Как в России нужно домом престарелых руководить

              Из цикла "Невероятные приключения Расквасова и его друзей"



                "Вот кому я не завидую – это старухам. Вот         
                старухам я, действительно верно, почему-то
                не завидую. Мне им, как бы сказать, нечего
                завидовать…»
                М. Зощенко, реальный писатель.
               
               
                РОССИЯ, 1928 год.




Тут у нас недавно одна хреновинка вышла.
С Трофимкой Авгеевым.
Ну, и еще со стариками и старухами, конечно.
 Которые сейчас престарелые.
Ну, не совсем они, конечно, престарелые, что ложись так сразу и помирай – многие были  совсем еще бодрые, можно сказать – юных лет старики. И могли бы еще свободно по десятку лет на свой  общий  жизненный стаж накинуть.
Только тут им Трофимка Авгеев и помешал.
Как в песне сказано – повстречался он на жизненном пути.
Трофимка – человек у нас известный. Бывший и красноармеец,  и паровозник, и продотрядовец;  купил недавно патефон.
Бороду бреет.
Но нервы гражданской войной подорваны и  головой он - не совсем. Нет, не сказать, конечно, что он - дурак,  однако – очень всегда неожиданно думает.
Якову Степанычу Колодочко, соседу, у которого попугай материться не хотел, кота подселил, обученного на птичью охоту.
«Теперь, говорит, у твоего клеточного  попугая, как у пролетария в застенках, только одно оружие – слово»!
И, конечно,  от постоянной злобы на бросающегося кота, попугай, естественно, заговорил. Даже такими чисто человеческими словами, которые и изумленный Яков Степаныч, из торговых матросов, не изучал.
А Кольке Расквасову, засольщику из больницы, по знакомству в нужник дверные оптические глазки врезал – один туда, а другой, конечно – оттуда.               
 «Смотри, говорит, Колька, куда хочешь, шурши бумагой. Полный тебе кругозор теперь от Советской власти».
Словом – действительно, человек неожиданный. То есть может Трофим и в читальне  из-за домино драку затеять, а в пивной –  труды вождей изучать.
 Нервы-то, подорваны.
Но, в общем-то, был он, конечно, человек- то политически грамотно подкованный.
Работал Трофимка Авгеев, как  ему и положено – на заводе. Однако всем, когда  выпивши, всегда говорил, что хочет пойти в рост. А рост, конечно, сами знаете, сейчас, несомненно, приветствуется.
Особенно на городских заводах.
В деревнях – там расти особо некому, да и  некуда. Дорос до ячейки – стоп, говорят, машина. После ячейки теперь выбор у тебя богатый. Бросай соху – бери кувалду. Переходи, милый человек, в городские пролетарии, сбривай бороду, и расти уже там – хоть до вождей.
И рядом с такими  приезжими из деревни для дальнейшего роста пролетариями, конечно, Авгеев Трофим выглядел очень знающим и культурным человеком.
Тем более  что поначалу те то могли и на фабричный гудок с вилами броситься, заводы перепутать и бороду с ушами ежемесячно брить забывали.
 И к тому же часто между ними кипели драки.
 По поводу Троицы или там Масленицы, молодых или остальных девушек, и без.
А на их деревенском фоне Трофимка всегда в отглаженной блюзе ходил, в брюках с зашитыми для культуры карманами и, конечно, в начищенных сапожных ботинках.
 А брился отнюдь  чаще – в неделю раз.
Вот почему,  его первого, конечно, в райком и вызвали.
 Для роста.
И еще потому, как потом объяснили, что случился у них в райкоме прорыв.
Или там затор.
 А может - запор.
 Я не знаю.
 Одним словом, какая-то там случилась проруха со старухами.
И с остальными пожилыми стариками.
Ну а главный товарищ в райкоме – товарищ Шахидюк.
 Остап Тарасович.
Чекист, потом - начальник милиции, потом, согласно разнарядке, как водится – начальник оперного театра. А уж только потом – пожалуйте бриться - в райком.
 Его у нас хоть и не знали, но тоже любили, хоть он и строг. К тому же товарищ Щахидюк часто покупал веники и в бане давал всем после себя пользоваться.
  Голову бреет.
И он – первый секретарь.
А Лев Соломонович Цицер, второй секретарь, конечно, интеллигент. Бывший взводный политический командир, потом библиотекарь в библиотеке.
 Недавно купил электрический безмен. И на базаре, конечно, он всех торговцев перевешивал, что тоже нравилось простым людям.
 И подмышки он бреет.
А третьим секретарем, конечно, был Умбракулидзе Гурам, бывший очень  южный человек. Командир военного воздушного шара, с которым его сбили на колчаковском фронте.
 В мирное время он неоднократно скакал в  различных цирках с группами джигитов, а также вместе с родным вымышленным братом Котэ неоднократно боролся против двух австралийских львов, что, конечно, весьма привлекало дам и женщин.
Еще он всяких женщин, которые, действительно - просто обожают разные запахи, привлекал своим любимым одеколоном «Наш ответ Антанте» и еще  другим, менее любимым, под названием «Лучной».
А вот насчет бритья, сказать ничего не могу, врать не буду.
Носил третий секретарь обкладную бородку, прекрасные усы, но бритвы покупал.
Однако, что он там себе брил, конечно,  мы никогда уже не узнаем. 
 И вот вызывают, значит, эти три милых товарища нашего Трофимку Авгеева.
Ага.
Вызывают они его на партийную беседу, где сидят они за красным кумачовым столом, свежие, чисто выбритые.
Чая не предлагают.
 А берут, конечно, сразу быка за рога и говорят.
 В частности, Лев Соломонович, вытер рот после стакана чая, засиял и говорит:
- Знаете ли вы, товарищ Авгеев, в чем был главный грех Хама?
Авгеев, конечно, не понял, что речь идет о религиозной библии и подумал, что речь, как водиться в райкоме, идет о трамвае и поэтому рубанул прямо:
 - Главный его грех – билетов не берут! Все норовят на прицепном проехать или в пьяном виде к женщинам поприставать!..
Конечно, третий секретарь Цицер Лев Соломонович тут слегка опешил, и даже чаем поперхнулся, но сразу поправился, вытер рот и разьяснил:
- Главный грех Хама был – глумление над отцом, сиречь над любым старым человеком!
Конечно, Трофимка с этим мнением  согласился и сразу же получил строгий второй вопрос, уже от первого секретаря товарища Щахидюка:
- А как ты относишься к старым людям?
- К старости, которая -  люди после 35 лет, я отношусь, конечно, положительно, - сказал сравнительно молодой Трофимка. – потому как с ними еще и поговорить можно и отдохнуть… а вот все кто постарше, после 45… – народ, я уже считаю, совсем использованный…опять же красоту растерямши… спорный… и очень они ссору-драку любят – ежели тем более их в доме более трех – жди скандала! Дело – известное!
Тут уже и первый секретарь товарищ Щахидюк, родившийся, естественно, за десять лет до образования первой ячейки РСДРП, также чаем поперхнувшись, задает свой вопрос:
- А ежели - более трех десятков?
- Смертельное дело! - говорит уверенно Авгеев Трофим.  - Тогда – Ходынка, Цусима и прочее 9 января! И даже спорить нечего!
- А в райкоме у нас не спорят! – непонятно  и очень  горячо тогда крикнул товарищ третий секретарь, просто пышущий в разные стороны разными приятными запахами Умбракулидзе Гурам.
Ага.
- Нечего на меня дураком кричать!.. –  даже не после паузы достойно ответил Агеев Трофим, - Я через хлебные  эшелоны с медными трубами и товарищем Семеновым прошел!.. После этого всякие пожилые старики для меня – медные надбойки  для революционной обуви!.. После  твоего сбитого шара на меня и кричать нечего… Разорался!… Цинандали!.. 
Но, надо сделать здесь, ну просто прямо таки лирическое отступление.
Был в нашем городе Большие Щупаки  дом. Очень  необычный  даже  для нашего нового послереволюционного времени. И дом этот был такой достаточно милый, прямо богадельня. Словом дом престарелых.               
И вот, братцы мои, жили в этом доме, конечно, различные старики. В основном до революционных годов рождения. А также старушки также соответствующих годов рождения.
 И даже еще раньше.
Ага.
И было этих стариков ровно 77 штук. Правдой, с последней семеркой неясность получалась, так как она,  Мария Федоровна, чуть ли не ежедневно после ужина собиралась помирать. Что, конечно, создавало серьезные затруднения для  поварского порционного счета.
Однако, наутро к завтраку эта милая седьмая старушка опять была готова к прекрасной  дневной жизни.
А остальные старики и старушки были крепкие, даже некоторые чересчур.
И прожить они могли еще, смело глядя в будущее, никак не менее  ближайших 10 лет.
 О чем мы уже и упоминали в начале нашего повествования.
То есть их ждали  многие  годы весьма полноценной  и прекрасной жизни при  постоянном снабжении порционной едой и медицинской помощью. И будущее, конечно, ждало их прекрасное, словом, как бы - престарелый Рай.
Единственное, что не красило это заведение – внешний вид проживающих и отсутствие полноценного культурного досуга.
Во-первых, старики, известно, какой народ -  конечно, не бритые и заросшие седым мохом, что, естественно, не красит даже пожилого человека.
 К тому же, все они носили  очень сильные и густые брови.
Брови  – во-вторых.
В-третьих,  все эти престарелые воспитанники любили очень ссориться. И даже иногда драться. И между собой и со проживающими совместными старухами и даже с истопником Клементием Савковым.
 Который постоянно и ежедневно уносил с собой в валенках по паре поленьев.
И даже очень сильный так называемый медицинский брат Афанасий Хрипунов, ничего с этой пожилой мамаевой ордой поделать не мог. Хотя и грозился некоторым из самых  склочных «старые морды расшАлущить».
И когда их спрашивали, из-за чего закипали у них постоянные драки и перебранки, то эти милые престарелые  и далеко не бритые люди утверждаи, что виной их иногда безобразного поведения  стала обыкновенная скука.
Все это ужасно злило предыдущего директора Семена Ефимовича Калдырина, хоть и бывшего чекиста, но для ликвидации этой  вышеупомянутой скуки, давно купившего в этот постоянно дерущийся престарелый дом  четыре колоды карт, две доски с шахматами, целое ведро костяного домино и даже на свои не очень богатые деньги - полноценный  металлический бильярд.
И даже проведшего на двор дома круглосуточную проводную громкоговорящую радиоточку с выступлениями вождей, последними известиями, театральными постановками и, конечно – различными песнями.
И даже написавшего самолично  лозунг над входом этого прекрасного милого заведения, что, якобы: «Надежда умирает последней!»
Лозунг получился, конечно, неплохой, и даже вперед смотрящий, однако две старушечьи Надежды -  Надежда Никифоровна, 78 лет, и Надежда Константиновна, 87 вновь передрались между собой.
Драку эту, переросшую, естественно во всеобщий старушечий мордобой, конечно же, разняли,  однако коллектив престарелого заведения продолжал не сплачиваться.
Словом, конечно, до мирной и спокойной жизни в престарелом доме было далеко.
И казалось, что успокоить этих мохнатых и склочных стариков уже ничем нельзя.
К тому же,  самый умный из них, хитрый старик Расквасов, вероломно сданный сыном Николаем в этот прискорбный дом, специально оскорблял директора Калдырина ежедневной ехидной присказкой:
- У нас - житьишко! А у вас-то – житушка!..
Намекая тем самым на выращиваемую директором в собственном кабинете помидорную рассаду для мелкособственнического огорода.
 И тогда усталый Калдырин, несмотря даже  на истраченную  личную сумму денег, убежал из этого старушечьего вертепа куда глаза глядят в неизвестном направлении.
И тут, конечно, в нашем доме престарелых, оставленных безо всяких руководящих парусов и ветрил, начались полный разброд и многочисленные шатания. 
Конечно же, как водится, началось все с разговоров.
 Про старую жизнь.
 И, естественно, про новую.
Причем про старую жизнь говорили со слюнями и слезами, а про новую – только со слезами.
И про НЭП говорили часто.
 Особенно злобствовал воспитанник Чучин, Никита Филиппыч,  после 85 годов жизни переставший боятся за свои антисоветские слова и  очень смело заговоривший:
- Пущай, допустим, я стал богатым… Пущай… Но, граждане…
 Хорошо  наслушавшись всех этих бесед с разговорами,  наш милый медбрат Афанасий, естественно, сбегал куда надо, и в райкоме срочно решили взнуздать начинающее уклоняться  пожилое болото  новым коммунистическим директором.
Вот почему мы и вышли в нашем печальном рассказе на Агеева Трофима, 1900 года рождения.