Глава 5 Рэкет, стрела и Красная Шапочка

Елена объявилась за морем. Слухи утверждали, что ее выкрал Борис, сын двойского дракона. Понятно, что местный дракон не стерпел оскорбления, и по городам и весям отправились гонцы — собирать армию.
Георгий тоже подумывал записаться в солдаты. Соловей слушать не хотел:
— Чего ты этим добьешься? Смерти на поле брани? Что ты сможешь один там, где, вполне возможно, не справиться целое войско? Подожди немного. После войны оба дракона ослабнут, и мы придумаем, как изъять Елену у победившего. Если победит наш, перехватим ее по дороге.
— А если не наш?
— Всей братией отправимся в веселое заграничное путешествие и наведем там шороху.
— А если победит наш, но перехватить не сможем?
— У нас есть свои люди во дворце. Придумаем что-нибудь.
Возразить было нечего, и Георгий остался ждать.
После того, как он отстоял сына местного тиуна и привез выкуп, жизнь круто изменилась. Соловей запустил в инфополе государства вирус под названием «Егорий Храбрый». Довольно быстро хитроумная операция принесла плоды. Историю с Антошкой люди тоже пересказывали друг другу: крестьяне в своем кругу, господа — в своем. К Егорию косяком пошли просители. Ради такого дела Соловей подарил ему коня, позволил выбрать оружие и доспехи, какие пожелает, и с полным кошелем отправил «странствовать». В кавычках, потому что маршрут оговаривался заранее.
Георгий ездил по дорогам из одного постоялого двора в другой, селился в определенной комнате, и к нему приходили гости — то искатели справедливости, то разбойники. Он стал посредником. Впрочем, посетители не знали о его истинной роли. Богачи просили доблестного витязя выкупить захваченного родственника или похищенную фамильную драгоценность, простые люди — оградить от бесчинств богатеев. В первом случае разбойники возвращали за минусом «трат за труды», и богачи были счастливы отдать малое, чтобы вернуть большое. Во втором у несправедливых хозяев периодически сгорало по ночам что-нибудь ценное и дорогое сердцу. Георгий помнил классику: «Сделать предложение, от которого не смогут отказаться». Подкрепленные невидимой рукой судьбы дела обрастали неправдоподобными подробностями, и слава «храброго витязя» росла, как снежный ком. К истинным достижениям прибавились мнимые подвиги, на которых настаивали упорные слухи. Все это отлично играло на репутацию.
Когда получалось, он учился у разбойников обращению с оружием и с конем. Успехи поражали, Соловей не верил, что, начав в таком возрасте, можно достичь высокого уровня. Можно. Если мотивация правильная.
Однажды Георгий обеднел в одночасье — отдал все, что было, за долги крестьян. Их поля потоптали солдаты, и он расплатился с господами, но пообещал в следующий раз наказать любого, кто не уважает чужой труд. Крестьяне его за это боготворили, а господа побаивались. Но уважали. Врагом он никому не стал, а помог многим. А еще большему количеству мог понадобиться в будущем.
Внезапно оказалось, что деньги ему не нужны. Великого героя везде с удовольствием кормили и размещали на ночь, и все бесплатно. Последнее время он стал останавливаться и у крестьян — они радовались и делились последним. За него чуть ли дрались, а когда о прибытии Егория Храброго узнавали господа, то присылали просить остановиться у них и даже приезжали лично. Хозяева сватали ему своих дочек, случались кандидатуры очень даже симпатичные, если не сказать прекрасные, а у некоторых поражало приданое. Георгий был непреклонен. В объяснении отказов он ограничивался формулой, тоже игравшей на руку легенде о чудо-витязе: он ищет потерянную любовь, обязательно найдет ее и отстоит, даже если придется сразиться с драконом. Люди качали головами и удивлялись его честности и смелости.
Не раз  и не два через Георгия кто-нибудь пытался выйти на Соловья: следили, то явно, то скрытно, подкупали прислугу в гостиницах, перекапывали полы в комнатах, где он ночевал. Все без толку. Хотя направление поисков угадывалось правильное: в некоторые постоялые дворы разбойники действительно проникали через подземные ходы, но не сразу к Георгию, а в другие помещения. Как правило, в хозяйские, потому что в большинстве случаев такими заведениями сами разбойники и владели. В других местах действовала система курьеров: в оговоренном тайнике Георгий оставлял записку на бересте, кто-то ее забирал и передавал по назначению. Там же оставляли послания для него. Такие точки для связи были и на дорогах, и в стороне от них, и в деревнях.
Постепенно через Георгия разбойникам стали приносить деньги впрок — за то, чтобы с конкретным человеком, его семьей или отправляемым грузом в пути ничего не случилось.
Деньги потекли рекой. Соловей расцвел от счастья и даже немного раздобрел: чтобы заработать, отныне нужно было не работать. Теперь платили за несовершенные преступления.
А у Георгия деньги не задерживались, он сразу отдавал их нуждавшимся. То дети где-то сиротами остались, то единственная корова-кормилица подохла, то урожай погиб. Всегда было, кому спасти жизнь с помощью горстки металла.
Пришло сообщение, что в Гевале формируется войско для отправки в Двою, основные силы уже набраны, осталось скомплектовать последние несколько частей. Георгий не вытерпел.
— Поеду, — сказал он, когда в очередной раз встретился с Соловьем на дороге, где проезжие купцы только что передали им увесистый мешочек «за спокойствие». — Не могу сидеть здесь, когда она там.
— Не поедешь, — отрезал Соловей. — Без тебя все развалится, ты — связующее звено.
— Мы договаривались, что я научусь драться, и тогда ты поможешь вернуть Елену. Ждать больше нет сил.
— Ты еще не научился.
— Фома отказывается драться со мной на мечах, говорит — бесполезно, все равно не победить. Остальные соглашаются, только если накинутся скопом. Я считаю это достаточным уровнем.
Соловей обнажил меч:
— Говоришь, научился драться? Проверим.
Звон и стук разнеслись по лесу. Соловей пришел один, это радовало. Нет ничего хуже, чем сражаться с супер-бойцом, когда окружающие болеют не за тебя. Георгий едва успевал защищаться, о нападении не шло и речи. В какой-то миг меч противника коснулся щеки, и если бы не интуитивный отскок назад, нижняя челюсть жила бы сейчас собственной жизнью.
Осенило: Соловей дрался по-настоящему. Насмерть. Хищный блеск в его глазах убеждал в том же.
На щит Георгия пришелся такой удар, что левая рука повисла безжизненной плетью. Пришлось отбегать и уворачиваться, спасал только вовремя подставляемый клинок — на него обрушивались новые и новые удары.
Георгий отвлекся на обманный финт, и меч, только что бывший в руке, с тяжелым стуком грохнулся в пыль.
В лицо глядел острый наконечник.
— С Кощеем справится только воин-гений, тебе до этого, как пешком до Двои.
— Я собираюсь биться с драконом, а не с Кощеем.
— Серьезно? Благодарствую, развеселил. Поспрашивай на досуге, любой ребенок скажет тебе, что дракон и Кощей — одно лицо.
— Как это?
Для Георгия это оказалось новостью. Или Соловей лжет? Дракон — это дракон, который властвует сейчас в этом государстве, а Кощей…
И вправду, кто такой Кощей? Знакомые с детства слова укладывались в сознании на привычные полочки и не требовали расшифровки, проблем хватало и без того.
— Дракон — должность. Наш правитель — дракон Кощей, — снисходительно пояснил Соловей. — За морем правит дракон Куприян. За большим морем и на западе — еще какие-то.
— Знания о мире — дело наживное.
— Да пойми же, наконец, то, что другие видят и из-за этого смеются над тобой, как над юродивым: тебе никогда не вернуть Елену. Даже мне это не удалось, как ни старался. Я задействовал средства и знакомства, которых тебе не представить при самом богатом воображении. До сих пор я мирился с твоей блажью, но пора взрослеть. Посмотри правде в глаза: за Елену дерутся драконы, и одинокий витязь в их играх — всего лишь оловянный солдатик, которого сожжет развязанная драконами война.
В кино в таких случаях герои кидали противнику пыль в глаза, тот временно терял зрение, и ситуация кардинально менялась. Пыли под ногами хватило бы на ослепление пары дивизий, но чтоб отправить ее на уровень лица, требовалось оказаться на съемочной площадке, где это обязательно удалось бы с сотого дубля. Нужно всего лишь приделать к сапогу совочек, а врага попросить не двигаться.
— У меня есть определенная репутация, и если не поможешь ты, помогут другие, — стоял на своем Георгий. — Я уезжаю сейчас же.
Меч, продолжавший царапать его щеку, спустился к горлу.
— Ты так ничего и не понял, Егорий или как тебя там. Твое мнение никого не волнует. Егорий Храбрый — это не личность со своими заботами и стремлениями, а воплощенный во временно взятом человеке образ справедливости этой местности. И источник дохода. Герой не может уйти, его судьба — погибнуть за правое дело, а если он этого не понимает, то погибнуть ему помогут. Герои не бывают постаревшими и женатыми. Твой уход даже не рассматривается.
— Тогда убей меня, потому что добровольно я не останусь.
Соловей театрально вздохнул.
— Придется. — Тон был шутливым, но лицо осталось серьезным. Все говорило за то, что решение принято, и объявленное будет выполнено. Острие клинка надавило на горло Георгия. — Жаль. Ты был хорошим соратником, другого на твое место найду не сразу. В твоей смерти я обвиню своих недоброжелателей, и, можешь не сомневаться, новый борец за справедливость вскоре отомстит за тебя тем, на кого я укажу. Ну, говори последнее желание, и…
Соловей поперхнулся. Рот остался открытым, глаза округлились в невероятном удивлении, а корпус медленно завалился вперед, словно в момент потери равновесия кто-то подтолкнул в спину. Георгий едва успел отскочить.
Из шеи упавшего ничком тела торчала оранжевая стрела. Сразу над кольчугой. Попади она чуть ниже, у Соловья был бы шанс.
Разбойник дернулся и затих.
Георгий огляделся и прошел в сторону, откуда стреляли, где осмотрелся намного внимательнее. Никого. То есть, вообще никого! Но так не бывает, чтобы стрелы прилетали ниоткуда. Кто-то же помог! Кто?
Сподвижники — из тех, кто метил на место главаря?
Равных Соловью в шайке не было — ни по уму, ни по опыту, ни по изворотливости. Погубить лучшего из соратников, чтобы прийти к власти — плохой план, за таким новым вожаком не пойдут.
И не стоит забывать, что лучший стрелок – Фома. Если стрелу пустил он – почему скрывается, не выходит? Не хочет, чтобы о его причастности узнали? Оставляет Георгию убрать следы чужого вмешательства, присвоить победу себе и спокойно уйти из шайки, где ему большей частью не рады?
Или Фома целился не в Соловья?!
Фома не стреляет наобум. Проще было подойди ближе и поразить того, кто нужен. И не использовать странную яркую стрелу.
Ничего не понятно. Ясно одно – неведомый помощник второй раз стрелять не собирается, иначе уже сделал бы это.
Георгий вернулся к трупу. Оперенный хвост торчал под углом и склонялся к голове — если стрелу пустили не по дуге издалека, то она, скорее всего, прилетела сверху, с деревьев. Георгий еще раз пробежался вокруг. Сколько глаза не вглядывались в шумевшие кроны, ничего не заметили. Либо в ветвях никого нет, либо этот кто-то хорошо прячется. В голову пришел еще вариант, более сказочный: не желавший афишировать свою персону спаситель имел шапку-невидимку.
Для мира драконов и Кощеев — вполне логичное умозаключение.
Из глубины леса донесся шум. Георгий укрылся в тени и замер: кто-то двигался через чащу именно сюда, к месту схватки и трупу.
 Вот только Фомы, Тита и новеньких не хватало. Ненайденного Георгием спасителя они тоже не увидят, а что увидят? Труп главаря.
Веселенькое дельце получается. Из всей шайки лишь Прокопию можно объяснить, что Соловья убил кто-то другой, остальные разбираться не будут. Против нескольких противников Георгию не выстоять. Впрочем, и не придется, все решит единственная стрела Фомы.
Две ладони раздвинули березовый молодняк, будто плыли брассом, и показался весь человек. Судя по оружию, доспехам и отсутствию на них крылатого змея — тоже витязь. Бородатый, крепкий, достаточно молодой по сравнению с Георгием. Он был один.
В глаза незнакомцу бросился распластанный на земле труп.
— Ох, мать моя красавица, так и знал, что добром не кончится.
За спиной витязя висели лук и колчан. Стрелы все до единой были оранжевыми.
Витязь виновато поглядел на Георгия:
— Я — Еремей, сын Колывана. Что же теперь делать-то, а?
— Егорий, — ответно представился Георгий.
— Храбрый?
— Не сказал бы, хотя и слыхал, что так прозвали. Выходит, это ты его подстрелил?
— Выходит. — Еремей снял шлем и почесал затылок. — Стрелы выкрасил, чтобы легче отыскать. Что ж мне теперь — на каторгу?
— Объясни, откуда и зачем стрелял, потом и я тебе кое-что объясню.
Еремей опустил голову:
— Это все отец виноват. Созвал он нас, нескольких братьев, и говорит: «Дети мои милые, натяните тугие луки и пустите стрелы в разные стороны. На чей двор стрела каждого упадет, там и сватайтесь». Другим братьям повезло: у кого на купеческий двор стрела упала, у кого — на зажиточный крестьянский. Только младшему подсуропило, влетела его стрела на постоялый двор, а хозяйкой там — страшная-престрашная баба. Царевной-Лягушкой себя звала. Говорила, что заколдована, и только прекрасный молодец расколдует ее своей страстью. Ну, что братцу было делать? Отцовский наказ выполнять надо. Женился. А она так и не расколдовалась. — Еремей снова почесал затылок. — А у меня сразу все вкривь пошло. Упала стрела на двор острога, где каторжане в кандалах из каменных штолен мрамор добывают. Э-э, думаю, не к добру это. В общем, погулял я на свадьбах братьев, и пришло время вторую попытку делать. Лук у меня знатный, в свое время у заморского Одисейки куплен, на версту бьет. Пустил я стрелу второй раз — и вот, полюбуйтесь.
— Не зря тебе перед этим острог явился, — улыбнулся Георгий. — Успокою тебя, Еремей. Стрела твоя убила разбойника, который на меня покушался, и получается, ты, сам того не ведая, доброе дело сотворил.
У Еремея будто гору с плеч сняли:
— Я не убийца?!
— В этот раз нет, но судьбу лучше не провоцировать.
— Прово… чего?
— Ищи, говорю, жену нормальным путем. Пример младшего брата ничему не научил?
— Отца слушать надо. Если каждый начнет поступать по собственному разумению — это что же будет?
— Родителей нужно слушать, но слушаться ли — в каждом случае дети решают отдельно.
Красиво сказал. Самому понравилось. Еремей, тем не менее, возразил:
— Так говорят те, у кого детей нет.
Откуда это известно неженатому витязю, Георгий решил не выяснять, наверняка, тоже отцовской мудростью окажется. Пора было прощаться, пока другие разбойнички не подтянулись:
— Не поминай лихом, Еремей Колыванов, ищи свое счастье, живи своим умом, и пусть удача сопутствует тебе всегда и во всем. В этот раз случилось чудо, ты оказался моей удачей, но едва не стал убийцей. Помни об этом, если вновь решишь Одисейкин лук натянуть.
— Да отблагодарят тебя боги за добрые слова! Прощай, Егорий Храбрый, был рад познакомиться. — Еремей вытащил из трупа стрелу и вернул в колчан. — Пойду-ка я отсюда куда подальше, пока не нашлись другие свидетели, у которых разбойник окажется безвинно убиенным хорошим человеком, а я — злыднем без чести и совести.
Георгий подобрал увесистый купеческий презент (не пропадать же) и влез на коня. Он уже скрывался из виду, когда сзади с неожиданной твердостью донеслось:
— И все же родителей надо слушаться.
— Надо, — поддержал Георгий. — Лучшая учеба — на чужих ошибках.

***
Куда идти — в армию, чтобы вместе со всеми отправиться под стены Двои, или во дворец к Кощею? Георгий выяснил, что Кощей Бессмертный — бессмертный по-настоящему, это не прозвище. А вот его соперник Куприян — обычный человек. Смертному никогда не одолеть бессмертного, значит, нужно идти в столицу. Рано или поздно Елену привезут во дворец.
«Рано или поздно» — страшные слова. Особенно последнее. Но будучи простым солдатом Георгий тоже ничего не добьется, его не пустят туда, где решаются судьбы. Елена стала заложницей ситуации, объявленная война — из-за нее. Скорее всего, настойчивого витязя, что рыскает в поисках причины межгосударственного раздора, примут за шпиона и вздернут на ближайшем дереве. Лучшим вариантом был изначально предложенный Соловьем: перехватить где-нибудь по дороге. Но где и как? А если двоянцы не отдадут Елену, а отправят куда-нибудь за тридевять земель в тридевятое царство?
Голова пухла от мыслей. Решение не находилось.
Проходя мимо одной деревни, Георгий остался без коня — отдал многодетной семье, у которой подохла от старости единственная лошадь. Проще было отсыпать денег, но крестьяне сделали ужасные глаза: если у них увидят такое богатство, подумают, что украли, и вздернут без разговоров. У соседей лишних лошадей не нашлось, торжища поблизости не было, и дальше Георгий отправился пешком. До моря, как ему сказали, осталось немного. Там дорога вдоль побережья приведет в Гевал и дальше в столицу. А если надумает плыть в Двою — можно нанять лодку или купить место на корабле. В столицу вела еще одна лесная дорога, через некий Срединный Погост, но ее не рекомендовали — без опытных спутников можно заблудиться.
Послеобеденное солнце светило ярко и не дало ошибиться в направлении. Георгий бодро шагал на юг — срезал путь показанной крестьянами короткой тропой, чтобы быстрее выйти к главной дороге. Деньги он на всякий случай спрятал в подшивку стеганки под кольчугой — нечего им на поясе маячить и лишние взгляды привлекать.
Очередное приключение ждало его на обочине. В траве дергалась в конвульсиях девчонка в ситцевом платье, лаптях и красной шапочке. По годам — явный тинейджер, ростом уже вытянулась, а фигура по-женски еще не оформилась. Дома — в том далеком доме, откуда выдернул «в сказку» синьор Валентино — Георгию пришла бы мысль, что девица пьяна или какой-то дряни наглоталась. В среде подростков такое бывает, и спасают лишь вызов «Скорой помощи» и реанимация. Или не спасают. Как повезет.
Все это пролетело в мыслях, пока он бежал к распластанному телу, чтобы помочь хоть чем-то.
Чем? Знать бы. При отравлениях следует промыть желудок. Минут за десять перед этим Георгий пил из ручья, можно принести оттуда воды… в чем? У него с собой только кожаный бурдюк максимум на пол-литра. Надо срочно тащить девчонку к ручью. Интересно, а как правильно промывать желудок в полевых условиях? Вот чему надо в школе учить, а не синусам-косинусам. Георгий склонился, чтобы поднять девчонку.
Ее дерганье вдруг прекратилось, изо рта пошла пена.
Сзади кто-то подъезжал. Это хорошо, вдвоем можно что-нибудь придумать. Георгий оглянулся, чтобы спросить…
— Ты что с девкой сотворил, нелюдь?!
Выставив вперед нож, незнакомец прыгнул прямо с коня. Георгий упал на спину, ногой перекинул противника через себя и схватился за меч.
Бородатый мужик в крестьянской рубахе медленно приходил в сознание после удара головой о ствол дуба. Он принял Георгия за насильника. Пришлось объясняться. Прохожий ничем не помог и быстро ускакал — у него, как видно, имелись дела поважнее, чем чья-то жизнь. Георгий вновь склонился над раскинувшим руки телом.
Дышит. Ура. Он перевернул бедолагу, обхватил посередине и потащил под мышкой, словно скатанный коврик, напрямик к ручью, свободной рукой раздвигая ветви.
У Георгия не было детей. После армии он планировал жениться, и возможная дочь могла быть старше этой длинноногой пигалицы. Увы, не сложилось. Сейчас у него была Елена, на которой он тоже хотел жениться и от которой тоже хотел детей.
Неправильно. «Сейчас у него была Елена» — самоуспокаивающее вранье. Сейчас у него не было Елены. Точнее, сейчас Елена была не у него. У него Елена была раньше, но сказка превратилась в быль, а та, в свою очередь, в пыль и канула в Лету. Лета — река. Пыль в воде — грязь.
На душе стало противно.
Руки, ноги и голова девчонки безжизненно болтались. Только бы дожила.
Ручей весело журчал и овевал прохладой. Местечко для реанимации Георгий выбрал подальше от тропы, под зеленым пологом высокой плакучей березы.
И что теперь делать? Почему вместо оказания первой помощи он интересовался в интернете всякими глупостями? Кроме как вернуть умирающего к жизни, все остальное — глупость. Жаль, прозрение всегда приходит поздно.
Давным-давно, по забытой уже причине попав в больницу, Георгий проходил то самое промывание. Минуло два десятка лет, и он не мог вспомнить, как именно это было. В памяти осталось только, что делали клизму. Пригодится ли это знание в нынешней ситуации? Не хотелось бы, бурдюк у него один, а до главной цели еще, как до Африки на самокате. Но, конечно, если нужно…
Положив девчонку у ручья, Георгий запрокинул ей голову и стал вливать воду в глотку. Лил, пока не закашлялась. Кашель стал первой ласточкой, знаменующей возвращение на этот свет. Казавшееся мертвым тело задергалось и даже стало отбиваться. Пришлось скрутить, опустить лицом вниз и вставить в рот два пальца.
Паршивка их чуть не откусила! Зубы сжались, и только с помощью второй руки удалось раздвинуть челюсть. Пальцы с силой давили на корень языка, и через несколько секунд содержимое желудка попросилось обратно.
Ну и вонь. Что она ела? Надо было отойти от ручья и не портить окружавшую красоту. Перенеся хлипкое недоразумение на пару метров выше по течению, Георгий повторил процедуру.
На этот раз, скрученная по рукам и ногам его жесткой хваткой и придавленная тяжелым телом в доспехах, девчонка даже приоткрыла глаза.
— А где волк? Ты его убил? Кто ты? Дровосек? Охотник?
— Ага, — сказал Георгий и воткнул ей в рот вновь набранный бурдюк.
Кажется, у нее галлюцинации. Главное, что очнулась.
Можно порадоваться, клизма не понадобится — третий подход оказался последним и кроме воды на выходе ничего не дал. Девчонка порозовела и шумно дышала. Георгий отпустил ее.
Появилось время внимательнее разглядеть попавшееся ему на дороге чудо гороховое. Типичный подросток. Девчонка, казалось, вся состояла из локтей и коленок. Сколько ей? Тринадцать? Шестнадцать? Не поймешь.
Подопечная приходила в себя довольно долго. Да, уже подопечная, потому что как теперь бросить ее на произвол судьбы? Самое меньшее — нужно отвести к родителям для воспитательного ремня, а если сирота — пристроить к кому-нибудь, чтобы беды, вроде нынешней, не повторилось. Девка вымахала здоровая, хоть и тощая, для такой в любом хозяйстве работа найдется. Обузой не будет. А чтобы хозяева не переусердствовали, можно объявить ее приемной дочкой. У Георгия как витязя Егория репутация известная, все знают, что чересчур ретивым спуску не даст. А чтобы девица сама не забаловала, он попросит воспитывать в строгости и прилежании. В общем, план постройки чужой судьбы готов, осталось познакомиться.
Девичий взгляд, наконец, обрел осмысленность. Увиденное поразило, девчонка отшатнулась испуганным зверьком, коленки затряслись. Перебирая ладонями, она поползла назад, пока не уперлась спиной в березу. Руки первым делом проверили шапочку на голове, затем натянули платье на коленки.
— Как звать тебя, красавица?
— Красная Шапочка.
Георгий покачал головой: ответ неправильный. Это не имя.
— Улька, — с готовностью исправилась девочка.
— Что ела, Улька?
— За весь день — только папины пирожки. — Ее рот открылся, будто увидела черта, вскинутая ладонь ударила по губам. Взгляд остановился. — Это сделал папа?  Хотел отравить бабушку?
Разбирательства будут потом, сначала определимся с планами.
— Где ты живешь?
— Вторые Погорелки, крайний дом. Это недалеко.
Проезжий мужик тоже был из Вторых Погорелок. Зря Георгий о нем плохо думал. Простой крестьянин, а увидел девчонку из своей деревни — и с одним ножом на полностью экипированного витязя кинулся. Можно сказать — герой. Не того человека назвали Храбрым.
— Мать у тебя есть?
— Да. Она меня с пирожками к бабушке послала.
— А пирожки, значит, делал отец? — Георгий обдумал полученную информацию. — Идти уже можешь?
Улька вновь побелела, будто еще один пирожок съела.
— Куда? — Взгляд у нее стал жалобным, как у собаки, которую из родной конуры выгоняют.
— Домой отведу. И с отцом поговорю. Чувствую, разговор предстоит серьезный.
— Я домой ни за что не вернусь. Мне и раньше несладко было, а теперь... Лучше я к бабушке пойду. — Энтузиазм в глазах Ульки угас так же быстро, как и появился. — Туда тоже нельзя. И жива ли она? Я не вернулась, и он к бабушке сам пойдет — захочет узнать, что случилось.
— Решай быстрее, куда тебя вести — к маме или к бабушке? Думаешь, только у тебя проблемы? У меня невесту украли, и чтобы ее вернуть, придется одолеть колдовство и сразиться чуть ли не с целым миром. В общем, тороплюсь я. Ну, куда идем?
Улька схватилась за живот и вновь склонилась над ручьем.