В Святую Землю!

В Святую Землю! В Иерусалим!

Оглавление

Накануне
Как это вышло
В путь!
День вылета
В самолете
Мулла
Казначей
На Святой Земле!
В аэропорту
По пути в Горний монастырь
Горний монастырь
В монастыре
По дороге в Храм
В храме Гроба Господня
Голгофа
Камень помазания
Кувуклия – Гроб Господень
После службы

Первый день. 7 декабря
Хеврон
В Хевроне
Дуб Мамврийский
В Хевроне
Вифлеем
Пещера Рождества
Поле пастушков
Гора Елеон
Свято-Вознесенский женский монастырь
Часовня Вознесения
Гефсимания
Погребение Богородицы
Храм Марии Магдалины

Второй день.
В миссии
Судные врата
Иерусалимское подворье
Расщелина в колонне у храма
Часовня Совлечения Одежд
Вход в храм
Храм жен-мироносиц
В храме
Ротонда Гроба Господня
Кувуклия
Придел Плачущей Богородицы
Пригвождение ко Кресту
Голгофа
Камень помазания
Храм св. Елены. Обретение Креста Господня
Придел Темницы Господа
Собор Воскресения Христа
По Иерусалиму
Источник Вифезда
Домик Рождения Девы Марии

Крестный путь Христа. Первая остановка Христа
Вторая остановка Христа
Третья, Четвертая, Пятая, Шестая, Седьмая, Восьмая, Девятая
остановки Христа
Гора Сион
Дом Тайной Вечери
Гробница царя Давида
Дом апостола Иоанна Богослова
Успение Богородицы

Скорбный путь Христа
Генна огненная
Земля горшечника
Стена плача

Третий день
Иерихон
Иерихонский источник
Исцеление двух слепых
Преображение Закхея
Сорокадневная гора Искушений
Искушения Христа
Монастырь Герасима Иорданского
Мертвое море

Четвертый день
Назарет.
Благовещение
Капернаум

Пятый день
Кана Галилейская
Св. Мария Магдалина
Монастырь св. Марии Магдалины

Шестой день
На Иордани

Седьмой день. Воскресение
В храме Гроба Господня.
По дороге
Иоанн Креститель

Понедельник
Фавор. Гора Преображения

Понедельник. Отъезд
Таможня
В Москве

Накануне
Я никогда не мечтала о поездке в Иерусалим. Не потому что не хотела, а потому что знала: это невозможно. Мы жили за «железным занавесом». Но вот однажды я иду по Москве рядом с монахиней Митрофанией, которая раньше жила в Горнем монастыре в Иерусалиме, и у меня вдруг вырывается такое обещание:
- Если бы можно было поехать в Иерусалим, я бы не ела и не пила.
Только бы попасть – хоть на самое краткое время.
Матушка посмотрела на меня сбоку, на ходу, и говорит:
-   Да и без этого обойдется…
И не прибавила ни слова. Как это – обойдется? Поеду что ли? Нет. Это невозможно. Я не придала ее словам никакого значения, словно и не поняла их совсем.

В США (много позже) я услышала по телевизору песню еврея из Израиля:
С  гулькин нос страна моя родная,
Мало в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так счастлив русский человек.
    И это правда.
    В православной гимназии, где я тогда работала, преподавал историю молодой человек, прадед которого в начале ХХ века побывал в Святой Земле. И вот каким образом. Его родители настаивали на женитьбе. И он согласился. Свадьба отгремела-отшумела, а жених исчез. Выяснилось много позже, что он давно так решил: бежать со свадьбы.
Он все для этого приготовил, тихо ночью вышел из дома и пошел пешком. И все шел и шел, пока пришел в Одессу – это из  Владимирской губернии. Оттуда пароходом, далее опять пешком. Вернулся через два года. Жена ждала – другого выхода у нее не было. Она жила в доме его родителей, которые сами не знали, что и думать.
Да. Оказывается, паломничества даже тогда были длительными. А уж до пароходного сообщения они были еще более долгими и опасными, многие заболевали, особенно от жары (иногда до половины всех путников), иные не возвращались совсем.
Как все вышло?
Помню до деталей. В первую годовщину поездки я помнила все ярко. В третью – еще ярче, до волнения, как будто было вчера. Потом стало глуше, спокойнее. И вот приближается очередная годовщина – память нисколько не стерлась. За эти годы я вдруг стала писательницей! Вышли мои книги. Невероятно. И вдруг спохватилась: как же об Иерусалиме я  не написала? И я начала писать. Оказалось – помню всё. Сохранились и краткие записи.

Вышло всё как-то нечаянно. Сын позвонил, я разговаривала, стоя у пианино, на котором был телефон, и вдруг в ответ на его вопрос, что нового, сказала: открылась возможность поехать в Иерусалим. Он  спросил насчет финансирования, я сказала: кто же кроме тебя. И он сказал, что пришлет, спросил, сколько это стоит. Я сказала, как слышала в Патриархии: 660 долларов, включая самолет и проживание с питанием, паломнические поездки  – всё.
Когда получила деньги, прочитала в газете, что какая-то фирма организует поездки туда дешевле, чем в Патриархии. Я позвонила, поговорила, сотрудница долго и со вкусом все расписывала, я сказала ей, что уже почти побывала там - поеду, но никак не решалась отвезти туда деньги. Огромная сумма! Потом звоню туда – а там уже другая фирма, никто ничего не знает. Вот была бы я с обновкой! Какой ужас!
Я скорее в Патриархию, точнее – в Данилов монастырь, в отдел паломничества. А там цена уже выросла. Ну, - думаю – нет мне пути в Святую Землю. Деньги огромные. Сберегу их для сыночка. И как я вообще могла такое у него попросить! Просто сорвалось с языка. Я и раньше его доллары припрятывала. И мама не разрешала их тратить – она велела мне откладывать их на ее похороны: «Ты одна! Не забывай! Ты не можешь потом в метро собирать на мое погребение!» И я откладывала, но не все, потому что нельзя было прожить на пенсии. Понемногу я их меняла и добавляла к пенсиям. А тут сын опять звонит: купила путевку? «Нет – цена подскочила – да и к лучшему. Зачем тратить такие суммы? Я их для тебя сберегу». Тут мой сын строго сказал: «Я сейчас же вышлю тебе еще, ты сегодня должна заплатить их в Патриархию, я буду говорить об этом, пока ты не согласишься – а разговор много стоит – сама понимаешь!» Я сразу закричала: «Хорошо, хорошо, я согласна, заплачу». «Иди, пока цена еще не выросла!» Я тотчас поехала, получила деньги, они идут из Америки час, и я ехала в банк час. Оттуда в монастырь, а там оказалось:  нужен загранпаспорт, без него и не разговаривают.
Еду в фотографию – как дорого! Справку из домоправления. Еще что-то. Все собрала, иду узнать, сколько платить за паспорт. Сказали сумму: мамоньки! Сумма, точно равная моей месячной пенсии. Как услышала – будто меня по голове дубиной огрели. Такое со мной было только один раз в жизни, когда сын пришел и сказал, что его «Запорожец» пытались угнать, открыли дверцу, но не смогли завести и оборвали провода. Тогда меня словно обухом по голове. (А почему не смогли завести – потому что в машине лежала освященная земля!) И теперь стою – не понимаю. Как это может быть? Повернулась, ушла.
Иду – и не могу с мыслями собраться. По дороге решила овощи купить – смотрю на ценник с капустой – она в два раза дороже стала. Что такое?
Позже я сказала о. Евгению, настоятелю Покровской церкви (мы с ним в нотариальной конторе оформляли дарение храму той самой машины), что сын прислал мне деньги, тысячу долларов! – на поездку в Иерусалим. Батюшка спокойно и просто сказал: «Ну, мать, ограбила парня». И я вздохнула: похоже на это. «Он теперь на кукурузу наляжет», – сказал о. Евгений. «Да, - говорю, - он сказал, что там кукуруза очень вкусная. Как вы узнали?» Но теперь он сам настаивает.
-   Понятно, понятно. Он ведь русский человек, а для русского человека самое заветное – попасть на Святую Землю. Сам не может -  так мать пошлет, как великий император Константин. Сыну это зачтется, как если бы он сам там побывал.

И это правда. 

Иду сдавать документы на загранпаспорт. Тогда это было на Дмитровском шоссе, за магазином, где когда-то были прекрасные пирожные, и я иногда приходила туда за чашкой кофе с пирожным.
Вход со двора, поднимаюсь на пятый этаж, последний, я пришла не к 9, а к 8, но очередь уже не помещается на лестничной площадке  и стоит на лестнице с первого этажа. Я простояла на ней до 6 часов вечера. Без воды, еды и прочего. Я вся ссохлась и онемела. А вокруг бушевали страсти. Ведь люди стремятся за границу – не куда-нибудь! Это так понятно.

Вспоминаю, как однажды году нашему пятому курсу – всему курсу! – предложили поехать в Африку, в Мали на работу, и мы все как одна написали заявления. Мой муж тогда растерялся и спрашивает: а как же я? Я говорю: а ты дома будешь ждать. Не пустили никого. Декан заявил, что не отвечает ни за одну студентку. После этого его сняли с ректоров. Еще была принципиальность.
По всей лестнице слухи, пересказы… Друг другу несут воду, соки, какое-то кушанье, меняют друг друга… Но я одна, мама безвыходно в квартире, да я и догадаться не могла до такой очереди. Стою, невольно слушаю…Вот уже обед у служащих. Нас еще потеснили и закрыли квартиру, где заветная дверь. Через час открыли и закричали, что после 6 никого не примут. Я переступила порог в 5 часов 50 минут. Служащая взглянула на меня, в мой паспорт и опять – на меня. «У вас сегодня день рождения?» «Да?» -   удивилась я. «Вот почему вам повезло – успели сегодня». Я не могу даже рот открыть от  усталости, жажды и безнадежности.
На обратном пути думаю: а какое же сегодня число? Да! Мне сегодня ровно 55.

Два года назад меня уволили из издательства на пенсию – досрочно, так как рухнуло предприятие. Год или больше я ходила по бесконечным инстанциям - собирала документы для возвращения храма, ходила, как на работу, ежедневно с самого утра. Для получения каждой подписи нужны были многие разные справки. И еще бы долго ходила, но мне помогали все – и девочки-секретарши, и постовые милиционеры, и сами чиновники. Секретарши клали мою бумагу поверх всех других бумаг прямо в кабинет начальника. Милиционеры подсказывали – очень тихо – вот это он идет, и я шла навстречу к важной персоне. Многие спрашивали: а какой храм? И добавляли: потом к вам будем ходить. Потом по архивам и в библиотеке искала свидетельств на землю около храма. Затем – долгие переговоры с кооперативом и военными, вплоть да генерала, которые заняли храм и усадьбу. А с сентября до Нового года преподавала в воскресной школе у игумена Иринарха, под крышей храма, потом до лета  - в школе для дошкольников (везде бесплатно). А в мае меня пригласили в православную гимназию...Я начала ездить туда (зарплата была символическая – примерно, как моя пенсия) - далеко, с несколькими пересадками, от метро еще идти далеко. Но что делать – зато православные люди.

И вот я, учительница русского языка и литературы и классная наставница выпускного 8 класса, приехала в Данилов монастырь, в отдел паломничества, отдала паспорт и деньги – доллары! Доллары моего сына! - какому-то батюшке в подряснике. Ни имени его не знаю, ни должности. Он внес меня – так мне сказал - в какую-то книгу. А что он там писал – не видела. Отдала деньги без квитанции, без расписки. На полную веру. Иду обратно не очень спокойная. Но что делать?.. Только ждать.

Жду месяц, два, три… И где мои деньги? И где моя поездка? Еду – спрашиваю…Нет ответа…наконец, кто-то говорит, что там, в Горнем монастыре, маленькая машина, нельзя посылать большие группы, а другие подали заявления раньше меня. Верю.

И наконец поехала я в Патриархию, в Чистый переулок, и жалуюсь о. Владимиру Дивакову – он там был всегда - вроде дежурного. Я его знала по моим хождениям с документами по храму, и он меня в лицо, наверное, приметил. Он возмутился и сказал: «Езжай прямо сейчас и скажи, чтобы тут же тебя включили – говори от моего имени…» Я поехала опять в Данилов монастырь, все сказала – и меня тут же включили в группу. И еще упрекнули: как я могла побеспокоить такого человека!  Готовиться к поездке в декабре. Вот сколько ждала – 4 месяца. Но и то хорошо, что не сказали: ни денег нет, ни паспорта. Я уж всего ожидала, но обошлось. Слава Богу!

В путь!
Я накупила продуктов маме, чтобы она ни в чем не нуждалась и не выходила из дома, полный холодильник. Она и так не выходила в холодную погоду. 6 декабря рано утром я проснулась, спала 4 часа – от волнения с вечера не могла уснуть. Только собралась выходить – сын звонит: как ты? Говорю: собралась, сейчас выхожу. Он сказал: «Как прилетишь в Иерусалим – сразу звони мне. Так и скажи: мне надо срочно позвонить в Америку!»

Мама спит, я ее не бужу.
Приехала в Данилов монастырь – отправка оттуда – рано, вошла в храм, там служба: день памяти святого Александра Невского, день именин моего папы, он родился в конце декабря, точно неизвестно, примерно 24 числа, именины 6 декабря. Постояла в храме и – к выходу, в другое, служебное здание. Там уже собирается группа. Небольшая. Человек 12. Подали машину – как маршрутное такси. Шепчутся: в ней поедет семья священника. Я не слушаю и сразу забираюсь. Остальные ждут большого автобуса. Вот еще! Я такая гордая! Невозможно! Я еду на деньги моего сына! Я ничего не продавала, ничем не жертвую, просто на деньги сына! Вот вам  всем! У вас нет такого сына! – говорю я своим видом, но, по счастью, меня никто не понимает. На самом деле, думаю, у меня не было вызывающего вида, а просто нормальный, не придавленный вид, с которым я сжилась в последние два года, когда я из преуспевающего старшего научного редактора международного издательства стала нищей бродяжкой.
Помню, как возвращаясь в жаркое летнее воскресенье после очень длинной службы из Сретенского монастыря, так устала – просто ноги не держали – и мечтала, где бы присесть. Вижу – кафе. Раньше его там не было. Думаю: возьму чашку кофе, заплачу, сколько скажут, только для того, чтобы сесть. Вошла, порог переступила – там ни души, только напротив входа за прилавком молодой мужчина. Увидел меня и как закричит:
- Тебе что?
Я перепуганно:
- Кофе.
- А ты знаешь, сколько кофе стоит?
Я попятилась и сказала:
- Уже ухожу.

Получив деньги на поездку, я приободрилась. Но чтобы распрямиться, нужно было ощутить свое превосходство. И мне кажется, я его вполне ощутила и держалась прямо и независимо.

В аэропорту нам сказали, как заполнить декларацию, очень просто: ничего нет. У нас и в самом деле ничего нет. В маленьком чемодане у меня сменное белье, легкое летнее пальто, летние туфли и берет. А еду я в шубе, меховой шапке и пуховой шали.
6 декабря, вторник, день вылета
Перед посадкой я попросила провожающего, когда он вернется в монастырь, позвонить моей маме и сказать, что улетели нормально. Он пообещал и так и сделал. Он позвонил, мама ему пожаловалась: раньше граница была на замке, были недовольны, а теперь сын в Германии, внук в Америке, а дочь улетела в Иерусалим. А он сказал, чтобы она никому не открывала, не верила, если кто-то принесет ей от меня телеграмму: там нет телеграфа, нет и все. И телефона там нет, дочь не сможет вам позвонить – не обижайтесь и не ждите звонка. Такой хороший человек – всё понял.

В самолете
Погрузились. Летим. Да чего лететь-то – часа четыре, кажется, всего-то. Мы так же летели в Ташкент на экскурсию. Рядом со мной молодой священник, монах. Он руководитель нашей группы, летит второй раз. Я мысленно прочитываю все молитвы, что помню наизусть, тут несут еду. Конечно, все скоромное, а у нас пост. Но я легко могу ничего вообще не есть. Понимаю, что совершается что-то невероятное, о чем и не мечтала и мечтать  не посмела бы – совершенно невозможное: я лечу в ИЕРУСАЛИМ! Я про себя молюсь так: только не умереть от счастья. У меня мама одна одна осталась, и сыну чтобы не было горя. Только не умереть… сердце блаженно замирает. Душа истаивает от радости, волнения и предвкушения…
Вижу: иеромонах вздыхает и говорит мне с чувством вины: «Придется есть, больше есть нечего, а я с тех пор, как растолстел, не могу без еды». И я понимаю, что мне тоже придется есть – иначе я буду гордиться, что могу не есть, это будет укором батюшке, это нехорошо, надо есть. Я намазываю сливочное масло на кусочек хлеба – как вкусно! Необыкновенно! Просто потрясающе вкусно! Позже поняла: это ощущение было дано мне за то, что я стала есть, чтобы не смущать иеромонаха. Я даже вслух сказала: как вкусно! И батюшка печально подтвердил: почему-то очень вкусно.

Он рассказал, как был очень худой, во время Великого поста почти ничего не ел, только просфору и пил святую воду и как на крыльях летал. Все говорили: вот настоящий монах, и внешне и по сути. «И за гордость я был наказан: после поста начал пить много кваса и есть…есть… Хлеб в основном…и так растолстел. И теперь не могу долго быть  без пищи». Голос его был печален и безысходен.
Я ему очень сочувствовала, и, может быть, поэтому – чтобы как-то занять его, отвлечь от грустных мыслей, что он не способен больше так тщательно соблюдать пост, я рассказала ему почему-то вдруг вспомнившуюся мне историю, которую услышала от папы в детстве

Мулла

В его бухгалтерии после войны, то есть после 1945 года, работал один отставной офицер, так как Хрущев резко сократил армию. Он-то и рассказал эту историю, совершенно неправдоподобную на первый взгляд.

Этот человек был в командировке в Средней Азии (дело было в начале или середине тридцатых годов) и, отбившись от своих спутников, заблудился и вышел к какому-то селению. Там решил переночевать, чтобы утром продолжить путь. Дело было к вечеру, делать было нечего, и он решился войти в мечеть. Больше идти было некуда. Он решил: когда мужички после молитвы пойдут по домам, он обратится к ним с просьбой о ночлеге. Он вошел в мечеть и встал у самого входа, чтобы сразу выйти, если это кому-то не понравится. Но никто не обратил на него внимания – его просто не видели. Когда служба закончилась, не успел он ни к кому обратиться, как его сильно потянул за руку мальчик. Он тащил русского человека так настойчиво, повторяя: мулла… Значит, его мулла зовет, - догадался приезжий и пошел с ним. Шел, а сам думал: «Надо же, какое везение – сам меня приглашает, а я тоже все о нем думаю: вылитый Ванька из нашей деревни. Надо же такое сходство! Наверно, у  меня ностальгия – давно я в деревне не был. Когда-нибудь приеду туда и повеселю всех, что на муллу  смотрел и думал о Ваньке».

Тут они пришли, мулла жестом пригласил его войти, а мальчик сразу убежал. Они остались наедине, и мулла чистым русским языком сказал: «Здравствуй, Михаил». Тот отшатнулся. «Ты кто?» «Да ты же узнал меня – Ванька я. Ты же с меня глаз не спускал». «Да мало ли что я мог подумать…» И первое, что Михаил тогда спросил: «Да ты же партийный! А где же твой партбилет?» «В ЦК на хранение, пока я здесь в командировке». «Хорошенькая командировка! И надолго?» «Не знаю». И взгляд его стал очень печальным.

Он приготовил чай, сели пить и разговаривать. Оказалось, их учили очень тщательно, учили врозь, Иван не один такой. Где остальные – он не знает. И о нем они не знают. Но он уверен – все они не так далеко друг от друга, чтобы линия обороны держалась. Их задача – ликвидация басмачества. Ликвидация не басмачей, не мужиков - работники нужны, а войны в Средней Азии, партизанской войны, от которой нет спасения. Только мулла может замирить край – убедить мужиков вернуться в свои дома. Ведь их семьи страдают сами и даже прежде всех.
- И тебе удалось?
- Представь себе - удалось. Сам не верю, но факт. Здешние люди
очень смирные по природе, верующие. Моему слову верят как самому Богу. Ко мне подсылали мулл из других селений – шипят, как змеи: что  у меня не такое произношение, а я говорю: конечно, я ведь не местный, я хадж совершал, а они нет, я сюда свыше посланный, не своей волей, я по-арабски читаю, а они нет, я Коран читаю, а они нет. Я правду говорю: мир нужен семье, отец нужен детям, муж нужен жене, жених – невесте, скоту – хозяин, земле – работник. А те всё о войне. Что хорошего в войне? Смерть, голод. Больше ничего. Женщины радехоньки! Но они здесь не сила. Здесь сила – мулла. То есть я. Но это не все. Мне в центре обещали небольшую поддержку в виде зерна, муки тем, кто начнет возвращаться. Но сначала никто не шел.
От скуки я открыл школу для мальчиков. Обошел все селение, пригласил их – учить счету, чтобы их не обманывали при торговле. Потом начал учить арабскому языку, а потом и русскому. Никто не удивляется,  что я знаю русский  - империя до 17 года была общая, русский язык и тогда был везде.
Вот один из мальчиков однажды на уроке сам не свой. Я к нему и так и так – он не объясняет, что с ним. Тут один его дружок тихо мне говорит: к ним отец ночью приходил. Я так обрадовался! Неужели первая ласточка! Сразу после урока к ним в дом пошел, несу пакетик пшена. Пришел, поговорил с его матерью наедине и подал ей пшено: свари кашу мужу, когда еще придет, чтобы дом свой не забыл, чтобы знал, что здесь надо кашу варить. А то придет – а тут и есть нечего. А его сыну я прямо в рот положил кусочек сахара. Как он на меня посмотрел! Никто на меня не смотрел с такой преданностью. Вот какие здесь люди.
Потом, когда другие стали возвращаться, я с ними в мечети беседовал – нельзя мужику сразу после долгого отсутствия идти к жене. А с собой после этого давал немного зерна. Но я настоящий мулла – не советский работник. Нет. Я не делаю подарки. Я даю в долг. Я говорил: я ведь сам не пашу, не сею, потому даю в долг. Потом отдадите. А когда вдруг голод – вы из моего запаса опять получите. Но тоже в долг. И все признали это разумным. И школу продолжаю. Теперь и девочек учу, но отдельно от мальчиков.

-  Значит, удалось… тогда ты герой. А что касается мусульман – так ты же их веру не искажаешь.
- Нет-нет! Что ты! Я точно всё по Корану! Теперь время от
времени, можно сказать, роды принимаю: обрезание делаю мальчишкам.
- Да-да, ведь там же обрезание существует.
- А как же!
- Так что – и тебя тоже?.. не только научили делать, но и самого…
- А ты думал! Естественно. Ведь в случае чего мне сразу конец. Почему я тебя и позвал - чтобы сразу обо мне узнал, а не наводил справки, чтобы нигде не проговорился. Ведь главное даже не во мне, а в том, что они верят мне, никак нельзя, чтобы эта вера была подорвана.
- Вот кошмар.
- Да ладно, обрезание - это не самое страшное, это только тело. Я
все думаю – батюшка наш деревенский меня бы проклял?
- Зачем? Ты сам…ой, прости… Я хотел сказать - ты сам себя от
церкви отлучил. Да ты в нее и не ходил, наверно, с детства. Вступая в партию, ты от нее отрекся автоматически. А с верой – это как посмотреть. Живешь как монах: не пьешь, не куришь, без женщины, даже лишнего слова не скажешь. А помнишь, батюшка нам внушал: если поклялся в чем, пусть даже в злом, - будь верен до конца. Вот ты и верен своему заданию. Это первое. Дальше: твоя работа здесь – это передовой край обороны. Сколько их мужиков ты спас? А сколько наших? Может, очень многих. Это называется по-нашему: душу за други своя! А самих здешних людей ты просто облагодетельствовал! Они воссоединились с семьями, живут как люди. Так что тут как посмотреть…Ты себе душу не рви. Тебе еще, может, долго здесь быть. На смену надеешься? Вряд ли – кто сюда поедет. Вот и суди. Держаться тебе здесь и держаться.
- А тебя мне Бог послал. Душу отвел, и ты меня как-то все же
успокоил. Утром скажу, что ты большой начальник из города, пришел тайно посмотреть на наши дела и дашь распоряжение, чтобы мне в городе помогли с моими просьбами. Это очень кстати, чтобы не заподозрили меня. В городе только один человек обо мне знает. Очень большой человек. Для прочих я мулла, но прогрессивный, современный: «мирной». Но тот человек дает указание - и мне помогают, как могут. Сейчас на повестке дня – сажать лес, укреплять почву. Без воды пропадаем.

Так я с ним расстался и не запомнил названия того селения, я ведь случайно попал туда.

Тот Михаил рассказал это моему отцу, чтобы узнать его мнение об Иване: погубил ли он свою душу. И вместе они не могли найти ответа. Только мой отец говорил: а Михаил мог попасть в команду палачей,  которые вели расстрелы. Это несравнимо хуже, кажется. И еще: благодаря Михаилу и другим таким же к началу Великой Отечественной войны у нашей страны не оказалось двух фронтов. А сколько беженцев, особенно сирот из голодного Лениграда, приняла Средняя Азия... Так что – сказал отец - и там они отстояли родину, как твой односельчанин.

Казначей
Я рассказывала это, наверно, потому что надеялась услышать комментарий священника. Но тут же по ассоциации мне вспомнился другой аналогичный случай. Так кстати пришелся, и я его тоже рассказала.
Моя знакомая, урожденная княжна, Анастасия Михайловна Кузнецова, замужем была за лесоводом, крестьянским сыном. Он умер. Она со своим сыном, летчиком с Дальнего Востока, во время  его отпуска поехала в монастырь заказать поминальную службу о скончавшемся муже. Сын - офицер, конечно, член партии, поехал только ради долгих просьб старой матери. Идут по монастырскому двору, мать крестится, а сын смотрит вокруг. И вдруг замер. Встал столбом. Мать спрашивает:
- Что с тобой?
Он молчит. Стоит как вкопанный. Мать забеспокоилась:
- Или увидел что? Чудо какое?
Он кивнул: чудо. А сказать не может. Мать оглядывается и видит: к ним навстречу идет пожилой батюшка. Она к нему – за благословением. А он мимо нее прямо к ее сыну, берет его за руку и ведет за собой. И так они пошли: батюшка ведет, прямо тянет за собой ее сына, а мать за ним. Так они вошли в какое-то помещение, там матери было указано остаться у входа, а сын прошел вместе с батюшкой в кабинет. Что там было, мать узнала через много лет.
В кабинете была прекрасная, видно, древняя мебель. Там сын ее пришел в себя и, выпрямившись в струнку, отчеканил:
- Товарищ генерал!
- Тсс! – сказал батюшка. – Я больше не генерал. Я в отставке.
Теперь я отец …
Эконом ли он сказал, или ключник – что-то в этом роде. Второй чин после игумена монастыря. Тут молодой офицер выпалил:
- А как же ваш партбилет?
- Он в ЦК КПСС. До окончания командировки. Это военная тайна!
Потому и позвал тебя, чтобы ты никого обо мне не расспрашивал. Ты в нашей части был единственный москвич – и вот встретились.

Мать сначала не узнала всю правду, а только что  генерал постригся в монахи, долго восторгалась: какой человек пришел к вере! Настоящий подвижник! Она не могла дождаться следующей Пасхи, чтобы еще раз поехать в монастырь и увидеть такого человека! Дождалась, поехала. На ее вопрос об отце-экономе ответили с удивлением: так он умер. Как? Когда? Недолго он здесь пробыл, девять месяцев всего. Видно, сгорел на работе, наверно, постился  много. У него очень быстро развился рак желудка.

Вот и спрашивается: чья командировка более угодна Богу? Один жил долго- долго, может, и сейчас жив, где-нибудь в далеком монастыре снял чалму и поклоны бьет, вымаливает себе прощение. А другой сгорел вмиг. Зачем его послали в монастырь? Не за казной ли ее? А это вряд ли угодно.

 Зачем я это рассказываю – не знаю, хотела развеселить батюшку, а он еще более пригорюнился.
Но вот мы и приземлились.

На Святой Земле!
В аэропорту

В этот день я вышла из дома до света, и вот прилетели уже в сумерки. День мелькнул, как не был. В пять часов вечера по местному времени здесь уже мгновенный вечер и наступает ночь. Будто кто выключил свет и тепло – сразу темно и холодно. Проходим в аэропорт. Стоим в очереди. Тихо-спокойно.
Вот хвост очереди повернулся, и я увидела на стене чудную картину: дивные цвета на прекрасной картине, изображающей, видимо, закат: такие нежные оттенки-переливы, такие несовместимые, казалось бы, тона! От очень холодного к самому теплому и так естественно переходят! И так красиво – не оторвать взгляд! Я подумала: велик Левитан, но здесь живет художник побольше его!
Тут очередь опять завернула, я за ней, но не могу, поворачиваюсь на ту картину – и что же вижу? Это не картина, это открытая дверь, а за ней настоящий закат на реальном небосклоне, и закат уже гаснет, сейчас погаснет совсем, уже смягчились и расплылись цвета…
Я иду по очереди… Когда вышли из здания, великолепия на небе как не было.

Но нарушена тишина. Смотрю: паренек бежит поперек очереди и роняет невысокие стойки с натянутыми лентами. Говорю ему по-русски:
- Ты что делаешь?
- Не твое дело.
- Поправь сейчас же.
- Сама поправишь.
И негодный мальчишка бежит дальше. Конечно, я поправлю, чтобы не позорить нацию. Поправила стойки, и очередь уже подходит.

За дверью нас встречает монахиня, ведет к микроавтобусу. Сели, едем в Горний монастырь.

По пути в Горний монастырь

- Проезжаем Саронскую долину, - говорит монахиня.
Все молчат недоуменно, но не решаются спросить, наконец, один женский голос:
-    Как это – Саровскую? Саров в России, под Арзамасом.
- Это не Саров, а Сарон. Здесь Иисус Навин остановил солнце,
чтобы успеть победить врага.
    Мы молча переживаем это сообщение: и мы здесь?... где солнце задержалось... Немыслимо.

Русский Православный женский Горний монастырь

Мы узнаем, что эта всем известная православная обитель расположена в Эйн-Кареме, пригороде Иерусалима. Здесь жила Елизавета, двоюродная сестра Богородицы, в гости к ней Она пришла после того, как Архангел Гавриил благовествовал Ей о будущем рождении Сына.

Это событие занимает огромное место в христианской традиции, так как тем самым сын Елизаветы, Иоанн Креститель, будущий Предтеча, встретился с будущим Спасителем, рождение Которого ожидала Его Мать.

Богородица жила в этом месте до самого рождения Иоанна. Брала воду из здешнего колодца. Он и сейчас действует.

Наша Церковь не первая на Святой Земле. Первая Русская Духовная Миссия была направлена в Иерусалим в 1847 году как представительство Русской церкви при иерусалимском патриархе. Императором Александром II был утвержден Палестинский Комитет. Задачей его было устройство богоугодных странноприимных заведений в Святой Земле. Все делалось только на частные пожертвования.

Она рассказывает, что первая Русская Духовная Миссия была направлена в Иерусалим в 1847 году как представительство Русской церкви при иерусалимском патриархе.  Император Александр II утвердил Палестинский Комитет для устройства богоугодных и странноприимных заведений в Святой Земле - для таких, как мы. Огромный вклад в это дело внес архимандрит Антонин (Капустин). Он руководил Русской духовной Миссией почти 30 лет, в 1865–1894 гг., и почитается здесь почти как святой. С огромным трудом он купил на Святой Земле тринадцать участков, почти пятьсот тысяч кв. метров, ставших пристанищами для русских паломников. Многое в этой области сделал Великий князь Сергий Александрович, брат царя Александра 111, супруг святой Елизпветы Феодоровны, ставший первой жертвой первой русской революции.
Место рождения Иоанна Крестителя (Предтечи) не могло не привлечь интерес архимандрита Антонина. Он задумал купить здесь участок и построить на нём русскую колонию. Приобретение земель происходило невероятно сложно. Все же в 1871 году были куплены два небольших домика с прилегавшими к ним участками, потом приобрели смежные земли, и вскоре образовалась территория, достаточная для устройства небольшой колонии. В Петербурге был создан специальный комитет по сбору пожертвований.
Первой насельницей обители стала инокиня Павла. Она жила сначала в пещере, но со временем, по благословению отца Антонина, перешла в специально для неё построенный домик. Затем появились другие. Им выделяли участки не только под строительство, но и для огородов, и других хозяйственных нужд.
В 1886 году был принят иноческий устав. Первой настоятельницей монастыря стала монахиня Валентина. При ней были открыты в 1903 году иконописная и златошвейная мастерские. Застройка велась хаотично, домики, служащие монахиням кельями для жилья, разбросаны и по сей день по огромной территории монастыря. К 1917 году в нём проживало около 200 монахинь.
В 1883 году был освящён храм во имя иконы Казанской Богоматери. Она чудотворная, постоянно находится внутри храма, но ежедневно монахини обходят с ней территорию, уберегая обитель от любых возможных напастей.
На территории монастыря находится и вторая святыня - камень, который, стоя на котором Иоанн Креститель произнёс свою первую проповедь.
В игуменском садике есть ничем внешне не примечательные, почти засохшие цветки. Они называются Неопалимая Купина. Цветок можно увидеть только в Горнем. Растение цветёт только на Страстной седмице, а накануне Светлого Христова Воскресения - отцветает.

Сейчас настоятельница монастыря игумения Георгия (Щукина).
Каждая из монахинь имеет своё послушание: в ризнице, трапезной, иконописной или швейной мастерских, в библиотеке или в свечной. Кроме того, все они помогают паломникам, приезжающим из России.

Около нашего монастыря вышли в полной тьме. Вокруг Иерусалим сияет огнями, вдали ярко освещен огромный мост, выгнувшийся над рекой, наверно. А у нас кромешная мгла.

В монастыре

Идем ногами наощупь.
- Осторожно, у нас ремонт. Здесь стройматериал, а здесь выбоина,
не упадите! – говорит монахиня.
Доковыляли. Сразу в трапезную на ужин. Подали рыбу. Все замерли: пост. Рыбу не едим. Но игуменья сказала:
- Я вам говорю: ешьте! Нельзя со своим уставом…
Да, мы знаем, нельзя со своим уставом в чужой монастырь. Хорошо, что она не досказала пословицу, так как монастырь не чужой, а наш.
И мы послушно принялись за рыбу. Какая рыба! Какое чудо! Однажды только что-то подобное я ела – давно, с мужем в Гаграх, на берегу Черного моря, за 5 рублей (большие деньги!) мы купили у рыбака огромную рыбу, которую он только что поймал (браконьер), ее хозяйка сразу изжарила – о! То была скумбрия, но совершенно не похожа на московскую. А в монастыре еще вкуснее. И оливки на столе – боимся их брать: дорогие! А нам их настойчиво предлагают: берите, их много, полные бочки, некуда девать. И каждый день игуменья подавала нам рыбу, и с каким удовольствием мы ее ели!

Потом нас повели расселяться. Я сказала: только первый этаж! И меня отвели в комнату прямо под колокольней. Ко мне вошли мать с дочкой, посмотрели и вышли. Я одна, но недолго. Входит очень полная женщина и начинает располагаться. Спрашиваю:
- Как вас зовут?
- Мария, - говорит она сурово, не оглядываясь.
Мне так интересно, я почти смеюсь и продолжаю:
- А отчество?
- К чему еще отчество? Достаточно имени. Мы же верующие.
- Ну, скажите, ну, пожалуйста.
- Александровна.
- Мы с вами полные тезки. Я тоже Мария Александровна. Вот и познакомились.

Я медленно села на кровать, отогнув одеяла с покрывалом, медленно легла, вытянулась и подумала: как хорошо лежать, просто лежать. Я спала только четыре часа, это для меня очень мало. Сейчас еще вся вытянусь… И только я приготовилась потянуться, как в дверь раздался стук, и женский голос произнес:
- Молитвами святых отцов, Господи, помилуй нас!
Это значит: кто-то хочет войти. Мария ответила:
- Аминь.
И к нам вошла монахиня и сказала:
- Сегодня одна наша монахиня заказала службу в храме, пускают всех русских, можете ехать, сбор через десять минут.

Моя первая реакция: я вся сжалась - не могу. Я только прилегла, я даже не успела подвинуться на середину кровати и понять, панцирная сетка у нее внизу или что…нет, не могу, не встану. И вообще это сверх программы. Всё начнется завтра утром по расписанию. Вот листочек у моего изголовья. Но сразу душа укоряет: а для чего же я приехала: спать – лежать? Отосплюсь дома. Надо вставать. Надо встать. И я встала.

Мария со страхом спрашивает: надо ехать? Говорю: надо. И она тоже поднимается. У нее хронический бронхит, она кашляет, спина уже сутки облеплена перцовым пластырем. Говорю ей:
- Сними его, у тебя под пластырем сейчас мокрая спина, его нельзя так долго носить, а в храме, говорят, ночью очень холодно.
Она послушно отлепляет пластыри и вытирает спину, переодевается, утепляется. У нее такое старое пальто, даже не пальто, а искусственная шуба, какая у меня была очень давно когда-то. Мама сказала бы: веретеном растряси. Или еще хуже: только под порог ноги вытирать.

По дороге в храм
Едем на троллейбусе, проезд стоит один доллар в один конец.
Едем долго, целый час. Троллейбус то вверх, то вниз – горная местность. Монахиня сидит рядом со мной и тихо говорит: многие монахини не выносят этого, их тошнит от резких поворотов и спусков, а ты как? Я нормально. Даже не дремлю. Спрашиваю: что за мелодичные звоночки в троллейбусе?
- Это знак, что сейчас будет остановка.
Она рассказала мне, что в храме Гроба Господня служат не русские, а греки. Записки надо писать латиницей. Русских пускают бесплатно в ночь на воскресенье. Но если кто-то из русских заказал службу в будни, то всех русских пускают бесплатно. Служба стоит 100 долларов. Сегодня такой случай. Кто-то из прежних паломников оставил эти деньги монахине с наказом отслужить в определенный день.

Тут я вспоминаю о матушке Митрофании:
- Вы  не знали матушку Митрофанию?
- Как это не знала? Это ты откуда ее знаешь?
- Почему она уехала отсюда?
- А не надо было ей уезжать. Не уехала бы – и всё! Мало ли кто что
сказал…
Она отвернулась от меня и больше ни слова несмотря на все попытки продолжить разговор. Я же знала, что матушку выслали в течение 24 часов. Как можно было этому сопротивляться и почему? Но ответа не получила. (Потом я все выяснила, собрала свидетельства и написала об этом в книге «За Господом!», о последней дивеевской юродивой).

   Вышли из троллейбуса у высокой стены. Входим в ворота. Это  Яффа-гейт (ворота Яффы) – Jaffa Gate, Jerusalem-Old City. Центр Старого города. Идем по очень узкой улице, поворот направо, опять такая же улочка с глухими домами: без окон, только закрытые огромные железные ворота. Страшно идти, неприятно. Теперь поворот налево, еще направо – и мы идем во двор. Стены исписаны красными надписями. Что они означают?.. Это не Россия. У нас бы не так обставили это святое место… Впрочем, у нас могли и разрушить, как храм Христа Спасителя. Так что хорошо, что здесь просто уцелело, пусть и без должного  оформления окружающей среды. Немного постояли у двери, и вот ее открыли, мы входим.

В храме Гроба Господня

Вошли и встали. Это огромное здание. Оно кажется бесконечным и необозримым. Очень высокое, круглое. В стенах глубокие ниши в два этажа с округлым верхом, как ложи в театре.
В центре храма – огромная церковь Воскресения. Но ее сразу не видишь. Вообще сразу трудно что-то понять.

Слева – невысокая, в плане квадратная часовня – это и есть Гроб Господень: пещера, в которой было положено Его Тело. На крыше часовни – купол. У входа в часовню – высокие тонкие колонны, на верху у них лампочки, то есть это символ свеч. У подножия этих колонн справа и слева подсвечники. Туда мы пойдем потом, в ночь на воскресенье, когда нашу группу будут причащать.

В храме нет утреннего и дневного богослужения, как в России. Есть только одно – ночное. Храм открывается около 11 часов вечера и закрывается около 3 часов ночи (утра). Днем здесь нескончаемые толпы благоговейных паломников.

Голгофа

Сразу от входа, от двери, направо крутая невысокая лестница ведет на Голгофу. Боже мой! Неужели я сейчас взойду по ней?

Почему-то у подножия Голгофы стало жутко. Но надо идти. Медленно поднимаюсь. Вот уже впереди огромное Распятие. У его подножия -  престол для совершения богослужения, под престолом, на небольшом возвышении – выложенное серебром отверстие, в котором был укреплен Крест.
Я не думаю о том, что перед нами не подлинный Крест, который разобрали по частичке и развезли по всему свету. Нет вообще никаких мыслей – только чувство страшной вины. Невысказанной, всеобъемлющей, бесконечной вины. Я начинаю перебирать – может, в чем-то еще не покаялась перед отцом Григорием? Да, кажется, всё исповедала. Но опять повторяю мысленно: жила без церкви, не молилась, не постилась, не венчалась, была во втором браке, правда, за хорошим человеком, он хорошо относился  к моему сыну, но все равно грех при живом муже, хотя он второй раз был уже женат и имел дочь… И вообще я перед ним не виновата, я ему не изменяла, но может быть, все равно надо было терпеть от него всё?  Ведь мой отец был доволен разводом с первым мужем, но против моего второго замужества. Может, он думал, что я им увлеклась?
Какое…Я руководствовалась только разумом. Да я за него ухватилась как за соломинку, не он -  и жили бы мы сейчас в городе с загазованным воздухом и отравленной водой. Это я оправдываюсь – опять грех. Была в партии -  а как же прожить? Без этого не было бы хорошей работы,  а ребенка надо кормить-поить, одевать и учить. Учителя стоили очень дорого. Опять оправдываюсь. Перебираю жизнь, ища, в чем еще бы покаяться. Слезы текут ручьем. Стараюсь, чтобы никто не видел, утираюсь скорее.

Священник говорил, главное для женщины – ее муж. А я не могу с этим согласиться, для меня главное – сын. Наверно, это грех? Я всё ищу свой главный грех… Вспоминаю: батюшка говорил, что я всё ропщу, то есть всегда чем-то да недовольна.

И вдруг, стоя перед самым Распятием, слышу – не голос, не звук, но слышу в душе, в уме ясно:
- Любой ваш грех для Меня…- тут идет бессловесное сравнение,
но я понимаю: как капля в море, как песчинка в пустыне… - Самое непонятное и даже удивительное, что они не веруют в Меня.
Я вся замерла. Наверно, у меня даже рот открылся. Стою как каменная. Осознаю, что тяжесть снята с моей спины. Я прощена. Не может быть… Всё  закончилось. Мучений нет. Не могу поверить.
Я знаю, что пора, давно пора идти вниз, там Мария и другие, кто приехал с нами, уже зовут, но  я не могу тронуться с места. Благодарно смотрю на Распятого, а слезы  не перестают, но теперь они текут по инерции, как у ребенка, которого уже простили и приласкали, а он еще всхлипывает. Утираюсь и медленно отступаю, иду к выходу. К спуску. Спускаюсь по другой, более пологой лестнице. Там, внизу, - Камень помазания.

Камень помазания

Это длинная плита. Наверно, мраморная. Над нею много светильников. Мы встаем на колени и прикладываемся. От нее веет ароматом. По ней разбросаны лепестки цветов. Мы берем некоторые  из них. Я заворачиваю их в платок.

Кувуклия - Гроб Господень

Идем к Кувуклии. Это Гроб Господень.
Здесь два маленьких помещения. Первое – Придел Ангела в честь того Ангела, Который явился Марии  Магдалине, моей святой! - Горжусь я! – и сказал, что Господа нет здесь. Он воскрес! Посреди этого помещения – Камень, тот, который привалил к двери святой праведный Иосиф (наверно, камень до погребения был подпираем чем-то,  Иосиф просто вышиб ту подпорку, и камень  сам скатился к двери закрытой пещерки). Жены-мироносицы не знали, как отвалить его, а он уж был отвален, и теперь  на нем устраивают престол для принесения бескровной бескровной жертвы Богу.
В храме темно. Народу очень мало. Все молчат. Маленькая очередь. Вот и я вошла. Потом прошла во вторую, еще меньшую, часть пещеры – к самой плите, на которой лежало тело Господа. Боже мой! Неужели я здесь… встаю на колени, осторожно прикладываюсь, молю о сыне. Всегда и везде молюсь прежде всего о нем, потом о маме. После этого молюсь о брате, и у меня при этом  фонтанчиком брызгают слезы. Что это значит? Осторожно, медленно пячусь к выходу, не поворачиваясь. Не хочется уходить, но там люди, они ждут. На дворе ночь.

А в храме служба -  в храме Воскресения Господня. Кто-то подходит и тихо спрашивает, не желаю ли я причаститься. Нет. Это только знакомство с храмом. Причастие у нас запланировано на воскресение, перед отъездом. Но Мария идет и причащается. Я не рискую. Лучше всё в свое время. И так очень хорошо.

После службы
Мария шепчет: можно взять масло от Гроба Господня. Но где посуда? А у меня в кармане шубы небольшая бутылочка – мама дала. Я сразу ищу взглядом, кто дает масло, а Мария куда-то ушла.  Вижу - грек  выходит из комнатки в стене и закрывает дверь на ключ. Иду к нему. Он говорит мне, что служба закончилась, но я отвечаю ему (по-английски): мы из России, из Москвы. Он говорит: «О! Несчастные!» И открывает дверь и подает мне масло в своей, фирменной бутылочке, а потом наливает и  в мою, которую я ему протянула. Я как получившая неслыханный приз, иду к двери, к выходу, и вижу небольшую группу монахинь, говорящих по-русски. Одна из них властным голосом говорит другой:
- Иди заказывай такси, но для приезжих не заказывай.
Та робко, после молчания, возражает:
- А как же они?
- Никак. Не твое дело. Для них не заказывай. Для нас закажи две
маленьких машины. И всё.  Иди скорее.  Скоро ночь закончится, и так спать некогда.

Я ушам не верю. После такого счастья, после таких переживаний… Мыслимо ли это услышать и поверить в реальность происходящего? 
Нас хотят бросить в этом неизвестном месте, за пределами храма – его сейчас закроют, и всем надо выйти. Здесь охранники турки. И что мы будем делать? Вся программа и все настроение будут сорваны. В голове не укладывается. Но надо решаться. Я решительно приближаюсь вплотную к этой кучке заговорщиков и твердо говорю:
- Заказывайте для всех, включая нас, только что сейчас прилетевших из Москвы.
Полное молчание в ответ. Никто не шевелится. Говорю:
-   Идите и заказывайте на всех, включая приезжих.
Тут одна монахиня зашевелилась и побежала куда-то звонить. А я хватилась – Марии нет. Сейчас все уедут - ее никто ждать не будет. Что за привычка вести себя автономно, да еще в новом месте. Иду и тихо зову в темноту (почти ничего не видно): Мария.  Тут она бежит.
- Ты где бегаешь? Сейчас уезжаем, нас чуть не бросили тут. Не отходи никуда. Держись около меня.
Она не верит: не может быть, ее бы позвали, подождали. Молчу. Не до пояснений. Некогда рассказывать, что сюда направляют только через госбезопасность, которая не может не внедрить своих людей. Вот одна из них и проявилась сегодня. Можно бы выявить ее личность, но мне совсем не хочется. Разве Бог не видит без меня? Значит, другая на ее месте была еще хуже. А вот и пришла та, что заказывала такси, говорит: все в порядке, надо выходить, встречать машину. Вышли. Микроавтобус тут как тут. Разместились. По два доллара за человека передаем шоферу. Хорошо, что у меня есть по одному доллару.
В монастыре легли спать. Только уснула – колокол над моей головой – бум! Бум! Бум! Это монастырь просыпается, но нам еще рано. Он отзвонил, я опять уснула. А через три часа и нам подъем.

Первый день

7 декабря, среда. Расписание: Хеврон. Дуб в Мамре. Вифлеем. Елеонская гора. Гефсимания.
От одних названий голова кругом.

Марию вырвало. Неизвестно почему. Она очень переживает – ведь после причастия. Отчего? Так она больна, еще потрясло в троллейбусе, где многих монахинь тошнит, да и в такси мотало. Кто знает…

В 7 часов подъем. В 7 часов 15 минут завтрак. Завтракаем – прекрасно. Ни на одном курорте так не кормят. Здесь холодильник - не шкаф, а большая комната. Игуменья дает нам в дорогу на весь день сухой паек: большие коробки с разной едой и напитки. И так каждый день. Проголодаться никогда не успевали.

В конце завтрака монахиня, приставленная к нам, объявляет, что по плану сегодня, в первый день, мы должны были посетить Иерусалим и смотреть храмы нашей Духовной миссии, а начать день с посещения Иерусалимской Патриархии, чтобы принять благословение патриарха Диодора. Но не успели договориться с патриархом, и потому сегодня действует план следующего дня. Мы сейчас выезжаем в Хеврон.

Слово берет наш батюшка-провожатый. Он говорит, чтобы мы были дисциплинированы, не портили друг другу настроение, что мы долго молились дома и вымолили эту поездку, а теперь перед иконами и мощами не надо молиться, надо заранее перекреститься, а потом только приложиться – быстро и аккуратно, плотно сжатыми губами, не чмокать, слюни не оставлять, здесь народ очень вежливый и воспитанный, - и быстро отойти. Помните: вы не одни и везде надо успеть.

Выйдя из трапезной, торопливо захожу в храм. Он посвящен Казанской иконе Богородицы. За прилавком вижу набор: в желтой коробочке крест и четыре флакончика – со святой водой, маслом, землей и ладаном. Всего два доллара. Я думаю: сейчас наши придут и раскупят. Надо брать скорее. А мне надо сколько: сыну, себе, матушке Митрофании, монахине Нине в Дивеево, Эльвире в Уфу, Асе в Калининград. И еще четыре в запас – мало ли кому понадобится. Беру десять коробочек. Рада-радешенька, что успела. Бегом складываю их в своей келье и бегу к автобусу.

Погружаемся в автобус – не в микроавтобус, едем, нормально разместившись. Наверху, над головой, лежат мои теплые ботинки, берет и легкое пальто. Я легко одета, так как днем + 20, 22. А после 5 часов я снимаю с себя туфли и платок и одеваюсь теплее.

Я заранее готовилась к этой поездке, как и всегда, прочитала, что нашла, и кое-что записала.  По дороге читаю Марии из своих кратких записей. Она слушает благоговейно и время от времени вздыхает и благодарно приговаривает: «Спаси тебя Бог».

Хеврон.
Читаю. Хеврон, вероятно, один из самых старых городов Палестины.
Это очень значимое место.
По преданию, Адам был создан из красной земли, взятой на месте теперешнего Хеврона. Здесь и сейчас находят такую землю. После изгнания из Рая прародители, по преданию, жили в пещере в окрестностях Хеврона. Местные жители так и зовут её «Пещерой Адама и Евы».
После разлучения с Лотом вблизи Хеврона поселяется Авраам, и здесь же в основном проходит жизнь последующих еврейских Патриархов. Когда Авраам узнал о том, что Лот взят в плен, именно отсюда он предпринимает поход для его освобождения. Здесь он получил в ночном видении откровение о 430-летнем египетском рабстве своего потомства.

Здесь от Агари рожден Исмаил. Здесь произошли и три важнейшие события всей жизни Авраама – заключение завета Божия и установление обрезания; рождение долгожданного сына от Сары и явление Бога в Троице.
Вот какие события!

Владетель всей Ханаанской земли по обетованию, Авраам до самой смерти своей жены Сары не имел в собственности ни одного её куска, хотя к тому моменту прожил на ней уже 60 лет. Смерть Сары заставила Авраама купить поле с пещерой около Хеврона. После Сары тут погребают и самого Авраама, и Исаака, и Ревеку. Иаков хоронит свою жену Лию, а переселившись в Египет, заповедует своим сыновьям положить себя в Махпеле.
Хеврон был главным городом колена Давида. Сюда после смерти царя Саула приходит Давид. Здесь он провозглашается царем над коленом Иудиным, и город становится столицей царства Давида.
В Хевроне Давид был провозглашен всеизраильским царем: над ним совершилось торжественное помазание на царство. И до сего дня Хеврон остается очень важным по своему религиозному значению городом для мусульман, иудеев и христиан.

Читаю Марии самое главное: «. В Хевроне - гробницы Авраама, Исаака, Иакова. А гробница Рахили около Вифлеема, в пещере. В ней женщины молятся о детях».
В это время монахиня говорит:
- Наш автобус проходит мимо гробницы Рахили…
Я прошу ее остановиться и выйти, хоть на минуту. Смотреть через стекло – всё равно, что на экран телевизора. Но она неумолима: нет, говорит, там народ, какие-то солдаты стоят. Но я прошу, она обещает: заедем на обратном пути. (И не заехали).

Я очень люблю образ Рахиль. Как ее любил Иаков! Как она страдала, что нет детей, хотя муж ее так любил! И вымолила. И вот она погребена отдельно от всех – от мужа, горячо ее любившего, от сына, горячо ею любимого. Одна при дороге. Вот судьба. Дети Лии были только количество, а ее единственный сын Иосиф – такое качество! У нее был еще один сын - Вениамин, но его она уже не знала: она умерла родами.
 
Иосиф сохранил весь род. То Прекрасный Иосиф. Его  я знаю с детства. Папа говорил дома: «То у нас был Владимир святой, а теперь Владимир проклятой. То  был Иосиф Прекрасный, а теперь у нас Иосиф Ужасный». Говорил так о Ленине и Сталине, говорил, не понижая тона, будто на него никто никогда не доносил. Мама пугалась, а он говорил: «Я ничего не боюсь, потому что к моим рукам не прилипло ни одной казенной копейки» и добавлял: «Все равно каждую неделю хожу к прокурору, пишу объяснительные. Люди не устают писать, не знаю, чему завидуют, а прокурор уже привык, и я тоже».
Студенткой я купила как великую ценность роман Томаса Манна «Иосиф и его братья». Две толстых книги – два тома, и была так довольна, что можно долго читать. Помню, как удивилась, прочитав у Льва Толстого о его опасении: «Неужели у кого-то поднимется рука из лаконичного рассказа Библии о Иосифе сделать роман?» Я не понимала такого его удивления и нежелания. Манн сделал это. Прекрасный роман о Прекрасном Иосифе.
Сегодня я знаю, что Иосиф был прообразом Христа. Иосифа продали, как и Христа, и бросили в яму, чтобы он умер голодной смертью, то есть фактически погребли заживо. Но он словно воскрес: когда его братья через много лет пришли в Египет за хлебом, они не узнали своего младшего брата, ставшего главой Египта. А он их простил и подал им хлеб. А потом весь род переселился в Египет под его покровительство.
Иосиф погребен в Самарии, в Сихеме, в трех километрах от города Наблуса. Этот участок в свое время был куплен Иаковым, его отцом. Там же встретился Иисус Христос с самарянкой Фотинией.
Рахили молятся все бездетные и вообще о детях. Мы были совсем недалеко от этого места, от колодца, но нам не повезло: наша монахиня оказалась очень своенравной. Она указала в стекло: вот там этот колодец… Что стоило остановиться! Но мы проехали мимо.

В Хевроне

Вот мы и в Хевроне, в 36 километрах на юго-востоке от Иерусалима. Здесь живут арабы. У нашей машины арабский номер, значит, с нами арабский шофер. Такие машины не забрасывают камнями – арабское население считается с тем, что араб имеет работу, и ему не мешают.

Дальше наш путь – в центр современного Хеврона, в пещеру праотцев, пещеру Махпела, на «поле Авраама». Авраам купил эту землю у хиттитов специально для погребения. Едем недолго и вот уже идем вокруг огромного здания, которое одновременно свято для иудеев и арабов.

Сначала здесь была только синагога. Потом возвели на ее фундаменте византийскую часовню и храм св. Авраама. Но в Х111 веке на месте церкви построили мечеть. Теперь с одного конца здания – вход евреев, с другого – вход мусульман.

Мы идем сначала к мусульманскому входу. Нас тщательно проверяют, у меня металлоискатель что-то заподозрил, я всё вынула из маленькой сумочки, достала и крохотные маникюрные ножницы. Их оставили у входа. На обратном пути вернули. Потом сопровождающий нас священник тихо спросил меня, зачем мне ножницы. Я объяснила: настрогать от камня гробниц. Он сказал:
-  Я так и знал, что не для маникюра.
С каждого святого места мы стараемся унести его частичку. Здесь строгать ничего не пришлось. Мы разулись и ступили на многочисленные слои ковров. Как приятно наступать ногам! Иду -  отдыхаю.

Перед нами огромная гробница. Мощи -  в земле. Это гробница Сарры. Но самое главное здесь – мощи Авраама. Над ними нет надгробия. Его мощи глубоко в подземелье, к ним нет доступа никому: ни евреям, ни арабам, ни христианам. Но постоянно горит лампада. Она свисает в небольшой проем в полу. Я наклоняюсь, встаю на колени и вдыхаю теплый благоуханный воздух! Какое благоухание! Не оторваться. И это из подземелья? Тихо зову  своих спутников. Я снова и снова вдыхаю и жалею, что надо торопиться дальше.
Вдали стеклянная стена. Стекло очень толстое. За ним – еврейская зона. Сквозь стекло видны надгробия. Там захоронения Исаака, их сына, и  его жены Ребекки, а также их сына Иакова и его жены Лии.
По одному из преданий, здесь похоронена Ева.

В мусульманской части усыпальницы тихо, благоговейно, ничего от современной мирской жизни – как и положено в храме.

Идем в другую часть. Входим в гулкое здание, поднимаемся по звонким ступеням, вокруг молодые евреи с длинными стволами ружей. Молодые охранники таскают ружья, волоча их за собой. Кто-то жует, чувствуется, что между ними неформальное дружеское общение. От храма нет ничего. Мы не обращаем внимания на это. Идем благоговейно, тихо. Нас не досматривали, не разували (а жаль, так приятно было идти по коврам). Поклонились святым мощам, помолились. Я, как всегда, о сыне, маме и брате.

В автобусе читаю: Дуб Мамре в Хевроне, на юг от Иерусалима.
7 лет Хеврон был столицей царя Давида.

Мы едем немного дальше: в двух километрах от Хеврона выходим из автобуса, медленно проходим через ворота, идем к знаменитому дубу Мамре.
Именно здесь Авраам жил с Саррой, еще бездетные, когда их посетила Пресвятая Троица. Тогда супругам был обещан ребенок, и действительно после этого у них родился сын Исаак.

Мамврийский дуб. Священное древо Авраама.
Знаменитый Мамврийский дуб - это остаток той дубравы Мамре, у которой произошло первое в мире ясное откровение Святой Троицы человеку. В самой Библии не говорится о каком-то определенном дубе, но свидетельства о нем появляются уже в I веке по Р.Х. Историк Иосиф Флавий называет его великаном. Во время Флавия считалось, что этот дуб стоит от сотворения мира. Древнейшее христианское предание свидетельствует об уважении, которым окружали хевронский дуб иудеи, христиане, мусульмане и язычники. Возле этого дуба летом устраивались празднества в воспоминание о явлении Божием Аврааму, сопровождавшиеся большой ярмаркой. Император Константин разрушил идольский алтарь около дуба и построил храм «дивной красоты».

Батюшка, наш проводник, рассказывает:
-   Начиная с Х11 века паломники, и в частности игумен земли русской Даниил, посещают и описывают священный дуб Авраама.
Дуб Мамврийский – по-арабски синдиан – принадлежал к особой палестинской породе. Это было древнейшее и громаднейшее в Палестине дерево. Этот дуб, несомненно, был самым старым из всех палестинских деревьев. О его возрасте говорили и внушительный обхват ствола, и высота. Главный ствол его имел у земли в окружности 7 метров. Затем ствол разделялся на три массивные ветви, как бы символизируя или напоминая о том, что своей величавой сенью он некогда дал приют от полуденного зноя Святой Троице в виде трех странников, гостеприимно встреченных здесь Авраамом. Листья этого дуба мелкие и продолговатые с зубчиками по краям листа. Верхний лиственный навес обнимал пространство около 95 шагов в окружности и давал очень густую тень.

Выходим, идем и что мы видим: у дуба странный вид: вернее, дуба нет, вместо него - высокий пень, он огорожен. Слышим рассказ: ночью арабы перелезли через забор и спилили дуб, потом сожгли. А что может один монах, который живет здесь в полном одиночестве и к тому же глубокий старик.
Оставшийся высокий пень, однако, дал отростки! С давних пор считалось, что пока дуб стоит, стоит мир. Как закончится дуб – кончится жизнь на земле.  Но дуб дал побеги! Мы осторожно собираем с земли листочки и желуди этих побегов и шепчем:
 - Слава Тебе, Господи! Продлил нам жизнь.

Пока идем к храму, я по дороге рассказываю Марии:
-  С каким трудом была куплена здесь земля для русского храма! Турецкое правительство под страхом смерти не разрешало приобретать земли в Палестине официальным представителям иностранных государств, а в районе Хеврона жили особенно фанатичные мусульмане. В русском консульстве работал араб по происхождению Я.Е. Халеби, глубоко верующий православный человек. Он приехал в 1878 году в Хеврон под именем купца из Алеппо и   на свое имя оформил покупку дуба. Халеби с торжеством пришел в Миссию и объявил:
-   Дуб русский.
Представляешь? Но это было не всё. Нельзя было строить церковь. Ее строили под видом больницы. Но со временем строители-арабы поняли, что строят церковь, и взбунтовались. Ужас – какой был переполох! Нарушен порядок! Нельзя здесь строить церковь! Угрозы. С арабами рассчитались, наверное, немало переплатили за их молчание, и наняли итальянцев. Те достроили церковь. Так что совсем не просто русские здесь осваивались. А что сделаешь – другие пришли сюда много раньше. Освятили храм только в 1925 году. Интересно, что патриарху Дамиану во время освящения преподнесли такое угощение: хлеб, телячье мясо, масло и молоко – ту же трапезу, что Авраам в свое время предложил Трем Странникам – Ангелам.
Вошли в храм монастыря Святой Троицы. Единственный насельник встречает нас очень приветливо. Он дарит нам каждой по цветной иконе Троицы. На иконе Три Ангела и за их спинами -  Авраам с Саррой с чашами в руках. За спинами Авраама и Сарры – большие ветви дуба, словно всё происходит внутри этого могучего дерева.
Спрашиваю: много ли дубов в округе. Ответ: ни одного. Здесь вообще дубы не растут. Я так и думала. Это не Россия.

В Хевроне
Монастырь – в ведении Зарубежной Церкви с послереволюционного времени. До Второй мировой войны здесь был подлинно русский уголок с традиционным церковным бытом: служба, колокольный звон. Позже власть в СССР решила прибрать к рукам заграничные владения. Монастырь удалось записать за Зарубежной Церковью, а то его могли бы продать или подарить кому угодно. Грека-иеромонаха поддерживают насельницы женского монастыря  Марии Магдалины, а потом стали навещать его и монахини Горнего монастыря. Дивеевская монахиня Нина рассказывала мне, что матушка Митрофания очень любила посещать этот монастырь, она ухаживала за стареньким монахом. Именно он передал матушке Митрофании постоянную, непрерывную Иисусову молитву.
Сейчас, в ХХ1 веке, монастырь – в ведении Московского патриархата. Постепенно всё возвращается на круги своя.
Далее наш путь лежит в Вифлеем

Вифлеем
Город Хлеба. Очень плодородная земля была. Здесь родился Тот, Кто дал нам есть Хлеб Небесный. Наша проводница умоляет не задерживаться: недавно сюда арабы пустили газ, когда паломники вошли в храм. Но с нами же араб-шофер! Мы совершенно спокойны. Однако она «гонит волну», а мы не воспринимаем и идем спокойно.

Храм огромный. Необъятный. Прекрасный. Царица Елена умела сделать как надо.
Вход очень низкий, чтобы всадник не проскакал на коне. Однажды такое случилось. Тогда из одной колонны вылетели пчелы и насмерть закусали джигитов. С той поры в скале явилось и поныне есть отверстие из пяти небольших углублений, как бы следствие благословения священника. Если вложить пальцы в эти отверстия, то получится изображение священнического благословения.
Прекрасен пол с фрагментами древнего времени, но мы спешим, всей душой – туда, вниз, в крохотную пещеру, где родился Спаситель. Ему не нашлось места в городе, заполненном пришедшими для участия в переписи. А может быть, не было достойных впустить в свой дом Христа?

Пещера Рождества
Небольшая лестница, очень узкая, вниз. И вот мы в этой пещере, такой маленькой, что даже нашу группу разделили пополам: больше там не помещается. В стене справа углубление. Может быть, для сена. Туда Дева Мария положила новорожденного младенца. Он ведь родился без помощи людской – из правого бока. Иосиф в это время отлучился в поисках акушерки. А всё уже произошло.
Богородица спеленала Его и положила сюда. Сейчас под этой нишей в полу выложена серебром звезда с кругом посредине для поклонения. Над ним – мраморный навес, который служит престолом для православных и армян. Теплятся многочисленные лампады.
Слева три ступеньки ведут вниз – там стоял скот. Они дыханием согревали пещеру. Вдоль стены узкий проход для выхода. Выходим в другую дверь, чем вошли – для удобства паломников. Думаю, что в древности этого выхода не было. И мы опять  в храме. Прежде здесь было из золота, шелка и драгоценных камней. Стены были украшены мозаикой.
Нас ведут немного дальше, и мы в пещере, перед каким-то заграждением из сетки. За нею маленькие черепа. Их гора. Священник говорит, что это останки младенцев, убитых по приказу Ирода, когда он хотел убить младенца Христа. Батюшка повернулся к нам: «Просите, несчастные женщины, просите этих невинных младенцев о заступничестве за вас, убивших своих младенце в своей утробе, не давших им увидеть Божий свет и принять святое крещение».
И женщины припали к сетчатой решетке, ограждающей от нас эти маленькие черепа, некоторые пальцами вцепились в нее и так горько зарыдали, завопили… Боже мой! Как их много – этих голосов. В этой поездке к нам присоединились те, кто живет в монастыре и трудится там. Я даже оглядываюсь – почти все присутствующие вопят. Какой ужас. Кажется, молчим только мы с Марией. Неужели так много делающих аборты… как их жаль.
Выходим. Монахиня-гид радуется, что всё прошло мирно, на нас не напали, а мы ощущаем, что так и должно быть.
Поле Пастушков
Едем на Поле пастушков. Именно – пастушков (а не пастухов)! Детям, подросткам  первым из людей открылся Господь в Своем рождении! Как и в России, здесь лошадей в ночном охраняли мальчики - дети и подростки. Может быть, они одни во всей стране тогда бодрствовали. Им и открылся Господь.
Здесь был когда-то большой храм, а сейчас в память этого события  существует подземный храм. Он такой обветшалый, что кажется полуразрушенным. Это темная пещера. В нее ведет 21 ступенька. На полу остатки древней мозаики. В западной части пещеры находится место, где пастушкам явились ангелы с вестью о Рождении Христа. Значит, мальчишки были не на поле, не на ветру и дожде, которые часты здесь в это время года, а в пещере. Может быть, с ними здесь был и их скот.

Нас встречает греческий священник. По-русски не говорит. Говорю с ним по-английски. Он понимает. Написала тут же записочку о здравии сына. Прикладываю к ней десять долларов. Батюшка спокойно берет. Значит, не мало подала. Так я довольна! С этого святого места, где мальчики первыми увидели и услышали Благовестие о рождении Спасителя, отсюда пойдет молитва и за моего сына! Я ликую.

Выходим из пещеры. Когда-то пастушки так же вышли и пошли к пещере Рождества. Идти полчаса. Наверно, ангелы невидимо их сопровождали, и они безошибочно нашли пещеру, озаренную как днем  или ярче дня. Тут уж ошибки не могло быть.

Едем другим путем. Не заехали к гробнице Рахили. Я молюсь ей по дороге.
В автобусе обедаем. Всё очень вкусно, хотя совсем нет чувства голода.

Гора Елеон, Масличная
Наш путь - на Елеонскую гору.
Это самая высокая гора в Иерусалиме: 800 метров. У горы три вершины. Южная называется горой Соблазна.  На ней во времена заблуждений Соломона под влиянием его иноверных жен совершались языческие жертвоприношения. Северная вершина называется: Малая Галилея. Там в Евангельские времена собирались жители Галилеи, когда приходили на праздники в Иерусалим, здесь же останавливались и апостолы, которые были галилеянами. А самая высокая, средняя, восточная вершина - Вознесения. Здесь Иисус Христос после Воскресения провел последнюю ночь на земле и отсюда вознесся на Небо.
Гора покрыта растениями: деревьями, кустами, травой. Здесь приятно было находиться, отдыхать.

На этой горе произошло много событий. Именно сюда Господь удалялся на ночь, здесь же Он в беседе с тремя учениками, восхищенными прекрасными и мощными зданиями вечного города, предсказал полное разрушение Иерусалима. Здесь же Он дал некоторые указания симптомов конца света: многие придут под именем Христа, но Его явление будет таким же неоспоримым, как молния от края небес до края.

Помню, как мне с братом рассказывала об этом наша молодая няня во время грозы. Она закрывала двери всех комнат, усаживалась с нами в темном коридоре и говорила:
- Когда придет Господь, вот так же, как молния, будет невиданный Свет от одного края небес до другого, и от этого Света нигде нельзя будет укрыться.
Я боюсь и молчу. А братик, хоть и моложе меня, по-мужски рассудителен. Он говорит:
 -   А за дверями, как сейчас?
- Нет, - говорит няня.  - И здесь мы Его увидим.
- А за темными шторами, если мы их задвинем во всех  комнатах?
- Нет, не поможет. Его Свет такой, что проходит сквозь всё. Тогда
не будет сомнения, что это Он! А до того никому не верьте.
Мы очень боялись. А она говорила:
- Нечего бояться! Это будет для нас радость – для всех крещеных людей. Это великая тайна! Она скоро сбудется. Потому что почти все церкви закрыты. Как закроют последнюю – так Он и явится. А нам что бояться! Мы скажем: Господи, мы люди Твои, мы люди крещеные. А что церкви позакрывали  - так нас не спрашивали. Только маме не сказывайте.

Что мы крещеные – это няня знает лучше всех. Она нас и возила куда-то далеко, и там нас окрестили. Мама знает, конечно, ведь лошадь с экипажем для далекой поездки организовал наш отец. И вообще мамин дед был священником. Но об этом нельзя говорить. Надо молчать – и мы, малыши, почему-то это понимаем. И мы ничего не сказывали маме, понимали: мама будет недовольна, что няня делится с нами великой тайной. Мы не сказывали маме, что няня тайком крестится сама и крестит нас. Почему-то мы догадывались, что мама этого испугается. Мама учительница. Ей нельзя креститься. Ее за это выгонят с работы, и мы будем голодать.
Мы были совсем маленькие, в глаза не видели ни одной церкви (крестили нас поздно вечером, и мы этого не запомнили, наверно, были совсем маленькими), жили в совсем новом городе и не знали, что это такое, но как-то всё понимали.

Игумен Даниил писал в Х11 веке о большой церкви на Елеоне, под алтарем которой пещера, в ней Господь учил апостолов молитве «Отче наш». Ныне над развалинами пещерного храма, на том месте, где была обнаружена каменная таблица с текстом этой молитвы, – католический женский монастырь «Отче наш». Храм был выстроен еще при царице Елене в 1У веке, а монастырь существует с Х1Х века. На стенах храма и галереи, прилегающей к нему, 62 таблицы с молитвой «Отче наш». Она написана крупным шрифтом  на разных языках, чтобы каждый мог выучить ее.

Когда мама вышла на пенсию, она перестала бояться потерять работу и начала открыто ездить в церковь – они с отцом в то время переехали в другой город, где были храмы. Тогда мама призналась, что все годы работы она боялась, что, войдя в класс, однажды начнет урок с того, что громко пропоет «Отче наш». Эта молитва  всегда была при ней. Она говорила, что если бы не ее зарплата, дети не смогли бы учиться в Московском университете. Хотя отец всегда получал хорошую зарплату, но на его одну получку они никак не могли бы дополнять две стипендии – дочери и сына. А на одну стипендию жить – значит: голодать и не учиться как следует, а все время думать о еде.

Елеонская гора

На Елеонскую гору пришел Господь после Тайной Вечери и здесь же молился о Чаше. По-человечески Он еще надеялся, что Отец пронесет ее мимо. Сюда же привел Иуда толпу от первосвященника, и они арестовали Христа. На этой же горе Он после Воскресения провел последнюю ночь на земле и отсюда вознесся на Небо.

Гора находится прямо против Золотых ворот Иерусалимских. Отсюда Господь совершил Свой Вход в Иерусалим. Ныне эти ворота замурованы навсегда. Это сделали мусульмане, чтобы не сбылось христианское пророчество: во время Второго Пришествия Христос пройдет этими воротами вновь, как и во время первого Входа в Иерусалим. Но всё зря. Надо будет – пройдет и сквозь закрытые двери.

Но напрасно и это ожидание: во Второе Пришествие Господь не ступит на землю.  К Нему вознесутся те, кого Он удостоит. Об этом написано в 3 молитве ко причащению: «Хотяй вновь прийти судить вселенную по правде, тогда благоволи и мне встретить Тебя на облаках, Судью и Создателя моего, со всеми святыми Твоими».
Мария удивляется: откуда ты знаешь? Я отвечаю: читай молитвы медленно, осмысленно, не как заговор или заклинание. А я ведь не только учительница, но и классная наставница в православной гимназии.

На вершине Елеонской горы - Спасо- Вознесенский женский монастырь русский, православный, принадлежит  Зарубежной Церкви. Визит туда, конечно, не запланирован, хотя так хочется – оттуда такой обзор!
О. Антонин приобрел этот участок земли на самой вершине Елеонской горы, на месте древнего византийского храма, здесь он и погребен.
О. Антонин сначала построил странноприимный дом, где могли останавливаться для отдыха русские паломники, обычно восходящие на Елеонскую гору после посещения пещеры Лазаря Четверодневного в Вифании.
В 1886 году состоялось торжественное освящение храма и колокольни. Колокол весом 308 пудов (пять тонн) для колокольни был отлит в России. На гору его тащили всем миром буквально – на руках! 

Недалеко от места обретения главы св. Иоанна Предтечи на Елеоне находится камень, на котором по преданию, стояла Богоматерь во время Вознесения на небо Господа Иисуса Христа.

С началом Первой Мировой войны, войны России с Германией и Турцией, Российскую Духовную Миссию в Палестине постигли тяжелые испытания. Все духовенство Миссии и все старшие монахини были вывезены в Египет. Русские постройки, сады и подворья в Палестине были заняты турецкими войсками. Монастырская жизнь на Елеоне прекратилась. Храм Вознесения был опечатан. Для сестер святая икона Богородицы стала «прибежищем и утешением» и наименовали ее «Елеонской Скоропослушницею», ибо скоро Она слышала их молитвы и ниспосылала им Свои милости.

В январе 1919 г. монахини из Александрии возвратились на Елеон, а в июне церковь была освобождена от наложенных в 1914 г. печатей. Тогда сестры обители перенесли икону в главный храм, и со дня её перенесения Лик Божией Матери просветлел, а ризы Божией Матери и Богомладенца сделались яркими. Образ почитается 9 ноября – в день празднования Афонской чудотворной иконы «Скоропослушница».

В монастыре есть еще одна чтимая икона Божией Матери - «Взыскание погибших». В 1911 г. она была специально написана по заказу паломников в благодарность за спасение во время бури. 6 февраля день празднования этой иконы в Елеонском монастыре.

В 1951 г. настоятельницей монастыря была назначена игумения Тамара, дочь Великого Князя Константина Константиновича Романова (поэта «К.Р.»). Она управляла монастырем до 1975 года. При ней в присутствии представителя короля Иордании Хусейна было отпраздновано 100-летие Русской Духовной Миссии. Она с сестрами пережила ожесточенную перестрелку во время шестидневной войны 1967 г.

Вплотную к храму примыкает стройная колокольня высотой 60 м — самое высокое сооружение в Иерусалиме, называемое "Русская свеча". С самой вершины горы, несколько выше от места Вознесения, - такая панорама! На западе, за глубоким оврагом Кедрона, виден весь Иерусалим с его холмами и разнообразными строениями: домами, храмами, монастырями, мечетями и башнями. На юго-западе — долина Рафаим, монастырь пророка Илии, Вифлеемские холмы, Сион, ущелье Енном и долина Иосафатова до селения Силоам. На юго-востоке — скалы и ущелья лавры св. Саввы, за которыми сверкают воды Мертвого моря, позади, на востоке, Иерихонская равнина, Иордан, Моавитские горы. А если взойти на колокольню, то видно не только Иордан, но и Средиземное море.
Но там мы  не были.
 
Позади русского храма, в саду, - часовня во имя пророка Иоанна Крестителя на месте первого и второго обретения его честной главы. Часовня построена на том месте, где были найдены древние армянские мозаики, которыми было выложено место обретения честной главы святого Иоанна Предтечи.
Здесь при Вознесении Спасителя на небо апостолам явились два Ангела в белых одеждах и назвали их "мужами Галилейскими":
-   Мужи галилейские! что вы стоите и смотрите на небо! Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо (Деян. 1, 11).

Неподалеку от вершины Вознесения находится то место, где Ангел возвестил Богородице, что Она через три дня будет призвана от здешнего мира в Небесные обители.

Часовня Вознесения Господня

Мы поднимаемся невысоко. Вот и часовня Вознесения. Русское название: «Стопочка». Когда-то здесь высился величественный храм Вознесения, построенный равноапостольной Еленой. Сейчас это мусульманское владение. Турок пускает нас, взяв по полдоллара с человека. Мария быстрее меня соображает и платит один доллар за себя и за меня, также поступают и другие, чтобы не мешкать с мелочью, не ждать сдачи.
Дело в том, что  в 1У веке здесь была часовня, а в Х11 веке  она была переделана в мечеть, но   мусульмане разрешают в праздник Вознесения совершать здесь богослужения, и сами в них участвуют, так как они верят в историчность события, и притом всё совершается очень торжественно, красиво.

Это небольшое здание без крыши. Отсутствие крыши – знак Вознесения. Здесь Христос стоял на земле последний раз. В окружности 24 шага. Внутри здание круглое, а снаружи восьмигранное. Стены внутри молельни пусты, нет ни икон, ни лампад.

Посреди мечети-часовни на полу покрытое стеклом углубление – стопа Спасителя перед Его Вознесением. Она запечатлелась в камне скалы. Стопа обычно заполнена водой. Это левая стопа. Вокруг нее - квадратная рамка из мрамора. Стопа - последняя память о Нем на земле.

О ней Гоголь писал: «Помню, что на этой Элеонской горе видел я след ноги Вознесшегося, чудесно вдавленный в твердом камне, как бы в мягком воске. Так что видна малейшая выпуклость и впадина необыкновенно правильной пяты».

Почему одна стопа? Где правая? Ее отпечаток вместе с куском скалы вырезан мусульманами и помещен в мечеть Эль-Акса. Они не отрицают святость Христа, но не считают Его Богом. Они и Богородицу признают святой, но только святой – не более. Иначе говоря, они не отрицают историчности, реальности событий Нового Завета.

Вспоминаю, как в молодости я была в Ленинграде в командировке и вечером зашла в храм Николы Морского. После службы священник рассказывал о поездке сюда, на Святую Землю. Огромный храм был полон, но все затаили дыхание. Стояла такая тишина, что слабый голос старенького священника был слышен отчетливо.

Для нас Святая Земля была недоступна, как другая сторона Луны. Батюшка говорил: «Можете себе представить – там никто не сомневается,  что Иисус жил на земле. Спокойно показывают: вот здесь Он проходил, здесь накормил  людей  и так далее. И это говорят не христиане, а мусульмане! А в нашей стране даже в учебниках пишут: миф о Христе». До сих пор помню, какое двойственное чувство владело мною на обратном пути из храма: радостное: как мне повезло, и я услышала о Святой Земле! И тягостное: сколько еще будет продолжаться эта ложь, этот запрет  на выезд из страны…Как же священникам не побывать на Святой Земле! Да всех семинаристов надо возить туда во время обучения!
Спускаемся с горы. Наш путь дальше, в Гефсиманский сад.

Гефсимания

Поднимаемся мимо старинных деревьев – свидетелей ареста Христа. Это восемь древних олив. Их возраст более 2 000 лет. Они свидетели тех событий! Деревья охраняются. В том числе и от паломников. И это необходимо. Иначе я бы тоже захотела взять листочек. Мы шли скоро, но я по пути воображала, как можно пролезть между заграждением и взять листочек, если он валяется на земле. Рвать я бы не стала, но если валяется… Так хочется унести побольше памятного, а также свидетельства того, что я здесь была. В старину паломники привозили с собой в знак доказательства, что они дошли до Святой Земли, пальмы. Отсюда и название: паломники.

Недалеко от древних масличных деревьев находится камень, на котором, по преданию, сидел Спаситель, когда Иуда пришел предать Его. Иуда привел сюда толпу от первосвященника, и они арестовали Христа.
Вот пещера, где от отчаяния непреодолимым сном спали три апостола во время кровавой молитвы Иисуса.
Там, где Он молился, - храм, посвященный Молению о Чаше. Вдоль ограды расположены изображения Страстей в специальных ковчегах.
На месте моления Христа – францисканский храм, его строили 12 католических стран, поэтому он назван «храмом всех наций». Здесь нет скульптур. Нет дневного света. Если выключить свет, наступит тьма кромешная. Холод и мрак – это ад. Слово «ад» и означает: без света. Примечательно, что это не русское слово – латинское. В русском языке только «рай» – радость.

Все мы замерли перед  большим камнем, который лежит перед главным престолом. На нем молился Христос. Молитва Иисуса была исполнена трагизма: с Его Лика падали кровавые капли. Нам показывают место на полу, где капли кровавого пота Христа растопили камень и прошли насквозь. Так Он завершал Свое моление о Чаше страданий, уже вплотную подошедшей к Нему. По-человечески в Своем Молении о Чаше Он еще надеялся, что Отец пронесет ее мимо, и тут же отдавал Себя на волю Отца: «Но да будет воля Твоя». . (Мф. 26:36—46).

В храме очень холодно. Не то что прохладно, а лютый мороз. И это понятно. Холод ужаса перед предательством. Поцелуй Иуды – это же как нож  в спину.

Помню, как я работала первый год в большом издательстве. Перед обеденным перерывом вдруг ко мне сзади (со спины) подошла женщина, которую я по настойчиво рекомендации заведующей взяла в рецензенты, и громко заявляет:
- Вы требовали у меня взятку!
Я поворачиваюсь к ней.
- И вы мне ее дали?
- Да!
- И сколько же вы мне дали?
- 167 рублей.
- Почему такая неровная сумма? Какая-то странная. Уж брать так
100 или 200  что ли, а то как-то не то не се. Может, там еще и копейки были? Вы уж точно всё вспомните.

Женщина вдруг страшно потерялась. Опустила голову, обернулась, а за ней уже встали все работники редакции и заявили мне:
- Мы свидетели ее заявления и подтвердим каждое ее слово.
-   Очень хорошо. Возьмите с нее письменные показания. Слова к делу не пришьешь.
Я поворачиваюсь за свой стол. Пытаюсь читать – но какое уж тут чтение. Да и по часам уже обед. Иду на улицу. Вхожу в книжный магазин. И наугад открываю книгу на витрине. А там статья известного профессора, в которой он цитирует меня, но называет в мужском роде. Это такое утешение! Я улыбаюсь. Прихожу, звоню в ИМЛИ (Институт мировой литературы),  беру его телефон, звоню ему домой и представляюсь: «Я не мужчина…» Он оправдывается:
- У вас чисто мужское мышление! Не мог вообразить, что так писать может женщина.

Так в один день страшное нападение и чудесная поддержка, ободрение.

Домой приехала разбитая. Надо искать работу. Так нельзя. Только я так решила - телефонный звонок. Сдавленным голосом кто-то называет меня по имени-отчеству. Рыдает. Я постепенно узнаю свою рецензентшу. Она говорит:
-    Вы меня так выручили, мне есть  было нечего, а вы сразу по просьбе заведующей, моей давней знакомой дали мне работу – написать рецензию - и тут же выписали платежку. Я получила от вас деньги, я вам так была благодарна, но она хочет выжить вас и упросила сыграть эту сцену. А после вашего ухода на обед они увели меня в ее кабинет и потребовали написать, как и вы сказали. Но я наотрез отказалась. Устно – это одно, а письменно – это такой донос, такая страшная клевета, простите, если можете. Последствий не будет. Меня убило ваше спокойствие. Я больше никогда не покажусь в этом издательстве, в этом гадюшнике. Простите.
Как они ненавидели меня за то, что я единственная кандидат наук, да еще не москвича, из «понаехали»», да за два языка получаю надбавку (после экзаменов в МГУ), и что работа мне не в тягость, а в удовольствие. В итоге – в перестройку я одна доработала до последнего в редакции. Почему я это вспомнила – тогда я спиной ощутила, что значит: нож  в спину. И это было только начало... и так было почти все двадцать лет... мне надо было жить с ними. Защищал директор. Он запретил любые сборища в редакции без него. У заведующей редакцией ни степени, ни языков. Вот и завидует и боится за свое место. Ее родители, старые большевики,  дали ей имя: Воля - по революционной организации «Народная воля». Родители много и долго сидели и писали оттуда письма с вопросами, читают ли дети Пушкина.  Она очень гордится: вот какие были люди, заботились о просвещении. Дымя сигареткой, она очень осуждает доносчиков и клеветников, которые посадили ее родителей.
А я на ее место не стремлюсь: она каждый день на работе, а у меня  два присутственных дня в неделю, у меня ребенок школьник. Мне домашние дни важнее всего.
Нож в спину. Чернеют дыры в парусах, разорванных ножом.

Погребение Богородицы

А мы уже идем на место погребения Богородицы. Это здесь же, в Гефсиманском саду, на земле, принадлежавшей роду Богоматери. Спускаемся по небольшой лестнице, перед нами  три захоронения:
два рядом, справа, – это родители Девы Марии, а третье особняком, по другую сторону от входа – там Обручник Иосиф. Его могилу копал Сам Спаситель.

Когда скончалась Богородица, казалось бы, Ее надо было положить между этими захоронениями. Но апостолы, чудесным способом перенесенные в  Иерусалим из разных мест, поступили иначе. Они прорыли глубокий ход посреди этих захоронений и там, в глубине, -  большую, просторную пещеру. Мы долго спускаемся туда: пятьдесят ступеней. При спуске надо бы молиться: ведь по краям лестницы – приделы Богоотцов: Иоакима и Анны и Иосифа-Обручника.  Мы слышим об этом, но некогда даже остановиться.
Впервые храм здесь был построен в У веке. Предполагается, что ранее здесь стоял храм, возведенный царицей Еленой, что весьма вероятно. Нынешнее подземное здание восходит ко временам крестоносцев. Оно крестообразной формы.

В Евангельские времена посреди выкопанной пещеры было положено Тело Пресвятой Богородицы. Теперь посредине высится  пещера гроба - погребение наподобие Кувуклии. Не случайно мы называем Успение второй Пасхой. Ведь отсюда Богородица была взята на Небо телесно. Здесь произошло это чудо.

Выкопав пещеру и совершив погребение, апостолы засыпали вход, чтобы никто не покусился нарушить покой этого святого места. Правда, опоздал Фома. Когда же разрыли ход, чтобы и он попрощался с Божией Матерью, – там уже не было Ее Тела. Так все убедились, что Она взята на Небо вместе с Телом. Потом опять вход замуровали.

Долго молимся, хотя нас торопят. Нет сил покинуть это место. Конечно, каждый молится о своих детях перед нашей общей Матерью.
Медленно поднимаемся. Выходим в сад.

Монахиня говорит, что пора возвращаться. В автобусе она упоминает о близлежащем храме Марии Магдалины. Оказывается, он расположен рядом с пещерой апостолов, где они спали во время моления Христа. Мы были рядом! Я подскочила. Это моя мечта! Немедленно туда! Но не тут-то было. Монахиня спокойно отказывается: это не наш монастырь. А чей? Он Русской Православной Церкви За рубежом. Я не сдаюсь. Я встаю и иду к ней. Она кричит: на место! Я сейчас ей покажу ее место. Я подошла к ней вплотную и сказала:
- Там мощи Великой княгини Елизаветы Федоровны. Она
причислена к лику святых уже и в России. Мало того, что назад поехали кружным путем мимо гробницы Рахили, так еще и к Елизавете Федоровне не поедем?! Бунин воспел Рахиль:
                Благодарно  целую пыль
                На могиле твоей, Рахиль!
А великую княгиню сейчас воспевает вся наша страна…

В моих словах ей почудилась угроза – и не напрасно. Она замолчала, потом что-то говорит шоферу, и мы недолго едем в гору. Остановка. Отворачиваясь от меня, гид объявляет:
- Выходим.  Мы у женского монастыря Марии Магдалины.
Монастырь принадлежит к Зарубежной Церкви. Но нас могут не пустить, они с нами враждуют. Когда наши монахини ходили помогать монаху-греку у Мамрийского дуба, зарубежные монахини их били.
- Как – били?
- Как… Кулаками. Я сейчас буду звонить.
Я не верю. Она выходит, мы за ней, она говорит по какому-то устройству в стене, ворота открываются, и мы входим. Вот он – храм, который я долго изучала по фотографиям.

Храм Марии Магдалины

Храм построен в память царицы Марии Александровны (1824 – 1880), супруги императора Александра II, убитого в 1881 году бомбой террориста, матери императора Александра III и Великих Князей Сергия и Павла. Императрица осознавала трудность пешего пути в жарком климате, да еще с ношей, особенно для женщин, и много помогала паломникам на Святой Земле. Через пять лет после ее кончины император Александр III с братьями начали на Святой Земле строительство храма в память о своей матери.  Закладка храма состоялась 21 января 1885 года. Автором проекта был архитектор Давид Иванович Гримм. Строительство велось под наблюдением архимандрита Антонина (Капустина) и длилось три года.

Храм во имя святой равноапостольной Марии Магдалины был освящен через три года после начала строительства, в 1888 году, в год 900-летия Крещения Руси. Он возвышается у подножия Масличной (Елеонской) горы, чуть выше Гробницы Божией Матери. Это семиглавый храм с золотыми куполами, совершенно в русском стиле,  – один из красивейших храмов Иерусалима. Он расположен напротив Золотых Ворот (наглухо закрытых) Иерусалима, за потоком Кедрон.
    На освящении храма присутствовал великий князь Сергей Александрович с супругой, великой княгиней Елизаветой Федоровной, старшей сестрой императрицы Александры Федоровны, внучкой английской королевы Виктории, тогда еще не принявшей православие. Увидев этот храм, она сказала: «Как я хотела бы быть похороненной здесь».
Воля великой княгини Елисаветы, вскоре после этого принявшей Православие, осуществилась после ее мученической кончины в шахте под Алапаевском, на Урале, куда ее, вместе с другими членами царской семьи, сбросили живой. В 1920 году ее святые мощи, а также мощи инокини Варвары, добровольно разделившей с ней страдания, перевезенные белогвардейцами с Урала – через Сибирь и Китай - были положены в усыпальнице (в крипте) храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании. После их прославления в лике святых в 1982 году торжественно перенесены в храм, где покоятся по сей день.

После революции 1917 года, в 1933 году, в «русской Гефсимании» образовалась женская монашеская община Русской Православной Церкви Заграницей. У ее истоков стояли две англичанки православного вероисповедания: монахини Марфа (Спрот) и Мария (Робинсон). Трудами матери Марфы на заброшенном русском участке в Вифании была создана школа для православных арабских девочек. На долю игуменьи Марии досталось руководство обителью в тяжелые годы боевых действий между Израилем и Иорданией. Как британской подданной, ей предложили покинуть страну, но мать Мария отказалась.
Сегодня обитель находится в ведении Русской Православной Церкви Заграницей.

Храм Марии Магдалины. Подходим к храму. Как он прекрасен Великолепен! А как изящен! Настоящий русский храм. Два марша лестниц – справа и слева - ведут наверх. Я знаю, что мраморная колонна, на которой укреплен святой престол, была найдена непосредственно на «Русских Раскопках» в Старом Иерусалиме (ныне Александровское подворье) вблизи храма Воскресения Христова. Но меня тянут к себе - справа и слева от Царских врат, перед иконостасом - два надгробия,  две раки белого мрамора. Справа – великая Княгиня. Я ее очень люблю за красоту и за прекрасный характер. Слева – ее сопровождавшая монахиня Варвара. Иду к княгине и припадаю к ее надгробию.

Дома я прочитала всё, что опубликовано о ней и ее муже - великом князе, генерал-губернаторе Москвы Сергее Александровиче, дяде императора Николая Александровича.  Супруги жили девственно: как брат с сестрой. Оба в юности дали обет безбрачия. Перед девочкой Елизаветой и ее матерью из окна с высокого этажа упал и разбился младший братик. Она испытала такой ужас, что не захотела пережить этого когда-либо еще раз. А может быть, ей было дано  в тот миг познать, что такова будет ее собственная кончина – ее сбросят живой в уральскую шахту в 1918 году – сбросили бы и ее детей, и она не захотела для них такой судьбы. Неизвестно, что побудило на такое же решение о бездетности великого князя, но они открылись друг другу и соединили свои судьбы. А была Елизавета самой прекрасной  невестой Европы.

В Москве великая княгиня Елизавета Федоровна организовала строительство храма-памятника, Храма русской скорби о всех, кто погиб в первую революцию 1905 – 1907 годов. Храм посвящен иконе Богородицы «Отрада, или Утешение». Конечно, для нее главным делом было увековечить память ее мужа, который тогда пал первой жертвой. Его первого взорвали бомбой, брошенной в его карету. Великий князь был разорван на куски. Сердце его было закинуто на крышу соседнего дома. И билось как живое. Великая княгиня сама собирала тело по кусочкам и приговаривала: «Он так не любит беспорядка». Погиб и кучер. Великая княгиня шла за его гробом на похоронах и обеспечила его семью.

После 1917 года храм «Отрады, или Утешения» перестраивали, но не успели сломать совсем. Игумен Иринарх начал его восстанавливать. Под крышей он создал воскресную школу, в которой я была преподавателем, пока реставрация не смела все внутренние перегородки, в том числе и междуэтажные перекрытия. Негде стало собирать учеников.

В Москве княгиня-вдова организовала Марфо-Мариинскую обитель: не совсем монастырь, то был приют для бедных больных, которых обслуживали верующие девушки, давшие временный обет.

И вот я перед великой княгиней у ее гробницы белого мрамора.
Я жалуюсь ей на себя: часто впадаю в раздражение или скорбь почти до отчаяния. Только сейчас негодовала на монахиню, а она все-таки монахиня. Как необходимо сохранять душевное равновесие! У меня явное ощущение, что меня слышат. Я ничего особенного не вижу  и не слышу, но знаю, что услышана. (И так и было. Вскоре по приезде мне позвонила мать моего давнего домашнего ученика и пригласила навестить ее в маленьком издательстве. Я сразу поехала – издательство разместилось в комнатках полуподвального помещения в здании на территории Марфо-Мариинской обители! В этом издательстве и вышли мои первые книги. Хозяин издательства совсем не был профессионалом. Он был ранен в одном сражении недавно, излечен и получил награду, которую – в благодарность за исцеление - и вложил в издательство православной литературы).
Постепенно успокаиваюсь. А меня уже снизу зовут. Неохотно встаю с колен, медленно отхожу, иду к святой Варваре, прикладываюсь и спускаюсь.
Некогда полюбоваться на иконостас из белого мрамора с черной бронзой. Над иконостасом – изображение Марии Магдалины, протягивающей императору Тиверию красное яйцо. Так произошло тогда это чудо, которое все мы воспроизводим каждую Пасху, когда красим яйца.
Торопливо спускаюсь. На первом этаже за свечным ящиком вижу местную монахиню. Иду к ней и протягиваю записки о здравии и о упокоении. Монахиня не говорит по-русски, только по-немецки. Прекрасно. Спрашиваю цену. Она называет сумму, от которой я отшатываюсь. Не помню, сколько, но много. Говорю, что я из Москвы, забираю свои записки и протягиваю ей книги о великой княгине, вышедшие в Москве. Монахиня с удовольствием их берет, протягивает руку к моим запискам и забирает их и благодарит меня. Вот как славно всё вышло! От нее узнаю, что действительно здесь, в монастыре, сохранились достоверно те ступени, по которым шел Господь во время Входа в Иерусалим. Эти ступени не каждый может увидеть. Мы бы смогли, но нет времени – и так визит сюда не запланирован. Уже поздно.

Монахиня говорит, что здесь есть еще и камень, на который Богородица уронила Свой пояс – так Она хотела уверить апостола Фому, что Она действительно вознесена на Небо. На террасе в память этого события установлена икона. Это событие давно известно в России. Марина Цветаева писала о том в «Стихах о Москве»:
                И на тебя с багряных облаков
Уронит Богородица свой покров.

Лет через десять Пояс Богородзицы афонские монахи привезут в Россию. И будет великое торжество. В любую непогоду к Нему люди в разном возрасте будут стоять долгими часами.

А еще здесь есть остатки лестницы в 537 ступеней, по которой спускался Господь в Иерусалим, там часовня, в праздник Входа Господня в Иерусалим всегда украшена пальмами, на ступеньках - всегда цветы.
И пещера апостолов, над которой часовня во имя страстей Господа, освящена в 1998 году.
Я всё  бы слушала и слушала, но  Мария стоит посреди двора уже одна и говорит мне, что все сидят в автобусе. Рядом с ней незнакомая женщина фотографирует. Я прошу ее снять меня. Она говорит, что у нее закончилась  пленка. Но я прошу: щелкните все-таки. Она щелкает без всякой надежды. (Позже узнаю: фотография получилась! Мария так страдала: ну почему она не встала рядом со мной!)
Они идут к автобусу, а я ищу туалет. Весь день, с раннего утра в пути. Я больше не могу. Мария кричит мне в спину, что у нее сейчас лопнет мочевой пузырь. Я знаком подзываю ее, она идет было, но возвращается к автобусу, я же иду вдоль дверей хозяйственных построек, открываю одну дверь – сарай с метлами, открываю другую дверь – то, что нужно! Ура! Выхожу такая довольная. Бегу в автобус. Мария спрашивает: нашла? Киваю головой. А она побоялась, что уедут без нас. Она уже что-то поняла относительно нашей сопровождающей. Забегая вперед, скажу, что после нашего отъезда та монахиня недолго пробыла в монастыре. Однажды она переночевала вне монастыря, за это  ее сразу вернули в СССР. Я узнала об этом от своей подруги, которая жила в монастыре как послушница. Ее дочь была замужем за евреем, принявшим православие, и мать приехала к ним, а поселилась в монастыре, где всегда нужда в рабочих руках. Я с ней несколько лет вела постоянную переписку, пока она не переселилась к дочери.

Виффагия и Вифания упоминаются в Евангелии от Луки (гл. 19, ст. 29): «И когда приблизился к Виффагии и Вифании, к горе, называемой Елеонской, послал двух учеников Своих, (30) сказав: пойдите в противолежащее селение, вошедши в него, найдете молодого привязанного осла, на которого никто из людей не садился, отвязавши его, приведите сюда». На том осленке, спустившись с Елеонской горы, Господь совершил торжественный вход в Иерусалим.

Виффагия совершенно исчезла. Нет и следа.

В монастырь вернулись в полной темноте. Еле бреду. Вот лавочка. Скорее сесть. Сижу. Слышу: Мария зовет меня на ужин. Я не хочу. И встать не могу. Но она зовет. Не хочется шевелиться. Но надо идти. Встаю. Добрела до трапезной. Умылась прямо во дворе. Очень удобно. После ужина сделала крохотные записи для памяти и рухнула в сон. Кажется, даже утреннего колокола не слышала.

8 декабря, четверг. Второй день.

Подъем как обычно в 7 утра. Через десять минут в трапезной. В конце трапезы нам сообщают план предстоящего дня. Сегодня осмотр главного храма – Гроба Господня, но сначала - визит к Иерусалимскому патриарху Диодору (ныне покойному). Его очень почитают. Его благословение ценится очень высоко. Рассказывают, как одна русская супружеская чета приехала сюда и во время визита пожаловалась патриарху Диодору на бездетность. Он улыбнулся, благословил их  и сказал: посмотрим через год. Через год у них родилась двойня!
Но прежде всего мы приехали в нашу Миссию. Там наверное есть телефон, но я чувствую, что не смогу позвонить сыну: побоюсь отстать от группы.

По дороге рассказываю Марии, что в Х1Х веке русские владения в Иерусалиме называли: Русский центр. Они занимали центральное место в городе. Десятки тысяч русских паломников приезжали сюда, особенно на Пасху. Иерусалим становился русским городом. Русский рубль очень ценился. И потому местные торговцы понимали по-русски, как сейчас понимают по-английски.
Мария смотрит на меня прямо-таки с почтением и приговаривает: спаси тебя Бог. Я объясняю: я об этом прочитала. Сейчас всё пишут.

В Миссии

Посещаем главный храм нашей миссии – Святой Троицы. Нам говорят, что здания рядом – иерусалимской полиции, тюрьмы, судебных помещений – это всё русские постройки. Они арендованы местной властью, которая платит исправно за всё. На зданиях сохранились каменные русские надписи. Мы выходим и читаем их  с гордостью и сожалением: эти дома и самим пригодились бы сегодня…
Наша миссия возникла в 1858 году. Русские миссионеры не только скупали земли и застраивали их, но и приучали местное население к русскому языку. Это происходило в ста арабских школах и двух семинариях. Архимандриты, особенно Антонин (Капустин), были государственными людьми. А также дипломатами и организаторами. Через многие трудности они прошли с большим успехом. Ведь за каждым их шагом следили настороженно и греки: не упадет ли их значение здесь? И арабы следили – это их территория. И иные тоже…

Русский храм Александра Невского примыкает к Храму Воскресения  Христова с юго-востока. В основании его лежит кладка времен Ирода Великого. Это Русское Александровское подворье.

Цветы стоят у иконы Александра Невского. Да, в день его памяти  мы выехали, совсем недавно я молилась ему в Москве – и вот уже так далеко и кажется - так давно! Александр Невский – покровитель моего отца. Мой дед дал имя Александр моему отцу в надежде на то, что он станет генералом. Дед не дослужился до этого чина. Но папе не суждено было стать военным.
Подворье выстроено в 1887-1896 годах, во время правления в России императора Александра 111, Российским Императорским Палестинским обществом. Храм наверняка был освящен в честь Александра Невского в память их отца – императора Александра 11, как в память матери, царицы Марии Александровны, братья построили на склоне горы Елеон храм во имя Марии Магдалины.

Судные врата

На территории храма в Евангельские времена были Судные врата, через которые преступника выводили из города на казнь. До того, как человека подводили к этим вратам, он еще мог надеяться, его еще могли помиловать. Но после того, как он переступит порог Судных врат, надежды не оставалось.

Через эти ворота Христос был проведен на казнь. Это доказано. Раскопки проводил лично великий князь Сергей Александрович, работавший как рабочий вместе с археологами. К этому Порогу спускаемся по небольшой лестнице. При переходе, в коридоре, я увидела на стене большой портрет – так это же великий князь Сергей Александрович! Я даже ахнула: «Княже! Это вы!» Я твердо верю, я даже знаю, что он помогал мне, когда я ходила с бумагами по храму. Еще бы – я ходила и в здании Моссовета, который был его резиденцией! Именно там я, со всеми уже готовыми бумагами, встретила яростное сопротивление одного чиновника. Он упорно говорил мне, что мои бумаги стоят очень больших денег. От меня он, конечно, ничего не мог получить, а получить от других я не давала ему возможности, так как забрала у него оригиналы. Он не сразу отдал их. Он грозил вызвать милицию. Я сказала: да-да, ее-то мне и надо. Зовите! Милиционеры не раз помогали мне.
Я оставила ему копии. По ним вполне можно было вынести решение о возвращении храма Церкви, а продать их он не мог. Но он тормозил, он сказал мне, что эти бумаги будут долго-долго лежать в его ящике. Он решился отдать их (тогда я вернула подлинники) на подпись мэра только после того, как получил от другого чиновника бесплатно какие-то большие блага – не помню какие, что-то связано с квартирой и дачей.
Вот мы и у Порога Судных врат. Он огражден ажурной решеткой, покрыт стеклянной крышкой. Над ним – Распятие. Слева от Порога – остатки стен древнего города. Их видно в специально оставленном промежутке кладки.
В помещении сохранилась часть крытого портика храма Воскресения Христа, построенного в 1У веке. На какой древней земле мы стоим…

У патриарха Диодора

Затем поехали к Иерусалимскому патриарху Диодору. Нас предупредили, что он очень нездоров. Мы молча подошли под его благословение. Эта патриархия не богата. Всё очень скромно: и помещение, и обстановка.
Пока патриарх Диодор был жив, на Святой Земле был мир, хотя и относительный. После его кончины началась война..

И вот мы опять у Храма Гроба Господня. Стоим перед входом на небольшой квадратной площади. Вокруг старые стены. Храм в целом не виден. Он весь облеплен разными строениями.
Теперь днем, вместе со всеми иностранцами, внешне идем как туристы, но про себя молимся, конечно, как только можем.
Наша гид-монахиня рассказывает историю храма, который, в сущности, город храмов – их, кажется, 28, и они принадлежат не только православным, как нам казалось, нет, нам принадлежит немногое сейчас. Раньше было больше, но Хрущев продал за апельсины, особенно жалко дом по другую сторону ворот, из которого вход был напрямую в этот Храм.
Тут и католики, армяне, копты и другие. Поделены даже ступеньки лестницы. Здесь важен каждый шаг. Но чудесный огонь в Страстную субботу подается только православным.

Расщелина  в колонне у входа

У входа есть колонна с большой расщелиной. Мы видим ее. Она образовалась после того, как из нее в Страстную субботу вышел чудесный огонь, а в Кувуклии огонь тогда никак не появлялся, поскольку армянами из нее был изгнан православный священник. Он стоял за дверью храма у колонны и горько плакал. Тогда огонь вышел прямо из колонны, у которой он стоял со слезами, и образовал эту расщелину, и зажег свечи у православных. Священник торжественно, победно вошел с Огнем в храм. Больше никогда наших не изгоняли из Кувуклии. Мы по очереди трогаем эту расщелину.
Часовня Совлечения Одежд

Справа от входа, когда стоим лицом ко входу, невысокая лестница ведет в католическую часовню – место, где с Иисуса Христа сорвали одежды. Да, в сущности, - захватили в плен и ограбили. Это так называемая десятая остановка в Крестном пути Христа.
Католики разделили весь Крестный путь Спасителя на 14 этапов. Первые 10 остановок находятся вне храма. Мы пройдем по этому пути в тот же день, но позже.

Под этой часовней находится часовня Марии Египетской, раскаявшейся блудницы, после посещения храма навсегда ушедшей в пустыню и прожившей там в полном одиночестве 47 лет! Часовня по форме повторяет Часовню Совлечения Одежд. Она всегда закрыта.

Вход в храм

Одна из двух дверей заложена, не открывается никогда. По преданию, именно в ту дверь долго не могла войти Мария Египетская. Ее часовня рядом с этой дверью.

Храм жен-мироносиц

Слева от входа в храм, под колокольней, находится православная церковь святых жен-мироносиц. Здесь Христос явился Марии Магдалине. Храм без крыши. Только козырек над иконостасом. Посреди храма небольшая мраморная сень именно на месте, где стоял Господь. Здесь Мария увидела воскресшего Христа и сначала не узнала Его, а когда Он назвал ее по имени, бросилась к Нему. Но Он не позволил ей прикоснуться к Нему, а велел идти к Его ученикам и известить их о Его Воскресении. Так она и сделала, но ей не поверили.

Внутренняя дверь в этом храме жен-мироносиц ведет в храм св. Иакова, брата Господня, то есть сына Иосифа от первого брака.

Храм

Храм построен в 1У веке царицей Еленой. Строительство завершилось в 335 году. В 336 году храм был освящен. В память этого события  в нашей Русской Православной Церкви есть праздник Освящения храма Воскресения в Иерусалиме: «Воскресение Словущее». Ему даже посвящены пять храмов в Москве.
1 – на Арбате, прямо за памятником Гоголю на бульваре, пройти во двор в переулок Аксакова - подворье Иерусалимского патриархата с 1818 года. Главный придел освящен в честь Воскресения Словущего, а южный – в честь Иерусалимской иконы Богородицы, северный – во имя апостола Филиппа. Это очень древний храм, никогда не закрывался. Когда-то здесь стоял деревянный храм, и находился он при загородном доме митрополита Московского Филиппа. Вот какая маленькая была Москва: здесь было предместье города.
Москвичи очень любят этот храм за то, что он уютный, просто домашний, а главное: в нем осенью – 26 сентября, в престольный праздник - поют и возглашают: Христос Воскресе и служба точно как на Пасху. Моя тетя полвека прожила в Староконюшенном переулке, а ходила только сюда. Здесь можно заказать и службу в Иерусалиме, совсем недорого. Помню, только что умер мой свекор, я пришла в этот храм и слышу: можно заказать службу в Иерусалиме. Я сразу написала записочку о нем. Дома мама сказала: значит, он уже прощен, раз ему так повезло: только скончался – и о нем уже на Святой Земле молятся.

2 – на Тверской,  на Успенском Вражке, на ул. Неждановой. Метро «Охотный ряд». Храм ХУ11 века. Тоже не закрывался. В него снесли иконы из тех церквей, что были расположены недалеко и о нем уже на Святой Земле молятся.

2 – на Тверской,  на Успенском Вражке, на ул. Неждановой. Метро «Охотный ряд». Храм ХУ11 века. Тоже не закрывался. В него снесли иконы из тех церквей, что были расположены недалеко и закрывались. Здесь же «Страстная» икона Богородицы из Страстного монастыря на Страстной (ныне Пушкинской) площади, разрушенного до основания, и потому нельзя его восстановить. Особо чтимая чудотворная икона Богородицы «Взыскание погибших». Ей молятся матери о хорошем женихе или невесте для своего ребенка.

3 – храм Воскресения Словущего в Даниловой слободе – прямо за Даниловым монастырем.

4 – храм Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище, метро «Улица 1905 года».

5 – храм Воскресения Словущего в Крутицах, (метро «Пролетарская»), на Патриаршем Крутицком подворье.

Так что крепка духовная связь России со Святой Землей.



В храме

Входим в храм. Прямо напротив входа – Камень Помазания. К нему мы пойдем позже. Проходим налево.

Ротонда Гроба Господня

Ротонда - это круглая колоннада. В центре  круга  под куполом расположена часовня – Кувуклия – построенная над Гробом Господним, то есть над пещерой, куда Иосиф и Никодим положили Его Тело, перенеся Его от Камня помазания, и над входом в пещеру. Это место погребения и воскресения Христа. Это самое для нас святое место в мире.

Ротонда – это западная часть храма Воскресения Христа.
Мы проходим влево вдоль стен, видим вход в пещеру, где погребены праведные Иосиф и Никодим, хоронившие Христа. Их погребение ниже уровня пола. Это место принадлежало Иосифу. Туда можно войти, но у нас мало времени, мы только заглядываем туда по очереди и спешим к своей группе. Если отстанем, то в массе народа уже не найдем их.

Кувуклия

Мы идем вокруг Кувуклии (часовни), в которой находилось Тело Христа со Страстной Пятницы до Воскресения, и заходим в нее, отстояв небольшую очередь.
Сначала вхожу в Придел Ангела, помещение 3 метра на 4. Посредине - постамент с частью священного камня, на котором сидел ангел, возвестивший женам-мироносицам Воскресение Христа. Из этого придела иду в гробницу, 2 метра на 2, припадаю к мраморному надгробию. Вход по одному, больше и не поместятся. Стены и ложе облицованы в 1555 году – в год, когда на Красной площади в Москве построили храм Покрова Пресвятой Богородицы (собор Василия Блаженного). Над ложем – три иконы Воскресения Христа. На западной части, против входа  - на стене образ Богоматери.

Часовня – здание, объединившее придел Ангела и собственно
Гробницу,  - построена 1810 году. Гоголь уже видел ее. Он здесь же,  у входа в Кувуклию, и причащался. Здесь же и мы причастимся в воскресение. И мы ощутим на себе, как мгновенно здесь летит время, как о том писал Гоголь: только он собирался с силами, чтобы начать молиться всей душой, как служба окончилась.

Придел Плачущей Богоматери

Это православный  Придел, он находится  в нижней части храма, за Ротондой. Там чудотворный образ  Плачущей Богородицы (Х1Х в.), от которого сохранилась верхняя часть – до плеч. Лик почти не виден, но иногда открывается. Есть много свидетельств чудесной помощи от этой иконы. Рассказывают, иногда видны слезы на Ее лице.
Кто-то из наших паломников сфотографировал икону, хотя все уверяли, что бесполезно. А получилось. Лик скорбен.  Низко опущенные веки, без украшений, голова покрыта черной одеждой поверх белого платочка. Вокруг головы золотистый ореол. Снимок был сделан почти в полной темноте.
Я не взяла с собой фотоаппарат: он тяжелый и – главное – я бы не столько молилась, сколько заботилась о съемке и считала кадры.
И что же – меня засняли во дворе храма Марии Магдалины – и снимок вышел! А ведь лента кончилась, сказала мне незнакомая женщина. Мария тогда очень сокрушалась:  почему она не встала рядом со мной! Она же тогда считала это пустой затеей, а мне некогда было ее уговаривать. И снимок вышел! Снимавшая сама удивилась, нашла меня и вручила фотографию и негатив. Кто она – не знаю. Она жила в Горнем до нас и осталась после нас.
Продолжаем путь дальше.

Пригвождение ко Кресту

Поднимаемся по лестнице и входим в прекрасный зал с высоким полукруглым сводом. Это 11 так называемая остановка Христа на Его крестном пути. Под ногами удивительной красоты мозаика. Ею украсили это помещение в 1938 году. Это главная католическая святыня: здесь Господа пригвоздили к Кресту на глазах Его Матери.  Богородица стояла поодаль. Сейчас Она изображена высоко на стене. Перед Ней длинный стол с лампадами.

Рядом – францисканский алтарь Скорбящей Богородицы. По преданию, именно здесь Она стояла и видела муки Своего Сына. Алтарь отделен от православной Голгофы колоннадой.


Голгофа

Следующий, 12 по католической традиции,  этап в муках Спасителя – Голгофа. Здесь греческий алтарь, открытый, без иконостаса, стоит над местом, где был укреплен Крест. Мы прикладываемся, положив поклон к серебряному диску с отверстием посредине – местом водружения Креста. В это отверстие видна природная, подлинная скала, на которой укреплен был Крест.

Справа и слева от Распятия стояли тогда еще два креста с разбойниками. Распятый справа уверовал во Христа, покаялся, признав, что мучится по делам своим, и обратился к Господу: «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем» и тут же был прощен.
Перед Распятием стояли Мария Магдалина и Иоанн Богослов. Об этом написала Анна Ахматова в поэме «Реквием», в главе «Распятие».

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел.
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Справа от нас в скале – огромное отверстие, уходящее глубоко вниз – это огромная расщелина после землетрясения, вызванного Воскресением Распятого. Кровь Христа по ней достигла головы погребенного Адама и воскресила его. Вот почему в наших церквах мы видим Распятие над черепом – над головой Адама. Он был прощен. Отверстие закрыто стеклом.

Под православным престолом Голгофы (на первом этаже), то есть сразу от входа направо, под лестницей наверх, находится часовня Главы Адама.

Позже я поняла, что логичнее было бы пройти от входа не влево, как нас повели, а вправо, но не сразу пройти на Голгофу, а сначала под нее, мимо часовни Главы Адама с приделом Иоанна Крестителя – в храм, где пригвождали Господа. После того, как с Него сняли одежды (эта часовня у входа снаружи), Его туда привели.
Камень помазания

Мы спускаемся с Голгофы и подходим к Камню помазания. Это 13 остановка – низко расположенная плита, покрытая мрамором. Она прямо против входа в храм. Над нею лампады. Под нею – могилы четырех королей-крестоносцев. Здесь Тело Христа, снятое Иосифом и Никодимом, было умащено благовониями и повито погребальными пленами. Здесь совершается православный чин Погребения Плащаницы. Этот чин в нашей Церкви совершается в Страстную пятницу в середине дня, с 2 до 4 часов.
Обычно Камень помазания покрыт лепестками цветов и испускает дивное благовоние. В наше посещение на нем выступало миро. Мы его собирали платочками. Мой платочек потом очень долго благоухал.

Храм святой Елены. Обретение Креста

Затем идем направо от лестницы, ведущей на Голгофу, куда-то вглубь, спускаемся по двум маршам широкой лестницы: сначала это 29 высоких ступеней к подземному храму равноапостольной царицы Елены, построившей это мощное сооружение. В правом углу этой церкви  22 железных ступени ведут вниз, к самой низкой точке храма Гроба Господня. Здесь был найден и первое время хранился Крест. 
После того, как Тело Христа было снято и положено в пещеру, Крест вместе с двумя  другими, на которых были распяты разбойники, бросили. Конечно, кресты бросили не далеко, а рядом с местом Распятия. Их забросали мусором, нарос большой слой, и Крест долго не могли откопать. Но царица Елена настаивала,  бросала монеты копателям - и они копали дальше. Нашли.

Здесь и армянский храм Х11 века, бывшая крипта (подземная часть) базилики (храма)  равноапостольного князя Владимира. В нем малый придел Благоразумного Разбойника.

Наша гид рассказывает, что справа от Ротонды Воскресения находится католический престол св. Марии Магдалины. Так католики отмечают место явления ей Господа Иисуса Христа.

Идем в Придел Темницы Господней.
Здесь находился Господь во время подготовки места казни. Мы видим каменную плиту с отверстиями для ног. В них загоняли ноги Христа. Смотришь и содрогаешься: как можно затолкнуть туда ноги, не сломав их… отверстия неширокие.

И вот мы в греческом соборе Воскресения Христа.
После предыдущих маленьких приделов храм кажется огромным. Богато украшен иконостас. Перед иконостасом – каменная ваза, символизирующая центр мира – «пуп Земли».  У южного столпа храма – кафедра Иерусалимского патриарха. У северного столпа – кафедра Александрийского патриарха.

Свечи

Мария шепчет мне, что рядом можно купить 33 тонких восковых свечи – по числу лет жизни Христа. Она уже купила. Я боюсь отлучаться. Так и не купила. Очень потом жалела. А приехала в Москву и увидела их в Сретенском монастыре. Сразу купила. Так была довольна! Это 33 разноцветных тоненьких длинных свечки, тесно сжатые, их, кажется, нельзя разъединить, и  зажигают сразу все. Но я не жгу.

Выходим. Опять во дворе храма. Так хочется задержаться у храма Марии Магдалины. Мария шепчет: «Твоя святая Мария Магдалина?» Киваю: да. «И моя тоже». Но нельзя останавливаться. Надо идти быстро, быстро.
Обед. Затем идем

По Иерусалиму .

Как наша монахиня помнит, куда повернуть, - мне непонятно. Город кажется таким узким и так густо населенным, запутанным, что боимся заблудиться, но наша гид идет бодро и уверенно мимо уличных торговцев с разложенным на земле (на подстилке) товаром. Вот наши иконы. Наверняка из России. Были бы деньги, я бы все скупила и отвезла в наши храмы. Но у кого есть деньги, этим не интересуются. Каких только товаров здесь нет! Яркие ткани, посуда…фрукты, овощи. На ходу кто-то приценился – очень дорого. За нами увязываются уличные торговцы, показывают кольца,
Вот наши иконы. Наверняка из России. Были бы деньги, я бы все скупила и отвезла в наши храмы. Но у кого есть деньги, этим не интересуются. Каких только товаров здесь нет! Яркие ткани, посуда…фрукты, овощи. На ходу кто-то приценился – очень дорого. За нами увязываются уличные торговцы, показывают кольца, браслеты. Наша гид убеждает нас не покупать с рук ничего у парней и мальчишек. Они обманывают разными способами. Но я не выдерживаю и на ходу подаю доллар за панораму Иерусалима. Мальчишка доллар взял, а панораму не отдает – дай еще доллар. Я так возмутилась, выхватила у него свой доллар и побежала догонять группу. Молодой продавец не ожидал такой моей реакции и даже глаза вытаращил. Видимо, привык к деликатным покупателям, думал, я буду его убеждать. Как раз. Я приехала сюда не от бешеных денег, и даже не на последние, а на несуществующие: у меня не было денег. И я не могу разбрасываться долларами. Я на ходу обернулась и еще пальцем ему погрозила. Он стоял как вкопанный. Монахиня потом рассказала, что такой продавец мог и достать нож и угрожать, а мог и пустить его в ход и убежать. Главное – не обращать на них внимания.

Источник Вифезда

Посещаем источник Вифезда, пять притворов имущий. Притворы расположены не рядом, а врозь вокруг источника, на возвышении. К воде источника надо спуститься. В тех притворах было очень многих больных, ждущих, когда невидимый Ангел произведет движение воды. Каждый, кто первым сходил в движущуюся воду, исцелялся.
Христос исцелил одного больного, страдавшего 38 лет, а тот выдал Его властям.

Спуск к  воде небольшой. Мария стремительно бросается по ступенькам вниз, чтобы умыться. Я кричу ей: «Стой!  Сначала перекрестись и воду перекрести! Сколько веков прошло!» Она послушно крестит себя и воду и потом умывается, и я тоже. И бегом догоняем свою группу, уже поворачивающую за угол. Никто не пересчитывает нас, это не Россия, где постоянно беспокоятся, все ли собрались. А ведь сплошь такие знакомые по Евангелию места! Об этом месте читается Евангелие при каждом освящении воды. Как же было не умыться! И чуть не отстали.

Домик Рождения Девы Марии

Этот источник, оказывается, рядом с домом, где родилась Дева Мария. Заходим в этот дом. Очень небольшой. Похож на пещерку. Состоит из двух маленьких помещений. В первом готовили пищу. Во втором обедали и спали. Одна из наших женщин тихо рассуждает, что здесь не разместиться, технику некуда ставить, жили скудно.

Мне сразу вспоминается, как мы посещали пещерный, подземный храм в скиту Троице-Сергиевой лавры, монах привел нас в келью – сырое, без света помещение с земляным полом и стенами. Одна наша женщина спросила: «Ну, хорошо, здесь  он молился, а где питался, спал, принимал гостей?…» Я ехидно подсказываю: телевизор… Она кивает. Монах молчит. Не хочет даже отвечать. Все молчат. Все же он сказал: «Отшельник здесь находился всегда, днем и ночь, сюда ему приносили раз в день хлеб  и воду. Он не нуждался в общении, он его избегал».
Женщина сказала: «Но это невозможно!»
Мир изменился.

Наша гид рассказывает, что католики разделили весь путь Христа к Голгофе на 14 остановок (стадий). Via Dolorosa – Дорога страданий. 

Православные делят путь Христа иначе: сначала это Позорный путь – когда арестованного Христа вели к Анне, потом к Каиафе, то есть вели Его к Каиафе, а дом Анны был по пути, шли мимо него, и зашли, чтобы уважить тестя Каиафы, затем - Крестный путь, с Крестом, а  когда Симон понес Его Крест, - Скорбный путь.

Остановки, самые важные этапы пути, отмечены католиками справедливо.

Первая остановка – у стен крепости Антония, построенной Иродом в честь римского полководца Марка Антония. Крепость после долгой осады была захвачена Титом в 70 году. Он тогда так расправился с Иерусалимом, что после полного разрушения всех зданий велел плугом пропахать то место, где стоял великий город Мира. Остались только фундаменты. По ним потом и восстанавливали. Ныне там школа Аль-Омарийа (я думаю: медресе). Сейчас в башне этой крепости размещается минарет – вроде нашей колокольни, только у мусульман нет колоколов, муэдзин голосом созывает на молитву, поэтому русские называют любой громкий крик «татарским колоколом». Рядом францисканский (католический) монастырь.

В Евангельские времена в крепости находилась Претория римского прокуратора Иудеи. Это было место суда, куда привели Иисуса Христа из дома Каиафы, первосвященника, и  где Его поместили в темницу вместе с Варравой (по преданию – тоже носил имя: Иисус). Там Он ожидал суда Понтия Пилата.

Здесь сейчас греческая православная церковь Темницы Иисуса Христа и  часовня, где есть углубление в скале, в которое был помещен Христос. Там же есть пещера с каменными лавками – для разбойников Вараввы. Лавка – не для сидения. В ней круглые отверстия для ног заключенного, руки которого подняты вверх и там закреплены, а кормили из рук  охранники.

Католический крестный ход начинается с площади у стен Омаровой школы, а православный крестный ход в Страстную пятницу начинается от церкви Темницы Христа.
Мы вошли в темницу. Ужасом веет от ее сырых стен и полной темноты. А когда увидели лавку и услышали о муках заключенных – захотелось скорее убежать отсюда. Я думаю, физические терзания Христа в темнице начались с запахов этой тюрьмы, где никто никогда ничего не убирал.
Никаких прав человека. Преступник есть преступник.

О страданиях Господа не хочется и думать – это непереносимо.

Идем к Лифостротону (вторая остановка). Это Каменный помост – место суда Пилата, правителя Иудеи, наместника Римского императора. Задачи Пилата были сложными. Он должен был и утверждать влияние Рима, и выполнять великодержавный курс на умиротворение провинций. (Как это знакомо по СССР, когда за счет РСФСР развивались многонациональные окраины). Он никак не мог допустить бунта. За это он легко мог поплатиться должностью.

Лифостротон – часть бывшей крепости Антония, которая сейчас в основном  находится под землей, а на поверхности – католический монастырь «Сестры Сиона».
Помост Лифостротона сохранился. Это достоверный участок Позорного пути. Помост представляет собой площадку со стоками для дождевой воды. Римские легионеры играли здесь в кости. На плитах сохранилась разметка  для этой игры: круг, квадраты. Мы стоим и смотрим на них. В наше время так выглядят детские игры, классики, например.  Каким же примитивным было сознание тех людей, очень сильных физически.

Под помостом – музей-заповедник: подземная цистерна с водой, «сработана еще рабами Рима». Мы прошли вдоль ее труб. Впечатляет: ведь прошло 2 000 лет!
Возвращаемся на помост.
Здесь Пилат воззвал к милосердию народа, который должен вспомнить благодеяния Христа. Пилат предложил отпустить Иисуса Христа по обычаю освобождать одного узника накануне Пасхи. Но призыв Пилата не был услышан. Народ был научен своим первосвященником и закричал, чтобы отпустили разбойника, а Иисуса Христа распяли.

На этом самом месте Пилат ударил Христа, а потом отдал приказ бичевать Его. Иисуса Христа отвели в преторию, под навес, проведя через вот эти идущие одна за другой арки, и там у столба жестоко избили Его бичами - веревками, в которые вплетены кусочки кости или металла. Иногда под бичами умирали.

Потом римские воины захотели еще и потешиться. Они надели на Спасителя багряницу - старую, брошенную кем-то  короткую  темно-красную одежду в виде накидки с застежкой на плече, и сплели терновый венец. Для изображения царской власти не хватало скипетра. Его заменили палкой из тростника и вложили в руку Спасителя. Они начали игру «скоробей»:  игру в царя - и насмехались над Ним: устроили для себя маленькое представление от скуки. Били Его и спрашивали: угадай, кто ударил. И оплевывали Его, раз Он не хотел участвовать в их забаве. Потом надоело, сняли с Него багряницу и позволили Ему надеть Свою одежду.

Понтий Пилат пошел в Преторию за Христом и увидел Его в ужасном виде. Он вывел Его к народу и объявил, что не находит в нем никакой вины.  Пилат даже сказал: «Се Человек».
В монастыре «Сестер Сиона» находятся храм «Се Человек». В отделке сводов сохранены колонны и детали римского времени. 
Там же и  церковь Бичевания и часовня Осуждения.
На этом же помосте Пилат умыл руки в знак того, что он не повинен в смерти  Христа. А толпа кричала: «Кровь Его на нас и на детях наших!»

Почему Пилат пошел на поводу у народа? Ведь сюда же ему принесли ему письмо от жены, праведной женщины, она просила: ничего не делать Этому узнику, так как она во сне много за Него пострадала. Пилат получил политическую угрозу. «Нет царя, кроме кесаря!» – закричала вдруг толпа, люто ненавидевшая этого кесаря. Если Пилат не послушается, его обвинят в государственной измене – измене римскому императору в пользу человека, провозгласившего себя царем. Претензий на власть не прощает ни один правитель. А правивший тогда Тиверий был очень жестоким и подозрительным человеком. Чтобы не оставалось никаких сомнений, почему Иисус Христос был выдан на казнь Пилатом, он велел написать причину: Иисус Назорянин Царь Иудейский. Написано было по-гречески, по-римски, то есть на латинском языке, и по-иудейски - чтобы все могли прочитать и понять то, что написано, и  почему Этот Человек пострадал. Дощечка  была прикреплена на изголовье Креста.

Дело в том, что накануне Рождества Христова весь Израиль страстно ожидал Его пришествия. Иудейский народ истомился под игом разных инородных царей и жаждал своего царя, столько великого, что объединит все народы в одну державу и поставит во главе ее свое, еврейское племя. Ожидание это было таким напряженным, что за Мессию принимали то одного, то другого, даже из числа римских императоров, даже Ирода Великого, а то и сами себя некоторые выдавали за такого… Иисус Христос совершил столько чудес и таких чудес, что не могло быть сомнений…Но Он не захотел стать земным царем, не призвал Себе на помощь первосвященников и старейшин. А кто как не они должны стать его наместниками и заместителями…Он вообще не стал бороться с римским императором…
Иудеи требовали: напиши, что Он сказал о Себе: Я Царь иудейский. Они хотели представить Его самозванцем. Но Пилат не изменил свой текст. Это было его оправдание перед кесарем: каждого, кто захочет стать царем, - ждет такая участь. Вот чем заканчиваются претензии на царство. Этим Пилат не выполнил требований евреев, которых он терпеть не мог за их постоянный ропот и недовольство.

Он сам на допросе спросил пленника:
- Ты царь иудейский?
Он ответил:
 - Царство Мое не от мира сего.
Значит, все же царь. Иной, но царь. Царем и останется.

Потом возложили на Него Крест.
Здесь начинается Крестный путь Господа.

Каменные неровные плиты, каменный большой куб для сидения правителя, низкие каменные арки  настолько не современны, настолько  уносят нас в ту эпоху своей грубой формой, дискомфортом, что уходим отсюда под полным впечатлением той эпохи.

На месте первого падения Христа (3 остановка) возведена польская католическая часовня – она пристроена к фасаду здания Армянского Патриархата. Над входом – барельеф: Христос упал под тяжестью Креста.
Крестимся и быстро идем дальше.

Немного отошли – и вот следующая за польской часовней дверь – вход в армянскую часовню. Над входом барельеф, изображающий встречу Господа с Матерью. Она ждала Его, стоя у дороги. На этом месте была византийская церковь 1У века: сохранился частично мозаичный пол того времени. Затем был византийский храм У1 века. Часовня поставлена в конце Х1Х века. В часовне есть изображение двух сандалий, отмечающих место, где стояла Богородица. Но нам некогда заходить внутрь. Спешим дальше, не сдерживая слез. Каково было Матери увидеть Сына! Боже мой… Это 4 остановка.

5 остановка – это место отмечено францисканской часовней. Здесь Симон Киринейский, отец Александра и Руфа, шедший с поля, был остановлен воинами, которые возложили на него Крест Господень, и он понес его дальше, ступая за Христом. Над дверью цифра: «У станция». Справа от входа в часовню, в стену вмонтирован камень с мостовой, запечатлевший отпечаток руки упавшего Христа. Это Его рука!… О Господи!..

6 остановка - у дома Вероники, женщины, подавшей Ему платок, чтобы Он мог утереть пот и кровь с лица. Он был уже без Креста, принял платок, приложил его к лицу и вернул Веронике. На платке остался Его Лик. С тех пор мы празднуем Образ Спаса Нерукотворный. Мой прадед и его предки служили в Спасском соборе в городе Спасске.
Здесь стоит греко-католическая (униатская) церковь на месте византийского храма У1 века. Церковь занимает второй этаж, а первый этаж является домом Вероники. Он отреставрирован.

7 остановка. Второй раз Господь упал там, где сейчас находится францисканская часовня, внутри нее хранится колонна римского времени, около которой упал Господь. Падение произошло при выходе за городские ворота. Католики считают, что именно здесь состоялось окончательное осуждение: именно за этим порогом уже нельзя было надеяться на помилование. Цифра У11 стоит над воротами, называемыми: «Ворота Приговора». Наша Церковь убедительно доказала, что достоверным является порог таких ворот, открытый в Х1Х веке на территории Русской миссии.

8 остановка. Вот где мы так залились слезами! Именно здесь Господь сказал, обращаясь к еврейским женщинам, следовавшим за Ним и рыдавшим: «Дщери Иудейские! Не плачьте обо Мне! Плачьте о себе и о детях ваших…»
Боже мой! Что было… Мы рыдали вряд ли тише тех, что 2 000 лет назад. И не о себе совсем, а о детях. Наша жизнь уже прошла…

Это место отмечено католическим крестом на стене греческого православного монастыря св. Харалампия. Вокруг креста надпись на греческом языке: Иисус Христос Победитель. В то время это место было вне города.

Третий раз Христос упал в полном изнеможении при виде места казни - там, где ныне вход в Коптскую Патриархию, в Коптском монастыре. В нише у входа – покосившаяся колонна отмечает это место.
Здесь 9 остановка. Далее – вход во двор храма Воскресения Господня.

Вошли в автобус. Обед. Но сначала надо немного успокоиться.
Едем к горе Сион.

Гора Сион

На горе Сион находится дом, в который Господь послал двухапостолов – Петра и Иоанна – приготовить пасхальную трапезу.
Дом Тайной Вечери

Входим в этот дом. Он двухэтажный. На первом этаже ничего нет. Пустое помещение. Здесь Господь омыл ноги Своим ученикам и отер их полотенцем. Этим Он преподал им урок смирения и заботы друг о друге.
В конце этой залы, в углу, небольшая лестница. Поднимаемся. На втором этаже и есть комната Тайной Вечери. Здесь Господь, живой,  совершил Таинство Евхаристии: подал ученикам Свое Тело в виде хлеба и Кровь в виде вина. Он произнес те слова, которые произносятся в нашей Церкви во время евхаристического канона: «Примите…Ядите…Пейте..» «Вкусите – и увидите  яко благ Господь», - сказано в Писании. Это о причастии.

Здесь потом апостолы оплакали Христа. Здесь же Он явился им, воскреснув. Потом здесь вместо Иуды искариотского избрали Матфея. И в день Пятидесятницы они были здесь, когда на них сошел Святой Дух, и они заговорили все разными языками. Это было необходимо для их дальнейшей деятельности по христианизации народов.

В 1У веке на этом месте царица Елена построила небольшую церковь. То здание, которое сейчас существует, возведено в период крестовых походов.

Гробница царя Давида

Спускаемся и проходим в помещение, именуемое Гробницей царя Давида. Наша Церковь считает, что царь Давид погребен в «городе Давида» – у силоамской купели. Но с Х11 века идет молва, что под зданием Тайной Вечери находятся захоронения царя Давида и других израильских царей. Сейчас мы видим большой каменный саркофаг, якобы – над гробом царя Давида, над саркофагом  флаг Израиля.

Дом апостола Иоанна Богослова.
Успение Богородицы…

Около этого дома стоял в то время дом апостола Иоанна Богослова.
Вспоминаю Марину Цветаеву:
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

Умирая на Кресте, Господь поручил Иоанну, самому молодому апостолу, Свою Мать. Она жила вот здесь. Здесь и преставилась. Немецкие католики получили в дар эту землю и в начале ХХ века построили храм.

Входим и замираем. Нет ни музыки, никаких слов, полная тишина, но эта тишина такая торжественная, она так объемлет, такое высокое душевное напряжение создает, словно вступили в неведомую атмосферу… Страшно двигаться.

Посреди храма  – каменное ложе. На нем – изваяние усопшей Богоматери. Лик и руки выполнены из слоновой кости, все остальное – из вишневого дерева. Очень красиво и торжественно. А главное – впечатление, что перед нами живой человек. Матерь Божия наконец-то получила отдых. Она спит. И сон Ее, как всякий сон, надо оберегать.

Мы, православные, знаем, по сказаниям святых, что Царица Небесная мало времени бывает на Небе. Один из святых, вознесенный на Небо, не увидел там Божией Матери и спросил о Ней: где Она? Ему ответили, что Она на земле, среди страждущих, и редко бывает на Небе. И вот Она отдыхает.
Вокруг ложа – каменные столпы поднимаются вверх и образуют своды арок. Они призваны сохранять тишину. Над ложем одна лампада. У подножия скромный подсвечник. В этой скромности – тоже тишина.

Медленно отступаем от этого ложа. Ступаем тихо,  чтобы не нарушить этот необычный покой.

Скорбный путь Христа

После ареста Христа в Гефсиманском саду Его привели в дом Анны, тестя Каиафы, первосвященника. Этот дом тоже на Сионе, рядом с домом самого Каиафы. Ныне недалеко расположена армянская Духовная семинария. На месте дома Каиафы – католический, францисканский, храм св. Петра. Он называется: Там, где пел петух (ин Галликанту). Именно во дворе этого дома во время допроса Иисуса Христа Петр трижды отрекся от Господа прежде, чем дважды прокричал петух.
Петра в этот двор провел апостол Иоанн. А сам он прошел в этот двор легко потому, что жил в соседнем доме. Может быть, его семья   снабжала рыбой первосвященника.

Православный греческий храм возведен на западном склоне горы Сион. Именно там проходят особенно торжественные богослужения в день Святой Троицы и в Духов день.
А с южной стороны склона археологи раскопали древнюю – 1 века –лестницу, ведущую в город Давида. У нее широкие ступени из не очень ровных камней. Подъем нелегкий. По ней Христа вели вверх -  на допрос.

Геенна Огненная

Идем пешком вдоль стены вокруг Старого города… Справа от нас, внизу, - Геенна Огненная. Вот откуда этот образ: здесь была городская свалка. Чтобы избежать заразы, постоянно горело несколько костров, сжигавших свозимый мусор.

Земля горшечника

А вот и Акелдама, село Крови, земля горшечника. Ее купили иудейские священники на деньги Иуды. После казни Христа он вернул им их 30 серебряных монет (цена раба), так как раскаялся, что предал невинного человека. Раскаялся, но не покаялся и погиб. На этом месте стали погребать людей бездомных, бродяг. Самое интересное, что и ныне погребенные здесь тела совершенно разлагаются в течение суток.

Стена плача

А вот и знаменитая Стена плача. Эту стену евреи считают достоверным остатком от Второго храма. Но как можно быть уверенными в этом после того, как Тит плугом пропахал весь город? Если мы говорим о достоверности порога Судных врат, то речь идет 1) о фундаменте, о том, что было в земле, и 2) о здании вне города. Но чтобы в центре города сохранилась стена, да еще от храма…Блажен, кто верует…

Перед Стеной стоят мужчины разного возраста в шляпах и тюбетейках на самом затылке. Почему только мужчины? В нашей группе, например, больше женщин. Да и в любом нашем храме подавляющее большинство женщин. Мужчины в храме служат и работают. А чтобы просто молились – процентов десять, не больше. А здесь женщин совсем нет.
Оказывается, в Евангельские времена у иудеев женщина не была полноценным человеком. Иные сомневались, есть ли у женщины бессмертная душа, или у нее душа, как у животного, - временная, земная. Богородица самим фактом своего существования изменила отношение к женщине. Христос позволил женщинам ходить за Ним и служить Ему и апостолам. Он говорил даже с самарянкой - не иудейкой.
Но иудеи (не принявшие христианства)  не признают Богородицу. И в отношении к женщине они на прежних, очень древних позициях. Потому и нет женщин среди молящихся у Стены плача.

Сразу вопрос о том, как же еврейские женщины становятся сегодня раввинами? Ответ: синагога – не храм. Храма у евреев нет. Его нет со времени разрушения Второго храма. Синагога – не место принесения Богу жертвы, нет. Синагога - место чтения и толкования святых текстов. Почему библиотекарем и комментатором не может стать женщина? Конечно, может, но смогла только в самом конце ХХ века. Видимо, за недостатком мужчин. Таково наше время.
Некоторые англичанки прельстились примером женщин-раввинов и захотели стать священниками. Но они не правы: у евреев нет женщин-священников, как нет священников вообще.

В США, в городе Балтиморе, летом 2005 года мы встретили группу евреев – мужчин в возрасте, которые устроили манифестацию: Евреи за Христа! Они написали эти слова на широком полотнище и всем прохожим вручали листовки с текстом-доводами. Мы их сердечно поблагодарили. Их коснулся сам Господь! В этом нет никакого сомнения.

Вечером в монастыре после ужина, несмотря на обилие впечатлений, на усталость, такой подъем настроения, что никак не уснуть. Можно принять душ. Я, наконец, огляделась в здании, где мы ночуем. Это длинный дом, в конце его очень светлая и теплая комната, я назвала ее буфетом: там чай, сахар, печенье, конфеты и прочее – всё бесплатно. Заваривай чай и ешь и пей. Рядом душ. Не хочется чая, но приятно посидеть там после душа.
Тут я узнала, почему наш батюшка строго приказал не выключать обогреватели в наших (оказалось, сырых) кельях. Мы сначала не поняли: ведь надо экономить электричество, но я сказала Марии: послушание прежде всего. И мы не выключали нашу печку. Мария предположила: наверное, он услышал, как она кашляет, и пожалел. А тут узнали и подоплеку этого решение: выше по горе, за монастырем, большой земельный участок принадлежит монастырю. При царе его не успели застроить, так и остался пустырь. А сейчас та земля на вес золота. И уговорило правительство Израиля отдать им эту землю в аренду, а в оплату они нам предоставят электричество, начиная с его проводки. Вот они и выполняют эти условия. Электрифицировали весь монастырь, теперь есть и водопровод, и канализация. А несколько лет назад ничего этого не было. Жили, как в древности, просто. Но трудно.

Потом в нашей с Марией келье мы разговорились о том, как мы переживаем эти дни. Я призналась, что очень напряженно и трагически. Мария говорит, что она, конечно, тоже переживает трагическую сторону всего, но в любом ее переживании на дне души, в самой глубине всегда живет чувство необыкновенной радости: она здесь! Она ходит по стопам Самого Господа! Она удостоена такой чести!

Я очень удивлена. Сама себе признаюсь, что ее переживание глубже моего. Она в это время объясняет мне: ведь Господь страдал как человек, и в этом человеческом Его страдании мы Ему сочувствуем. Но в то же время Он выполнял волю Его Отца, Он осуществлял Свою Миссию! И мы стали сейчас свидетелями такого послушания, такой преданности Миссии! Мы идем по стопам Бога! Это наполняет ее счастливым чувством соучастия и избранности.

Мне впервые хочется расспросить ее о жизни, но она сама уже рассказывает мне.
- Может быть, это нескромно, но меня Сам Господь ведет сейчас.

Оказалось, ее мать была очень верующей. А Мария довольно рано вышла замуж, очень хлопотала вокруг мужа, но детей у нее не было, и через десять лет муж ушел. Расстались без обиды – он хотел детей. Мария вся ушла в работу, о церкви и слышать не хотела. Пусть мать молится на старости лет, а она обойдется. И вот три года назад ей исполнилось 50. На работе пышно отметили. Подарки, почетная грамота – она очень хороший работник, старший бухгалтер на заводе. Домой пришла такая довольная. А мать говорит: «Завтра праздник – Николай Чудотворец. Цветы, которые ты принесла, ему отнеси, в церковь. Цветы дорогие, в церкви они хорошо будут смотреться».  Мария возмутилась: вот еще! Ей самой цветы нравятся. Но утром ей стало стыдно, и она отнесла цветы в церковь по дороге на работу. Вечером того дня мать сказала, что цветами так довольны! И добавила: певчая заболела. Завтра некому петь. Мария мимо ушей. А ночью кто-то – она считает: сам Николай Чудотворец – сказал:
- Мария! Надо идти и петь.
Утром она встала, а  эти слова в ней звучат. День был нерабочий. Она говорит матери: я же не умею петь. А мать говорит: «Как это не умеешь! Ты в музыкальной школе училась! Слух хороший. Иди! Научат».

Мария пошла нехотя, через силу. Пришла, встала в сторонке, а ее уже зовут:
- Мария! Иди, твоя мама сказала, что ты музыке училась! Иди петь, больше некому.
И она пошла. И каким-то образом запела, сама не знает как.
Я ей говорю:
- Я тоже окончила музыкальную школу. У нас был урок: хоровое
пение, по воскресеньям длился два часа. Разве у вас не не было?
- Был хор. Но это же игрушки. А тут так важно!
Ей сказали: приходи в субботу и в воскресенье. Так она стала певчей. А тут мать ее начала  странно вести себя: не ела, пока Мария была на работе. Весь день сидела голодом. Пришлось ее отвезти к сестре. Она не работала, была дома с детьми. Там мать стала есть вместе с ними. Мария осталась одна и теперь уже не выходила из храма. Но мать долго не прожила. Вскоре умерла. Мария совсем осиротела: отец умер давно. И вдруг ей принесли церковную газету, а там написано, что можно ехать в Иерусалим. Мария сразу поняла: ей туда крайне необходимо. Она продала телевизор (все равно его смотреть грех, да теперь и некогда), ковры, холодильник (все равно надо пост соблюдать) и еще что-то. Сняла с книжки все сбережения, но денег не хватило. Тогда она взяла в долг, обменяла всё на доллары и нужную сумму передала с одной знакомой, которая ехала через Москву. Та женщина, вроде меня, отдала деньги в Даниловом монастыре неизвестно кому и не получила расписки. И та женщина терзалась, но посовестилась спросить у мужчины в подряснике хоть какой-нибудь документ, и Мария не знала, что и думать. Но вдруг через несколько месяцев ей звонят на работу – собирайтесь, выезжаем! Она воспряла духом: не зря все её усилия.

Чтобы отдать долг, она всю зарплату отдавала в уплату, а сама питалась одним хлебом, иногда только покупала молоко. (Я подумала: вот почему она такая толстая). В церкви свечи не ставила, записки не подавала, на канун ничего не клала, хотя это ее угнетало, но – нет денег. И вот она здесь! Самый этот факт ее постоянно воодушевляет. Она постоянно ликует от радости.

Я понимаю, что ее поведение – это подвиг. Поэтому она глубже меня всё воспринимает. Я же ничем не жертвовала. Но она не задает мне вопросов, и я молчу.

Забегая вперед, скажу. Через несколько лет после поездки Мария вышла на пенсию, уволилась и приняла постриг. Жила дома, несла послушания от своего духовника, настоятеля храма, фронтовика. Ездила на сбор для храма. Приезжала и в Москву. Квартиру завещала храму. Потом пропала, больше не давала о себе знать. В виду этого будущего ей и открывалось, может быть, больше.

Она добавляет:
- Ты ходишь и ни ан кого не смотришь. ничего вокруг не
замечаешь…Потому что обо всем уже прочитала и во все вникаешь. А знаешь, те две молоденькие девушки, что в нашей группе, они в конце каждого посещения веселятся. Не знаю, как это описать… Ты ничего не замечаешь, а я вижу…И не понимаю. Наверно, у них свое какое-то восприятие.

Еще одна пара: дочь-переводчица с матерью. Дочь получила большой гонорар, и мать упросила ее поехать сюда. Для дочери всё в новинку. Видно, не церковный человек. Мария делает вывод: она вроде меня, какой я раньше была. И добавляет: ничего, теперь переменится.

Я прихожу к выводу, что здесь каждый воспринимает всё по-своему.
В нашей группе, кроме нас с Марией,  самая заметная маленькая группа – это жена, дочь и внучка священника и его сестра. Этих четверых зовут: святое семейство. Это я услышала за столом. Еще супружеская чета, оба постарше меня. Мария о них уже знает: они несколько лет жили на одну пенсию, а другую откладывали на поездку. Я ахнула: на одну пенсию один-то не проживет, а как же двое! Что же они ели? Что – говорит рассудительно Мария – хлеб да картошку. А вода в кране.

Еще две подруги, мои ровесницы, они прихожанки Данилова монастыря, убирают там по вечерам, а работают в другом месте. По-моему, они совсем простые женщины, не богатые.
В поездки к нам стала иногда присоединяться игуменья какого-то украинского монастыря с монахиней. Они питались отдельно, не ходили в трапезную. Мы решили: строго пост соблюдают, не как мы, рыбу едим и радуемся.
Потом присоединялся иногда бывший военный. О нем сразу рассказали: он горел в танке, но спасся – чудом. И дал обет: дойти до Иерусалима. И дошел. Как перешел границу – неизвестно, но перешел и не одну. В Горний монастырь явился с советским паспортом. Игуменья – потрясающий человек. Она его приютила. Он хороший работник. Сказал, что готов  год или больше работать, чтобы заработать на билет в Россию. И работает. Ему выправили документы. Все довольны. Он ходит в солдатском потрепанном обмундировании. Значит, другой одежды нет. Когда позволяет работа, он берет разрешение на участие в поездке по святым места, и во многих уже побывал, но не везде. Я думаю: вот еще один подвижник.
Иногда присоединялись еще незнакомые – по одному, редко по два.

Вечером Мария попросила меня почитать что-нибудь из книги, которая вышла как раз перед нашим отъездом, я взяла ее с собой, не успев всю прочитать. Открываю. Первый рассказ Даниила , игумена Русской земли.
«Я, недостойный игумен Даниил, худший из всех монахов, смиренный, одержимый многими грехами, недоволен во всяком деле добром, понужден был своими помыслами и нетерпением, захотел видеть святой град Иерусалим и землю Обетованную». видеть святой град Иерусалим и землю Обетованную».
Мария глубоко вздыхает:
- И как этого его, такого грешного, принесло сюда.
Объясняю:
- Это стиль такой, никакой он не грешный. Это присловье такое.
Мы же все говорим о себе: грешная. Так и он.
- Мы и в самом деле не святые, а ведь про него могли и подумать
плохо.
- Да, особенно в наши дни. Мне рассказывали, как один батюшка
пришел в какое-то казенное место за помощью. Ему подали, он так обрадовался, перекрестился и сказал с поклоном: «Благодарю, что меня грешного услышали».  Они сразу насторожились: так вы грешный? «А как же!» И отняли у него все, что дали: «Мы грешным не помогаем!» А в те времена все знали, что это не надо понимать буквально. Дальше читаю
«И вот описал свой путь и места святые и не горжусь и не хвалюсь своим путешествием, что будто бы сотворил доброе дело: ничего доброго в путешествии не делал, но только ради любви к святым местам написал обо всем, что видел своими глазами, дабы не забыть то, что пришлось мне недостойному увидеть. Побоялся я уподобиться рабу ленивому, скрывшему полученные от Бога деньги (талант) и не приобретшего к ним прикупа, и написал о путешествии ради верных людей».
Верных – значит: верующих.
«Да кто услышит (или прочтет) о местах святых, устремился бы душою и воображением к этим святым местам и Богом будет приравнен к тем, кто совершил путешествие в эти места.
Многие добрые люди находятся дома и своими помыслами милостыней и добрыми делами достигают мест святых и большое вознаграждение принимают от Бога, они будто бы посетили посетили эти святые места».

Третий день
9 декабря, пятница
Сегодня в программе: Иудейская пустыня, Иерихон, Мертвое море.

Священник предупреждает: в Мертвом море не купайтесь! Это проклятое место. Некоторые лезут там в воду – свинья везде грязи найдет, у нас один искупался, так потом неделю не мог отмыться – от него несло сероводородом.
Едем на юг.
Иудейская пустыня расположена на западном побережье Мертвого моря. По дороге кто-то  спрашивает монахиню:
- Не здесь ли подвизалась Мария Египетская?
- Нет. Она ушла за Иордан. Мы с вами едем по пути, о котором
раньше говорилось так: «Путь здесь благоприятствует разбоям». Попросту говоря, было самое дикое разбойное место. Паломники совершали путь верхом и только с провожатыми, шли караваном.

Вскоре мы проедем место, где однажды путник был ограблен и избит, мимо него пошли два соплеменника, но не помогли, даже не остановились, а потом прошел самарянин, с которым иудеи не общаются. Так тот остановился у раненого, пожалел его, перевязал раны, не пожалел вина (для дезинфекции) и масла как смягчающего средства – антибиотиков еще не было. А потом усадил его на лошадь и отвез в гостиницу, да еще заплатил вперед за уход и пообещал, что на обратном пути возместит все издержки. Так поступил добрый самарянин: сделал всё возможное.  Говорят, это было  в реальности, и притча Спасителя основана на жизненном факте.
Сейчас на том месте арабы открыли кафе для проезжающих. Но мы не будем останавливаться там – у нас много еды и питья и нет времени.

Мы  и не протестуем. Я тихо рассказываю Марии, как в середине Х1Х века, всего-то полтораста лет назад,  монах Парфений с Афона на этом пути попал к разбойникам.  Он рассказывал потом, как их бросил всадник, вызвавшийся быть проводником, и они пошли одни – небольшая группа - в гору, как раз к тому месту, о котором в Евангелии сказано, что там пострадал путник. На паломников именно там напали разбойники, они были верхом и жестоко гнали русских куда-то, избивая прикладами ружей. Нападавшие были полураздеты, иные из них шли пешком и били тех, кто шел сзади.  Несчастных гнали с горы на гору, они приготовлялись к смерти, как вдруг под одной горой увидели обоз. Оказалось, то были такие же паломники, шедшие с обозом, но  у них верблюд падал и никак не хотел стоять. Обоз застрял. Это спасло наших путешественников. Арабы исчезли как не бывали. Они же убивали даже за одежду, так как были полунагие. На следующий день пришла основная часть  паломников: 20 тысяч с охраной и музыкой.
А нам сегодня ничто не угрожает.
Мария крестится: слава Богу.

Вот автобус остановился. Выходим. Вокруг нас горы. Одни горы. Но любоваться некогда. Идем по извилистой дороге. Идти нетрудно. И вдруг впереди открывается панорама: ущелье бездонное, а на другом его берегу – высоко в горе монастырь. Мы замерли. Так хочется увидеть внизу воду, но ее нет. Русло сухое.

То спускаясь, то поднимаясь, мы дошли до монастыря. Он разместился внутри горы. Основан в У веке и и посвящен Богородице. В У1 веке здесь подвизался Георгий Хозевит. Монастырь то разрушался, то вновь отстраивался. В храме - мощи Георгия Хозевита, Иоанна Нового, румына, только что канонизированного Румынской Церковью, и других насельников.
Спускаемся по лестнице и вновь поднимаемся по другой лестнице. Там пещера, в которой спасался Илья Пророк во время трехлетней засухи, которую он сам вымолил у Бога за отступничество евреев от веры. Здесь храм Ильи Пророка.

Мария шепчет мне, что Илья Пророк – ее святой. Я прошу: расскажи. Она не хочет, говорит, вдруг грех рассказывать. Так я и не знаю о роли пророка Ильи в ее жизни. Но видно – немалая. Мария ощущает заступничество Ильи Пророка как свою духовную тайну, как свое богатство, и боится с ним расстаться. Я хотела сказать ей, что в Псалтири написано: «Правду Твою не скрых в сердце моем,  истину Твою и спасение Твое рех, не скрых милость Твою и истину Твою от сонма многих». Я это так понимаю: чудеса Божии нельзя скрывать. Но боюсь надоесть.

В этой же пещере Иоаким изливал пред Господом свои страдания из-за бесчадства. Сюда он пришел пешком – через такие страшные места! – после того, как его дар был отвергнут в храме. Ему сказал священник:
- Ты недостоин приносить жертву Богу, раз Он не дает тебе детей.

Тогда прямо из храма Иоаким, такой достойный человек, отправился сюда, чтобы скрыться от людей и наедине пережить оскорбление и  тоску. Здесь же он получил известие свыше: явился Архангел Гавриил и сказал ему, что будет у него с Анной ребенок! И родилась Дева Мария. Какое благодатное место – а пещера совсем маленькая.

Вспоминается такой же горный монастырь в Крыму. Так же прямо в скале прорублены помещения храма и келий. Так же внизу ущелье – но с водой.
Спускаемся опять. Потом поднимаемся, но всё это нетрудно, так как дорога пологая. Оглядываемся, любуемся панорамой. Чудно! Едем в Иерихон.

Иерихон

Это один из самых древних городов на земле. Его начало - в 9 000 году до Рождества Христова. Мы  не будем его осматривать: некогда. Да и то сказать, что слава его вся – в истории.
Когда израильтяне под руководством Иисуса Навина перешли Иордан, то первым делом атаковали Иерихон. Его каменные стены и башни были лучшим укреплением того времени. Как их взять? Господь умудрил. Может, Навин и не знал физики и закона резонанса, но послушание превыше всего! Он выполнил то, что ему сказано: провел своих трубачей с Ковчегом Завета вокруг города и водил их семь дней  – и стены крепости сами пали. Именно так – это сегодня установлено археологами.

В наше время каждый школьник знает, как разрушился мост, когда по нему повели четко марширующих солдат. Мост рухнул от совпадения ритма его собственного колебания и ритма солдат, и теперь перед входом на мост армия получает приказ идти свободным шагом. Что значит послушание. Наверно, трубачи не знали, зачем они ходят вокруг стен, а горожане смеялись над ними. А если бы трубящие узнали, то и сами бы, может быть, засмеялись. Но они не спрашивали и шли. И стены рухнули.
Потом город, конечно, отстраивали и не раз. Он был даже зимней резиденцией Ирода Великого.

Иерихонский источник

Около стен Иерихона есть источник, так и называемый: Иерихонский. В нем всегда текла вода, неприятная на вкус. Пророк Елисей, последователь пророка Илии, очистил воду, она стала даже сладкой, приятной и полезной.

Исцеление двух слепых

В Иерихоне Иисус Христос исцелил двух слепых. Они тогда сидели при дороге и, услышав, что идет Иисус, громко закричали, обращаясь к Нему. Их вера спасла их. А ведь им предлагали замолчать! Но Господь услышал. И даровал им зрение. И не зря: они встали и пошли за Ним!

Преображение Закхея

Некто Закхей, начальник мытарей, то есть глава сборщиков налогов, жил тогда в Иерихоне. Он вдруг очень захотел увидеть Христа, но был маленького роста и для обзора залез на смоковницу. Ныне то дерево не сохранено полностью, только очень широкий пень метра два в высоту, но над ним новый отросток, очень высокий, и покрывает старый пень.
Закхей был замечен. Спаситель сказал ему, чтобы он скорее сошел с дерева и вскоре принял Его у себя. Закхей в восторге устроил пышный   прием и пообещал компенсировать все обиды, кому какие нанес. Это было полное преображение его личности. Мы вздыхаем: станем ли мы-то лучше после всего увиденного и пережитого?

Сорокадневная гора Искушений

Мы вышли из автобуса и смотрим на гору. Она не слишком высокая, на ее вершине храм. Наша монахиня со скрытой улыбкой говорит: смотрите внимательно. Мы смотрим, ничего особенного не видим. Она подчеркивает: это гора Искушений. Вступаем на нее молча. Ни слова. Ни звука. Я первая вступаю на горную тропу. Она пологая. Идти легко. Поднимаюсь с удовольствием. Но вот один кто-то обогнал меня. Другой… Я не вижу кто, потому что не поднимаю голову, стараюсь идти, но всё труднее, всё тяжелее дышу. Вспоминаю: надо творить Иисусову молитву. Начинаю. Иду. Иду. Мимо меня один за другим проходит вся наша группа. Еще иду. И вот я чувствую, что последняя. Оглянулась – так и есть. Ой, нет, вот еще показывается жена священника. Но это понятно: она очень полная, задыхается, дочь ведет ее под руку. Иду дальше. Дошла. Себе не верю. Дошла. Скорее сесть. Но негде. Однако молодая девушка тут же всё поняла и вскочила – уступила мне место. Благодарно опускаюсь. Думаю: где же матушка? Вскоре появляется и она с дочерью. У нее больное сердце, астма и еще что-то. Как она пошла в гору? Дочь - врач - около нее вьется, что-то делает. Матушка раскинулась на стуле, очевидно, еле живая.
К ним подходит Анна. Это схимонахиня, единственная насельница этого греческого православного монастыря. Она русская. Из СССР. С детства мечтала о Святой земле, хотя знала, что это недосягаемо. Но вот достигла. С ней живет девочка. Она сирота-подкидыш. Анна приютила ее крохой и воспитала. Девочка очень одаренная, говорит на всех языках, на каких говорят вокруг.

Анна объясняет, что храм находится на месте пещеры, куда пришел Иисус Христос после Крещения на Иордане. А крестился Он недалеко от Иерихона, раньше считали – в четырех верстах. Здесь же Господь молился сорок дней и ночей. Вот камень, на котором Он молился. Камень – под алтарем. Мы на коленях прикладываемся к нему. Жутко, оторопь берет, но надо. Перед Причастием всегда тоже страшновато, но ведь надо.

Проходим в храм Благовещения, там перед иконостасом фотографируется бывший танкист. Потом я получаю от него на память фотографию – ради храма. В фокусе был иконостас, а лицо танкиста вышло бледным, размытым, как привидение. Он этим доволен, говорит: сам себе не верю, что я в таких местах.
Матушка Анна спрашивает: а дальше пойдете? Я удивляюсь: куда? Она понимающе объясняет: выше еще подъем. Я еще больше удивляюсь: снизу ничего не видно, ваш монастырь на верху горы - и всё. Откуда взялась еще гора?

Да ведь это гора Искушений. Снизу не видно, кажется, что монастырь на самом верху, а он – на склоне. Выше есть продолжение горы. Спрашиваю с надеждой: пониже? Нет. Еще выше и круче.
О! Я не смогу. Так я думаю,  но молчу. Сразу совесть заедает: а что я сыну скажу? Залезла на полгоры и расписалась. Вон какая больная женщина и то молчит. Слышу: она настойчиво  говорит дочери:
- Иди. Там, на вершине, помолись за меня. И мне станет легче. Я конечно, не пойду. Если и залезу, то оттуда меня уже никто не снимет. А ты иди.
Я вижу, как дочь хочет возразить, но сказав только, что она поехала исключительно ради матери, перестала возражать, видно, привыкла к послушанию.

Новый подъем
Вскоре все выходим в новый путь. Я иду последняя. Сразу за воротами снимаю с себя курточку и оставляю ее там у ворот. Иду медленно, исключительно на Иисусовой молитве, к ней прибавляю: Господи, ради сына моего дай мне подняться, чтобы его не постыдить. Иду, не глядя никуда, только под ноги. И не знаю, как взобралась. Кажется, подъем длился несколько часов. Все уже на горе. Муж супружеской четы подал мне руку и втянул на вершину. Я подхожу и стараюсь поднять голову, так как вся группа фотографируется. Я изо всей силы поднимаю голову, но она так и осталась немного недоподнятой. На фотографии вышла с опущенной головой. Мария подает мне бутылочку со святой водой. Глотаю и умываюсь. Распрямляюсь. Оглядываюсь. Да! Простор захватывает дыхание. Видны ближние и дальние горы.
По преданию, пророк Моисей, один из величайших людей – с ним с живым говорил Бог! - с высокой горы недалеко от Иерихона увидел Обетованную Землю. Издалека увидел, но не вошел в нее. Неизвестно, чем это было вызвано, но он не вошел туда, куда вел свой народ сорок лет. Жалко, конечно, но все же он увидел. Я думаю, что то была эта самая гора - гора Искушений, или Сорокадневная гора. Мне так кажется, потому что на одном святом месте происходит несколько священных событий. Так, под Голгофой  был погребен – положен в пещере – Адам. Там же – много позже -  Авраам принес в жертву своего единственного, долгожданного, обещанного Богом сына Исаака, Богом замененного на овечку. И в пещере Ильи Пророка потом плакал и молился Иоаким. Потом молились и другие. И так не раз в других местах.
На этой горе нет растительности. Не растет даже маленькая травка.  Если захочешь есть – нечего съесть: ни былинки. Одни камни. Камушков сколько хочешь. Тут до меня дошло: вот лучший подарок моим близким и ученикам – я привезу им по камешку с горы Искушений, и их минуют искушения. Набираю разных: побольше и поменьше, которые можно зашить в ладанку.

Искушения Христа

На этой горе Иисус Христос пережил два искушения. Первое – естественное: Он не ел сорок суток, стоя в молении на камне,
напоследок, как сказано в Евангелии, взалкал, то есть проголодался. 
 Злой дух сразу этим воспользовался и явился в пещере, указав, наверно, на окружающие камни, предложил:  «Если Ты Сын Божий, скажи этим камням – пусть сделаются хлебами». В ответ услышал: «Не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом Божиим» (От Луки, 4).
После этого искуситель возвел Иисуса Христа на самую вершину горы. Вот сюда. Мы на ней стоим… Как я добралась сюда – еще себе не верю. 380 метров над уровнем моря. Здесь состоялось второе искушение Христа. Он увидел все города и царства в один миг и услышал: «Тебе дам всю власть над этими городами и славу их  – все они мне даны, и я даю, кому хочу. Если Ты поклонишься предо мною, будут все Твои». Господь сказал: «Иди за Мною, сатана, написано: поклонись Господу Богу твоему и Ему одному служи». (От Луки, 4).
Было и третье искушение – уже не здесь, это в Иерусалиме на крыше церкви. «Если Ты Сын Божий, прыгни отсюда вниз». «Не искушай Господа Бога твоего» - ответил Христос.
Оглядываемся – какие- то разрушения вокруг. Да, это недостроенный храм. Как? И сюда поднимали стройматериалы? Как? Да. И поднимали, и храм стоял. Его воздвигла царица Елена в 1У веке. Но его разрушили. Вот его следы. Боже мой! Ради одного такого труда стоило пожалеть здание! Но где там. Ломать не строить - ума не надо. А потом русские начали строить, но тут революция… в России всё поломали, а здесь не достроили.
(Позже услышала, что к 2000 году на горе Искушения до середины построили фуникулер, а дальше лестницу. Это прекрасно).

Спуск

Надо спускаться. Я взглянула вниз и поняла: тут мне и конец. Спуститься невозможно. Крутизна - просто отвес. Люди идут куда-то вбок. Я помню: первое правило – не смотреть вниз. Поворачиваюсь налево, начинаю спускаться. Не догадалась снять туфли. У них кожаная подошва, скользит. Шла бы в чулках. Иду не иду, а совершаю каждый шаг. Никуда не смотрю. С дыханием легче, чем при подъеме, но страх крутизны не отпускает. И вот я вижу железные ворота. Это монастырь. У ворот моя курточка. Поднимаю ее, с трудом нагнувшись. Оглядываюсь: за мной идет тот же мужчина, что подал мне руку на самом верху. Он сказал,  что специально шел за мной следом. Он оглянулся (я видела), сказал, что больше никого нет, и закрыл ворота. Мы прошли внутрь. Там Анна хлопотала об угощении, но наши молодые остановили ее, выложили свою провизию. Молодцы! Они еще и продукты несли.
Как матушка – жена священника? Она веселая, улыбается. Вполне здоровая. Что значит вера.

Закусываем. Потом девушки моют стаканы, хотя Анна порывается их остановить: сама сделает. А меня что-то гложет. Так хочется всех пересчитать. Говорю Марии: посмотри, все ли здесь. Она вскидывает свои атласные черные брови: ты что? Кто там останется? На этой горе? Это не Елеон. Всё же смотрит – кажется, все. Но всех нельзя увидеть, потому что помещения в монастыре очень маленькие, узкие – они расположены вдоль горы. В каждой комнате несколько человек, больше не помещается. Мне очень хочется сказать нашей монахине, чтобы пересчитала нас, но боюсь показаться навязчивой. Кто здесь останется? Мужчина за мной смотрел на гору, никого не было. У меня просто подозрительность против нашего гида или привычка пересчитывать своих учеников, когда я их веду куда-нибудь.
Мы благодарим Анну за прием, очень сочувствуем ей: как она одна с ребенком здесь остается на ночь! Она уверяет, что не страшно. Она сейчас закроет железные ворота с обеих сторон, и до утра никто не явится. Уходим. Но Анна ради порядка пошла посмотреть на ворота со стороны подъема – и что же увидела! Две наши юные девушки сидят на горе у ворот. Они уселись, сжавшись в комок, подоткнув под себя юбку для тепла – ведь ночи холодные – и приготовились ждать утра.
- Как же вы отстали?
- Хотели полюбоваться видами. Спускались последними, видели,
как мужчина осматривал гору, и не крикнули ему, думали, он нас видит.
А когда сами встали на его место, то не увидели того поворота, на котором они тогда стояли, убедились, что они его видели, а он их нет.
Слава Богу! Нашлись.

Теперь я спускаюсь чуть ли не вприпрыжку. Легко, радостно. Я взошла! Обрадую сына! Взошла!
Около автобуса нам предлагают бананы. Они небольшие. Монахиня говорит, что здесь самые вкусные бананы. Покупаю два. Поднимаюсь в автобус, сажусь. О! Какое счастье сидеть. Просто сидеть. Не шевелиться. Не двигаться. Ни есть, ни пить. Только сидеть. Этого ощущения никогда не забуду.
Позже откусила банан - ничего особенно. А может, я просто очень устала.

Монастырь Герасима Иорданского

Дальше – греческий монастырь Герасима Иорданского, знаменитого дружбой со львом.

Едем  по долине, ровная местность. Монастырь возвышается над ней. Он расположен неподалеку от впадения Иордана в Мертвое море. На этом месте останавливались Богоматерь с Младенцем и Иосифом по дороге в Египет (Мф. 2:13-14).

Входим на просторный двор. Перед нами обширные строения. Как в России. Но в саду видны прекрасные павлины. Нас встречает духовенство. Наш батюшка договаривается. Мы стоим усталые, но молодежь уже направляется к лестнице вверх - они разглядели клетки с птицами.

Монастырь основан преподобным Герасимом Иорданским в V в.
В монастыре две церкви. Главный престол верхней церкви освящен в честь св. Герасима, а два боковых посвящены преподобным Евфимию, Зосиме и Марии Египетской. Нам предстоит спуск – в пещеру под храмом. Под главной церковью находится подземная церковь с пещерой, где, по преданию, останавливалось Святое Семейство: Богородица с Младенцем в сопровождении Иосифа и его сына от первого брата Иакова - во время бегства в Египет. Здесь они нашли отдых от пути и, может быть, спасение от разбойников.
 Здесь же находится чудотворная икона Богородицы Млекопитательницы.

Вообще-то, по преданию, встреча с разбойниками их не миновала, но предводитель так был сражен красотой Младенца, что сказал: «Если бы Бог мог родиться на земле, то красивее Он не мог быть» и запретил отнимать у них осла, на котором  ехали молодая Мать с ребенком. Она в ответ пророчески сказала, что Этот Младенец в будущем много воздаст ему. Есть мнение, что именно этот разбойник висел на кресте справа от Христа и получил обещание рая. Вполне вероятно: однажды проявив благоразумие, Он мог проявить его и в другой раз.

История со львом потрясающая. Однажды Герасим-отшельник увидел льва, который протягивал ему лапу. В ней была большая заноза. Лев пришел за помощью! Лев пришел к человеку! Может быть, раньше Герасим его кормил… Монах вынул занозу, и лев остался жить при нем. Он стал охранником обители и - главное – осла, на котором возили воду. Но мимо проходил караван, и погонщик угнал этого осла. Лев не уследил и принял этот удар на себя: братия заподозрила его в том, что он задрал осла. Его жестоко укоряли и заставили возить воду вместо осла. И лев не взроптал, не обиделся таким унижением. Он возил воду, хотя не был к тому приспособлен так, как вьючное животное. Через полгода караван вернулся. Лев увидел своего осла и пригнал его в монастырь. Тут все убедились в его невиновности и восхищались его послушанием.
Когда Герасим скончался, льва не было близко. Вернувшись, он никак не мог найти своего хозяина. Он так рычал, что его отвели на могилу святого. Лев всё понял, взревел последний раз и испустил дух – там же на могиле.

Мертвое море

Гоголь пишет: открылись «мне вдруг посреди однообразных серых возвышений, когда, выехав из Иерусалима и видя перед собою всё холмы да холмы, я уже не ждал ничего – вдруг с одного холма, вдали, в голубом свете, огромным полукружьем предстали горы. Странные горы: они были похожи на бока или карнизы огромного, высунувшегося углом блюда. Дно этого блюда было Мертвое море. Бока его были голубовато-красноватого цвета. Дно голубовато-зеленоватого. Никогда не видал я таких странных гор. Без пик и остроконечий, они сливались верхами в одну ровную линию, оставляя повсюду ровной высоты исполинский берег над морем».

В Москве продают и рекламируют лекарства из грязи Мертвого моря. Продают путевки сюда – для лечения здесь грязью. А ведь это место проклято. Участка моря, покрывшего Содом и Гоморру,  не было до проклятия этих городов. На карте видны очертания исконного моря и добавления к нему  затопленного участка, который к тому же уже и намного мельче основного моря, - он  появился после уничтожения двух городов, в которых не было и десятка нормальных жителей. Только племянник Авраама – Лот с женой и двумя дочерьми ушел отсюда живым. И то жена не выдержала разлуки и оглянулась, нарушила запрет  - застыла соляным столпом. Что значит непослушание. Позже и дочери согрешили, так как не могли все же не заразиться духом неверия в грешном окружении. Ужасные уроки безверия, нетерпения, непослушания.

Идем вдоль моря. Когда здесь поселился Лот, племянник Авраама, была цветущая земля. Авраам сказал Лоту:
- Страна Содомская, как рай Божий, блага и плодородна и
напояема водой.
Так и было, конечно, зачем иначе Лот бы поселился там. А теперь…как писал один паломник, страна Содомская достойна плача. Подходим вплотную к воде. Она стального – серого цвета, почти не движется. Говорят, если лечь на воду –она держит, человек не тонет, такая плотность воды, перенасыщенной солями. В воде 25 % соли. Больше нигде в мире нет такой воды. Ни птицы, ни растения по берегам – ничего. Рыба, попадающая сюда из Иордана, который впадает в это море, издыхает тут же. Господь наказывает не только людей, но и воду, и землю, как сказано в Псалтири.
Мертвая зона. Скорее отсюда.
Едем обратно.
Тут несут кушанье, и все умолкают.

Четвертый день. В Назарете. Суббота 10 декабря

Назарет – город Благой Вести!
Здесь Бог сошел на землю.
Здесь Слово стало плоть.
Назарет – город на севере Израиля, в Галилее. Назарет - священный христианский город, третий по значимости после Иерусалима и Вифлеема. Все местные христианские святыни – в Старом Назарете. Это самый христианский город в Израиле, только здесь выходной день – воскресение. Здесь 30 % жителей – православные арабы. Остальные почти все - мусульмане.

Здесь особенно много мест, связанных с земной жизнью Иисуса Христа. Родившись в Вифлееме, здесь Он провел детство, юность, работал в столярной мастерской Иосифа, здесь проповедовал, и потому содержание многих проповедей связано с природой этих мест.

В Галилее Он сотворил множество чудес. Именно галилеяне стали его первыми апостолами, все, кроме Иуды Искариотского. Иисуса Христа так и называли: Галилеянин. Здесь Он явился апостолам по воскресении из мертвых и приготовил для них трапезу, заповедав Петру пасти овец Его.

Назарет расположен в 137 километрах от Иерусалима. По российским понятиям – рядом. Но в Израиле дорога долгая. Здесь постоянно меняется климат: то он горный, то низменный, то сухой, то влажный. Наверно, и перепады атмосферного давления немалые, хотя мы не замечаем.
Все время пребывания в Палестине мы спали очень мало, но – странное дело – меня никогда не укачивало, не тянуло в сон по дороге. Каждое мгновение здесь воспринимается как событие. Подъезжаем к Назарету. Он расположен на горе: 600 футов над уровнем моря. Наша гид-монахиня указывает нам на крутой склон горы и говорит:
- Перед нами гора, с которой хотели сбросить Иисуса, но Он стал
невидим и прошел сквозь толпу.
Сразу мурашки по коже. Что за ярость, что за жестокость…Думаю: это не столько говорит о нации, сколько о психологии толпы. Паникер – страшное дело.

Сейчас это самый большой арабский город, а во времена земной жизни Господа Назарет был мало населен и беден. Его жители не пользовались уважением у иудеев. Здесь, в Назарете, который когда-то был даже не город, а небольшое поселение, по преданию, - пещерный поселок, жили родители Пресвятой Богородицы и их дальний родственник Иосиф.

Благовещение

Здесь же состоялось Благовещение, так как сюда привез подросшую Деву Марию Иосиф  по обручении с Ней - для охранения и попечения Ее при выходе из храма, куда Она приведена родителями в возрасте трех лет. Ведь Она до рождения была посвящена Богу ее родителями, неплодными и немолодыми. 

По преданию, благовестие состоялось дважды: первый раз архангел Гавриил встретил Деву Марию у колодца и приветствует Ее:
- Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах! 
Он возвещает, что от нее – чудесным, совершенно необычным образом - может родиться сын, и Он «будет велик и наречется Сыном Всевышнего! (от Луки, 1, 27-32).

Юная девушка не сразу понимает, что бы это значило: она может согласиться стать этой девой... Добровольно. Без согласия человека ничего не происходит. Но как это возможно для нее – не знающей мужа? Архангел объясняет. Она смиренно отвечает:
-   Се раба Господня. Да будет мне по слову Твоему.

И вот мы у этого колодца. С тех пор этот колодец питает население. И мы тоже берем воду и повезем ее в Москву. Поем: «Богородице Дево, радуйся!..»

Второй раз Благовещение было возвещено в жилище, в пещерке, над которой сейчас алтарь большого католического храма. Мы стоим в этом храме недалеко от входа и смотрим издали. Здесь две церкви: Нижняя и Верхняя, одна над другой. Построены они недавно – в 1969 году. Главный храм – Нижний. В центре его – Грот Святого Семейства. У входа в Грот (пещеру) – маленькая комнатка, это придел Архангела Гавриила. Здесь два престола: во имя праведных Иоакима и Анны и во имя Архангела Гавриила. Чуть ниже – горница Богородицы, Пресвятой Девы Марии. Перед входом в Грот – алтарь. А Верхний храм, где мы стоим, – католический приходской храм Назарета.

Где-то здесь, в Назарете, располагалась столярная мастерская Иосифа. Там же работал в молодости Иисус! О том, где именно она находилась, спорят три храма. Но мы туда не идем: и времени нет, и то место занято другой конфессией. Жаль, конечно.

Об этом празднике – Благовещении – я знаю с раннего детства от няни. Она приговаривала: в этот день птица гнезда не вьет, девка косу не плетет. Я спрашивала: ходит лохматой?
– Нет, она расчесывает ее накануне и спит в платочке.
Няня старалась заранее приготовить все и ничего не делать в этот день.

День полной тишины и покоя: Бог спустился на землю. Он еще не родился, но уже стал человеком. Поэтому Его узнала Анна, носившая во чреве Иоанна Крестителя:
- Откуда мне сие, да  прииде Мати Господа ко мне? - воскликнула она
при встрече с Девой Марией, совсем юной, почти девочкой, только что пережившей Благовещение. Это произошло там, где мы сейчас живем – в Горнем монастыре в Иерусалиме, точнее – чуть ниже по горе, на том месте, где сейчас католический монастырь.
Капернаум
Сюда переселился Иисус с Богородицей, когда Его изгнали из Назарета. Тогда здесь был процветающий город, основанный  2 500 лет назад, он находился на берегу Галилейского моря  (озера), на торговом пути от Средиземного моря в Сирию и Малую Азию. Здесь стоял римский гарнизон, была мытница, от которой Господь призвал Матфея. Город был родным для апостолов Петра и Андрея, Иакова и Иоанна. Здесь состоялась основная проповедническая деятельность Христа. Над городом – гора высотой 125 над уровнем моря. То гора Блаженств, или Заповедей, каждая из которых начинается словом «Блаженны…» Здесь Иисус исцелил тещу Петра от паралича, воскресил дочь Иаира и многих исцелил.
Много чудес сотворил Иисус в Капернауме,  но мало кто поверил. Тогда Он сказал, что город до ада низвергнется – и в 7 веке поселение исчезло. Сегодня почти ничего от города не осталось. Мы видим одинокие колонны. Говорят, если приложить ухо к колонне, можно услышать топот коней и крики всадников – голоса врагов. Мы старательно прижимаемся  ушами, но ничего не слышим. Однако легенда нравится.

Идем по дороге. Перед нами усадьба. Кто-то из женщин то ли хотела что-то сорвать с дерева, то ли еще что-то, не помню, только помню: я предупредила: нельзя. Это частное владение. Женщины удивились: откуда ты это знаешь? Ты бывала здесь?
- Нет. Но написано: частное владение.
- Где?
- Вон на доме высоко: privat.
- Так там не по-русски написано. Ты что – и не по-русски читаешь?
Прошли еще немного, и одна из них спрашивает меня:
- Твой сын в Америке?
- Как ты догадалась?
- Раз ты не по-нашему читаешь, значит, у тебя и сын такой, а раз он
такой – он работает в Америке и потому смог дать тебе деньги. Не могла же ты на пенсию приехать.
-   А почему решила, что сын?
-   Потому что девке самой всегда мало.
-   А ты на какие деньги приехала
- И я на сыновьи.  И она, – указывает на свою постоянную спутницу.
Оказалось, обе они по вечерам, после работы, моют полы в Даниловом монастыре. Сын одной из них однажды сделал трудную работу и ожидал платы... Долго ждал. И вдруг, когда уже решил, что не получит, должник явился и принес долг с большими процентами и извинениями и благодарностью за терпение. Мастер решил: вот она нечаянная радость, о которой он иногда слышит от матери. Так будет и ей нечаянная радость. Он принес матери тысячу долларов со словами: ты едешь в Иерусалим.
Мать ахнула. Обрадовалась за сына и сказала: давай деньги, я их надежно спрячу, когда-нибудь тебе понадобятся. Он ответил: нет - значит, я куплю мотоцикл. Он знал, что иначе она не возьмет огромную для нее сумму. Мать схватила деньги: еду-еду, только не мотоцикл! На другой день она рассказала об этом подруге. Та  - своему сыну, без всякой задней мысли, у ее сына нет таких денег. Но он задумался и через несколько дней сказал:
-   Вот тебе тысяча. Беги скорее записывайся на поездку вместе с подругой. Я не хуже ее сына.
И она поняла, что отказываться нельзя. Сын подрядился на какую-то работу и взял деньги вперед. Так подруги вместе и поехали.
Была еще пара: мать с дочкой. Мать полная, а дочь тоненькая, переводчица, получила большой гонорар, и мать уговорила ее на эту поездку. Кроме нас с Марией, все ехали парами, а мы с ней подружились уже там.
Дальше у нас на пути Кана Галилейская. Так она называется в отличие от другой Каны.

Кана Галилейская

Недалеко от Назарета – Кана Галилейская, где на свадьбе Симона, сына Иосифа от брака с покойной Саломией, присутствовали Иисус с Матерью. Жених и невеста были бедны. Вина не хватило. Тогда по слову  Матери (Она сказала просто: «Вина нет у них») Господь сотворил первое чудо: воду сделал вином. Он попросил наполнить водой шесть водоносов и почерпнуть оттуда, а затем отнести распорядителю пира. Тот отведал и удивился: обычно сначала хорошее вино подают гостям, а потом и худшее, а ты – он обращается к жениху – такое хорошее вино сберег до сих пор!  Потрясенный жених уверовал во Христа и сразу пошел за Ним, хотя только что женился.

Почему первое чудо именно на свадьбе? Создавалась семья - малая церковь, поэтому свадьбе придано такое значение.
Сейчас в храме стоят два водоноса - сосуды, выдолбленные из цельного камня. В одном крестят детей, в другом освящают воду. Многие покупают здесь вино.

Магдала
К вечеру этого дня нас привозят в наш – русский – монастырь Московского Патриархата во имя святой равноапостольной Марии Магдалины.

Св. Мария Магдалина

По дороге в автобусе я рассказываю Марии, что нашу с ней святую оболгали на Западе, изобразив ее блудницей. Я возмущаюсь: как это можно! Об этом нигде не сказано! Сами придумали. А главное – за Иисусом тогда следили во все глаза! Искали любой зацепки для обвинения. Даже его ученики удивились, когда увидели, что Он разговаривает с самарянкой, которая не была блудницей, а уж  блудница в Его непосредственном окружении давала бы такой повод к осуждению!.. Каких только поводов не искали!… И о подати спрашивали: давать подать кесарю – не давать пока услышали: Божие – Богу, а кесарю – кесарево. И чьей женой будет на том свете жена семи братьев? И блудницу приводили: ее-де заповедано забросать камнями, то есть убить. И прочее. Его обвиняли даже за благодеяния, например, за исцеления!

В Евангелии прямо написано: изгнал из Марии Магдалины семь бесов. Значит, она была бесноватой, то есть, может быть, припадочной – неизвестно. Но – больной, а не блудливой. Исцелившись, она всей душой уверовала в Господа и шла за Ним повсюду, стояла рядом с Богородицей недалеко от Распятия, видела, куда Его положили, и ночью, до рассвета, в полной тьме, не устрашившись стражи у Гроба, одна пришла к своему Учителю. Почему одна? Потом там собрались и другие женщины, но все они, наверное, шли врозь, каждая из своего дома. Магдалина пришла первая. Она несет с собой миро – для помазания Его Тела по иудейскому обычаю, поэтому ее называют: жена-мироносица. Она озабочена одной мыслью: кто отвалит огромный камень от Гроба. Но вот она видит – камень отвален. А Тела нет. А есть кто-то в блистающих одеждах.

Ангелы ей говорят: «Что ищете живого с мертвыми? Что плачете нетленного во тли? Шедши, проповедайте апостолом». Что проповедать? - Что он воскрес! Она бежит и сообщает апостолам. Но они не поверили. Петр и Иоанн бегут ко Гробу, видят пелены – а Тела нет. Как Его можно было перенести без этих пелен, которые крепко держатся на теле благодаря ароматным помазаниям? Они уходят в недоумении. А Мария осталась. Ей некуда идти от этого места. Здесь она рассталась с Учителем. Она не может расстаться с этим местом.

И тогда Он явился ей. Она первая увидела Христа воскресшим, хотя не сразу узнала Его. Сначала она подумала, что это садовник, потому что сад принадлежал Иосифу Аримафейскому. Она жалуется: «Унесли Господа моего, и не знаю, где положили». Потом умоляет: «Если ты вынес Его, скажи, где ты Его положил, - я пойду и возьму Его». Тут она слышит свое имя: «Мария!» – и о! чудо! Узнает Его голос! Она бросается к Нему, она хочет обнять Его ноги, но Он мягко отстраняет ее от Себя. Не время. Возможно, она решила, что Он опять будет с ними всегда, только в новом обличии, а Господь это понял и потому говорит ей, что Он восходит к Отцу Своему. Иначе говоря, что здесь, на земле, Он и в новом обличии не надолго. Он идет к Богу Своему. И – добавляет: к Богу вашему, и к Отцу вашему. Это великие слова! Теперь Он – брат апостолов! Ну конечно – раз у них общий Отец и Бог! А Марии Он велит идти к апостолам и их известить об этом. Она стала апостолом для апостолов, поэтому ее называют равноапостольной. Да. Пойти-то она пошла…

Впрочем, позже ей поверил сам римский император Тиверий. Как она прошла к нему?.. Сегодня можно запросто пройти к президенту? Я думаю, тогда было не проще. Но Бог дал ей такую силу убеждения, такую силу слова, что она убедила и стражу, и самого императора. А ведь она не училась в университете! Она так искренне рассказала о неправом суде Пилата и первосвященников Анны и Каиафы, приговоривших к жестокой казни невинного человека! В знак приветствия (по иудейскому обычаю необходим подарок) подала императору яйцо, он взял – и чудо! – оно в его руках стало красным. Это чудо сразило его. Оно подтвердило правоту ее слов. А тут он получает письмо от Пилата – это исторически подтверждено – об Иисусе, казненном по приговору синедриона, и о чудесах после Распятия. И виновные были наказаны. А красное яйцо на Пасху стало общей традицией. Яйцо – символ жизни. Красное – знак того, что кровью Бога дано нам спасение. Его Кровью – под видом вина – мы и причащаемся.
Мария Магдалина  первая принесла эту благую весть: Христос воскрес! От нее идет обычай красного яйца на Пасху.

Мария восхищается: как ты все знаешь. Я объясняю: это моя работа. Мария удивляется: все знать? – Нет! Я педагог и редактор, моя работа – все читать и объяснять.
Мария спрашивает:
- А потом что она делала?
- Потом она жила в Риме и проповедовала. Кстати, это еще одно
доказательство, что она не была блудницей: она проповедовала. Кто из блудниц стал проповедницей? Мария Египетская только очищала себя от блуда 47 лет и никогда не проповедовала, хотя ее святость от этого не меньше. Просто это разные пути. Мария Магдалина, когда состарилась, перебралась в Ефес, где жил Иоанн Богослов, там и скончалась и была погребена. А  ее мощи потом перенесли в Константинополь, потом – от нападения турок - в Рим, под алтарем положены, а частицы мощей есть в разных местах, во Франции, например, на Афоне.

Монастырь св. Марии Магдалины

Тут мы подъезжаем к монастырю, и наша гид начала рассказывать об этом месте. Полное название ее – Магдала Нуния, то есть рыбацкая башня. Башня была частью римской крепости, здесь стоял воинский гарнизон. Рыбацкая – потому что в этом богатом селении люди жили промыслом рыбы. Ее водилось в Генисаретском (оно же Тивериадское или Галилейское) озере видимо-невидимо, и всем разрешалось ее ловить. И сегодня чуть ли руками ее можно ловить. Но две монахини, живущие в этом монастыре, сами не ловят, а право на ловлю с территории монастыря они отдали рыбакам, а те снабжают их рыбой. Рыбы было столько, что однажды одному раввину к важному обеду принесли рыб трехсот сортов.
Иосиф Флавий, знаменитый историк, пишет, что в евангельское время здесь времена года соревновались за плодородие, что чуть не круглый год плодоносят деревья – ореховые, масличные, фруктовые, виноград и прочее. То была процветающая страна. От нее ничего не осталось – только вот этот участок земли в 43 гектара, который в Х1Х веке сумел купить архимандрит Антонин, глава Русской Духовной миссии. После его смерти здесь возник женский монастырь. Потом построили церковь во имя Марии Магдалины. На территории монастыря большой сад и радоновый источник, всегда теплый. Монастырь – на берегу знаменитого озера. С севера в него впадает благодатная река Иордан, а на юге она из озера вытекает. Исток реки Иордан находится в Сирии. Этот момент служит источником постоянного напряжения между странами: Израиль очень опасается за свою воду.

Мы подъезжаем к монастырю, видим озеро, и монахиня рассказывает:
-   По водам этого озера Христос ходил как по суше. Иногда некоторые паломники ночью видят серебристую полосу на воде –Его след.

Тут мы приехали, вышли из автобуса, идем медленно, спокойно. Здесь нет трагических событий, на душе легко. Так легко, что я у самого входа положила на скамью свое легкое пальто, чуть дальше – сумку, потом на выступ подоконника сложила свои часы с тяжелым металлическим браслетом. Расположилась, как дома. Нас встречают две монахини, еще молодые девушки, ведут в сад… Мы знаем, что в монастыре ничего нельзя трогать, рвать. Мария спрашивает, нельзя нам нарвать грейпфрутов, их так много. Монахиня охотно позволяет и говорит:
- Рвите, сколько можете, вас мало. Когда приезжают большие
группы, мы не разрешаем, а вас мало. Берите!

Мы с Марией рвем фрукты. Два я сразу прячу в карман. Это в Москву – маме и сыну, когда он приедет. И они долежали до него. Потом Мария перелезает через какую-то невысокую стену и меня зовет. Я лезу за ней. Перед нами озеро! Галилейское море! И вдруг она мне говорит:
- Смотри! Видишь – вон там!
- Вижу. Серебристая полоса от берега посреди воды.
- Это Его след! Помнишь, сейчас монахиня рассказывала…
- Помню. Но почему нам это открылось? Значит, ты правду говорила о Магдалине, и еще потому, что нас
двое, она наша общая святая, - убежденно говорит Мария. А я сейчас знаю: потому что Мария вскоре примет монашество, хотя в тот момент она и не думала о нем.
Мы лезем обратно. Нас уже зовут в трапезную, торопят: скорее, наше пребывание здесь сокращено – приезжает Лужков. Я не могу понять: кто это? Мне объясняют:
- Ваш мэр. У него мать скончалась, он приехал заказать о ней
сорокоуст и помолиться здесь.
Я знаю, кто такой Лужков, но как он здесь?.. У меня ощущение, что мы в другом мире, словно на обратной стороне Луны, и доступа сюда нет никому. И вдруг…
За столом перед каждым стоит блюдо с рыбой. Она называется Симонпетр. Какая вкусная! Невозможно оторваться. Косточки иногда попадаются, и их хочется съесть. Когда наелись, пошли разговоры. Слышу, кто-то говорит: деньги есть, вот он и летает. Я не согласна. Говорю:
- Деньги сейчас есть у многих, а летит он один. Богатых оказалось
много, а пенсионерам помогает он один. У иных есть личные самолеты, а помолиться о покойной матери прилетает он один.
И никто не возражает.

За столом перед каждым стоит блюдо с рыбой. Она называется симонпетр. Какая вкусная! Невозможно оторваться. Косточки иногда попадаются, и их хочется съесть.
Когда наелись, пошли разговоры. Слышу, кто-то говорит: деньги есть, вот он и летает. Я не согласна. Говорю:
- Деньги сейчас есть у многих, а летит он один. Богатых оказалось
много, а пенсионерам помогает он один. У иных есть личные самолеты, а помолиться о покойной матери прилетает он один.
И никто не возражает.

Собираемся в дорогу. Кто-то с возмущением спрашивает:
- А кто здесь разбросал свои вещи? И на скамье, и на окне.
- Вот растяпа, - думаю я и вижу – это мои вещи. Скорее собираю их. 
Ко мне подходит Мария и напряженно говорит:
- Пусть они уезжают, мы с тобой здесь остаемся. Вместо нас пусть едут
эти две монахини. Мы с тобой обе Магдалины, это наше место. Мы не едем.
     Я ее прекрасно понимаю. Я говорю ей из автобуса: да-да, беру ее сумку и закидываю в автобус, потом беру ее за руку и затаскиваю туда же. Она покорно идет и садится. Я проталкиваю ее к окну и сажусь с краю, чтобы она не выбежала. Возвращаемся молча. Потом она мне сказала: это было изгнание из рая.

Шестой день. На Иордане

На реке Иордан по традиции паломники погружаются в воду. Мы об этом знали заранее и приготовились: женщины взяли с собой длинные белые рубашки с длинными рукавами и платочки на голову. В этом облачении нас когда-то должны будут и похоронить.
На берегу священник читает молитвы на великое освящение воды - как на Крещение! Мы вместо хора поем, где нужно. Потом нам указывают место – вон там, за широкими кустами, переодевайтесь и заходите в воду. После вас мы, мужчины, пойдем.

Раздеваться и вновь одеваться прямо на земле неуютно, ноги колет какая-то трава или гальки, не поймешь, я же сняла очки, а куда их положить, чтобы не забыть и не раздавить. Предупреждаю Марию: здесь очки! Она уже идет в воду! А я все копошусь! Она уже окунулась, идет обратно говорит: холодная вода…я со страхом молюсь: - Господи, Ты знаешь, я плохо вижу, боюсь  холодной воды, я не умею плавать, Сам мне помоги. Мне очень надо окунуться. -
Медленно иду, осторожно ступаю ногой в воду –холодно. А воздух не холодный. Градусов 20, не меньше, вода же холодная. И вдруг грубый окрик со стороны мужских кустов:
- Чего вы там, скоро что ли, нечего … - хотел сказать: телиться,
постеснялся, что-то другое сказал.
Меня как огрело. До чего же грубые русские мужчины... Сколько я работала в Уфе – семь лет – ни одного татарина не знаю, чтобы так вот сказал…А уж какие были обстоятельства… Может, в крайнем случае, даже и покряхтели бы, и то вряд ли. Я ведь не нарочно же…Мария откликнулась: «Подождите! Она плохо видит». В ответ глухое рычание, но без слов. Я решительно окунулась с головой. Шепчу: «Господи, помилуй!» Но надо три раза. Еще раз. Дух захватывает. Еще раз, и бегом на берег. Скорее переодеваться. И тут все мы замерли. Откуда-то справа от нас (не от мужчин) принесся звук грома, раздавшийся прямо над водой, и тотчас там же ужасный, душераздирающий крик! Вопль, почти нечеловеческий. Я скорее одеваюсь, кое-как, сверху натягиваю куртку, завязываюсь шалью. Думаю: за мои грехи этот гром и крик! Это я довела кого-то до нетерпения. А Мария шепчет мне:
- Это за меня кто-то страдает! Ведь меня мама сколько просила:
иди в церковь, а  я долго не шла.
Мы с ней, уже вполне одетые, вышли из-за кустов и видим – справа от нас, из-за других кустов, монахиня тащит свою игуменью – это те, что не обедали с нами в трапезной, отдельно питались. Жива ли игуменья – неизвестно, монахиня еле держит ее, полную, видно, очень тяжелую, кладет ее на куст. Священник бежит к ней. У нас с Марией вырывается одновременно:
- Скорую…
Но какая тут скорая… На берегу тихой, маленькой, узкой, зеленоватой реки в чужом государстве.

На высоких кустах – объявление по-английски: купаться запрещено! И перечислены инфекции. Я показываю это батюшке, читаю ему сначала по-английски, потом по-русски. Он говорит: знает. Это специально написано, чтобы отвадить других от этого места, где наши всегда погружаются.

Я срываю длинную красивую ветку пальмы, потом еще одну. Мария вслед за мной тоже. Мы же паломники! Как без пальмы!
Между тем игуменья медленно возвращается к жизни. Мы в полном недоумении. Но все молчат. И тут нам становится жарко. Так жарко! Я расстегнулась, стягиваю с себя шаль. Мария сняла с себя пальто. От меня пар идет. От нее тоже. Вот искупались в холодной воде – а как будто в парной побывали. В таком разморенном состоянии, насквозь мокрые от горячего пота, ехали до монастыря, где скорее кинулись переодеваться в сухое. Купальную рубашку и платочек я развернула для сушки, чтобы потом завернуть как очень важное в отдельный мешочек. В Москве положила все это вместе с пальмовой веткой в «приданое» для погребения.

Не знаю, как объяснить гром и крик, но понятно: купание в Иордане – совсем не простое дело. Я так думаю, а Мария шепчет:
- Бог все видит и все слышит, и где надо – отзывается, и кому надо, тот и понимает.

Воскресение 12 декабря - предпоследний день,

В субботу поздно вечером за нами пришли две легковые машины из Русской миссии. Мы разместились и поехали в храм Воскресения. В эту ночь мы все причащались - прямо у входа в Кувуклию.

Гоголь прав: служба мелькнула в один миг. И так всегда волнуешься перед причастием, а тут – в таком месте! Боже, где я?! А между тем идешь тихо, скромно, вот уже стоим около колонн перед входом в Кувуклию… Вот и священник со Святыми Дарами.
Вернулись в монастырь перед рассветом. Рано утром колокол ударил всей мощью – он прямо над нашей с Марией кельей. Но мы не можем встать. Мы еще спим некоторое время  до завтрака. Потом я собралась опять в город. Одна. Не могу допустить мысли, что я больше никогда – никогда не буду здесь. Ловлю последние минуты. Мария с опаской спрашивает: не боишься – одна-то? Хочу. Одна. И пошла. В правом кармане записка с вопросами на арабском языке, в левом – на еврейском языке. Отобус – автобус. Тша ес ле Хадаса айнкарэм? – Айнкарем – это местечко расположения нашего монастыря. Эйфо яффа гейт? - Где Яффские ворота? Я и так знаю, где они, потому что прямо против них остановка троллейбуса, но все же…
Ехать на троллейбусе 55 минут. Остановку троллейбуса знаю. Вышла из ворот монастыря и сразу заблудилась. Дело в том, что из ворот две дороги. Мне казалось – одна. А тут смотрю – две. Я пошла по правой, дорожка спускается – и я по ней. Оказалась в глубоком овраге, и помина нет о транспорте. Что делать? И спросить некого. Иду вперед и – о счастье! – женщина копается в моторе машины. Я подхожу к ней (понятно – сзади) и, вынув бумажку из кармана, читаю свой вопрос сначала по-еврейски, потом по-арабски… Тут она выпрямилась, хмуро на меня посмотрела и говорит на чистом русском языке:
- Автобус что ли надо?
Я так обрадовалась. Говорю:
- Я из монастыря.
Она отвечает:
- И так понятно.
Объясняет:
-   Вон там ступеньки, прямо на остановку.
-   Где? Да там нет ничего, там кусты и цветы.
- Все засадили! – говорит она недовольно. - Идите правее!
Иду. И вышла. Прямо на остановку. Тут и троллейбус идет. Счастливая захожу, протягиваю водителю мелкие деньги на ладони. Он что-то говорит, отвечаю по-английски: не понимаю. Он недовольно берет какие-то монеты и машет рукой. Иду на место. Сажусь. Очень хорошо. Теперь надо быть внимательнее. Чрез сорок минут начинаю всматриваться в местность – вот-вот появится моя остановка, она у крепостной стены. Заранее встаю, иду к двери. Там стоит молодой мужчина. Спрашиваю по-английски:
- Сейчас будет остановка Яффские ворота или следующая.
Он мне отвечает:
- Я француз и по-английски не говорю.
Я так рассердилась: значит, понял, что говорю на английском! Отвечать не хочет: ведь слово «Яффа» всем понятно. Отвечаю по-английски:
- Если не знаете английского – сидите дома.
Он не ответил и вышел. Моя остановка следующая. Мне идти вперед, направо и еще направо во двор. Как это не расчистят двор? Просто невозможно. Какие-то красные огромные надписи на стене  то ли дома, то ли забора. О чем?
И вот я опять в Храме! Иду по уже известным местам. С особым чувством близости, почти родства подхожу к месту, обозначенному мраморным кругом, над которым горят неугасимые лампады. Здесь явился Господь по Воскресении Своем Марии Магдалине. Сейчас здесь находится католический придел с современным стилизованным скульптурным изображением события.
Везде радуюсь и прощаюсь. Больше я никогда, никогда не буду здесь. Но слез нет. Просто прощаюсь и все. Но вдруг показалось, словно кто-то улыбается. А рядом никого из знакомых. Укоряю себя: улыбка чеширского кота – это когда кот (в «Алисе в стране чудес») растаял в воздухе, а его улыбка осталась. Все. Встаю с колен. А то до глюков настрадаюсь. Надо уходить. Вышла. Иду медленно. По дороге к троллейбусу вошла в лавку, надо купить сувениры сыну и маме. Сыну купила керамическую кружку арабского происхождения – без креста, одни здания, но есть надпись: Иерусалим. А маме… Мама заказала золотое кадило. Я так и застыла, когда это услышала. Мама! Где я тебе возьму кадило да еще золотое! Где такое есть? Где ты об этом слышала. Она пожала плечами – сама не знает…Иду по лавке, смотрю – стоит. Золотое кадило. Мамоньки! 5 долларов. Завершается нашим крестом. Хватаю, плачу. Ну, мама! Пророчица. Потом вижу панораму пещерного храма Ильи пророка. Тоже 5 долларов. Торгуюсь. Он не сбрасывает. Покупаю. И тут слышу свое имя. Не обращаю внимания. Глюков мне не хватает. Опять громко: Мария! Но меня никто здесь не знает и не может знать! Но крик громче. Оглядываюсь. Ко мне бежит, расталкивая покупателей, женщина из монастыря. Она не из нашей группы, то есть не с нами приехала, но к нам подключилась и ездила с нами. Она почти кричит:
- Не бросай меня! Я заблудилась. Не нашла дорогу к храму! Проведи
меня! Ведь последний раз!
Я ее понимаю. Пошли обратно. И тут до меня доходит: улыбка чеширского кота была! Я так страдала, что больше никогда не буду там – и вот  через десять минут иду туда опять!
Вошли в храм, обошли с молитвой все  главные места, возвращаемся к троллейбусу, и она меня спрашивает: как это ты ориентируешься?
Отвечаю:
- У меня вообще нет ориентира на местности. Меня можно повернуть – и
я не узнаю дорогу. А как здесь хожу – сама не знаю. Мне кажется, знаю дорогу. И иду.
- Мне тоже казалось – знаю. А заблудилась. – Она еще немного
всхлипывает – так испугалась. – Ведь я ни слова, кроме русского.

Входим в троллейбус, и тут я узнаю, чем был недоволен водитель троллейбуса утром: за неделю, что мы здесь живем, выросла плата! Она уже не доллар, как была в день нашего приезда, а немного больше. А я –то рассчитывала на доллар - столько и шекелей подавала ему. Как узнала? При входе протягиваю доллар, а водитель требует еще и объясняет, что проезд подорожал. На каком языке объяснял – не помню, но я все поняла. Говорю по-английски: у меня нет мелочи, протягиваю второй доллар, но он отмахивается – ладно, езжай! Моя спутница делает то же самое, и у нее он берет только один доллар.
По дороге наблюдаю сцену: дорогу переходит класс. Молодой учитель идет впереди, идет и не оглядывается. За ним парами идут мальчики-подростки. Пар шесть – семь. Вот они на остановке, вот входят в троллейбус: учитель впереди, ребята за ним, он никого не считает, не волнуется. Если бы я так ходила с моими школьниками православной гимназии, то к концу экскурсии осталась бы одна. Я иду всегда в конце, замыкающей, строго смотрю, чтобы дети даже не заглядывались по сторонам. Иначе так и пойдут, куда их глаза глядят.

По дороге
Вдруг в троллейбусе слышу за спиной русскую речь. Прислушиваюсь. Женский голос, немолодой, беспокоится, как им найти госпиталь. Она просит кого-то:
- Ты лучше смотри, здание, сказали, высокое.
Я догадываюсь, о чем речь, и поворачиваюсь к ним. Старик со старухой. Он еврей, она русская. Я поясняю:
- Я тоже высматриваю этот госпиталь, мне выходить после него. Давайте
вместе смотреть.
Женщина так обрадовалась! Спрашивает:вместе смотреть.
Женщина так обрадовалась! Спрашивает:
- Где вы живете?
- Вообще-то в Москве, а здесь мы паломники, живем в монастыре.
- А мы сами рязанские. У нас в Рязани была квартира, а в деревне мой
дом. Сюда нас дети привезли. – Твои дети, Сёмка! – с укором говорит она мужу. – Русские дети так бы не поступили.
Он молчит. Она с жаром начинает рассказывать, как их дети, родные обоим, но, видно, пошли в отцовскую родню, уговорили переехать насовсем в Израиль. Здесь высоко оценили их отца, полковника Советской армии, прошедшего всю войну, попавшего в плен и бежавшего к партизанам, а потом опять – в армию, награжденного разными наградами. Ему как герою Сопротивления дали здесь две корзины!
Мне становится смешно, хотя я, конечно, понимаю, что под корзинами имеется в виду что-то другое, но говорю:
- Да уж, в Рязани корзин не было.
- Ты бы знала, что это за корзины! В каждой: дом, холодильник,
стиралка, телевизор и прожиточный минимум и медицинское обслуживание! Вот что за корзина. Так дочь взяла одну корзину себе, а другую взял сын, а нас с Семкой отправили в дом престарелых. Живем, как в тюрьме. Не имеем права никуда выйти. Да и не на что – денег ни копейки. И документов нет. Все сдали. Только по выходным можем выйти – но обязательно сказать куда и насколько. Вот сегодня вырвались навестить друга в больнице. Едем, а куда сами не знаем. Рады, что вырвались.
Ее муж ни слова. А что тут скажешь… Хочется как-то утешить, и говорю:
- Этот госпиталь – очень высокое здание, мы его не пропустим, я
внимательно смотрю…

Тут вошел старик. Высокий, худой, пошатывается. Я вскочила, говорю по-английски:
- Садитесь, пожалуйста.
Он прошел, сел на мое место. А я стою – выгибаюсь, смотрю в окно, высматриваю остановку. Тут сзади проходит к выходу молодая женщина, красивая, модно одетая, трогает меня за плечо и говорит по-русски, но с сильным акцентом:
- Не мучайтесь! Спасибо, что вы уступили место этому человеку. Все
видели, и никто не встал. Я выхожу чуть раньше и скажу вам, где выйти этим старикам. Думаете, никто не понял, о чем вы говорили? Почти все поняли, но никто не хочет помогать. А вы не знаете, где это, но хотите помочь. Вы, русские, цены себе не знаете.

Она прошла прямо к дверям, через несколько остановок сказала мне, не поворачиваясь:
- Я выхожу, госпиталь – следующая, а ваша – за ними.

Рязанские старики всё слышали и начали двигаться к выходу. А за ними вышли и мы. Как раз успели к обеду.
Как вкусно нас кормила игуменья! В первый день кто-то из наших пробовал возразить: пост Рождественский, мы не едим рыбу. Но она твердо сказала насчет своего устава в чужом монастыре и добавила:
- Знаю, как вы дома питаетесь! Ешьте.
И мы с радостью накинулись на оливки, рыбу и прочее.


В этот день больше никуда не ездили. Я рассказала Марии о встрече в автобусе, мы очень пожалели стариков и сошлись на мнении, что знаем очень хороших людей среди евреев. Я вспомнила своих учителей: бесподобных Арона Наумовича и Герша Самойловича, Дору Ароновну. Мария сказала, что лучшим наверно из врачей был доктор Шофман, так его все звали, она не знает его имени. Во время приема он был вроде наседки – так хлопотал, так заботился – удобно ли сидеть, не холодный ли инструмент. И иногда как бы проговаривался, что так благодарен, что удалось бежать из Польши, от Гитлера.
Вскоре по приезде его однажды попросили посмотреть ребенка в детдоме. Предупредили: без оплаты, так как по штату не положен ухо-горло-нос. Он даже возмутился: меня бесплатно привезли сюда. Спасли от войны, от Гитлера и теперь просят помочь ребенку. Я всегда буду помогать ребенку. И этому, и другому, и всем бедным сироткам.
Заведующая не растерялась и сказала, что запишет  его помощь как шефство. Он как услышал – так развеселился!   Я стал шеф! – повторял он со  смехом. Нет – вам это нравится? Меня не гонят прикладом в спину, не пинают сапогом в зад и даже не достают хлыстом, как ясновельможный пан какой-нибудь, который не может до меня дотронуться даже сапогом,  – нет. Меня просят. Я теперь сам шеф. И меня теперь просят. Русские просят. Эти русские невероятные...
Он посещал детдом каждый вечер . Бесплатно.
Он не раз говорил, что «Набережные Челны», куда их привезли, что-то невероятно прекрасное. Так тихо. Так спокойно. А когда его с женой привели в теплую комнату, где отопление не надо оплачивать отдельно, а отапливают весь дом, его жена сказала: так мы уже в раю?
Его жена обычно очень мерзла.
А медсестра потом рассказывала, что у  него слезы выступили, когда он вошел в свой кабинет и замер. А Мария верила в его слузы. Он заплакал при ней, когда рассказывал, как две чиновницы из райсовета ворвались к  нему в кабинет в поликлинике и устроили обыск и нашли и отняли у него золотые иголки, за которыми он ездил в Китай. Со слезами он повторял Марии:
 - Я специально записался в поездку, я на свои деньги, на личные купил эти иголки лечить тебя, и я бы тебя вылечил, но они украли их! Потому что Китай ведет неправильную политику, они не согласны с Хрущевым, а я их поддерживаю! При чем тут политика и Хрущев, когда бедная девочка страдает, и от своего носа болеет бронхитом и не расстается с носовым платком и вечным кашлем?...
Он реально страдал, что не сможет вылечить меня. И повторял: что мне Хрущев? Он или Сталин спас нас всех от Гитлера? И дал теплую комнату и работу? За кого я буду просить на этом и на том свете? Скажите,  пожалуйста.
И еще Мария запомнила почему-то, что он хвалил татар. По фамилиям больных он скоро понял, что у нас там много татар, и сказал, что попал в замечательный край. «Татары – лучшие люди. Они молятся Богу три раза в день. Русские только два раза, утром и вечером. мы по субботам, а они каждый день и пять раз. Вот почему я здесь. Они учат меня молиться».
Кто-то однажды услышал его речь и сказал, что часто молиться невозможно и что у нас государство атеистическое. Он ответил:
-   А я спорю с государством? Я молюсь за него, оно меня спасло. И пусть оно не молится вовсе, это не его дело. Это дело человека. А человек может вообще молиться каждый час. Как настал новый час - что стоит сказать: Слава Богу! – и всё, и вся молитва. Да. Огромная Псалтирь с ее сотнями молитв заканчивается кратко: «Всякое дыхание да хвалит Господа». Вот и похвалите один раз в час одним выдохом: Слава Богу – и всё.
    Мария задумалась. Она только сейчас вспомнила эти его слова. А ведь запали в душу, раз не забыла. Раньше не вспоминала.

Я занялась историей того места, где мы находимся. В монастыре в это время жила как послушница моя московская знакомая, она провела со мной эти полдня, угощая местной халвой и другими сладостями, которые ей приелись, и рассказывая о святынях монастыря.

Иоанн Креститель
На расстоянии одного часа пути по трудной дороге по скалам отсюда можно дойти до  местности, где Иоанн Предтеча проводил пустынную жизнь, готовясь к великому подвигу по приготовлении пути Господа – к крещению Израиля. Там был камень, на котором он отдыхал. Теперь этот камень находится около Казанской церкви в Русском православном Горном монастыре в Иерусалиме.

Под горой внизу – католический монастырь. Он – на месте встречи Богородицы, пришедшей сюда из Назарета сразу после Благовещения.

На горе был недостроенный храм. (Теперь достроили и посвятили всем святым, в земле Российской просиявшим).

Понедельник 12 декабря 
Фавор. На горе Преображения

Ехали в автобусе довольно долго, доехали до горы, въехали на нее, но тут автобус остановился. Нам объявили: дальше он не может подниматься, дальше только легковые машины. На них возят арабы за пять долларов. Пять долларов! Меня перед отъездом организаторы уверяли, что с собой не надо брать ни копейки – все оплачено. Я, конечно, взяла сто долларов с лишним, но они подходят к концу: я купила по заказу мамы «золотую» кадильницу, - где она ее видела, не знаю, но заказала, и она мне попалась! Это 5 долларов. Столько же я заплатила за керамическую кружку – сыну на память. Еще столько же – за панораму пещеры Ильи Пророка. Потом по доллару за три панорамы, да свечи покупаешь, да на монастырь, где бываем, опускаешь хоть что-то… а кто еще им поможет…я и не беспокоилась – завтра уже улетаем. Но пять долларов у меня есть.

Садимся в машину, Мария где-то отстала. Ждать некогда, шофер торопит жестами. Я и не думала, что там мало машин. Быстро доехали, и шофер требует плату, наш спутник в монастыре к нам присоединился, не наш вообще-то, готов отдать, но что-то меня заставляет возразить, и резко:
- Стой! Не отдавай! Он сейчас едет, а останемся!
- Как вы смеете так плохо думать о человеке в таком святом месте!
- Не отдавайте! Это наши деньги. Держите при себе. Мы сейчас быстро
все осмотрим и вернемся.
Он испугался моего нажима и не отдал деньги. Как обозлился шофер! А я вспомнила слова отца Евгения: при входе в храм, снимая шляпу, не снимайте голову. И что же – я оказалась права. Мы быстро прошли в храм, на обратном пути я успела нарвать на спуске горы цветы: жесткие, почти черные. И тут из подъехавшей машины выбегает Мария. А машина, из которой она вышла, тотчас ушла обратно, хотя она оплатила и обратынй рейс! Мария кричит мне: подождите меня! Она бегом! Я караулю ее, и обратно мы едем вместе с ней. Тот молодой мужчина, что теперь отдает деньги шоферу, виновато говорит мне: вот бы и от нас так же исчезла бы наша машина, если бы не вы. Как вы догадались?

Отъезд 13 декабря вторник

На прощание монахини принесли нам подарки. Мне протянули бананы и грейпфруты. Спросили: возьмешь? Конечно! Спасибо.
А  Марии – полоску ткани с текстом для схимницы, на теле носить, и огромную тяжелую книгу с молитвами. Она так рада!

Таможня

Возвращались 13 декабря, в день апостола Андрея Первозванного.
Мария приехала из далекого города, ей еще билет на поезд брать. Я пригласила к себе ночевать и пожить, сколько хочет. Она не верит своему счастью и несколько раз переспрашивает: правда, к тебе можно? Наконец я говорю: не хочешь что ли? – Что ты! Что ты! Еще как хочу!

В аэропорту таможенница долго на русском языке допрашивала: что у вас? Отвечаю (как и другие наши): это святая вода. Это святые камни. Это святые цветы. Это святое масло. Свечи  она и сама видит. А больше и нет ничего.

В Москве
В ночь на 14 декабря
Мы с Марией приехали из аэропорта на такси, ночью. Я вошла в квартиру, впустила Марию и представила ее маме, и тут же зазвонил телефон. Звонил сын:
- Как съездила?
- Только что порог переступила. Очень хорошо.
- Почему не звонила?
- Там нет телефона. 
- Я так и думал.
Потом он мне сказал:
- Мама! Ты долго училась, много и напряженно работала, ты выучила меня. Мама, я вырос. Теперь ты свободный человек. У меня хорошая работа, у меня всё хорошо. Ты всё сделала для этого. Теперь живи для себя. Хочешь – работай, не хочешь – не работай. Делай что хочешь. Занимайся, чем хочешь. Или ничем. Ты выполнила все свои обязанности. Ни о чем не беспокойся.

    Я чуть не плачу. Это были лучшие слова в моей жизни. Это было лучше школьной медали, лучше двух дипломов. Лучше всего. Это итог жизни, который подвел мой сын. Не каждая мать доживает до таких слов.

    Мария спрашивает: что он сказал? Я не отвечаю. У нее нет детей, зачем ей бередить рану. Каждой женщине желаю услышать такие слова.
Это было счастливое завершение поездки. Я была счастлива полностью.

    Я вспомнила, как в ту пасхальную ночь, вернувшись из церкви, куда сын возил нас на «Запорожце», папа сказал мне с глубоким чувством благодарности, что его вывезли в храм (он не хотел ехать, неважно чувствовал себя и не зря: ему осталось жить меньше трех месяцев, но никто этого не подозревал), сказал: «Ну, доченька. Желаю тебе счастья!»
Я так удивилась: какое мне еще счастье? Я так всем довольна: родители живы-здоровы, сын окончил институт и везде успевает, сама работаю, квартира хорошая -– все в порядке. Больше мне ничего не надо. А в ночь возвращения из Палестины поняла, что мне нажелал папа  - еще более полного счастья. И я его получила. Слава Богу.

А накануне той Пасхи я ехала во Владыкино освящать куличи и словно задремала, и мне кто-то сказал: что надо сделать для друга: Я ответила: сам погибай, а товарища выручай. И очнулась: кого выручать? Кто погибает? И медленно поняла: папа отказался ехать в церковь – значит, я не должна оставить его одного. Вернувшись домой с освященными куличами, я сказала папе: я останусь с тобой в пасхальную ночь. Но он не принял мою жертву и сказал, что тоже поедет. А я и не знала, что ему это так трудно. Поехали все вместе.  Впервые папа всю службу сидел.
Позже отец Евгений, тогда диакон, сказал мне:
- Я как увидел, что твой отец сидит, – понял: это конец.
Да, раньше папа стоял всю службу, хотя и опирался на спинку стула.
А мне тогда ничего не сказал.

Мама сказала:
-   Как много на вас сейчас благодати! Не растеряйте. Ни с кем не говорите, держитесь друг друга.
В Москве мы с Марией, по ее желанию, поехали в храм в Сокольниках, я заказала благодарственный молебен. На обратном пути в автобус вошел крупный мужчина с огромным рюкзаком на спине. Рюкзак не снял и всех сильно толкал, не думая, что несет на себе целый дом, спокойно шел сквозь толпу пассажиров. Меня так толкнул! Я слегка вскрикнула: что это!... и тут же ощутила, как где-то образовалось маленькое отверстие, и туда потянулось что-то из меня. Наверно, так и уходит благодать – через обиду.

В православной гимназии. Мальчики из моего выпускного восьмого класса очень обиделись на меня. (В классе было пять мальчиков и две девочки). Укатила – посреди учебного года – по своим делам…бросила...  ничего не сказала…Директор им говорил: сама потом расскажет… Я рассказывала и раздала камешки с Горы Искушений – и льдинки в их глазах медленно таяли.
Я им говорю:
- У меня есть подруга, очень хороший человек, врач, настоящий
врач, очень внимательная к больным. Она сдала тысячу долларов в банк – кому-то из обещавших быстрое обогащение – с целью получить взамен две тысячи. Одну тысячу она хотела отложить, а на другую тысячу слетать в Париж. Банк разорился, она потеряла свои деньги. Вот  она мне теперь и говорит:
- Я потеряла то, что имела. Ни денег, ни Парижа. А ты получила
то, что не имела. У тебя не было денег совсем, твои сбережения от твоей большой зарплаты съела перестройка, а ты съездила в Иерусалим. Что значит благая цель!
Она пришла к выводу:
-   Бог есть!
Мальчики молча согласились.

Через полгода они сдали экзамены в большой школе. Так благополучно, что директора и меня вызвали в ту школу и спросили: что же - всем ставить пятерки?
Я удивилась: ошибки в письменных работах нашлись? Нет. Так в чем вопрос.
Она мне: вопрос в том, где вы нашли таких детей? Вы обокрали нашу школу, увели самых толковых учащихся.
- Да, - сказала я , - пока вы их не исковеркали. Думаете – я не знаю, что было на изложении?
Изложение писали в большом зале, где наряду с со школьниками этой большой школы собрались все учащиеся маленьких школ, включая частные. Как только текст изложения был прочитан, мои ученики начали писать. Остальные чего-то ждали. Те, кто сидел близко к нашим детям, спросили: вы лунатики? С Луны упали? Чего вы там строчите?
Те не умели писать изложение. Их не учили. 
Через два года все наши ученики поступили в ведущие вузы. На бюджетное отделение.