Глава 25. Погребальный костер

          Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2019/09/21/1546



          Все, что было - не было,
          Все в огне сгорит,
          Пламя рыжей птицею к небу полетит.
          Имя мое прежнее здесь забудут пусть,
          Долог путь в бессмертие -
          Я еще вернусь...
          Только долгий путь. Смерти нет.
          Пламени цветок. Ярко рыжий цвет
          Искры рвутся вверх – россыпь янтаря,
          Свой короткий путь я прошел не зря.

          Тэм Гринхилл.  Смерти нет.


          Саундтрек: R. Armando Morabito, альбом «Days of Tomorrow» – «An;rya» (feat. Lisbeth Scott).


          Над поляной, где только недавно звучали песни и весёлый смех, разносились стоны раненых, стенания женщин и плач детей. Йотунов, падших в схватке с варгами снесли к входу в храм Солнца и обряжали для последнего путешествия. Их товарищи уже рубили лес, чтобы построить огромный погребальный костёр для восьми безвинно погибших соплеменников. И делали они это спокойно и бесстрастно, как и подобает настоящим мужчинам, для которых смерть была чем-то привычным. Ведь с детства в них воспитывали мудрое и спокойное отношение к смерти, которая была лишь переходом к другой, более счастливой жизни. С треском и стоном валились на снег смолистые стволы сосен и елей. Мальчишки, что постарше, топориками обрубали ветви, а младших отправили на берег искать под снегом кремниевые камни*, которые по обычаю бросали в костёр.

          Поселение Пещерных Медведей располагалось у подножия скалистой горной гряды, протянувшейся вдоль самой большой реки Йотунхейма – Эливагар, которая на самом деле была и не рекой вовсе, а узким протоком солёного океана, и отделяла южную оконечность Йотунхейма от северных границ Мидгарда. Здесь в изобилии водилась рыба и другая морская живность, что позволяло местным жителям пополнять запасы в течение всего года. Зимой местные они рыбачили на льдинах, а летом выходили в море на ладьях, которые покупали у островных этинов в обмен на живицу и драгоценные солнечные камни*, что время от времени выносило волнами на песчаные отмели. Когда вода в заливе замерзала, лодки вытаскивали на берег, чтобы их не раздавило льдами. Это были добротные деревянные посудины, простые, но надежные. И вот теперь одной из них предстояла печальная и почетная участь стать погребальной ладьей для восьми погибших. Земли Предков, куда должны были отправиться павшие побратимы, отделялись от берегов живущих морем, и оттого покойников своих жители Ярнвида сжигали в ладьях, чтобы было на чем добраться до обители Пращуров.

          К тому времени, как три луны одна за другой скрылись за горизонтом, на берегу Эливагар сложили большой погребальный костёр из четырёх длинных сосновых тольвов*. Рядом установили три столба в виде ворот, символизировавших вход в потусторонний мир.

          Когда дровяная громада была готова, к её уступчатому краю привалили сходни, по которым крепкие, кряжистые медведи-йотуны заволокли на плечах и установили сверху старую ладью, что лежала на берегу без надобности. Поставили на мачту лоскутный парус, пропитанный кедровой смолой-живицей. Нос лодки направили в море и украсили рогатым бычьим черепом, что грозил опасностям, которые могли встретиться на грядущем пути. И только после этого на борт, одного за другим, подняли тела погибших, увитые еловыми ветвями, укладывая их лицами к заливу – к дороге, по которой им предстояло отправиться в таинственные земли Пращуров. Вместе с ними в ладью уложили оружие: боевые топоры, луки со стрелами, короткие мечи с широкими лезвиями – к своим предкам мужчины должны были явиться воинами. Туши принесённых в жертву баранов и кабанов, разрубленные на куски, были также подняты и уложены в ладью.

          Мрачный холодный лес со сгустившейся в нём темнотой, чёрным полотном окружал поляну, молчаливо внимая тоскливому плачу женщин и детей, пришедших проводить в последний путь своих мужей, отцов и братьев. Это была тяжкая потеря для и так не слишком многочисленного населения Ярнвида.

          На тот момент, когда все печальные приготовления были закончены, на горизонте появилась красная полоса, свидетельствовавшая о начале нового дня. Небо на востоке слегка посветлело, но у новорождённого солнца не хватало сил, чтобы подняться на небосклон, и над головами собравшихся продолжали гореть тусклые созвездия. Мир словно замер в сумерках, и казалось, что и время в нём остановилось.

          Запрокинув голову, Ангрбода стояла, всматриваясь в россыпи звёзд, каждая из которых, по поверьям, хранила в себе свет ушедшей души. Жутковатое в своей неподвижной красоте лицо её казалось мёртвым, и лишь во влажно поблескивающих глазах теплилось сознание. На место недавнего гнева пришло странное опустошение. Ей хотелось заплакать, но не позволяла гордость и её высокое положение. В глазах своего народа Ангрбода была не слабой женщиной, но вождем, сильным воином. И сейчас она должна была стать для них примером стойкости и силы духа.

                * * *

          Услышав доносившийся шум и громкие голоса, Локи покинул своё убежище и направился к берегу реки, где шли последние приготовления к скорбному событию. Но предлагать свою помощь царевич не стал, поскольку не знал погребальных обычаев йотунов. На всякий случай, чтобы избежать неприятных неожиданностей и дать всем спокойно попрощаться с близкими, Локи кликнул Фенрира и отправил его вместе с Уной охранять границы поселения от возможного повторного набега варгов. Вернувшись, он увидел стоявшую невдалеке колдунью и, чтобы не привлекать к себе внимания, встал поодаль. Подперев плечом ствол могучего кедра и скрестив на груди руки, он издали мрачно сверлил взглядом неподвижную спину Ангрбоды.

          Когда собравшиеся заняли свои места вокруг костра, на поляне появилась старая Рахга, ссутулившаяся, постаревшая за прошедшую ночь лет на сто. Она была одета в длинное белое платье, сплошь расшитое перьями белой полярной совы. Голову украшала повязка, с которой свисали скрученные из полотняной ткани многочисленные шнуры, закрывавшие лицо сейдконы, густо покрытое белой краской, за исключением кругов вокруг глаз, губ и носа. Она шла вдоль столпившихся понурых соплеменников, и под её тяжелым взглядом склоняли головы и мужчины, и женщины.

          Увидев Рахгу, Локи невольно вздрогнул – было в ней сейчас что-то жуткое, что-то очень напоминавшее ему владычицу мира мёртвых Хель.

          Следом за Матерью Рода шли двое молодых сильных юношей. Один нёс в руках большой турий рог, обитый бронзой. Другой – ритуальный крис*, уже знакомый Локи по обряду жертвоприношения в ночь зимнего Солнцестояния.

          Остановившись у подножия погребального костра, сейдкона повернулась к соплеменникам и ледяным потусторонним голосом спросила:

          – Кто уйдет с ними? Кто поведёт воинов в Запредельные земли?

          – Я пойду, – шагнул вперёд старый Скегги, вождь клана Волков, потерявший в этой битве единственного сына. – Жена моя померла давно, и Агвид был моей единственной отрадой. Вместе с ним умерла и моя душа. Меня больше ничто не держит на этом свете. Я стану кормчим и поведу мёртвых к Духам наших предков.

          – Останься, Скегги – со всех сторон зазвучали громкие голоса, – ты был нам добрым вождем столько суровых зим, кто сможет заменить тебя?

          Женщины протягивали руки, умоляя старика изменить своё решение.

          – Спасибо вам, братья и сёстры, – голос старого Волка дрогнул, – но у каждой ладьи должен быть свой кормчий. Не осталось никого, кто бы мог скрасить мою приближающую старость. Детьми мой Агвид не успел обзавестись, да и сам ушёл до срока. Мне не посчастливилось пасть вместе с сыном в этом бою, чтобы заслужить почётную смерть с оружием в руках. Не пристало мне, старому воину, пополнять ряды хелевых мертвецов. И поэтому я готов добровольно оборвать нить жизни своей в священном огне и отправиться в земли наших Предков, передав волю свою достойнейшему из вас.

          Поклонявшиеся Духам Пращуров, коих почитали, как Изначальных Богов, йотуны считали, что при рождении каждому из них боги передавали частицу своего духа, наделённую божественной волей, которая после смерти отправлялась обратно в Запредельное пространство, где Предки своей властью могли оставить её себе либо вернуть живым, с тем, чтобы укрепить их силу. В последнем случае они проливали её на землю живительным дождём, что падал редкими серебристыми каплями, или волшебным, особенным снегопадом, что, танцуя, кружил крупными хлопьями, окутывая землю пушистым покрывалом. И тогда йотуны выбегали из своих жилищ, подставляя непокрытые головы под эту божественную милость. Если кто-то погибал отважной смертью в праведном бою, его воля усиливалась многократно и была особо ценима Пращурами. Умерший же своей смертью от старости изнашивал волю свою, словно старую одежду, а посему путь его лежал в земли мёртвых – прямиком в чертоги Хель. Но были ещё и те, кто добровольно вызывался сопровождать мёртвых в Запредельные земли, не дожидаясь бессмысленной смерти от старости. Таких называли кормчими. Они могли самостоятельно распоряжаться своей волей, подарив её не Предкам, а любому из живущих, кого посчитают достойным.

          Внезапно, расталкивая соплеменников, вперед шагнула молодая йотунка, держащая на руках обернутое саваном тело маленькой девочки, что первой приняла лютую смерть от клыков варгов, и упала на колени к ногам Ангрбоды.

          – Я тоже хочу стать кормчей! Без моего Видара и маленькой Суль мне свет не мил. Разреши, Госпожа, взять с собой погибшую дочь мою, чтобы все мы могли воссоединиться вновь в землях наших Пращуров.

          На мгновение по лицу Хозяйки Ярнвида промелькнула растерянность.

          – Но как же, Гуннлёд? А твой младший? На кого ты бросаешь малолетнее дитя?

          – Клан пропасть не даст, – твёрдо ответила йотунка, поднимаясь с колен и становясь рядом со Скегги, – вырастят. Я подарю ему свою волю, чтобы он стал достойным своего отца.

          – Да будет так, – колдунья скорбно поджала губы и кивнула головой. – Девять кланов Железного Леса и священное сердце Йотунхейма приветствуют кормчих Скегги и Гуннлёд, по своей воле и без принуждения отправляющихся в Вечность.

          Ангрбода сделала шаг вперёд и, обернувшись к собравшимся, обратилась к  соплеменникам с погребальной речью, в которой перечислила имена и заслуги всех тех, кто покоился сейчас в скорбной ладье, тем самым передавая их души на суд богов: Снёр, Вафтруднир, Агвид, Нарфи, Гимир, Видар, Гуттунг, Кати и малышка Суль. Восемь йотунов из разных племён и невинный ребенок. Тяжкая потеря для жителей Железного Леса.

          Загудел лур, зарокотали барабаны, упруго заухали кожаные бубны. Юноши по очереди поднесли вызвавшимся кормчим ритуальный рог, наполненный хмельным напитком, сваренным Рахгой специально для погребального обряда. Гуннлед осторожно прикоснулась к краю губами и сделала всего лишь один большой глоток, старик же, одним духом, жадно опрокинул в себя содержимое, крякнул, вытер рукавом губы, а затем, повернувшись к толпе, снял свою лохматую волчью шапку, обнажив бритую голову с одиноко свисавшим седым чубом, и низко, в пояс, поклонился.

          Юноши опустились у его ног на одно колено и, сложив руки крестом, подставили их Скегги. И когда он ступил на них обеими ногами, обутыми в кожаные унты, осторожно подняли слегка покачивающегося старика над перекладиной импровизированных ворот в Запределье. Музыка оборвалась, и над поляной воцарилась тишина.

          – Что ты видишь, вождь? – раздался бесстрастный голос Рахги.

          – Вижу зелёный лес, освещённый солнцем, луга, покрытые цветочным ковром, прозрачные ручьи, бегущие с гор! Вижу жену свою ненаглядную, что плетёт венок на берегу реки, вижу сына своего любимого. Они манят меня к себе, зовут! – в голосе старого вождя звенела радость.

          С этими словами, словно сбросив груз прожитых лет, старый волк спрыгнул на землю и стал подниматься по сходням, уложенным на уступчатый бок погребального костра к ладье, где покоился его Агвид и остальные погибшие воины. А на его место уже вставала Гуннлёд.

          Рахга поднялась на борт погребальной ладьи последней. Она шла медленно и тяжело, словно несла на своих плечах немыслимо тяжкий груз.

          – Кому завещаешь волю свою, вождь Скегги? – спросила сейдкона, останавливаясь напротив кормчего.

          – Моя воля достанется... – старик сделал паузу, обвёл цепким взглядом внимавшую его словам толпу соплеменников и, остановив его на стоявшем поодаль царевиче, продолжил голосом, который внезапно обрёл железную твёрдость, – Локи Лафейсону, да прославится имя его в Девяти мирах, да так, что во всех этих мирах не найдется никого, кому уступит он в славе!

          Услышав своё имя, Локи вздрогнул, сделал шаг вперёд и застыл, словно не поверив ушам. Глаза недоверчиво распахнулись, вспыхнули зелёными искрами. По лицу медленно, пятнами стала расползаться бледность, отчего он сразу стал похож на мраморное изваяние. Все взоры обратились к принцу, над толпой прокатился одобрительный гул.

        «Приехали...» – пробормотал весьма озадаченный всем происходящим внутренний голос.

          Мускулы дернулись на щеках аса, когда он усилием воли сжал зубы и заставил себя проглотить чуть не сорвавшийся с языка отказ. Это был очень щедрый подарок, к тому же ко многому обязывающий. Отказаться, значило нанести оскорбление кормчему и всему его племени. Вместо этого Локи слегка наклонил голову, изобразив уважительный поклон – как равному, и произнес:

          – Благодарю тебя, вождь.

          Ангрбода медленно повернулась, поймала его пронзительный взгляд, в котором было слишком много намешано, чтобы разобрать. Казавшаяся сейчас страшно усталой, она смотрела на молодого бога безотрывно, словно змея, гипнотизирующая добычу. Смотрела, словно видела его впервые, и глаза её были невыносимо холодны. Длинные волосы в сумерках казались отлитыми из чернёной меди. Ярко-алые губы изгибались в недоброй усмешке - попробуй теперь отказаться от оказанной тебе чести, и никакой светлой памяти не останется в чужих разумах. Так же медленно, не произнеся ни слова, она отвернулась, спиной чувствуя взгляд, что без труда мог вдребезги разбить закалённый клинок.

          Снова тоскливо взвыли луры. Стоящие внизу йотуны увидели, как в воздух поднялась рука старой сейдконы с зажатым в ней ритуальным крисом, и старик Скегги мягко осел на дно ладьи рядом со своим сыном. Вновь блеснула сталь – и рядом улеглась Гуннлёд, прижимая к себе тело мёртвой дочери.

          Словно белый призрак, Мать Рода сошла по сходням, покачнувшись и чуть не упав в самом низу. Юноши из клана Волка подхватили Рахгу под руки. От её величественности не осталось и следа, теперь это была всего лишь тяжко уставшая немолодая женщина.

          Ангрбода взяла пылающий факел из рук молодого йотуна и, словно копье, вонзила его между брёвен. Застывшее на морозе дерево разгоралось неохотно, и хозяйка Ярнвида, взяв второй факел, обошла костёр, поджигая с противоположной стороны.

          Ещё не до конца пришедший в себя Локи незаметно нарисовал в воздухе руну огня, сплел её с руной смерти, и пламя загудело, лёгким всепожирающим огнём с хрустом и треском рвануло вверх по уступам, разрастаясь гигантским костром. Стоявшие вокруг попятились от ударившего в лицо жара, скорбно опустили головы и закрыли руками глаза, потому что невозможно было смотреть на ярчайший погребальный огонь и не ослепнуть. Только трое – две изначальные колдуньи и повелевающий огненной стихией маг – были в состоянии выдержать сияние волшебного пламени, и потому смотрели прямо, ожидая, когда оно дотянется до погребальной ладьи.

          Локи шевельнул губами, произнося заклинание, и налетевший ниоткуда ветер ещё сильнее раздул пламя. Огненные волны ударили в борта лодки. Кремниевые камни стали взрываться от жара, и теперь повсюду был слышен треск – жадный, голодный треск пламени, дорвавшегося до пищи. Стало ясно: этот огонь не угаснет, пока не сожрёт все, до чего сможет дотянуться, пока не прожжёт отверстие в невидимой стене, разделяющей миры.

          Колдунья смотрела на беснующуюся стихию, и по щекам её текли слезы, оставляя на лице влажные дорожки. Несмотря на близость жаркого пламени, лицо её сохраняло смертную бледность, лишь колыхались от жара разбросанные по плечам волосы. В этот момент она не думала, не хотела или вовсе не могла думать о своих проблемах, о мужчине, которого мечтала увлечь. Нет, не сегодня и не здесь. Она видела, как бьются в рыданиях, рвутся к набирающему силу огню безутешные матери и жены, как молча прощаются с погибшими мужчины. Сейчас Ангрбода уже не была могущественной колдуньей, всесильной госпожой и хозяйкой Ярнвида, она была просто женщиной, полностью опустошённой охватившим её безумным чувством одиночества, ибо ни силы, ни власти её недостаточно было, чтобы что-то исправить, чтобы вернуть погибших, а боль от каждой чужой смерти жгла хуже раскалённого железа.

          Наконец, в небе над головами собравшихся раздался звук, словно лопнул огромный пузырь. Пламя вытянулось высоко вверх, превратившись в огненный вихрь, устремившись в тёмные небеса. Над пылающей башней костра взвилась призрачная ладья, словно вся сотканная из языков пламени. Поднялась, взмыла и исчезла в огненном смерче, рассыпавшись яркими искрами, унося вместе с огнём и дымом павших в бою йотунов в таинственные Земли Предков.

          – В добрый путь, – сквозь рёв пламени услышала Ангрбода голос старой Рахги, – Боги приняли наших братьев. Их тела стали дымом и пеплом, поднявшись к небесам.

          Она улыбнулась сквозь слёзы, глядя на осыпающийся искрящимися блёстками след огненной ладьи. Так прощался с героями Ярнвид.

          Когда погребальный костёр окончательно прогорел, и на месте его остались одни угли, йотуны, опустив головы, стали медленно расходиться. Нужно было готовить поминальную тризну. Никто из присутствующих не рискнул подойти к погребальному кострищу, ибо страшное проклятие могло пасть на голову того, кто коснётся пепла тогда, когда ещё открыты границы миров.

          Оглянувшись назад, колдунья увидела, как медленно тает след от портала, оседая золотистой пыльцой на том месте, где минуту назад стоял Локи. Ну, что же, он получил то, что хотел. Больше ему в Железном лесу делать нечего. А она останется здесь. Каким бы тяжким ни было её бремя, но это её дом и её народ. И так будет всегда.


          ПОЯСНЕНИЯ АВТОРА:

       * Кремниевые камни для костра – кремень содержит поры, заполненные водой, которые громко трещат и искрят при горении. Это были своего рода древние петарды. В древности скандинавы бросали в погребальный костер большой кремниевый камень для придания погребальному костру большей эффектности.

       * Солнечные камни – янтарь.

       * Тольв (tolft) – древняя скандинавская мера, обозначающая 12 бревён или других тяжелых предметов.

       * Крис – магическое оружие с Небес, кинжал, вид холодного оружия, изначально создававшийся в магических и ритуальных целях. Крис имеет в своей основе сложный сплав, состоящий из нескольких слоев стали, среди которых иногда использовали и метеоритное железо. Процесс изготовления был подобен ритуалу и занимал не один месяц, а иногда и не один год.

      Следующая глава: http://www.proza.ru/2019/10/19/1839