этаж.

    Счастье, что, выходя вчера гулять по парому, она оставила все документы, карту Visa и смартфон в чемодане. Насильники выгребли из ее сумочки  все содержимое, даже пудреницу и щетку для волос.  Часы на мобильнике показывали  полчетвертого ночи. Значит, экзекуция над ней продолжалась три и больше часов.

    На тело невозможно было смотреть. Кругом чернели следы от садистских засосов, царапин и щипков.  Лицо опухло, на левой щеке под глазом  расплылся огромный багрово-фиолетовый  кровоподтек – след от удара кулаком последнего насильника. Сантиметр выше – и попал  бы в глаз. Обкусанные губы походили на две  фиолетовые сливы. Как в таком виде показаться завтра на палубе? Марина уткнулась в подушку и снова зарыдала от боли и обиды. На какое-то время  она задремала и очнулась, когда в коридоре началось торопливое движение ног и чемоданов: паром прибыл в  Хельсинки. Народу  на нем  много, так что можно не спешить и привести себя в порядок.

     Приняв кое-как душ –   струи воды, стекающие по телу,  причиняли боль, она снова, как вчера вечером, стала накладывать макияж, только на этот раз, чтобы скрыть следы насилия. Если синяк под глазом  можно  было затушевать, то губы за ночь стали еще больше. Повязала на шее шелковый шарф,  нацепила темные очки  и вышла в коридор, больше всего боясь столкнуться лицом к лицу с насильниками. Трап находился на этом же этаже,   и очередь к нему начиналась недалеко от ее каюты. Она встала в хвост, наблюдая за пассажирами. Все люди казались приличными, интеллигентными. Много иностранцев и семейных пар: пожилых и молодых с детьми и колясками. Одиноких мужчин  не видно. Наверное, это кто-нибудь из экипажа, или они скрываются, чтобы выйти последними и незаметно исчезнуть.
   
Спустившись на причал, Марина отошла в сторону и, делая вид, что читает оказавшуюся у  нее в руках местную газету, потихоньку рассматривала двигающихся по трапу пассажиров. За ними сошла часть экипажа. Того мачо среди них не было. Обращаться в полицию она не стала. Поди, теперь найди  Александра и его сообщников, тем более, что с мачо она провела больше часа в кафе, и сама пошла к нему в каюту.
    
Первым ее порывом было  вернуться в Москву – только уже не паромом, а поездом, благо у нее оставалось еще много денег. Перед тем, как разыскать билетную  кассу, она зашла в кафе. Кофе в нем был отличный,  намного лучше, чем  на пароме. Взяла вторую чашку и пирожное, решив, что имеет право потратить на себя, несчастную, несколько десятков евро. Ее Алешенька, о котором она теперь думала с необыкновенной теплотой, дал ей деньги, чтобы она отдыхала и ни в чем себе  не отказывала.
    
Из окна кафе видна была стоянка рейсовых и туристических  автобусов, увозящих людей в город. У нее еще в Москве был составлен план, где  нужно обязательно побывать в этом  городе. Список длинный, но можно просто ходить по городу или ездить на пассажирском транспорте без всяких карт и путеводителей. Так они всегда делали с Алешей, когда  бывали в  городах бывшего СССР. Улицы и переулки обязательно выведут ко всем главным памятникам.. Даже китайцы сюда устремились из своей Поднебесной. Вон они опять скопились на остановке с огромными чемоданами, похожими на сундуки. А вон англичане и немцы. Этих сразу узнаешь по бледным европейским лицам, худобе и красивой форме очков. Вокруг них суетятся гиды-переводчики, выставляя вверх   цветные флажки, чтобы туристы  не отстали от своих групп.
   
Жизнь била ключом. И  ей надо забыть все, что с ней произошло, как страшный чудовищный сон, продолжить свое турне на пароме, только уже не высовывать нос из  каюты до самого конца. Найдя в зале нужную кассу, она купила  билет на этот раз в каюту с окном на четырех человек, заплатив почти в два раза больше евро, чем от Питера до Хельсинки, и отправилась  с рейсовым автобусом в центр города. Оттуда пересела на другой автобус, и так, переходя с одного автобуса на другой, постепенно объехала многие указанные в путеводителях исторические и архитектурные достопримечательности Хельсинки. Два раза ей удалось  отдохнуть: на службе в главном Кафедральном соборе и в Часовне тишины – оригинальном деревянном сооружении без окон, куда финны специально приходят, чтобы уединиться (помедитировать) и побыть со своими мыслями, то, что  ей сейчас  было особенно нужно. Вообще в городе  полно оригинальных мест,  весь он  казался легким, воздушным, а воздух в нем – прозрачно-голубым, как бездонное небо над ним.

      К  шести часам, довольно устав, она разыскала   кафе, где  должна была встретиться со знакомым Светланы. Голод давал о себе знать,  но из-за распухших губ она не могла кушать ничего твердого,  и  опять заказала кофе и пирожные. Путешествие по городу ее немного успокоило и принесло умиротворение. Рассматривая из широкого окна дома и магазины напротив кафе, она машинально бросила взгляд на переходившего площадь мужчину и - чуть не подавилась: это был собственной персоной мачо Александр. Теперь он был в джинсах и черной майке, на правом плече висел однолямочный рюкзак. Первым ее желанием  было скрыться. Но  тут она заметила около стойки кафе  полицейского, кокетничавшего с молодой симпатичной барменшей. В голове замелькали кадры из  американского фильма о девушке, которую изнасиловал негр. Встретив его на улице,   она указала на преступника полицейскому, и тот арестовал его. Марина вскочила, подошла к полицейскому и, указывая ему через окно на мачо, сбивчиво объяснила на английском языке, что этот человек ночью на пароме организовал ее групповое изнасилование.
   
 – Вы из России? – спросила барменша, смотря на нее с сочувствием, – говорите по-русски. Я  переведу.
   
 Марина повторила свой рассказ и сняла очки. Все доказательства были на ее лице и шеи. Не стесняясь, приподняла край майки,  там тоже открылись синяки  и царапины. Однако полицейский не спешил и попросил ее повторить все снова и более подробно.
 
 – Пожалуйста, – взмолилась Марина, – прошу вас, возьмите его скорей. Я потом вам все объясню.
 
– Как вы очутились в его каюте?
 
 – Мы познакомились в кафе, он пригласил меня посмотреть видео о Стокгольме. Признаюсь, я поступила опрометчиво, но до этого он вел себя  вежливо и не представлял никакой опасности. В каюте набросился на меня как зверь, сам издевался и привел еще несколько человек. У них был заранее продуманный план. В этом участвовал и гарсон в кафе. Он подал  бокалы с шампанским, в которое подмешал снотворное или наркотик. Я была, как в тумане. Не могла не кричать, не сопротивляться.
 
 – Вы из России?
 
– Из Москвы. Путешествую по Скандинавии.
   
  Полицейский подозрительно на нее посмотрел, но под нажимом барменши вызвал подкрепление. Его собственная полицейская машина с крупной надписью Poliсе стояла у дверей кафе. Увидев ее, Александр повернул назад и быстро пошел  обратно. Навстречу ему выехала другая полицейская машина. Оттуда выскочили  полицейские и, угрожая оружием, приказали ему остановиться. Сбоку подъезжала  третья машина. Вот как четко сработалb финские стражи порядка. На Александра надели наручники и увезли в местное отделение полиции.
 
 Марине тоже предложили сесть в  машину и проехать туда же.  После длительного и довольно унизительного допроса  со стороны полицейских, очной ставки с Александром, который все отрицал и заявлял, что впервые видит эту женщину, ее отправили на обследование в  больницу. Туда же  привезли и мачо.
   Хотя  утром она приняла душ, биологическая экспертиза подтвердила участие в этом деле нескольких  человек и непосредственно Александра.
   Марина надеялась, что после больницы ее быстро отпустят, но их обоих отвезли уже в Центральную криминальную полицию и опять начали длительный допрос, теперь уже по другому вопросу. За время их отсутствия полицейские изучили содержимое  рюкзака мачо. Найденные там предметы:  мягкая игрушка «Муми-тролль» (сувенир номер один в Финляндии), четыре пачки кофе и столько же бутылок с кремом и шампунем известных в стране фирм, оказались набиты  наркотическим веществом – предположительно амфетамином.

    Следователь сказал Марине, что насильник, видимо, шел  в кафе на встречу с курьером и должен был  передать ему эти предметы под видом сувениров из Финляндии, причем этот человек мог  даже не знать о содержимом подарков. В связи с этим он долго расспрашивал Марину, почему она оказалась именно в этом кафе. Чутье подсказывало ему, что  русская  туристка не только  стала жертвой насильника, но чисто случайно  попала и в число его сообщников по наркобизнесу.

  Марина сама все  быстро сообразила (косу через правое плечо – условный знак для встречи со знакомым Светланы,  распустила еще в кафе) и ловко выкручивалась из всех его вопросов.  Александр  Марину не узнал или делал вид, что не узнал, однако   она боялась, что  он  начнет сотрудничать со следствием и  выдаст Светлану, указав ее московский адрес, тогда рано или поздно ниточка потянется и к Марине. «Вляпалась, так вляпалась», – с ужасом думала она, уже пожалев, что связалась с финской полицией. Им ничего не стоило из потерпевшей   перевести ее в обвиняемую. 
   
В  отношении мачо завели два дела: по  организации группового изнасилования и по подозрению в распространении наркотиков. Если все это подтвердится, то в сумме, как ей сказал следователь,  это давало более пятнадцати лет. Вообще финнов больше интересовало второе дело. Без него они вряд ли бы занялась и Марининым.
 
   Ее попросили задержаться в Хельсинки на несколько дней, связались с российским посольством, и там ей предоставили  комнату в  служебных помещениях консульского отдела. В этом плане ей даже повезло: она  основательно познакомилась со столицей Финляндии и даже съездила в Свеаборг и на острова около Хельсинки.

   Следствие продвигалось удивительно быстро. Выяснилось, что все насильники, кроме Александра, ездили в Финляндию за финской одеждой и втридорога продавали ее в Белоруссии и на Украине, где у них был налажен бизнес. Александр, действительно, имел шведское подданство, но жил в Хельсинки и обеспечивал русским челнокам сбыт дешевой левой продукции, которую подпольно шили в столице Финляндии украинские и польские мигранты.  Попутно органы занялись и этим левым бизнесом. Вот такая  цепочка неожиданно потянулась от Марининого знакомства на пароме. На пятый день  полиции удалось взять  еще трех насильников:  того толстого, что ударил ее в лицо (по словесному  портрету и   украинскому акценту) и двух других, все они оказались мигрантами с Украины. Их участие подтвердила биологическая экспертиза. Марине разрешили ехать дальше.
   
  Все эти дни она переписывалась по электронной почте с родными, говорила, что ей так понравилось в Финляндии, что она здесь задержалась на несколько дней и сняла номер в гостинице. Алексей и мальчики перевели ей еще денег, чтобы она сняла гостиницу  и в Стокгольме.         
   
 В посольстве Марине поменяли билет на паром в Стокгольм на новое число. Теперь она ехала не одна, а с тремя соседками из Екатеринбурга, и очень удивила их, что после отплытия ни разу не вышла из  каюты.  В Стокгольме по звонку из Финляндии ее встретил представитель российского консульства и отвез в заранее забронированный отель в центре города. Также по звонку ей организовали отель в Копенгагене, Осло и Бергене. Была ли это добровольная услуга со стороны посольства или слежка за ней по просьбе полиции, она так и не узнала. Но ее все время не покидало чувство, что за ней следят. «А, может быть, ее охраняли, как единственного свидетеля», – льстила она сама себе, вспоминая отечественные  и иностранные  детективы. Намеченная в Москве программа по  нескольким городам Скандинавии была выполнена и перевыполнена. Везде она покупала подарки для своих мужчин: одежду, сувениры и  солдатиков, которых Алексей собирал с детства и увлек этим хобби сыновей. Одних только викингов, больших и маленьких, она приобрела больше двадцати штук. В Москву  летела  самолетом из Бергена, сгорая от нетерпения увидеть своих мужчин и вручить им подарки.
   
Все три часа в полете Марину мучил вопрос,  как быть со Светланой? Солгать ей, что не успела в кафе по времени и поэтому не встретились с ее знакомым или что просидела там больше часа, но никто к ней не подошел. Она  не умеет врать. По ее лицу Светлана все поймет и начнет вроде того финского следователя дотошно у нее все выпытывать.

    Пока ждали выдачу багажа, родные сообщили ей  новости о соседях: Игоря арестовали за присвоение казенных денег и отправили в Лефортовскую тюрьму.  Светлана пьет, одна или с Виталиком с одиннадцатого этажа.  При этих словах Марина  вздрогнула, как будто  ее ударили электрошокером, и внимательно посмотрела на мужа.

   – Что ты на меня так смотришь? – возмутился Алексей, – я давно этим не занимаюсь.

    – У меня даже в мыслях этого не было, - поспешила его успокоить Марина, – просто я очень по вам троим соскучилась.

     – Мама,  мы решили копить деньги, – пришел на выручку отцу Никита.

   – На что же, сынок?

     – На что ты захочешь: шубу или итальянскую кухню, ты давно о них мечтала.

     – Я уже получила от вас в подарок эту поездку, а вот вернуть бы  дачу?

     – Вернуть старую не получится, – сказал Алексей. – А купить участок и самим там построить дом,  это можно Я поговорю в профкоме. Там как раз недавно перераспределяли заброшенные  участки. Жаль, эта мысль мне самому не пришла.

     Узнав, что Марина вернулась, Светлана сама позвонила ей и попросила   зайти. Знакомый запах перегара и табака ударил Марине в нос, когда соседка открыла дверь, – так раньше пахло в комнате Алексея. За эти две недели  Светлана сильно  изменилась:  весь лоск сошел, на ней был довольно грязный шелковый халат и такие же грязные когда-то белые тапочки с местного рынка. Чудесные шелковистые волосы рыжей соломой свисали с головы. На  столе  стояло с десяток пустых бутылок  со спиртным.

    – Будешь? - спросила она, наполняя до краев бокал из квадратной бутылки с коньяком.
   
Марина помотала головой. От одного вида бутылок ее начинало мутить. Сразу вспоминался тот сладко-приторный запах, от которого она два раза  погружалась во мрак.

   – Как это произошло? –  спросила Светлана дрожащим голосом, – ты видела?

   – Что? – не поняла Марина. Неужели Светлана могла думать еще о ком-нибудь, кроме оказавшегося под следствием мужа.

       –  Сашу арестовали в тот день и час, когда вы должны были встретиться…
       – Ты имеешь в виду человека,  который должен был   передать журналы в кафе?  Я туда опоздала на полчаса. Никто ко мне не подошел.

    Светлана тяжело вздохнула и снова наполнила до краев бокал. Спиртное ее не брало. Она страдала, но явно не  из-за мужа.

     –  Его взяли за изнасилование какой-то дуры на пароме. Сами лезут к мужикам,  потом прикидываются несчастными жертвами, – в голосе ее послышались слезы. – Значит, ты не видела, как его арестовали?

    –  При мне все было спокойно. Очень милое кафе и пирожные там вкусные.

   – Вижу, тебе в Скандинавии понравилось. Алеша говорил, что ты еще ездила в Копенгаген и Осло?

   – Мне сказали, что на сапсане от Стокгольма до Копенгагена не так далеко. Алеша выслал еще денег. Он сейчас работает.

    – Да, он изменился в лучшую сторону. А мой? Ты, наверное, слышала… – она грустно махнула рукой. – Опозорил на весь свет. Хоть в петлю лезь.

       Марине было   жаль соседку, хотелось ее погладить по голове,  сказать ласковые слова.  Только в чем ее утешить: в истории с Игорем или с Александром, или в том, что накрылся канал с наркотиками и может обнаружиться ее участие в этом деле? А если еще подумать о том, что она и Марину собиралась втянуть в этот опасный бизнес, то выходило, что ее не только не надо жалеть и утешать, а наоборот,  держаться от нее подальше.

    – А знаешь, Светик, я тебе очень благодарна?

    – За что?

     – Эта поездка помогла мне разобраться в людях , и многое переоценить в жизни. И своих подруг поблагодари.

    – Подруги все разбежались. Я же теперь жена арестованного корупционера. Дети тоже сюда не ездят. Стыдно перед соседями. Это невестки так их настраивают. Отец-то все для них делал: квартиры, машины. За учебу платил, на хорошие места пристроил.  Стасик  отказался быть его адвокатом.

    – А Сережа?

    – Думает.

    –  Ты ко мне обращайся в любую минуту. Только вот со спиртным к моим не подходи. Знаешь, через что мы все прошли. И сама не пей. Затянет, не вылезешь из этой пропасти.

    – Я себя контролирую, – пробормотала Светлана и задела локтем открытую бутылку с вином. Красная тягучая жидкость разлилась по полированной поверхности стола и тонкой струйкой стекала на нежно-розовую поверхность дивана.  Марина бросилась в ванную за тряпкой. Когда она вернулась обратно, Светлана  спала, опустив голову  на стол, всхрапывая и что-то бормоча в тяжелом сне.

   Марина выбросила оставшиеся бутылки в помойное ведро, навела на столе порядок и тихо вышла из комнаты. В последнюю минуту она услышала за спиной какие-то звуки похожие на хлопанье крыльев раненой птицы или бьющейся о  стекло бабочки. Ей было искренне  жаль  соседку.