Зелёное сиреневое

Часть первая, зелёное


-- Мам, у нас на свадьбе будет дресс-код: вечерние наряды чёрного или тёмно-зелёного цвета.

-- Ух ты!..  Так сейчас делают, да? А я ещё в апреле, когда в отпуске была, купила пыльно-сиреневое такое платье. Стопятьсот магазинов облазила, ты знаешь, что я их терпеть не могу…

-- Красивое?

-- Ну…  Мне, вроде, идёт.

-- Покажешь?

-- Ни за что!

-- Ты же не невеста, тебе можно не прятаться.

-- Невеста, надеюсь, будет не в чёрном? Эх… Хотела сюрпризов наделать. Платье, пару музыкальных номеров, стендап-тост… И ещё разное. Ты же единственный у меня и свадьба твоя, надеюсь, единственная.  Я знаю, как это для тебя важно. Ведущего-то нашли уже?

-- Нашли, он классный. Вот, что, мам… Ты тоже у меня единственная, другой мамы не будет, да я и не хотел бы. В этом животе ты таскала меня девять месяцев. Сначала тебя тошнило, потом  плющило мочевой пузырь и отваливалась поясница. Позже тебя разрезали, как курицу, чтобы меня вынуть. Ты два года кормила меня грудью и напоминала уже дойную корову. Разрезанную. А грудь превратилась в две тряпочки, которые ты теперь закручиваешь рулетиками, чтобы набить лифчик.

-- Ты что, подглядывал? И что за пошлая экспрессия?

-- Это твои выражения. Я не подглядывал, зато подслушивал, как ты делилась недавно с кем-то по телефону опытом счастливого материнства.

-- С Галкой Заславской, с кем ещё. Надо будет не забыть последить за языком. И оборвать тебе уши.

-- Ты не сможешь, я давно уже бегаю быстрее. Ты мучилась с моей больной носоглоткой и диатезом, сочиняла сказки и никогда не сюсюкала, это я уже сам помню. Ты изобретала мне костюмы для детских праздников и шила их по ночам, портя себе зрение. Ты не пропустила ни одного родительского собрания. У тебя получалось улаживать конфликты с другими родителями, если я с кем-то дрался и с учителями, если были проблемы с учёбой.  Ты всегда была на моей стороне. Ты ходила на все мои школьные спектакли и хлопала громче остальных. Ты изо всех сил, через «не хочу»  старалась обеспечить мне общение с папой, хотя после развода он, фактически, исчез из нашей жизни. Ты пыталась увлечь меня чем-нибудь, мы пробовали карате, гитару, шахматы и плаванье, ездили к репетиторам. Ты читала мне вслух до тех пор, пока мне не захотелось читать самому. Ты всегда была готова выслушать, обсудить, посоветовать, но не лезла в душу. Помнишь, как моя первая серьёзная любовь затребовала от меня дорогой телефон последней модели, а я не знал, как сказать, что у меня нет денег? Твоя формулировка тогда сработала, девушка продолжила меня любить и без подарка. Ещё целый год любила… Потом я напился на выпускном и уже дома заблевал диван, помнишь? Весёлая была ночка, да? Тебе хватило в тот год наглости письменно запросить для меня бюджетное место в приёмной комиссии института при нехватке вступительных баллов. Почему-то это тоже сработало и меня взяли.  Потом я стал искать заработки, но дольше всего удержался в компании, куда меня устроила ты.

-- Хватит, зачем это всё?

-- Нет, не хватит. Когда я отлёживался дома после удаления гланд, я неудачно чихнул, помнишь?

-- Пожалуйста, остановись.

-- У меня началось сильное кровотечение из горла, я позвонил тебе на работу и ты сказала, чтобы я вызвал «скорую» и примчалась сама. Я тогда почти умер, лёжа на полу в кухне потому, что кровопотеря была слишком большой, а ребята из «скорой» никак не могли попасть в вену. Ты принесла мне плед, легла рядом и стала гладить по голове, тогда у нас получилось удержать меня в сознании и я выжил. А ночью ты отмывала квартиру от крови, там прямо лужи крови были повсюду и стены забрызганы. Ты смогла.

-- ...А ты всё-таки улетел тогда на Шри Ланку. Всего через две недели.

-- Да, ты так боялась повторного кровотечения из-за перепадов давления в самолёте и возможной инфекции на азиатском побережье, что у тебя стали трястись руки. Но всё обошлось. Не плачь, мама, всё обошлось. И в сентябре моя свадьба с удивительной девушкой. Знаешь, мама, ты заслужила прийти в пыльно-сиреневом платье. Вообще, в любом платье или в пальмовых листьях и бусах -- в чём угодно. А если ещё и споёшь, я буду самым счастливым сыном.

-- Ты и так замечательный сын. Ты моя гордость, мой воздух, я люблю тебя больше всех на свете. Нагнись, не подпрыгивать же мне, чтобы поцеловать тебя. Однажды я обязательно отвечу также подробно. А сейчас беги, у тебя ещё тысяча дел. Зелёное так зелёное, придётся пойти в новый поход по магазинам. Ну, каков манипулятор, надо же! Привет невесте, она у тебя потрясающая!


Часть вторая. Пыльно-сиреневое.


-- Мам, у нас на свадьбе будет дресс-код: вечерние наряды чёрного или тёмно-зелёного цвета.

-- Бог мой!..  А почему так мрачно-то? И, кстати, я ещё в апреле, когда в отпуске была, купила пыльно-сиреневое такое платье. Стопятьсот магазинов облазила, ты знаешь, что я их терпеть не могу…

-- Что тут скажешь. Ну, будь в нём… Спорить всё равно бесполезно, да? Ты ведь упрямая. И решений своих не меняешь. Ты всегда настаиваешь на своём и делаешь, как тебе удобно.  Неужели так трудно просто порадоваться за меня? Я тебе не очень нравлюсь, я не такой, как ты бы хотела, но я и не просил меня рожать. Отца, которого я тебе так напоминаю, выбрала ты, а не я. И не я в свои три года инициировал ваш развод. В итоге ты подбрасывала меня бабушке и подругам, пока была на работе, их я тоже не выбирал. Я не выбирал ни игрушки, ни одежду, ни еду. Позже ты не давала мне карманных денег, считая, что я буду жрать чипсы и шаурму. Но я стал петь в электричках -- мне неплохо подавали -- и жрал чипсы, шаурму и хот-доги. А ещё я курил и иногда пил, мама!

-- Ту, которую я сочинила?

-- Что?

-- Ты сказал, что пел в электричках. Что ты пел? «Мальчик-пирожок»? Который нужен был для школьного спектакля?

-- Да, это. Ты ходила на эти спектакли, а потом говорила, что надо поработать с артикуляцией вместо того, чтобы просто похвалить. Ты не разрешала мне проколоть ухо и даже не заметила, когда я всё равно проколол. Зато, когда заметила, запретила смотреть телевизор. Но я смотрел его у бабушки, сколько хотел. Ты так орала на меня из-за бардака в моей – моей! – комнате, что однажды я чуть тебя не убил. Уже ножом замахнулся, просто в тюрьму не хотел. Ну, и мама же. Всё-таки мама. Поэтому я стал бить кулаками по дверце шкафа. Ты вешала в мой шкаф свои вещи, в твой они не помещались.

-- Это больно…

-- Да, мне было больно. Ты не была в восторге от моих гостей и я перестал их звать. А сейчас, мама, я позвал, кого хочу. Кого мы хотим с моей девушкой. Будет восемьдесят человек.

-- Мне нравится твоя девушка.

-- Главное, что она нравится мне. И мы хотим, чтобы была единая картинка, чтобы получились стильные фотографии, понимаешь?

-- Да. Ты прав во всём, я ужасная мать. Не долюбила тебя. А ты… ты уверен, что я нужна тебе на свадьбе? Мне немного страшно. Восемьдесят человек. И платье такое...

-- Громче, я не слышу, что ты там бормочешь! И не начинай! Это важный день, и мама быть должна. Приходи в чём хочешь, хоть в пальмовых листьях и бусах! Листья, по крайней мере, зелёные.

-- Пыльно... Пыльно-сиреневое.

-- Что тут скажешь. Ну, будь в нём…