Без единого фонаря

Ида идёт по темной улице, на которой нет ни одного фонаря, оглядываясь. Крышка канализационного люка угрожающе скрипит под ногами. Что-то тёмное тянет к ней свои руки-ветви. Деревья? Духи? Она не знает.

Ей не то, чтобы очень страшно. Как будто всё не взаправду. Что-то бесплотное, но бесконечно сильное тянет Иду за ноги вниз, заставляя куда-то падать.

Ида просыпается в помещении с затхлым воздухом, на ледяном полу. Ей всё ещё не страшно, или уже не страшно. Ида ещё не определилась. ("Или уже?" - Не смешно, автор!)

Боль от падения не ощущается. Выйти наружу, наверное, не предвидится. Ида хочет поесть, это единственное, что реализуемо. Ей совершенно не страшно.

Кто-то идёт по темной улице, не имеющей фонарей, но уже не оглядываясь. И даже крышка канализационного люка теперь не скрипит под ногами, потому что на её месте лишь пропасть.

Ида поднимает вверх длинные прозрачные руки, делая это, как что-то обыденное, как будто всегда так жила. И так ей становится хорошо и свободно, освобождённой.

Теперь голодать будет кто-то другой. Ида теперь не голодная, а счастливая. Больше ей не придется других заманивать. Ведь кто-то принципиально новый идёт по полночной улице,
без единого
фонаря.