Нарратив

Мы быстро ехали по ночной трассе пьяной компанией.
Я был в том состоянии, когда еще сохраняется разговорная связь с окружающими, но сознание уже занято вязкими образами. Они тяжелыми пузырями всплывают в болотной воде. Взгляд легко теряет концентрацию на одном и, сразу же забывая его, устремляется на другой. В голову лезли написанные густыми масляными красками воспоминания-фантазии: истории, ситуации, произошедшие со мной в действительности, до неузнаваемости измененные моим воображением.
Вот мы сидим с К. летней ночью на обрыве и смотрим на лунную дорожку. Это было. Но такая картина всегда воспринимается сознанием, как намек на что-то большое, важное, интересное, событийное. Как постер фильма. Но фильма не было. Мы просто сидели ночью на обрыве и смотрели на лунную дорожку. Но в памяти всплывает весь фильм: долгие важные разговоры, путешествия, долгая дружба. За простой картинкой, простейшим “сейчас” всегда встает весь нарратив.
Что нам с этим делать? Зачем нам дана способность так все запоминать? Мы всегда просто сидим и смотрим куда-то. Просто картинка. Просто “сейчас”. Все - сумма этих картинок. Хотя слово сумма не очень подходит, ведь она придает скоплению завершенный смысл. Точно - скопление. Все - это просто скопление таких картинок. Все, что мы помним, это изначально беспорядочная куча картинок. В эту кучу лезет роботизированная рука нашего воображения и, не спросив нас, собирает из этой кучи картинок истории. Воображение собирает нарратив. Воображение собирает смысл. Очень важно зафиксировать это для себя, чтобы жить было тошно. Ведь до воображения смысла не было.
Машина будто быстро плыла по дороге. Такое ощущение возникает, когда едешь в старой волге. Обычно я не концентрируюсь на дороге. Если признаться честно, я скорее делаю вид, что иногда смотрю на дорогу. Чтобы окружающие видели, что я здесь, я с ними, я в процессе. Я не хочу обижать людей своей отстраненностью. Иногда ведь они действительно мне нужны.
Далеко впереди на дороге лежало что-то большое. По очертаниям я угадал, что это сбитая собака. Не знаю, успел ли ее заметить водитель.
В моменты, когда ты видишь что-то мертвое, возникает навязчивое желание именно вот сейчас вести себя уважительно. Переехать сбитую собаку на машине плохо не потому, что испачкаешь или повредишь машину. А потому что это будет акт неуважения к чему-то некогда живому.
Все это произошло в секунды, поэтому я не могу написать “мы продолжали ехать на сбитую собаку, не сворачивая”. Кажется я даже подумал о том, чтобы указать на нее водителю. Но я не люблю говорить с теми, кто в данный момент ведет машину.
Когда мы были в десяти-пятнадцати метрах от сбитой собаки, на нее пролился свет фар. Я увидел, что это была большая белая лохматая собака. Удивительно, что она была именно белой, чистой. Ведь если бы ее действительно сбили, она должна была быть в крови. Но она была белой. Будто она просто прилегла на дороге.
Еще через мгновение, когда свет фар стал невыносимо ярким для нее, она подняла голову и посмотрела на нас. У больших лохматых собак всегда грустный взгляд. Мне показалось, тот взгляд говорил: “Добейте меня”.
Удивительно насколько быстро работает машина образов в нашем сознании. Меньше, чем за секунду, я успел пережить диссонанс от того, что добить страдающее существо будет актом сострадания, и того, что убийство ни в чем не повинного существа ужасно само по себе. Затем, когда послышался глухой стук и все в машине удивленно на него отреагировали, я ужаснулся мысли: а хоть кто-нибудь из них увидел, как она подняла голову? Она вообще подняла голову? Это было?
Это неважно. Имеют смысл только мои переживания и мысли по этому поводу. А была ли собака, поднимала ли она голову - не важно. Картинки сами по себе не имеют смысла. Смысл имеет только нарратив.