ТРУС

Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".


Его звали – тяжёлый человек. Да – это не имя, но и имени такому давать не должно. Порой возможно простить, смягчить наказание за не исполненностью вовремя, но это должно случиться при всех обстоятельствах препятствующих исполнению. А вот суть.
Сегодня три утра, тогда можно сказать, когда дня уже не будет, это и происходило. Увязли в болоте, не пройти: топь не топь, а по горло стоим в грязной жиже в полной темноте. Глаза не привыкают, потому что нет проблесков света. Кто-то предлагает идти.
  - Стоять! – это выкрик командира, он не хочет терять людей: топь ещё впереди.
  - Есть!
Солдат немного – одни офицеры. Стоим, на руках, над головой держим оружие, руки слабеют: понимает ли командир? Понимает. У него донесение: пакет с сургучной печатью.
Картина вырисовывается такая: мы идем на прорыв, приказы уже переданы на фланги. Мы офицеры штабов идём держать под контролем наступление наших сил и передаём депешу от главнокомандующего, смысл нам известен, но доставить обязаны. Я штабс-капитан и это нижний чин офицеров, стоящих за моей спиной. Стоим час, стало светлеть, было ясно, что пошли не той дорогой, но карта не врёт – здесь сухо, болото даже не обозначено. Карту читаем все – ошибки быть не могло. Дальше только топь – это мы поняли в самом начале. Дорогу определили быстро, стали искать сухие кочки – их не было. Возвращаться было поздно - мы тонули.
Ещё один момент был, о котором стоит рассказать. Мы по очереди расстёгивали пояса, обвязывали ими самого сильного, им оказался солдат, сопровождающий главного офицера среди нас (мы его подчинённые). Речи о спасении уже не было, решили сохранить документы, бывшие при нас. Солдату поручили их отдать в штаб. Один за другим мы уходили под воду, ещё не скрылся из виду солдат, как под воду ушёл последний.
Дошёл ли солдат? Дошёл, благодаря нашим поясам. Он делал жгут, клал на него другой, потом держал концы и кидал. Они раскручивались в воде, цепляясь за редкие растения, которые едва высовывались из воды – это хоть немного помогало идти. Поясов хватило на половину дороги, остальную часть пути он шагал по грудь в воде, но уже не захлёбываясь. Вышел на берег, идти не мог: судорогой свело обе ноги, еле отдышался. Пополз. Солдат опытный, прошёл войны, но силы оставили и его. Нашли свои. Пытался кричать, хрипа не слышали, так нашли обходчики. Принесли. Говорить уже не мог, бормотаньем рассказал, как зашли по карте в воду: «Реку не указал, - ругал генерал, - не дорисовал, - и материл потом, а что толку… погибли… утонули».
После обморочного состояния рассказал всё и про ремни, которые его спасли.
  - Не надеялся мерзавец, что выйдешь, застрелился. Вон распластался, люди ходят, плюют, - это сказал заплаканный майор, его друг утонул со всеми.
На этом не кончилось. Разбирательство было на самых верхах. Вердикт: трус покончил собой. О гибели нас было известно немногим, им приказано молчать. В списки героев были внесены за заслуги, до которых дожить не успели. Награждены, вдовы получили за мужей пенсии, но что за смерть мы тогда приняли – не знали.
Может ли небольшая часть читателей понять горе, которое не проходит после смерти? Вот мы здесь. Закон нарушен. Предатель сбит с толку, стреляет в себя. Хотел, чтоб думали – сами зашли. Местность знал хорошо, карты чертил без линейки: знал – не выйдут, ничего не боялся. Бояться совсем перестал, как ушли. Доверяли, любили даже, за характер весёлый и доверительный. А он диверсант, с заранее поставленной задачей. Повезло больше: кроме генерала, много штабных офицеров удалось вывести из боевых единиц. Доложил ли? Нет, не успел.
Сейчас, столетия спустя, можно простить, наверное, но мы «идём в воде и тонем» до сих пор.