Долгожданная встреча

     Вагон постукивал на стыках.  Пролетали за окном леса, поля, полустанки,  города. Поезд Москва – Томск,  резво наматывал километры  на чугунные колёса. Я дремал на нижней полке и мысли мои летели в тысячи раз быстрей поезда...
    Двадцать четыре года назад я так же лежал на полке и читал рассказ В. Астафьева, как он навестил родную  деревню через  двадцать пять лет. Время сделало своё дело.  Даже  соседи не могли признать  своего односельчанина.  Проскакивали мысли, возмущавшие моё серое вещество. – Как можно, не видеть двадцать пять лет малую Родину, родных и близких! 
     А тогда я мчался в Москву по приглашению Доктора биологических наук, профессора, действительного члена ВАСХНИЛ,  академика Российской академии наук -  Шевелухи В.С.  Моя фирма занималась на тот период, изготовлением жерновых мельниц, для помола муки разных сортов.  Академика очень заинтересовал способ изготовления жерновов. Я был приглашён для участия в большой сельскохозяйственной программе. В голове рождались планы один грандиознее другого.
    Москва встретила суетой, шумом, грязью в общественных местах, попрошайками и пьяницами.  В метро,  на вокзалах и автовокзалах,   - люди, люди, мешки, торбы, мешки, баулы.  Торговали везде,  на всём и всем. С рук, на ящиках из - под водки, на временных прилавках и ларьках.  То тут,  то там в стихийных кучках людей  суетились напёрсточники, аферисты, зазывалы и карманники.  Главный город страны жил, точнее выживал на определённом  страшном отрезке времени, именуемый  - Перестройкой. Шёл  февраль ,1992 года.  Мэром Москвы  был ещё Гавриил Попов.  Тем не менее,  даже в этом бардаке, величие столицы поражало. 
    Руководителем программы, куда вошёл я, на полу - птичьих правах был Академик Уточкин.  Подписав договор  простого товарищества,  появилось ощущение того, что я пересел с тюменской телеги на московскую ракету.  Плохо соображая,  как и куда стремиться.  Согласно,  красивых слов в названии программы – «Комплексная экологическая программа оздоровления земель и биосферы».   Никто из моих сотоварищей не собирался ничего оздоравливать.  Все пытались всё тихо разворовывать.  Я старался честно работать с пользой,  убеждал инвесторов, силовые структуры, банкиров и прочий богатый люд в необходимости вложить любой капитал  для сохранения земли нашим потомкам.
   Летели дни, они медленно, но верно вырастали  в года.  От инфаркта безвременно почил  академик Уточкин.  Контроль,  над распределением средств,  умер вместе с академиком.  Личных,  вложенных средств, уже не вернуть.  Вместе с академиком умерла и надежда,  на ожидаемые  мной финансовые  девиденты.  Ждать  больше нечего.
Понимая, что под лежачий камень вода не течёт, открыл свою компанию и опять его величество – Бизнес. Полученный московский опыт и связи, сработали. Дело пошло на лад. Снова кредиты, займы, инвестиции производство.  Самая главная проблема – собственное жильё.  Семья была со мной. Родилась внучка.  Покупка собственного маленького домика с  тридцати сотками земли в Подмосковье.  А дальше нескончаемая стройка  большого дома.  Дела огородные хлопотным счастьем навалились. Родилась вторая внучка.  Пенсию по старости уже получил. В суете сует пролетели  двадцать четыре  года, как один день.
         Сестра сообщила, что мама стала совсем старенькая.  Ждёт тебя обнять, пока ещё она  жива. Что и говорить, стыдно, не по сыновьи это.  Совесть давно терзала душу.  Маме шёл уже девяносто восьмой год. Сборы были не долгими.  Взял билет  и в преддверии восьмого марта,  сел в поезд Москва - Томск.
Стучат колёса, стучит сердце.  Мысли роем гудят в голове.  Успею ли? Узнает ли?  Уехал в Москву в сорок два года, а  еду домой в гости в шестьдесят шесть лет. 
Через тридцать семь часов вышел на перрон  вокзала города Ишим,  Тюменской области. До родного Абатска  всего чуть, шестьдесят два километра.  По хорошему асфальту мчался в родной  мой Абатск,  в своё детство и юность.  Украдкой разглядывал соседей и не мог никого узнать.  Двадцать четыре года, эта временная пропасть стёрла, изменила всё. Жизнь не стоит на месте.  А через час, на новом автовокзале, в милом моём селе обнимался я с родными.  Смеялись и плакали.  Вот и дом моей сестры. Мама теперь живёт с ней. В мамином родовом доме остался мой брат.
           Любовь к матери, к  родным. Это особое чувство. Долгожданная встреча с самым дорогим человеком. Сотни раз я прокручивал в голове, как я встречусь с мамой.  Я стоял в дверях комнаты и, затаив дыхание смотрел на маму.  Ком в горле не давал дышать. Мамочка моя, родная моя милая матушка.  На диване сидела в пяти  метрах от меня, совсем сухонькая старушка,  пыталась невидящими глазами  разглядеть  шум и суету. 
       -Моя  любимая, мамочка, моя самая великая мадонна, что дала мне жизнь.  Слёзы радости, стыда и счастья медленно текли по щекам. 
Я прошёл вперёд.  Опустился перед ней на колени.  Положил свою голову на её колени,  обнял её руки,  целуя их и увлажняя слезами.
Она сначала замерла, глядя выше  меня.  Потом тихо, с дрожью в голосе  спросила:
 - «А кто это?»
 - Да сын твой непутёвый,  Володя.
 - Нет,  Володя у меня в Москве.
 - Мама, мамочка  да я это я, я!  Голос мой был хриплый, старый и надрывный.
              Она, как то быстро и ловко ощупала мою голову,  сразу взъерошила  остатки волос  и нежно погладила рукой с правой стороны затылка.
       В детстве, Вовка Бажин, в уличной драке,  камнем  разрубил мне кожу на голове.  Крови было много, промокла вся офицерская фуражка отца, привезённая с фронта.  Шрам остался приличный.
Когда она его нашла, напряжение спало  и слёзы, материнские чистые слёзы, капали мне на шею, голову.  Я обнял её и,  теперь мы плакали вместе. Теперь это были слёзы счастья.  Я опять был её сын. И неважно, что я уже давно на пенсии и четырежды дед.  У меня было в груди ощущение  школьника с двойкой в портфеле.  Конечно,  пытался  быть  взрослым  с полу лысой головой. Однако перед матерью мы навечно остаёмся детьми.
 - Наталья, дай ремень, я сейчас этому варнаку всю жопу испорю.
Ишь,  чего удумал, дом  забыл, столько лет домой не показывался фулюган. 
-Постой Володенька... 
Мама,  достала  холщёвый мешочек из – за  дивана. Протянула в мою сторону со словами:  - «Прошлый месяц тебя во сне видела, ты босиком по снегу в Абатск шёл». 
Мама, но как ?  Я знал, что она не видит.  Катаракта  ослепила  её глаза.   
-Володенька, а я ночами вязала носки, когда в доме тихо.  А по мне сейчас, что ночь, что день, уже всё едино». 
Поймала  мою руку и вручила мне самый дорогой подарок. 
-Вот сынок,  носи на здоровье. Она была счастлива, что подарок дошёл до адресата.  Вручила сама лично. 
          Носки были грубой вязки, с пропущенными петлями.  Разноцветные шерстяные носки,  из всяких клубков.  Связала их мама  в полной темноте,  скрюченными от  непосильной  работы руками,  за свою долгую трудовую жизнь.
         Какими же мелкими сейчас, здесь, мне показались все мои московские неотложные дела. Что не позволяли услышать стук материнского сердца. Нет в жизни важнее момента, чем сыновья радость обнять мамины тёплые руки. Надо успевать, надо успеть. Быть к тёплым рукам, а не к холодным ногам... Страшно опоздать, когда обнять уже будет некого. Плакать на могилке и корить себя всю оставшуюся жизнь за такое опоздание.
         Потом мы пили чай с мятой,  мама  пыталась  жевать дорогую московскую конфету.  Рассказывая с точными датами, именами и местом жительства о наших знакомых. Она помнила даже те мелочи, что забыл я.  Так и сидели мы, обнявшись с разговорами  все отпущенные мне работой три дня без дороги.  С короткими перерывами на сон.

              Шерстяные носки  в мешочке лежат на тумбочке, рядом с компьютером.  Чтобы чаще совесть напоминала мне о сыновьем  долге.  Через месяц маме будет девяносто девять лет.  На дне рождения у мамы,  в далёкой Сибири я,  постараюсь быть обязательно. Надо ехать.

Дед Владимир -2. 05 октября 2019 года.