Колечко - талисман ч. 1 глава 44

Ольга Михайловна все пытается  выведать у меня, когда я к ним окончательно перееду.
Замужней женщине не пристало жить  в общежитии.
 А я все  никак не могу окончательно решиться.

 У Луки осталась последняя неделя отработки. Потом он окончательно переедет в Ленинград  и будет работать на стройке.
 Учиться переведется на вечернее отделение.
 До получения общежития будет жить в комнате вместе с Алевтиной Ивановной.
 Лука достал ей с антресолей старую ширму.
 Теперь ее кровать будет на ночь закрыта и никаких неудобств, что в комнате находится молодой мужчина, она испытывать не будет.
 Она прямо так и сказала:

 -Этот молодой мужчина мне во внуки годится.
 А уж бабушка с внуком всегда сможет в одной комнате ужиться.  Лукашечку я, как родного,  люблю. И вам спокойно за Сашеньку. И мне веселее.

  На душе у меня  неспокойно.

 Поэтому мы решили с Лукой в субботу съездить к Глафире.

  Я сама с ней хочу поговорить, расспросить  обо всем.

 Я так хочу, чтобы Мелеша  был жив!

Я верю, что он жив!

Лука приедет за мной, и после лекций мы поедем в деревню.

 Еле дождалась субботы.

 Ночью, только глаза закрою – снятся кошмары.
 Какие – то лабиринты, из которых мне никак не выбраться.
 Мелеша где – то бродит по этим лабиринтам, я слышу его голос, я иду на голос, но все обман,  пустота, чернота…
 Просыпаюсь мокрая, как мышь, сердце готово из груди выскочить, воздуха не хватает… Жуть…

 Лука, как всегда, ждал меня на набережной.
 Он уже не удивляется моей искренней радости от  наших  встреч.
 Но, я знаю, ему приятно, что я  его жду.
  Встреча.
 Дежурный поцелуй в щеку.
 И мы едем на вокзал.

 Глафира ждала нас и очень обрадовалась нашей встрече.
 Я расцеловала ее, как родную.
 Она, погладив меня по голове, сказала:

 -Все будет хорошо, девочка моя.

 Усадила нас с Лукой ужинать, быстро приготовив воздушный омлет и свой традиционный травяной чай с вареньем.

-Яички свеженькие с хозяйства Луки, - сказала она, раскладывая  омлет нам на тарелки.

-У тебя, что живность есть? – с интересом  спросила я у Луки.

-Когда мама была жива, корову держали.
 Заболела, пришлось продать.
 Козочку купили, чтобы свое молочко было.
 Мамы не стало, остались только куры, собака Дик и кот Черныш.
Вот и все мое хозяйство, - сказал Лука и продолжил, -  Дом  и огород двадцать пять соток. Есть куда молодую жену привести.

-А как же ты в городе жить и работать будешь?- сделав вид, будто про молодую жену  и не слышала, спросила я.

-Да, не переживай, девочка моя, я за всем присмотрю, - сказала Глафира, - А вы кушайте хорошенько.
 Лука вон тебе на пробу своих грибочков принес и маринованных, и соленых.
 Он мастер закатки делать. Хозяйственный.
 Я попозже вам картошечки отварю к грибочкам. Вечер еще большой.
 Омлет – пища легкая.
 Рассказывай, зачем пожаловали.

-Фотографии Мелешины смотрели, - начала я издалека, - С коммуналкой познакомилась.
 Люди хорошие.
С Лукой в воскресенье в город поедем. Он меня в общежитие отвезет.
 Сам уже к Алевтине Ивановне поедет.
Устроится на работу, с институтом все вопросы решит  и потихоньку меня туда, в Мелешину комнату, перевезет.
 Лука на фотографиях против Мелеши такой маленький. А сейчас вроде, как и ровня…

-Чего ж ему маленькому не быть – три года разницы, -  перебила меня Глафира, - Вот сама посчитай  –  Мелешке  десять – этому семь.
 Тому восемнадцать, в армию идти, а этому пятнадцать всего.
 Да и был – то Лука всегда маленьким, мелким.
 Время голодное было.  Недоедал.
 Это он в армии вытянулся,  да возмужал. Мужиком настоящим стал.
 А, так, как Мелешкин хвостик – всюду за ним.
 Сколько ему от Мелешки  доставалось – и не счесть.
 Но со злобой Мелешка никогда его не бил.
 Наподдаст хорошенько, этот слезы, сопли размазывает и все – равно за Мелешкой бежит.
Тот рыкнет на него, потом погладит, пожалеет и опять вместе.
 Правда, перед армией Мелешкиной  Луке здорово досталось.
 Я уж испугалась, как  бы не искалечил мальчонку.
 Нет – все обошлось.
 За дело хоть тебе досталось? – спросила Глафира Луку.

- За дело, за дело, - усмехнулся Лука,- Мелешка справедливый. Лишний раз руку ни на кого не поднимет.
 Свидание я ему сорвал.
 На четыре года на флот служить уходит, а  вечер последний на девчонок  потратить хотел.
Сейчас – то я его понимаю. Тогда – нет.
 А может и к лучшему, что сорвал.
 Кому – то первая любовь достанется. Как знать.

-Рыжик ты мой, рыжик…, - Глафира погладила Луку по голове. Он так ласково прижался к ней:

-Бабушка, моя родная. Никого роднее тебя  и Сашки нет. Мне так с вами хорошо. Лишь бы у вас все хорошо было.
 Все готов для вас сделать, родные мои.

-Случилось – то, что? – тихо спросила я.

Лука с Глафирой переглянулись.

 Она тихо помотала головой, глядя на Луку :

 - Рассказывай.

Лука пересел на диван, приглашая меня сесть рядом.

 Правой рукой обнял меня за плечи, притягивая к себе, левой – взял меня за руку, наклонился к самому лицу и, глядя в глаза, начал:

 -Мелешка такой счастливый был, когда уборкой и украшением дома занимался.
 Тебе хотел весну раннюю сделать.
 С такой любовью букеты эти из веток собирал, мне даже завидно стало – как же он тебя любит.
 Куклу эту, Катю твою, сколько искал.
 Игрушек много, а такой куклы нигде нет. Еле – еле нашел.
 И брошку тебе купил с рубинчиком.  Сказал:

 - У Сашки две вещи с рубинчиком есть – талисманчик ее – колечко, медальон, теперь и брошечка будет.
 Сережки можно купить было, так у нее ушки не проколоты.
А так три вещи с рубинчиками.
Хоть и не любительница она украшений, но пускай будут.

 Намыли все, украсили, приготовили и к Глафире решили заглянуть, чайку попить.
 У Глафиры посидели, покалякали.
  Я на крыльцо вышел  покурить, он со мной.
 Вечер. Тишина. Хорошо.

 Вдруг, вроде в отдалении у реки, крик какой – то.
 Показалось? Нет. Кричит кто – то.
 И крик- то детский.

 Мелешка – к реке, я за ним.
 А там, у поваленного дерева, ребятишки в воде. Двое.
Маленького течением уже под ветки затянуло, побольше, который, у дерева барахтается, за ветки держится.
Течение сильное, а он уже из последних сил еле- еле держится   и кричать   совсем не может.
 Мелешка  мне:

-На берегу будь, не то все пропадем.

 Сам в воду.

 Маленького из- под  веток  освободил, на ствол забросил.
 Старшего  за воротник к берегу мне отбуксировал:

 - К  Глафире неси. Замерз весь.

 Сам за маленьким полез.

 Я пока старшенького к Глафире отнес, да  назад к берегу прибежал, там только маленький на берегу лежит, Мелешки нигде не видно.
 Я и этого – к Глафире.

 Мужиков собрали да на реку.
 У дерева все с баграми обшарили.  Нет никого.
 Милиция по рации передала, чтоб ниже по течению искали.
 Не нашли. Ни живого, ни мертвого. Нет его.

 Глафира говорит – нет его среди мертвых.
 Жив он.
 Может, выхаживает сейчас его кто.
 Никто не знает.
 Тело не нашли. Ты верь, пожалуйста, верь, жив он, жив.
 Обязательно найдется. Только верь и жди.

У меня из глаз ручьем лились слезы, свободной рукой я прикрыла  рот, чтобы в голос не зарыдать.
 Сквозь пелену слез  видела печаль глаз Луки, а по внутреннему зрению передо мной стоял Мелеша…

 Как сквозь сон, я услышала:

-Совсем девчонке плохо. В голос ей покричать бы надо. Нельзя в себе держать –  хуже будет.
 Лука, мальчик мой, сапожки резиновые ей с шерстяными носочками надень, да на опушку потихоньку выведи, может  на свежем воздухе  покричит, да отойдет чуток,  авось, полегчает, -  голос Глафиры звучал откуда – то издалека...

 Как во сне, повиснув на Луке, еле передвигая ноги, я вышла из дома.
Ласковый вечерний ветерок слегка привел меня в чувство.
 На глазах слезы, кровь пульсирует в висках, голова разламывается, сил никаких нет.
 Еле передвигая ноги, как в тумане, иду за Лукой.

 Шаг, еще шаг, еще, еще…

 Трава старая пожухлая, береза.
 
Лука к березе прислонившись…

 Я на коленях на этой траве стою…

Кулаками бью землю…

 Кричу… Кричу… Вою…

 Очнулась в объятьях Луки.

 Он с силой прижал меня к себе и покрывает поцелуями лицо, шею…

 Далеко, далеко слышу его голос:

 -Сашенька, родная, успокойся…
 Успокойся… Успокойся, родная….

 Дышать нечем, перед глазами все плывет…

 Лука, медленно отпускает меня.

 Разворачивается к березе и … со всей силы бьет кулаком по стволу, в кровь сбивая костяшки пальцев.

 Кровь… Я, словно очнулась:

- У тебя где – то платок носовой должен быть?
 Где он? Сейчас… Сейчас найду.

 Судорожно ищу платок. Нашла.
 Крепко перевязала костяшки пальцев.
 Схватила его руку обеими руками и, не удержавшись от всего пережитого,  каждый палец покрываю   поцелуем.

-Не надо, родная, успокойся, все будет хорошо… - медленно, медленно мы идем домой.

Еле – еле добрела до кровати и провалилась в глубокий сон  без сновидений.

Ласковый солнечный лучик переполз на краешек подушки.
 Приоткрыв глаза, я увидела  «танцующие» пылинки в освещенном солнцем пространстве – броуновское движение.

Наступило утро. Занимался новый день.

 В спальню заглянул Лука:

 - Проснулась, солнышко?
Или поваляешься еще?
 Может тебе завтрак в постель принести? Ты как?

-Не хочу вставать. Буду лежать, пока не надоест, - медленно протянула я, закрывая глаза.

-Я посижу с тобой. Можно?

Я похлопала рукой по кровати, приглашая Луку присесть.
  Приоткрыла глаза, потянулась к его руке и… увидела повязку.

-Зачем?

-Так надо было.
 Скоро пройдет. Глафира мазью своей намазала.
 Сейчас все хорошо. Вставай, потихоньку.
 Скоро Ольга Михайловна с Павлом Ильичем придут.
 Не в ночнушке же ты их встречать будешь?
 Вставай, вставай, соня,- Лука ласково поцеловал меня в нос.

 Я потянулась к Луке, обхватила его руками за шею и прошептала на ухо:

- Не хочу вставать и Ольгу Михайловну с Павлом Ильичем видеть не хочу. Давай позавтракаем и в лес от них убежим.

-Как же  мы убежим, если ты вставать не хочешь?
 Сонюшка, ты моя, соня. Лентяйка, маленькая, - смеясь, сказал Лука.

-Мне сейчас постоянно спать хочется. А вчера…,- я закрыла лицо руками, - Ничего не хочу. Ничего…

-Сейчас я тебе одежду принесу,- быстро сказал Лука, видя, что я начинаю раскисать, - И убежим в лес.
  А еду я с собой возьму. В лесу поедим. Согласна?

Пока Лука собирал продукты, я быстро оделась.

 И мы пошли в лес. 

 Лес стоял еще полуголый, почки на деревьях еще только начинали набухать, кое - где зеленели  ели и сосны, в лесу было сыро, но воздух пах весной и в просветах между деревьями голубело небо.
  Не хотелось  думать ни о чем плохом.
 Просто  мы шли по лесу, взявшись за руки и нам было хорошо.

Лука посадил меня на поваленную сосну, сел рядом, расстелил газету.
 И мы, сидя на сосне, ели с ним вареные в крутую яйца с черным хлебом, по очереди, запивая  их молоком  из бутылки.

-Мы вчера с тобой где – то не здесь в лесу  были.
 А, вообще мы вчера точно в лесу были? Или мне все почудилось?
 Все, как во сне. Были, не были.
 Я вроде плакала, ты меня целовал, но поцелуй был совсем не братский, -  мои размышления прервал возглас Луки:

 - Смотри, смотри белка!

 Я сразу, забыв о расспросах, стала вглядываться в стоящую напротив ель, на которую указывал Лука.
 И правда, там, среди веток увидела  мелькающего маленького юркого зверька  - сероватую белку.
 Понаблюдав за лесной жительницей, которая вскоре скрылась из вида, я продолжила:

 - Так были мы  вчера в лесу, или не были?

-В лесу были, правда,  не здесь, а там,- Лука махнул рукой в сторону,- на опушке у большой березы.
Ты плакала.
 Я тебя утешал.
 Поцелуи были братские.
  Тебя, что – нибудь  смущает?
 Тебе просто было плохо и все.
 Забудь. Все пройдет, - и продолжил,- Скоро здесь все зазеленеет, будет так красиво.
 Я знаю, где ландыши растут. Потом тебе покажу, когда зацветут.
 А  в ночь на Ивана Купала, если ты еще к  своим на каникулы не уедешь, поищем цветущий папоротник.
 Ночи будут еще не совсем темные, лес – таинственно – загадочный, а, если еще и ночь лунная будет  - то, просто сказка.
 Такой красоты ты вообще нигде больше не увидишь.
 Ты ведь у нас зимой появилась.
 А летом здесь так хорошо. Просто замечательно.
 У наших,  деревенских, праздник будет.
 Если  захочешь, побудем на  этом празднике.
 Девчата венки плести будут и в воду бросать – гадание на женихов и жизнь счастливую.
 Песни петь всю ночь, хороводы водить, в горелки играть, потом традиционные прыжки через костер.
 Ребята специально костер высоким  разводят, чтобы только смелые  прыгали.
  А вообще здорово!
 Захочешь, я тебе сам венок сплету из папоротника,  цветов Иван да Марьи,   веточек березы и  дуба? Самый, самый большой и  красивый.
 У мамы сорочка есть, сама вышивала для этого праздника, когда в деревню переехала.
Тебе очень  к лицу  будет, а я косоворотку папину одену.
 На таком празднике ты еще никогда не была.
 Очень хочется, чтоб тебе у нас понравилось.

- Папоротник не цветет. Это все сказки, - сказала я, - Если только по лесу ночному погулять. Наверное, действительно очень здорово.
 У нас как раз сессия закончится.
 Все будет зависеть, как я билет к родителям куплю.
В прошлом году почти восемь часов в очереди отстояла. Со всеми перезнакомились и ехали уже, как родные.
 А ты сам – то  через костер прыгать будешь?

-Для тебя обязательно прыгну.
 За билет не беспокойся.
  Павел Ильич через знакомых достанет.
 А мне с тобой можно будет к твоим съездить?  - глядя на меня, спросил Лука.

- Нет.
 У меня Мелеша муж. Если я приеду с тобой – просто не поймут.
 Они ведь вообще еще ничего не знают. Я им и писать ничего не буду, чтобы не расстраивать.
 Плохо опять каникулы маленькие. У нас с середины августа на месяц практика. В детском саду воспитателем  отработать надо. А мне так хочется подольше с родителями побыть.
 Я теперь  боюсь всех потерять.
 Я так рада, что здесь ты есть. Хоть одна родная душа.
 Еще и  Глафира тоже. Но она взрослая, пожилая. Я с ней не могу обо всем говорить…

-А со мной можешь? – перебил Лука.

-Вы с Мелешкой первые сказали мне, что я беременная.
 Я  же стараюсь об этом никому не говорить.
 Даже родителям не знаю, как сказать. Еще учиться почти три года. Как я с ребенком буду? Просто не знаю.
Ни Мелешки, ни учебы. Что делать?- у меня в голосе появились слезливые нотки.

-Не раскисай, - притягивая меня к себе, сказал Лука, - Давай посчитаем. Родишь ты в январе.
 Сессия – в начале февраля.
 Если никаких осложнений не будет. Я имею в виду твое здоровье, то сессию ты вполне можешь сдать сама.
 Ты же в Мелешкиной комнате будешь жить.  Я напротив. И пригляжу, и посижу с ребенком.
 После выписки из роддома, твоя мама может взять отпуск с внуком или внучкой посидеть, это уже месяц, потом папа, свекора твои.
 Ребенку уже пятый месяц будет, пока они все с ним по месяцу отпуска свои  отсидят.
 Я помогу.
  Три пенсионера в коммуналке.
 Люди они хорошие. Полдня с ребенком, пока ты на занятиях будешь, посидят. Ничего с ними не случится. Глядишь, так и вырастим ребенка.
 Потом – ясли.
Дай Бог, чтоб  только здоровеньким  был, а вырастить -  всем миром вырастим. Даже не думай об этом, - успокаивал меня Лука.

 Я подумала, подумала, и все показалось не таким уж страшным.
Вроде и солнце ярче заблистало, и в лесу веселее стало, птички звонче запели.
 Все не так и плохо.
 И, если, сейчас не допускать никаких плохих мыслей о Мелеше, то  жизнь почти прекрасна.

-А пойдем – ка мы к Глафире. Там нас, наверное, уже потеряли?- сказала я.

 Лука собрав остатки еды, чтобы не оставлять после себя грязь в лесу, снял меня с сосны и мы двинулись в обратный путь.