Глава XXI свежие девочки, недорого!

- Послушай Саш, а что это за люди ко мне приходили просить за тебя? – нервно, но все же с легкой улыбкой, спросил Райкин, когда вызвал к себе по вопросу, вдруг начавшему набирать обороты, проекту школы на тысячу мест, для строительства в Санкт Петербурге, о которой докладывала, как раз на последнем НТСе Наталкина.
- Это ГАПы, и ГИПы четвертой мастерской. Они спрашивали меня стоит ли ходить к вам. Я сказал, чтобы они делали так, как сами захотят. Что я не могу им как запретить, так и наоборот попросить ходатайствовать за меня.
- Это я понимаю, что ГАПы, и ГИПы. Ты мне другое скажи. Почему они все так одеты? У них, что голова совсем не работает? Нет, я это дело не люблю, когда ко мне такие делегации ходят. Так и скажи им. Я аж испугался, откуда эти люди!? Неужели у нас в институте ещё такие работают?
Саша подумал тогда о том, как же важен язык, а не внешний вид. Ведь, когда он у человека хорошо подвешен, то, что он собой представляет, как и то, что на нём надето, не имеет никакого значения. Да, ему стоило многому поучиться у Опле, как у спикера Английского парламента. Но ведь он и есть самый, что ни на есть артист разговорного жанра, когда дело касается простой каждодневной рутины. Когда приходится объяснять что-то на работе. Люди его внимательно слушают, потому, что он умеет вовлекать в разговор. Почему же это умение заканчивается там, где с ним начинают говорить свысока, словно он пришел с улицы с просьбой денег?
Нет, всё же наверняка Опле не способна так говорить со своими людьми, потому, её красноречие уходит на то, чтобы общаться с нужными, прежде всего ей людьми, для достижения целей, волнующих её лично, а не весь коллектив.

- Ну, ладно Саша, вопрос решён. Давай про Питер. С остальными объектами ознакомился? Школу видел?
- Да.
- Ну, вот и славно. Поезжай школу согласовывать у главного архитектора Санкт Петербурга. И Верхушкина с собой возьмёшь, у него своих вопросов тоже много.
Саша подумал о том, что тема школы в Питере больно сильно интересует директора. Видимо он почувствовал, что Саша сможет провернуть эту работу лучше, скандальной Красавиной. А от этих мыслей ему становилось как-то спокойнее, и стала появляться утерянная уверенность в своей востребованности, и даже, возможно, необходимости.
А с такой простой работой, как главный архитектор института, справится и Опле.
- Эти два ДОУ, что мы будем строить самостоятельно, смотрел? Это очень серьезная работа для института. Поэтому я с тебя три шкуры спущу, если ты будешь мне сроки срывать!
- Я посмотрел всё, вроде бы пока нормально у них, поговорил с ГАПом. Вроде женщина опытная.

Дело в том, что эти два ДОУ, оставшиеся от прежнего руководства мастерской, теперь так срочно эвакуированного, словно с тонущего корабля, в котором была перед этим проделана пробоина, были отданы в бригаду Светлахиной.
Саша ранее не знал Наталию Николаевну. Встретившись с ней впервые не мог долго понять, что за человек. Единственное, что он уловил из разговора с ней, что её не остановить. Нет, не в смысле поезда, или трамвая, а скорее, как пулемёт, на курок которого мертвой хваткой давит испуганный боец, во время боя. Да. Она отличалась многословием. Но не таким, как у Опле, без понимания самой сути ведущегося разговора, а другим, скорее по делу, и о главном. Цели, как у неё, так и у Ирины Боруховны, были схожи – создать видимость незаменимости. Но только не во имя дела, а скорее для того, чтобы все вокруг подумали о количестве этого дела, обязательно должным перерасти в качество. Для этого нужно было не трогать её, давая творить в одиночестве.
Любая попытка проявить интерес, а тем более, корректировать сам процесс проектирования, кончалась абсолютно ничем. Обещаниями и множеством сказанных, впустую слов. Это была, своего рода защита он «нападений». Ведь Саша был для неё завоеватель, мешающий творить, так, как только одной ей и было известно.
Кого-нибудь другого, возможно и напугало бы такое отношение к руководителю. И он забил бы тревогу. Или применил гнёт к этому человеку. Но, Саша не любил угнетённых. Поэтому и сам старался никого не угнетать. Он выбрал для неё индивидуальный подход, перестав вообще заходить к ней, без самых неотложных проблем и вопросов. Все остальное, более мелкое, ей удавалось решать самой. Правда при первой же возможности она ставила ему это на вид, жалуясь на его невнимание к её рабочим проблемам. Но, это тоже являлось частью, возведенной ею вокруг себя стены, не допускающей никого к процессу зарождения архитектуры.

- Ну, тогда ступай в мастерскую. Про Питер не забывай.
- В Питер, на сегодняшний ночной поезд мы взяли билеты.
- Молодцы! Работайте! - заключил директор.

* * *

Поезд приходил в Санкт Петербург в половине девятого утра. Они приезжали с ночёвкой. Так, как деньги, которые тратили на гостиницу, такси и дорогу, никто не считал. Только командировочные выдавались из расчёта семьсот пятьдесят рублей в сутки, и не копейкой больше.
Саша был не первый раз в Питере. До этого, он ездил один раз, ещё с папой в Ленинград, в детстве. Странное дело, но за все эти годы, тут изменилось лишь название. В остальном город оставался таким же, как и был прежде, в отличие от самой Москвы, которой уже больше и не было. На её месте стоял теперь, какой-то вырождающийся монстр, перед своей кончиной решивший напоследок глубоко вздохнуть гнилым воздухом, окруживших его со всех сторон, заброшенных помоек, извергающих зловонные пары, словно переваривающий свою пищу, лежащий на боку, гигантский змей Горыныч, в попытке свернуться клубком, охвативший своим длинным телом ещё и территорию новой Москвы.
Они мотались целый день по центру города, исключительно пешком. Так, как всё было в зоне их доступа. Обедали в комитетовской столовой, которая сильно напоминала о Сашиной студенческой юности. И даже попали на прием в Санкт Петербургский комитет по градостроительству, где их принял сам председатель. Иными словами, главный архитектор города. Но буклет не подписал, сославшись на недостаточно информативный генплан.

Комитет по градостроительству города находился на улице зодчего Росси. Часть его помещений сохранила свой первоначальный вид. Саше особенно запомнилась приёмная председателя комитета, в которую выходили двери нескольких кабинетов, неизвестного назначения, но, если они и были кем-то заселены, то таковой площади, выделенной всего лишь для расположения на ней пары-тройки секретарей, и самих ожидающих приёма ходоков, было, мягко говоря, слишком много. Площадь пола этого, украшенного мраморными колоннами зала, составляла не менее трёхсот метров.
Находясь в нём, ожидая приема у городского чиновника от архитектуры, можно было задуматься о чём-то высоком, забыв напрочь всё земное, с чем собственно явился сюда. Первая причина такой роскоши, заключалась в том, что так проще было отказывать в согласовании простым смертным, не подкрепившим перед этим результат, финансово. Вторая же, могла заключаться в окружении классицизма, от которого должен был расти сам уровень согласовываемой здесь архитектуры. Правда, какими путями, остаётся неизвестно, потому, что первая причина явно была приоритетней.
Саша запомнил, как они вошли, открыв одну из створок четырёхметровых дверей. От верха, которых оставалось не менее двух метров до самого, расписанного фресками потолка. Внутри сохранилась та мебель, которая стояла там и сто лет назад. И даже в случае того, что она была принесена сюда из других мест, сам факт её наличия уже говорил об определенном уровне работающих здесь людей. Саше показалось, что его невозможно измерить денежными суммами.
В кабинете председателя комитета по градостроительству был камин. Но он никак не стеснял своим видом площадь самого помещения, так-как она была не менее шестидесяти метров.
- Добрый день, - поздоровался с ними хозяин кабинета. Одетый почему-то не в синий, дорогой костюм, с белоснежной рубашкой. Да, он был похож на архитектора, а не на чиновника, что очень удивило Сашу.
Как мало требуется человеку, чтобы оставаться, прежде всего, им. В первую очередь нужно обладать умением не избавляться от всего старого, как от ненужного, ища спасения в новом. Если выработать в себе данное качество, то постепенно можно прийти к тому, что вовсе отказаться от строительства практически не востребованного, пустующего по периметру города жилья, заменившего такие привычные человеческому глазу, малоэтажные пригороды, канувшие в лето.
- Здравствуйте Лев Михайлович, - поздоровался с ним Саша. К нему присоединился и Верхушкин. Они оба, несмотря на то, что всю ночь провели в купейном вагоне, были в костюмах и свежих, белых рубашках, по Московскому, без галстуков.
Лев Михайлович же был одет в простой коричневый костюм, под пиджаком, которого была водолазка темно-серого цвета.
- Садитесь, пожалуйста, - предложил он им, указывая на два огромных, потрескавшихся ещё до великой отечественной войны, а скорее всего во времена НЭПа, кожаных кресла, стоящих одно напротив другого, непосредственно перед рабочим столом. Между креслами имелся маленький столик, с витиеватыми ножками, явно вынесенный из какой-то дворцовой курительной комнаты.
Они присели со страшным скрипом, который издала принявшая их тела старая кожаная обивка. Саша положил буклет на этот столик, перед собой. Ему стало именно в этот момент особенно отчетливо ясно, почему всё же не удалось построить Башню небоскреба Охта-центра в районе слияния Невы и Охты.
- Меня зовут Лев Михайлович.
- Я Александр Александрович. Руководитель проектной мастерской, где была запроектирована эта школа. А это главный инженер нашей мастерской Георгий Иванович.
- Показывайте свою школу, - сказал Лев Михайлович, устремив взгляд на их буклет, лежащий на столе.
Саша, привстал слегка со своего приятного, располагающего ко сну кресла, и передал буклет в руки Льва Михайловича.
- Вот, пожалуйста, посмотрите.
Лев Михайлович принялся неспешно листать. Более внимательно разглядывая в первую очередь, в отличие от Острецова, генплан, и планы.
- А почему на участке нет буквенной аббревиатуры? – спросил он.
Всё, что угодно, мог ожидать сейчас Саша, но только не этот, совершенно не имеющий к архитектуре вопрос. Почему же здесь делается такой акцент на второстепенное? Подумал он.

На следующий день, на совещании у заместителя комитета по строительству, непосредственно от зама его председателя, он услышал нечто, что могло бы ему разъяснить данную ситуацию.
- Вообще, прежде чем начать сегодняшнее совещание я хотел бы обратить особое внимание присутствующих здесь проектировщиков из Москвы, на то, что, сложившаяся у нас в Санкт Петербурге катастрофическая ситуация с уровнем проектирования, в связи с разрушением проектных институтов, пока ещё не даёт нам право судить высокий уровень вашей документации, в соответствии с возложенными на нас требованиями, проверяющего органа. Но, мы не допустим малейшего срыва сроков проектирования, и получения требующихся согласований в инстанциях города, так, как именно в этом, и заключается наша работа! - сказал зам председателя комитета.
Уже после совещания он подошел к Саше и Жоре, которые разговаривали с двумя такими же братьями по несчастью, как и они и сказал:.
- И вообще, ребята я вам хотел сказать так, без протокола. Я сам из Москвы. Предложили вот должность, я и пошёл. Но, тут всё гораздо хуже, чем у нас. Имейте ввиду. Мы вас будем валить по-полной. Не потому, что вы нам неприятны, наоборот, без вас нам теперь не выжить. А потому, что сама наша структура для этого и создана, чтобы проверять проектную документацию. А это, как вы сами понимаете – процесс бесконечный. Я вас не пугаю, и не раскручиваю на деньги. Просто здесь сидят спасшиеся после развала проектировщики, и работники ТУКСов. А спасшись, довольно удачно один раз, они не хотят оказаться на улице. Поэтому имейте ввиду, что будет, ненелегко.

* * *

Лев Михайлович, мы внесём абревиатуру обязательно! - сказал Саша, сам не понимающий ещё, что только эта малость, и сконцентрировала внимание главного архитектора города.
Тут, что–то не, то, подумал он. Либо Райкин общался с ним до смены руководства мастерских, либо Лев Михайлович помогает городу тем самым, что пропускает через первый круг ада проект, лишь для того, чтобы потом кольцо блокады замкнулось за ним, и началась самая настоящая работа, но не над проектом, а скорее та, о которой и говорил после совещания Кожуханцев. То есть ярое доказательство своей профпригодности доведенных до безумия постоянными развалами всего, что казалось совсем недавно незыблемым. простых людей.
- Ну, и прекрасно. Тогда приносите к моему заму в приемную, он приготовит мне на подпись. А у меня вопросов больше и нет. Кстати! А архитектура вполне достойная! Молодцы! Спасибо вам за работу! - привстал он, чтобы пожать им руки.
- Спасибо огромное Лев Михайлович, - сказал Саша, и пожав руку, попрощался с ним.
- До свидания, - сказал Жора, и проделал то же самое.
- До свидания. Приезжайте. Будем рады, - сказал он уже удаляющимся от него двум Москвичам, один из которых будучи архитектором в данный момент пытался сломать массивную дверь открывая её по пути эвакуации – наружу.

- Ну, чего, зайдём!? – спросил Жора, Сашу, когда они уже подходили к своему отелю, проходя мимо винно-водочного магазина.
- А как же!
- Коньячку? – спросил Жора. Когда они уже стояли перед стеклянной витриной. С огромным выбором всевозможного алкоголя, внутри магазина.
- А может все же беленькой? – спросил Саша, который все еще не мог привыкнуть к слегка выросшей своей зарплате, после его перевода в более удачную мастерскую.
- Нет, мой организм принимает только коньяк.
- Хорошо. Гулять, так гулять. Хорошо сегодня поработали. Согласен.
- Тогда вот этот не дорогой, пол-литровый. И лимончиков возьмём ещё! - встал Жора в маленькую очередь, состоящую из местных алкоголиков.
К вечеру поднялся ветер, и идти стало не комфортно. Но, до гостиницы оставалось совсем ничего. Наклеенные на фонарных столбах объявления, шелестели на ветру, создавая ощущения предреволюционной тревоги. Саша замедлил шаг около одного из столбов, чтобы прочитать текст объявлений.
«Всегда свежие девочки. НЕДОРОГО» - красовалась, написанная довольно крупными буквами реклама поставок такого необходимого, видимо здесь товара. На улицах было пустынно. Только редкие машины спешили довести до дома своих хозяев, и одинокие прохожие, вроде них шли в свои натопленные комнатки, чтобы согреться в них и уснуть
Гостиница оказалась шикарной. Верхушкин знал толк в отдыхе, после тяжёлого, трудового дня. Этот человек умел работать, так же, как и умел отдыхать. Он делал всё с умом, с расстановкой, не спеша, чтобы потом ничего не переделывать.
Да собственно это была не совсем гостиница, а СПА-отель. И уж, если Жора, заранее знал, где он забронировал номер, то и не воспользоваться СПА, после этого, который был включен в стоимость, было просто глупо. Но СПА, работал до двадцати трех часов, а на часах уже было половина десятого.
- Так Саш, давай быстренько переодевайся, и я за тобой зайду, но, минут через двадцать.
- Почему так долго Жора?
- Ну, мне надо ещё одно дело сделать, - как-то замявшись, сказал он.
- Жор, как знаешь, не хочешь говорить, не говори, но я выпить хотел успеть до СПА.
- Понимаешь, я должен сыну сказку успеть рассказать на ночь. У нас так заведено. Сказки я рассказываю, а жена всё остальное. Ну, и деньги тоже я.
- А, ну тогда совсем другое дело! Не спеши. Я подожду.
- Ровно через двадцать минут к Саше в дверь заговорщицки постучали. Он открыл. Перед ним, в коридоре стоял какой-то джигит в белом халате, на голое тело, и в шлепанцах на босу ногу, с ножом во рту, и оттопыренными лимонами и коньяком карманами.
- Давай по-быстрому накатим и в СПА?
Саша ничего не сказал, а просто растворился в недрах своего номера, тем самым, как бы приглашая незнакомца в белом, пройти внутрь, присесть рядом с ним, одетым во всё то же самое, на краешек кровати, чтобы там распечатать бутылку, прежде чем идти в СПА.
Они так и сделали.
Казалось, что два уставших, запорошенных снегом абрека, возлежат у подножия горы, вкушая то, что им сегодня послал в конце трудового дня Сам Господь Бог.