Побег мемуары Такая жизнь отрывок

     В один из последних дней сентября, жена, простояв всю ночь у железнодорожной кассы, всё-таки «достала» билеты до Москвы на какой-то «левый», вне расписания, рейс, и полуразбитый московский поезд отправился от фрунзенского вокзала в дальний путь, причём маршрут его лежал через волжский Саратов вместо традиционной Самары. В пустом, открытом, доставшемся нам с разбитым стеклом, купе «плацкартного» вагона, я разместился вместе с уезжавшими дочерью и внуком-не могли мы отправить их одних в такое путешествие. Вспоминаю, что стены знакомого фрунзенского вокзала и ажурная решётчатая невысокая ограда вокруг перрона были заклеены и увешаны плакатами: «Русские! Не уезжайте! Нам будут нужны рабы!» Но русские уезжали целыми семьями, а потенциальные «господа» очень скоро действительно превратились в «рабов» и наводнили российские города. Спасаясь от голода и нищеты, они брались за любую чёрную»работу, лишь бы хоть что-то заработать и отправить в гибнущий Киргизстан своим семьям.

     Казахстанские степи встретили нас необычайно ранним холодным ветром и знакомыми уже толпами степняков, которые в течение двух дней всё так же бесцеремонно, как в свой дом, вваливались в наше купе, так же курили, плевались и исчезали, уступая место другой такой же публике. Разбитое окно я кое-как закрыл свёрнутым матрасом, а другими такими же укрывал дочь и внука, лежавших на вторых полках. Сам я не уходил с нижней полки, едва подремав днём, чтобы бодрствовать всю ночь-по ночам в полупустом вагоне появлялись бандитского вида мужики, внимательно осматривали весь вагон, но увидев, что я не сплю, проходили мимо. Эти две ночи мне пришлось не смыкать глаз, и только на российской территории я смог как следует выспаться.

     В Москве мы остановились на квартире гостеприимной абхазской супружеской пары Лакоба, родителей Наточкиной американской подруги, которые были профессорами-химиками Московского Университета. Было самое начало октября, и мы вдруг почувствовали странную тревогу, повисшую над осенними, но солнечными, улицами и площадями столицы. Стихийные толпы неорганизованного народа метались в беспорядке, и даже кое-где вроде бы слышались звуки выстрелов, какие-то дикие дружные вопли и грохот опрокидываемых рекламных щитов. На следующий день мы с дочерью, не сговариваясь, оба в неясном беспокойстве, внезапно решили поменять план вылета в США, выстояли очередь в кассах Аэрофлота, и неповторимое везение состыковало нас с аэрофлотовским билетом из Москвы в Нью Йорк рейсом от  пятого октября, который буквально минуту назад был кем-то возвращён и выставлен на повторную продажу, а милая кассирша поменяла наш ленинградский билет на московский, к счастью,  разницу в оплате мы смогли набрать.

    И наступила историческая ночь с третьего на четвёртое октября, когда засевшие в Доме Советов лидеры парламентского пути развития России, вошедшие в конфликт со сторонниками президентского пути, разыграли политический спектакль, чтобы предотвратить якобы возможную гражданскую войну и локализовать события в центре Москвы. Сформированные ими отряды добровольцев захватили  столичную мэрию и пытались овладеть телецентром. Фактически, эти лидеры сыграли роль провокаторов последовавшей расправы над народом. Они предали сотни честных добровольцев, которые искренне восстали против наметившейся президентской диктатуры, приняв всё происходящее за чистую монету, и погибли под пулеметами БТРов и снарядами танкового оцепления Дома Советов. Лидеры же не погибли и благополучно сдались без боя, а добровольцев убивали, расстреливая на стадионе и безжалостно прибавляя к жертвам случайных прохожих, гибнущих под огнем снайперов, засевших на крышах домов. Убивали лучших сынов и дочерей России, не понявших, что это была традиционная русская схватка верховных кремлёвских кланов за власть и доступную неподконтрольную народную «кормушку», которая прикрывалась элементами народного восстания.
 
     Этим вечером маленький Родичка наш заболел, поднялась высокая температура, а передачи телецентра «Останкино» внезапно прервались, и только через какое-то время, но уже с Шаболовки, на экране появилась растерянная физиономия  Егора Гайдара, который призвал всех сторонников Президента Ельцина выйти на улицы и остановить «мятежников», эту разнородную толпу «коммунистов, фашистов и националистов». И доверчивые беззащитные люди, откликнувшиеся на призыв Гайдара, стали жертвами снайперов, которые били без промаха по любым движущимся человеческим фигурам.

     Но надо было как то выбираться из наводнённой войсками и спецназом Москвы-ведь у нас был билет на рейс Аэрофлота «Москва-Нью Йорк» от пятого октября. Въезд и выезд из Москвы были перекрыты, движение автотранспорта в пределах столицы ограничено, и даже верный Алибек, с которым мы связались по телефону, не мог ничем помочь. Вместе с профессором Лакобой утром четвёртого октября мы рискнули, используя метро, перевезти чемоданы путешественников на Волоколамское шоссе, на квартиру моего старого доброго друга и коллеги по ЛИН Володи Сахарова, того самого руководителя отдела оптически-чувствительных покрытий, где я готовил свою диссертацию.

     Ближайшие станции метро с выходом к Дому Советов были заблокированы на вход и выход, но наша станция была «Сокол» по горьковской линии, и мы благополучно добрались до Сахаровых, которых обнаружили у телевизора, где напрямую транслировался танковый расстрел Дома Советов. Вторым рейсом я перевёз дочь с больным Родей, а ранним утром следующего дня Володя на своём «Жигулёнке» доставил нас на близкий московский аэровокзал, откуда мы рассчитывали автобусом добраться до международного аэропорта «Шереметьево»-автомобильная трасса на Ленинградском шоссе была заблокирована спецназом, и все частные автомобили возвращались без объяснений, а встречный поток их в Москву растянулся неподвижной многокилометровой и многорядной лентой.

     Билеты на автобус не продавались, а на привокзальной площади сгрудилась огромная толпа народа с разнокалиберной поклажей. Выстроившийся ряд вместительных «Икарусов» не двигался, но у одного из них был включён двигатель, и именно этот автобус медленно двинулся, осторожно рассекая толпу. Сделав вираж, автобус затормозил, причём мы вчетвером оказались у самой задней двери, а водитель открыл на посадку только переднюю. Мгновенно возникшая у этой двери дикая давка лишила нас малейших надежд на то, что мы доберёмся до аэропорта, и в отчаянии я высоко поднял над головой внука, заметив в боковом зеркале заднего вида внимательные глаза водителя, и что за чудо!-открыл он заднюю дверь, увидел нашего мальчика! Мы успели ввалиться в салон, а расторопный друг забросил туда все наши чемоданы, после чего дверь захлопнулась, но дети уже наполовину были в Америке. Автобус медленно, в гордом одиночестве, по резервной полосе выбирался из скопища неподвижных автомобилей на Ленинградском шоссе, но иногда выезжал и к самой кромке, почти у кювета, а спецназ ни разу не остановил его. Всё! Перекрестил я их, обнял, и долго стоял у широкого окна аэропорта, пока не увидел их аэробус, благополучно взлетевший и взявший курс на Запад, навстречу новой жизни!