Глава 6 От обмана до бабы Яги

     Уже смеркалось, а ей по-прежнему было плохо. Эти долгие часы Георгий выполнял роль сиделки — нянчился, успокаивал, поил водичкой и протирал лоб. Сюда бы врача…
     Видимо, отрава подействовала сильнее, чем казалось. Нужно повторять промывания и давать больше воды. Пусть лопнет, но пьет, другого лечения в такой ситуации нет.
     Вернулась мысль о клизме. Бурдюк маловат, полноценной процедуры не получится. И встает другой вопрос, более серьезный, чем объем имевшейся емкости. Вопрос очень деликатный: как подступиться с таким предложением? Поймет ли малявка, что все для ее же блага?
     Решил не рисковать. Оставил на крайний случай.
     Ночевать пришлось здесь же, в лесу. Улька с завистью глядела на сыр, лепешку и сухофрукты, которыми подкрепился перед сном Георгий, но ей он не предложил ни крошки. При отравлении нужно пить, а не есть. Спать легли под той же березой. Хотелось накрыть девочку чем-нибудь, Георгий готов был отдать свою рубаху, но условия не позволяли. Он даже доспехов на ночь не снял. Лес — не постоялый двор, чтобы расслабляться, и лучше немного подмерзнуть, чем быть зарезанным в тепле и уюте.
     Разбудили птицы. На востоке разгоралась заря, зябкая свежесть овевала лицо… а место рядом пустовало.
     Обманула, негодница. И ведь какая актриса — Георгий готов был последним пожертвовать, чтобы ей чуточку полегчало. Кроме талантливой малолетки отсутствовали кинжал и котомка с продуктами, включая бурдюк с водой. Знать бы заранее, как получится, — поставил бы клизму, невзирая на протесты и сопротивление. После такого, может, и мыслей дурных у паршивки поубавилось бы.
Хорошо, что догадался деньги припрятать. Продукты — дело наживное. С водой тоже проблемы нет, места богаты ручьями, а в любой деревеньке хватает колодцев. Только кинжал жалко, хороший был — нетяжелый и с удобной рукоятью.
     Можно постараться догнать. Следопыт из Георгия никудышный, но вариантов, куда девчонке идти, всего два: к матери или к бабушке. Первое она вчера категорически исключила, значит, искать следует у бабушки. Только сначала придется искать бабушку.
    Георгий начал подниматься и вдруг застыл от внезапного озарения: Улька взяла кинжал неспроста.
     Решила отомстить. А притворялась, потому что не хотела, чтобы ей помешали. Теперь нужно соображать быстрее. Если она…
     Не соображать, а бежать надо, причем быстро. Спасать ее от самой себя, пока не натворила глупостей.
     Адрес он запомнил: Вторые Погорелки, крайний дом. Тропа в конце концов вывела прямо на место. Размером домишко был чуть больше славной избушки на болотах, от пыльной дороги его отгораживал покосившийся плетень. Во дворе пусто, скота нет, как и собак, кошек и прочей живности. В окошке темно. Георгий решил, что сейчас излишняя вежливость навредит. Скрипнула без спросу отворенная калитка, он прошел к сеням, рука легла на меч:
     — Хозяева, открывайте! Эй! Есть кто живой?
     Шевельнулась занавеска, донесся испуганный голос:
     — Что случилось? С Улькой беда? — голос был женский. — А где Данила?
     — Их разве нет?
     Следующие полчаса Георгий играл с хозяйкой в вопросы и ответы, где каждое следующее слово нервировало и еще больше запутывало ситуацию. Георгия пригласили внутрь. Хозяйку — статную молодую женщину чуть за тридцать, со спускавшейся из-под кокошника темной косой и живыми, полными боли глазами — звали Ладой. Однажды доводилось читать, что косы в старину носили только девушки, а замужние женщины делали другие прически. В реальности оказалось не так. Или надо сказать не «в реальности», а «в сказке»?
     В реальности сказки. От заканчивавшихся хеппи-эндами добрых волшебных сказок здесь были только имена, остальное — настоящая бескомпромиссная реальность.
Немало времени понадобилось, чтобы разобраться в том, что произошло с дочкой Лады. Итог не радовал. Домой Улька не приходила, а отважный герой, что кинулся с ножом на защиту девочки, оказался создателем злополучных пирожков. Георгий понял это по рассказу о его отъезде и быстром возвращении, а вытребованное описание внешности пролило свет на остальное. Теперь муж Лады сбежал, видимо, посчитав, что вместо тещи отравил дочь, и дело замять не удастся. Только бы они с Улькой не встретились у бабушки.
     Слово за слово, и Лада превратилась в ледяную статую. Закутанная в шаль поверх сарафана, она сидела, глядя в стену, и от остановившегося взгляда хотелось выть.
     — Чем я могу помочь? — спросил Георгий.
     Он рассказал о себе в начале разговора, и женщина в общих чертах представляла его возможности. Да и наслышана была. Воин без дома и денег, а теперь и без коня. Зато где угодно можно постучаться в любой дом, назваться, и примут как родного. Со временем выяснилось, что это важнее денег, но тому, кто не ощутил на себе, не понять.
     Лада молчала. Георгий сообразил, что надо делать.
     — Объясняйте, где живет ваша мама, я схожу и все улажу.
     Глаза женщины потемнели. Георгий мысленно выругался: она ведь только что рассказала: «Я все улажу» было прощальными словами Данилы.
     — Не знаю, как начать… — Лада опустила взор. — Выслушайте, а потом судите, хорошо?
     — Со мной можно на ты, — разрешил Георгий, чтобы ей было комфортнее. — Я хоть и витязь, но не дворянин.
     — Благодарю. Со мной тем более не церемоньтесь… ся, — Она тоскливо улыбнулась одними уголками губ. — Я даже не знаю, чего это вы мне выкать начали.
     — Ты, — поправил Георгий.
     — Выкать начал, — послушно исправилась Лада. — Но было приятно. Ко мне никто так не обращался. Благодарю еще раз. Понимаешь, Егорий… Я знаю, что дело женщины — ждать. Но чего? Трупа? Рассказа, где и как погибла дочь? А если ей нужна помощь? Раньше я боялась Данилу только нетрезвого, а сейчас понимаю, что он в любом состоянии способен на все. И если Улька с ним пересечется…
     — Я сделаю все, что в моих силах. Даже больше. Обещаю.
     — Верю, но не в этом дело. Отныне дома мне нечего делать, только изводить себя предчувствиями и на стенку бросаться. У меня просьба. Возьми меня с собой.
Рот уже открывался в согласии, когда Георгий подавил первый позыв и стиснул зубы. Обычное для двадцать первого века дело здесь выглядело кощунством. Витязь не имел права путешествовать с чужой женой. Ее мог сопровождать только родственник, или с ними должны быть еще женщины, одна из которых зависима от мужчины, а остальные при этом как бы составляют ей компанию.
     Но оставлять ее дома тоже нельзя, иначе от безысходности руки на себя наложит.
     — Что люди скажут?
     — Неужели витязь, которого зовут Храбрым, боится молвы?
     — Я не о себе.
     Ответа пришлось ждать долго. С тяжестью на душе раздалось:
     — Мне все равно.
     — Тогда жду на улице.
     Она собралась быстро. Только обувь сменила с тапочек на лапти и вместо кокошника повязала платок.
     Тому, что витязь без коня, Лада не удивилась. Сначала подумалось, что сюда уже долетели слухи о последнем «подвиге Егория Храброго», но все оказалось проще: мысли Лады были далеко.

     ***
Дорога «к бабушке» шла по той же тропе, где Георгий нашел Ульку, а после развилки свернула в сторону. Яркое солнце и щебет птиц не давали настроению упасть ниже нуля. Чтобы спутница не впала в хандру, Георгий развлекал ее более подробным рассказом о себе. Не полным, конечно, а усеченной версией, опробованной на Соловье и многократно оправдавшей себя после, но с дополнительными нюансами о чувствах. С Ладой было легко, просто и хотелось делиться личным.
— Ты так сильно ее любишь? — На него поднялся щемящий душу взгляд — глубокий, пронзительный, знакомый со счастьем и страданием не понаслышке.
— Если любовь несильная, это не любовь.
Лада помолчала.
— Как жить? — вдруг огорошила она.
Имелась в виду ее конкретная ситуация, но вопрос был обширным до бескрайности. Вряд ли спутница оценит философские изыски. Георгий ответил просто:
— Бодро и мужественно.
С ответом он угадал. Лада печально (и все же!) улыбнулась, ее шаг стал увереннее, плечи расправились, избавив осанку от скорбной сутулости.
Сзади донесся конский топот, и вскоре над головами раздалось:
— Кто ты, воин, и куда путь держишь?
Спрашивал потрепанный витязь средних лет, человек явно бывалый, битый жизнью, но битый, как видно, недостаточно. В глазах горела жажда приключений, рука готовилась выхватить меч. Георгий тоже положил руку на рукоять — хоть и пеший, но готов, дескать, встретить неприятности во всеоружии.
— Егорий. В данный момент людям помогаю. Это моя спутница. С кем имею честь разговаривать?
Имя оказало воздействие, угроза в глазах встречного, принявшего Георгия за разбойника или дезертира, сменилась уважением:
— Приветствую доблестного витязя Егория Храброго, долгих тебе лет и вечной удачи. Я — Бермята Васильевич, спешу стяжать воинскую славу, поэтому еду к кораблям, что отплывают штурмовать стены вероломной Двои.
— Зачем?
— То есть? — Бермята сморщил лоб, но к пониманию это не приблизило.
Георгий вздохнул и начал издалека:
— Женат?
— Да. — Бермята чуть помрачнел.
— Дети есть?
— Да.
— Ну и?
Бермята все еще не понимал. Лада, спрятавшаяся за спиной Георгия, с любопытством глядела то на одного спорщика, то на другого. Судя по недоумению на лице, то, на что намекали Бермяте, до нее тоже не доходило.
— Зачем тебе эта война? — прямо спросил Георгий.
— Я же говорю — стяжать славу, совершить подвиги, о которых сложат легенды…
— И вернуться безруким или безногим инвалидом и до конца жизни портить кровь семье. Так? По-моему, тебя просто быт заел, новых ощущений захотелось. Но лучше так, чем чужих жен соблазнять или последние деньги вместе с домом в карты проигрывать. Каждый развлекается по-своему.
— Что-то я тебя не пойму. Не одобряешь ратной славы? Сравниваешь ее с низкими удовольствиями?!
— Я зрю в корень. Придет враг на нашу землю — надо жизни класть и гнать его в шею, чтобы неповадно было. А сейчас ради чего?
— Нашему дракону нанесли оскорбление, украли женщину, которую он выбрал.
— А до этого ее украли у другого. В любом случае, убивать ни в чем не повинных жителей Двои я не собираюсь. И сам не хочу быть ими убитым. Если дракон предложит способ вернуть женщину без массовых жертв, я первым побегу помогать, а пока — увы.
— Тогда не откажи сразиться со мною для удовольствия — померяться силой и оценить, насколько я готов к смертной битве.
— А еще для того, чтобы рассказывать о великих победах, которые одержал в пути?
— Само собой, — пожал плечами Бермята.
— А если проиграешь?
— Судьба.
— То есть, о таком ты просто не будешь рассказывать. Знаешь, разрешаю говорить, что мы сразились и ты победил. Тебе нужна слава, мне — покой. Теперь расходимся, и все будут счастливы.
— Благодарствую, достославный Егорий! Только не забывай, что Бермята Васильевич победил тебя в честном поединке!
— Уверяю, не забуду. И всем буду рассказывать. Будь здоров.
Осчастливленный Бермята ускакал.
Ладу разговор и, особенно, концовка несказанно удивили.
— Ты подарил ему победу над собой? Он же на каждом перекрестке растреплет, что сражался с Егорием Храбрым и победил.
— Пусть. Победа, если она только на словах, ничего не значит и ничего не стоит. Побеждать нужно делами.
Весь дальнейший путь спутница косилась на него со странным любопытством. Даже внутренняя боль ослабла, страдание в глазах сменилось задумчивостью.
Лесную тропу хорошо утоптали многочисленные ноги и копыта, ширина позволяла без проблем проехать всаднику, и большую часть пути получалось идти рядом, не мешая друг другу. Погруженная в себя Лада долго молчала, но, наконец, не выдержала:
— Как ты стал таким мудрым?
— Это не мудрость, это здравомыслие. Чистый прагматизм. Слова — ветер, даже намерения ничего не значат, жизнь человека состоит только из его дел. Если человек чего-то хочет, он добивается, а то, что ему не нужно, отвергает. Чаще всего для этого требуются сила воли и умение идти на компромисс, то есть поступиться малым ради большого. Все просто.
— Было бы просто — все жили бы счастливо.
— Потому что не хотят воплощать желаемое. Люди притворяются, что идут к мечте, а на самом деле это топтание на месте, потому что путь нарисован в голове и там же остался. Я бы сказал, что неимение желаемого означает отсутствие у человека целеустремленности.  Давно известно: победитель говорит «сделаю», неудачник — «постараюсь», то есть первый ищет возможности, второй — причины для оправданий.
— Чтобы все время побеждать, нужно быть очень сильным. Большинство людей не такие.
— Силу дает не победа, а борьба. Если не сдаешься — это сила.
На Ладу разговор подействовал лучше любых антидепрессантов.
Через час сквозь деревья проглянуло море. Слепящая рябь раскинулась от края до края, вдали медленно двигались несколько парусов. Тропа вышла на широкую дорогу, откуда можно было разглядеть расположившееся на берегу небольшое подворье. Лада направилась туда.
За хлипким забором стоял потрепанный временем домишко, рядом — амбар и курятник, за ними — огород, малинник и несколько кустов ежевики. На берегу продувался всеми ветрами грубо сколоченный сарай.
От моря несло свежестью и йодом, дышалось легко, и — это поразило больше всего — исчезли всегдашние комары. Они с первых дней сопровождали каждый шаг, стали неотъемлемой частью жизни. Здесь их не было. Возникла мысль: у моря Елене понравится. Когда Георгий вернет ее, нужно поселиться на берегу, и все наладится.
— Как зовут твою маму? — спросил он. — Хочется сразу обратиться честь по чести.
— Яга Мирамиславовна.
Вот это номер. Яга, значит? Плечи непроизвольно передернулись. Но Соловей-разбойник оказался обычным человеком, дракон — тоже, хоть и Кощеем. Почему же бабе Яге надо быть страшной зловредной старухой, поедательницей добрых молодцев? Пора привыкнуть, что слухи — не факты, и даже факты — это не знания, а информация, которую не так поняли, переврали или запустили намеренно, как миф про Егория Храброго.
Открыв калитку, Георгий и Лада прошли к крыльцу. Лада постучала.
— Мама, Улька у тебя?
— С чего ей быть у меня? — донесся старческий голос. Внутри скрипнула сдвинутая щеколда, и дверь распахнулась. Закутанная в шаль старушка-божий одуванчик выглядела вполне добродушно, хоть и глядела с подозрением. — Уж месяц, как носу не казала. А кто это с тобой, доченька?
После первых слов Лада побледнела, но нашла силы представить спутника:
— Знакомься: доблестный витязь Егорий Храбрый.
— Доброго вам здравия и многих лет, Яга Мирамиславовна.
Георгия старушка проигнорировала, ответила дочке:
— А в чем храбрость-то с чужими женами по лесу шастать?
— Мам, не начинай. Данила тебе пирожков испек — таких, что не откачали бы. Улька их в дороге без спросу поела, так едва на тот свет не отправилась, Егорий ее нашел и насилу откачал, а Данила на него бросался с ножом, убить хотел. Улька, когда все поняла, украла кинжал и сбежала. Перед этим Егорий предлагал отвести ее домой, она отказалась, и я думала, что Улька придет к тебе. — Голос дрогнул, в глазах заблестело. — Куда же она теперь подастся?
— Да все нынче в Гевал идут, там сбор ратного люду, и работа всем найдется — и женщинам, и детям. Прохожие лишь о том и твердят. Война, милая. Егорий тоже туда?
— Он суженую ищет, ее, как говорят, дракону отдали.
— Тогда пусть забудет.
Лада тактично добавила:
— Он не может забыть. А ее, говорят, у дракона уже отбили и в Двою увезли, похититель — тамошний принц. Война как раз из-за нее началась.
Яга Мирамиславовна еще раз оглядела Георгия, теперь с интересом, и горько резюмировала:
— Тем более. А где зятек?
— Сбежал.
Старушка покачала головой и распахнула дверь шире:
— Ну, входите, что ли, чаем напою, вы же, небось, голодные.
«Чаем» в ее понятии оказалось блюдо с вареной картошкой, пареная тыква, маринованная репа, несколько разогретых на пару лепешек и, собственно, чай — травяной, душистый, очень крепкий. За чаем разговорились. Георгий еще раз поведал о себе, а затем не удержался.
— Про вас, Яга Мирамиславовна, столько сплетен ходит, что не могу не спросить. Разъясните, где правда, а где досужий вымысел. Я слышал, что у вас избушка на курьих ножках, что она вертеться умеет, а вы в ступе летаете и заезжих удальцов едите. Не смейтесь, я в это не верю и только передаю, что другие говорят. Или вы не единственная Яга?
— Успокойся, милок, единственная. — Баба Яга улыбнулась гнилыми зубами. — В лучшие времена, когда муж еще жив был, дворец у нас был, на побережье. Я распорядилась построить крытую галерею, чтобы уходила в воду, и прямо в море стояла беседка на мраморных колоннах. Ее поставили на круглое основание, и несколько быков медленно разворачивали ее вслед за солнцем. — Глаза Яги Мирамиславовны наполнились слезами счастливых воспоминаний. — Как же мы хорошо жили... Еще, говоришь, сплетничают, что я в ступе летала? А вот это наглое вранье. Правда, помню, как однажды не совсем трезвая из бочки с теплой водой во время купания вывалилась и под горку кувырком полетела. Это было, да, но не больше. А чтобы людей есть — вздор и гнусный поклеп. Хотя повод языком чесать у людей был, не спорю. Повар-арапчонок торты мне в виде человеческих фигур делал: то мальчишку в коротких штанишках с охотничьим рогом у рта, то девушку с веслом, то здоровенного мужика в парике и странной шляпе. Имя у поваренка смешное было — Карабас-Барабас. Как-то заметили, что у нас челядь исчезать стала. Думали, что недовольные в бега подались — уж больно лютая я в те времена бывала. Потом в чулане косточки нашли. Сначала на меня, как хозяйку, подумали, вот слухи и пошли. А это Карабаска оказался. Сбежал, поганец-душегуб, не уследили. Последний раз я про него слышала, что он у соседнего дракона чем-то отличился, тот ему в награду замок на границе дал и титул маркиза.
— Маркиза Карабаса недавно на дубу вздернули. — Георгий вспомнил, как сильно пекся о личной славе Котеня, и добавил: — Или некий витязь с ним расправился. Но людоеда больше нет. Скажите: как вы тут живете одна?
— А что? Небольшое хозяйство, огород, и прохожие, бывает, останавливаются. Я их кормлю и размещаю, они платят.
Надо же: бабуля-предприниматель. Место проходное, на большой дороге, у моря и на перекрестке с тропой из леса. Если дело расширить, «номера» вполне превратятся в постоялый двор, а то и в гостинично-развлекательный комплекс.
Лада вернула всех на грешную землю:
— Мама, что же делать-то теперь?
Старушка потерла сморщенные щеки костлявой ладонью.
— Нужно идти к богам.