Однажды в Галиции

  "Исповедовали наши древнейшие пращуры учение "о
чистом,  непрерывном  пути  Отца  всякой  жизни", переходящего от смертных
родителей к смертным чадам их - жизнью бессмертной, "непрерывной", веру в
то, что это волей Агни заповедано блюсти чистоту, непрерывность крови,
породы, дабы не был "осквернен", то есть прерван этот "путь", и что с каждым
рождением должна все более очищаться кровь рождающихся и возрастать их
родство, близость с ним, единым Отцом всего сущего."
  Иван Бунин "Жизнь Арсеньева"


Этот очерк открывает серию заметок о дворянском роде Лагод, тесно переплетенном в своей семейной истории с историей Галиции, Волыни, Полтавщины и Черниговщины. Семейные легенды и родословные поиски привели автора к вероятным предкам дворян Лагод, включенных в Родословные Дворянские Книги Полтавской и Черниговской губерний Российской Империи: это по-своему легендарный княжеский род Лагодовских, ведущий начало с Правобережной Западной Украины, именуемой в средние века "Червонной Русью". Считается, что князья Лагодовские происходили от короля Даниила Галицкого - сына  Романа Мстиславича (из старшей ветви Мономаховичей), и таким образом восходили к Рюриковичам.
Историческая Справка: Даниил Романович Галицкий (1201 или 1204 год рождения - умер в 1264 году) - на древне-русском Данило Романовичь, укр. Данило Романович, лат. Daniel Ruthenorum Rex - политический деятель, дипломат и полководец, великий князь киевский (1240), король Руси с 1254 года. Даниил Галицкий считался сильным и мудрым правителем, который, лавируя между католическим Западом и ордынским Востоком, приложил немало усилий для сохранения своего княжества и православной "русскости" своих владений. Время княжения Даниила Романовича стало периодом наибольшего экономического, культурного подъёма и политического усиления Галицко-Волынской Руси. Характерная историческая деталь - факт брачных союзов русских и галицких князей: зятем Даниила Галицкого был не кто иной как младший брат Александра Невского - Андрей Ярославович (Ярославич), князь суздальский (1256—1264), сын великого князя Ярослава Всеволодовича. Сам же Даниил Галицкий и отец Александра Невского и Андрея Ярославича - Ярослав Всеволодович - были женаты на родных сестрах, дочерях Мстислава Удатного (сына Мстислава Ростиславовича Храброго, младшего из смоленских Ростиславичей).

После небольшого вступления, обратимся к главной теме данного очерка - роду Лагодовских (Lahodowscy). Это один из древних и знатных, изначально православных, княжеских родов западной Украины и Польши (или "Червоной Руси"). Следует подчеркнуть, что все легенды, реальные события и владения, связанные с этим родом, относятся к Галиции, Волыни и городу Львову - родовым землям Даниила Галицкого.
Первые документальные упоминания о Лагодовских датируются 14 веком: по данным польского генеалога Адама Бонецкого, в 1397 году упоминается Дионисий (Дениска) с села Подгайцы, который имел 4 сыновей - Ивашко, Юрия, Дмитрия и Каленика (Феликса Каленика), которые начали официально подписываться как Лагодовские. Великий князь Волынский Федор Любартович (1351-1431), сын князя Любарта-Дмитрия, предоставил им земли вокруг современного села Лагодов (изначально именуемого Прилуками) - в обмен на помощь при обороне княжеских сел и городов.   

Самый знаменитый и овеянный благородными легендами православный представитель рода Лагодовских в Галиции - безусловно, Александр Ванко Лагодовский (Aleksander Wanko Lahodowski) - годы жизни 1525-1574. Это добрый рыцарь, по легенде увидевший во сне Святую Богородицу, указавшую ему место целебного источника, излечившего его ноги. На месте этого источника Александр Ванко Лагодовский поставил храм в честь Богородицы и восстановил сожженную татарами православную Уневскую обитель, в которой и упокоился, под прекрасным мраморным надгробием в стиле галицийского барокко, войдя в историю как покровитель знаменитой Уневской обители. Открытый им источник бьет из земли до сих пор. Александр Ванко Лагодовский был отцом одного из ключевых персонажей всей последующей истории рода - Ивана Иеронима (Яна) Лагодовского, принявшего католичество. Иван Иероним Лагодовский - Jan Hieronim Lahodowski z Lahodowa h. Korczak, годы жизни ~1560–1622 - принял католичество и стал Волынским Каштеляном Яном Лагодовским (Jan Lahodowski, kasztelan wolynski). 

Переходу Ивана Лагодовского в католичество способствовали происходившие в то время в Галиции (и в целом, в "Червоной Руси") бурные социально-религиозные процессы. Как пишет историк Николай Иванович Костомаров, "Многие русские дворяне, происходя от св. Владимира, или Гедимина, пользовались перед польским дворянством знатностью рода, обладая богатствами и участвуя на сеймах, могли быть двигателями государственного управления. Они полюбили эту роль, променяли тесное поприще на обширное и свыклись с мыслью, что отечество их целая Речь Посполитая, а не присоединенная к ней Южная Русь. Приняв, по необходимости, польский язык, употребляемый при дворе и на сейме, они скоро переменили и веру".

Иван (Ян) Лагодовский совершал многочисленные поездки в Польшу - на заседания Сейма и Люблинского Трибунала, депутатом которых он неоднократно бывал. В Польше Иван Лагодовский имел возможность ознакомиться с деятельностью Ордена Босых Кармелитов, утвержденном в 1593 году. В начале 17 века, Ян Лагодовский уже активно строил костелы на Волыни, а в 1619 году (за три года до своей смертив), пригласил монахов ордена Августинцев в свое село Затурцы, сроком на 5 лет. Именно силами и средствами Яна Лагодовского для принявших приглашения августинцев был выстроен деревянный монастырский корпус с Троицким костелом, в центре восточного предместья.
Переход Ивана Лагодовского в католичество произошел, видимо, на рубеже 1590-х годов, и совпал по времени с его второй женитьбой - на Александре Изабелле Андреевне Вишневецкой (Aleksandra Wisniowiecka), представительнице другого знатного православного рода Вишневецких, также подвергшегося многочисленным религиозным переходам.
Предполагаемая последняя женитьба Яна Лагодовского была уже чисто католической - на вдове Якуба Потоцкого, Ядвиге Тарновской, после 1613 года, когда Ядвига овдовела. Кстати, здесь может крыться разгадка долгих исторических споров вокруг брака Яна Лагодовского "со вдовой Потоцкого" - Лагодовский действительно мог быть женат на вдове Потоцкого, но не Анджея (как утверждают одни и опровергают другие историки), а Якуба Потоцкого. Указанием на вероятность брака именно с Ядвигой Тарновской-Потоцкой служит то, что оба Ян и Ядвига овдовели примерно в одно время: Лагодовский - в 1612 году (когда умерла его жена Александра Изабелла Андреевна Вишневецкая), а Ядвига - в 1613 году.
Ядвига была второй женой Якуба Потоцкого (годы жизни 1554-1613), с которым имела троих сыновей, самым известным из которых был Николай Потоцкий (известный по прозвищу "Медвежья Лапа", увековеченный Николаем Гоголем в повести "Тарас Бульба"). Ядвига Потоцкая умерла в 1629 году - через 7 лет после Яна Лагодовского, а уже в 1630 году разгорелась свара между сыновьями Ядвиги от Потоцкого и Анной, дочерью Лагодовского с Вишневецкой - за драгоценности Ядвиги, присвоенные Анной после смерти мачехи.

Впрочем, нас интересует самый первый брак молодого Ивана Лагодовского - тогда еще, видимо, православного князя. Большинство историков сходятся во мнении, что старший сын Ивана Лагодовского - Станислав - приходился младшим детям Лагодовского не родным, а сводным братом. Именно вокруг Станислава Лагодовского и его братьев разыгралась поистине библейская трагедия, оставившая неизгладимый след в истории и легендах Галиции и Львовщины. И именно эта трагедия могла послужить причиной появления малороссийского дворянского рода Лагод.
Станислав Лагодовский (Stanislaw Lahodowski) родился предположительно в самом конце 1580-х годов - еще до женитьбы Ивана Лагодовского на Александре Изабелле Вишневецкой. По некоторым данным, первой женой Ивана Иеронима Лагодовского и матерью Станислава была Ева Матвеевна Ело-Малинская. Род Ело-Малинских был еще одним знатным, богатым православным родом Волыни, представители которого не избежали переходов в другие религии - однако, уже ближе к началу 17 века.
Широко известен сводный младший брат Евы - Данила Матвеевич Ело-Малинский - активный участник политических и военных событий 17 века (в том числе, Смутного времени в России), который стал католиком. Пройдя 4 крупных войны, Данила Матвеевич стал источником семейных легенд о происхождении рода Ело-Малинских от самого Александра Македонского.   
Отец Данилы и Евы - Матвей Ело-Малинский - с начала 1580-х годов избирался депутатом на Люблинский Коронный трибунал и послом в Сеймы от Волынского воеводства. В 1592 году был назначен королевским секретарем и занимал эту должность до самой смерти. Матвей Ело-Малинский всю жизнь оставался верным православию (в 1596 году он поставил подпись под протестом против Брестской унии), а незадолго до кончины, в ноябре 1602 года, завещал похоронить себя "по закону греческому". Не прошло и 5 лет, как в апреле 1607 года уже сама Ева в своем последнем завещании просит признать себя римской католичкой и завещает похоронить себя в "костеле, построенном недавно ее мужем паном Лагодовским" в родовом волынском селе Свийчив. За несколько месяцев до этого, в завещании от 13 января 1607 г. (записано в архивах Влодзимежа 31 января 1608 г.) упоминается Приходская церковь Рождества Пресвятой Богородицы (первая деревянная церковь села), построенная в 1606-1607 годах "благодаря усилиям Евы Малинской-Лагодовской - Волынской кастелланши, владелицы Свойчувской (Ewy z Malina Lahodowskiej - kasztelanowej wolynskiej, wlascicielki Swojczowa)". Ева также наделила храм окрестными полями и лугами, с живущими на них крестьянами. Спустя еще 10 лет, 16 ноября 1617 года, Ян Лагодовский утвердил грант своей жены и увеличил его. С данной церковью и ее чудотворной иконой Свийчивской Божьей Матери (Matka Boska Swojczowska) связано немало легенд и исторических событий, достойных отдельного очерка. Скажем здесь лишь, что данная икона была почитаема всеми живущими в тех краях прихожанами - и православными, и униатами, и католиками.

Что произошло с Евой за неполные 5 лет, минувшие со смерти отца? Быть может, именно в религии крылась причина раннего развода Евы и Ивана (Яна) Лагодовского, решившего принять католичество, которое было запрещено принимать Еве? Возможно, брак Евы и Ивана Лагодовского был изначально счастливым, в нем предположительно родились два первых, бравых сына Ивана Лагодовского - Андрей (о нем - чуть ниже) и Станислав. Однако, переход Ивана в католичество обрек этот союз на разрыв, а Еву - на участь соломенной вдовы, вынужденной наблюдать последующий католический брак Лагодовского с Александрой Изабеллой Вишневецкой, которая, в свою очередь, разошлась со своим первым мужем Ежи Чарторыйским, пытавшимся балансировать между православием и униатством. Быть может, Ева так и не смогла разлюбить Ивана Лагодовского, и после смерти отца последовала за мужем в католичество, получив от Ивана в награду костел в родовом имении? В этой семейно-любовно-религиозной драме как в капле воды (и последующей крови) отразились события, происходившие в Волыни и Галиции, на рубеже 16-17 веков.
Как тут не вспомнить Раину Могилянку-Вишневецкую (супругу троюродного брата Александры Изабеллы Вишневецкой), по легенде взявшей клятву с малолетнего сына Яремы (будущего Иеремии) оставаться в православии? Иеремия ту клятву (если она была) не сдержал и стал католиком. А Раина основала три самых знаменитых православных монастыря Левобережной Украины — Густынский (Прилуцкий), Ладанский (Подгорский) и Лубенский (Мгарский). Но вернемся вновь в Галицию 17 века, к князьям Лагодовским!

Итак, Станислав Лагодовский был, видимо, рожден в православии (вере своего легендарного деда - Александра Ванко Лагодовского, мирно покоившегося в Уневской обители), но оказался на сломе эпох, коим стал рубеж 16-го и 17-го веков для православной знати Галиции и Волыни. Вероятно, Станислава обратили в католичество в малом возрасте - вскоре после развода родителей и женитьбы отца на Александре Изабелле Вишневецкой. Могло быть и так, что мальчика оставили в православии, но рос он в "ново-обращенном" католическом окружении. Как бы то ни было, Станислав, по свидетельству современников, был человеком  безусловно ярким - одаренным, артистичным, с рисковым характером. Государственная служба и карьера, с непременным принятием и подчеркнутым соблюдением католичества, вряд ли привлекала Станислава. Вместо этого, Станислав избрал военную карьеру и вступил в ряды так называемых "лисовцев (лисовчиков)" - профессиональных военных наемников, высший кадровый состав которых формировался из польской и волынско-галицкой знати того времени, начиная с 1604 года, под предводительством шляхтича Александра Юзефа Лисовского.

Лисовчики (Lisowczycy) отличались исключительной военной выучкой, железной дисциплиной, "лисьей" мобильностью и непредсказуемостью для противника, особой слаженностью и жесткостью в действиях. Они не обременяли себя обозами, тяжелым вооружением и пленными, и обычно безжалостно убирали ненужных свидетелей. О лисовцах слагали легенды по всей Европе - вплоть до веры в их заговоренность от смерти и сделку с дьяволом. Современные военные специалисты полагают лисовцев первыми европейскими уланами - видом легко вооруженной, хорошо обученной кавалерии, создаваемой и руководимой знатью. Однако, как профессиональные наемники 17-го века, лисовчики не имели постоянной государственной "приписки" и регулярного жалованья. Будучи незаменимыми и наиболее эффективными подразделениями в бесконечных военных кампаниях своего времени, лисовчики быстрее других становились козлами отпущения и объектом интриг европейских правителей, включая родную Польшу.
Как только отпадала надобность в их услугах, лисовцам припоминались их грабежи (нередко вызванные банальной неуплатой жалованья) и та свирепость, с которой они расправлялись не только с военным противником, но и подчас с мирным населением. В Польше лисовчиков несколько раз объявляли вне закона, что позволяло грабить и безнаказанно убивать уже их самих, невзирая на высокий шляхетский статус офицерского состава. В народе к этому добавлялась устойчивая вера в "неслыханные богатства" лисовчиков, их неуязвимость, вызванную якобы "злым духом", и тогда открывалась настоящая охота на, по сути, самых профессиональных военных своего времени.   
В лучшем случае, после завершения очередного военного конфликта, лисовчикам предлагалась принудительная демобилизация, от которой многие отказывались. Военный, боевой дух был у этих людей в крови, и некоторые лисовцы перебирались в Украину, в ряды запорожских казаков, где становились крупными военными и политическими фигурами, учитывая их знатное происхождение, образованность, и тесные связи с Европой. Современники отмечали схожесть боевых методов и броской воинской удали - даже вне поля битвы - присущую лисовчикам и запорожцам. Кроме того, играла свою роль религия: на Восток уходили прежде всего те шляхтичи, кто исповедовал православие, всё более вытесняемое из Волыни и Галиции к началу 17-го века.

Одной из таких переходных фигур мог стать человек, известный в Украине как Андрей Наумович Лагода. Достоверно известно, что в 1629 году данный Андрей Лагода был посланником от запорожских казаков на Киевском Соборе, где предоставил весьма внушительную грамоту, оформленную, что называется, в лучших европейских традициях, что повышало вес и голос казачества на данном Соборе (и не слишком радовало его устроителей): -"Запорожское казачество отправило отъ себя на кіевскій соборъ 1629 года двухъ оффиціальныхъ своихъ пословъ, которые ко времени открытія собора были уже на месте. Запорожское казачество, въ лице этихъ своихъ спеціальныхъ представителей, оффиціально допущено было соборомъ къ участію въ его заседаніяхъ, и королевскому послу на соборе пришлось примириться съ этимъ фактомъ. Не сохранилось точныхъ сведеній о деятельности па кіевскомъ соборе Андрея Лагоды и Сапрона Сосимновича. Адамъ Кисель, допустившій, скрепя сердце, казацкихъ уполномоченныхъ на соборъ, не былъ предрасположенъ въ своемъ донесеніи сколько-нибудь выпукло представить ихъ роль на соборе. Темъ не менее и у него находимъ свидетельство въ пользу не только активности этой ихъ роли, но и вполне сознательнаго проведенія ими ея. Во второй день соборныхъ совещаній они вручили митрополиту «довольно красноречивую» грамоту, которую митрополитъ затемъ передалъ королевскому послу. Къ сожаленію, Кисель охарактеризовалъ эту грамоту не по содержанію ея, а только съ внешней ея стороны. Но самый фактъ составленія запорожскимъ казачествомъ для собора вполне приличной по своему тону грамоты очень характеристиченъ для него, для обрисовки его тогдашней культурной физіономіи. Запорожское казачество, очевидно, вполне оріентировалось въ окружающей его религіозно-церковной обстановке и отдавало себе полный отчетъ въ своихъ действіяхъ. Заявленіе (вь первый же день собора) сопровождавшей своихъ представителей казацкой толпы: «дело идетъ о вере, за которую умремъ» не было простымъ возгласомъ внезапно поднявшагося религіозно-въроисповъднаго чувства".      

В 1637 году Андрей Наумович Лагода значится в переписях как Каневский Полковник одного из старейших, еще реестровых казачьих полков Речи Посполитой, который должен был охранять переправы через Днепр в районе Стаек, Трахтемирова, Иржищева и Канев. Полковой центр - город Канев над Днепром. Сейчас это районный город Черкасской области. Итак, рискнем предположить, что каневским полковником по имени Андрей Наумович Лагода в 1630-х годах был один из первых сыновей Ивана Иеронима Лагодовского - и единокровный старший брат Станислава - от первой жены Ивана Лагодовского, Евы Ело-Малинской. Имя Андрей было популярным в роду Лагодовских. Отчество Наумович могло стать православной производной от второго имени отца - Иероним. Безусловно, Андрей Лагода исповедовал православие и мог первым вступить в ряды ново-образованных "лисовчиков", куда за ним последовал его младший брат Станислав. Однако, затем Андрей предпочел уйти на восток, к запорожцам - для сохранения православной веры и достижения более устойчивого статуса и положения.

Могло быть и по-другому: Андрея, старшего сына Евы Ело-Малинской и Ивана Лагодовского, при разводе родителей взял под свою опеку отец Евы - Матвей Ело-Малинский - желая сохранить мальчика в православной вере. С достижением юношеского возраста, Андрей отправился к запорожцам, где осел и создал семью - то есть, "оказачился". Станислав же, напротив, был оставлен в Галиции с отцом, в его новой католической семье - с мачехой Александрой Изабеллой Вишневецкой и сводными братьями и сестрами. Повзрослев, Станислав без колебаний избрал военную карьеру. Возможно, сыграла свою роль и ранняя смерть матери, в 1607 году. В рядах лисовчиков Станислав приобрел отменную военную выучку и зарекомендовал себя одним из лучших - в этом супер-жестком профессиональном сообществе.      

Воинская судьба Станислава складывалась весьма знаменательно. Вот ее пунктир - согласно дошедшим до нас документам и упоминаниям: в 1617 году Станислав вместе с боевым товарищем числится в списках на оплату у валахского (молдавского) господаря Радула Михневича; в 1619 году, Станислав - капитан отряда лисовцев; в ходе боев в Силезии Станислав схвачен и заключен в тюрьму, откуда его в 1620 году выкупает командование "лисовцев" - как знатного и доблестного королевского ротмистра (капитана). В 1624 году Станислав отличился возле Мартынова, где первый со своим знаменем и отрядом поразил татар. Опыт, приобретенный в армии "лисовчан", был крайне полезен для борьбы с татарами, чье вторжение зимой 1623/1624 гг. было отражено Валентием Рогавским во главе скоростной роты лисовчан, в рядах армии гетмана Конецпольского. Именно Станислав Лагодовский, капитан Лисовского отряда с 1619 года, и Павел Чарнецкий, прославились как несравненная "гроза татар". Оба участвовали в победоносной битве под Мартыновым, где Лагодовский ударил татар первым своей скоростной атакой.

Судя по всему, Станислав был не менее быстрым и бескомпромиссным и в вопросах имущественных споров. Известны эпизоды его решительных действий, когда он действовал еще вместе с младшими братьями, в защиту родовых владений - в частности, в 1622 году, год смерти отца - в борьбе с Станиславом Даниловичем, захватившим спорную землю. Тогда Станислав встал во главе Лагодовских, быстро поставил под ружье 700 крестьян, и взял контроль над полями, еще и успев снять с них урожай, который поступил в родовое село Винники. Не менее, если не более острой, была имущественная борьба Станислава Лагодовского с другим князем - Ежи Острожским-Заславским, где наряду с судебными тяжбами дело доходило до прямых военных действий и осады замка в Затурцах, которую Станислав выдержал. 
Наследство отца, умершего в 1622 году, еще не было разделено, и Станислав считался владельцем того самого села Затурцы, в то время как младшие братья занимали село Винники.

Историки до сих пор ломают голову - что произошло в отношениях сводных братьев за 3 года, прошедшие после смерти их отца, в 1622 году? Как стала возможной страшная трагедия, оборвавшая жизнь Станислава Лагодовского, уцелевшего во всех пройденных им жестоких битвах и плену, но погибшего от рук своих братьев? Увы, причина могла быть печально прозаична: в 1624 году лисовчики в Польше вновь попали в опалу (как только миновала татарская угроза), и братья Станислава  получили шанс (или как минимум искушение) относительно безнаказанно избавиться от старшего брата. Была это лишь банальная родственная жадность, с жаждой заполучить долю Станислава в еще не разделенном отцовском наследстве? Скорее всего, причин было несколько: братьев могла пугать яркость и явное лидерство Станислава, который при желании мог повернуть раздел в свою пользу. Его психологическое превосходство и боевой опыт пугали, раздражали и, видимо, вызывали родственную ревность. Судя по всему, Александр и Марек имели болезненное самолюбие - вечный спутник малодушия и слабоволия.

Роковой день для Станислава Лагодовского настал в воскресенье, 5 апреля 1626 года. Что ему предшествовало? Как подчеркивают историки, здесь нет объктивных данных: единственным источником является версия событий от убийц Станислава - братьев Александра и Марека Лагодовских. По их словам, за три дня до убийства, 2 апреля, Станислав предпринял "разбойный набег" на занимаемое братьями село Винники - "под венгерским знаменем, с иностранным легионом и несколькими польскими шляхтичами". По утверждениям братьев,  атак было даже несколько - хотя позже братья не могли указать ни времени, ни количества атак, ни подтвердить участие в них самого Станислава. Однако, они были уверены, что всё происходило по его приказу и для его выгоды. Испуганные братья наблюдали за набегом, спрятавшись наверху, а затем поклялись отомстить брату, который в своем послании якобы грозил им "убийствами и пожарами". На подмогу братьям был вызван родственник (возможно, сводный) по линии Барбары Сениньской (жены легендарного деда Александра Ванко Лагодовского) - по имени Александр Сениньский (Aleksander Sienienski). По свидетельству современников, это был типичный "вырожденец" - жестокий, праздный и алчный шляхтич, который, тем не менее, преклонялся перед знатным родом Лагодовских, и почитал за честь присоединиться к их имущественным спорам. Сениньский прибыл в Винники с толпой вооруженных слуг, что заметно увеличило количество противников Станислава.   
Сам Станислав незадолго до этого прибыл во Львов с гусарской ротой, для которой закупил снаряжение, необходимое для отправки подразделения в распоряжение гетмана. Покончив с делами, Станислав отправился в Галицкое предместье Львова - где проживал и работал известный львовский доктор Эразм Сикст - для медицинского осмотра и консультации. Боевые раны и их последствия стали, видимо, постоянным спутником Станислава. На временный постой Станислав расположился по соседству с  доктором Сикстом - в гостинице на мосту, в доме цирюльника Томаша. Сопровождали Станислава его волынский товарищ Миколай Лисаковский (Mikolaj Lysakowski) и несколько слуг.   

В "кровавое воскресенье" 5 апреля 1626 года, Александр и Марек Лагодовские, вместе с Александром Сениньским, и отрядом слуг, количеством около 60 человек, напали на таверну, где остановился Станислав. Первым на пути разъяренной толпы оказался товарищ Станислава - Миколай Лисаковский. Он храбро защищался, но был не в состоянии противостоять такому натиску, два его помощника-слуги были убиты. Далее пришел черед Станислава, который находился в небольшой комнате, только что вернувшись от доктора Сикста. Станислав быстро оценил всю безнадежность своего положения и обратился к силе убеждения, взывая к душам братьев. Станислав говорил, что он как старший брат не замышлял ничего плохого, лишь желал заменить братьям умершего отца, и дать им утраченную отцовскую защиту, и Бог свидетель его искренности и честности.
Как ни странно, слова Станислава возымели своое действие - если не на сердца, то на корыстную расчетливость Александра и Марека, которые понимали, что без Станислава им самим придется содержать и отстаивать родовые владения. 
Братья решили посовещаться между собой, для чего вышли из комнаты. Однако, как только голос и убеждение Станислава перестали звучать, к братьям вновь вернулась их жажда мести. Они вбежали назад в комнату и с криком "Умри же, добродетель!" выстрелили трижды в грудь Станислава. Будучи уверенными, что они покончили с братом, Александр и Марек ретировались.
Братья Лагодовские не были хорошими стрелками. Когда Станислав пришел в сознание, осмотревший его цирюльник Томаш выразил надежду, что раны серьезны, но не смертельны. Однако Станислав велел звать священника - и именно это подвело роковую черту под его жизнью. В таверну поспешил отец Матеуш из близлежащей церкви, за ним бежали монахи-бернардинцы. Александр и Марек еще не успели отъехать от таверны, и увидев спешащих к дому священника и монахов, они поняли одно: Станислав еще жив!
Это разъярило братьев пуще прежнего. Они буквально разнесли запертую дверь и ворвались в дом, с криком "И эта добродетель еще жива!". Далее началась поистине первобытная, дикарская расправа над тяжелораненным братом. Священнику, принимавшему исповедь и пытавшемуся закрыть собой Станислава, братья крикнули: -"Уйди, или ты умрешь вместе с ним!". Станислав был повален на пол, и его еще полуживое тело начали резать и кромсать - чем больше лилась кровь брата, тем более сатанели Александр и Марек. В конце концов, тело Станислава было вытащено на улицу и погружено в повозку, вместе с телами двух погибших слуг Миколая Лисаковского. Руки Станислава были полу-отрезаны и когда повозка миновала монастырь бернардинцев, одна рука начала вдруг двигаться и словно грозить братьям. Обезумевшие убийцы вскричали "Ты не смеешь больше грозить нам!" и окончательно лишили тело Станислава рук. Повозка направлялась в Винники, но перед тем как покинуть место зверского убийства, Алекандр и Марек не забыли разграбить квартиру убитого брата: на повозку деловито погрузили шкатулку с деньгами, сундук с серебром, халаты, оружие, ковры, были уведены даже лошади Станислава. Все ужасающие подробности этого убийства были запечатлены городским хроникером, поэтом и летописцем Зиморовичем, оказавшимся на месте преступления.

Что же было дальше? Прибыв в Винники, Александр и Марек вызвали заплечных дел мастеров - с целью избавиться от улик и тел убитых. Тела двух погибших слуг Лисаковского были расчленены, наспех присыпаны листвой и сожжены в саду. Из тела Станислава было извдечено сердце - братьям хотелось убедиться, что оно больше не бьется. Кажется, они всерьез верили в дьявольскую заговоренность Станислава как истинного "лисовца"! Тело Станислава было наспех захоронено в неизвестном месте усадьбы. За 3 года, минувшие с убийства, никто не удосужился провести "следственные мероприятия" и обследовать имение братьев Лагодовских в селе Винники. Зато сами братья оперативно захватили село убитого Станислава - Затурцы, чтобы далее по-прежнему жить в Винниках, отдаваясь панской рутине, наполненной роскошной праздностью, тяжбами с кредиторами и набегами на другие имения. Хотя братья Лагодовские получили семь инфамаций-"изгнаний" за невыплаченные долги, они за три года не получили ни единого прямого наказания за зверское убийство брата. 
Лишь на следующий год после трагедии, другой сводный брат Станислава (и родной брат Александра и Марека) Андрей Лагодовский подал жалобу на судью и подсудка города Львова за бездействие в расследовании убийства Станислава. Трудно сказать, чего здесь было больше - истинного поиска правосудия для замученного сводного брата, или расчетливого желания отмежеваться от преступных братьев (наказание за убийство накладывалось на всех братьев Станислава), с попутным приобретением общих владений. Дележ наследства умершего отца - Яна Лагодовского - всё еще продолжался.
Спустя три года после убийства Станислава, в 1629 году, к следующему иску Андрея Лагодовского присоединилась его родная сестра Анна, а также вдова Станислава - Гальшка (Эльжбета) Хриницкая. Лишь тогда был вынесен первый приговор в отношении Александра и Марека - о полном лишении их имущественных и гражданских прав за убийство сводного брата. Но уже в том же, 1629 году, за Марека вступается тезка Станислава Лагодовского и его бывший военачальник - гетман Конецпольский - в составе армии которого Станислав громил татар. Конецпольский призвал дать Мареку Лагодовскому шанс искупить вину в составе его армии, в новом военном походе. Быть может, Конецпольский полагал, что Марек обладает теми же боевыми качествами, что и убитый им брат, либо гетман рассчитывал увеличить взносы в свою армию, в преддверии новой кампании?
В 1632 году, оба братоубийцы - Марек и Александр Лагодовские - получают отсрочку приговора от губернатора Кракова Яна Течинского. Одной из причин такой милости от краковского губернатора историки полагают достигнутое примирение братьев Лагодовских с Миколаем Лисаковским. В 1633 году уже король Владислав IV на Коронационном Сейме, в ходе других запросов, рассматривает и затянувшееся дело Лагодовских, постановив о возможном востановлении Марека Лагодовского во всех правах, если гетман засвидетельсвует его воинскую доблесть и расходы на армию. Еще немного, и Марек Лагодовский мог бы стать полноценным героем войны - вместо лишенного всех прав братоубийцы! Однако, здесь в дело вмешалась сама Судьба.   
Сейм 1635 года не подтвердил выполнение условий оправдания Марека, а в 1636 году Марека Лагодовского уже не было в живых - судя по иску его брата, неутомимого Андрея Лагодовского. Нет никаких свидетельств, что Марек погиб в бою, однако достоверно известно, что он был посмертно ограблен своим сослуживцем - Миколаем Корытовским (Mikolajowi Korytowskiemu) - против которого подал иск Андрей Лагодовский. Один перечень и стоимость отнятого у мертвого Марека имущества позволяет судить, насколько знатные роды превосходили в своей амуниции и экипировке остальных служащих польской армии! Как знать, быть может, по горькой иронии судьбы, Марек Лагодовский был попросту убит сослуживцем, знавшим, какую именно повинность Марек отбывал в армии - что в его глазах искупало убийство Марека, ради ограбления и наживы?   
Александра Лагодовского (второго брата-убийцы) к этому времени также не было в живых. Отметившись публикацией в 1620 году панегирика в честь короля Сигизмунда III, Александр "захирел" и умер в начале 1630-х годов.    

Пресловутое село Винники, куда был привезен из Львова и торопливо захоронен убитый Станислав, было продано за долги, вместе с другими селами Лагодовских - в 1631 году. Продавцом выступил Андрей Лагодовский - по некоторым данным, он делал это под предлогом избавления от фамильной собственности, пока на семью не наложили новые баниции. Принадлежавшее Станиславу село Затурцы было продано Андреем последним - в 1642 году. 
Как указывают историки, Андрей Лагодовский (сын Яна Лагодовского с Александрой Андреевной Вишневецкой) был типичным продуктом своей эпохи, ярким представителем своего сословия, и отчасти - ветви рода Лагодовских-Вишневецких. Он прожил дольше всех братьев, и его жизнь была бурной: Андрей Лагодовский успел побыть военным наемником в Европе (от Бельгии до Испании, включая Швейцарские Альпы), послужил в государственным структурах, и отметился яростной борьбой на родине - со всеми, кто только возникал на его пути, от соседей и родственников до монахов и колдунов. Андрей Лагодовский нападал даже на Уневскую обитель, где покоился его праведный православный дед - Александр Ванко Лагодовский. Тем не менее, в своем завещании, составленном в 1653 году, Андрей Лагодовский предстает (или старается предстать?) человеком богобоязненным и отчасти философским, пространно рассуждая о Вечности и оставляя немалые суммы монастырям и приютам. Лишь в вопросах воспитания и образования остающихся детей Андрей проявляет прежний жесткий характер, требуя, чтобы дети (включая дочерей) получили  достойное воспитание и образование, а своему сыну грозит карами и солдатской службой за малейшее уклонение от учебы.   

Единственная сестра братьев Лагодовских (от Александры Изабеллы Вишневецкой) - Анна - была весьма схожа с Андреем Лагодовским, запомнившись современникам властным и собственническим характером, и прозвищем "Баба-Ирод". Обладая броской красотой, Анна была замужем трижды, но ничуть не уступала своим мужьям и братьям по части агрессивной борьбы за любые богатства и активы, которые только могла или хотела получить.

Кто же была жена Станислава Лагодовского? Вопрос по-своему интригующий, и  подводящий нас к главной теме этого очерка - связи рода Лагодовских с родом Лагод.
На момент гибели Станислава, его вдовой указывается Гальшка (Эльжбета) Хриницка (Криницкая) - Halszka Chrynicka, на польском.
Род Криницких (Хриницких в украинской траскрипции), по некоторым данным, имел татарские корни, входя в число нескольких православных шляхетских родов, именуемых "литовские татары". К 15-16 веку род Криницких оформился в знатный, православный род, который имел, судя по всему, две ветви - литовскую и волынскую. Примечательно, что на Волыни представители рода Хриницких дольше других сражались за сохранение православия - вплоть до середины 17 века (в частности, есть упоминания о поддержании ими Кресто-Воздвиженского монастыря и братства в Луцке, вокруг которого долго держалась русская православная община). В Литве род Криницких быстрее поддался растущему влиянию католичества, и именно в Литве, судя по архивным записям, родилась будущая жена (ставшая вдовой) Станислава Лагодовского. Это произошло в Вильнюсе в 1596 году, и девочку звали на литовский манер Хелена.
В Литве в это время царил другой знатный (изначально православный) шляхетский род, по фамиии Пац. Его главным представителем в Вильнюсе был Ян Доминикович Пац - который в апреле 1589 года получил звание виленского тиуна, а в марте 1600 году был назначен воеводой минским. В 1592 году Ян Пац был избран маршалком сейма. В 1595 году с согласия короля и великого князя канцлер великий литовский Лев Иванович Сапега уступил Яну Пацу Довгялишское староство. В 1596 году на сейме в Варшаве был назначен комиссаром для размежевания Подляшского, Берестейского воеводств и Гродненского повета. Первоначально Ян Пац исповедывал кальвинизм, но к 1600 году окончательно перешел в римско-католическую веру. Согласно историческим документам, Ян Пац был первым владельцем иконы Будславской Божьей Матери - воевода в 1598 году совершил паломничество в Рим и получил ее из рук Папы римского Климента VIII. Вплоть до самой смерти Яна Паца икона была домашней и не выставлялась на публику.      
Ян Пац был дважды женат, и его второй женой (с 1593 года) была родная сестра мачехи Станислава Лагодовского - София Андреевна Вишневецкая! В числе детей Яна Паца был сын по имени Павел Пац - его ошибочно приписывают второму браку с Софией, однако по другим данным (и году рождения - 1590) Павел был сыном первой жены Яна Паца, Криштины Нарушевич - то есть, пасынком Софии.
Ян Пац умер в 1610 году, и София могла поспособствовать женитьбе Павла на девушке из рода Криницких (Хринницких), имевших ветвь на Волыни и связи с родом Вишневецких. Но вряд ли кто-то тогда предполагал - чем обернется для рожденной в Литве Хелены знакомство с родовой Волынью и Галицией, где она станет Гальшкой (Хальшкой или Эльжбетой) Хриницкой.   

В 1616 году, в Вильнюсе заключается брак между Хеленой Криницкой и Павлом Пацом - невесте около 20, жениху 26 лет. Судя по всему, Павел Пац был не слишком приметной личностью - вплоть до того, что многие историки полагают, что "Павел Пац - сын Яна Доминика Паца - умер в молодости". Однако, те же историки дружно указывают, что вдова Станислава Лагодовского Гальшка Криницка после гибели мужа вышла замуж за Павла Паца - в 1629 году. Как ни странно, Хелена (Гальшка) Криницкая могла действительно дважды выйти замуж за Павла Паца! А в промежутке между двумя этими браками с неприметным Павлом сверкнули яркой, трагичной кометой любовь и брак с Станиславом Лагодовским.
Знакомство и стремительное замужество Хелены со Станиславом могло произойти около 1620 года - после возвращения Станислава из силезского плена. Софии Вишневецкой уже не было в живых (она умерла в 1619 году). Что вместили в себя эти несколько лет, прошедшие до гибели Станислава? Видимо, бурную любовь, новые военные походы Станислава и, возможно, рождение ребенка?
Многие историки озадачивались - почему вдова Станислава Лагодовского не предприняла ничего для наказания братоубийц своего мужа? Первые годы дело Станислава шло в судах лишь фоном - к многочисленным искам со стороны Миколая Лисаковского, товарища Станислава, первым оказавшимся на пути толпы, идущей на расправу со Станиславом. Лишь в 1628 году Гальшка Криницкая мелькает в судебных хрониках - но вовсе не как истица, а как ответчица - наряду с Андреем Лагодовским, по делу об очередном панском набеге на волынское село Зимнее (Зимно), с его тогдашней православной обителью. Не исключено, что именно эта тяжба, в которой Хелена-Гальшка оказалась поневоле замешана по ее короткому родству с Лагодовскими, привела к решению о возращении в тихую Литву, где ее смиренно ждал верный Павел Пац. Но могли быть и другие причины, повлиявшие на тот ход событий.   
Родившаяся в прохладной кальвинистско-католической Литве, Хелена едва ли была готова к кипящему социально-религиозному "котлу" тогдашней Галиции и Волыни. После зверского убийства Станислава, оставаться на Львовщине казалось и вовсе немыслимым, однако вдова Станислава провела там еще три года - почему? Возможно, поначалу Хелену-Гальшку взяла под свою опеку вдова Яна Лагодовского - умершего отца Станислава - Ядвига Тарновская-Потоцкая. Однако Ядвига умирает в 1629 году. В том же году Гальшка ставит свою подпись под иском Андрея и Анны Лагодовских против братьев - убийц Станислава - и, видимо, навсегда покидает Галицию, возвращаясь к бывшему мужу Павлу Пацу.

И тут мы подходим к главному: могло ли быть так, что три года после гибели Станислава Лагодовского, его вдова Гальшка Хриницкая растила его ребенка, появившегося на свет незадолго до (или даже вскоре после) гибели мужа? Возможно, именно с появлением (или ожиданием) наследника была связана возросшая активность Станислава в вопросах управления родовыми имениями, включая его злополучный "набег" на Винники, ставший толчком к последующей трагедии.
Возможно, умирая, Станислав успел завещать, чтобы ребенка передали под опеку его старшему единокровному брату Андрею Наумовичу Лагода, осевшему к тому моменту в православной, казацкой Украине. Кроме того, могло быть принято решение об основании нового православного рода Лагодовских (Лагод) в Украине, ведущего свое начало от сына погибшего Станислава. Для этого требовалось только, чтобы мальчик не умер в младенчестве. В таком случае, Гальшка могла провести первые три года после гибели мужа на Львовщине, под опекой Ядвиги Потоцкой, пока ребенок был совсем мал. К счастью, мальчик оказался крепким и жизнестойким, и впоследствии прожил долгую жизнь!

В свою очередь, князья Вишневецкие, чья кровь текла в жилах братьев, убивших Станислава, могли заключить с Гальшкой Хриницкой "внутри-семейное соглашение": она не инициировала вдовьи иски против отпрысков Александры Андреевны Вишневецкой и Яна Лагодовского, а ее ребенку предоставлялся "стартовый капитал" в Левобережной Украине - а именно в Хороле, который в то время активно осваивали и застраивали Вишневецкие.
Мы не знаем - кто именно и когда принял решение о "пере-запуске" новой, православной ветви рода Лагодовских, ставших в итоге полтавскими и черниговскими дворянами, с фамилией Лагода. Возможно, это было совместное решение трех семей - Лагодовских, Ело-Малинских (семья матери Станислава) и Вишневецких - или как минимум, их православных представителей. И есть все основания полагать, что начиная с 1629 года, в Украине, в семье Андрея Наумовича Лагода, появился мальчик 3-4 лет, с православным именем Василий, ставший впоследствии Василием Степановичем Лагода - официально признанным "урожденным паном" - основателем малороссийского дворянского рода Лагод.

В казацких источниках Василий Степанович Лагода впервые упоминается в воинском звании в 1649 году, с указанием, что "Василий Степанович Лагода был или сыном, или племянником каневского полковника Андрея Наумовича Лагода". И то, и другое было правдой, если Андрей Лагода взял к себе единокровного племянника (сына Станислава Лагодовского) и воспитывал его как сына.
В 1649 году, Андрея Наумовича Лагоды, скорее всего, уже не было в живых - судя по прекратившимся упоминаниям о нем в казацких списках и исторических документах. А Василий Степанович Лагода становится заметной фигурой Левобережной Украины и родоначальником рода Лагод (его изначальной хорольской ветви).

Примечательно, что дочь Василия Лагоды - Евдокия - выходила замуж дважды, и оба раза за представителей именитых украинских фамилий - Апостол и Галаган. Второе замужество Евдокии было "самовольным" - когда она без уведомления и высочайшего позволения вышла замуж "в другой Полк" (в данном случае, в Прилуцкий). Впрочем, Евдокия была быстро и милостиво прощена, с возвращением ей родового отцовского села Аврамовка. Судя по всему, политическая верхушка гетманской Украины была прекрасно осведомлена об истинном происхождении отца Евдокии - "Полкового Есаула" Василия Степановича Лагода.    
               
Сохранял ли родоначальник рода Василий Лагода связи со своими знатными родственниками в Западной Украине и Польше? Судя по всему - да, и эти связи распространялись на его детей. В своем завещании, составленном 23 июля 1701 года, незадолго до кончины, Василий Лагода говорит о своей дочери Евдокии как о "Евдокии  дщери  моей  еще  в  станЂ  паненском  на  сей  часъ  зостаючой".
Итак, Василий Степанович (Станиславович?) Лагода скончался на рубеже 1701-1702 годов. Он прожил долгую жизнь и дал начало православному дворянскому роду Лагод, известному в истории верной службой Отечеству, воинской доблестью, мужской красотой и славой, а также добрыми семейными традициями.

Спустя 100 лет, праправнук Василия Лагода, Иван Григорьевич Лагода, стал Адьютантом Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Константина Павловича. Дети Ивана Григорьевича Лагода рождались и принимали крещение в Мраморном Дворце Санкт-Петербурга. При этом, семья петербургских Лагод сохраняла самые тесные связи как с самой Украиной (имея там земельные владения и усадьбу), так и с ее известными представителями, включая поэта и художника Тараса Шевченко, написавшего портрет Антона Ивановича Лагода (младшего сына Ивана Григорьевича).

В селе Винники, подо Львовом, по сей день живет легенда о призраке рыцаря, убитого своими братьями - он выходит на дорогу в лунные ночи и может приближаться к припозднившимся прохожим или влюбленным парочкам. Та же легенда гласит, что призрак не опасен - он лишь ищет убивших его братьев. 12 сентября 2013 сессия Винниковского городского совета постановила назвать одну из улиц села в честь древнего, знатного рода Лагодовских, бывших владельцев села.   

В 1888 году, в небольшую украинскую сельскую церковь принесли на пожертвование серебряную чашу с золоченым дном, весом в 206 золотников (около 1 кг) - именно из такой посуды принимала трапезу волынско-галицкая и польская знать в 16-17 веках. Как столь дорогая и изысканная фамильная реликвия оказалась у дарительницы - скромной, еще красивой украинской женщины 58 лет, с огромными, ангельски-голубыми глазами? Об этом - в других очерках. 

Анна Барсова-Лагода, 2019 год